Текст книги "Девушка с воздушными шарами"

Автор книги: Владислава Черкашина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Владислава Черкашина

Девушка с воздушными шарами

Желтый

Натужно кряхтя и тяжело переваливаясь на каждой встречной-поперечной кочке, старенький, битый-перебитый пазик виртуозно лавирует между надолбами и ухабами по проселочной дороге. В салоне автобуса стоит полумертвая тишина, изредка прерываемая неторопливым говорком. Сразу видно, местный люд привык к столь экстремальной езде и потому никак ее не комментирует.

Сонное безмолвие прорезает громкий возглас:

– Бабы выходят?

Гопастого вида юнец-переросток, что вальяжно раскинулся на заднем сидении, самодовольно ржет. И было от чего: пассажиропоток салона явно разделился по половому признаку – все сидячие места занимают мужики, женщины – стоят. А прямо напротив гопника висим на поручнях мы с подругами.

Одна из нас мгновенно обращает к парню свое лицо – совсем юное, не подходящее к ее девятнадцати годам – кожа на нем ровная, гладкая, но слегка бледноватая, очевидно, обладательница сей миловидной мордашки на открытом воздухе бывает нечасто. Что еще такого привлекательного в моей подруге? Глаза – выразительные, слегка навыкате, ресницы сейчас густо намазаны черной тушью, легкие серебристые тени покрывают верхние веки, нос выдающийся с ноздрями-крыльями и острым пиком прямо параллельным основанию, пухловатые губы, временами надутые в притворной обиде. И все это юное очарование обрамляют шаловливые волны блондинистых локонов. Подруга терпеливо сносит все тяготы проселочного пути – а это не так просто на высоченных-то каблуках. Что ж, она у меня не гордая, пусть и спорит постоянно на эту тему. Она просто с кучкой принципов в запасе и мирным юмором во рту.

– Не знаю-не знаю, – приторным голоском отвечает она ухмыляющемуся гопнику, – но если вы все-таки решите выходить, я точно сяду на ваше место, – с обескураживающей улыбкой сообщает Анри и задорно подмигивает мне.

Вот так нелегко началась наша туристическая кампания на Байкал. Сперва тесный пазик до железнодорожного вокзала, затем электричка, позже маршрутка. О Байкале я мечтала с детства, когда смотрела по телевизору сюжеты о путешественниках. Мне почему-то всегда хотелось верить, что в душе я скиталец и буду вечно бродить по Свету пока не найду свой дом – место, где захочется остаться навсегда.

– О чем задумалась, Стеф? – по-шпионски шепчет Макс, из-под коленки предлагая дольку шоколадки.

– Когда коллайдер запустят, – моментально отвечаю я, улыбнувшись лакомству.

На сиденьях, рассчитанных на шестерых, мы сидим вчетвером. Я, Анри – в миру известная как Маша Сухова, Макс – Катя Усова и Дик – Алина Кудрявцева. Больше никаких имен. В шестом классе с какого-то лешего я назвала Машку – Анри и – все! – прилипло на веки вечные. Это мой дар… давать прилипчивые имена. Себе имя я тоже придумала сама. Правда, вряд ли кто-то это заметил. Словно так было всегда. А вообще, мужские, да еще и иностранные имена, явно сбивают с толку незнакомцев-окружающих, свои-то уже попривыкли.

– Где-то писали, что его уже запустили, – вдруг говорит Дик – она у нас просто всезнайка, но сразу не признается.

Пришлось опять оторвать взор от пролетающих за окном деревьев в цвету и встретиться взглядом с Анри.

– Я говорила тебе тогда – не давай ей в руки программу кабельного ТВ, – округлив глаза, напомнила подруга, косясь на Дик.

Чтобы не тратить время попусту, девчонки режутся в карты. Я не люблю проигрывать, потому вообще никогда не играю. Макс по жизни азартный человек, обожает риск и последующий адреналин. Фрейд бы сказал, что у нее сильно развито мортидо. Дик же, наоборот, слишком печется о своей сохранности. Анри тоже в плане экстрима воздержана. Так что на дайвинг в Байкал Макс отправится одна. Ей-то все по фигу, лишь бы мы были на берегу, а то мало ли какой инструктор попадется.

Помню, в восьмом классе у нас почти месяц историчку замещал молодой практикант. Тот факт, что молодым он был еще в начале правления Брежнева, не смутил старожилов школы. Мужику было под тридцатник, наружность он имел самую препротивную, даже слегка тошнотворную. Носил квадратные очки в металлической оправе и постоянно поправлял их на самую переносицу, вгоняя в лоб. Кожа на лице была жирной, в мелких прыщах в зоне бакенбардов. Но зато его самомнения хватило бы на добрую сотню нормальных преподов. Я прозвала его Заскок – бывали у него такие странные «висяки» – минут на пять, как у компьютера, только раздражительнее – скажет полфразы и замрет, тупо глядя куда-то в себя. С другими учителями он был сама учтивость, а вот за закрытыми дверями, в кабинете, позволял себе всякое – и пошлые заплесневелые шуточки, и недвусмысленные подмигивания. Как-то Макс пришла в мини-юбке – где она начиналась и заканчивалась, оставалось секретом, этакий сплошной пояс, переходящий в черные кожаные сапоги на высокой шпильке. Нет, она вовсе не изображала из себя женщину-вамп, но в восьмом классе и у нее был свой заскок. Она сидела за второй партой прямо у прохода. Длиннющие ноги не помещались под партой и ей пришлось их выставить. Зря она еще нога на ногу забросила, тут уж Заскок весь потом покрылся, глазки заблестели, губки задрожали – то еще зрелище. Каким-то титаническим усилием ему удалось взять себя в руки.

– Усова! – прогремел он, – вы долго меня соблазнять собираетесь? В конце концов, я не железный! – скорее, нервная угроза, нежели недвусмысленное предупреждение.

Макс тогда вся краской залилась и сразу после урока домой смоталась переодеться. Стыдоба. Однако в конце срока Заскок всерьез прилип к какой-то девке из одиннадцатого класса. Скандал загорелся, как спичка, но быстро затух – бракованная спичка… не без помощи осторожного директора. А кому нужны проблемы в начале учительской карьеры?

Мы долго подыскивали жилье, обзвонили кучу гостиниц. В итоге решили снять две комнаты в относительно приличном отеле. Плата умеренная, душ, завтрак, помощь в экскурсиях и выборах туров подешевле. Не клад, конечно, но на безрыбье, как известно...

Дик округленными от смеси чувств глазами наблюдает, как Макс методично раскладывает свои вещи на кровати, затем отправляет их в стенной шкаф, либо откладывает в сторону – это на погладить.

– Ты не говорила, что мы сюда переезжаем, – наконец, ошеломленно произносит Дик.

– Что? – не понимает подруга.

– Ты куда столько вещей приволокла? – негодует наша всезнаечка, – будешь менять наряды каждые два часа?

– Дик, успокойся, – равнодушная к выпадам девчонки, говорит Макс, – не ты тащила, не тебе тащить, чего так переживать?

– Ты – ненормальная, – приходит к обычному умозаключению Дик и демонстративно выходит из комнаты.

В это же время мы с Анри занимаемся чаем и бутербродами на импровизированной террасе. Расселись с термосом, кружками и свертками фольги за столиком на балкончике. Комнаты наши расположены на втором этаже, вдоль которого тянется широкий балкон, где стоят несколько пластмассовых столиков и кресел. Моя бледнокожая подруга с глупой улыбкой подставляет лицо лучам солнца и прохладному ветру. Загар ложится абсолютно незаметно – главное не забывать про солнцезащитные крема и шляпки. И тут меня словно громом поражает, даже мурашки прошлись по рукам – вот то место, где бы я хотела жить. А что? Тут тихо, спокойно, природа вокруг умопомрачительная, озеро в десяти метрах неспешной ходьбы. Прелестный уголок, намного лучше, чем на фотографиях в журналах или в Интернете. Все-таки впечатления, которые ты вкладываешь в кадр при фотосъемке, не так просто передать остальным людям. Порою воспоминания остаются только в голове фотографа.

– Макс – больная, – с такими словами к нам выходит раскрасневшаяся от возмущения Дик.

– Старая новость, подруга, – покровительственным тоном реагирует Анри и украдкой подмигивает мне.

Ну, уж нет. Бесить Дик я не собираюсь. Она хорошая девчонка, немного зануда, но в целом неплохая. А в ее внешности есть даже что-то экзотическое, восточно-азиатское. Глаза чуть продолговатее, чем у обычного европейца, кожа смуглая – легко загорает, а нрав, хоть и спокойный, но взбесить ее все же не составляет труда.

Я ловко перепрыгиваю через парапет и оказываюсь на крыше кафе. Спускаюсь по приставной лестнице. Закидываю рюкзак за плечи и смело иду по мосту вдоль берега. Интуиция не подвела – виды впечатляющие. Слева Крестовая Падь, кишащая гостиничными комплексами – мы поселились неподалеку, справа почти бескрайний Байкал. Конечно, там, за белесым туманом и курчавыми облаками, видны очертания пологих холмов и заснеженных скал, но ведь это может быть и обманкой.

– Хэллоу, – с легкой улыбкой кивает незнакомец, идущий мне навстречу, периодически он замирает на месте и делает залпом снимки, только затвор успевает щелкать.

– Хай, – отвечаю я, хаотично вспоминая все правила приличия, которыми меня пытались научить.

Парень улыбается шире и, не сбавляя шага, идет дальше. Вот гад! Моему возмущению нет предела. За две секунды нашего контакта я уже представила, как все десять дней мы бродим вдоль берега по гальке, перемешанной с песком. Босиком оставляем следы на песке, которые тут же уничтожают жестокие волны, будто мы и не проходили, не были здесь. Держимся за руки и молчим, прекрасно понимая друг друга без слов, а закатное солнце золотит мои рыжевато-каштановые волосы, прохладный ветерок теребит наши прически и свободную одежду. Я в черной шифоновой тунике по колено, такой нежной на ощупь, словно вторая кожа. Свои сандалии я держу в левой руке, так как правая занята – крепко держит его руку. Он же в своей правой руке расслабленно раскачивает мужские сандалии из дорогущей кожи кремового цвета. На нем белоснежная хлопковая рубашка, подчеркивающая великолепный загар и выдающуюся мускулатуру, кремовые брюки по колено и волосатые ноги… мда, волосатость все испортила. Картинка больше походит на малобюджетную рекламу дорогущих часов, что блестят на его левом запястье. И слоган в проигрыше романтической мелодии – «Иногда время можно остановить». Он порывисто снимает часы стоимостью с небольшое европейское государство и закидывает далеко-далеко в воду.

Гордый, самодовольно поворачивается ко мне. В его глазах легко читается – «Я остановил мгновение, любовь моя». В моих – «Ты полнейший идиот!». С дико бьющимся сердцем я несусь в предполагаемое место приземления часов. Бежать в воде трудновато – волны так и подмывают вернуть обратно к берегу, будто уже знают, куда на самом деле подевались часы. В общем. Часы я не нахожу, страшно расстраиваюсь, мокрая, как мышь после велогонок, срываю с пальца кольцо, которое, кстати, тоже с часиками – куда деться, раз это реклама часов! – и швыряю ему в лицо. «Я не выйду за тебя замуж!» – заявляю ему я и, прихрамывая – на острые подводные камни напоролась, – удаляюсь.

– Никогда не понимала Дик, – сокрушенно произносит Макс, – вроде нормальная, но иногда такая зануда, что задушить хочется, – и она добродушно переламывает шею закрученному в руках полотенцу.

– Она о тебе того же мнения, – автоматически сообщает Анри и пристегивает ремень безопасности, на ходу перепроверяя спасательный жилет.

На водном мотоцикле Макс сидит впереди Анри. Подруга шустро смекнула что где включается-выключается и может заработать при желании – тут ей и инструктор не понадобился, сама кого хочешь научит. Анри крепко хватается за предполагаемую талию впередисидящей и крепко зажмуривается. Лишь десять минут спустя девушка понимает неизбежное – с закрытыми глазами ехать куда страшнее, чем с открытыми – необходим обзор всех предполагаемых преград, которые Макс упорно отыскивает по пути. Однако, береговая линия фактически пуста. По крайней мере, в том месте, где проходит маршрут водных мотиков, а ближе подплывать нельзя – штраф.

Проходит еще добрая половина времени, и до Анри доходит, почему Макс так любит экстрим! Нет, она вовсе не любительница приключений, смелая, отважная, не раз доказывающая свои достоинства борца. Она просто… больная! Как и говорит Дик. Пора бы начать слушать всезнающую, частенько она умные вещи выдает. И проницательные.

Катастрофа. И как только Макс удалось уговорить Анри «спокойненько покататься вдоль берега»? Она что, забыла, кто такая Макс? Утешение одно – выбора нет. Я куда-то ушла. Дик – тоже, предварительно фыркнув на мою выходку, она нарочито не спеша спустилась по главной лестнице и скрылась. Анри же совсем не хотелось куковать одной, вот и согласилась на предложение подруги – покататься. «Мне не хватает проницательности, – решает Анри, – и рвотного пакетика… Срочно!» Тут-то и обнаружилась водная болезнь Анри, никогда раньше не заявлявшая о себе. Да и где ей о себе заявлять? Дома, в ванной?

Под трек Дэвида Гетты и Уилла.Ай.Эма Дик вышагивает по подиуму. О, нет, она отнюдь не из череды стандартных моделей – тут Дик гвоздь программы – супермодель. Все дизайнеры мира мечтают облачить ее в свои наряды. Фотографы дерутся за лучшую позицию для съемки быстрошагающей Дик. На ней нет привычных очков, макияж откровенно вызывающий, платье непонятной формы с одним рукавом едва доходит до ягодиц. Платформа туфлей угрожающая, но удивительно удобная для хождения.

Никто не знает, что Дик мечтает стать моделью первого класса. Три года она упорно тренируется в походке, следует инструкциям с сайта, предлагающего из любого сделать супермодель. Мало ест, почти не спит, занимается спортом. Успехи на лицо в прямом смысле слова – похудела на пять килограмм за месяц, поменяла гардероб на более живой – побольше ярких красок, сочных, насыщенных, никаких полутонов или пастельных оттенков. Однако, кроме Дик, никто и не подозревает о столь разительных переменах в устройстве ее жизни.

Вот и сейчас она в желтеньком мини-бикини вышагивает по набережной отточенной модельной походкой, пересекает дорогу, идет вдоль подножия горы. Со стороны пристани слышатся оживленные голоса – там кипит жизнь. Дик ускоряет шаг, переходит почти на бег и резко замирает у самого края каменного ограждения. Зрелище, и правда, еще то: люди прыгают по воде, словно на батуте. Рядом с Дик из ниоткуда появляется парень, с разбегу «плюхается» в озеро и мгновенно с ликующим криком отпружинивает под самые небеса.

Прибегают еще несколько счастливчиков. Шокированная Дик взирает на все с огромным сомнением и скепсисом. Вместе с друзьями к ней ковыляет мальчишка с гипсом на ноге. Вся компания спрыгивает вниз, но парень с гипсом неожиданно застревает.

– О! – изумленно восклицает он, – это же желе! – делает новое открытие и демонстративно пробует «поверхность озера».

Тем не менее, никто из прыгунов даже головы не повернул в сторону загипсованного парня – им не до прозябания. Дик про себя тихо злорадствует: так ему и надо, нечего людям праздник портить. И подруга сигает вниз с новой группкой любопытных.

– Ребята, может, мне кто-нибудь поможет? – безнадежно взывает к окружающим парень с гипсом на ноге.

От резкой боли я открываю глаза. Правда, раскрылись они не тут же. Почему-то это происходит с трудом, приходится прилагать усилия. И опять же взгляд фокусируется не сразу. Мужчина средних лет приятной наружности держит меня за руку – сперва я подумала, он измеряет пульс, но потом различила легкое поглаживание.

– Все в порядке, – произносит его спокойный мягкий голос, – все будет хорошо.

Зеленый

Мне иногда кажется – я самая глупая и наивная на всем белом свете. Безусловно, есть и глупее, и наивнее, но я среди них все равно номер один. Он еще только появляется из-за угла, но глядя на его лицо – пронзительные глаза – я понимаю, это и есть тот самый и единственный, и совершенно неповторимый. Высокий, мускулистый, явно спортсмен, скорее всего, бегун. Черные с проседью волосы спадают на лоб и кустистые брови. А с какой грацией он двигается! Смотришь на него и чувствуешь, время замирает от восхищения. Я четко осознаю, что больше такой любви уже никогда не состоится, и мне, как Фаусту у Гете, хочется прокричать: «Остановись, мгновение!». Но раньше меня, как обычно, успевает кто-то другой.

– Ксар, ко мне! – кричит мальчишка лет десяти, и любовь всей моей жизни, высунув язык, мчится через дорогу к хозяину.

Вот так всегда – только влюбишься, как выясняется, что у твоей любви уже есть владелец. Ничего, когда-нибудь и я приобрету себе верного пса, который будет только мой и ничей больше. Родители, точнее, папа, пока не разрешают завести собаку, говорят, квартира не подходящее место для большой псины, а маленькую брать нет смысла – проще кошку купить. Так и живем без домашних животных, только слюнями зависти изливаемся.

Вообще, в этот день источается очень много любви. Например, Макс, загорающая на террасе отеля. Становясь закоренелой лентяйкой, она даже выйти из номера едва может. Лежит себе, обгорает на солнышке, только шипение кожи да слышно. Вдруг свет ей загораживает нехилый такой детина – под два метра ростом, накаченный… мужик – во всех смыслах, иными словами совсем не во вкусе Макс. Подруга сама боец, у нее сильно развит инстинкт самосохранения, она привыкла дружить с хлюпиками. Думаю, это своего рода выражение материнского инстинкта – выбирает послабее и берет под свое крыло. Но как только птенец окрыляется и мужает, она безжалостно вышвыривает его в жестокую реальность.

– Привет, красотуля, как загорается? Не одиноко? – заваливает вопросами незнакомец.

– Слушай, зайчик, прыгай-ка отсюда, а? – вежливо ворчит Макс.

– Нет, ну, может, тебе все-таки нужна компания? – не унимается мужик.

Макс, порядком уставшая от ненужной ей болтовни, медленно поднимается с лежака и с размаху дает мужику в нос. С его криком ярости смешался ее – боли. Раньше она такие трюки только по телевизору видала, но сейчас будто сама стала героиней реалити-шоу. Как бы то ни было, а подруга достаточно быстро взяла себя в руки.

– Нет, ну, может, тебе все-таки нужен врач? – передразнивает стонущего незадачливого ухажера Макс, заглядывая при этом ему в глаза – зрительный контакт очень важен в этом деле.

Радостная, Анри присаживается на валун почти у самого края воды. Собственно, счастье ее связано с приобретением варгана в деревянном чехле в виде Бурхана – какого-то божества, изгоняющего зло и исполняющего желания, в честь него даже мыс на Ольхоне назван, а Ольхон – это полуостров на Байкале. Как на нем играть, подруга не имеет ни малейшего представления. А что тут особо сложного? Зажал штуковину между губ да дергай за торчащую закорючку. Элементарно!

День солнечный, на небосклоне томно нежатся живописные тучки. Как обычно, ветер гуляет по побережью и незаметно кладет загар на незащищенную кожу. Из пучины озерной выходит молодой поджарый молодец. Все вокруг в стиле начала прошлого века. Дамы в широкополых соломенных шляпах, девочки в закрытых купальниках. Да и Анри сама в своем любимом зеленом комбинезончике. Высокий голубоглазый блондин смотрит прямо в глаза Анри. Варган так и застывает в ее руках, не добравшись до изумленно раскрытого рта. Однако же, подруга у нас впечатлительная с самого детства.

Помню, как-то в начальных классах нас возили в цирк. Полтора часа мы тряслись в автобусе, но оно того стоило. Шоу было грандиозным. Сопровождающими были учительница по рисованию и классная руководительница, детишек – двадцать пять штук – стандартный набор. Ребятня визжала от восторга, а Анри на все смотрела с огромными глазами и по-американски раскрытым ртом. Она потом еще несколько недель была уверена, что нас возили на фабрику талантов, и ей тоже предстоит работать в цирке.

Подруга и подумать не успела, что потеряет сознание, если он ей улыбнется, как он тут же исполняет угрозу. Мир стремительно вращается вокруг, девушка сползает по камню, как брусок сливочного масла на сковороде. Раскаленная поверхность возвращает ее в реальность. Молодец по колени в воде нерешительно замер, глядя на нее. Анри уже решает встать, поздороваться, предложить выпить чего-нибудь или завести непринужденную беседу с незнакомцем, как мерно одна за другой из воды на волнах-скакунах появляются русалки. Триста тридцать две, если быть точной. Не хватает триста тридцать третьей, но Анри не собирается признаваться себе в слабости и тотальной глупости. Этого шикарного парня в мужья ей преподнес отец. А она, еще не видя молодца, сбежала из дома, поменяла имя и вообще начала новую жизнь. С другой стороны, Анри известно еще кое-что – сего красавца придется делить с тремястами тридцатью двумя сестрами. Подруга вовсе не эгоистка, но жутко ревнивая в делах любовных. Парню, который встречается одновременно с тремястами тридцатью тремя девушками, доверять нельзя – это как дважды два – закон. Анри трагически вздыхает, рывком встает на ноги и в наших днях, но в той же одежде, идет к лестнице, дабы уйти подальше от воды.

Кажется, Анри и Дик целую вечность в душевых кабинах торчат. Ничего не поделать – у нас очередь и договоренность. Мы сидим с Макс за столиком на веранде, наблюдая, как расцветает новый день. Нежные персиковые тона смешиваются с пастельно-розовыми, рождая в итоге необычные сочетания. Не помню ни одного дня, чтобы утро на Байкале было безоблачным, но это даже хорошо…

– Либо они утонули, либо уснули – одно из двух, – ворчит Макс, равнодушно переворачивая страницу журнала.

Макс – кенестетик. Ей нужно ко всему прикасаться, по-другому она не может. Всегда нужно, чтобы руки были заняты. В седьмом классе ей сильно влетело от классной из-за того, что Макс постоянно жевала жвачку – подруга сама не понимала, что делала это чисто автоматически. А училке не были известны психологические нюансы ее подопечных. Думаю, она и не подозревала, что такие вообще могут существовать – нюансы, не школьники. Тогда она несколько дней подряд издевалась над несчастной Макс, оставляла после уроков и задавала больше всех домашней работы. В итоге Макс отказалась от жвачки в пользу постоянного верчения ручки/карандаша/ластика/линейки в руках, либо барабанила пальцами по парте/учебникам/нервам преподавателя.

Вот и сейчас, невидящим взглядом глядя в печатное издание, она просто перелистывала листы. Когда те заканчивались, повторяла все по новой. Начинает прилично раздражать. Ну, серьезно, Анри с Дик что, решили Байкал в душевой кабинке переплыть?! В самом-то деле!

Я нервно встаю и прохожу до конца площадки. Меня заинтересовало – а кто же наши соседи? Никогда раньше их не видела – почему бы это?

Уже собралась, было, развернуться и пойти обратно, как передо мной появилось нечто в облаке зеленого шифона. Резкий запах опасности ударяет мне в лицо. Сама до конца не сознавая того, я мчусь, что есть силы вперед. Перепрыгиваю на гаражи, с них вскарабкиваюсь по лестнице на соседнюю пристройку. Оказываюсь на крыше, но спиной чувствую, что за мной следуют шаг в шаг, прыг в прыг. Я набираю скорость. Мелькают дома, постройки – все, мимо чего я проношусь. Зелень смешивается с деревом, я не вижу различий. Я вообще ничего не вижу, кроме пути под ногами. Хорошо, что я в кедах.

Рывок вперед. Слишком крутая крыша. Я едва сохраняю равновесие, уцепившись за трубу. Сзади скользящий звук. Вся трепеща, решаюсь обернуться. Шифоновый нефритовый шарфик слетел с головы преследователя и открыл его лицо. Точнее ее. Расширенные, чуть больше моих глаз яростью горели две бездны – белки отсутствовали, словно два больших зрачка, разделенные носом такой же формы, что и у меня.

Преследовательница смогла уцепиться руками за сливную трубу. Костяшки пальцев бледные, да и сама особо не загоревшая. Но ярость в глазах, меняющая их, делая страшнее, опаснее – очень пугает меня… прям, до чертиков. Я лихорадочно оглядываюсь по сторонам, чувствую себя, как мышь на дне литровой банки – слишком тесно.

Неожиданно для себя обнаруживаю, что за время догонялок обогнула круг и, оказывается, нахожусь уже на крыше нашей же гостиницы.

– Стеф, что ты там делаешь? – недоуменно восклицает Макс, задирая голову вверх.

Я бросаю последний взгляд через плечо, но там уже никого нет. Очень странно.

День не заладился. Солнце куда-то смылось с небосклона, оставив вязкие пузатые тучи, грозящие в любую минуту разразиться рыданиями неимоверных размеров. Мы вчетвером шагаем на пик Черского. Попасть на него можно как пешком, так и с помощью фуникулера. Прикинув опытным взглядом дорогу, Макс посоветовала воспользоваться подъемником.

Дождик стал накрапывать, еще когда мы только шли сюда. Но стоило запрыгнуть на сиденья и вцепиться в поручни, как дамба рухнула и хлынула вода с небес… За пятнадцать минут черепашьего хода каждая нитка и клетка наших тел стала мокрой. Как это все печально. Мы глупцы – даже рассудительная и логическая Дик не догадалась взять с собой зонтик – такой подставы от всезнающей подруги никто не ожидал.

Наверху нас встречает какой-то типчик, помогает соскочить с сидушек и провожает печальным взглядом. Мы идем по хлюпающей земле, восхищаясь открывающимся видом. Пусть дождь, пусть пасмурно, но оно того стоило – мокрые деревья, насыщенные розовые и желтые цвета покрывали холмики под нами.

На самом пике Черского стоит беседка, завязанная под крышу обрывками материй – это дань духам дороги. Что сии духи могли делать на пике – остается загадкой. Справа неказистый камень и тропинка. Возможно, стоило бы и спуститься вниз, да больно почва скользкая под ногами – не стоит рисковать лишний раз. Я стою и с замиранием сердца вбираю в себя все эти ощущения, будущие воспоминания… Анри беспощадно щелкает недовольную Дик и вечно позирующую Макс. Последняя всегда такая крутая, а как доходит до фотографий, то моментально встает в фальшивую позу, напяливает на физию неестественную радость с тридцатью пятью зубами в улыбке и непременно куда-нибудь указывает рукой. Раздражительно, но мертвого могила не оживит.

Полчаса спустя мы вернулись к фуникулеру. Немного устали, но скорее от обилия фотографов – мы все друг друга попереснимали – чем от дальней ходьбы. На площадке подъемника никого нет. Дождь льет, Макс мерно, но верно начинает злиться.

– И зачем мы сюда поперлись? – недовольно восклицает она и куда это делось хорошее настроение? – теперь заболеем все и что делать? Оставшиеся дни угрохаем на лечение… а кто виноват? – требовательно вопрошает подруга, обводя собравшихся взглядом.

В это самое время я скромно стучусь в сторожку. Дверь не сразу отворяет молодой парень, лет двадцати пяти.

– Мы бы хотели уехать обратно, – неуверенно сообщаю ему я.

– В такой дождь, уверены, что хотите? – любопытствует он, искоса глянув на меня и запихнув сигарету в рот.

Ненавижу курящих, но если он хотя бы еще раз вот так на меня посмотрит, то сама курить начну. Он ничего не отвечает, лишь как-то страшно привлекательно ухмыляется и идет.

– Только подстилки мокрые, – предупреждает он, невзначай бросив взгляд опять на меня.

– Куда мы денемся? – риторически восклицает Макс и подхватывает Дик под руку.

Я начинаю не на шутку нервничать. Всем существом понимаю, что парень мне нравится. Даже очень. Печально, что вот так – не познакомившись толком, не поговорив – мы расстаемся.

Мы спускаемся в туман. Он нас поглощает. Краски притупляются. Дождь все еще моросит каплями размером с перепелиное яйцо. Я чувствую на себе чей-то взгляд, я даже знаю чей, но боюсь обернуться – вдруг мне всего лишь кажется? Уж лучше пусть будет иллюзия.

Дик, как и в первый раз, крепко схватилась за поручни, в то время как Макс без остановки кривляется, щелкая затвором фотоаппарата. Рядом со мной смертельно бледная Анри. Она, подобно Дик, буквально вдавилась в сиденье и немигающим взглядом глядит вперед. Макс оборачивается к нам и с криком «Смайл!» делает несколько снимков одним залпом. Только на трех из них я удивленная, на двух с находчивой улыбкой и на одном – крепко сжимаю в медвежьих объятьях позеленевшую Анри. Рыжеволосая подруга задорно смеется – ей вообще грустно не бывает, и отворачивается – еще нужно Дик поддержать и помочь спрыгнуть.

Мы быстрым шагом идем обратно. Трусихи уже пришли в себя и теперь свободно болтают с Макс о пережитом. А я все никак не могу отпустить из памяти образ прекрасного парня в черных джинсах и белоснежной футболке. Перед глазами прокручивается, как ветер треплет его шевелюру, а капли падают на сильные плечи. Да-а, с таким парнем и на край Света не страшно отправиться. Все же жаль, что он работает и живет здесь постоянно, а я так – всего лишь провожу время.

– Зайдем в музей? – врывается в мое сознание голос Дик.

Ого, мы, оказывается, уже к музею спустились, а я этого даже не заметила. Подруги дружно переглянулись – Дик просто маньяк на такие места. Покорно пожимаем плечами и сворачиваем с тропинки к зданию окраса свежеприготовленного омлета.

Удивительно, мне всегда казалось, что в музеях выставляют только мертвые экспонаты, а тут…! Затемненное помещение и шесть-восемь аквариумов. Омули, сиги, хариусы, рачки и более мелкая рыбешка мерно нарезают в воде круги. Кто-то внимательно разглядывает посетителей по ту сторону стекла, иные делают вид, что в этот самый момент получают свой Оскар и им совершенно не до каких-то там людишек. Гвоздики программы – две серые нерпы. Группа людей в благоговении замирает перед двумя пятнистыми красавицами, а плутовки в это время увлеченно играют в догонялки. Одна через специальный тоннельчик мигом переплывет в соседний аквариум, вторая стремглав несется за ней, а первая – не будь дурой – тут же возвращается обратно. Умопомрачительное зрелище.

Анри застывает, печально наблюдая за разыгравшимися животными. В ее руках камера, которую подруга еще не включила. Она слушает, что ей говорят нерпы – они жалуются, они хотят домой, они скучают… У Анри щемит сердце. Одна нерпа – старшая, хорошо помнит свой дом – она подплыла прямо к Анри. Десятки фотоаппаратов оживленно защелкали, сопровождаемые вздохами и охами. Подруга обменялась с нерпой долгим взглядом, и та поплыла дальше. Но для Анри и этих секунд было достаточно. Она мгновенно поворачивается спиной и несется на выход. Макс, Дик и я удивленно переглядываемся – что такое с нашей подружкой?

Три года назад, когда мне впервые пришла в голову мысль о Байкале и душу пронзила несбыточная мечта побывать здесь, я прочла журнал о путешествиях. Один из номеров был посвящен целиком Байкалу. Много места уделялось в нем эндемикам, полуостровам и мысам великого сибирского озера. Но больше всего запомнилась тогда фотография столбов с мыса Бурхан на острове Ольхон.

Сейчас, сидя в мини-автобусе, что несет нас на паром, я с ностальгией вспоминаю те времена, когда мечты были несбыточными, а проблемы нерешаемыми. Все кануло в Лету. Мы уходим, нас уводят. Банально, реально, всегда. Как слоган нового фильма или духов – «сегодня, завтра, всегда».