Текст книги "Атомные танкисты. Ядерная война СССР против НАТО"

Автор книги: Владислав Морозов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Глава 12.Где мы, там граница

61-й гв. танковый полк 10-й гв. танковой дивизии ГСВГ. Марш по территории ГДР и далее ФРГ. Утро 11 июня 1982 г. Первый день войны.

Началась эта, с позволения сказать, война как-то, на мой взгляд, даже слегка банально.

Сначала полк поднялся по боевой тревоге, вышел из расположения и рассредоточился. Некоторое время мы стояли, наблюдая, как в западном направлении в темноте выдвигаются КрАЗы с понтонными парками.

Потом, уже под утро, весь командный состав, то есть нас, собрали в обширной, правда поставленной явно наспех, палатке, где в окружении многочисленных грузовиков с КУНГами временно разместился штаб полка. К этому времени в небе уже вовсю ревела авиация, косяками летевшая с востока на запад, и где-то там, в направлении этого самого запада, временами начинало чувствительно греметь – может, просто летние грозы (дело привычное), а может, и еще чего.

Наш комполка подполковник Лагутин в своей отглаженной полевой форме с полученными «за песок» (т. е. за долгую службу) или по случаю очередных юбилеев родных вооруженных сил орденскими планками, в большой фуражке и с пистолетом на боку смотрелся прямо-таки орлом. Вылитый маршал Жуков у ворот Берлина году этак в 1945-м. Полководец давно минувшей войны…

Однако начал исторический «военный совет» вовсе не он, а наш пузатый замполит подполковник Клочков (ни с какого бока не родственник погибшему в 1941-м у разъезда Дубосеково на подступах к Москве однофамильцу).

– Товарищи офицеры! – возгласил он таким тоном, словно сообщал нам ту самую величайшую военную тайну, за неразглашение которой пострадал вплоть до лишения жизни Мальчиш-Кибальчиш в книжке Аркадия Гайдара. – Вот уже несколько послевоенных десятилетий наш народ строит и защищает свою новую жизнь не в одиночку, а в тесном союзе братских стран социализма. Образование социалистического содружества – величайшее после всемирно-исторической победы Октября достижение общественного прогресса. Как советский строй явился прообразом новой государственности в странах социализма, так и Советская армия стала примером для создания военной организации социалистических стран. Теперь наш ленинский пролетарский интернационализм как принцип единения людей труда приобрел новые грани, обогатился новым содержанием. Ролилось братское единение свободных народов социалистических стран, а с ним и чувство коллективной ответственности за их развитие и укрепление, за их безопасность и независимость. Советский народ считает своим интернациональным долгом обеспечивать вместе с другими социалистическими странами надежную защиту всего социалистического содружества. Это положение является программным и для советских Вооруженных сил. Оно воплощает в себе патриотический и интернациональный долг советских воинов…

Ну и далее еще минут на двадцать «летучий митинг» в том же духе. Если отбросить с ушей всю обычную для подобных выступлений дорогого товарища замполита горячую лапшу и прочую вермишель, можно было тем не менее понять, что этой ночью произошло нечто из ряда вон выходящее. Более того, судя по всему, империалисты напали-таки на дружественную ГДР, и теперь мы ни за что не дадим своего союзника в обиду.

При этом во время своей речуги Клочков как-то особенно подозрительно смотрел в мою сторону. Что делать – мы с ним очень друг друга не любим, и это чувство взаимное. А началось это довольно давно. Аккурат перед теми самыми прошлогодними учениями он как-то поймал меня по дороге из штаба в парк с техникой.

– Трофимов, – говорит, – а почему это комсорг и заместитель по политической части вашего батальона до сих пор не сдали парторгу план культурно-массовых мероприятий на текущий квартал?

И глядит на меня, как преподаватель научного коммунизма на летающую тарелку.

– А я в детстве думал, товарищ подполковник, – несколько нахально говорю я ему на это после некоторой паузы, – что парторг – это тот, кто партами торгует…

Сказал я это не из чисто хулиганских побуждений, а потому, что мне тогда действительно было некогда и я устал до последней степени озверения. Да и ответить мне ему было нечего. На меня тогда повесили волевым решением освоение новой техники в кратчайший срок, и весь мой личный состав, как и я сам, пахали как распоследние Папы Карлы (хотя реально в той сказке Папа Карло вроде не пахал, а откровенно бичевал, вкалывал же его друг-приятель, столяр Джузеппе Сизый Нос, который ему то говорящее полено и подсунул), в парке техники или на полигоне. И мои комсорг с замполитом вкалывали наравне со всеми остальными, так что им было не до каких-то там бумажек с планами культмассовой работы.

Тогда Клочков ничего на эту мою реплику не сказал, но чуть позже, так сказать, за кадром, погнал страшную волну. Начал болтать о том, что я чуть ли не антисоветчик и он лично не в состоянии понять, как такого, как я, могли послать выполнять интернациональный долг в дружественную страну, да еще потом и наградить медалью «За отвагу». Уж не знаю, чего ему ответил комполка, мне лично было не до того, я тогда все еще продолжал новую технику осваивать в ритме чардаша. А когда мне досрочно присвоили майора, на Клочкова и вовсе было страшно смотреть. Ребята рассказывали, что он выдал фразу вроде: «Этот мерзавец Трофимов у меня эту звезду быстро рассыпет, или я буду не я…»

Однако ничего более замполит нам сегодня не сказал. Вместо этого возникший па авансцене комполка велел нам достать карты и отметить маршрут предстоящего движения: Нордхаузен – Тайстунген – Мюнден. И никто не удивился, хотя все прекрасно видели, что Мюнден – это уже ФРГ, с полсотни километров на той стороне…

Далее Лагутин объявил, что мы двигаемся по шоссе колонной, порядок следования обычный, походный. Во время движения усиленно наблюдать за воздухом, поскольку не исключаются удары вражеской авиации, при появлении которой следует рассредоточиться и укрыться в складках местности. Рации держать включенными на прием, но соблюдать максимально возможное радиомолчание. Конкретные боевые задачи – по мере продвижения. Начало движения – по его команде. Отдав эти распоряжения, он отпустил нас по местам.

Я вернулся в свой батальон, вызвал своих ротных – Кутузова, Дружинина и Маликова с начальником штаба батальона Шестаковым и замполитом Угроватовым и показал им на вынутой из планшета карте наш маршрут.

– Это что, товарищ майор, война? – спросил, перенося маршрут на свою карту, командир второй роты старлей Маликов, тощий и длинноватый для танкиста. Кстати, он вроде бы был моим земляком, но я за все время службы в ГДР с ним практически не общался, только по службе.

– Прямо нам об этом вышестоящее командование не объявило, товарищи офицеры, – ответил я. – Но, судя по поставленной нам задаче, все к тому и идет.

В общем, ротные и начштаба с замполитом ушли от меня несколько озадаченными.

А минут через двадцать по радио скомандовали: «Вперед!»

И времени для глупых мыслей уже не осталось. Танки с ревом выезжали на дорогу и строились в колонну. Мой батальон хоть и первый по показателям боевой подготовки, но по номеру – третий. Соответственно, нынче мы в середине полковой колонны, за разведротой и «шестьдесятчетверками» первого и второго батальона, а за нами – мотострелки, штаб полка, зенитчики и службы тыла.

Не прошло и получаса, как колонна выстроилась.

– Девятьсот четвертый, Семисотый, как у вас там? – вызвал я своих братов-комбатов Вовку Журавлева и Мишку Каримова и для порядка добавил: – Проверка связи, как поняли?

– Все нормально, – отозвались друзья-приятели.

– Четыреста десятый, прекратить засорять эфир! Как меня слышно? – немедленно возгласил противный голос начштаба полка майора Качана в моих наушниках. «410» – это мой позывной и тактический номер моего «Т-72АК». Из неких невероятно секретных соображений у нас в полку (да и не только у нас, надо сказать) тактическая нумерация реальным номерам частей совершенно не соответствовала, у меня номера начинаются на 4, в первом батальоне на 7, а во втором вообще на 9, отсюда у Журавлева и Каримова их позывные. Видимо, во всем этом заключается какая-то особенная, мало кому понятная, военная мудрость.

– Сто третий, вас слышу! – ответил я штабу полка.

– Четыреста десятый, начать движение! – сообщил штаб.

Я уже видел, как впереди нас, пыхнув сизым дымом из выхлопных труб, двинулись вперед танки первых двух батальонов.

– Четыреста тринадцатый, Четыреста двадцатый, Четыреста пятидесятый, Четыреста шестидесятый, – продублировал я команду командирам рот и начштаба. – Вперед! Держать дистанцию и вести наблюдение за воздухом! Рации на прием! Как поняли?

Ротные доложили, что поняли.

Я повторил команду своему мехводу Сане Черняеву (наводчик Дима Прибылов затих на своем месте и, по-моему, дремал). Наш танк мелко дернулся, трогаясь с места, а потом мы повернули на шоссейную дорогу и двинулись по ней – я и весь мой третий батальон, всего 31 «Т-72А», считая мой танк, а за нами – Шестаков на своей КШМке «БМП-1К» с парой батальонных «БМП-1» и БРЭМ в качестве которой выступал «БТС-2» на базе «Т-55». Тылы наших батальонов (а это десяток грузовых «Уралов», по паре топливозаправщиков и мастерских на каждый батальон) тащились в хвосте полковой колонны.

Вообще в движении танка, по-моему, всегда есть что-то особенное. Длинный ствол пушки «2А46» словно протыкает пространство перед тобой, а ты, стоя в башенном люке, с одной стороны, все видишь и даже обоняешь (главным образом, конечно, соляровую гарь идущих впереди машин), но при этом благодаря шлемофону слышишь только то, что происходит в радиоэфире, или то, что говорят по ТПУ члены твоего экипажа.

Когда полк начал свое поступательное движение к гэдээровской границе, в серьезность происходящего еще как-то не верилось. Но когда мы начали обгонять стоящие вдоль обочин крытые грузовики, радиомашины, САУ, тягачи с орудиями, «Грады» и «Ураганы», а потом увидели по пути стоявшую на огневых позициях под маскировочными сетями батарею оперативно-тактических ракет «Эльбрус», до меня стало наконец доходить, что это, похоже, не шутки.

В светлеющем предрассветном небе все так же выла и свистела наша авиация. И теперь уже куда отчетливее было слышно, как где-то далеко впереди нас время от времени вспыхивало и бабахало. Сотрясения земли я не ощущал (танк вообще штука тяжелая и реагирует только на очень близкие разрывы), а вот вспышки в небе видел отчетливо. А чуть позже, уже когда совсем рассвело, стали видны поднимающиеся к небу дымы над горизонтом. Дымы эти не были сплошными, а значит, авиация лупила не со всей дури по площадям, а все-таки избирательно. Как выглядит дым над городом, который недавно полили с воздуха напалмом, я представляю, видел на Африканском Роге. В этом случае клубы дыма стоят стеной и закрывают горизонт, хотя тамошние города – не чета европейским в плане размеров и количества горючего материала.

По мере дальнейшего продвижения у меня лично возникло внутри некоторое напряжение. Раньше мы, танкисты, старались по местным шоссе без необходимости не ездить (дружественные немчики могли потребовать неслабую компенсацию за порчу дорожного покрытия), да и так близко к границе ФРГ и ГДР не подходили. На этот счет были соответствующие категорические распоряжения, предписывающие не провоцировать «потенциального противника». А теперь мы шли по шоссе походной колонной, явно игнорируя все прошлые правила, практически перли вперед, на запад.

Впереди мелькнул дорожный указатель на немецком языке о том, что мы приближаемся к государственной границе Германской Демократической Республики. Потом наше движение несколько замедлилось и перед нашими танками открылся широкий мост через реку Лайне. Справа виднелось здание гэдээровского погранпоста, возле которого притулилось несколько армейских грузовиков и «уазиков» с парой бронетранспортеров в придачу. У поста и на дороге торчали деловитые регулировщики в белых касках – из нашей военной автоинспекции и ННА ГДР.

Мне показалось довольно странным, что никто пока не успел (или не догадался) взорвать или разбомбить этот мост. Хотя это всего-навсего пограничная река, а вот что будет позже, когда мы продвинемся несколько дальше, вглубь ФРГ? Работенки для понтонеров там уж точно хватит.

Между тем под гусеницами моего «Т-72» затарахтел настил моста.

Пять минут – и мой батальон, следом за «шестьдесятчетверками» второго батальона, въезжает на территорию ФРГ – если верить нашему дорогому замполиту Клочкову, «страны реваншистов и поджигателей войны».

Вступление на сопредельную территорию (называть ее вражеской у меня пока язык почему-то не поворачивался) прошло как-то буднично и не вызвало практически никаких эмоций. Тем более что на «той» стороне я не заметил практически никаких следов боя.

Слева промелькнул брошенный фээргэшный погранпост, нисколько не поврежденный и даже с целыми стеклами. Разве что свет почти нигде не горел. На стоянке за погранпостом просматривались разномастные брошенные машины (прежде мы видели такие только мельком, в основном в Берлине, куда заезжали западные туристы, и на картинках в импортных журналах), среди которых выделялось три легковушки с мигалками на крышах, то ли в полицейской, то ли в пограничной раскраске, и несколько больших, явно туристских, блестящих автобусов. Вокруг сновали наши деловитые вояки в касках и маскхалатах и стояла пара БРДМов. Чуть дальше за погранпостом я увидел в кустах уставившиеся в небо пусковыми контейнерами «Осы» и «Шилку» с задранными по-боевому стволами и поднятым радаром. Похоже, тут все было уже серьезно…

Пройдя границу в хорошем темпе, мы повернули немного влево и двинулись дальше.

Никакой стрельбы по-прежнему не было, лишь время от времени с востока на запад продолжали пролетать самолеты и где-то совсем уже в отдалении, если снять или расстегнуть шлемофон, можно было расслышать звуки то ли разрывов, то ли канонады.

Через пару километров попалась закрытая (двери заперты, жалюзи на окнах опущены) автозаправка, облепленная непривычными и невиданными в той же ГДР яркими рекламами, а потом пошли оставленные по обочинам в полном беспорядке машины. В основном грузовики, самосвалы, седельные тягачи с прицепами-фурами, несколько меньше было автобусов и легковушек. Людей возле машин не было, а сгоревших или пробитых пулями или осколками машин я тоже не рассмотрел.

– Четыреста десятый, я Девятьсот четвертый, – возник в моих наушниках голос Журавлева. – Андрюха, поймай «Маяк»!

Я крутанул рукоятку настройки и уже через минуту слушал вместе с экипажем заявление ТАСС, из которого понял главное – по территории ГДР действительно нанесли ядерный удар (вот только непонятно где, раз мы ничего такого не слышали, – скорее всего, где-то на севере), но при всем при этом сегодня атомной войны еще не будет, но вот что будет завтра или послезавтра – этого, похоже, и бабай с московского радио не знал…

Через пару километров нам попались несколько брошенных темно-зеленых джипов и грузовых машин с черно-белыми крестами и военными номерами бундесвера. Что характерно, все они стояли носом на запад, то есть двигались не к границе, а скорее, от нее.

Дальше брошенная техника стала попадаться чаще, за полчаса я насчитал на обочинах три «М-113» (в числе которых точно была одна КШМка), БМП «Мардер», БРМ «Лухс», десяток военных автоцистерн и грузовиков, к двум из которых были прицеплены 105-мм гаубицы. И все без дырок и прочих повреждений, то есть без малейших признаков боя.

Зато наконец начали попадаться живые люди – по той же дороге, в одном направлении с нами ехали поодиночке и группами разноцветные легковушки с притороченной к крышам поклажей, которых я насчитал несколько десятков. При приближении нашей колонны немцы сруливали на обочину и, иногда оставив машины даже с открытыми дверями, бежали в стороны от шоссе. По ним никто не стрелял, да и ни одной раздавленной легковушки мне по пути не встретилось. Лично я видел только смутно мелькавшие в отдалении силуэты в гражданской одежде. Любопытства ради я поднял к глазам бинокль и, наведя его на группу таких вот штатских, невольно, на пару секунд, встретился взглядом с темноволосой женщиной, одной из тех, кто прятался в кустах от нашей колонны. Женщина была довольно симпатичная, в каком-то цветастом платье и надетой поверх него легкой куртке, но какая-то мятая и непричесанная, явно вскочившая с постели среди ночи и сразу же, с места в карьер, ударившаяся в эти самые бега. Ненависти или страха я на ее лице, что характерно, не увидел. Скорее, в ее взгляде были настороженность и непонимание происходящего, перемешанные с сильным удивлением. Впрочем, уже через считаные секунды женщина исчезла из поля моего зрения, а я подумал: а как здесь можно всерьез воевать, если все основные дороги на востоке ФРГ вот так же забиты бегущим населением и его личным автотранспортом? И ведь в районе крупных городов, до которых не столь уж далеко, автобаны должны быть перекрыты и вовсе намертво…

Додумать до конца я не успел, потому что впереди за придорожными деревьями замаячил густой черный дым – явно что-то сильно горело или на дороге, или рядом с ней. Колонна слегка сбросила скорость, и, по мере нашего продвижения, справа действительно открылся обширный пожар. За сегодня это был первый наглядный результат действия нашей авиации – на развилке, уходившей вправо от нашего шоссе, жарко горела техника. Похоже, центром пожара были несколько автоцистерн и грузовиков, от которых остались только обглоданные пламенем рамы и останки кабин. Здесь же догорали три танка «Леопард-1А4», которые явно обдало горящим топливом, – с одного из них, явно детонацией боезапаса, сковырнуло башню. Чуть дальше основного пожарища, испуская из всех щелей густой сизый дым, стояла ЗСУ «Гепард» с опущенными к земле стволами, а ближе к нам в кювет завалился еще один «Леопард-1А5», с открытыми люками и повернутой на бок башней, вроде бы не имевший видимых повреждений. Зато на шоссе возле этого танка лежало в неестественных позах два тела в высоких шнурованных ботинках, темно-зеленых комбинезонах и черных беретках. Я чисто механически отметил для себя, что это первые убитые противники, которых я увидел на этой войне. А сколько их еще будет впереди?

Наша полковая колонна быстро проскочила этот пожар на развилке. Судя по выбоинам в покрытии шоссе и мелким воронкам на обочинах, «МиГи» или «Сушки» накрыли это скопление техники НАРами. И, надо сказать, попадания были удачными.

За дымами на горизонте медленно вставало солнце. Как я и предполагал, количество бегущего на своих машинах и пешком населения, которое все так же дружно бросалось в кусты или придорожные лесопосадки при появлении нашей колонны, постепенно увеличивалось. Среди легковушек стали попадаться микроавтобусы и машины с прицепленными домиками на колесах. Видимо, у кого-то из бундесдойчей все-таки было некоторое время, чтобы собрать манатки. В двух или трех местах нам встретились стоящие на обочине дороги группки гражданских немцев, в числе которых я рассмотрел женщин, детей школьного возраста и нескольких стариков. Они не бежали, а просто вышли из машин и молча наблюдали за нашими танками, ожидая, пока колонна наконец пройдет. Некоторые танкисты махали им руками, но ответной реакции на это не было, как, впрочем, и каких-то проявлений враждебности, вроде выкриков или неприличных жестов. Как-то это не очень вязалось с моими представлениями о войне и беженцах. То есть я, конечно, не ожидал увидеть здесь что-нибудь в стиле знакомой с детства черно-белой хроники или художественных фильмов о Великой Отечественной, где «Мессершмитты» рубят пулеметным огнем бегущих людей (не звери же мы, в конце концов!), но тем не менее… В Эфиопии я сам не раз и не два наблюдал бредущих по пустыне (дороги там, кстати, неплохие, построенные итальянцами еще при Муссолини, но их там через Сомали на Эфиопию проложено аж две штуки) куда глаза глядят изможденных полуголых негров, толпы которых по пути бегства все время прореживала налетающая сомалийская авиация. Хотя здесь все-таки не дикая жаркая страна на экваторе, а вроде бы цивилизованная Европа и война в этот первый день еще не возведена в степень озверения. Как будет дальше – фиг его знает…

Между тем мы прошли дорожный указатель, указывающий на то, что справа от нас остался некий обозначенный на моей карте город Мюнден – из моего командирского люка были видны только крыши окраинных зданий, мелькнувшие в отдалении, за деревьями. Каких-либо дымов и пожаров в этом самом Мюндене визуально не наблюдалось.

Дальше наше шоссе раздваивалось – или южнее, влево на Кассель, или прямо, на Корбах. Полк, не снижая скорости, пошел вперед. Я прикинул: если дальше мы пойдем вправо, севернее, значит, наша дивизия наступает в направлении Эссена, Дюссельдорфа и Дортмунда, если все время прямо и чуть южнее – на Кельн и Бонн, а если строго на юг, тогда на Франкфурт или Висбаден. Куда именно мы в итоге повернем оглобли, знает только начальство. Интересно, что за это утро мы без единого выстрела углубились километров на сто (ну уж на 75 точно) на территорию ФРГ. И где обещанный противник? А с другой стороны – чем плоха такая война? Сел и поехал себе, раз никто не мешает…

Через полчаса движения впереди нас вдруг стало бахать сильнее. Неужели началось-таки то, к чему мы столь долго и упорно готовились? Машин беженцев вокруг, кстати говоря, меньше не стало…

– Четыреста десятый! – услышал я в наушниках голос начштаба. – Приказ сойти с дороги, рассредоточиться и укрыться в складках местности!

– Выполняю! – доложил я, дублируя приказ своим офицерам с дополнительным требованием – не раздавить невзначай никого из гражданских. Кажется, наше безмятежное катание закончилось, ну да ничто не вечно, как говорится…

Черняев слегка крутнул танк в сторону и, перевалив кювет, направил машину в росшие метрах в пятидесяти кусты. Вокруг торчало несколько легковушек и микроавтобусов, немцы из которых бежали в сторону тех же кустов. Некоторые тащили с собой сумки, чемоданы и пакеты.

Я осмотрелся – батальон вроде бы выполнил поставленную задачу вполне гладко. Своих танков я на шоссе не видел, только позади нас разворачивались и съезжали с дороги остроносые «БМП-1П» мотострелкового батальона.

– Воздух! – оглушительно заорало у меня в наушниках.

Глядя на разбегающихся по обочинам дороги гражданских немцев, я подумал, что, по идее, при такой команде любой танкист должен сидеть тихо, как говно в траве. Что еще можно сделать? Задымиться? Но при нынешней хорошей видимости дым – это только лишний ориентир для авиации, тем более что наши зеленые танки не так уж и выделяются на фоне придорожных деревьев, кустов и прочей травы. А с другой стороны, опыт (в том числе и мой личный) подсказывает, что надо энергично маневрировать и по возможности оказывать сопротивление.

– Воздух! – крикнул я и мехводу. – Саня! Не останавливайся! Только тех немцев, которые кругом нас ползают, не задави!

– Понял, командир, постараюсь, – ответил сквозь зубы Черняев, выполняя приказ.

– Всем командирам машин по возможности вести заградительный огонь из зенитных пулеметов по видимому воздушному противнику! Короткими очередями! – скомандовал по рации и повернулся к турельному НСВТ. Лента, слава богу, была заправлена, и пулемет, кажется, вполне исправен. Честно признаюсь, из зенитных пулеметов мы на учениях и на стрельбище всегда стреляли редко. В зачет это особо не шло, а в случае войны нам, танкистам, предлагалось уповать прежде всего на приданные нам штатные средства ПВО. Кстати, вот и они – метрах в ста от нас в кустах я увидел угловатую башню «ЗСУ-23-4», она же «Шилка», уставившуюся стволами в небо.

Секунды текли медленно-медленно, как это обычно бывает в критические жизненные моменты.

Я еще раз глянул вокруг – мои танкисты рассредоточились вроде бы грамотно, некоторые машины двигались, некоторые стояли. Глядя на мечущихся по кустам гражданских немцев, я невольно подумал: они что, будут бомбить, видя, что тут полно штатских, которых, наверное, прекрасно видно сверху? Хотя, а какие у них сегодня еще варианты?

В этот момент я услышал приближающийся по небу с запада резкий свист и рев. Столь знакомый по учениям, когда «МиГ» или «Сушка» пролетает над тобой на бреющем на сверхзвуковой или близкой к этому скорости.

Где-то впереди нас, на дороге и вокруг нее, вспухли красно-черные вспышки взрывов. Земля содрогнулась. Вслед за ударами разрывов послышался визг осколков, которые заглушил монотонный звенящий дробот. Я не сразу понял, что это такое, но потом оглянулся и узнал звук – стоявшая в кустах «Шилка» лупила из всех стволов.

Я развернул турельный пулемет. Открылся соседний люк, и из башни высунулся наводчик Дима Прибылов. Называется, проснулся, поганец… Как говорят в детском саду, «раздался голос из помойки, и появилась голова»… Наверное, интересуется – что тут за шум? И действительно, обрамленное танковым шлемом Димино личико имело вид крайне изумленный…

– Вниз уйди, дурак!!! – заорал я, но шум вокруг стоял такой, что он, похоже, меня не услышал.

И хрен с ним, лишь бы не убило идиота, а то куда я без наводчика?

Выстрелить из НСВТ я не успел – буквально через какие-то доли секунды над моей головой пронеслись, набирая высоту, два темных продолговатых силуэта, за ними еще два. Последовали взрывы бомб, на сей раз где-то позади нас.

Когда впереди над дорогой мелькнула еще одна пара самолетов, я был вполне готов к их появлению и успел пустить в их сторону короткую очередь. Сейчас я уже сумел рассмотреть серо-зеленую окраску пронесшихся надо мной железных птеродактилей, черно-белые кресты и номера на бортах фюзеляжей, а также то, что самолеты сильно походили на стандартную ракету с детской площадки (обычно с говном внутри) – длинные трубообразные фюзеляжи с острыми носами и короткие, почти незаметные крылья. Чисто автоматически в моей голове всплыли рисунки из альбома силуэтов самолетов «вероятного противника» и кадры из учебных кинофильмов. По-моему, это были «Старфайтеры», они же «F-104G», основной и самый многочисленный тип истребителя бомбардировщика в ВВС ФРГ, и не только в ней.

Вроде бы работать эти «свистки» могут в основном обычными бомбами. По части управляемых и не очень ракет «воздух-земля» у них, по-моему, обстоит не лучшим образом. Но швырнуть со всей дури напалм или что-нибудь кассетное они могут, а это тоже ничего хорошего…

Взрывы бомб на сей раз были ближе, но снова явно не по нам. Беглый взгляд на окружающий пейзаж показал, что никого из моих ребят, похоже, не задело. Зато дальше нас над обочиной дороги потянулся к небу черный дым. Попали-таки в кого-то? Интересно – в кого? Я с удовлетворением отметил, что в этот раз среди общей какофонии отчетливо слышал и очереди НСВТ – как видно, не все мои экипажи попрятались.

Конечно, наши пулеметы заглушал огонь «Шилки», и, уже когда пара вражеских истребителей-бомбардировщиков проскочила над нами, где-то позади над шоссе потянулся из лесопосадки белесый инверсионный след, а за ним и второй. Не иначе ЗРК? Прикрывают – службу несут? И тут же последовал яркий взрыв в небе – как раз там, где только что был один из «Старфайтеров». Из дымной вспышки, крутясь, полетели к земле крупные обломки. Попали, выходит? Молодцы, коли так…

Через секунду над моей головой опять раздались те же рев и свист, а потом в небе промелькнул знакомый уже длинный силуэт с коротенькими крылышками, пронесшийся над дорогой в обратном направлении, туда, откуда только что прилетела вражеская пара. Как-то слишком сильно дымя движком, он тяжело набрал высоту и исчез из виду. И снова в небе послышались множественный свист и рев – вновь с той стороны, куда он только что улетел, из головы колонны.

Я слегка провернул турель и пустил короткую очередь из пулемета чисто на звук, поскольку, как я уже давно понял, человек на низко летящий реактивный самолет реагирует довольно замедленно.

На сей раз зенитный огонь с нашей стороны был куда плотнее. По-моему, заградительный огонь вела целая батарея «ЗСУ-23-4». Бледные пушечные трассы «Шилок» уперлись в один из истребителей – длинный силуэт, оставляя за собой пламя и дым, метнулся вправо, потом влево, явно пытаясь отвернуть от убийственного огня и набрать высоту, но не успел – через несколько секунд за ближним леском оглушительно бабахнуло, меж деревьев сверкнуло пламя. Упал, надо полагать.

Этот громкий взрыв заглушил глухие разрывы бомб где-то впереди и позади, которые мы услышали уже после того, как над нами проскочили очередные три «Старфайтера». Пара бомб ухнула метрах в пятидесяти от моего танка, фактически на пустое место. Черняев остановил танк, машина содрогнулась, по верхней броне корпуса и башне дробно застучали комья земли и, кажется, даже осколки. Не дай бог быть убитым вот так, в самом начале, да еще шальным куском железки. Возникла дурная и где-то даже подленькая мысль – а может, плюнуть и сидеть в башне, плотно закрыв люк? Да нет, ну его на фиг, уж лучше смотреть смерти в глаза – хоть плюнуть в нее напоследок смогу…

В этот момент я услышал, как в небе опять что-то взорвалось с непередаваемо визгливым звуком – ох и дорого обходится орлам из бундеслюфтваффе этот налет…

Оглядевшись, я увидел, что танкам моего батальона бомбы особого вреда, похоже, не принесли, а вот местным гражданским – увы. Было четко видно две горящих легковушки и опрокинутый микроавтобус, а метрах в пятидесяти от моего «Т-72», оказывается, лежало в траве неподвижно тело мужика в светлых брюках и синей то ли рубашке, то ли майке с короткими рукавами. Похоже, добегались, беженцы… И ведь кто-нибудь потом непременно скажет, что это или мы их убили, или они погибли из-за нас… Хотя сколько еще случайного и невинного народа попадет под раздачу на этой войне, неизвестно никому.

Опять раздался рев реактивных двигателей, свист и разрывы бомб. Новые железные птеродактили пронеслись над моей головой. Я слегка довернул турель и дал короткую очередь им вслед, без особой надежды на попадания.

В небе опять потянулись снизу вверх бледные следы от новых пусков ЗРК. Штуки три. Или «Стрелы», или «Осы», без вариантов. Через пару секунд последовал еще один взрыв в небе неподалеку, на сей раз на чуть большей высоте. Я обернулся – возле вспышки разрыва через какое-то время словно сгустилось из воздуха и повисло нечто, похожее на цветной парашют с человеческой фигурой под ним. И вдруг, поскольку наушники сдвинутого на затылок танкошлема закрывали уши не полностью, я различил еле слышные за общей большой пальбой короткие автоматные очереди. Явно «АКМы». Похоже, мотострелки. И явно лупят по болтающемуся на стропах летчику. Интересно – зачем?