355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владислав Петров » Время под колоколом » Текст книги (страница 1)
Время под колоколом
  • Текст добавлен: 11 сентября 2016, 16:03

Текст книги "Время под колоколом"


Автор книги: Владислав Петров



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Петров Владислав
Время под колоколом

ВЛАДИСЛАВ ПЕТРОВ

ВРЕМЯ ПОД КОЛОКОЛОМ

...Осени старая лошадь скачет своей дорогой. Осени старая лошадь с красною бородою, на губах – пена, а за осенью – дух океана и блуждающий запах могильного тлена. Эти дни, что с небес ниспадают, как пепел, этот пепел, который должны разнести по земле голубки, эти нити, сплетенные забытьем и слезами, это время, дремавшее долгие годы под колоколами, эти ветхие платья, эти женщины, видящие, как падают снежные хлопья, эти черные маки, взглянув на которые, люди прощаются с жизнью – все мне попадает a

руки, которые я подымаю к дождливому небу...

П. Неруда "Осень"

Карлос II, король

Его католическое величество возвращался в Толедо из Эскориала в дурном расположении духа. Часть пути он проделал верхом и теперь, утомленный, сидел, забившись в угол кареты, и по старой привычке грыз ногти.

Он ощущал, как в глубине души поднимается волна черной желчи, и с непонятным даже ему самому наслаждением ждал, когда она окончательно созреет и выплеснется наружу. Болезненно самолюбивый, он словно специально взвинчивал себя: гнев, как наркотик, освобождал его от страха за свое королевское достоинство.

Против ожидания пребывание в Эскориале не развлекло короля. Строительство нового дворца продвигалось медленно – не хватало денег. Карлос знал об этом, но все равно вид полувозведенных поросших мохом стен удручающе подействовал на него. Замок-дворец выглядел символом всего, что делалось в гигантских королевских владениях: размах, претензия на величественность, мрачность и... неоконченность.

Хозяйство страны находилось в совершенном расстройстве. Увеличение налогов и конфискация золота, поступающего из Америки, помогали мало. Карлос уже подумывал над тем, чтобы по примеру отца, короля Филиппа II, объявить государственное банкротство.

Казна была пуста – все съедали многочисленные войны.

Бурлили Нидерланды, строила козни Франция, вероломная Англия, кишащая еретиками, мешала властвовать на море. И даже дома, в Испании, Карлос не чувствовал себя спокойно. Всюду мерещились заговоры, проклятые лютеране плодились, как черви из гнили, и, казалось, никакие костры не в состоянии выжечь эту заразу.

Королевский кортеж перевалил по мосту Алькантара через надоенную осенними дождями Тахо; колеса застучали по мостовой. Карлос вялой рукой сдвинул занавеску.

День близился к вечеру. Убранная золотом карета неслась по притихшим улицам Толедо, и редкие горожане, как мыши, спешили забиться в щели и подворотни, чтобы не попасться на глаза своему отцу и заступнику – своему королю.

Дон Кристобаль, чиновник инквизиции

В то самое время, когда вереница экипажей, сопровождаемая отрядом конной гвардии, приближалась к Алькасару, толедскому замку его величества, чиновник инквизиции дон лиценциат Кристобаль обедал в компании королевского альгвасила Камачо.

В обязанности дона Кристобаля входило знать все, что происходит в Алькасаре: он принадлежал к изобильной армии здешних соглядатаев. В сумрачных покоях замка он обычно пристраивался где-нибудь с краю, прятал лицо в капюшон и смиренно склонялся над молитвенником. Придворные при его появлении прикусывали языки, но дон Кристобаль и не рассчитывал на их откровения и просиживал сутану на жестких скамьях для отвода глаз.

Нужные сведения и без Того текли к нему верным непересыхающим ручейком: альгвасилы и повара, портные и камеристки, прачки и сторожа, дружбой с которыми, иной раз довольно-таки своеобразной, он не гнушался, снабжали его разнообразной информацией. Ему оставалось только отделить зерна от плевел и донести драгоценные крупицы до своего покровителя дона Мануэля де Сааведра, секретаря великого инквизитора.

Камачо, знакомый с закоулками замка не хуже, чем лиценциат с прелестями своей экономки, был для него человеком незаменимым. Впрочем, и дон Кристобаль, случалось, оказывал альгвасилу всякие мелкие услуги.

Близость с чиновником инквизиции столь же опасна, сколь и полезна; поэтому сотрапезник лиценциата, боясь сболтнуть что-нибудь лишнее, предпочитал помалкивать.

Он часто прикладывался к кувшину и по любому поводу согласно кивал. Разговор шел о гибели в Эскориале шута Диего.

– Все в руке Божьей,– назидательно говорил дон Кристобаль, приступая к десерту.– Господь призывает к себе лучших. Никто из шутов не был так близок к его величеству.

– Он был добрым католиком,– вторил Камачо.– На аутодафе в день Пречистой Девы он сам вызвался поджечь костер.

– Теперь место Диего свободно. Остальные шуты чересчур глупы. Правда, остается еще Себастьян, но, мне кажется, он в немилости у его величества.

– Вы, лиценциат, как всегда, правы. Король никогда не простит Себастьяну ту дурацкую выходку.

– Какую выходку? Я ничего об этом не знаю.

– Но вы сами сказали, что Себастьян в немилости...

– Я сказал: мне кажется... Но я не знаю ни о какой выходке.

Камачо растерянно заморгал и потянулся к стакану. Как-то само собой каждый раз получалось, что дон Кристобаль ставил его в тупик. В Алькасаре вряд ли нашелся бы человек, не знавший, в чем провинился Себастьян, но .дворцовая челядь старательно обхо57 дила эту историю. Слишком плохо она грозила закон литься, и, значит, лучше всего было держаться от нее подальше.

Карлос II, король (продолжение)

После вечерней молитвы у его величества разболеласьголова: давала себя знать усталость. Но он отверг пред ложение лейб-медика поставить пиявки: с детства хранил стойкое отвращение к этом противным тварям. Ребенком он постоянно болел, потом здоровье поправи лось, но в наследство от тех лет так и остались непропорционально большая голова, узкая впалая грудь, кривые ноги и тшательно скрываемая, но все равно очевидная ненависть к тем, кого природа наделила более благородной внешностью.

Может быть, как раз поэтому всем придворным Каряос предпочитал шутов, чьи физические недостатки обычно превосходили его собственные. Но королевская благосклонность обходилась шутам недешево.

Карлос ничем не выразил своего недовольства медленной постройкой дворца, когда слушал в Эскориале объяснения архитектора де Эрреры. Но его раздражение нередко выходило наружу весьма странным образом.

Увидев на верхушке недостроенной стены траву, проросшую между плохо пригнанными камнями, он вдруг приказал шуту Диего, который околачивался поблизости, немедля вырвать ее.

Ослушаться горбун не посмел. Уже ухватившись за злосчастные стебельки, он сорвался и упал на заготовленные строителями гранитные глыбы. Похоронили шута с почестями: все-таки он был дворянином и умер на службе у короля. А сам король, подавленный происшедшим, не находил себе покоя. Крайне мнительный, он узрел в смерти Диего недоброе предзнаменование и, бессильный унять тревогу, как гноем, наливался тоской и ненавистью.

Камачо, альгвасил Дон Кристобаль уже ополоснул руке в тазике, поданном экономкой, и всем своим видом показывал, что его ждут дела, но Камачо уйти не спешил. Неприятный осадок, оставшийся от разговора о Себастьяне, бередил ему душу; хуже всего было, что дон Кристобаль без сомнения запомнил этот разговор. Требовалось направить мысли инквизитора в другое русло, и Камачо, как нельзя кстати, вспомнил, что несколько дней назад лиценциат осведомлялся о Гойкоэчеа, купце из Кордовы; после этого вокруг купца, как по заказу, начали твориться малопонятные вещи.

– Чуть не забыл, лиценциат! Помните, вы спрашивали о Гойкоэчеа? сказал он, ковыряя ногтем неровную поверхность стола.

– Гойкоэчеа? Кто это? Впрочем, все равно расскажите, у вас это хорошо получается.

Служба во дворце кое-чему научила альгвасила: он не стал удивляться короткой памяти собеседника, а просто изложил суть дела.

– Месяц назад у моей сестры, она содержит дом на улице Санто-Доминго, поселился некто Мигель Гойкоэчеа с двумя слугами. Он сказал, что ожидает товар из Кордовы, и заранее арендовал подвал для его хранения. Товар, однако, так и не прибыл. Спустя несколько дней один из слуг куда-то исчез, а самого купца будто подменили. То он с утра до вечера запирается у себя в комнате и, похоже, занимается алхимией, то целый день пьянствует с кем и где попало. А вчера сестра слышала в его комнате лай. Она утверждает, что не могла ошибиться...

– Ну и что из этого следует?

– Как же, лиценциат! Этот пес не кто иной, как превращенный слуга. И еще: в день, когда слуга исчез, из подвала, занятого Гойкоэчеа, повалил зловонный дым. Я сам был тому свидетелем. Гойкоэчеа объяснил происшедшее так, будто он уронил свечу на солому, но в подвал никого не впустил. Нет, лиценциат, здесь наверняка не обошлось без колдовства!

– Вы повторите это, если придется, на Святом суде?

Камачо энергично закивал. Некоторое время дон Кристобаль молчал, прикидывая, как отнестись к сообщению альгвасила.

– Вы правильно поступили, дорогой Камачо, рассказав мне о Гойкоэчеа. Если его вина будет доказана, он понесет наказание. Пока же прошу вас никого в это дело не посвящать, не стоит раньше времени поднимать шум. Хотя ваш рассказ не имеет никакого отношения к Себастьяну, с которого, собственно, и начался наш разговор,– тут дон Кристобаль улыбнулся,– я должен заметить, что вы хорошо понимаете долг истинного христианина. Когда представится случай, я обязательно доложу об этом его преподобию.

– Вы вхожи к великому инквизитору?! Я вам так благодарен, лиценциат!

– Мы Оба исполняем свой долг. Выпьем за дружбу!

– Ваше здоровье, лиценциат!

– Ваше здоровье, дорогой Камачо!

Карлос II, король (продолжение)

Давило в висках, в голове словно играла какая-то далекая музыка. Карлос сидел в кресле, обитом сафьяном, и зябко потирал руки: как всегда, поздней осенью Алькасар насквозь пропитывался сыростью. Повсюду в королевских покоях пылали жаровни: даже благовонные свечи не могли перебить запах гари.

Продиктовав несколько писем,– за этим занятием он мнил себя настоящим монархом,– Карлос решил размяться. Он любил бродить в темноте по замку, наводя страх на дворцовую челядь. И горе тому, кто давал повод обрушиться королевскому гневу.

Но в этот вечер Карлосу не повезло. Он долго ходил полутемными коридорами, но, кроме стражи, здоровенных гвардейцев, таращивших глаза от изумления, навстречу ему никто не попался. Пажу, несшему факел, король против обычая приказал идти позади себя – боялся, что свет вспугнет жертву. Поэтому каждый раз, делая поворот, он попадал на мгновение в кромешную тьму. Противная музыка в голове продолжала звучать, но теперь к ней примешивалась другая мелодия, приходящая откуда-то извне. Король остановился и прислушалcя: играли на лютне. Он спустился по ступенькам, толкнул дверь под лестницей и замер на пороге небольшой комнатки.

Камачо, борец за веру

Выйдя от дона Кристобаля, Камачо не пошел ночевать в казарму альгвасилов, а направился к сестре на улицу Санто-Доминго. Там он выяснил, что купец, услав кудато слугу, сидит в трактире, и не преминул этим воспользоваться. Дав указание сестре следить, чтобы Гойкоэчеа не застал его врасплох, альгвасил отворил окно на втором этаже и выбрался на каменный бортик, опоясывающий дом. Накрапывал дождь. Едва не поскользнувшись – о, святая дева Мария! – он добрался до балкона кордовца и, перекинув грузное тело через перила, заглянул в комнату.

Его чуть не стошнило. На столе в лохани, накрытой стеклянной крышкой, лежала мертвая собака, точнее то, что от нее осталось: очертания собачьего трупа с трудом угадывались в жирном студне, в который он расползался прямо на глазах; по студню волнами проходила мелкая дрожь. На лавке валялась необычная маска, совсем непохожая на те, что горожане мастерят для народных гуляний. Круглые глаза маски зловеще блестели, а оттуда, где полагалось быть носу и рту, свисала гофрированная трубка; видно, маска предназначалась для какихто особых колдовских обрядов. Над лавкой, на полке, стояли два больших сосуда из странного будто бы прозрачного материала, но не стеклянные. Внизу, на полу, лежали еще какие-то предметы, но из-за сгустившихся сумерек понять, что это такое, было невозможно...

Камачо не был особенным храбрецом, от лицезрения бесовских вещей его начал пробирать страх. Не желая далее искушать судьбу, он отправился в обратный путь; того, что он увидел, с лихвой хватало для любого доноса.

Оправившись от испуга, он потребовал перо и бумагу и принялся подробнейше описывать злокозненные деяния кордовца, присочиняя, впрочем, для пущей связности кое-что от себя. Он вдруг вспомнил, что заметил в комнате разъятую на части фигурку с короной на голове и что некий голос сообщил ему о чудовищном злодействе, приготовляемом против его католического величества.

Искреннее желание послужить святой церкви естественным образом сочеталось у альгвасила с намерением потуже набить кошелек: согласно находящемуся в силе эдикту императора Карла, деда нынешнего короля, половина имущества вероотступника передавалась человеку, раскрывшему ересь. На столе же, рядом с мерзкой лоханью, Камачо приметил изрядную горсть португалов – каждая монета в четверть ладони. Столько золота разом он видел едва ли не впервые в жизни; его ожидал богатый улов, при том условии, конечно, что золото не превратится в щепки н камни, чего всего надо опасаться, имея дело с колдунами.

Себастьян, шут

Посреди комнаты стоял стол, на нем блюдо с марципановыми пирожными. На лавке в обнимку с полногрудой девицей сидел, пьяно качаясь, лейтенант немецкой гвардии, а на полу, привалившись спиной к стене, полулежал хозяин комнаты шут Себастьян и наигрывал на лютне.

При появлении Карлоса девица, побелев, вскрикнула, лейтенант поперхнулся вином и только шут спокойно поднялся и вопросительно уставился на короля.

Внешность Себастьяна была примечательна: на раздвоенную верхнюю губу свисал длинный бугристый нос, морщинистый лоб наискось пересекался фиолетовым рубцом, который не могла скрыть жидкая прядь волос неопределенного цвета, вокруг глаз темнели круги, а подобная пергаменту желтая кожа на щеках блестела так, будто ее старательно надраили бархоткой.

Несколько мгновений король и шут молча стояли друг против друга: одного роста, оба сутулые, Себастьян – в обычной для шутов красно-желтой одежде с капюшоном, Карлос – весь в черном, и только на туфлях его тускло поблескивали серебряные пряжки.

Наконец, губы Карлоса тронула легкая усмешка. Он провел водянистым взглядом по стенам и, так ничего и не сказав, стремительно удалился. Едва затихли королевские шаги, из комнаты, как из зачумленного места, ринулись гости шута. Оставшись один, Себастьян пожал плечами и, взяв лютню, снова уселся на пол.

В королевские шуты он попал четыре года назадего в дар Карлосу, накануне вступившему на престол, преподнес герцог Альба. Король остался доволен подарком: в его коллекции не было столь редкостного монстра. Но вскоре у Себастьяна выявился существенный недостаток: шут оказался неразговорчив, а Карлос не любил молчунов, подозревая в молчании скрытую крамолу.

Впрочем, для Себастьяна все кончилось не так уж плохо: благодаря удивительному безобразию его оставили при дворе. А место подле короля занял желчный горбун Диего, говорливый до умопомрачения.

Со временем о Себастьяне почти забыли, но он сам напомнил о себе странным и дерзким образом. Это случилось незадолго до поездки Карлоса в Эскориал.

Однажды, когда король совершал ночную прогулку, из темной ниши раздался окрик: – Стой! Кто идет?!

– Король! – отвечала охрана, уверенная, что это ктото из стражников.

Но в ответ блеснула сталь мушкета.

– Поворачивайте назад, или я буду стрелять! -г закричали из ниши.– Это не король! Наш король красив и добр. Разве эта образина может сравниться с ним?!

Охрана застыла в замешательстве. Тут заговорил Карлос: – Вы, сударь, рискуете совершить роковую ошибку. Я – король...

– Поднесите факел к его лицу! – потребовал нападавший.

– Поднесите факел,– повторил Карлос глухо.

Паж приблизился к королю.

– Ближе, ближе! – закричал нападавший и кричал до тех пор, пока Карлос, испугавшись жара, не отшатнулся. Тогда нападавший выпрыгнул из своего убежища и отбросил мушкет. Стража сбила его с ног. Капюшон слетел у него с головы.

– Что это значит, Себастьян?-спросил Карлос, узнавший шута.

– Горе мне, ваше величество! Я спутал вас с одним еретиком, по которому давно плачет костер. Из-за меня вы чуть не изжарились. Нет мне прощения! – завсхлипывал шут, скрученный по рукам и ногам.

– Отпустите его. Это всего лишь шут,– сказал король и попытался улыбнуться, ибо не подобает властелину всерьез принимать проделки шута.– Не думал, Себастьян, что ты способен на такое остроумие. Я запомню это.

У обитателей замка, которых король запоминал, частенько случались желудочные колики со смертельным исходом...

Камачо, борец за веру (продолжение)

Окончив писать, Камачо добавил к выпитому у дона Кристобаля пару стаканов вина и, не вставая из-за стола, задремал. Разбудили его голоса в коридоре. Через замочную скважину он сразу признал Гойкоэчеа и его слугу. Ругая себя на чем свет стоит за то, что заснул не вовремя, он сунул за пазуху бумагу с доносом и побежал следом за ними. Его распирало от желания узнать новые подробности страшного преступления.

Когда альгвасил выскочил на улицу, купец уже кудато исчез, а слуга неторопливо двигался к центру города.

Он миновал архиепископский дворец, обогнул собор, чей остроконечный шпиль терялся в тяжелых облаках, и вышел к Алькасару. Дальше начало твориться непонятное: если бы не позднее время и дождь, разыгравшийся не на шутку, могло показаться, что слуга вышел прогуляться. Он петлял, неизменно возвращаясь ко входу в замок, и Камачо плелся за ним все с меньшей охотой.

Альгвасил промок до нитки, устал, хотел спать; к тому же шуршащая за мундиром бумага напоминала ему, что дело уже, в сущности, сделано.

Наконец, зерна сомнения дали всходы, и Камачо юркнул в переулок, собираясь пойти отоспаться перед предстоящим посещением инквизиции. Не успел он сделать и двyх шагов, как налетел на человека в сутане.

Дон Кристобаль, заклинатель бесов

Когда альгвасил, пачкая чернилами пальцы, лихорадочно подбирал слова, соответствующие разоблаченному злодеянию, дон Кристобаль находился в церкви СантаМария ла Бланка на церемонии изгнания бесов из бродячего старика, бывшего владельца рыбной лавки, потерявшего все свое состояние во время пожара. Богопротивные бесы побудили старика выдавать себя за святого Франциска. Он ходил по городу с сумкой, полной пепла, и, осыпая им прохожих, утверждал, что одаривает их золотом. Стараниями брата Антонио, знаменитого заклинателя, бесов из старика изгнать удалось, но сам он, не выдержав близости с нечистой силой, испустил дух.

По дороге домой инквизитор догнал человека, судя по одежде – купца. Поравнявшись с ним, он сказал:

– Все отменяется. Шут погиб в Эскориале.

– Чудесно. Мы опять пустили петуха. Полчаса назад Гален пошел на встречу с ним.

– Нужно предупредить его.

– Вот и предупреждайте, иначе он будет ждать шута до потери пульса!

– Но это еще не все. Есть новость похуже...

– Вам отказали в должности великого инквизитора?

– Бросьте паясничать! Брат хозяйки подозревает вас в колдовстве. Он не решится донести, не посоветовавшись со мной, но надо быть готовыми ко всему.

– Мы и так ко всему готовы.

– Вы плохо понимаете, где находитесь...

– Это вы ничего не понимаете. Какая разница – где? Снявши голову, по волосам не плачут. Страшнее того, что с нами произошло... пятьдесят тысяч лет назад... Позавчера казнили еретика, упорного в заблуждении, что Земля не есть пуп Вселенной. Исповедник, в нем было что-то от Клоуфа, изобретшего трансмутационную камеру, спросил его: "О чем ты плачешь? Уж не о своей ли загубленной душе?". "Я плачу по тебе",– ответил приговоренный. Святой отец, бьюсь о заклад, размышлял над его словами до самого ужина. Бедняга!..

– Возьмите себя в руки, Киор! От вас разит за три лье!

– За четыре! За пять! За десять лье! Но не вином – мертвечиной. От меня будет нести падалью, если даже низвергнется дождь благовоний!.. Как вы думаете, Голох, есть в вас душа или нет? Она, вероятно, появилась, когда вы одели эту шкуру. Может быть, ненастоящая, как вы сами, но все-таки появилась, а, Голох? Если так, ее надо спасать!..

– Свою душу, как вижу, вы уже спасаете. Идите в гостиницу, проспитесь. Вы гений, вам необходимо беречь себя. К утру я постараюсь найти вам с Галеном новое пристанище.

– Ищите и обрящете. Место мертвечины в могиле!..Киор, он же купец Гойкоэчеа, остановился посреди улицы, истерически рассмеялся.

Дон Крнстобаль хотел что-то возразить, но лишь протестующе взмахнул рукой, прибавил шагу и поспешил к замку.

Карлос II, король (продолжение)

После того как король побывал у Себастьяна, его настроение неожиданно улучшилось. Возвратясь к себе, он изволил узнать у дежурившего в приемной графа де Куэнья о самочувствии его супруги, недавно разрешившийся от бремени. Затем отдал короткое приказание начальнику стражи, велел подать согретого вина и лег спать.

Засыпая, он снова вспомнил Диего, будто наяву, увидел распростертое на каменной плите его маленькое тело. И еще вспомнил, как Диего говорил ему о летучем яде, вдохнув который, любое еретик прямиком отправится в ад. Некие купцы искали, по словам шута, на этот яд покупателя.

Толк в ядах при дворе знали. Сообщение Диего вряд ли вызвало бы у короля особый интерес, если бы не одно обстоятельство: шут утверждал, что яда у купцов невообразимо много, столько, что хватит на пол-Европы.... Если разбросать сосуды с ядом,– задремывая, прикинул Карлос,– по всей Фландрии, то... Выгоды такого предприятия невозможно было предугадать. Ну а если смерть заберет, кроме проклятых еретиков, кого-нибудь из истых католиков в подобных вещах его величество отличался реализмом – так, значит, предопределено свыше: их души, возвышенные мученичеством, пребудут в вечной благодати... Как бы то ни было, купцов стоило найти. Платить им совсем необязательно: производство яда – дело противозаконное, от него пахнет серой.

А можно и заплатить...

Мысли Карлоса спутались, и он заснул.

Как раз в тот миг, когда его величество опочил, несколько дюжих молодцов ворвались в каморку под лестницей, которую десять минут назад покинул шут Себастьян.

Дон Кристобаль, заклинатель бесов (продолжение)

Галена инквизитор нашел без труда и... сразу заметил, что за ним следят. Придя в себя от этого открытия, он пронесся по параллельной улице и занял удобную позицию в переулке. Через секунду на расстоянии вытянутой руки от него прошел Гален, раздались шаги идущего за Галеном человека. Дон Кристобаль напряг внимание, чтобы получше разглядеть соглядатая, но тот резко свернул и едва не сбил инквизитора с ног...

Ничего не подозревавший Г.ален продолжил свой путь.

Из Алькасара ему навстречу вышел человек в одежде шута.

Себастьян, шут (продолжение)

Выйдя из дворца, Себастьян направился к воротам Пуэрта дель Соль, возле которых снимал комнату; он не любил Алькасар и по возможности не оставался там ночевать. Не успел он углубиться в лабиринт узких и темных улочек, как кто-то тронул его за плечо. Себастьян отскочил в сторону, схватился за рукоять кинжала: нежданная встреча в столь поздний час ничего хорошего не сулила.

– Я вас давно поджидаю, дон Диего,– сказал остановивший его незнакомец.

– Вы, сударь, обознались. Правда, я имею честь состоять в шутах его величества, но зовусь Себастьяном. Что же касается Диего, то он не придет. Господь призвал его к себе...– Себастьян молитвенно сложил руки.

– Он умер?!

– Sic transit gloria mundi![Так проходит земная слава (лат.) ] He могу ли я вам его заменить?

Незнакомец задумался.

– Дон Диего обещал свою помощь в одном деле. Если вы вхожи к королю...

– Расстался с ним час назад,– не покривил душой шут.– В чем состоит ваше дело?

– Нам необходимо получить аудиенцию у его величества, но так, чтобы об этом знали только король, вы и мы.

– Мы? Вы, сударь, не один?-Себастьян с глупым видом начал оглядываться по сторонам.– Для чего вам нужна аудиенция?

– Я не могу вам сказать. Это тайна, слишком опасная для тех, кто к ней прикасается. Но знайте, мы вам хорошо заплатим.

Из переулка вывернул ночной дозор.

– Уж не хотите ли вы убить его величество?! Эй, стража! – крикнул Себастьян, впрочем, не очень громко.

– Погодите. Уверяю вас, все делается в интересах короны.

– Тем более вам нечего бояться. Что вам нужно от короля?

– Пытаясь узнать больше, чем необходимо, вы рискуете...

– Вы мне угрожаете?! Эй, стража!..

– Хорошо. Приходите утром на улицу СантоДоминго. Третий дом от церкви по правой стороне. Мы вам заплатим, мы вас засыплем золотом,– зашептал незнакомец, но, увидев, что к ним спешит сержант, начальник дозора, отступил в подворотню; Себастьян, случайно оказавшийся в проходе, предупредительно отодвинулся, чтобы не помешать ему.

– Что здесь происходит? – строго спросил сержант, однако, узнав шута, смешался: никогда не знаешь, на какую каверзу способны шуты.

– Ничего страшного, приятель. Я иду с поручением, – Себастьян состроил многозначительную мину,– а ночь чересчур темна. Не могли бы вы дать мне провожатых?

И через минуту он удалился в сопровождении двух алебардщиков.

Дон Кристобаль, заклинатель бесов (продолжение)

Когда дон Кристобаль узнал в преследователе Галена своего друга альгвасила, у него отлегло от сердца.

Больше всего он боялся, что Камачо успел донести и за Галеном идет человек инквизиции. Что же касается Камачо, то он от изумления не мог сказать ни слова.

Некоторое время оба молчали.

– Ба! Да это вы, дорогой Камачо! – наконец нарушил тишину' дон Кристобаль.– Что за важное дело вытащило вас из дому в такую погоду?

– Важнее не бывает, лиценциат,– похвастал альгвасил и принялся рассказывать свои последние приключения.

Слушая его, дон Кристобаль одобрительно кивал.

– Кто еще знает об этом? – спросил он, опуская руку в прорезь сутаны, когда Камачо, довольный собой, остановился.

– Кроме нас с вами, никто. Но, я думаю, пора сообщить об этом куда следует.

– Пора,– сказал инквизитор, пропуская альгвасила вперед.

– Вот и я говорю! – воодушевился Камачо.– Дело пахнет костром, ведь так?!

– Конечно, так...

– И все это дойдет до короля, как вы думаете?

– Несомненно дойдет...

– И значит, я могу рассчитывать на...

Камачо рухнул, захрипел. Кинжал вонзился ему в спину по самую рукоять. Дон Кристобаль нагнулся, посмотрел в мертвеющие глаза альгвасила и спихнул его в придорожную канаву.

Себастьян, шут (продолжение)

Приказу его величества об аресте Себастьяна не суждено было исполниться. Когда люди короля, не найдя шута в Алькасаре, явились в его квартиру у ворот Пуэрта дель Соль, они нашли ее пустой и холодной.

Себастьян в это время изучал дом, указанный незнакомцем; им оказалась небольшая гостиница с трактиром на первом этаже и комнатами постояльцев на втором.

Закончив наблюдения, шут убедился, что улица безлюдна, и вмиг, явив недюжинную ловкость, взобрался на козырек над входом, а с него на бортик, еще хранящий следы альгвасила Камачо.

В комнатах было темно, и лишь из одной, выходящей на балкон, пробивалась наружу полоска света. Перебравшись через перила, шут встал на цыпочки и увидел сквозь щель распластавшуюся на стене тень сидящего человека. Ее время от времени заслоняла другая тень: тот, кому она принадлежала, безостановочно ходил по комнате. Пытаясь увеличить угол обзора, Себастьян оперся на дверь...

Дверь – она оказалась не заперта! – приоткрылась, и шут услышал слова, которые так подействовали на него, что он едва не вскрикнул.

Киор, он же купец Гойкоэчеа

– Монах не порадуется вашей решительности, – заметил Киор, когда Гален, вбежав в комнату, с места в карьер рассказал о разговоре с Себастьяном.– Нам и так наступают на пятки, и лишние сложности...

– К черту монаха! За годы, проведенные среди здешних тупиц, он сам превратился в одного из них. Ему нужна осторожность? Пусть подавится ею! Я не для того ввязался в это дело, чтобы дрожать по углам. Я хочу быть свободным в своих действиях. Абсолютно свободным!

– Не знаю, как насчет абсолютной свободы, но относительную мы теперь можем потерять. Кто поручится, что шут не пишет сейчас донос?

– Не пишет. Я обещал ему деньги, много денег. Ради денег они здесь готовы продать и Господа Бога, и короля, и мать родную...

– А если шут станет исключением из правила?

– Ну и сидите в этой вонючей дыре! – взвизгнул Гален.– Ждите, пока монах ввезет вас в рай в золоченой карете Карлоса. Вот увидите, когда мы будем ему не нужны, он продаст нас при первой возможности. Со всеми потрохами! Оптом и в розницу!

Он подскочил, нервно заходил по комнате. Здесь мало что изменилось с того часа, когда ее разглядывал Камачо, лишь лохань стояла на полу. Поверхность студня, матово блестя, отражала огоньки свечей; он превратился в совершенно однородную массу, угадать его происхождение было уже невозможно.

– Вы всерьез полагаете, что придет время, когда монах сумеет обойтись без нас? – не скрывая иронии, спросил Киор.

– Нет, я полагаю, что рано или поздно мы сумеем обойтись без монаха. Помогите мне, и я не останусь в долгу!

– И вы знаете, что мне нужно?

– Вы получите все, что захотите. Мы еще станем живыми богами, Киор!

– Может быть, может быть... Дух захватывает, как представлю: мы с вами, изображенные с нимбами вокруг голов в часовне Алькасара.

– Иначе зачем мы здесь?

– В самом деле – зачем? Сбежать из бессмертного благоденствия, чтобы сунуть головы в пекло. Зачем?

– А затем, что в благоденствии у всех есть все, все одинаково бессмертны. А мы должны стать единственными. Мы – и толпа! Мы – и королевство! Мы – и цивилизация!

– Нечто похожее я много раз слышал от Голоха.

– Голох тоже иногда говорит умные вещи.

– Вы прелесть, Гален! Надеюсь, вам воздастся по вашим намерениям. Но скажите, положа руку на сердце, неужели вам никогда не хотелось бросить все это и просто пойти подышать дождем? Осени старая лошадь скачет своей дорогой... Вам знакомы эти стихи?

– Хомология – не моя специальность. Тем более стихи, они здесь заумны.

– Зато в них есть душа. Вы никогда не задумывались, что такое душа? Сочини подобное кто-нибудь у вас, служба безопасности быстро трансмутирует его на предмет удаления вредных примесей. Следовательно, душа – это вредная примесь.

– Вечно вы все запутаете. Я вам так скажу, первое, что мы сделаем, придя к власти, это попытаемся перетащить сюда трансмутационную камеру. Процессом необходимо управлять.

– Отличная мысль! Голох и вправду говорит иногда умные вещи. Жаль только, что он не любит стихов. Осени старая лошадь скачет своей дорогой, осени старая лошадь с красною бородою...


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю