Текст книги "Война Григория Васина (СИ)"

Автор книги: Владислав Порошин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Порошин Владислав Викторович
Война Григория Васина

Война Григория Васина.

Часть первая.

1.

Давно не было мне так фигово. Улица покачивалась как палуба корабля, асфальт периодически грозил встретиться с моим лицом. Точнее с той глупо ухмыляющейся физиономией, которую лично я, в здравом уме лицом назвать никак не могу, так как похоже она больше на пельмень.

– Простите, не подскажете, это какая сейчас улица плывет? – спросил я силуэт, который упорно раздваивался перед глазами.

– Не подскажу, – голос прозвучал как из бочки, однако я однозначно определил, что он определенно принадлежал девушке.

– Вы меня не правильно поняли, я ведь совсем не пью, это мне коллеги с работы водку в колу подмешали, мерзавцы, – я двинулся следом за силуэтом.

– Меня это не интересует, отстаньте, – девушка прибавила шагу.

– Мы играли в преферанс, а потом они взяли и подлили мне эту гадость, а сейчас я иду домой, – ответил я, тоже прибавив шагу.

– Вот и прекрасно, и отстаньте, в конце концов, от меня! – последние слова девушка прокричала мне в ухо.

– Маня? Очень приятно, а меня зовут Вася, э-э-э то есть Гриша, Григорий Васин, работаю на заводе инженером, двадцать девять лет, пока холост, играл в КВН, – я снова максимально сконцентрировался, но лицо девушки разглядеть не смог.

– У-у-у! – прокричала девушка и затрясла кулачками, а потом бросилась бежать на остановку, где только что остановился 22 автобус.

– А еще говорят, что я не пользуюсь успехом у девушек. Да они от меня без ума, особенно когда убегают, – сказал я и огляделся, улицу до сих пор еще покачивало. Но тут меня осенило, нужно идти через парк. Потому что так быстрее. Это же элементарная логика, кратчайшее расстояние между двумя точками – это прямая, значит мой путь точно через парк.

Нужно сразу оговориться, что этот городской парк выглядел несколько заброшенным, и растягивался он ни много ни мало километра на три на четыре, разделяя два городских микрорайона. В поперечнике его протяжённость была скромнее и составляла уже около километра. Однако этот километр нужно было преодолеть в наваливающихся на город сумерках, по бездорожью и с "навигационной системой", которая была отравлена алкоголем. И ведь не объяснишь своему собственному мозгу, что водка попала в организм случайно, его, мозг, этот факт мало волнует. Первые двадцать метров я шел весело с огоньком, и даже стал напевать под нос песню Владимира Высоцкого про то, как аборигены съели Кука.

– За что неясно, молчит наука, мне представляется вполне простая штука, хотели кушать, и съели Ку-у-у! Едрит мадрит! – я со всего размаху влетел в овраг и шлепнулся в лужу.

Хорошо, что на дворе лето, не то схватил бы сейчас воспаление легких, а так только джинсы запачкал, и куртку, джинсовую, и футболку тоже. Как сказал бы сейчас мой друг детства Сашка Яркин, если потянуло на подвиги, то не обижайся. А я и не обижаюсь, наоборот, встряхнулся. А так засиделся я на своей работе, где у меня беспросветный карьерный тупик. В конструкторском бюро тоска, если бы не шабашил периодически на станке с ЧПУ, который знаю, как свои пять пальцев, так и с финансами была бы тоска. Хоть на квартиру понемногу откладываю, доллары покупаю. Деньги таким способом лучше сохраняются от дебилизма, которым хронически больно наше правительство. Как только скажут по телику, мы решили улучшить качество жизни россиян, то жди подорожания продуктов и обесценивания деревяннинького нашего рублика. Я в детстве хотел стать ученым, заниматься прорывными технологиями, однако когда пришел на завод, то узнал, что вся наша теоретическая физика не имеет никакого отношения к действительности. В реальности вот тебе справочники, вот тебе коэффициентики, полученные опытным путем. О, на какие мысли по пьяной лавочке потянуло!

– Едрит мадрит! – я снова вступил одной ногой в лужу.

На сей раз в голове наступило небольшое просветление и вместо того, чтобы переть на очередной бурелом, я огляделся и заметил небольшую тропинку. От радости я снова запел.

– Но есть, однако же, еще предположение, что Кука съели из большого уважения, что всех науськивал колдун, подлец и злюка, а ну ребята хватайте Кука!

По тропе скорость моего передвижения заметно увеличилась, и впереди замаячивший просвет, вселил самые радужные мысли в мою больную голову. Хорошо, что голова трещит – это хмель выходит. Последний раз я выпивал лет пять назад, плохо тогда все закончилось, сотрясением мозга, выбитым зубом и вывихом кисти руки. Лежал я тогда в своей комнате, в рабочей общаге, и думал, какого лешего я пью, это же глупо! Здоровье разрушается, деньги не копятся, мозги тупеют.

Однако просвет среди деревьев оказался всего лишь выходом на небольшую полянку. Но вот то, что было на поляне, меня немного смутило. Моя спасительная тропа уходила прямо в густой серый туман, который лежал почему-то выборочно, его можно было обойти слева или справа. Но ползать по кустам желания было ноль, поэтому я крикнул, – эй там, в тумане, разбежались, а то зашибу! – и попер прямо по тропке. Секунд десять я примерно шел через туман. Когда вышел из него на небе заметно посветлело. Сразу подумалось, что короткие у нас на Урале летние ночи. Неужели целую ночь шляюсь? Конечно завтра суббота, выходной, но это не повод бегать по лесам. Кстати, не плохо бы пробежаться, ведь домой хочется невмоготу. Не любитель я ходить по-большому на природе, отвык от жизни деревенской. Да, давно у родителей не был, у них там хозяйство, две сестры и мой брат помогают родителям, фермерствуют. Отец же мне так и сказал, год назад, когда я был в гостях, "дома", что я уже для семьи отрезанный ломоть. Но что поделать не лежит у меня душа к сельской жизни, у каждого свой путь.

Хмель уже совсем выветрился из моего организма, и я вполне осознано достал смартфон и посмотрел на часы, на них было 02.13? Странно, судя по приближающемуся рассвету, должно быть минимум часов пять. И еще страннее связи нет никакой. Я побежал. Через десять минут я запыхался, но впереди был только лес. Я немного прошелся быстрым шагом и снова побежал. А дальше был для меня шок, я выскочил на открытое огромное поле, где-то на горизонте виднелся точно такой же лес. Но где город?

– Э-э-эй, люди! Скажите, в какой стороне город! – крикнул я очевидную глупость, так как ни кого не наблюдалось в радиусе с километр.

Мне сразу расхотелось и по-маленькому, и по-большому. Я развернулся и побежал в обратном направлении. Бегал я примерно час, причем безрезультатно. После чего выбрался на то же место, сел оперевшись спиной на ствол сосны и уснул.

2.

– Смотрите, это Кук! – крикнули аборигены, которые оказались неграми в набедренных повязках, – иди к нам, мы будем тебя ням ням.

– Отвалите, я не вкусный! – крикнул я и побежал, однако не в каждом сне бегается хорошо. Иногда во сне ты – паришь, а иногда ноги еле передвигаются, как будто-то ты прорываешься через что-то тягучее. Вот и сегодня ноги переставлялись с большим трудом. Что характерно, на аборигенов физические законы сегодняшнего сна не распространялись. Они лихо с гиканьем нагоняли меня.

– Какое вкусное у него филе, – крикнул один.

– А если его еще промариновать в уксусе с маслицем, это же вообще будет, пальчики оближешь, – поддержал его второй.

– Я костлявый, нехристи, подавитесь! – на этих словах, я заложил небольшой вираж, чтобы обхитрить погоню. Однако финт мне не удался, я просто завалился на бок. Аборигены окружили мое беззащитное тело и стали тыкать палками.

– Отвали, убью! Отвали, сказал, удавлю! – тут я проснулся. Чувства были двоякие, с одной стороны – хорошо, что это был сон. С другой – меня действительно тыкали палкой, точнее тыкал копьем, какой-то неопрятно одетый парень, лет двадцати пяти. На ногах у него были шаровары, на теле простая рубаха, подпоясанная широким поясом.

– Эй, просыпаху, бродник, ярило ужо выско. Чэхо тиби приподнэ? Сальцо иль молка? – незнакомцу понравилась своя же шутка, и он заржал, как конь.

– Я с утра предпочитаю принять ванну и выпить чашечку кофе, – ответил я, протирая глаза.

– Чэхо ти хутаришь не ураземею? Копье хошь в мяхо месо? – свои слова незнакомец подтвердил еще одним тычком тупым концом копья мне в ногу.

– Еще раз так сделаешь, схлопочешь по своей небритой харе! Ураземел? – как-никак в институте я занимался боксом, пусть и без особых успехов, но удар у меня поставленный был. С парой алкашей или с одним безумным голодранцем, который бегает с копьем по лесу, я уж точно справлюсь.

Однако намек мой, бородач в шароварах не понял, он снова замахнулся и попытался ткнуть меня в живот. Я резко ушел от удара перекатом вскочил в стойку и выкинул короткий прямой прямо в челюсть. Кулак мой обожгло огнем, так как давно не тренировался, но незнакомцу досталось больше, он рухнул как подкошенный и вырубился. В ту же секунду я остолбенел. На меня таращились по меньшей мере сотня, таких же бородачей в шароварах, кто-то был в простой рубахе, кто-то в стеганом жакете, а кто-то вообще имел металлическую кирасу. Абсолютно все были вооружены копьями, саблями и я даже рассмотрел на поясе одного война пистоль. Реконструкторы – дошло до меня, я выдавил из себя улыбку. Удивительно, откуда здесь целый обоз реконструкторов с телегами и лошадьми.

– Здравствуйте господа, эльфы, гномы или хоббиты, или разинцы с пугачевцами, будьте так любезны, подскажите заплутавшему путнику, в какой стороне находится город?

Ко мне подошел реконструктор с самым богатым доспехом и оружием.

– Я кхан рубэжно хритня, Хореслав сын Михайлов. Храд Тунхут в осаде. Ти, бродник, вступаху у хритень, давеча кажий вой на помоху.

– Во-первых, хватит меня звать бродником. Во-вторых, парни, а вы часом не заигрались в казаков разбойников? – обратился я сразу ко всем, – так и до психушки рукой подать. Вы мне город покажите, в какой стороне и скачите своей дорогой, а я пойду своей.

– Тунхут там, пять ден на юх. Друхи храды далече. Ита, уступаху ти у хритень рубэжны, али плетьми биваху желае?

– Да пошел ты, думаешь, если кирасу из тазика медного нацепил на себя, то и угрожать можешь? – я достал свой смартфон и показал его кхану, – сейчас звоню санитарам, будет вам гридень рубежный.

– Десятний Тарас! – выкрикнул кхан.

– Слухаю кхан! – на его зов вышел крепкий грузный мужик лет тридцати или сорока, с бородой возраст не поймешь.

– Пойде утою десятну, – показал на меня рукой Гореслав, – ой, не по нрау ти мне бродник, – сказал кхан и профессиональным боксерским ударом отправил меня в небытие.

***

Второе пробуждение за сегодняшний день далось мне гораздо сложнее, скулу саднило, каждое потряхивание моей головы отдавалось тупой болью. Меня как мешок с картошкой положили на телегу и везли, как я догадался в Тунхут, или Тунгут, в общем, куда-то туда. На этот раз я притворился спящим и прислушался к разговору.

– Казалы у Тунхута сичь сабель упятьсот.

– Аха, не хочь тыщу!

– Посекут нас ка курей, – продолжил жаловаться первый голос.

– Умолки, Микола, – вмешался какой-то басовитый, по всей видимости, обличенный властью, оппонент, – что, Питро, ка тибя бродник безорушый уел, нусь кажи?

– Та я оступаху, – сказала тот, кто пугал своих соратников тысячей сабель.

– Аха, оступаху, в портки накладаху, ну и достаху минэ дисятна – взгрустнул басовитый голос.

А вдруг это не реконструкторы? – подумалось мне, – вдруг я попал в какой-нибудь параллельный мир? Или в прошлое? Или в будущее? Не, точно не будущее, оружие допотопное. Так, что я знаю из истории? Тунгут, Тунхут? Никогда не слышал про такой город. Говорят, на какой-то смеси всех славянских языков, однако как говорили на Руси в прошлом, лично я не знаю. Блин, да что, в самом деле, я туплю!

– Мужики, – оповестил я конвоиров своим официальным пробуждением, – какой сейчас год?

– От тумака Хорислава усоусим ум ускакаху? – заржал Петька.

– Остынь Питро, – сказал басовитый грузный мужик, тот самый десятник Тарас, – давеча лето семь тыщь семдэсят уторой от сотворяху Мира.

Даты от сотворения мира отсчитывали в средние века, – вспомнилось мне, – значит я в прошлом. Хотя какая разница, в любом случае нужно осмотреться, приспособится, а в данном случае еще и выжить.

– А что война, какая идет? – продолжил я знакомство.

– Воина, – усмехнулся десятник – Тунхут, храд рубежны, утам усегда воина. Но надысь сичь в упятсот сабиль придяху, кхан воровский Улухбек улась своу каже. Неможно храд отдати, узнаху, шо слаба Ария стала, усем худо буде.

От этих сидяху, придяху, в моей голове каша получилась полнейшая. Но основная мысль стала понятна, Тунгут осадила воровская сичь, и отбить его послали вот это боевое в кавычках формирование, в которое меня в принудительно добровольном порядке и завербовали.

– А Ария, которая стала слаба – это что? – задал я еще один логичный вопрос.

– Ну, ти и тэмэнь – удивился Петька, – Велика Ария – это родна наша мати земля, это раздольны луха, это леса дичи полны, это реки рыбы бохаты.

А Петька – задаётся мне начинающий поэт. Значит, точно попал в параллельный мир, не было в нашей истории никакой Арии. Но что мне это дает? Ничего. План остается прежний, осмотреться, приспособится, выжить, и надеюсь найти путь назад.

– Окей, значит – страна называется Великая Ария, город в ней есть – Тунгут. Какие еще города есть в этой стране? – продолжил я выполнять первый пункт плана, то бишь осматриваться.

– Яка кака эта страна? – обиделся Петька, – это наша родна мати.

– Петр, ты что обиделся? – не ожидал я, такого патриотизма от паренька, – прости, давай знакомится, я Григорий, Гриха. Память видишь, отшибло.

– Отшибло, – успокоился Петька, – столица Великой Арии, храд – Мохул, ище храды исть, Тартар, Карокаран, усе они там, на сивере. Исть ище Дара, Асхард, Найман. Мнохо хардов усе ни упомнишь.

Версия с параллельной реальностью единственная и обсуждению не подлежит, – решил я, почему-то успокоившись этим фактом.

– А кто правит Великой Арией?

– Император усея Арии – царь Иван, – в разговор вмешался Микола, или Никола, я плохо разобрал его имя, – а шо за ховор у тибя не наш, и рубаха с портами не наша? Ти чай не шпиен?

– Если бы я был шпиен, Микола, то говорил, по-вашему, лучше вас с вами, и одет был бы так же. Включай элементарную логику.

Микола по всей видимости слова мои не понял, но суть ухватил верно, поэтому заговорщицки мне подмигнул. Мутный тип, к гадалке не ходи, нужно держать ухо с ним востро.

– А откуда я, к сожалению, не помню. Шел по лесу, упал, потерял сознание, очнулся, а тут Петька в меня копьем тычет.

– Сладко хутаришь, – продолжил допрос Микола, – ну, ни чехо в бою узрим хто ти есь.

3.

Слава Богу, до предполагаемого боя было еще время, и это время кхан рубежного гридня Гореслав сын Михайлов пытался использовать с максимальной отдачей.

– Вои мои, идяху ми на свяхо дело, оборонить нашу Велику Арию, за храды наши Мохул и Тартар, – взял слово перед боевыми учениями кхан, – сеходь учим колоть копьем и плотняше держаху строй. Десятни приступаху.

Тактика, которой намеревался Гореслав разбить вражью сичь, была проста и не замысловата, артиллерия обстреливает противника картечью вначале битвы, потом пушки укатывают за спины пехоты, которая начинает, сдерживает наскоки бандитов с помощью длинных копий. В это время пушки перезаряжают. Затем копьеносцы делают быстро несколько шагов назад и дают сделать еще один залп пушкарям, и вновь смыкаются. Само собой этот маневр был самым сложным и ему было посвящено почти девять часов. Естественно про восьмичасовой рабочий день здесь никто и слыхом не слыхивал.

– У землю упираха копье, У землю – кричал десятник, Тарас, – сомкнуха ближаха десятна, плотняха стояша, плотняха! У пирум бою уси – покойняха, уси я казал!

Если первые пару часов махания копьем я еще как-то воспринимал осознано, то дальше я ловил себя на мысли, что действую автоматически. Руки гудели, мозоли на руках вздулись. Перед маневрами мне выдали шаровары, кожаную кирасу и кожаный же шлем. Под шлем мне дали головной убор, который был похож на шапку с манишкой. Штаны и этот головной убор, скорее всего, были прошиты в несколько слоев грубой тканью и набиты овечьей шерстью. Петька мне пояснил, что такой вид брони, то есть шаровары, позволяет погасить выстрел из лука с пятидесяти метров, а так же при определённом стечении обстоятельств сможет отразить рубящий удар саблей. Когда был сделан небольшой перерыв между первой "тренировкой" и второй, я рассмотрел пушки. Это было нечто, на лафеты были посажены огромных размеров мушкеты.

– Петр, это что за пушки? Как будто мушкеты великанов, – спросил я своего соратника по десятку, с которым мы плечом к плечу постигали непростую науку побеждать.

– Ну, ти и тэмэнь, шо не бачив, великханы похибли усе увек назат. Ми диду их ише застав. Великханы управляху усем миром, – добавил шёпотом Петруха, – а ща остоваху оди кханы.

На нас покосился Микола, и Петька сделал вид, что просто очень внимательно рассматривает что-то на дне своего котелка. Это нам выдали между второй и третьей тренировкой очень сытные, но абсолютно не вкусные похлебки. Если кому-то доводилось, есть протеин, смешанный с молоком, то эта похлебка была точно такой же. Из амаранта пояснил мне Петр.

Потом упражнения с оружием продолжились, нам выдали небольшие круглые деревянные щиты, которые были оббиты железом по окружности, а так же у них имелся круглый и выпуклый металлический уплотнитель в центре. Дешево и сердито, подумал я. Теперь кхан Гореслав вместе со своими телохранителями сели на коней, и стали на скаку обстреливать нас из луков, используя стрелы с тупыми наконечниками. Наша задача была успеть закрыться щитами, при этом одна рука всегда должна была держать копье острием на противника, а другим концом, упертым в землю. На сей раз без небольших травм не обошлось. В нашем десятке самым нерасторопным оказался Микола, ему прилетело в лоб. В других отрядах кому-то попали в нос, кому-то в челюсть. Хорошо, что никто не встретился с такой стрелой глазом. Иначе не вступив в бой, мы бы понесли первые потери.

– Шибче подняху щит, шибче – орал на нас десятник Тарас, – В пирвом бою уси – покойняха...

Кроме моего "лучшего" друга Петрухи и подозрительного Миколы, в моем десятке были два брата близнеца Сергуня и Андрюня, которых описать можно было одним словом из двух частей: раз и долбаи. Еще был нелюдимый молчун Никодим, который выделялся ростом и шириной плеч. А так же три родных разновозрастных брательника: Серафим, Митрофан и Иван. Правда, кто из них кто, я пока не запомнил.

– Шибче подняху щит, шибче – вновь выкрикнул Тарас.

Однако я зазевался, и мне прилетела прямо в шлем тяжелая тупая стрела. В голове на время раздался колокольный звон, вмиг, куда-то исчезла в руках усталость, и дальнейшие упражнения я делал с большой сноровкой.

Вечером, около каждого походного шатра развели по костру. Бойцы немного приободрились, послышались смех и разговоры. На глаз я примерно прикинул, что наше войско насчитывало почти три сотни. Маловато для войны против пяти сотен хорошо обученных разбойников. Однако когда нам наложили амарантовой каши, да налили по пятилитровому котелку на десяток душистого чая, жизнь показалась, что налаживается. За соседним костром кто-то достал струнный инструмент, чем то внешне напоминающий мандолину, а по звуку обычную гитару, и запел частушки. К народному певцу рубежного гридня кхана Гореслава потянулись люди, наш десяток тоже перекочевал поближе. Молодой парень весело распевал нехитрые куплеты.

– На суку висит веряху, любо дорохо смотряху, как разбойник Улухбех, буде добре та висяху! Опа, опа, буде добре та висяха. Опа, опа...

Америка-европа, – пропел я про себя...

– Скоро милый мой вертаху, миня жинкой называху, после свадьбы убохато, мы построим сибе хату! Опа, опа, ми построим сибе хату.

После еще восьми таких же простых куплетов, певец решил немного передохнуть и выпить чаю, – эх, суды бы чешо покрепше!

На певца тут же зацыкали, – прознаху кхан быть плетьми биваху!

– Даваха ище, може опоследний рас утак усидяша, – высказался какой-то грустный мужичок.

– А ну заткни молотилку, пока у хлаз не сунул, – осадил паникера певец, – може хто ище писни спивати умее? – обратился парень к соратникам.

– Дайка мне бандуру, – сказал я, – как инструмент, то называется?

– Бандура и назывху, – ответил певец.

– Шо памяти вернуха? – влез заинтересованный Петька.

– Питро, дай челувеху спивати, – заступился за меня болезного десятник.

Песни петь я, конечно, любил, особенно когда был студентом, правда, играл слабо. Знал всего пять аккордов, но как оказалось, их вполне хватало, чтобы исполнить любую вещь отечественных и зарубежных композиторов. И пока я настраивал пяти струнную бандуру под шестиструнный лад, прокручивал в голове, чем порадовать разношерстное воинство.

– Шо бандуру мучиш, сдаваху ие обрат! – кто-то раздражённо крикнул.

– Кто сказал, что надо бросить песни на войне? – ответил я стихом Лебедева-Кумача, – после боя сердце просит музыка вдвойне!

– Во и добре, – крякнул рядом мой десятник Тарас.

– Вдоль обрыва, по-над пропастью, по самому по краю, – затянул я на мотив цыганочки песню великого русского барда, – Я коней своих нагайкою стегаю-погоняю! Что-то воздуху мне мало: ветер пью, туман глотаю... Чую с гибельным восторгом: пропадаю, пропадаю! Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!

Всегда я жалел, что не умел петь так с хрипотцой как Владимир Семенович. Однако и такого моего скромного вокала хватило с зазором, чтобы бойцы перестали и кашу жевать, и чай пить, и мечтать о чем-то покрепче. А обладатель гитары-бандуры просто изумленно замер.

– Но что-то кони мне попались привередливые...

И дожить не успел, мне допеть не успеть.

Я выбил трель из последнего аккорда.

– Може упоследний рас так сидяша, шо за писня, – снова заныл мужичок, который уже пытался посеять паникерские настроения. И тут мой десятник Тарас без предупреждения одним коротким ударом засадил плаксе в глаз. Мужичок рухнул на своих товарищей и увлек их на землю. В толпе заржали.

– Гриха, давай шото, бовое, – сказал десятник.

– Та шобы охонь у нутре вспыхнув, – поддакнул ему Петруха.

Я немного подумал и решил исполнить охоту на волков, такая тематика, скорее всего, близка будет многим, наверняка в войске охотников хватало.

– Рвусь из сил и из всех сухожилий, Но сегодня опять как вчера, Обложили, меня обложили,

Гонят весело на номера, – я нарочно ускорил темп песни Владимира Семеновича, чтобы она звучала по-героически и пожёстче.

– Не на равных играют с волками, Егеря, но не дрогнет рука, Оградив нам свободу флажками, Бьют уверенно, наверняка...

Наш импровизированный концерт заметило и начальство, сам кхан Гореслав, перед которым все расступились, прошел ближе к костру. Он сделал знак мне рукой, что все нормально продолжай играть, и присел рядом на поваленное дерево. Его сопровождал высокий и плечистый воин в дорогой металлической кирасе, а так же какой-то подросток. Возможно сын или родственник, почему-то подумалось мне. Подросток тоже присел рядом с кханом, а воин остался стоять сзади. Телохранитель, понял я.

– Идёт охота на волков, идёт охота, – продолжал я надрываться, безусловно портя прекрасную песню Высоцкого, но для сегодняшней неискушённой публики и такой исполнитель был в радость, – На серых хищников матёрых и щенков, Кричат загонщики, и лают псы до рвоты, Кровь на снегу, и пятна красные флажков.

По окончании очередного шедевра великого автора из другого мира, кхан Горесла сын Михайлов сидел некоторое время задумчив, подросток рядом закрыл лицо руками, чтобы никто не видел его слез, Петька сопел, как воробей после трепки от голубя за кусок хлеба, десятник же опустил голову и тоже что-то вспоминал свое.

– Все, концерт окончен, спасибо всем за внимание, – я вернул бандуру своему хозяину. Не хотелось больше травмировать публику.

– Шо за писни спивашь, – спросил меня кхан, – твохо умысла?

– Не мое, это песни барда Владимира, – не стал скрывать я.

– Велика Ария, яки пивцов рожаху, – задумчиво произнес кхан, – вои, а теперяча треба спати, заутра може бой буде, – обратился он ко всем бойцам, – спиваешь ишо еси жиув буде, – кхан поднялся и пошел в свой шатер.

Несмотря на долгий, даже бесконечный день, в нашем шатре, где храпел и сопел целый десяток здоровых мужиков, я не мог уснуть.

– Гриха, хто ти? – зашептал мне Петруха, – от каки мес буде?

– Далече Питро, мои места, ой далече, спи утро вечера мудренее.

Петро немного поворочался и уснул.

– Гриха, – теперь меня так же шёпотом окликнул Микола, – драпать нади, ка курей порешаху наш хридень, драпать нади.

– Умолкни, Микола, спи, – ответил недовольно я, – живы будем, не помрем.

– Ка зна, ка зна, – обиженно засопел Микола.

4.

На следующий день кхан рубежного гридня, предчувствуя предстоящий бой, решил взбодрить свое малоопытное воинство.

– Гриха, – подбежали ко мне братья Сергуня и Андрюня, – шо ни делаху у большо симии?

– Шо, шо... – задумался я на секунду, – клювом не щелкают!

– А ти шо щелкаху? – засмеялся Андрюня.

– Добавку что ли каши амарантовой дают? Так я только – за!

– Кхан оклад даваху! – не вытерпел моей тупости Сергуня.

– Деньги что ли? – реально удивился я.

– Ну ти и тэмэнь! – хором выпалили братья, – бехи к хозночею схоро!

Казначей сидел на пне около командного шатра, очередь к нему уже поредела.

– Ми ни разбои, ми еси имперски рубежны хритень, – объяснял казначей свои действия, – сие еси охлат за десяти дни.

Оклад оказался следующим рядовому за десять дней службы платили пять копеек, десятнику – десять. Копейкой была маленькая медная монетка, на которой был отчеканен всадник с копьем, отсюда и название – копейка.

– Питро, – спросил я довольного, как кота наевшегося сметаны, соратника, – а какие еще есть деньги в Великой Арии? – первое слово я выделил особо.

– Каки? – удивился Петруха, – што копей – це одзин ван, серебряна таха монита, а дисяти ванов еси одзин золтый мохул. Крова стои одзин ван, а на мохул можа покупаху, – задумался Петр...

– Десять коров, – подсказал я решение нехитрой задачи.

– Ни, – возразил Петр, – читуирть дома!

– То есть дом стоит всего четыре золотых могула! И на него я могу заработать спустя год с лишним честной службы? – сделал я небольшие расчеты в голове.

Кстати на дом, в моем мире мне нужно было горбатиться лет пятнадцать – двадцать, в этой параллельной реальности мне определенно уже начинало нравиться. А если я стану здесь десятником, то вообще можно за пол года управиться.

– Еси тибя ни убиваху, – оборвал мои мечты об отдельной жилплощади Петр.

***

– Вэди развэдку – приказал кхан Улугбек своему ординарцу. Ординарец пулей выскочил из шатра.

Кхан воровской сичи сидел по-турецки на богатом ковре, и слушал советы двух самых преданных своих военачальников. Вся троица лениво попивала кумыс. В углу шатра тихо наигрывал на дутаре запуганный до смерти анши, который всем своим существом пытался стать невидимкой. Нрав Улугбека был суров, а характер вспыльчив, поэтому бедному музыканту часто доставалось на орехи.

– Ударым внэзапно на расвэтэ, – предлагал командир тяжелой конницы Тагир, – налэтим как коршуны и размэтаем этых труслывых овэц! Всэх зарэжэм!

– Нэ, нужно заманыт грыдэнь ложным бэгством и ударить во фланги, а затэм взять этых напуганых шакалов жывьем. Рабы нынче дорого цэняца, – советовал более опытный и бывалый командир легких конных лучников, Ахмед.

Кхан Улугбек с малых лет учился сидеть в седле, стрелять из лука плотно сжимая коня одними ногами, учился работать копьем. Война была долей, которую уготовил Улугбеку отец.

– Запомны, настоящий мужчина – это воын, – наставлял Улугбека отец, – нэ торговэц, нэ рэмэсленник, нэ зэмлэпашец, воын. Всэ служат воыну, воын – это господин, бэк. Нэ жди, пока кто-то поможэт тэбэ стать бэком, возмы все сваыми рукамы. Здэсь в горах мало зэмли, иди на равныну, и застав этых баранов служыт тэбэ. Так жыл я, так жылы всэ твоы прэдки.

Улугбек, конечно в целом был согласен с отцом, однако он видел, что все владения отца ограничивались лишь одной уже порядком развалившейся крепостью. Отец на немой вопрос сына отвечал так, – только прэдательство и жадность блызкых нэ позволыле мнэ стать владэльцэм обшырных зэмэль и богатых городов.

Улугбек просто жаждал власти над обширными землями. Он уже дважды ходил войной на Тунгут, этот город стоял как кость в горле всем горным кланам, и дважды объеденные войска горцев были разбиты. Наконец Улугбеку улыбнулась удача. Пока лучшие войны Тунгута патрулировали восточную границу с Тендуком, ожидая нападения с востока, ему удалось собрать небывалое, для гордых горцев, войско, почти в пятьсот сабель. Оно, прорвав передовые кордоны тунгутцев, вырвалось на равнину, и сходу взяло ненавистный город. Дело оставалось за малым удержать Тунгут. На выручку горожу шло разношерстное неопытное воинство.

В шатер влетел запылившийся после долгой скачки разведчик.

– Говоры, – потребовал свежих сведений Улгбек.

– Грыдень насчитывает тристо копый, десяток пушэк и два дэсятка тажёлой конныцы.

– Пушкы – это плохо, – сказал очевидную вещь Ахмед.

– Это нэ важно, мы просто смэтем эты трыста копый, – ответил уже хорошо расслабившийся кумысом Тагир, – ыграй громчэ анши! – крикнул он к музыканту.

– Рэшэно, атакуэм на расвэтэ, – подвел итог военного совета Улугбек, – ордэнарэц, вэди жэнщин и принэси еще кумыса, отмэтим завтрашную побэду.

***

В шатре кхана рубежного гридня Гореслава, тоже состоялся военный совет.

– Шо каже, Милош? – спросил кхан своего верного соратника высокого и широкоплечего молодого человека, которого Гиргорий принял за телохранителя. С Милошем кхан прошел уже множество боевых троп.

– Дозоры увидаху шпиенов Улухбека, ка ти указав ми их ни трогаши.

– Мыслю, шо Улухбек утакуе по утру. Захоче взяти урасплох, – Гореслав разложил карту и задумался, – пушки скрываху у шатрах, ка пойде тяжела конница, шатры откине и атакуе. Уся силища Улухбека у картафрактари.

Уверенность, с которой прогнозировал кхан Гореслав действия армии Улугбека, базировалась на огромном опыте боевых действий против горцев. Обычно горцы тяжелой бронированной конницей, картафрактариями, разрезали ряды противоборствующей стороны, а потом деморализованных солдат принимались добивать легкие конные отряды. Если завтра удастся, как следует обстрелять картафрактариев, и нанести им как можно больший урон, битву можно было бы спокойно свести в ничью. На большее кхан не надеялся.

***

После получения небольшого оклада, в рубежном гридне продолжились учения для новичков и мучения для бывалых десятников. Многократное повторение работы в строю копьем должно было сделать из разрозненных, и даже не приспособленных для военной службы людей единый боеспособный механизм.