Текст книги "Время под колоколом"

Автор книги: Владислав Петров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Глупо и непонятно.

– Дело в том, что вы, Гален, не романтик. Давайте откроем дверь на балкон. Слышите, падают капли?

Осень – это печаль и надежда на то, что завтра будет весна. И боязнь не дожить...

– По-моему, тут и так сквозит. Но – как хотите.

Киор встал, отодвинул штору.

Карлос II, король (продолжение)

Карлос вскрикнул и проснулся.

Натянул на худые плечи одеяло и обнаружил, это не одеяло, а балахон с прорезями для головы и рук и что сам он не лежит в постели, а идет впереди толпы. Позади в размытом, будто молоком разбавленном воздухе темнели монашеские рясы, колыхались хоругви инквизиции и в центре, на самом почетном месте, возвышались обитые бархатом носилки с изображением Пречистой Девы.

Священники взревели "Верую" и – страх, непонятно откуда пришедший, прополз между лопаток Карлоса. Он оглянулся, чтобы увидеть страшное, но по-прежнему размеренно брели монахи, а за ними – хористы, поющие псалмы, а за ними – чиновники и придворная челядь, а за ними – бичующиеся, кающиеся и осужденные, и люди – много, много людей, держащих лампадки, огоньки которых, сливаясь в тумане, образовывали причудливые фигуры.

Внезапно пелена исчезла, огоньки соединились в один громадный костер, и Карлос понял, что это аутодафе, где жертва – он. И тогда он побежал, что есть мочи, так, что сердце забилось быстрее мысли. Обернулся на бегу, желая крикнуть на помощь, но – онемел, взглядом попросить поддержки, но – ослеп, услышать хоть чейнибудь голос, но – оглох.

Костер, шурша,– так ползет змея по осенней листве,– настигал его. Балахон липко охватил ему руки и ноги, сдавил горло. Заключенный в ткань, будто в кокон, он упал, пополз, царапая землю, и, наконец, смирился, бессильно захрипел – точно грешник во время пытки водой, роняя с губ зеленую пену. Еще миг и – пламя обняло его холодными языками.

Карлос вскрикнул и проснулся.

Дон Кристобаль, он же Голох

Замешательство Себастьяна продолжалось недолго.

Бесшумно спрыгнув на землю, он отступил в нишу перед входом и... почувствовал упершееся в бок острие кинжала. Одновременно шею ему захлестнула удавка, правда, не настолько сильно, чтобы он не мог, хотя и с трудом, дышать.

– Что вы делали на балконе? – прошептали шуту в самое ухо.

– Был в гостях.

– И заодно шпионили!

– Там живут мои друзья.

– Которых вы покидаете, минуя дверь?!.

– Разве есть указ, запрещающий это?

– Кто тебя послал, шпион?! – Рука, держащая кинжал, нетерпеливо дернулась, клинок скользнул в сторону, оставив на теле Себастьяна неглубокий, но болезненный след.– Отвечай! Или я прирежу тебя, как собаку!

Наверху стукнула дверь. Послышался голос Киора.

– Отличная, отличная погода, Гален... Небо плачет по нам!

Напавший свистнул. Киор перегнулся через перила, вгляделся.

– Это вы, Голох?

– Впустите нас,– сказал дон Кристобаль.

Камачо, альгвасил (постфактум)

Сквозь рваные тучи проглянула луна. Священник с мальчиком-служкой, несшим святые дары, возвращался от умирающего.

– Самая что ни на есть бесовская погода. Того и гляди свалишься в грязь,– бормотал он, неловко ступая между лужами.

Словно в подтверждение этих слов, мальчик споткнулся. Священник замахнулся, собираясь наградить его подзатыльником, но вместо этого охнул и схватился за вышитый на груди крест. Из канавы торчала человеческая нога.

Укрепив свои силы короткой молитвой, они вытащили тело на дорогу. Священник полез к нему за мундир послушать, не бьется ли сердце. Сердце молчало, но рука наткнулась на сложенный вчетверо намокший листок бумаги. Священник развернул его и долго вертел перед глазами, подставляя тощему лунному свету корявые строчки...

Голох, он же чиновник инквизиции

– Помогите связать его,– сказал дон Кристобаль, вталкивая шута в комнату.

Лицо Галена вытянулось.

– Этот человек обещал устроить нам аудиенцию у короля.

– Вот как? – усмехнулся инквизитор.– Но все равно давайте веревку. Так будет надежнее.

– Лучше веревка, чем этот мерзкий кинжал! – выкрикнул Себастьян.Свяжите же меня в конце концов! Не то он зарежет меня от испуга! Давайте веревку!

– Он недаром ест свой шутовской хлеб,– сказал Киор.

Инквизитор срезал шнур от портьеры, заломил Себастьяну руки за спину. Шут не сопротивлялся.

– Все, что мог обещать этот человек,– ложь.– Дон Кристобаль проверил крепость узлов.– Он куда ближе к гаротте, чем к покоям короля.

– Объяснитесь, Голох! – решился возразить Гален.Я сам вышел на него.

– Именно поэтому, наверное, он только что следил за вами!

Гален уставился на Себастьяна.

– Верно,– невозмутимо подтвердил тот,– я наблюдал за вами. Нужно было убедиться, что имеешь дело с друзьями.

– Убедились? – насмешливо осведомился дон Кристобаль.

– Не заметил ничего, что бы могло повредить его величеству.

– Похвальная забота о пользе его величества. Вы с ним большие друзья, не так ли?

– Вы мне льстите.

– И не думал.

Дон Кристобаль сел, вытянув ноги к огню, и подробно рассказал все, что знал об отношении короля к Себастьяну.

– Сплетни – пища слабоумных. Служителю церкви следует тщательнее отделять правду от вымысла,– сказал шут, когда инквизитор закончил говорить.

– Я учту ваше замечание,– с поклоном ответил дон Кристобаль.

За дверью раздался грохот.

Дон Мануэль, секретарь великого инквизитора

Несчастный альгвасил еще лежал возле сточной канавы, когда сочиненный им донос попал на стол секретаря великого инквизитора дона Мануэля де Сааведра.

Почтенный дон Мануэль сидел, чинно сложив руки на животе, и делал вид, что не спит. Залезть под большое пуховое одеяло, непрестанно грезившееся ему, не было никакой возможности – его преподобие предпочитал работать ночами и сейчас находился у себя в кабинете. Дон Мануэль мог потребоваться ему в любую секунду.

Доставленная бумага сразу вернула секретаря великого инквизитора в рабочее состояние. Его преподобие прилагал в последнее время немало усилий для увеличения доходов церкви, но Карлос не спешил подписать соответствующий эдикт: по причине скудости государственных средств он пытался экономить даже в делах веры. В надежде сделать короля сговорчивее великий инквизитор использовал каждый повод показать ему, что еретическая зараза еще отнюдь не уничтожена и лишь благодаря инквизиции не получает дальнейшего распространения.

Дон Мануэль вспотел от удовольствия, представив, как его преподобие с присущим ему одному искусством извлечет из каракуль покойного альгвасила очередную блестящую комбинацию, вплетя в нее и морисков, продолжающих читать арабские книги и давать детям арабские имена, и иудеев, тайно справляющих субботу, и лютеран, гореть им в геенне огненной, и, вполне возможно, кое-кого из ревностных католиков – всех, на кого ему укажет провидение.

Голох, он же чиновник инквизиции (продолжение)

Гален выскочил наружу и тут же вернулся, одной рукой держа за шиворот хозяйского слугу, а другой топор для рубки мяса, который тот обронил под дверью.

– Мы услышали шум на лестнице, и хозяйка послала меня узнать, не случилось ли чего,– испуганно озираясь, забормотал слуга.

– Лжешь, нечестивец! – выступил вперед дон Кристобаль.– Именем Господа нашего заклинаю: говори правду!..

Увидев зеленый крест на сутане инквизитора, слуга воспрянул духом.

– Она сказала... сказала, что все вы предались дьяволу. Она побежала за помощью...

– Кто еще в доме?

– Никого.

– Гален! – выразительно взмахнул рукой инквизитор.

Взметнулся топор – брызнула кровь, глухо упало тело.

Киор, оцепенев, вжался в стену. В противоположном углу комнаты заворочался, пытаясь встать с пола, связанный шут.

– Надо уходить,– сказал дон Кристобаль.– Киор, соберите самое необходимое. А я пока поговорю с этим...– Он пнул шута ногой.– Отвечай, кто послал тебя?! Отвечай!

Дон Мануэль, секретарь великого инквизитора (продолжение)

...И завертелась святейшая машина. Ковровый занавес перед входом в покои великого инквизитора еще колыхался, а дон Мануэль, вышедший от его преподобия, уже спешил отдать распоряжения. Указания, полученные им, были предельно ясны: взять злокозненных колдунов немедля и учинить следствие.

Дон Мануэль прислушался к крикам собирающихся в патио солдат и, немного подумав, приказал приготовить портшез. Колдуны, чтобы избежать правосудия, нередко, как известно, превращаются в жаб, мышей или иных угодных дьяволу тварей. Дабы этого не случилось, секретарь великого инквизитора решил лично проследить за арестом.

Голох, он же чиновник инквизиции (продолжение)

– Кто послал тебя?! Кто?!.. Откуда ты?! Говори!

Дон Кристобаль наотмашь ударил шута по лицу.

– Но если вы ошибаетесь? – сказал Гален. Отчаявшись добиться толка от безучастно застывшего Киора, он поспешно вынимал из шкафа предметы, которые привели бы в восторг любого алхимика, и запихивал их в сумку.

– А если нет? Моя ошибка будет стоить жизни только ему, ваша – всем нам. Мы не можем рисковать. Кто послал тебя?! Говори! – инквизитор поднял брошеный рядом с трупом слуги окровавленный топор.– Послушай, гаер. Ты, похоже, неглуп и должен понимать, что не уйдешь отсюда живым. Но если ты скажешь правду, то умрешь сразу, без мучений. Иначе я освежую тебя, как эстремадурскую свинью. Я буду отрубать от тебя по кусочку. Вот так! – он воткнул топор в пол.

Порыв ветра распахнул незапертую дверь, в комнату ворвался холодный, настоенный на дожде воздух. Заметались, силясь оторваться от оплавленного воска, огоньки свечей.

– Эти нити, сплетенные забытьем и слезами, это время, дремавшее долгие годы под колоколами...нелепо шлепая разбитыми губами, произнес шут.

Киор судорожно вздохнул, прикусив губу, словно боясь вскрикнуть.

– Симулирует сумасшествие,– сказал инквизитор, переложил топор в другую руку, примерился, замахнулся...

Карлос II, король (продолжение)

Карлос поднялся, глотнул травяного настоя, затхлого на вкус, но, как уверяли медики, целебного для почек; постоял, вслушиваясь. Было тихо, только потрескивала жаровня да возились собаки в соседних комнатах.

Ночь сквозь темно-синие стекла на окнах казалась аспидно-блестящей подобно мантии великого инквизитора. Ассоциация, посетившая короля, не была случайной: зависимость от церкви тяготила его величество.

Инквизиция, верная, но ненасытная служанка, вела себя столь требовательно, что Карлос, вынужденный уступать, нередко сам оказывался в унизительно -подчиненном положении. Одна мысль об этом лишала его уверенности и ощущения крепости своей власти.

Он давно уже искал способ поставить великого инквизитора на место. И вот, кажется, такая возможность могла появиться. Летучий яд – хороший козырь не только в борьбе с еретиками. Если все, что рассказывал Диего, правда, его преподобию придется поумерить свой пыл. Ведь кое в чем тогда можно будет обойтись и без инквизиции...

Карлос забрался под одеяло, прикрыл глаза. Представил войну необычную, без крови и разрушений. Представил поверженные без единого выстрела вражеские войска. Представил пустынной Францию, представил пустынной Италию, представил пустынными Нидерланды, Англию, обширные владения арабов и турок.

Перевернулся на другой бок, вздохнул и заснул ровным спокойным сном.

Киор, он же купец Гойкоэчеа (продолжение)

Дон Кристобаль замахнулся... подался вперед, теряя равновесие... упал – в мертвых глазах застыло удивление.

Киор сжимал разрядник, небольшую коробочку с торчащей из нее тонкой трубкой, с такой силой, будто хотел его раздавить. Гален шагнул к нему.

– Наконец-то вы решились! Но почему вы не предупредили меня?!

– Назад! – крикнул Киор, направляя трубку на него; голос Киора дрожал, сам он был весь, как в лихорадке.

На улице зашумели; по потолку заметались отсветы факелов.

– Бежим, будет поздно! – сказал Гален.

– Помогите шуту...

Гален развязал Себастьяна. Шут встал, потирая затекшие руки.

– А теперь идите! Бегите! Быстрее уходите отсюда! – сказал Киор.

– А вы?

На лестнице затопали. Гален выхватил из сумки на поясе коробочку, такую же, как у Киора, выбежал из комнаты.

– Я знал, что рано или поздно выйду на вас,– сказал Себастьян.

– Снимаю шляпу перед службой безопасности,ответил Киор.

С лестницы неслись звуки борьбы...

Дон Мануэль, секретарь великого инквизитора (продолжение)

– Путь до дома, где свили гнездо слуги дьявола, был недолог, но все же достаточен, чтобы дон Мануэль успел погрузиться в свои мысли. А думал он о...

Несколько лет назад осведомитель донес ему, что один из чиновников инквизиции овладел философским камнем и обращает металлы в золото. Дон Мануэль не стал преждевременно поднимать шум, а под благовидным предлогом пригласил этого чиновника к себе. Разговор получился кратким и ошеломляющим. Чиновник, некий лиценциат дон Кристобаль, без обиняков предложил секретарю великого инквизитора вступить в долю, и дон Мануэль не выдержал искуса. Ничтоже сумняшеся, он -легко дал убедить себя в том, что суть занятий лиценциата далека от дьявольских наущений. Доносчик, сведший его с лиценциатом, через день, случайно оступившись, сломал себе шею, а дон Кристобаль, приобретший покровительство дона Мануэля, попал на службу в Алькасар, не менее почетную, чем обременительную.

...С тех пор дон Кристобаль время от времени тайно появлялся у секретаря великого инквизитора и вручал ему увесистые кошели, ничего не требуя взамен. Иногда, впрочем, он интересовался направлением мыслей его преподобия и высказывал небесполезные для святого дела идеи, которые дон Мануэль при случае излагал великому инквизитору как свои собственные.

– Дон Мануэль привык к подношением лиценциата, как к чему-то само собой разумеющемуся, и, вероятно, принимал бы их, не задумываясь, еще Бог весть сколько, но лозавчера к нему явился некто, не назвавший себя, и потребовал донести на дона Кристобаля великому инквизитору, или – что даже лучше для вас, сказал незваный гость,– без шума отправить лиценциата к дьяволу, где ему, несомненно, уготовано место. Иначе...

Дон Мануэль хорошо понял, что значит это "иначе"...

...От невеселых мыслей его отвлекли крики. Он выглянул из портшеза и увидел мечущиеся в свете факелов тени.

Эро, брат Киора

– Снимаю шляпу перед службой безопасности,– сказал Киор, стараясь говорить медленно и, как ему казалось, спокойно.

– При чем здесь служба безопасности?

– Выходит, это королевский шут и никто иной знает стихи, которые будут написаны через четыре века?

– Служба безопасности ни при чем, Киор. Разве ты не понял, кто я? Я Эро!

– Кто?

– Эро. Твой брат.

– Брат? Может быть... Как там у них станут говорить: все люди братья, так?

– Киор, что произошло с тобой?

– Со мной? Ничего! Но не со мной произойти могло. Тут,– Киор кивнул на баллоны, стоящие на полке,идеальное средство уничтожения. Попадая в организм, вызывает мгновенную смерть с последующей утилизацией останков. В санитарном отношении – незаменимо. Хватит на пол-Толедо.

– И вы хотели предложить свои услуги Карлосу?

– И при случае занять его место. Его величество Гален Первый. Звучит великолепно, не хуже, чем Карлос Второй. Между ними есть даже портретное сходство. Не замечали?

– Сколько вас?

– Теперь двое – Гален и я. А это Голох.– Киор подошел к трупу инквизитора, закрыл его полой сутаны.Ему проще других было выйти на короля или великого инквизитора, но он предпочитал таскать каштаны из огня чужими руками. Хитрый лис, но так и не понял, кто есть королевский шут. Был еще четвертый, Пютер, но он умер – вдохнул препарат. В этом корыте то, что осталось от собаки, которая четырнадцать часов назад тоже вдохнула препарат.

– Пютер тоже... так?

– Почти. Мы не могли ждать долго, и Гален ускорил реакцию с помощью пожара.

– Это ужасно, Киор...

– Служба безопасности, полагаю, видывала и не такое. Вы что, знали его?

– До своей последней трансмутации он был резидентом академии хомологии в Испании двадцатого века и служил при Франко. Неужели ты ничего не помнишь?!..

– У службы безопасности вопросов по существу больше нет? – Киор резким, плохо рассчитанным движением сорвал с двери портьеру, бросил ее на лужу крови, натекшую рядом с трупом слуги, потом, пересиливая себя, нагнулся и натянул ее на скрючившееся в агонии тело.

– Где вы храните газ?

– Все здесь. Раньше хранили в подвале, но хозяйка что-то заподозрила.

С улицы выстрелили. Посыпалось стекло на балконе.

В дверях появился разгоряченный Гален.

– Я придержал их! – крикнул он, размахивая разрядником.– Надо уходить верхом на соседнюю крышу. Идемте, Киор!

– Я никуда не пойду.

– Вы с ума сошли!

Киор сел.

– Прощайте, Гален!

Гален подбежал к нему.

– А-а... я понял! Вы решили сыграть в одиночку с помощью этого урода. Но это вам...

– Я успею раньше,– сказал шут, выбросив вперед руку с разрядником.

Гален попятился, недоуменно уставясь в темный зрачок трубки. На его лице отпечаталась смутная догадка.

– Вы!..– задохнулся он.– Вы!..

Пущенная снизу пуля влетела в комнату и, срикошетировав, сбила на пол один из баллонов. Он, шипя, завертелся под ногами у Киора. Гален метнулся к лавке, схватил маску, так испугавшую альгвасила Камачо, и бросился прочь из комнаты.

...На лестнице, вытянувшись,– голова ниже ног – лежал человек, убитый Галеном. Его рука мертвой хваткой сжимала факел, с которого на деревянные ступени стекали огненно-черные жирные капли.

Гален, бесовская фигура

Дон Мануэль вылез из портшеза. Вокруг суетились люди. Какая-то женщина, судя по всему хозяйка дома, хрипло крича, воздевала руки к небу. Два человека лежали без движения у входа в дом.

– Смотрите, дьявол! Дьявол! – закричал полуодетый, распатланный горожанин, выхваченный шумом из постели.

Суматоха усилилась. Дон Мануэль посмотрел вверх и увидел на крыше странную фигуру. Вместо головы на плечах у нее было нечто непонятное нечеловеческое.

Фигура остановилась, взмахнула рукой и-короткая молния, отделившись от руки, впилась в носильщика портшеза. Тот, не вскрикнув, свалился под ноги дону Мануэлю. Фигура тем временем оказалась у края крыши и замерла. До соседнего дома было не больше восьми локтей – если бы она взвилась в воздух и перелетела туда, никто, наверное, не удивился бы, но фигура застыла в замешательстве. Этого хватило, чтобы дон Мануэль опомнился.

– Стреляйте! Да стреляйте же! – приказал он.

Тотчас раздался выстрел.

Дьявол, будто испугавшись пули, засуетился – оттолкнулся от края, но поскользнулся в последний момент и, как-то неловко, по-лягушачьи, растопырив конечности, упал в простенок между домами.

Люди окружили его, но вплотную подойти побоялись.

Прошла минута, другая – они все теснее сжимали кольцо, когда дьявол, лежащий ничком, шевельнулся и жалобно застонал. Сразу все стало на свои места: солдаты перевернули тело на спину, и все увидели на голове упавшего маску.

Маску сорвали, наклонили над телом факел. Секретарь великого инквизитора вгляделся в искривленное страданием лицо и отшатнулся: у его ног лежал человек, предлагавший разделаться с доном Кристобалем.

– Помогите ему,– сказал дон Мануэль и, чтобы его поняли наверняка, выразительно коснулся шеи ребром ладони.

Из дома, где засели колдуны, потянуло дымом...

Эро, резидент академии хомологии Киор смеялся долго, с надрывом, замолкал и начинал снова – все никак не мог успокоиться.

– Ты уже приготовился умереть... героический шут его величества... Какое у тебя было лицо... Мужественное!.. Здесь со дня смерти Пютера воздух. Обыкновенный воздух! Понял?!.. Я нейтрализовал газ! Я! Понял?!..

– Я рад, что это сделал ты.

– Ничего ты не понял, ничего! Пропади они все пропадом, я спасал не их! Иная жизнь. Иной разум. Иное понимание времени. Кто они для нас? Букашки из сопредельного пространства...

– Непростые букашки! Представляю, как обрадовался Голох, когда обнаружил, что своим вторжением вы расщепили их реальность и создали ответвление, о котором никто не подозревает. Я никак не мог поверить в это, и только когда горячка на тридцать лет раньше срока унесла Филиппа и воцарился недоумок Карлос...

– Голох все равно видел в каждом – гранде, солдате, угольщике, даже в самом короле прошедших трансмутацию сотрудников службы.

– Излишняя бдительность простительна бывшему контролеру. В службе он слыл виртуозом выявления вредных примесей, через него сотни попали в принудительную трансмутацию.

– Как оказалось, не излишняя.

– Киор, ты, правда, ничего не помнишь? Я – Эро, твой брат, резидент академии. Ты провожал меня в институте транспортировки. Перед отправкой я предостерегал тебя против Голоха и Пютера, мы поспорили изза них...

– Мне безразлично, кто ты. Но Голох говорил, что здешний резидент бесследно исчез. Либо он погиб, либо...

– Вот именно: либо! Я отключился от ретранслятора информации и изменил внешность.

– Служба карает предательство полной трансмутацией.

– Невозможно предать то, чего нет. Я устал. Я так устал, что расхотел жить. Я думал, меня убьет Карлос, но он промедлил.

– Забавно: один мой брат живет в прареальности, и за ним наверняка охотятся ищейки службы, а другой, в сущности, он же, в реальности, которую создали мы, выслеживает нас. Причем этот другой тоже создан нами, что, впрочем, не остановит службу, сумей она дотянуться до него.

– Да, я искал вас. Но меньше всего ожидал, что вы – это ты и Голох. Ты в такой роли...

– Голох часто повторял, что не мы выбираем роли, а роли нас.

...В комнате запахло паленым.

Карлос II, король (продолжение)

Карлосу снилось, что он ребенок. Не королевский сын, не инфант принц Астурийский, а обычный ребенок.

Просто ребенок.

Его лицо, вдруг утратив дегенеративные черты, стало похоже на усталое лицо глубоко несчастного человека, захваченного внезапно вспомнившейся детской мечтой и оттого забывшего все свои нынешние тяготы.

Карлос спал и улыбался.

А те, кого он послал арестовывать Себастьяна, томились, борясь со сном, в засаде у ворот Пуэрта дель Соль.

Киор, производное от Киора

Запах гари сочился из каждой щели. Киор открыл дверь, но тут же захлопнул – лестница горела. Он повернулся к шуту.

– Вот и все. Может быть, ты попробуешь уйти через балкон?

– Один?

– Мое существование – нонсенс.

– Я остаюсь.

– Из-за меня? Великодушно, но глупо. Ты брат Киора, но я-то не Киор. Киор попал на трансмутацию не по своей воле. И не по приказу службы. Пютер заманил его в институт транспортировки, а там... Они не ограничились его обликом. Им требовался Киор-синтезиолог, не более того, поэтому они оставили в нем... во мне от Киора только то, что посчитали нужным для думающего механизма. А сам Киор превратился во вредную примесь.

– Ты бы ничего не узнал об этом, если бы они сделали так.

– Мне рассказал Пютер прежде, чем вдохнуть препарат. Он не выдержал, убил себя...

– Не верю! – перебил шут.– Стихи! Почему они не стерли их?!

– Сочли безопасными. Не хотели лишать Киора привычной духовной среды, боялись получить из трансмутационной камеры импотента от науки. У них уже имелся печальный опыт – Гален. Такое же производное от Киора, как и я.

– Гален – это Киор?!.

– Нет, не Киор. Тебе придется смириться: от Киора сохранилась только матрица где-нибудь в архивах службы безопасности. Есть Гален и я – две биоконструкции без вредных примесей. Но я строптивое создание... Теперь ты понял, почему я нейтрализовал газ?

– И почему ты убил Голоха.

– Когда ты вспомнил стихи... Что-то повернулось во мне...

– Время под колоколом. Это наш с тобой детский пароль.

– Я не помню этого.

За окном под петушиное пение просыпалась Европа, в которой уже не будет ни поражения "Непобедимой армады", поскольку не будет самой армады, ни Реставрации в Англии, где революция сразу станет "славной" и не потребует королевской крови, ни всеевропейской грызни за Испанское наследство, потому что наследство сие к моменту, когда испанский монарх отойдет в мир иной, не оставив после себя отпрыска мужского пола, окажется крайне незначительным.

Да мало ли еще чего не будет в этой Европе.

Зато в ней будет досрочный экономический крах Испании, ускоренный взбалмошным правлением Карлоса и последующей чехардой на престоле, французская экспансия в Италии, где Франция поспешит заполнить вакуум, вызванный ослаблением Испании, кровавый дележ христианского мира, в котором одинаково рьяно – то заключая друг с другом союзы в самых немыслимых комбинациях, то воюя друг против друга – примут участие все европейские государства от мала до велика.

Да мало ли еще чего будет в этой Европе.

Эро, человек

Огонь, которому стало тесно внутри дома, с шумом выплеснулся из окон первого этажа. Толпа, с каждой минутой растущая, торжествующе ухнула.

– Чем они лучше Голоха, Пютера, Галена, меня?

Чем?! Они – люди? – Киор рванул узкий ворот рубахи; дышать было почти нечем.

– Они еще не люди. Они еще вылупятся в людей. А мы уже одряхлели и смердим, не успев умереть. У нас есть служба безопасности, но цивилизации нет. Мы передоверили свою судьбу трансмутации, мы вертимся по кругу, знаем все наперед и потому не живем. Мы отказались рожать детей, зачем нам дети, если трансмутационная камера всегда готова омолодить нас и заодно освободить от вредных примесей, мешающих строить светлое будущее? Но за такое бессмертие надо платить – и мы забыли, что значит ждать, верить, надеяться, что значит любить. Мы разучились жертвовать! Нас хватает только на болтовню о своем великом предназначении, мы лелеем свой комплекс неполноценности и – больше ничего. Даже те, кто все понимает, не могут переступить через себя. Вот и Голох... Он преступник и жертва. Все мы преступники и жертвы самих себя, все мы соучастники предательства...– Шут закашлял, давясь сизым дымным воздухом.– А выхода нет! Нет! Мы прошли свою точку возврата! Выхода нет – вот в чем дело!

Огонь возился за стеной – трещал, постанывал, неумолимо полз вперед и в стороны, глотая по дороге все, что может и не может гореть.

– Выход есть. Стать людьми. Голох понял это и использовал по-своему. И ты тоже понял, но не хочешь признаться даже себе. Почему ты отключился от ретранслятора?

– Я долго думал и выбрал.

– Выбрал? Нет, ты не выбрал, ты – стал. Ты просто стал человеком, потому что так решить может только человек. Ты – человек!

– А ты?..

...Из-под двери бежали быстрые струйки дыма.

Карлос II, не более чем король

Толпа, достойная изощренной кисти великого голландца Хиеронимуса Босха, во все свои стонадцать глаз смотрела на гигантский костер – кто со страхом, кто с ненавистью, кто с любопытством. Рядом с секретарем великого инквизитора стояли, задрав головы, стрелки.

На случай, если кто-нибудь из еретиков появится на крыше, они имели четкий приказ стрелять без промедления-дабы колдуны не успели вдруг превратиться в птиц и ускользнуть от справедливой кары. Дон Мануэль твердо решил не оставлять в живых нежелательных для себя свидетелей.

Дом, большой неповоротливый зверь, вздохнул, внутри его что-то загудело; обрушились перекрытия, и в лицо рассвету взлетели оранжево-красные брызги огня. Достав до неба, они обожгли присмиревший было ливень, и он, рассвирепев, ударил по городу гибким хлыстом: укротил пламя и понесся дальше, барабаня по крышам, по окнам. Он долетел до Алькасара и разбудил короля.

Его католическое величество король Карлос II проснулся раздраженным и усталым, будто вообще не ложился. До завтрака он едва ли проронил несколько слов – приказал лишь разыскать купцов, предлагавших сделку Диего. Даже известие о пожаре, чудом не спалившем город, не всколыхнуло его. Он по-звериному тревожно вслушивался в шум дождя за толстыми стенами и молчал.

Воздух, пронизанный серым светом, попадавшим в трапезную со двора, казался густым, как вода; горевшие в изобилии свечи только подчеркивали его неестественность. Придворные, стоящие у стены, были похожи на рыб в аквариуме; и он, Карлос II, его католическое величество, большеголовая рыба, одетая с ног до головы в черное, сидел, мрачно жуя, под малинового цвета балдахином и глядел прямо перед собой, поверх громадных псов, лежащих посреди комнаты. Там, куда глядел король, обычно располагались шуты, но сейчас было пусто.

Собаки, чуя запах пищи, нервно дрожали ноздрями – ждали подачки. Нервничали, ревниво следя друг за другом, и придворные: Карлос во время еды нередко беседовал с кем-нибудь из них, и это служило верным признаком монаршего благоволения; каждый надеялся, что король заговорит именно с ним.

И король заговорил...

– Где Себастьян? Почему я не вижу Себастьяна? – спросил он неожиданно громко.

Ему не ответили.

– Где Себастьян? – повторил он так громко, что вздрогнул, стукнув алебардой, гвардеец -у дверей.

– Где Себастьян?! Где?!

Ответа не было.

Карлос обвел трапезную мутными от гнева глазами, но больше ничего не сказал. Только сжал побелевшими пальцами попавшийся под руку бокал тонкого стекла.

Бокал хрустнул, и на скатерть сбежала капля благородной королевской крови.