Текст книги "Днепровский вал"

Автор книги: Владислав Савин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 28 страниц)

– Вот и я о том же. Мы еще над всей Европой вертухаить будем. Надо всеми, кто против нас!

Ватутин Н. Ф. Записки командующего фронтом.

Москва, 1964 (альт-история)

Операция «Багратион», на первый взгляд, несет на себе печать импровизации, гениально удавшейся, по оценке зарубежных военных историков. Что свидетельствует о том, что Советская Армия по завершении двух лет войны получила опыт, за который было дорого уплачено. Успешное отражение немецкого наступления под Курском и победа на Днепре открыли возможность реализовать заранее заготовленный план освобождения Белоруссии. Решающим было то, что СССР располагал еще нетронутыми стратегическими резервами; немцы же, после поражения Второй танковой армии, не имели на участке ГА «Центр» мобильного кулака, и у них оставался открытым правый фланг, лишенный здесь как укрепленных рубежей, так и естественных преград. Также они считали зону Припятских болот естественной преградой, делающей невозможным наш удар значительными силами в этом направлении.

Последние факты важны для понимания, отчего в «Багратионе» на первом этапе были задействованы силы нашего, Первого Украинского, фронта, а не Первого и Второго Белорусских. Именно удар на Бобруйск нашей Восьмой гвардейской армии не только привел к окружению немецкой группировки, первому из белорусских «котлов» лета сорок третьего, но и положил начало обрушению немецкого фронта по верхнему течению Днепра, взламыванию его с юга на север.

Особенностью Припятской операции, неожиданной для противника, было широкое использование нами амфибийных сил, для которых реки Днепр и Припять были не преградой, а коммуникациями. Три дивизии морской пехоты, после захвата и вскрытия плацдармов, были немедленно выведены с фронта за Днепром и повернуты на север. Десантно-переправочные средства для них были как из числа заранее построенных в тылу и подвезенных по железной дороге, так и из трофеев, взятых в Киеве. Нередко это были гражданские пароходы, баржи и катера, на которые было установлено вооружение, по примеру Гражданской войны. Было налажено очень хорошее взаимодействие с партизанами, которые, по сути, являлись полноценной заменой десантных сил в тылу врага, и с авиацией, на что еще прежде обращалось особое внимание в процессе боевой учебы.

Также, хотя это больше относится к действиям Белорусских фронтов, тактика боевых действий была специально приспособлена к лесисто-болотистой местности, и прошла проверку на Ленинградском фронте. Именно в Белоруссии нами были широко применены саперные танки для прокладки пути, расчистки завалов; механизированные мосты, все на базе старых Т-34 и КВ, входящие в состав инженерно-танковых батальонов. Отлично показали себя тяжелые минометы, как 240-миллиметровые, так и 160-миллиметровые, тем более что немецкая оборона строилась на основе опорных пунктов на возвышенных сухих местах, с преобладанием не бетонных, а дерево-земляных сооружений. С большим успехом были использованы батальоны лесных егерей, вместе с партизанами господствующие в лесах вне дорог. Они разрушали или даже захватывали переправы, из-за чего немцы были принуждены скапливаться массой на перегруженных коммуникациях, попадая под удары нашей авиации. И конечно, успех был бы невозможен без самой активной помощи белорусских партизан, которые, по указанию из Москвы, совершали массовые диверсии на железных дорогах, в отдельные дни полностью парализуя движение, проводили наши войска лучшими путями, истребляли в лесах группы немецких окруженцев.

Официальной датой начала «Багратиона» считается двадцать третье июня (хотя Бобруйская и Витебская операции начались еще пятнадцатого июня). Четвертого июля был освобожден Минск. Следует отметить, что приказ Гитлера, объявляющий ряд городов «крепостями», которые надлежит оборонять до последней возможности, сыграл для немцев фатальную роль при отсутствии надежды на их контрудар, так как обрекал гарнизоны «крепостей» на уничтожение или капитуляцию. К десятому июля советские войска вышли на рубеж Барановичи – Вильнюс – Даугавпилс. Девятнадцатого июля был достигнут рубеж Брест – Белосток – Гродно – Друскинискай, что составляло максимум от первоначального плана. На северо-западе двадцать второго июля был взят Шауляй. В этот же день наш Первый Украинский и соседний Первый Белорусский фронты получили приказ Ставки о переходе к обороне.

Если в ГА «Юг» основным союзником Германии были французы, то в ГА «Центр» – поляки, составлявшие почти четверть всех сил противника. Тридцать первого июля началось Варшавское восстание, имевшее несколько важных военных последствий (политических я здесь не касаюсь). Во-первых, на его подавление немцы бросили значительные силы, в том числе самые боеспособные части, танковый корпус СС. Во-вторых, это вызвало у немецкого командования волну недоверия к своим союзникам – польские дивизии спешно отводили в тыл, перебрасывая на Балканы, в Африку, в Португалию, или даже расформировывали и разоружали, загоняя личный состав в концлагеря. В-третьих, немцы как раз и ждали от нас этого шага – идти на помощь восставшей Варшаве – и спешно принимали контрмеры – перебрасывали подкрепления, усиливали фронт. Отсюда следует вывод, что с чисто военной точки зрения наше немедленное наступление на Варшаву не имело перспектив. В самом лучшем случае, ценой больших потерь, удалось бы выйти к польской столице к началу, или даже середине сентября, после чего нам предстояло еще форсирование Вислы с ходу, при минимальной подготовке.

Оттого я считаю абсолютно правильным решение Ставки о переносе нашего дальнейшего наступления в полосу Третьего Белорусского фронта, от Шауляя на север – операция «Ермолов». Как известно, тридцатого июля части 51-й армии вышли к морю в районе Тукумса, отрезав в Прибалтике всю немецкую группу армий Север. Затем, в ходе четырехдневного танкового сражения, ожесточением превосходившего битву за Орел, были отражены все попытки немцев деблокировать окруженную группировку. С учетом того, что уже в августе Финляндия капитулировала и объявила войну Германии, предоставив СССР аэродромы и военно-морские базы, положение ГА «Север» стало безнадежным.

Лазарев Михаил Петрович.

Северодвинск, 6 августа 1943

– Англичанин, – бросил «жандарм» Кириллов, осматривая труп. – И что же он хотел узнать?

Отчего англичанин, ясно. Чтобы немецкая субмарина незамеченной прошла аж в Белое море до Архангельска и выпустила боевых пловцов, верилось слабо. А вот британский пароход стоит у стенки завода, от этого места километра полтора – как раз дистанция для «людей-лягушек». Скорее шпион, чем диверс, хотя легководолазы сейчас тщательно осматривают корпус «Воронежа» – не прилеплен ли взрывчатый сюрприз? Но это вряд ли, потому что вплавь серьезный заряд не притащить, а торпеду – подводный буксировщик акустики бы засекли, вахта даже у стенки завода несется как положено.

– Ну, например, это, – говорил я, указывая на герметично закрывающиеся металлические цилиндры в снаряжении неудачливого шпиона. – Для взятия проб воды и последующего химического анализа. Что за секретная химия, на которой мы ходим? Если у нас на борту постоянные аварии с утечками, то в воду должно травить наверняка.

Верхняя вахта на атомарине тоже неслась строго по уставу. Нашим подводным диверсам даже в учебных целях было строжайше запрещено приближаться к «Воронежу», и все в экипаже об этом знали. А потому вахтенный, углядев у борта мелькнувший подозрительный предмет, похожий на боевого пловца, тут же объявил тревогу «ПДСС», и в воду полетели гранаты. После чего был шумный базар-вокзал с участием местных гебистов, охраны завода, ОВРа и штаба Беломорской флотилии, и сейчас два катера МО курсировали в отдалении, прочесывая воды Северной Двины, а на причальной стенке лежало найденное и вытащенное тело.

Европеец, без характерных примет. Никаких следов, указывающих на национальность или страну. Снаряжение – обычное для этих лет: не акваланг, кислородный прибор на груди, шлем-маска вроде противогазной, резиновый комбез, ласты. Хотя я бы на его месте под комбезом нарядился бы британским матросом с ксивой в кармане – если техника откажет, вылезти незаметно на берег и играть роль «пьян, загулял, упал в воду, ничего не помню». В каком же ты звании был, морячок? Отдал жизнь за своего короля – в тайной войне между союзниками.

– Убирайте! – скомандовал Кириллов. – Ну что, Михаил Петрович, будем разбираться, где у нас течет? Откуда они узнали?

Ясно, откуда. Мы же легендарная «моржиха», гвардейский экипаж, первые парни на этой деревне и самые завидные женихи у северодвинских красоток. Так что скрыть факт нашего пребывания здесь – это примерно как замаскировать восход солнца: где-нибудь обязательно пробьется лучик – кто-то да проболтается, без всякого умысла. А англичане, они упорные, копают с усердием кротов.

И начались эти шпионские страсти с того самого дня, как мы вернулись из уранового похода. Сначала были немцы – пока я был в Москве, тут успели накрыть целое шпионское гнездо, причем отличились наши из БЧ-4. Возможности прослушки и пеленгации эфира у нашей техники побольше, чем у местных, и если совместить пеленги на перехваченную передачу неизвестного передатчика, наложить на точную крупномасштабную карту и навести группы захвата, вручив им наши УКВ-рации, результат будет просто отличный. Взяли радиста, тот не стал играть в героя дойче партизана и сдал, с кем был на связи; потянули за ниточку, вытянули всех. Резидентом там был, как мне сказали, русский белогвардеец, бывший офицер, а в подручных у него наши из уголовных. Засылали немцы тех, кого не жалко – но вот то, что кое-кто из этой шушеры был замечен в совместном распитии водки с нашей вохрой из зеков же, стерегущих наших «гастарбайтеров» (слово, брошенное кем-то из наших по отношению к пленным фрицам, успело прижиться), сильно прибавило головной боли местному ГБ, вообразившему, как завтра взбунтовавшиеся по наущению засланной агентуры немцы громят завод и пытаются захватить «Воронеж», по образу и подобию восстания наших пленных в лагере под Минском весной сорок второго при поддержке партизан. В город ввели еще один батальон войск НКВД – не вохры, а кадровых, с самоходками и танковой ротой. Немцев шмонали по-страшному, и по дороге, и в месте их содержания, на заводе искали спрятанное оружие, и, наверное, Кириллов напрягал агентуру из «свободо-германцев», но точно я этого не знаю. Результат пока был нулевой, «дойче партизан» обнаружить не удалось. Может, их и не было вовсе – не идиоты же немцы, чтобы не понимать, что до фронта отсюда бежать далеко, а до Норильска, о котором все уже были наслышаны, гораздо ближе, и всяко лучше работать в теплом цеху по специальности, чем долбить кайлом вечную мерзлоту в заполярной тундре – но ГБ считало, что лучше перебдеть, чем недобдеть. Вдруг фашики попадутся идейные, готовые сдохнуть за обожаемого фюрера и Рейх, хотя обычно таких отсеивали еще на фильтрах – ну а если замаскировались?

Англичане крутились вокруг да около, собирая крупицы информации с маниакальным упорством. Аня со своими «стервами» пока успешно кормила их изощреннейшей дезой в виде сплетен и слухов, но бритты не отставали, и черт его знает, до чего докопались и к каким выводам пришли? И если они и впрямь решили перейти от приглядываний к действию, бог весть что ждать от них в следующий раз? Может, вообще не пускать их в Северодвинск? Или лучше упросить Большакова выделить взвод своих «пираний» и подстеречь английских водоплавающих, когда они снова пойдут на дело? Чтобы нырнули и пропали без вести, трупов нет, никто не всплыл, еще желающие найдутся?

Американец доставлял проблем меньше всего. Из госпиталя вышел, хотя наши старались удержать его там подольше. Что интересно, о своей «нетрудоспособности» в Центр он не сообщил. Не хочет, провалив задание, быть сброшенным с парашютом куда-нибудь во Францию? Бегай, ищи – увидишь ты лишь то, что тебе дозволят.

– Не нравится все же мне это, – сказал мне однажды Кириллов. – Вот нюхом, кожей чувствую, что-то грядет. И до сих пор это чутье меня не подводило. Делать что – да ничего, пока конкретики нет, но быть готовым. И скорее выигрывать войну, после чего мы сможем послать наших «союзников» далеко и надолго.

Дела на фронте идут хорошо. С опережением, пожалуй, не на восемь-девять месяцев, а на полный год. Картина примерно такая, как в знакомой нам истории была летом сорок четвертого. На Украине наши дошли до Карпатских гор, идут бои за Львов. Южнее имело место такое отсутствующее у нас явление, как румыно-венгерская война, длительностью целых пять дней. Будто бы Гитлер, взбешенный предательством румынского гарнизона Одессы – в полном составе и организованно капитулировавшего перед советскими войсками, едва вступив в соприкосновение, – отдал приказ Румынию немножко оккупировать, а так как со своими дивизиями было уже туго, то спустил с цепи венгров. Мамалыжники, однако, оказали сопротивление, и тут наши, перейдя Прут, сыграли роль лесника, который разгоняет всех. Как и в нашей истории, Антонеску арестован, король Михай формально правит, но именно формально; румынская армия повернула штыки на запад и держит фронт по Карпатам; Трансильвания пока у немцев (или венгров, черт их разберет) – в общем, неплохо румыны устроились, еще и в число стран-победительниц явочным порядком вскочат.

Еще южнее братушки-болгары. Там молчание – пока наши до их границы не дошли. Переметнутся или нет – по идее, им фюрера любить не за что. За ними турки – сидят тише воды, ниже травы, чихнуть боятся, чтобы нас не обозлить, зато активно воюют на востоке. Заняли весь Ирак, вышвырнув оттуда англичан, в Басре встретились с войсками Роммеля и пошли перпендикулярно, то есть на юг, завоевывать все до границ бывшей Османской империи, что там осталось – Аравия, Йемен, Аден, Эмираты? Флаг им в руки и барабан на шею – хотя один случай там был очень тревожный. По непроверенным пока данным, какое-то бедуинское кочевье, то ли пытавшееся нападать на немецкие обозы, то ли просто подвернувшееся под руку, было поголовно вытравлено боевой химией, причем, по некоторым деталям, это было что-то типа зарина. А поскольку военной необходимости в этом не было и быть не могло, то явно имели место фронтовые испытания в реальных условиях – интересно, перед чем? Все же фосфорорганика – это оружие следующего поколения, в сравнении с фосгеном, ипритом, которые сейчас есть у нас и союзников. А значит, и соблазн получить превосходство – и дай бог, чтобы это оказалось лишь будущей картой на стол дипломатии или прихотью герров генералов, пожелавших испытать новую игрушку. С фашистов станется – в нашей истории они в сорок третьем колебались: и вагоны с отравой подали на фронт, и солдатам новые секретные противогазы выдавали – читал что-то у Овидия Горчакова. Кириллов сказал, мы готовы. Ой, что будет, если до зарина дойдет!

Британцам сейчас без всякой химии погано. Рухнул бирманский фронт, не выдержав игры в Тришкин кафтан – не только подкреплений так и не получил, но и с него сняли несколько лучших дивизий в Египет. Японцы ворвались в Индию и там завязли. Нет, не от героического сопротивления индусского народа, а от того же, что было у них в Китае: самураям просто не хватило численности контролировать столь обширную и густонаселенную территорию, и при этом еще наступать широким фронтом. Зато был взят порт Читагонг – важность этого факта легко понять, если взглянуть на карту. Через бирманско-индусскую границу дорог даже в 2012 году не было, там сплошные горные джунгли – пройти нельзя, не то, что проехать, – теперь же японцы могли высаживать подкрепления прямо в индусском порту. Они не пытались оккупировать не только всю Индию, но даже значительный ее кусок, они выпустили вперед Чандру Боса с его воинством, а вот это было страшно.

Чандра Бос, кто не знает, это индусский бандера, «за ридну самостийну». Ни в коем разе не сторонник Ганди, зато очень большой любитель насилия, при том что самими индусами почитался наравне с Махатмой и Неру. В нашей истории организовал Армию Освобождения, при поддержке японцев, частично принявшую участие в боях на бирманском фронте (а до того пытался договориться с немцами насчет Легиона СС «Свободная Индия», но фашистом не был – его кредо: «Хоть с чертом, лишь бы против англичан»). В этот раз он дорвался; запустить его в Индию все равно что щуку в пруд с жирными карасями – с учетом того, что среди самих гандистов тогда не было единства, верить ли на слово англичанам, пообещавшим независимость после, или взять ее самим и сейчас. А если учесть, что в Индии разнообразие народностей такое же, как было в СССР – от «почти белых» бенгальцев, знакомых нам по индийским фильмам, до низкорослых темнокожих тамилов-южан, – и все эти национальности друг друга «любят» очень пламенно, в смысле костра; а еще и мусульмане, в нашей истории устроившие с индусами страшную резню в сорок седьмом; а еще белые «сагибы», то есть англичане, но родившиеся в Индии и искренне считающие ее своим Отечеством; и еще воинствующие племена сикхов и гуркхов, ненавидящие всех прочих – в общем, Индия мгновенно превратилась в такой жуткий кипящий котел, что незабвенный лозунг «Бей белых пока не покраснеют, бей красных пока не побелеют» стал бы там верхом определенности. Всего-то две сражающиеся стороны? А несколько десятков не хотите?!

За единую неделимую (Британскую империю). За Учредительное Собрание (независимость после). За согласие и договор с англичанами – и за то, что «нам и добрых господ не надо». И огромное количество крупных и мелких банд, великих раджей и мелких князьков, воюющих лично за себя. Японцы в этот бедлам не лезли, а совсем как интервенты в нашу Гражданскую, заняв несколько ключевых пунктов, целеустремленно занимались грабежом, вывозя все ценное.

Роммель застрял в Басре. Поскольку события на Восточном фронте посадили его армию на голодный паек, лишив и подкреплений и боеприпасов, а состояние путей сообщения между Бейрутом, Триполи и Хайфой, и южным Ираком, еще больше это усугубило. Зато итальянцы воюют, поднявшись по Нилу, проломившись через Судан; ворвались наконец в Эфиопию. И, кажется, захватят.

У французов случилась этакая небольшая гражданская войнушка, когда в Сирию, где прежде окопались голлисты, вторглись с севера дивизии Виши, пропущенные турками. У свободофранцузов не было шансов: сражаться в полном окружении, все пути снабжения перерезаны, рядом турки щелкают зубами на бесхозный кусок, с юга вот-вот должен ударить страшный Роммель – и то, что до капитуляции прошло целых шесть дней, можно было бы считать успехом французского оружия, если бы не итальянцы.

Гарнизон Триполи (в Ливане, не путать со столицей Ливии) решил сопротивляться, поддержанный не успевшими уйти в Красное море кораблями – крейсером «Дюге Трюэн» и тремя эсминцами. В результате у итальянского флота, пришедшего в Александрию на торжество, появилась уникальная возможность отличиться в морском бою. Три итальянских линкора – новейшие «Рома», «Венето», «Литторио», – с сопровождающей мелочью, перемешали Триполи с землей, а затем расстреляли французов, пытавшихся выйти в торпедную атаку. Бой, по словам итальянцев, продолжался пять часов. Причем на борту «Ромы» находился сам дуче, опять же по словам итальянской стороны, лично командовавший боем – ну, тогда понятно, отчего так «метко» стреляли.

И, наконец, Варшавское восстание, начавшееся примерно по тому же сценарию, что в нашей истории, – вызывающему серьезные сомнения во вменяемости начавших его панов.

Генерал Тадеуш Бур-Коморовский, командующий Армией Крайовой.

Варшава, 4 августа 1943

Еще Полска не сгинела!

Как долго мы ждали этого исторического момента! Страдали и покорялись – но знали, что он придет. Столетия мы были лишены того, что заслуживали по справедливости. И вот, из тлена рождается Великая Речь Посполитая, и взлетает в небо Белый Орел!

Я скорблю о крови славных сынов отчизны, павших вчера на улицах Варшавы. Недостаток оружия они возмещали отвагой, достойной их предков, сражавшихся при Грюнвальде, под Радловицей, на Висле двадцать три года назад! Сотни молодых поляков, умерших по моему приказу; это было необходимо ради того, чтобы я мог сделать то, что собираюсь сейчас!

На окраинах еще стреляют, немцы обороняют мосты, но центр со всеми правительственными зданиями – наш. Мой автомобиль, реквизированный у какого-то немецкого чиновника, едет по улицам, и всюду я замечаю следы боя, обломки, кровь, а иногда и еще не убранные трупы. Что ж, новый мир всегда рождается в муках! Но я вижу радость на лицах людей, впервые дышащих воздухом свободы. И с тревогой вслушиваюсь, не донесется ли с востока канонада, говорящая: «Русские идут!»

Мы должны успеть. Как успели эти, из гетто. Ходили слухи, что их всех хотели отправить в Треблинку еще в апреле, но что-то помешало. А когда неделю назад в гетто вошли эсэсовцы, их встретили огнем. Сначала это было похоже на увлекательное зрелище. Зеваки из обывателей смотрели с безопасного расстояния на пылающие дома и как иногда из окон падают горящие фигурки – для подавления бунта немцы широко применяли огнеметы и зажигательные авиабомбы и снаряды. Но еврейские боевики держались, на что-то надеясь – на что именно, стало ясно, когда пронесся слух, что на Варшаву идут русские танки. Брест-Литовск был взят ими еще десять дней назад, теперь же якобы русских видели у Вышкува! Сидящие в Москве решили помочь своим соплеменникам?

Нельзя было медлить. Когда русские войдут в Варшаву, привезя в обозе «правительство» из послушных им марионеток, Польшу ждет судьба прибалтийских стран. И, конечно же, это «правительство» тотчас же будет признано Сталиным, а про нашу законную власть, временно пребывающую в изгнании в Лондоне, будет сказано, что она никого не представляет, так как является никем. И я дал приказ выступать немедленно.

Мы должны успеть. Господь и Матка Боска, сделайте так, чтобы ни русские, ни немцы не ворвались в Варшаву в ближайший час! Только один час – а дальше будь что будет, все в руках твоих!

Я вхожу в здание радиостанции. Моя охрана услужливо распахивает двери, указывая куда пройти. Уже привели техников, проверили аппаратуру, все в порядке. Как долго и с каким трепетом я готовился к этой минуте, продумывая, записывая, зачеркивая, переписывая по-новой то, что сейчас услышит весь мир!

Микрофон в руке – время пошло. Я зачитываю обращение. Теперь весь мир знает, что в столице Польши приступило к исполнению своих обязанностей законное правительство. Я оглашаю наши справедливые требования, по пунктам. Это справедливо, что Польша, ставшая первой жертвой идущей войны, должна получить возмещение за свои страдания. А значит, сверх восстановления наших границ на первое сентября 1939 года, наша страна должна получить значительное приращение территории – например, на востоке до Днепра, а также всю Литву, на севере Восточную Пруссию, на западе до Одера и Нейсе, на юге до Карпатских и Судетских гор – это удобный рубеж обороны. Причем непольское население оттуда должно быть депортировано, за исключением тех, кого мы сочтем нужным оставить в качестве дешевой рабочей силы – попросту наших холопов. И передача нам бывших итальянских колоний в Африке, а также кораблей германского, итальянского и русского флотов, военных и торговых, чтобы мы могли колонии удержать. И конечно, контрибуция, от Германии и от России и последующее проведение в Варшаве обвинительного процесса, где на скамье подсудимых будут сидеть Сталин и Гитлер вместе с их подручными, как враги польской нации и разжигатели мировой войны. Я требую. Я настаиваю. Я обвиняю. Я призываю.

Все! Обращение ушло в эфир. И неважно теперь, удержим ли мы Варшаву, это уже ничего не изменит. Юридически новая Великая Польша провозглашена, а так как наше законное правительство в Лондоне признано вождями великих держав, Британии и Соединенных Штатов, то отныне эти державы являются гарантами сказанного мной! Они укажут русским – и мы получим свое, принадлежащее по праву. Это наше право править восточной Европой, которое подло отобрали москали! Это на нашем горбу они построили свою лживую империю и теперь должны расплатиться! Всех в Сибирь, чтоб мерзли и дохли от голода и не мешали цивилизованным людям! Кроме тех, что должны работать на нас, возвращая долг предков. Каждому поляку по семье русских холопов! Варвары должны знать своё место, которое им укажут все цивилизованные страны в едином порыве! И Великая Польша возглавит их! Ну, а немцы – кто будет спрашивать проигравших?

Наши требования кажутся кому-то чрезмерными? Вы не политики, господа – уступки будут выглядеть нашей доброй волей, или товаром, за который можно выторговать что-то другое. Нас обманут, как это случилось в тридцать девятом? Я скажу: «Нет», – потому что теперь понимаю англичан и знаю, отчего они тогда поступили так!

Красная нить британской политики на протяжении веков – это сдерживание русской угрозы. Казалось логичным использовать для этого Гитлера – лучше, чем воевать самим. Англия всегда славилась умением принуждать других таскать для себя каштаны из огня; такова жизнь и политика – глупый работает и воюет, умный стрижет дивиденды, – и несчастная Польша всего лишь оказалась на пути этого плана, исключительно по географической причине! Что ж, Гитлер вышел из повиновения и будет сейчас жестоко наказан – но ведь и угроза русских орд никуда не денется! Напротив, вырастет чрезвычайно. Тем более он не доделал свою работу. Всех непокорных русских нужно уничтожать! Ему это позволили, ценой страданий цивилизованных народов, но он предал. Русские варвары должны исчезнуть, чтоб не мешали! Германия это не сделала – значит, сделаем мы! Как двадцать лет назад. Британцам потребуется Польша, веками игравшая роль крепостного бастиона Европы против вторжения русских варваров. И чем больше угроза, тем крепче должен быть этот бастион – гегемония Польши в Восточной Европе будет вполне реальной платой за нашу верность европейской идее и защиту цивилизации от тлетворного влияния коммунизма. Потому сейчас нас не предадут. Ибо альтернатива – это русское вторжение в Европу, которое для британцев абсолютно неприемлемо.

А вдруг мое выступление сегодня станет еще одним Глейвицем? И мощь англо-американских армий покатится неудержимо на восток, загоняя варваров в их ледяную Сибирь? Что ж, это еще лучше для нас, ведь управлять землями легче будучи рядом. Речь Посполитая до Урала, имения с русскими рабами – все, чего не добился бесноватый немецкий неудачник, будет нашим, причем завоевывать все это для нас будут британцы. Полякам достаточно лишь стоять на страже, а не проливать свою кровь. И кто будет вождем этой могучей державы – панове, вспомните, как начинал великий Юзеф Пилсудский! Когда я спрошу у штафирок, отсиживающихся в Лондоне: «Где вы были, когда решалась судьба Отечества?!»… А после, укрепившись и переварив присоединенное, можно уже будет думать о господстве во всей Европе, а не только в ее нищей восточной половине! А еще позже – как знать! – может быть, и весь мир будет наш! Господство одной высшей расы над прочими – в этой идее что-то есть, так отчего бы этой расе не быть польской? Но будем скромны пока, оставим этот вопрос моим детям и внукам.

А Варшава – что Варшава? Комедию надо доиграть, пока играется. Чем больше будет шума, крови и трупов тем меньше сомнений в серьезности наших намерений и слов. За Жеч Посполиту, от можа до можа, ура! В конце концов, лишь мы, шляхта, цвет нации, можем видеть блеск великой Идеи. А холопам, быдлу довольно умирать там и тогда, как укажем мы.

Может быть, я буду гореть в аду. Но я буду гореть ради Великой Речи Посполитой!

Да, и надо не забыть приказать нашим отойти от мостов. Чем с большей кровью русские будут их штурмовать, тем лучше для нас.

Белый Орел взлетает, панове! За Польшу, за веру, за новое «чудо на Висле»!

Москва, Кремль.

6 августа 1943

– Значит, суд надо мной, границу на сентябрь тридцать девятого и еще территорию на востоке? Коморовский был в здравом уме, оглашая это? И кто же будет выполнять его требования?

– Товарищ Сталин, у поляков, вернее у шляхты, краеугольным камнем мышления является, что Польша – это если не центр мира, то нечто, обязательно учитываемое в мировой политике даже великих держав. Это идет у них еще со времен «либерум вето», и настолько въелось, что сами они даже не замечают. Потому, например, Сикорский мог требовать от Черчилля год назад, чтобы тот прервал с нами отношения и объявил войну; ну, а «Бур» Коморовский искренне убежден, что его мнение благородного шляхтича более чем весомо.

– Вам виднее, товарищ Василевский. Однако ведь в реальности «Рассвет» этого обращения не было?

– Суть была та же самая, «декларация действием», если можно так сказать. К тому же возможен вариант, что Коморовский превышает свои полномочия. В польском праве есть такое уникальное понятие, как «рокош» – мятеж шляхтича против законной власти, если сам он считает это нужным. Причем одной из уважительных причин всегда считалась возможность занять высшее положение – и если у мятежника хватило сил и ума там удержаться, содеянное им считалось абсолютно благим и законным. Возможно, Коморовский был назначен лондонским правительством всего лишь военным руководителем восстания и решил пойти по стопам Пилсудского? Какие-то штафирки, сидящие далеко – и полководец, командующий армией в центре событий. Вполне могла закружиться голова от перспектив – но для этого надо крикнуть громче.

– Позиция союзников?

– Пока молчат, товарищ Сталин. Вероятно, ждут дальнейшего развития событий.

– Ну, мы-то примерно знаем, что будет дальше. Может быть, союзники и попробуют разыграть польскую карту в политической игре против нас, при обсуждении послевоенного мироустройства. Но вот сейчас ничего конкретно сделать нам они не могут, как не стали в мире «Рассвета». А сейчас их положение хуже, так что мы нужны им больше, чем поляки. Каковы военные перспективы восстания?

– Неважные. По разведывательным данным, в районе Варшавы сосредоточивается танковый корпус СС, еще пехотные дивизии из армии резерва и прочие части в усиление. В то время как войска нашего Первого Украинского фронта находятся в ста двадцати – ста пятидесяти километрах к востоку. И они нуждаются в пополнении, а в первую очередь в боеприпасах, но если будет приказ…

– Приказа не будет, товарищ Василевский. Нет нужды спешить, надрываясь и неся лишние потери. На общих основаниях, исходя из чисто военной необходимости. Ведь в мире «Рассвета» мы все равно освободили Варшаву лишь через полгода, в январе? И мы знаем, что Коморовский нас предаст и нас же во всем обвинит так зачем торопиться?