Текст книги "История философии. Античная и средневековая философия"

Автор книги: Владислав Татаркевич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 41 страниц)

И это касается каждого впечатления. Если хотя бы по отношению к одному из них возникает подозрение в том, что оно ошибочно воспроизводит вещи, ощущения перестали бы быть критерием. Эпикур не отступал даже перед абсурдным взглядом, согласно которому сны и галлюцинации сумасшедших также являются истинными. Никто никогда не продвигал так далеко сенсуализм в теории познания. Однако Эпикур суть дела трактовал не столь наивно, поскольку знал, что мы подвержены ошибкам и заблуждениям. Трудности он разрешал следующим образом: ошибки и заблуждения, приписываемые чувствам, он относил исключительно на счет рассуждения;в силу этого он смог непосредственные ощущения признать безошибочными. Тем не менее, оставалось фактом, что один и тот же реальный предмет вызывает совершенно различные впечатления. Для того, чтобы это объяснить, он обратился к демокритовской теории «подобия». Впечатления никогда не обманывают, но касаются не самих предметов непосредственно, а подобий, которые отрываются от предметов и достигают органов чувств постигающего. Сами предметы познаются только опосредованно, через подобия. Переход от подобия к предмету может быть выполнен только при помощи рассуждения. И здесь грозит ошибка тому, кто не считается с тем, что подобия: а) изменяются в пути; б) сталкиваются с подобиями других предметов, создавая смесь, не соответствующую ни одному из предметов, и, наконец, в) органы чувств по своему строению не воспринимают любые подобия. Эта теория, из которой Демокрит делал вывод о субъективности ощущений, служила его ученикам для объяснения их объективности. Сенсуалистическая теория Эпикура охватывала также и чувства. Чувственные ощущения, удовольствия и огорчения никогда не ошибаются; ошибка может произойти лишь тогда, когда мы на ее основе строим суждение, когда на основе ощущения удовольствия и огорчения судим о добре и зле. Сенсуалистическая теория дала Эпикуру то, что ему было нужно, – фундамент для гедонистической этики.

2. Психологический сенсуализм. Эпикур и особенно его ученики занимались не только проблемой критериев познания, но также и проблемой его развития. Они исследовали, как формируются общие понятия и суждения. И в своем исследовании они также опирались на чувственные ощущения, поскольку видели в них не только критерий познания, но также и его источник, из которого все наши понятия и суждения могут быть выведены. Это означает, что Эпикур и его ученики признавали сенсуализм также и в генетическипсихологическом смысле. Их понимание того, каким образом из ощущений возникает в разуме общее понятие, получило название «эпикурейской индукции». В ней объяснялось, что в формировании понятий принимают участие воображение, память, мысль; как впечатления формируются четверояким путем: случайно, по аналогии, наподобие, синтетически; как из первоначальных ощущений возникают «типичные впечатления» и следующие за ними понятия, суждения и допущения; как границей процесса является обнаружение всеобщих и необходимых качеств вещи.

3. Индуктивная логика. Эпикурейцы также занимались индукцией с точки зрения логики. Здесь речь шла уже не о психологическом описании процесса обобщения, а о логическом предписании, о том, как нужно правильно обобщать. Индуктивная логика была единственной, которой эпикурейцы занимались; в античности она была их областью исследования, так же как дедуктивная логика областью Аристотеля и стоиков. Это было вполне естественно при их сенсуализме. Эпикурейцы стремились обнаружить основания индуктивного предположения и нашли их в подобии одной вещи другим вещам. Они называли индукцию «предположением согласно подобию», считая, что ее обобщение охватывает не только доступные нам явления, но также и недоступные нам вещи, чем вызывали у скептиков упреки в догматизме.

Эпикуреизм вышел из двух источников: 1) из культа жизни и желания счастья и 2) из трезвой позиции разума, который верит только тому, что ему непосредственно дано, и оперирует исключительно конкретными ощущениями. Из этих же источников берет начало как гедонистическая этика, так и материалистическая физика, а также сенсуалистическая теория познания Эпикура.

Эпикуреизм, главным образом, – это этика, которая признает лишь земные блага, считает человека ответственным за собственные счастье и несчастье, ценит покой как наиболее совершенное состояние человека; просвещение разума выступает в ней единственным средством против сил, которые нарушают его покой, являясь результатом его собственной глупости, наконец, видит парадоксальное в разумном, в культурном стиле жизни наилучшее средство для достижения эгоистического счастья, а в эгоистической основе – наиболее верный путь к счастью как таковому.

Эпикуреизм – это также философия природы, которая решительно отказалась от сверхъестественных сил и признает любой вид бытия телесным, тела, состоящими из атомов, события – причинно обусловленными, а причины – действующими механически.

Эпикурейская школа просуществовала до IV в. н. э., но и она несколько развила учение своего основателя. Эпикур нашел в Греции, а впоследствии в Риме множество последователей. Его любимым учеником был Метродор из Лампсака. Среди членов школы наукой в области индуктивной логики занимались Зенон из Сидона (ок. 100 г. до н. э.) и его ученик Филодем. В Риме нашлось значительное количество людей, которые в эпикуреизме обнаружили соответствующий их представлениям взгляд на мир. В частности, к ним принадлежал Гораций. В I в. до н. э. эпикуреизм дал выдающегося представителя в лице Лукреция (Лукреций Кар, 95–55 гг. до н. э.), поэма которого «О природе вещей» сохранилась благодаря Цицерону и является наиболее полным памятником античного эпикуреизма.

Влияние и оппозиция. Эпикуреизм имел широкую популярность благодаря наиболее оригинальной свой части – этике. Эпикур во все времена считался отцом гедонистов и не только благодаря своим идеям, а за тот всеохватывающий гедонизм, не столько за то, что он сам создал, сколько за то, что он воспринял от Аристиппа.

В истории науки наибольшее значение имела физика Эпикура, несмотря на то, что она не была оригинальной. Эпикурейцы были известны в этой области больше как продолжатели взглядов античных атомистов. Однако, начиная с III в. до н. э., эпикурейцы были единственной школой, которая придерживалась исключительно причинной и механистической трактовки природы. Благодаря этому обстоятельству, они сыграли выдающуюся роль, став посредниками между старогреческой наукой и наукой Нового времени. Они заслужили похвалу Канта, который назвал их «лучшими философами природы среди греческих мыслителей».

В христианскую эру эпикурейская традиция была прервана. Слишком велика была противоположность христианским принципам, чтобы сохранить какоелибо влияние. В средние века эпикуреизм был синонимом атеизма и материализма, отрицающих существование бессмертной души; механического понимания, отрицавшего свободу, и гедонизма, отвергавшего любые этические идеалы. В течение многих веков эпикуреизм трактовали как превратную и вредную доктрину, и ни один мыслитель не мог к нему открыто присоединиться.

Однако так было не всегда: в самом начале христианской эры этот антагонизм еще не был выявлен. Его установили только более поздние Отцы Церкви. В сознании общества того варварского времени христиане вместе с эпикурейцами принадлежали к одной категории людей – категории врагов религии. Одни были, врагами господствующей в то время религии, другие – врагами всякой религии вообще. Для обыкновенного человека это было одно и то же.

Несмотря на установившийся более поздний антагонизм между христианством и эпикуреизмом, в XII в. была переведена поэма Лукреция, и под ее влиянием некоторые мыслители, такие как Аделяр из Бата или Гийом из Конша, оставались сторонниками атомистического взгляда на природу материи. Однако это был только эпизод. Второе рождение эпикуреизма произошло лишь в эпоху Возрождения в работах Гассенди. Воскрешенный атомизм Эпикура оплодотворил естествознание нового времени, а его сенсуализм оказал влияние на некоторые течения теории познания этого периода.

Скептики

Последним большим направлением эллинистической философии был скептицизм. Он появился почти одновременно со стоицизмом и эпикуреизмом на рубеже IV и III вв. до н. э. Школы, как таковой, скептики не создали, как это сделали стоики и эпикурейцы, однако идеи скептицизма сохранялись и развивались около пяти столетий. Скептицизм стоял несколько в стороне от других школ и всем им противопоставлял собственные философские доктрины, философы других направлений создавали теории, скептики же их только критиковали и отрицали. Они называли своих противников «догматиками», или «утверждающими философами», а себя – «воздерживающимися от суждений» (эффектиками), только «ищущими» (сейтетиками) или «рассматривающими» (скептиками). Последнее название закрепилось, и скептицизмом стала называться философская позиция, которая отрицает возможность познания истины. В античности эта позиция чаще называлась «пирронизмом» по имени ее создателя, а его менее радикальная форма, которая развивалась в Академии, – «академизмом».

Предшественники. Главными предшественниками скептицизма были софисты во главе с Протагором. Они своим релятивизмом и конвенционализмом подготовили скептицизм. Софисты, а также младшие элеаты дали, по мнению скептиков, образцы аргументации. Но и другие философы критической частью своих теории подготовили скептицизм. Демокрит, подающий чувственно воспринимаемые качества как субъективные, и даже Платон, суровый критик чувственного знания, вложили оружие в руки скептиков. Последние; стремясь еще дальше распространить свое генеалогическое древо, считали своими предками Гераклита и Ксенофана.

Развитие. Античный скептицизм прошел через многие изменения и фазы в своем развитии. Вначале он имел практический характер, то есть выступал не только как самая истинная, но и как наиболее полезная и выгодная жизненная позиция, а затем превратился в теоретическую доктрину; изначально он ставил под сомнение возможность какоголибо знания, затем критиковал знание, но лишь полученное предшествующей философией. Практический и радикальный скептицизм провозглашался пирронистами, а теоретический и критический – представителями Академии. В античном скептицизме можно выделить три периода:

1) Старший пирронизм, развивавшийся самим Пирроном и его учеником Тимоном из Флиунта, относится к III в. до н. э. В то время скептицизм носил чисто практический характер: его ядром была этика, а диалектика только внешней оболочкой; с многих точек зрения, он был доктриной, аналогичной начальному стоицизму и эпикуреизму; однако Пиррон, который был старше Зенона и Эпикура, выступил со своим учением раньше их и, скорее всего, он влиял на них, а не наоборот.

2) Академизм. Собственно говоря, в тот период, когда прервался ряд учеников Пиррона, скептическое направление господствовало в Академии; это было в III и II вв. до н. э. «в Средней Академии», наиболее выдающимися представителями которого были Аркесилай (315–240 гг.) и Карнеад (214–129 гг. до н. э.).

3) Младший пирронизм нашел своих сторонников, когда скептицизм покинул стены Академии. Изучая работы представителей Академии более позднего периода, можно видеть, что они систематизировали скептическую аргументацию. Исходная этическая позиция отошла на второй план, на первый план выдвинулась эпистемологическая критика. Главными представителями этого периода были Энесидем и Агриппа. Множество сторонников скептицизм обрел в этот последний период среди врачей «эмпирической» школы, в числе которых был и Секст Эмпирик.

Скептицизм, который хотя и сохранил верность своей исходной позиции, в ходе развития подвергся существенным изменениям: требовательный, морализаторский скептицизм Пиррона нашел свое применение по прошествии множества веков в позитивистском эмпиризме.

Основатели.Пиррон жил приблизительно в 376–286 гг. до н. э., был художником и уже в зрелом возрасте занялся философией. На формирование его взглядов наибольшее влияние оказало учение Демокрита (он был учеником Анаксарха из Абдеры, который, в свою очередь, был учеником Метродора, ученика Демокрита), затем на него повлияли индийские маги и аскеты, с которыми он встречался, когда принимал участие в походе Александра в Азию; в их индифферентности к жизни и страданию Пиррон увидел наилучшее средство для достижения счастья. Эту мысль он развивал не только в теории, но и руководствовался ею в собственной жизни. Позиция равнодушия, квинтэссенция мудрости Востока, была тем чужеродным мотивом, который с помощью Пиррона был введен в философию греков.

Вернувшись из Азии, он обосновался в Элиде и там основал школу. Своей жизнью он заслужил всеобщее уважение, и благодаря ему жители Элиды освободили философов от налогов, а его самого, скептика, избрали высшим священнослужителем. Пиррон не оставил после себя работ, поскольку он считал, что знания нельзя получить. Он стал покровителем более поздних скептиков, а они приписывали ему свои собственные идеи так же, как пифагорейцы Пифагору. Ученики Пиррона унаследовали скорее стиль его жизни, его теорию развивал только Тимон из Флиунта. Он прожил 90 лет (325–235 гг. до н. э.), учился в Мегаре, но, познакомившись с Пирроном, переехал в Элиду. Позднее осел в Афинах, где и прожил до конца жизни. Тимон зарабатывал себе на жизнь преподаванием риторики и философии. Он был человеком иного склада, чем Пиррон. Его скептицизм имел как бы двоякий источник: с одной стороны, пирроновское образование, а с другой – присущий ему сарказм говорил ему, что во всем надо подозревать ложь. В отличие от Пиррона, он писал много, причем не только философские трактаты, но и трагедии, комедии и сатирические стихи.

Аркесилай (315–241 гг. до н. э.), руководитель Академии. который ввел в нее скептицизм. Он был младшим ровесником Тимона и учеником перипатетика Теофраста. Академия и Ликей боролись за талантливого философа друг с другом. Академия перетянула его на свою сторону, но затем Аркесилай перетянул Академию на сторону Пиррона. Он представлял иной тип личности, чем уважаемый Пиррон и саркастический Тимон; он был типом скептика – светского человека, и в силу этого изящество должно было быть доминирующей чертой его мышления. Аркесилай был человеком, который умел устроить свою жизнь, был любителем прекрасного, искусства и поэзии, был известен независимым и рыцарским характером.

Карнеад был руководителем Академии примерно на сто лет позже Аркесилая (214–129 гг. до н. э.). После Пиррона он больше всех сделал для развития скептицизма. Многие из наиболее сильных скептических аргументов восходят к нему, и, в частности, критика религиозного догматизма. Он представлял собой еще один тип личности: этот скептик был занят борьбой с догматизмом и, в соответствии с античными обычаями, не имел времени на то, чтобы стричь бороду и ногти. Карнеад, подобно Пиррону и Аркесилаю, не писал. Но как Пиррон имел Тимона, Аркесилай – Лакида, так и он имел своего Клейтомаха, который писал за него. О более поздних скептиках нет каких либо персональных данных.

Работы. Из произведений скептиков сохранились работы позднего представителя школы Секста, по прозвищу Эмпирик, который жил в III в. Две его работы, дошедшие до нас полностью, дают ясный и систематический обзор античного скептицизма. Одна из этих работ «Пирроновы положения» написана в трех книгах в форме учебника, где Секст изложил взгляды скептиков, сопоставляя сначала их общие аргументы в пользу невозможности знания в целом, а затем последовательно демонстрировалась невозможность логического, физического и этического знания. Вторая работа – «Против математиков» – в одиннадцати книгах имеет сходное содержание, но она полемична по форме и состоит из двух частей: пять книг – обращены против догматизма философов и шесть книг – против догматизма ученых-специалистов как из области математики, так и астрономии, музыки, грамматики и риторики.

Взгляды. Исходно основы скептицизма имели практическую природу: Пиррон занимал в философии скептическую позицию, говоря о том, что только она одна обеспечит счастье, даст спокойствие, а счастье заключается в спокойствии. Именно скептик, убедившись, что он не способен к удовлетворительному решению какого-либо вопроса, нигде не имеет голоса, и эта сдержанность обеспечивает ему спокойствие. Учение Пиррона включало два элемента: этическую доктрину спокойствия и эпистемологическую скептическую доктрину. Первая свидетельствовала о принципиальной позиции Пиррона в философии, вторая была ее доказательством. Первая стала всеобщей характеристикой эллинистической философии, а вторая стала специальностью Пиррона и его учеников.

Пиррон поставил три принципиальных вопроса: 1) Какими являются качества вещей? 2) Как мы должны вести себя по отношению к вещам? 3) Каковы следствия нашего поведения по отношению к ним? И отвечал: 1) Мы не знаем, каковы качества вещей. 2) В силу этого мы должны воздерживаться от суждений по их поводу. 3) Это воздержание дает покой и счастье. Для Пиррона была наиболее важной последняя позиция, однако его последователи перенесли центр тяжести на первое положение. В нем представлено обоснование всей доктрины, и именно в нем заключалась оригинальность скептицизма, а не в эвдемонизме, который был в духе времени и к которому склонялись другие школы, особенно эпикурейцы. Отдельной проблемой, вставшей перед скептиками в тот период, была критика человеческого знания, мнение, что ни в каком виде и ни в какой сфере знание невозможно. В соответствии с этой задачей скептики воспитывали критические, негативные, деструктивные качества разума и старались эти «скептические способности» культивировать в себе. От сдержанной позиции Пиррона его последователи перешли к вызывающей позиции.

Они отбрасывали научные суждения, ибо все они неистинны. Только суждения о явлениях скептики не пытались подвергать сомнению. Например, если я ем что-то сладкое или слышу какой-то звук, то это несомненно. Но наука и наши обычные суждения касаются не явлений, а их реальной основы, то есть того, что является их причиной. Мед не есть то, что есть мое ощущение сладкого. Зная лишь собственное состояние, нет необходимости нечто предполагать относительно его подобия чему-либо, так как, зная только портрет, нет способа узнать, похож он или не похож на оригинал. Причины явлений – в противоположность самим явлениям – нам неизвестны, и поэтому суждения о них всегда неистинны.

Свою позицию античные скептики обосновывали не с помощью психологического анализа человеческого разума, так как такой анализ продемонстрировал бы неспособность разума к познанию, а посредством логического анализа утверждений. Общая их установка была следующей: каждому суждению необходимо противопоставить суждение, имеющее «не большую» силу, «не большую» истинность. Результатом их критики, в наиболее общем плане, явилась изостения или «равносильность суждений». Ни одно суждение не является логически более сильным, либо более истинным, чем другое. Метод скептического их понимания основывается на том, что, желая подвергнуть сомнению какое-либо утверждение, скептики противопоставляли ему иное, противоречащее ему, но «равносильное» суждение. Кроме этого общего метода, более поздние скептики разработали для опровержения суждений определенные специальные устойчивые аргументы, которые они называли «тропами» или способами.

Эти аргументы были сведены когдато к двум («два тропа» сформулированы, возможно, еще Менодотом); любое суждение, если оно истинно, является таковым либо непосредственно, либо опосредованно, но, во-первых, непосредственной истины не существует в силу многообразия и относительности взглядов, а во вторых, опосредованной истины не может быть, поскольку не существует непосредственно-истинных суждений, которые могли бы служить предпосылками доказательства.

Каждый из этих тропов скептики специально развивали: 1) непосредственную истину нельзя искать: а) ни посредством восприятий; б) ни посредством понятий и 2) опосредованно: а) ни посредством дедукции; б) ни посредством индукции; в) ни посредством применения критериев.

I. А) Аргументы против возможности познания вещей при помощи чувств дал Энесидем в своих классических десяти тропах: 1) Одни и те же вещи будут по-разному восприниматься различными видами существ. Человек иначе воспринимает, чем животное, поскольку имеет другие органы чувств, иначе устроенный глаз, ухо, язык, кожу. Нельзя решить, чье восприятие лучше соответствует воспринимаемой вещи, поскольку нет оснований отдавать человеку предпочтение. 2) Одни и те же вещи по-разному воспринимаются разными людьми. Также нет оснований, чтобы одному отдать предпочтение перед другим. 3) Одни и те же вещи по-разному воспринимаются разными органами чувств. Один и тот же человек воспринимает вещь совсем иначе в зависимости от того, какой орган чувств используется, нет оснований для того, чтобы отдать предпочтение одному чувству перед другим. 4) Одни и те же вещи воспринимаются по-разному, в зависимости от субъективных состояний воспринимающего. Поэтому даже одним и тем же чувством воспринимать одну и ту же вещь можно по-разному: больному желтухой мед кажется горьким, а когда он здоров – кажется сладким. 5) Одна и та же вещь воспринимается по-разному, в зависимости от ее положения и расстояния До воспринимающего. Весло в воздухе прямо, а полупогруженное в воду имеет излом; башня издалека кажется круглой, а вблизи – многогранной; каждый объект мы должны рассматривать с какого-то расстояния, в какихто обстоятельствах и в каждом положении, и на определенном расстоянии он будет нами восприниматься иначе, и здесь также нет оснований для того, чтобы допустить, что то, а не иное положение, то, а не иное расстояние дает истинный образ вещи. 6) Вещи воспринимаются не непосредственно, а через среду, которая находится между ними и воспринимающим, и в силу этого ни одна вещь не может быть воспринята в чистом виде. 7) Одни и те же вещи вызывают различные впечатления в зависимости от того, в каком они количестве и какова их структура: песок в малом количестве жесток, а в большом – мягок. 8) Любые восприятия относительны и зависят от природы воспринимающего и от условий, в которых находится воспринимаемая вещь. 9) Вещи воспринимаются иначе, в зависимости от того, как часто до этого мы их воспринимали. 10) Суждения человека о вещах зависят от его воспитания, обычаев, веры и убеждений.

Эти тропы удается свести, и более поздними скептиками они были сведены, к одному – к относительности восприятий. Смысл понимания везде один и тот же: нельзя удовлетворяться восприятием, поскольку восприятия одной и той же вещи отличаются друг от друга, и нет такого смысла, ради которого можно удовлетвориться одним восприятием, а не другим; восприятия отличны друг от друга потому, что они относительны и зависимы как от субъективных (тропы 1–4), так и объективных (5–9) условий.

Б) Аргументы против возможности познания вещи посредством понятий. Здесь приводится уже другой аргумент. Объектом, который мы должны познать посредством понятий, является вид. Вид либо включает в себя все подпадающие под него единицы, либо их не включает. Последнее допущение нельзя принять, ибо если бы он их не включал, то не был бы видом. Но и первое невозможно, так как, охватывая все единицы, вид должен был бы иметь характеристики их всех, например, дерево должно было бы быть одновременно и платаном, и каштаном, иметь и иглы, и листья, листья – и круглые, и заостренные. А поскольку каждое дерево принадлежит к определенному виду деревьев, то каждое должно было бы иметь все качества вида, но качества не соединимые и противоречащие друг другу. Следовательно, вид в чемто противоречив, и в силу этого несуществен. Следовательно, ни один предмет не соответствует понятиям, и мы ничего при помощи понятий не познаем. Следовательно, метод познания при помощи понятий, провозглашенный большинством философов, в частности Сократом, Платоном, Аристотелем, должен быть отброшен.

II. Ни один метод опосредованного обоснования суждений не удовлетворителен – ни дедуктивный, ни индуктивный.

А) Дедукция опровергает некоторые из тропов Агриппы. Этих тропов пять: 1) противоречивость взглядов; 2) незавершенность доказательства; 3) относительность восприятия; 4) использование недостаточных условий; 5) наличие ложного круга в доказательстве.

Эти положения были сформулированы позже, чем положения Энесидема, и охватывают в меньшем количестве тропов большее количество материала. Здесь первый троп соответствует последнему у Энесидема, а третий троп – остальным девяти. Три оставшиеся, не имея аналогов в положениях Энесидема, обращены против возможности дедукции и доказательства. Второй и четвертый представляют собой дилемму. Разыскивая основания для следствий из какого-либо суждения, мы прерываем дальнейшее доказательство и в таком случае оставляем все доказательства на необоснованных предпосылках (4-й троп), либо не прерываем доказательства, но тогда мы вынуждены идти в бесконечность, однако ни одну бесконечность нам не удается реализовать (2-й троп). Но этого недостаточно: в соответствии с пятым тропом, в каждом доказательстве мы идем по ложному кругу в том случае, когда вывод уже содержится в посылках. В соответствии с этим утверждением, если все люди смертны, то мы делаем вывод, что Дион смертен, однако в утверждении, что все люди смертны, уже заложено суждение, что Дион смертен.

Эти вопросы не ставили под сомнение отношение следования между посылками и умозаключением, но они касались самих посылок, которые никогда не бывают ими, чтобы их можно было положить в основу рассуждения; они специально обращены против аристотелевского учения о непосредственно истинных предпосылках.

Б) Против индукции аргументация скептиков была следующей: индукция бывает либо полной, либо неполной, но полная индукция невозможна (поскольку не имеет окончательного решения, поэтому она невыполнима), неполная же индукция ничего не стоит (в силу того, что не предусмотренный ею случай может свести на нет полученные результаты).

В) Следовател ьно, знание мы не можем получить ни непосредственно, ни опосредованно, ни при помощи чувств, ни с помощью понятий, ни посредством дедукции, ни посредством индукции. Мы обречены лишь на перечисление множества существующих суждений, противоречащих друг другу, и не способны среди них выбрать те, которые являются истинными. Ни одно суждение не является истинным само по себе; не существует внешних отличий, которые бы отделяли истинное суждение от ложного. (Это утверждение было направлено против стоиков и их каталептических представлений.) Также не существует внешних критериев, которые были бы мерилом истинности суждений. Учение о критериях, которое развивала эллинистическая теория познания, по мнению скептиков, приводит к необычайным трудностям,

1. Критерий должен быть дополнен доказательством, что он истен. Однако, доказывая его истинность, мы либо используем его самого и тогда попадаем в ложный круг доказательства; либо применяем другой критерий, который в свою очередь, мы вывели, и так до бесконечности, до тех пор, пока не впадем в ошибку доказательства, в бесконечность.

2. Существуют разнообразные взгляды на критерий, и каждая школа предлагает свой, однако отсутствует критерий выбора между ними. Необходимо сделать выбор, но кто может быть судьей, какая сила разума должна судить и в соответствии с какой нормой? И в то же время отсутствует способ, с помощью которого можно разрешить эти проблемы.

III. Не удовлетворившись общим отрицанием возможностей познания, скептики старались опровергнуть частные теории и суждения как в теологии, так и в естествознании, как в математике, так и в этике.

l. Bce теологические проблемы весьма противоречивы, так как в них содержатся, как правило, противоречивые высказывания. Одни теологидогматики считают божество телесным, другие – бестелесным; одни считают его имманентным миру, другие – трансцендентным. Нельзя отдать предпочтение ни одному из этих взглядов.

Следовательно, понятие божества полно противоречий. Если божество совершенно, то оно неограниченно, если неограниченно, то неподвижно, если неподвижно, то бездушно, а если бездушно, то несовершенно. Если оно совершенно, то должно обладать всеми добродетелями. А некоторые добродетели (например, терпение в страдании является проявлением несовершенства, так как лишь несовершенство может подвергаться страданию). Особые трудности содержат в себе понятие божественного провидения. Если бы провидение распространялось только на некоторых людей, то это было бы несправедливо, поскольку оно возможно лишь для всех. Всеобщее божественное провидение раскрывается следующим образом: Бог либо желает и может, либо может, но не желает, либо желает, но не может. Три указанные возможности не соответствуют божественной природе, а первая не соответствует фактам, именно: факту существования зла в мире… Любые доказательства существования Бога (посредством всеобщего согласия, гармонии мира, высказывания явно абсурдных следствий, например, что существовала бы вера в Бога без существования Бога) являются недостаточными. Тем не менее, скептики не утверждали, что Бога нет: в силу того, что доказательства отсутствия Бога так же недостаточны, как и доказательства его существования.

Остается лишь одно существование в вещах, такое же, как и в характеристике божества: признать, что мы о них ничего не знаем, и воздержаться от выводов и суждений.

2. Основные понятия естествознания не менее противоречивы, чем теологические. Что касается материи, то существует огромное разнообразие во взглядах на ее природу; признание всех этих взглядов достаточными приводит к абсурду, а признание лишь некоторых – к необходимости выделить критерий и, следовательно, к ошибочному кругу либо к бесконечности в доказательстве.

Понятие причины, которым больше всего пользуются естественники, также является противоречивым. Его можно истолковать одним из трех способов: либо как одновременное со следствием, либо имеющее место до него, либо после него. Она (причина) не может быть одновременной, поскольку нельзя создать нечто, если оно уже существует; она не может проявить себя раньше, ибо в этом случае не было бы никакой связи между причиной и следствием: нет следствия, пока существует причина, и не было бы причины, пока существует следствие; тем более что причина не может проявить себя позднее следствия, это был бы еще больший нонсенс. Если же невозможен ни один из этих трех случаев, то невозможно существование причин. Подобным образом скептики стремились показать, что невозможна ни телесная, ни внетелесная, ни движимая, ни неподвижная, ни действующая самостоятельно, ни в совокупности с другими причина. Поэтому причина есть нечто, о чем мы думаем и говорим, но о чем в действительности ничего не знаем. С другой стороны, отрицание того, что в природе действуют причины, также приводит к абсурдным следствиям. Ничего нельзя ни утверждать, ни отрицать.