Текст книги "Форвард платит за всё"

Автор книги: Владислав Романов

Соавторы: Валерий Винокуров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

– Да... – помедлив, обронил Лобов.

– Та-ак! – Знобишин оторопело смотрел на Лобова.

– Не заводись, а пораскинь своими цыплячьими мозгами, куда ты вляпался, идиот! – зло проговорил Лобов и быстро пошел к автобусу.

Он не сел на свое обычное место, а прошел в конец автобуса. Назмутдинов удивленно посмотрел ему вслед.

Напевая и радуясь неизвестно чему, массажист Земцов тоже прошел в конец автобуса, а не сел рядом с доктором.

– Свободно? – спросил массажист у Лобова.

– Занято! – хмуро буркнул Лобов.

– Жаль, – задетый столь неприветливым тоном, отозвался Земцов, вернулся и сел рядом с Гудовичевым.

Знобишин в оцепенении еще стоял на улице.

– Долго тебя ждать?! Олег, давай живо, – крикнул Барсуков.

Знобишин залез в автобус и медленно пошел по проходу. Около Лобова он остановился.

– Свободно?

– Садись! – Лобов сурово взглянул на Знобишина.

Несколько секунд они молчали. Автобус тронулся.

– Рассказывай все по порядку, – тихо приказал Лобов.

– А чего... – заикнулся было Знобишин, но Лобов его оборвал:

– Кому звонил по междугородке, о чем говорил с Бондаренко в стекляшке? Ты последний его видел живым... – Лобов вздохнул. – Допер теперь?!

– Допер... – помолчав, Знобишин наклонился к Лобову и зашептал ему в ухо: – Анаболики одному шведу обещал привезти. Мы еще в Барселоне встретились, он меня ужинать водил... В ресторанчик на набережной...

– Знаю, – прервал его Лобов.

– Чего ж тогда рассказывать, если ты все знаешь...

– Может быть, и не все...

– Ну, вот. Шведу этому и звонил в городок такой Хускварна. Там еще швейные машины выпускают. Он мне обещал привезти. Для сестры... Для нее я у Бондаренко тысячу занял. После смерти матери она совсем разболелась, чахнет с тоски. Вот и не знаю, чем порадовать. Бондаренко потребовал, чтобы часть долга я ему валютой отдал. Вот и рассказал ему про шведа. Он мне анаболики помог достать. За советские. Часть денег я ему тогда в стекляшке и отдал, а он мне – адрес, куда за анаболиками... И вдруг возвращаюсь – узнаю: сандалии он отбросил... Поначалу даже облегчение испытал – хоть и стыдно так говорить, но он меня уже с потрохами ел. За анаболики эти мне бы век с ним не расплатиться. Я уж их и везти не хотел. Сам знаешь, залетишь с ними – вовек не отмоешься. Ну, вот, – Знобишин вздохнул, – перед самым отъездом позвонил мне тип один. Приказал везти, а то, что Бондаренко должен, им потом отдать. И пригрозил... серьезно так... аргументированно...

– Хрипатый голос? – спросил Лобов.

– Да, – кивнул Знобишин и взглянул искоса на Лобова, но тот смотрел в окно. – Еще он сказал, чтобы шведа этого я не искал. Они, мол, сами его найдут и отдадут. А я чтоб пакет по этому адресу отнес, сказал еще хрипатый, что это рядом с отелем нашим будет, так и оказалось...

– Во дворике ждали или в коридоре? – спросил Лобов.

– В патио этом, во дворике. Потом через другую дверь тот вышел, и я за ним...

Знобишин замолчал.

– Все? – спросил Лобов.

– Все... – пожал плечами Знобишин.

– Ладно! – помолчав, сказал Лобов. – О нашем разговоре никому. Понял?

– И ты пойми, я ведь ни сном ни духом. Они сестру грозили изнасиловать... – шептал ему в ухо Олег.

– Я сказал: о разговоре никому! повторил Лобов. – Понял?

– Понял! – с готовностью и облегчением проговорил Олег. – А если что – сигнализировать?

– Если что – сигнализируй! – усмехнулся Лобов. – Только без паники!

– Понял! – бросив подозрительный взгляд в сторону, сказал Знобишин.

Лобов тоже осмотрелся. И вдруг заметил, что в их сторону поглядывает массажист.

Когда они проезжали мимо стадиона «Висенте Кальдерон», Кармен сказала:

– Пригласила бы тебя не «Барселона», а мадридский «Атлетико», ты бы тренировался и играл на этом стадионе. Отсюда пять минут до нашего дома.

И действительно: через две минуты они пересекли реку Манзанарес, а еще через три Кармен затормозила возле двухэтажного каменного дома с жалюзи на окнах. Перед входом – небольшой зеленый палисадник и рядом въезд в гараж.

– Такой дом здесь – целое состояние, – пояснила Кармен, поставив машину перед воротами гаража. – Я не буду заезжать, тебя ведь придется отвезти? – Она заглянула в лицо Алексею с надеждой, но он ничего не ответил, и она продолжила, выходя из машины: – Нам бы никогда на него не скопить. Он достался маме по наследству от ее бабушки, мама ведь выросла в нем. Мы, правда, сделали ремонт, но еще не до конца. Мама хочет поставить ограду, однако здесь, в этом районе, это не принято. Тебе нравится?

– Эти жалюзи на окнах похожи на внутренние ставни, какие бывают у нас в Приднепровье, – сказал Алексей.

– Неужели?! – обрадовалась Кармен. – А я и не знала!

Она открыла входную дверь, зажгла свет, и из прихожей они вошли в пустую длинную комнату.

– Здесь будет столовая, а пока мы едим на кухне.

Кармен на минутку заскочила туда, оставила пакет с провизией и вернулась. Они снова прошли через прихожую.

– Вот эта лестница, – Кармен показала на деревянную винтовую лестницу в дальнем конце прихожей, – ведет наверх. Там четыре спальни. Одна – для гостей. – Она снова пристально посмотрела на Алексея, и снова он промолчал. – А это гостиная.

Они вошли в большую квадратную комнату с камином.

– Это осуществившаяся мечта отца. Он проводит здесь все свободное время. Камелек горит, правда, пока горелка газовая, но отец мечтает переделать на дрова. Смотрит все время телевизор, курит трубку и попивает вино. Садись!

Алексей устало опустился в глубокое мягкое кресло, Кармен достала из бара бутылку вина, графин с водой и лед, поставила на журнальный столик.

Тебе с водой? – спросила она.

– Алексей кивнул.

– В Москве мама так часто рассказывала об этом доме, что, когда мы с отцом впервые вошли в него, нам показалось: мы здесь уже бывали, – говорила Кармен, наполняя бокалы. – До сих пор не могу привыкнуть к тому, что теперь Мадрид – моя родина. Ведь это и правда родина, хотя я и родилась в Москве. Все говорят: здесь жили твои предки, значит – это твоя родина. А я чувствую, что моя родина – Москва. Как Шукшин писал – малая родина. Вот себя и утешаю: Испания – пусть моя большая родина, а Москва – малая...

– Будь счастлива, – сказал Алексей. Они чокнулись и отпили по глотку.

–...Неделю назад была у Исабель на дне рождения. Сидели, вспоминали Москву, тебя. Будинский напился, тоже стал выспрашивать о тебе... Представляешь, Исабель на днях открывает его дипломат, а он весь набит пачками долларов. Она перепугалась, а он уверяет, что доллары не его, какого-то американца, который открывает здесь фирму. Но ведь американцы вообще сейчас ездят без денег, только с кредитными карточками. Ясно, что Виктор врет. Исабель боится, что он связался с какой-то мафией... Говорит, что виллу скоро купит на море, яхту...

– Что ж она не спросит, на какие деньги? – заинтересовался Лобов.

– Здесь, как вообще на Западе, не принято говорить о доходах и вмешиваться в мужские дела. Он это быстро усвоил. В общем, твердит, что у него дела с американцами... А тут завелся, чтобы я привела тебя к ним. Пристал, как банный лист.

– Зачем? – не понял Лобов.

– Не знаю... Правда, Исабель очень хочет тебя видеть, – Кармен улыбнулась. – Она мне призналась, что тоже была в тебя влюблена, но скрывала, чтоб мне не помешать... И без нее нашлось, кому помешать...

– А Будинский официально где-то служит?

Да нигде, – усмехнулась Кармен. – То переводчиком пристроится, то гидом в экскурсионное бюро. Мадрид, надо признать, изучил до последнего переулка, а вот язык – не очень-то. Все какие-то дела проворачивает и всегда только и говорит о своих успехах. Отец мой его терпеть не может: чтоб этот скользкий тип к нам больше не приходил – так и сказал. Но теперь-то они не скоро и выберутся, с маленьким-то... О чем ты думаешь?

– Да так...

– Как Юра с Машей?.. Очень тяжело, да?..

– Конечно...

– Кармен подошла к нему, прижала к себе его голову, провела рукой по лицу.

– Я умею боль снимать. У тебя голова не болит?

– Мне надо в отель вернуться, – неожиданно сказал Лобов.

– Кармен отошла от него.

– Прямо сейчас? – робко переспросила она. – И родителей не дождешься?

– Да... – Лобов поднялся. Мы можем где-нибудь по дороге в Москву позвонить?

– По-моему, на площади Испании есть пункт...

Телефонистка соединила его с Москвой, и он сам набрал номер Вершинина. Кармен заплатила за разговор и знаком показала, что будет ждать его в машине. К телефону в квартире Вершинина подошла его мать.

– Семена Петровича будьте добры, – попросил Лобов.

– Его нет, что ему передать? – прогнусавила старушка.

– А когда он будет? – закричал Лобов.

– Не кричите, я вас прекрасно слышу, – сердито ответила старушка. – Кричат так, словно с другого края света звонят. Он в командировке, что ему передать?

– Как в командировке?! – удивился Лобов. – А где?

– Куда послали, туда и поехал, – сурово ответила старушка. – Будете что-либо передавать, я запишу.

– Ничего, спасибо, – Лобов повесил трубку.

Когда он сел в машину, Кармен спросила:

– Дома все в порядке?

– Да... – кивнул Лобов.

Они поехали, и Кармен сперва просто называла ему улицы, по которым вела машину: авенида де ла Принцесса, авенида Хосе Антонио, калье де Алкала...

– Завтра после матча придешь к нам на ужин? Мама очень просила...

– Постараюсь...

Плаза де ла Цибелес, пасео де Калво Сотело...

– Тебя что-то мучает, я же вижу. Ты скажи, Леша, я пойму, я всегда была понятливая. Я же чувствую, ты переменился...

– Не сердись, Кира, – вздохнул Лобов.

Плаза де Колон...

– Площадь Колумба, как в Барселоне, помнишь. А вот и памятник Колумбу...

Пасео де ла Кастельяна...

– Это улица, где ваш отель. Я на этой стороне остановлюсь, ладно? Поговорим немного, а потом ты перейдешь на ту сторону, ладно?

Лобов кивнул.

Она остановила машину на том самом месте, куда он вернулся днем после неудачной слежки за Знобишиным.

Кармен выключила двигатель и молча ждала, когда Алексей заговорит.

– Не сердись, Кира, – снова вздохнул Лобов. – Навалилось на меня столько, что и рассказать не могу. Как будто за глотку схватили и держат. Я ведь не из робкого десятка, а тут... сам не пойму, что со мной.

– Кто держит? О чем ты? – не поняла Кармен.

– Да так... неприятности разные держат... служебные, что ли... Мне однажды сон приснился: будто я на поле во время игры заснул. Стою и сплю! Никогда ведь не думаешь о смерти. Или о том, что тебе, твоим близким, детям грозит опасность. Живешь, как живется. Все вроде бы нормально. Но оказывается вдруг, что ты постепенно засыпаешь и теряешь в себе какую-то важную часть души... слабеешь как бы... А тут еще эти годы... так называемого застоя, когда разные мерзавцы в силу вошли...

Кармен усмехнулась.

– Тебя, выходит, политика так волнует?!

– А ты не улыбайся, не улыбайся. Сама же хлебнула, когда слова не скажи, думать не смей – за тебя уже все продумали и все сказали. Главное – уметь вовремя повторить, ввернуть, процитировать, поддержать, не оступиться... Ведь учили всему этому, вдалбливали, заставляли... Помнишь ведь?..

– Помню... – после паузы выговорила Кармен. – Мама твоя два часа плакала, уговаривала меня... отказать тебе... – глядя в сторону, говорила Кармен. – Я же для нее иностранкой была...

– Как уговаривала?! – опешил Лобов. – Почему иностранкой?

– Неужели она тебе не рассказывала об этом?

– Нет...

– Боялась, что уедешь со мной. А если не поедешь, карьеру тебе испортят, не станут выпускать за рубеж. И за карьеру отца твоего боялась. И боялась, что ей перестанут доверять – не позволят учить детей... За тебя, конечно, боялась... – Кармен заморгала, отвернулась, вытащила платок. – Впрочем, ты бы никогда и не поехал со мной, я это чувствовала... Мать мне тогда сказала: «Что ж, может, она и права, доченька!» И я отказала тебе... Я ведь должна была хотя бы ради мамы вернуться сюда...

Лобов слушал ее и не мог проронить ни слова.

Они сидели в машине, а в холле отеля Лобова поджидал Гудовичев. Доктор встал, размял плечи, вышел на улицу. Он увидел на другой стороне улицы машину Кармен. Пригляделся. Понял, что в машине сидят двое. Увидел, как голова склонилась к голове, и через мгновение открылась дверца – в салоне машины загорелись лампочки. Гудовичев быстро вернулся в холл.

Лобов направился к лифту, когда его окликнул доктор.

– Леша! Подожди... – Гудовичев подошел к нему.

– Почему не спите, док? – Лобов попытался улыбнуться.

– Да вот выходил на улицу, пивка взять – сервезы, по-ихнему. В мини-баре можно, конечно, но там дороже намного.

– Так ведь «Реал» за все платит. Они на пивке не прогорят.

Гудовичев держал в руках бутылку с пивом, Лобов точно такую видел в своем мини-баре. Совпадение? Может, конечно, и в лавке на улице такие есть, но вряд ли – там обычно сорта дешевые. Да и рядом с отелем что-то не приметил он дешевых лавчонок.

Пауза затянулась, и наконец Гудовичев спросил:

– Ты перед игрой спокойно засыпаешь? Нервишки в порядке?

– Вашим димедрольчиком в случае чего пользуюсь, – он вынул из кармана упаковку и показал доктору.

– Сегодня надо тебе как следует выспаться. У Кармен небось гостевал?

Лобов не ответил. Они вошли в лифт. Доктор нажал на кнопку пятого этажа.

– Кстати, Будинский признался – это он ко мне в номер заходил, я его попросил купить кое-что, он привез, и анаболиков стервец пару упаковок взял!.. Я ему выволочку сделал! Кстати, Исабель настойчиво зовет нас в гости. Они ведь подруги с Кармен?

– Да, подруги, – подтвердил Лобов.

Лифт остановился на пятом этаже. Они вышли.

– Бывай, Леша! Смотри, выспись как следует! – проговорил Гудовичев.

Не оборачиваясь, они пошли по коридору в разные стороны.

Выйдя из кафе после завтрака, Лобов заметил у лифта Будинского. Он держал в руках тот же пакет с матрешками «Березка», который Лобов видел у Знобишина. Пакет был тяжелый, Будинский придерживал его второй рукой, и это Лобова насторожило.

Раскрылись двери сразу двух лифтов. В один из них вошел Будинский, Лобов заскочил во второй. Советская команда жила на пятом этаже, и Лобов нажал кнопку 5.

На пятом Алексей увидел, как Будинский быстро шел по коридору. Лобов двинулся за ним. Перед дверью Барсукова Будинский остановился, постучал. Ему ответили, и Будинский скрылся в номере Барсукова. Все произошло мгновенно, и Лобов в растерянности несколько секунд стоял на месте, потом сел в кресло в небольшом холле тут же на этаже, стал ждать. Кресло оказалось огромным, и Лобов, утонув в нем, практически был не виден, зато сам мог видеть все.

Будинский пробыл у Барсукова недолго. Вышел он с тем же пакетом, правда, на этот раз пакет был тощ, видимо, товар Будинский отдал. Пройдя несколько номеров, Будинский остановился и постучал в номер Лопарева. И снова скрылся за дверью.

Лобов усмехнулся. Прошло еще несколько секунд, и Будинский выпорхнул от Лопарева, видимо, он спешил. Пакета у него в руках не было. Через мгновение, почти следом за ним выскочил Лопарев.

– А с «капустой» как?! – крикнул Лопарев.

– Вечером занесу! – ответил Будинский.

– О'кей! – пробурчал Лопарев и скрылся за дверью.

Лобов неподвижно сидел в кресле. Из своего номера вышел Барсуков, без стука зашел к Лопареву.

Откуда-то снизу слышалась мелодия блюза и надсадно выл саксофон.

Лобов лежал на массажной скамье, и Гриша Земцов массировал его. Лобов морщился от боли, но Гриша его успокаивал:

– Терпи, герой. Больно – это даже хорошо. Боли не надо бояться. Без боли ничего хорошего не получится. Через боль материнскую нам жизнь достается...

– А ты, оказывается, философ, – буркнул Лобов.

Гудовичев, прислушавшись к их разговору, подошел и сказал Земцову:

– Пойди займись Рашидом. Я сам закончу. А то ты со своим старанием и теориями разными замучаешь нам центрфорварда.

Гриша отошел в сторону. Гудовичев достал из кармана тюбик, выдавил мазь на ладонь и начал массировать Лобову мышцы ног.

– Наша промышленность даже мази нормальные не обеспечит, – проворчал доктор. – Сам составляю, когда импортные кончаются. Госкомспорт на валюту жмется. Нас обдирают и на нас же экономят. Перестройка называется?! Ну, так что, после игры заедем в гости к Исабель? Будинский сказал, что довезет. Туда и обратно. А то, если хочешь, на машине Кармен приезжайте. Неплохо бы вместе посидеть, потолковать, а?

– Это было бы неплохо, – прошептал Лобов и скосил взгляд на Земцова, который уже массировал Рашида и тоже поглядывал на скамью, где лежал Лобов.

– Вот только Виктор мне что-то в последнее время не нравится, – продолжал, вздохнув, Гудовичев. – Никак настоящим делом не займется. У них тут, правда, с тунеядцами не борются, но совесть надо же иметь. Тем более прибавления в семействе ждут. Пытался я ему втолковать, а он отшучивается, говорит, я и без работы живу получше других. И ведь верно, деньжата у него водятся. Откуда чего – непонятно! Тебе небось Кармен рассказывала?

– Рассказывала, – подтвердил Лобов.

Гудовичев сокрушенно покачал головой, продолжая втирать мазь, и после секундной паузы задумчиво произнес:

– Тем более надо нам заехать к ним. Может, удастся наставить парня на путь истинный.

– Боюсь, не получится, док.

– Что не получится? – переспросил Гудовичев.

– Заехать... Сами прикиньте: игра кончится в десять. В отель попадем не раньше одиннадцати. Куда же тут?

Гудовичев опять помолчал.

– Ладно, – согласился он, – посмотрим, какое настроение будет. Если неплохо сыграете, можно и на ночь закатиться. Никто слова не скажет...

К ним подошли Земцов и Назмутдинов. Гудовичев хлопнул Лобова по спине.

Ну, все, форвард. Ты готов. Освобождай место для следующего. Лобов встал со скамьи, Рашид лег на нее. Земцов, прежде чем приступить к работе с ним, с улыбкой спросил у Лобова:

– Кто лучше массирует? Я или ваш Гудок?

Лобов выразительно посмотрел на массажиста, ничего не ответил, взял мяч и начал им жонглировать.

Матч начался яростными атаками «Реала». Сдерживая натиск, футболисты «Полета» оборонялись всей командой. Мяч не покидал половины поля гостей.

Трибуны ждали гола. Вымпелы, флаги, лозунги, шары, ленты метались над трибунами. Глаза слепило от красок. И неумолчно гремели барабаны.

Наконец неизбежное случилось. Мяч влетел в ворота «Полета». Восторженным ревом встретили трибуны удачу своих.

Веселов, Барсуков, Лопарев понуро сидели на скамье запасных. Гудовичев с досадой махнул рукой. И только Земцов с нескрываемым интересом смотрел по сторонам.

– Во дают! – неожиданно сказал он.

– Заткнись ты, – оборвал его доктор.

Начиная с центра поля, Лобов приказал Назмутдинову и Знобишину:

– Хватит жаться к штрафной! Я больше не оттягиваюсь. Рашид, иди на свое место. А ты, Олег, мяч не мни. Подлиннее вперед. Ищи меня или Рашида. Поняли?!

На удивление легко им удалось забить ответный гол. Испанцы, стремясь развить успех, снова ринулись вперед всей командой. Но когда наши защитники отбились у линии своей штрафной площадки и мяч попал к Знобишину, тот сделал длинную передачу на правый фланг. Там Назмутдинов обыграл защитника и, дойдя до угла штрафной площадки «Реала», низом послал мяч налево. С места левого инсайда Лобов без задержки нанес сильный удар с ходу: мяч влетел в верхний угол ворот хозяев поля.

– Ура! – завопил Веселов, вскочив со скамейки.

– Во дает?! – удивленно сказал Земцов.

Барсуков крепко обнял Лопарева и пожал руку Гудовичеву. От счастья сияли лица запасных «Полета».

А стадион мгновенно затих. И вдруг где-то вверху, над скамейкой запасных гостей, раздался звонкий голос трубы. Все обернулись, но снизу ничего не было видно.

Лобов, уже стоя в центральном круге, тоже среагировал на звук трубы. Он увидел Марию, мать Кармен, которая отчаянно дула в трубу. А рядом размахивала красным флагом Кармен!

– Мы же говорили им – действуйте на контратаках! – не мог успокоиться Веселов.

Но разделить с ним радость уже было некому. Барсуков и Лопарев хмуро смотрели на поле: игра возобновилась.

– Что за люди?! – буркнул Веселов, усаживаясь на свое место. – Даже радоваться не умеют...

На перерыв команды уходили при счете 1:1.

Лобов вошел в раздевалку хромая, устало опустился в кресло. И тут же к нему подлетел Земцов. Не говоря ни слова, стянул бутсу с правой ноги, закатал гетру, вытащил щиток и обнаружил большую гематому на ноге. К ним сразу подошли Барсуков и Гудовичев.

– Можешь играть? – спросил Барсуков.

Лобов пожал плечами.

– Сможет, сможет, – не поднимая головы, ответил Земцов. Он уже достал из своего ящичка заморозку, а доктор протянул ему какую-то белую мазь.

– Что это? – спросил Земцов.

– А тебе какое дело? – неожиданно резко вмешался Лобов. – Док знает, что надо.

Земцов удивленно посмотрел на Лобова снизу вверх.

– Бери, бери, – примирительно сказал массажисту Гудовичев. – Поработаешь с мое, сам будешь держать в кармане для таких случаев.

– По-моему, заморозки бы хватило, – недовольно проворчал Земцов, но мазь все-таки взял.

– Леша, терпи, сколько сможешь, – попросил Барсуков. – В случае чего – дай знак. Заменим.

– Ни в коем случае! – вмешался Веселов. – На него смотрит вся Россия!

– Скажите лучше – Барселона, – опять резко сказал Лобов.

– Не мешайте мне работать! – не поднимая головы, довольно-таки грубо произнес Земцов.

– А ты тут... – вскипел было Веселов, но Барсуков взял его под руку и увел в сторону.

– Надо подбодрить ребят, – шепнул ему тренер.

– Ребята! – с места в карьер начал Веселов. – Необходимо поднажать! Мы можем их обыграть!

– Пообещайте что-нибудь, – снова шепнул ему Барсуков.

– А как же?! – воодушевился Веселов. – Нам разрешили, если выиграете, заплатить вдвойне!

– А если не проиграем? – спросил Знобишин.

– Тогда... тогда... – смутился Веселов.

– Тогда, – вмешался Барсуков, – заплатим столько же, сколько при победе. Все ясно?!

Веселов потянул его за рукав, но Барсуков выдернул руку.

– Мяч не передерживать, – продолжил он. – План не меняем, все как договаривались. Одна контратака удалась, почему бы еще такую же не устроить?..

Невообразимый шум стоял на трибунах. На протяжении всего второго тайма испанцы яростно атаковали. Один за другим следовали удары по воротам, но хозяевам поля отчаянно не везло: промахивались из выгоднейших положений форварды, «мертвые» мячи доставал вратарь москвичей, мяч попадал в штанги, в перекладину и упорно не шел в ворота.

Единственная острая контратака удалась гостям минут за двадцать до конца встречи. Лобов получил мяч в центральном круге, сыграл в «стенку» со Знобишиным и на скорости прорвался по центру. У линии штрафной площадки испанцев он обыграл защитника, вошел в штрафную, но тот догнал его и сбил с ног. Пенальти! Судья-англичанин назначил его, не задумываясь.

Лобов катался по земле, корчась от боли. К нему бежали со своими чемоданчиками Гудовичев и Земцов...

В Москве, сидя у телевизора, ревела Маша.

– Папа, папочка! Вставай...

– Перестань, – нахмурившись, сказал Юра. – Бабуля, уведи ее отсюда.

– Машенька, пойдем, пойдем, милая...

– Ну-ка, что тут у тебя?! – Доктор присел перед Лобовым. – Помогите мне, – обратился он к Земцову и двум игрокам «Полета».

Они подняли Лобова и вынесли за линию ворот.

Мяч на одиннадцатиметровой отметке установил Знобишин.

Гудовичев и Земцов колдовали над ногой Лобова, а тот – с гримасой боли на лице – не сводил глаз с разбегавшегося Знобишина. Он пробил сильно – мяч попал в перекладину и по дуге улетел за ворота.

Стадион радостно взревел.

Лобов закрыл глаза. Все поплыло перед ним. Искаженные лица Барсукова и Лопарева. Оба что-то кричат, но ничего не слышно. Будинский сует Барсукову зеленый полиэтиленовый пакет, тот рвет его на части и бросает в лицо Лопареву. Обрывки пакета падают на траву. Земцов бросается подбирать их. Он ползает по траве, собирает обрывки пакета и пытается сложить их в одно целое.

Лобов открывает глаза. И видит, как Земцов возится с его ногой, а Гудовичев держит у его лица ватку, пропитанную нашатырным спиртом.

Появились носилки. Лобова укладывают на них и несут вдоль трибуны, мимо скамейки запасных «Полета». Сверху, на трибуне, он замечает испуганные, тревожные лица Кармен и ее матери.

И снова закрывает глаза...

Теперь он лежит на массажной скамье. В раздевалке непривычно тихо.

– Я же говорил, не надо было эту мазь накладывать, – слышит Лобов голос Земцова.

– При чем тут мазь?! – обрывает массажиста Гудовичев.

– Надо сделать блокаду, – говорит Земцов.

– Не надо никаких уколов, – пытается крикнуть Лобов, но голос не слушается его, получается негромко.

– Не волнуйся, Леша, – спокойно возражает Гудовичев. – Тут он прав.

– Док, как сыграли? – тихо спрашивает Лобов.

– Вничью! – сухо отвечает подошедший Барсуков.

– Жаль... – прошептал Лобов.

– Вот именно! – Это уже встревает Веселов. – И все из-за этого болвана, который не может забить пенальти!

– Знобишин сидит в кресле, опустив голову и закрыв лицо руками.

– Да что вы все – с ума посходили?! – неожиданно взрывается вратарь. – С «Реалом»! На его поле! Вничью сыграли! А настроение – похоронное?!

– За ничью, между прочим, обещали заплатить, как за победу, – спокойно вставляет Земцов, только что сделавший Лобову укол.

– Помолчи ты! – обрывает массажиста Веселов.

Лобов тяжело слезает со скамьи и, хромая, но уже без посторонней помощи, добирается до кресла. Он садится рядом со Знобишиным и кладет руку ему на плечо.

– Брось ты убиваться. Ничья – это неплохо, – он оживляется и обводит взглядом ребят. – Это даже здорово! В Москве нас и 0:0 устроит, а мы их обязательно обыграем, верно?!

– Конечно, обыграем, – подхватывает Назмутдинов.

Игроки начинают раздеваться и поочередно направляются в душевую.

– Надо что-то сказать, – шепчет Лопарев Барсукову.

– Действительно, ничья – это неплохо, – встрепенулся тот. И добавил, обращаясь к Веселову: А обещание мы обязательно сдержим, правда ведь?!

Веселов, насупившись, молчал. Барсуков подошел к нему и негромко сказал:

– Между прочим, руководству, как вы прекрасно знаете, полагается столько же, сколько игрокам.

– Вот именно! – успевает вставить Земцов. Веселов смерил его презрительным взглядом и громко объявил:

– В моей жизни не было случая, чтобы я не сдержал обещания!

Земцов посмотрел на Лобова и подмигнул ему. Но Лобов отвернулся.

Кармен и ее мать помогли Алексею выйти из машины, и они не спеша вошли в дом. Отец встретил их в дверях, крепко пожал ему руку.

– Не вешай нос, форвард. Ты играл, как настоящий тореро. Здесь понимают в этом толк. Я заказал Москву. У тебя дома наверняка волнуются.

– Спасибо большое. Но вы ведь не знаете номер телефона.

– Почему? У Кармен записан. Я нашел.

– Нет... – смущенно проговорил Алексей. – Пожалуйста, перезвоните на станцию. Вот какой надо, – он протянул отцу Кармен записную книжку.

– Да-да, папа, – подтвердила Кармен, – сообщи другой номер.

– Как знаете, – согласился удивленный отец, – сейчас позвоню.

Они прошли в уже знакомую Алексею гостиную. Он сел в то самое кресло, где сидел накануне вечером.

Мать принесла фрукты. Следом вошел отец с телефонным аппаратом на длинном шнуре.

– Уже соединяют. Тот номер, что ты просил, Леша.

– Алло, Юрочка! Вы уже спите, конечно. Да-да, папа. У меня полный порядок. Не волнуйтесь – обыкновенный ушиб. Кто звонил? Семен Петрович?! Значит, он в Москве. Понял, понял. Это хорошо. Очень хорошо. Завтра вечером. Сразу к вам. А как же?! Целую тебя. Машеньку и бабушку успокой. Ну, привет. Спокойной ночи!..

Алексей положил трубку.

– Значит, он в Москве!..

– Кто? – спросила Кармен.

– Ты не знаешь его, Кира. Но для меня это важно. Особенно сейчас.

– Это связано с той историей?

– С какой?

– С фальшивыми долларами.

– А ты откуда знаешь?

– От Виктора. Не связывайся с ними, Леша. Он мне как-то задолжал. И вернул долг долларами. Одна купюра оказалась фальшивой. Отец обнаружил. Виктор страшно переживал. Объяснял, что испугался за нас. А потом взял с нас слово, что мы – никому. И рассказал вашу барселонскую историю. Но добавил: если проболтаетесь – не жить... Он вообще-то не злой. По-моему, он сам запутался. Зато как он старался устроить тебе контракт с «Барселоной».

– Я решил туда не ехать.

– Как? – Кармен от неожиданности остолбенела. – Почему? Отец поставил бокал с вином на столик и внимательно посмотрел на Алексея. Даже мать остановилась в двери гостиной – с подносом она шла на кухню доложить фруктов.

– Я уверен, вы поймете меня, – заговорил Алексей. – Дети остаются одни. С бабушкой, конечно, но без отца и матери нельзя в их возрасте. И без того я уделял им мало внимания – футбольная жизнь такова, что дома почти не бываешь. Вот я и решил: с футболом вообще закончу. Буду жить, как все люди. Работать и растить детей.

– А я? Как же я? – прошептала Кармен.

Алексей поднялся, подошел к ней, хромая, обнял за плечи. И тихо сказал:

– Если мы любим друг друга... по-настоящему... то все устроится... Не знаю, как и когда... но устроится. Может быть, через год... или через три... Если любим по-настоящему. Нельзя строить свое счастье на несчастье других... Ты же сама всегда так считала.

Кармен уткнулась лицом ему в грудь.

– Любовь эгоистична, Леша, – прошептала она. – Я не могу без тебя... жить не могу...

Неожиданно резко, требовательно зазвонил телефон. Отец взял трубку, сказал несколько слов по-испански и протянул трубку Кармен. Она тоже говорила по-испански, а потом, положив трубку, сказала Алексею:

– Это Исабель. Умоляет на обратном пути заехать к ним, хоть на десять минут. Я обещала.

– Тогда поехали, – решительно сказал Алексей. – Раз обещала... Извините меня, – он обратился к отцу и матери, – но так все сошлось. Извините, если огорчил вас. Спасибо.

По мосту они пересекли Манзанарес и остановились на набережной около высокого дома с большим подземным гаражом. По другую сторону набережной начинался зеленый массив – парк стадиона «Висенте Кальдерон».

– Не буду заезжать в гараж, – сказала Кармен, – мы же ненадолго.

Они поднялись лифтом на пятнадцатый этаж: просторный холл приглашал в четыре квартиры. Одна из них и была квартирой Будинских. Она оказалась просторной, шикарно, даже помпезно обставленной.

Исабель кинулась им навстречу и повисла на шее Лобова, целуя его в обе щеки.

– Лешенька, дорогой, я уж и не верила, что увижу тебя. Как я соскучилась, если б ты только знал?! Мне каждую ночь снится наш двор, где мы с тобой росли, серый пятиэтажный дом в Капельском переулке... Ты хоть бываешь там? Уверена, что нет. Московская жизнь не сентиментальна, правда? Если б я жила в Москве, тоже бы не выбиралась с Песчаной на наши Мещанские улицы. Да ведь их же все переименовали давным-давно!..

Лобов поцеловал Исабель в щеку, но сделал вид, что не заметил протянутой руки Будинского, и захромал вслед за Кармен в гостиную. Там около бара, заставленного всевозможными напитками – от английского и испанского джинов до разных сортов водки: «Смирнофф», «Горбачефф», «Абсолют», от рома «Баккарди» до виски «Джим Бим», – сидел в кресле Гудовичев, потягивая через соломинку джин с тоником.