Текст книги "Русланиада"

Автор книги: Владислава Николаева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

Владислава Николаева
Русланиада

Бессмертный

Ветерок прибоя приносил солёный запах моря и крики чаек, когда над бухтой в холодных зимних облаках заморгали спросонья первые лучи заспанного зимнего солнца. По всем приметам вскорости обещался пойти снег, и рыбацкий посёлок, щуря глаза, смотрел на море и прицокивал языком. Тяжёлый будет денёк, нелёгкая будет работка.

Так было на пристани и в маленьком порту, таком крохотном, что звали его чаще портиком. Оно и понятно, рыбаки – ранние пташки, а остальным, что живут на сухопутной части (не менее двухсот шагов от берега) так рано вставать незачем.

Марлу, молодую вдову, в такую несусветную рань поднял мальчишка-почтальон. Хорошо хоть Ирс крепко спал в своей кроватке, и нежданный визит его не потревожил.

– Ты с ума сошёл? – с негодованием прошептала Марла, держа на груди лохматые углы серой шерстяной шали.

Юрик, как всегда, ослепительно улыбался и сердиться на него было невозможно.

Марла, не удержав гримасу праведного негодования, прыснула и пробежалась тонкими пальцами по свешивающейся из-под козырька синей кепки густой чёлке цвета пшеницы.

Марле было незазорно вести себя подобным образом – она мать и к своим двадцати четырём уже вдовая, а парнишка ещё ребёнок – ничего предосудительного даже в том, что он явился в дом без хозяина в такой ранний час.

– Что ты так рано? – всё же спросила Марла, отступая немного в дом от уличной прохлады.

– Опаздываю! – выразительно вскинув брови, прошептал он, быстро перебирая охапку писем и газетных листков красными руками.

Для Марлы этот момент всегда был наполнен предпраздничным чувством, хотя она была с Ирсом одна на всём Свете, и писать им было некому.

Юрик выудил листок.

Только взяв его в руки и убедившись, что это всего лишь Оповестной лист, Марла наконец спросила:

– Куда это?

– Я договорился с Кёрлом, – довольно признался Юрик, – буду помогать ему в лесу. Ну, я побежал? – мальчишка посмотрел на неё наивными голубыми глазами, будто нуждался в её разрешении.

– Беги, – улыбнулась Марла.

«Несносный, никакого с ним сладу», – думала женщина, берясь за замес теста: «опять бегает в плаще нараспашку без рукавиц».

Дел было как у всякой хозяйки. Напечь хлеба на пару дней для себя с Ирсом и для старого Боцмана. Боцман – добрейший дядька, то рыбу притащит, то гостинец для Ирса. Всю жизнь был женат на море, сухопутной женой не обзавёлся, вот Марла и взялась печь для него. Как только круги теста отправятся в печь, нужно будет кормить уток, да внести в дом новую вязанку хвороста.

На улице Марле не понравилось – уж очень промозгло, с моря сыростью веет, на всём въедливая морось тумана, того и гляди снег пойдёт. Марла решила не ходить к Нирге, хоть и договорились на сегодня плести сеть. Ничего, Нирга простит.

Проснувшегося Ирса Марла тоже не повела на прогулку – покормила и посадила играть с надаренными Боцманом ладьями, а сама взялась за веретено.

Уже ближе к полудню Марла как раз собиралась греть похлёбку, когда снаружи зычно крикнули:

– Хозяева!

Удивлённая, она побежала открывать.

Домик их стоял близко к лесу, немного в стороне от соседей, но путников, пришедших по суше, Марла отродясь не видывала.

У порога стоял сурового вида мужчина, такой внушительный и крепкий, что из-за него и клочка неба видно не было. Марла, опешив, шагнула назад, и вынуждена была задрать голову, чтобы увидеть лицо гостя.

– Дома ли хозяин? – миролюбиво поинтересовался путник, с некоторым удивлением оглядев молодую вдову.

– Нет, – потупила глаза Марла. – Проходите к очагу, – пригласила она, – мы собираемся обедать.

– Мы? – с тем же лёгким недоумением спросил мужчина, аккуратно поставив свои сапожищи в углу у двери.

– Да, – улыбнулась Марла, – мы живём здесь с сыном.

– С сыном?

Марла, не удержавшись, рассмеялась:

– Почему вас всё так удивляет, словно вы с другого конца света?

– Ну… – путник замялся, – я много путешествую, но дело не в этом… Я слышал, здесь живёт Сарп-мореход.

Улыбка сползла с лица Марлы.

– Жил. Сгинул в море, – прерывисто сказала вдова.

Гость тяжело вздохнул и с грустью посмотрел в столешницу, сцепив перед собой в замок сильные пальцы.

– Вы знали его? – вдруг поняла Марла.

Мужчина задумчиво промолчал. Теперь без шапки и утеплённого плаща, сидящим, Марла могла его рассмотреть. Пришелец обладал нетипичной внешностью, загорелое лицо, словно не прятал его летом, приятное, хоть и суровое, с глубокой вертикальной морщиной на переносице промеж печально нахмуренных бровей. Руки сильные и загорелые, но ногти совсем не такие, как бывают у моряков – гладкие, ровные, аккуратные.

Марла помогла ему умыться и подала похлёбку со свежим хлебом на стол. Любопытство распирало её, но нельзя же было допрашивать гостя, не накормив и не дав перевести дух. От нетерпения Марла постоянно оправляла Ирсу мягкие вихорки на макушке. Покладистый малыш лишь поглядывал на мать, но когда позволили вернуться к игрушкам явственно вздохнул с облегчением.

– Вы по какому-то делу? – спросила Марла, как только гость отодвинул пустую тарелку.

– Хотел поговорить с кем-нибудь из опытных мореходов, – сказал он, – в последнее время в море не всё ладно… Когда сгинул Сарп?

– Ещё весной.

– Известно что случилось?

– Он не вернулся, – вздохнула Марла. – Море выбросило его медальон, остальное оставило себе.

Гость сощурился, словно его посетила недобрая мысль:

– Море обычно ничего не возвращает, – заметил он.

– Да, верно, – вынуждено признала вдова. – А что, где-то ещё случилось несчастье?

– А что у вас ещё случилось? – проигнорировал её вопрос путешественник.

– У Солёной скалы затонул корабль из Рёлда.

– Рёлд, это ведь совсем близко? – вопрошающе взглянул на неё мужчина.

– Всего полдня по морю в хорошую погоду, – кивнула Марла.

– Зачем они снарядили целый корабль?

– Везли скот на продажу, людей на борту было немного… но это для Рёлда, для нас потеря десяти человек была бы бедствием… У нас поселение небольшое, – пояснила Марла.

– Кто-то спасся? – наморщил лоб путешественник.

– Капитан и мальчишка, то есть, – женщина осеклась, – мальчишка…

– Что? – переспросил мужчина.

– В ту ночь было холодно, – Марла неожиданно для себя сбилась с дыхания и всхлипнула, – капитан вынес мальчика, Боцман первым выбежал им навстречу…

– Ясно, – резко перебил её путник, чтобы прекратить её мучения. – Умерли от переохлаждения.

– Нет, – на этот раз перебила его Марла, – мальчик выжил. Наша Нирга выходила его, а капитан… был плох, ещё час прожил, да только и говорил о том, что люди его все сгинули. Жутко было с ним сидеть, ясно было – нежилец, и вот-вот придёт за ним Костлявый… Не знаю, как Нирга это вынесла – мальчик неделю пролежал при смерти, худенький, молоденький совсем.

Мужчина во все глаза смотрел на неё, не прерывая сбивчивый рассказ о спасшихся.

– Как же он выкарабкался?

– Одним небесам ведомо, – покивала Марла.

– Спасибо за приём, – полусклонил голову гость, вскакивая на ноги и спешно одеваясь.

– Куда же вы? – тоже вскочила на ноги женщина.

– В Рёлд, надо отправляться, пока не стемнело… Не знаете ли случайно, где живёт этот паренёк?

– О… он придёт сюда вечером.

– Что? – мужчина застыл в дверях.

– Юрик остался у нас. Он сирота, наши моряки не берут детей дальше глубины в три роста.

– Сколько ему?

– Шестнадцать.

– Да он почти мужчина, – пожал широкими плечами путник.

– Раньше семнадцати всё равно на борт не возьмут, – покачала головой женщина. – К тому же только с того света выкарабкался.

Мужчина с приязнью посмотрел на женщину. Сразу видно, здесь не искали способа поскорей избавиться от хлопот – спровадить измождённого сироту, чтобы он испустил дух где-то в другом месте, нет, вместо этого оставили у себя, дали кров, тепло и пищу.

Попросив разрешения остаться до прихода Юрика, путешественник снова снял плащ, шапку и сапоги и вернулся на скамью.

Марла прошлась по комнате, искоса поглядывая всё ли в порядке, незаметно запихнула под кровать стоптанные башмаки и сдвинула горшок со сливками в угол подоконника, закрывая трещинку в оконной рамке. Ещё бабушка говорила, что больше всего замечают глаза ждущего.

Только Марла усадила Ирса играть на кровать (на коврике сегодня было холодновато, даже разожжённая печь не выручала) и взялась снова за веретено, в дверь звонко постучали.

Юрик. Только он так стучит.

– Ох и снег! Ох и снег! – восторженно восклицал голос. Похоже Юрик начал говорить ещё до того, как Марла открыла дверь. Юноша словно рвался в самый глухой ночной час – безостановочная речь разбудила сонную тишину повисшего молчания; оно никого не тяготило, и всё же теперь бросалось в глаза.

– Снег всё-таки пошёл! ВОТ такие – снежинки? Нет, не снежинки! Вот такие охапки снега я выковырял из-за шиворота, пока шёл сюда! – Юрик говорил и говорил, размахивал руками, улыбался довольно и как обычно ничего вокруг не замечал.

Увидев его, Ирс рассмеялся и захлопал в ладошки, хоть ничего и не понимал, несмышлёныш ещё.

Юрик, скидывая на ходу одежду, холодную и влажную, понёсся к нему, и только взяв на руки, обратил наконец внимание на гостя, который раза в три был его шире.

Что правда, то правда. Юрик был хоть и тоненький, но высокий. У него на руках Ирс всегда начинал тянуть ручонки к потолку – таким близким он казался. Не дотягивался, конечно. Дом построил его отец, Сарп, а он никогда не ходил, пригнув голову.

– Будьте здоровы, – поприветствовал Юрик, полусклонив белокурую голову.

Марла, согнувшись, собирала по полу его вещи, отчитывая паренька в полголоса – больше для вида, нежели из-за подлинного раздражения.

– И вам здоровья, – слегка сыронизировав на «вам», улыбнулся мужчина.

– Юрик, – вмешалась Марла, – этот человек хочет поговорить с тобой о кораблекрушении.

Паренёк сел по другую сторону стола, усадив рядом Ирса.

– А кто вы? – прямо спросил Юрик.

У Марлы вовсе это из головы вылетело.

– Базааф.

– На языке горцев это ведь означает «бессмертный»? – блеснул осведомлённостью Юрик.

Мужчина разглядывал паренька с неприкрытым любопытством. Марла на секунду встревожилась, ей показалось было, что появилось некое напряжение, но Юрик всегда был очень дружелюбен, к нему невозможно было дурно относиться, а сам он вообще всех любил.

– Так ты сирота?

Марла фыркнула про себя. У мужчин никаких представлений о такте.

– Ну да, – Юрик, также улыбаясь (Марле это представилось странным), поболтал длинными ногами под столом.

– Давно?

– Всегда.

– Как ты оказался на судне?

– Надо работать, – пожал плечами Юрик.

– Что случилось?

– Шёл дождь, – припомнил мальчишка, – корабль качался, как поплавок, овцы блеяли, капитан охрип от крика… Сплошная неразбериха, не знаю, понял ли он сам, что там произошло. Я сразу оказался в воде, не знал даже, где берег, а корабль пошёл ко дну. Что тут ещё скажешь?

Марла успокаивающе провела рукой по худой шее.

– Ты ничего странного не видел? – схмурив брови, уточнил мужчина по имени Базааф.

– Всё было странно – я ведь не моряк, мне нечасто доводилось выходить в море.

Базааф задумчиво потёр подбородок.

– Скверно.

Юрик грустно вздохнул, голубые глаза остановились на Ирсе, и он примолк.

У Марлы стало нелегко на сердце, как в тот день, когда она из любопытства зашла к Нирге и, посмотрев на растянувшийся на лежаке силуэт, вдруг встретила горящие голубым пламенем глаза. Она вздрогнула тогда, покраснела, словно застигнутая врасплох, словно уличённая в чём-то. Несколько дней Марла не могла оправиться, ходила сама не своя. Пока не увидела улыбку в этих глазах. Снова быть свидетельницей его печали было выше её сил. Марла быстрыми нервными движениями принялась гладить его по плечу. Юрик поймал её ладонь и ободряюще пожал, наградив хоть и грустной, но всё же улыбкой.

– Ты живёшь здесь? – вдруг спросил Базааф, оглядевшись.

Марла потеряла дар речи – не очень-то вежливо бросаться такими словами – в комнате одна кровать да кроватка Ирса. Марла возмущённо вскинула брови и подхватила на руки сына, усадив его обратно к игрушкам.

– Нет, конечно, – сдержанно ответил Юрик, – у Боцмана.

Базааф снова огляделся, задержав взгляд на Марле.

– Не проводишь меня? – обратился он к парнишке.

Конечно Юрик согласился.

– Доброй ночи, хозяйка, – полупоклонился мужчина. Юрик лишь махнул. И они оба пошли вглубь посёлка, к самому берегу, где на возвышенности, на мыске, ютился домик Боцмана.

Марла долго смотрела в окно, провожая их взглядом, но ночь была безлунная, снежинки продолжали падать, скрадывая очертания, скоро двое пропали из вида, а женщина всё смотрела со смешанным чувством досады, оскорблённого самолюбия, любопытства, нежности и тревоги.

И ночью никак не удавалось заснуть. Думала о Юрике и нежданном госте.

Тук-тук-тук.

Марла с трудом открыла глаза. Сама не заметила, как задремала. Но проспала совсем недолго, голова теперь болела нещадно.

Щурясь от света, женщина отворила дверь, кутаясь в шерстяную шаль.

– Боцман? – удивилась она. – Что так рано? С Юриком всё в порядке? – всполошилась Марла.

– Уж солнце высоко, – заметил Боцман, оттесняя её внутрь с холода и плотно закрывая за собой дверь. – Наш парень пошёл на берег с Базаафом. Этот Базааф вчера всех переполошил… Слышала про него?

Марла кивнула.

– У нас вчера целое Морское собрание состоялось, – протянул Боцман, по-хозяйски расставляя продукты, которые сам же и принёс: козье молоко, котелок с маринованной сельдью, горсть клюквы и сушёные яблоки.

– Оказывается, море в этом году беспокойней обычного. Много где люди пропали, и ни одно судно отправилось на дно.

Марла зябко поёжилась, но думала она не о погибших – их не вернуть.

– Зачем он взял с собой Юрика?

– Парень сам напросился, – хмыкнул Боцман. – Ты ж его знаешь, он на месте не сидит. Вчера разносил почту, да ходил с Кёрлом за дровами, сегодня отправился выяснять с незнакомцем, что неладно в нашем краю…

– Зачем ты его отпустил? – холодно осведомилась Марла, строго посмотрев на седобородого Боцмана.

– Ему откажешь, пожалуй, – хмыкнул дядька, криво улыбнувшись. То ли обиделся на тон вопроса, то ли посетовал на свою мягкость и уступчивость Юрику, то ли обругал про себя упёртость парня.

– Ох, Боцман, – тяжело вздохнула Марла.

– Переживаешь, – понял старый моряк, – напрасно, он нормальный парень, не может постоянно в компании бабок да тёток торчать, тут такой мужчина явился, здоровый, как морской чёрт, кроме имени ничего о нём неизвестно, зато сам знает всё о несчастьях от Рёлда до самых Фарар. Юрику интересно. Как я мог его удержать?

– Мог, – упрямо повторила Марла.

Боцман только покачал головой.

Марла так и молчала насуплено, застыв со скрещенными на груди руками на одном месте, пока дядька возился с Ирсом, умывал, кормил, играл. Вдова безучастно смотрела в окно. Опять это чувство.

То, чего не искала, но имела волей судьбы, неожиданно становилось далёким, недостижимым.

В окне было пусто. Белый холод снега и замёрзшие сизые постройки в скованном ледяной плёнкой стекле.

Боцман наконец ушёл.

Марла покормила возмущенных уток и вернулась в кровать. Только всё бестолку. Сон не шёл.

Беспокойно крутилась в одеяле. Было то слишком холодно, то слишком жарко. Сдавшись, встала.

Начало темнеть.

Взяла себя в руки. Приготовила ужин, вымыла полы. Всклоченная и растрёпанная в нижней рубашке застыла вдруг в дверях с тряпкой в руках – в спину подуло холодом из дверной щели. Сейчас, в самый неподходящий момент, кому-нибудь бы и прийти. Но никто не шёл. Юрик не шёл.

На кого-то другого Марла не рассчитывала.

Сумерки сгущались.

Ирс вопросительно смотрел на мать. Марла избегала его взгляда. Не знала, что сказать, как объяснить.

Легли спать.

Усталая женщина всё смотрела бесцельно в потолок.

«Нет, нельзя так», – поняла она: «Завтра же к Нирге».

Так она и сделала.

Лицо её уныло посерело, но было полно решимости. Вдова взяла закутанного ребёнка подмышку и поспешила к Нирге.

Знахарка жила в просторном доме недалеко от портика. Славная женщина, уже в возрасте, воспитала трёх сыновей, уже полвека принимает роды в посёлке, да и просто захворай кто-нибудь, завсегда поможет.

Марла на секунду задержалась у первой ступеньки крылечка, собираясь с силами, чтобы постучать.

Но не пришлось. Похоже, Нирга караулила у окна. Худощавая немолодая женщина, широко улыбаясь, распахнула дверь. Волнистые посеревшие волосы как всегда свободно ниспадали на плечи, на Нирге было аккуратное шерстяное платье в пол. Было в ней что-то от знатной дамы, умела она особо улыбаться, держать голову, сидеть. Говорили, муж её однажды был самым завидным женихом в поселении, а как увидел Ниргу, думать забыл о юношеских шутках. Выстроил просторнейший дом в два этажа, достал со дна розовую жемчужину и попросил у неё вместо традиционной верности до гроба трёх сыновей. Нирга согласилась и в свойственной ей искренней манере, дав обещание, исполнила его. Сарп водил компанию с её парнями, и оттого к Марле и Ирсу знахарка относилась по родственному.

Стоя в дверях, она не стала здороваться или произносить другие подходящие случаю избитые фразы, просто улыбалась искренне.

Марле было не по себе. Рядом с ней она чувствовала себя такой слабой, блёклой. Растеряв остатки решимости, она поднялась на крылечко и упала в распахнутые объятия, но не от большого желания, а скорее уж из покорности.

На первом этаже было полутемно и тепло. Ирс, наконец почувствовав твердь под ногами, побежал, радостно повизгивая, туда, где впервые увидел Юрика. Марла никак не думала, что он мог запомнить…

Из комнаты донёсся разочарованный вскрик. Пусто. Конечно, пусто. Ты же не думала, глупышка, что он там.

– Что такое? – спросила Нирга.

– Не нашёл, что искал, – неопределённо ответила Марла. – Как у тебя дела?

– Кремель позавчера расшибся на льду, ходила проведать его вечером – ничего не сломал, но ушибся сильно. Вот как у меня дела. Пока ходила туда и обратно, прозевала важное Морское собрание.

– Так ты ничего не знаешь, – разочаровалась Марла. – Я надеялась, ты расскажешь мне, что произошло…

– Ну Оповестного листа тебе во всяком случае ждать не придётся, – хитро улыбнулась Нирга, приглашая её за собой в кухню, где на рабочем столе лежала неоконченная сеть. Ирс прибежал следом.

Нирга вытащила горшочек с вареньем, достала пресные лепёшки и поставила сливки подогреться, но всё не начинала говорить.

– И? – подбодрила Марла.

– Кумушки мне всё доложили, только я добралась до дома. Можешь себе представить, Лаура ждала меня у двери.

– И что же?

Нирга села за стол, берясь за сеть.

– В посёлок прибыл какой-то моряк по имени Базааф, пришёл по суше. Он выплыл из Фарар, но недалеко от Нортонда судно затонуло при странных обстоятельствах. Ему удалось спастись самому и вынести двух моряков. Они прожили недолго – переохлаждение. Базааф пошёл дальше сушей, и во всех поселениях ему рассказывали о несчастьях с моряками – затонуло шесть кораблей вместе с рёлдским и сгинуло почти сто человек, из всех выжили только Базааф и наш Юрик. Мужчины решили обследовать побережье и в случае чего вызвать на помощь одно из военных укреплённых суден. Надеюсь, разберутся, – добавила Нирга, – весной наши корабли возвращаются домой.

Она ещё что-то рассказывала о жертвах непогоды, о детях, о внуках, об Ирсе. Марла слушала в пол уха. В этом прелесть плетения сети – можно не смотреть в глаза, а ещё всегда можно представить дело так, словно поглощена работой и не поддерживать разговор.

Боцман на старости лет стал плохо спать. Возраст брал своё.

Он сухо кашлянул, переворачиваясь на другой бок и морщась. Лежанка за годы службы промялась и спать на ней стало трюком для аскета. Боцман свои неудобства списывал на возраст и на полученную в двадцать шесть лет рану – гарпуном повредил мышцы правой голени. То есть, не сам, а один раззява промазал, перепутал море с палубой.

В сырую погоду нога припоминала нанесённую обиду. Дурная привычка, в приморском селении частенько бывает и сыро и холодно, особенно зимами.

Опять зима, опять ноет натруженное тело. Продолжая морщиться, Боцман поглядел на скамью. В его пустоватом домике было не так уж много мебели: лежанка, скамья, стол и табурет. Была ещё полка на стене над лежанкой. На ней лежали старые мореходские карты, да пылилась стопка Оповестных листов. Гостей у Боцмана в последнее время нагрянуло больше, чем позволяли возможности размещения.

На широкой скамье по-детски крепко спала большая часть Юрика, ногу в шерстяном носке с рыбками он упорно, ночь за ночью ссылал на пол. Базааф спал на полу целиком. Боцману и нечего было ему предложить кроме пледа и худой подушки. Базаафа готова была принять Нирга и ещё несколько состоятельных семейств, но он предпочёл скрипучий пол домика на мыске, обозревающем море до горизонта.

Боцман посмотрел на щиплющий глаза утренний свет из-за окна. Базаафа не было на полу, там был лишь плед, сложенный прямоугольником.

Боцман, сосредоточенно высунув язык, занёс ногу, готовясь поставить её на пол.

Лежанка предательски скрипнула.

Глаза Юрика остались закрытыми.

Боцман мысленно похвалил себя и сел.

Лежанка возмущённо крякнула.

Юрик нахмурил брови и почесал во сне нос, выпуская закушенный угол пледа изо рта.

Не проснулся.

Боцман поднялся, и, стараясь избегать скрипучих половиц, похромал к окошку.

Базааф, редкой силы человек, выполнял свой утренний ритуал. Боцман ему только дивился. Юрик считал, что он из горцев, но Боцман и моряки с Морского собрания не доверяли суждениям Юрика… Нет, паренёк хороший, но откуда ему знать о горцах, если ни один из опытных мореплавателей в глаза их не видел.

Базааф сидел лицом к морю, без рубахи, немыслимо изогнув ноги на голых камнях. Затею сидеть на пороге дома Боцман отверг ещё три десятка лет назад – острые камушки впивались в седалище так, что потом невозможно было и на пуховую перину присесть. Не то чтобы у Боцмана когда-то была пуховая перина.

Базааф не шевелился, погружённый в себя. Горизонт был серый, Солнце не торопилось. В конце концов зима, летом другое дело. Гарпун первого луча выстрелил в небосклон, но прежде чем он показал острие, Базааф обернулся на дом и накинул на плечи рубаху.

– Будь здоров, – он поприветствовал Боцмана, прижимая за собой дверь. Низкий голос заставил скромную утварь в комнатке вибрировать. Богатырь хоть и говорил негромко, звучала его речь всегда внушительно.

Юрик дёрнулся, сдвинув брови к переносице – вырывался из сладчайшего юношеского сна. Страх, что Базааф уйдёт по важным делам без него, подстёгивал парня лучше, чем ругань капитана подстёгивает матроса. Юрик боролся, но сон неумолимо затягивал в свои сети. Юрик не дал маху, Юрик вырвался. Ошалело захлопал глазами, подняв голову к окну.

– Вставай, парень, – подбодрил Базааф, сдвигая колени Юрика с лавки на пол и садясь за стол.

Боцман выложил перед ним два круга хлеба и полез в печь за кашей.

Базааф принялся резать лепёшки на ломти. В поселке хлеб всегда ломали руками, но Боцман не считал уместным придираться к гостю. Юрик ещё не вполне придя в себя ото сна принялся жевать всунутый ломоть.

– Ешь, – подбадривал Базааф. – А то в следующий раз Боцман сослепу прихватит тебя вместо удочки.

Юрик удивлённо вскинул брови и округлил глаза.

Ох и доверчивый. Нирга как-то сказала, что под его глаза стоило бы маяк выстроить. Он похоже на веру принял, что она что-то с его глазами сделать решила – вежливо отказался жить в её большом доме. Нирга не обиделась, долго смеялась.

– Мужчина крепок должен быть, – продолжал наставлять Базааф, – не отъевшийся и обрюзглый – этого уважающий себя человек допускать не должен, а сильный. А силу, если её в тебя родители не вложили, надо самому в себя вложить. Нужно рано вставать, разминаться, укреплять здоровье холодом, не сторониться тяжёлой работы, вечера посвящать не излишествам, а кулачному бою, рубке на мечах, стрельбе… Тебя на ветру не качает?

Юрик серьёзно покачал головой.

– Ты мужчина… будущий. Ешь лучше, тело само из тебя мужчину сделает, чтоб ни одной девке не зазорно было в мужья взять.

Щеки у Юрика порозовели пятнами:

– А тем, кому родители силу передали, тем ничего делать не надо?

– Им надо в себя ум вкладывать, – не раздумывая ответил Базааф, зачёрпывая кашу из котелка и быстро наваливая здоровый холм Юрику в миску.

Юрик послушно зачастил ложкой.

«Вот уж с чем проблем не было», – фыркнул про себя Боцман.

Базааф наконец сдался. Щенячье обаяние мальчишки не оставило равнодушным и его. А ещё вчера утром старательно не замечал сироту, всё «иди домой» да «не лезь» да «занимайся своими делами». А сегодня вон как запел. Мужчину взялся растить. Может к лучшему. Боцману задору не хватало поспевать за мальчишкой – он кругалями за день с моря в лес сорок миль наматывает, в таком деле старику предоставить компанию затруднительно, а сидеть и пялиться на поплавок, от такого занятия уж Юрик взвоет. Вряд ли Базааф прибыл надолго, но всё какое-то разнообразие, а через годик парню уж можно будет в море, а может и ребяческих затей поубавится, правда начнёт на девчонок смотреть. Девчонок, правда, не много, и парни глазастого Юрика к ним не подпускают, но да может вырастет-таки мужчина, от которого ничего не спрятать....

Мысль Боцмана понеслась по извилистому пути, ложка зависла на полдороге ко рту. Когда он очнулся, Юрик торопливо натягивал плащ, выбегая на улицу вслед за Базаафом. Боцману он махнул на прощание кепкой, не успев ничего сказать.

Топоча ногами по склону, парень нагнал размашисто шагающего к порту мужчину.

После напутствия за завтраком Базааф словно бы захлопнулся и совершенно замолк. Портик был недалеко от домика Боцмана, но ландшафт не позволял добраться до суден менее чем за треть часа. Молчание угнетало Юрика, хотелось больше узнать о суровом горце, но условия Базаафа не допускали пустых разговоров, к которым бы несомненно отнеслось выяснение его поднаготной. Юрик ограничился сдержанным вздохом.

Через треть часа под ногами заскрипели доски деревянных дорожек, настеленных на опоры на сваях над прибрежной мелью. Запахло рыбьей чешуёй, ламповым маслом и пряностями, которыми пропитался весь порт ещё со времён частых плаваний на Фарары.

Базааф кратко оглянулся на Юрика, безмолвно веля подойти ближе.

Парень услужливо кинулся исполнять распоряжение.

– Как зовут того седого, осматривающего борт? – прошептал мужчина.

– Ёдлинг, суровый дядька, – обдавая горячим дыханием, громко зашептал Юрик в ответ.

Базааф поморщился и жестом велел замолчать.

– Доброго улова, – полупоклонился горец, приближаясь к облепленному моллюсками борту «Иштианы», посудины, названной в честь жены Ёдлинга. И та и другая были порядком широки в корме. Если у сухопутной Иштианы было оправдание в лице четырёх детей, то посудина могла сослаться только на глазомер строителя.

– Спасибо на добром слове, – на хмуром лице Ёдлинга не отразилось и намёка на благодарность или, если уж на то пошло, приветственное благодушие. В глазах вечная подозрительность, взгляд всё время стреляет в Юрика, скромно держащегося в десяти шагах от края помоста.

– Мы с вами виделись на Морском собрании, – завязывал беседу Базааф.

– Да, – кивнул Ёдлинг, не сводя глаз с водящего по доскам сапогом, как будто бы равнодушного Юрика.

– Я хочу осмотреть место кораблекрушения.

– Парня не возьмём, – отрезал Ёдлинг. – Я тебя уже предупреждал! – менее сдержанно затыкал пальцем в паренька капитан «Иштианы». – Не суйся в порт! Мало горя нахлебался в море?!

Базааф мягко удержал захлебывающегося недовольными речами капитана.

– Как насчёт одного меня?

У Юрика сердце ёкнуло. Базааф оставит его не берегу.

Капитан смерил горца раздражённым взглядом:

– Дурная примета любоваться погибшим кораблём. Вас никто не повезёт.

Маленькие глазки с припухшими мешками под глазами яростно посмотрели на обоих на прощание.

– Можно хотя бы одолжить простую лодку? – крикнул Базааф, разведя руки и оглядываясь по сторонам.

Моряки задумчиво поглядывали на пришельца, гадая как поступить. Молодой капитан, Киф, будто невзначай подошёл ближе:

– Запасная лодка Сарпа оставлена для Ирса. Ирс бы дал Юрику лодку.

Его глаза заговорщицки вспыхнули, на лице появилась хитрая улыбка.

– Она привязана у самого края. Постарайтесь вернуть целую.

Юрик часто закивал.

– Тихо, – шикнул на него Базааф.

Киф с подчёркнутой ленцой прокурсировал мимо, словно и не говорил ни с кем, а просто шёл посмотреть на навешенную спора ради у самого берега сеть. Ёдлинг продолжал ворчать и не сводил с двоих немигающих подозрительных глазок.

– Тихо парень, тихо, – сказал Базааф спокойнее, заворачивая его сильной рукой за плечи и отступая к берегу. Юрик смотрел на него во все глаза со смесью удивления, нетерпения и ожидания.

Из порта Базааф решительно отправился в посёлок. Парень растерянно и безропотно шёл следом.

Было ещё слишком рано. Жёны, провожавшие мужей на заре, сунули горшки с варевом в охлынивающие после ночной топки печи и вернулись в постели подремать ещё часок, пока не посветлело как следует. То в основном были женщины пожилые, имеющие по паре маловозрастных внуков. Молодым так рано просыпаться вообще резона не было, молодые моряки сейчас направлялись в Торес, три с половиной месяца как отбыли. Нынче в дальние плавания с одним кораблём выходить было рискованно – выходили разом все. Когда воспитал детей можно и прибрежной рыбкой прокормиться, а когда надо ещё несколько мальков поднимать приходится и на край света смотаться разок-другой. Да и как жить моряку, ни разу не сунувшему нос куда-нибудь вроде Фарар? Тем, что у берега пасутся, и моряками-то называться не полагается. Из молодых в селении оставался только недавно встреченный Киф. С ним перед самым отплытием беда приключилась – отправился на ловлю всего за день до отправки, хотел впрок семью обеспечить, а лова как назло не было. Ушёл далеко от берега, начался не по-осеннему щедрый и шумный шторм. Киф, пока барахтался по валам, замёрз лучше, чем иным зимой удаётся, слёг с мерзухой, целый месяц проболел. Но Киф не унывал – в тот самый месяц его недавно обретённая супруга родила двух дочек. Одной ей бы тяжело было управиться, а тут и муж на что-то сгодился.

В общем-то когда мужчины уходили на ловлю, в селении становилось неправдоподобно тихо, особенно в утренние часы, особенно зимой. Молодёжь, начиная лет с тринадцати, если не требовалось помогать матери с младшими, перебиралась в Дом Морских собраний, из-за толстых стен которого едва прорывался на морозную улицу дружный смех и пение. Времени ребята не теряли – за разговором шили, мастерили, чинили, пряли. Много делали полезного.

Юрик мельком глянул на высокий амбар с окнами под самой лишь крышей и упорно последовал за своим наставником.

– Куда мы идём? – рискнул спросить парень.