412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владислав Романов » Форвард платит за всё » Текст книги (страница 2)
Форвард платит за всё
  • Текст добавлен: 29 сентября 2016, 01:05

Текст книги "Форвард платит за всё"


Автор книги: Владислав Романов


Соавторы: Валерий Винокуров

Жанры:

   

Спорт

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

– До лета еще дожить надо, – вяло ответил Лобов.

Они подошли к автобусу как раз тогда, когда Веселов и Барсуков поднимались по ступеньке.

– А чего эти-то такие мрачные? – наклонившись к Лобову, спросил Федюнин.

– Хрен их знает! – неожиданно раздался у них над головой голос Бондаренко.

– Тише ты! – вздрогнул Федюнин и пальцем погрозил Бондаренко. Тот нагло засмеялся и, опередив Федюнина и Лобова, шагнул на ступеньку.

Лобов поднялся последним и сел на крутящееся кресло рядом с водителем. Тут хоть можно помолчать в дороге, рядом никто не сядет.

Юра и Машенька Лобовы уже щеголяли в испанских нарядах – «варенках», рубашках и курточках, – когда вернулась с работы нагруженная сумками Вера, жена Алексея.

– Что так поздно? – беря у нее сумки, спросил Лобов.

– Да-а... профсоюзное собрание. Затеяли свару, директор их, видите ли, не устраивает. Потому что работы требует. У нас ведь теперь демократия, гласность– вот все бездельники рты и пораскрывали.

– Может, не только бездельники? – улыбнулся Лобов.

– Тем, кто вкалывает, болтать на собраниях некогда. Я так и сказала. Вот и мне досталось – как пособнице директора! Нахлебалась, в общем, грязи!..

– Мама, я тореро! – выскочил в прихожую двенадцатилетний Юра с пиками наперевес. – Защищайся!..

– Нет уж, ты защищайся! Расскажи отцу, как вы устроили обструкцию учительнице литературы!

Раздался женский визг. По видику шел американский фильм, и Маша снова уткнулась в экран. Там один из злодеев крушил топором головы. Кровь лилась рекой.

– Опять ужасы! – возмутилась Вера. – Ты бы хоть запретил им эту чушь смотреть!.. Ну, рассказывай, рассказывай про вашу забастовку!..

– А чего рассказывать?! – хмуро огрызнулся Юра.

Он убавил звук фильма. Лицо убийцы с топором крупным планом возникло на экране.

– Они правы, мама, – оторвавшись от фильма, проговорила Машенька, которая была на год младше брата. – Их учительница стала ругать Хармса, Ивана Торопыжкина и Иван Иваныча Самоварова, говорит, ерундовые стихи, что они ничему не учат!..

– Наша литераторша – из эпохи застоя! изрек Юра.

– Вот-вот! Слышишь, что они говорят?! Литераторша им не нравится! Всем классом подписали письмо директору с просьбой ее заменить, устроили стоячую забастовку. Директор, естественно, возмутился, провел с ними беседу. А они ни в какую! Стали ее уроки прогуливать! А у литераторши этой отец чуть ли не секретарь нашего райкома.

– Он завотделом, – уточнил Юра.

– Ну и что? Пусть завотделом! Математика тебе тоже не нравится? Поэтому троек нахватал?

– Не-ет, там совсем другое дело. Там у нее просто требования очень высокие, и я пока не соответствую. Скоро буду соответствовать, и троек не станет.

– Вот-вот, слышишь? У них на все ответ найдется! Соответствую – не соответствую! Учил бы уроки подольше – тогда бы соответствовал! Я этого Хармса, между прочим, почитала – ничего, честно говоря, не поняла! Мало, что ли, других поэтов? И почему надо обязательно спорить? Она так считает, вам-то что? Пусть себе считает! А вы считайте по-своему, но молчите!

– Она же нас пытается переделать! возмутился Юра. – Впихивает в нас и заставляет наизусть заучивать свои реакционные идеи!..

– Ты слышишь, что он говорит?! – возмутилась жена.

– Ничего страшного, Вера, он не говорит. Почему действительно они должны молчать?! Пусть спорят! Я в этом ничего плохого не вижу. Мы только сейчас начинаем этому учиться, а они – пусть с детства...

– Та-ак!.. – Вера выдержала гробовую паузу. – По-твоему, получается: он прав, а я – как всегда, дура?!

– Да. Получается, что он прав. Но дурой тебя никто не считает, – вскипел Лобов. – Успокойся, Вера, приди в себя. Ты взвинчена своим собранием и поневоле разряжаешься на нас. Пошли, я тебе платье привез. Шубы там дорогие, дороже, чем у нас, поэтому купим здесь.

– Вот платье, мамочка! – Это Машенька уже успела выбежать из кухни и вернулась с платьем на вытянутых руках.

– Вера осмотрела платье, смахнула ниточку, прикинула на себя.

– Кто же тебе его выбирал? – не без напряжения спросила она.

– А как ты догадалась, что кто-то выбирал?! – усмехнулся Лобов.

– Догадаться нетрудно, – без тени сомнений проговорила Вера.


Они лежали в постели, когда Вера спросила:

– Ты встречался с ней?

– С кем?

– Не задавай глупых вопросов! С Кармен, конечно!..

Лобов не ответил. Вера снова уткнулась в книгу, но спустя несколько секунд обронила:

– Платье это можешь отнести в комиссионку или дари кому хочешь. Я его не надену!


Вся команда смотрела записанный на пленку матч «Эйндховен» «Реал».

– Проклятый жребий! – вздохнул Лопарев. – Ну, попались бы нам шведы или французы, так нет – опять эти чертовы испанцы!..

– Не ной! – оборвал его Барсуков. – Зато мы к их манере уже привыкли. Верно, ребята?

Но никто не отозвался. Лишь врач Гудовичев проронил:

– Носятся, как скаженные. Не иначе – наглотались или кольнулись.

Барсуков обернулся, срезал врача взглядом.

В этот момент Лобова попросили выйти в коридор. Перед ним стоял невысокий крепкий толстяк с приветливым лицом.

– Алексей Иванович? – вежливо осведомился он.

– Да.

– Вершинин Семен Петрович, следователь, – представился толстяк. – Мне бы поговорить с вами.

– Давайте через час. Матч хочу досмотреть. Мы ведь с «Реалом» попали... – кивнул Лобов на дверь, из-за которой доносился рев трибун.

– Это матч «Эйндховена» с «Реалом»?! – оживился Вершинин, заглядывая в щель двери.

– Да.

– А мне можно? – робко спросил он.

– Пожалуйста... – Лобов пожал плечами.

Они вернулись в зал как раз тогда, когда испанцы забили второй гол в ворота «Эйндховена». Лобов припал к экрану и на какое-то время забыл обо всем.


Потом они с Вершининым не спеша шли вдоль тренировочного поля.

Не понимаю, что тут такого страшного?! Вполне могут и вам на Центральном рынке дать сдачу фальшивыми деньгами. Вы что, каждую бумажку специально разглядываете? Я, например, просто кладу в карман, – Лобов говорил спокойно, с улыбкой, но был настороже – это чувствовалось.

– Безусловно, – охотно соглашался Вершинин, – все так и могло быть. Мне ведь только важно все проверить и доложить, – круглое лицо следователя сияло от удовольствия, что он беседует с известным футболистом и тот охотно готов обо всем рассказать.

Лобов с усмешкой разглядывал толстячка следователя: откуда такого откопали?!

– А гол, который вы забили, – потрясающий! – вдруг с жаром сказал Вершинин. – Вы знаете: я коллекционирую голы! Ради этого даже купил видеомагнитофон. Разные фильмы меня не интересуют. А голов уже записал около тысячи! Был бы я литератором – написал бы книгу о голах! Не хотите мою коллекцию посмотреть?

– Спасибо, с удовольствием. Как-нибудь при случае.

– Да-да-да! – тараторил Вершинин. – Итак, в ресторанчике на набережной вы чем расплачивались? Долларами?

– В каком ресторанчике? – удивился Лобов.

– Как в каком? – еще больше удивился Вершинин. – Вы же сами говорили испанскому инспектору, что на набережной заходили в разные ресторанчики. А он потом установил, что вы ужинали в ресторанчике «Шхуна Колумба». Кажется, так? Или «Шхуна «Мария», может быть, я запамятовал ?

– Да... – пробормотал Лобов.

– Но ведь там расплачивались, наверное, не вы? хитровато улыбался Вершинин. – Кармен расплачивалась, не так ли? Вы, конечно, сопротивлялись, но она настояла. Разве не так?

– Да... – выдавил из себя Лобов.

– Вам дали, как утверждает Веселов, две купюры по сто долларов. Значит, в магазине вы расплачивались сотенной купюрой. Ведь так?

– Да, – пробормотал Лобов.

– А теперь главный вопросик, на который я хочу услышать честный ответ: почему вы взяли вину на себя?

– Вину?! – не понял Лобов.

– Ну, просто будем выражаться так, будем выражаться так, – снова затараторил Вершинин, проявляя неукротимую прыть. – Я согласен, что вы можете не знать, чем отличаются фальшивые доллары от настоящих. Но ведь вы же знаете, что платили сотенной купюрой, а не двадцатидолларовой. Потому и спрашиваю, почему вы взяли это на себя?

– Да ведь тут все ясно, – вздохнул Лобов. – Вы бы посмотрели на Назмутдинова! Парень впервые выехал за рубеж. Он ведь у нас новичок. Перепугался насмерть. И правильно, что перепугался. У нас так запугивают заграницей... Его запросто могли в следующий раз вообще не выпустить. Ну а мне, как говорится, терять нечего...

– Значит, вы так подумали? – серьезно спросил Вершинин. – Назмутдинов, выходит, испугался, потому что у нас запугивают заграницей, да? А вам уже ничего не страшно?

– А чего мне бояться?.. – пожал плечами Лобов. – Меня пожурят, сделают внушение...

– А он ведь не испугался, хоть и такой запуганный, достать деньги и покупок сделать долларов на семьсот. Вы не подумали о том, где достал их Назмутдинов? Пятьсот долларов на дороге не валяются.

– Не знаю, Семен Петрович. А вы у него-то спрашивали?


Рашид Назмутдинов лишь с нынешнего сезона начал играть в «Полете», и поэтому собственной квартиры у него еще не было. Занимал он меньшую комнату в двухкомнатной квартире, которая называлась общежитием: в большей комнате жили два хоккеиста, не отличавшиеся, к слову, примерным поведением, отношения с ними у Рашида не складывались, и он был доволен, что футбольный и хоккейный календари не совпадали и что с соседями приходится встречаться крайне редко.

Вот и сегодня Рашид в одиночестве коротал время, осваивая новый «Панасоник». Когда раздался звонок в дверь, на телеэкране снова сражались «Эйндховен» и «Реал». Рашид открыл дверь: на пороге стоял Вершинин. Из прихожей следователь увидел, как мяч влетает в ворота голландцев.

– Потрясающе! – Вершинин, не дожидаясь приглашения, вошел в комнату, подвинул стул поближе к телевизору, поставил рядом портфель и уткнулся в экран.

Рашид недоуменно смотрел на гостя.

– Извините, вы к кому?

– Ах, я же вам не представился, – приподнимаясь, расплылся в улыбке Вершинин. – Семен Петрович Вершинин, так меня зовут. Следователь. Пятьсот с хвостиком? – Он кивнул на «Панасоник».

– Примерно, – озабоченно, без всякого удовольствия ответил Рашид.

– А давали всем по двести! – все с той же широкой улыбкой заметил Вершинин. – У кого попросили остальные денежки? Сознавайтесь, сознавайтесь, в ваших же интересах!..

– А в чем, собственно, дело?! – не понял Рашид.

– Да вот эти фальшивые купюры не дают нам покоя, уважаемый Рашид Исмаилович! Н-да-с!..

– Так ведь Лобов сознался, это его были, я-то тут при чем?!

– Сознался?!– повторил Вершинин уже без улыбки. – Это, увы, не аргумент! Итак, где и у кого вы заняли пятьсот долларов?

Рашид растерянно смотрел на Вершинина.

– Ну что? Будем молчать или... сознаваться? – Вершинин снова улыбнулся.

– Это мое дело! – отрезал Рашид.

Вершинин с сомнением покачал головой. На экране возникла острая ситуация, и он вновь прильнул к телевизору.

– Ладно, не хотите здесь отвечать, – вздохнул Вершинин, не отрываясь от экрана, – я вам выпишу повестку, завтра придете ко мне на службу, там и поговорим.

Все еще не отрываясь от экрана, он протянул руку к портфелю.

– Зачем же? Не надо. Давайте здесь, – испугался Рашид.

– Но вы же не хотите говорить?! – усмехнулся Вершинин, косясь на экран.

– Потому что не понимаю, при чем здесь я! – побледнев, заговорил Рашид. – У Лобова эти фальшивки оказались! У Лобова! А я ведь ни при чем! – выкрикнул он.

Теперь Вершинин жестко, внимательно посмотрел ему в лицо.

– Вы подумайте хорошенько обо всем, а завтра придете ко мне, – Вершинин снова протянул руку к портфелю.

– Нет, не надо, – оборвал его Рашид. – Деньги я занял у Бондаренко! Сначала мне пообещал Знобишин достать, а потом подошел Бондаренко и спросил: на хрена тебе надо и сколько? Я говорю: хочу видик купить, а сколько можно? Он говорит: сколько угодно, но условие такое – один к пяти. Я сперва не хотел брать, дорого вроде, а потом подумал, на видике неплохо получается, он ведь у нас с телевизором и за восемь уйти может, вот и согласился...

– Значит, вы должны Бондаренко две с половиной тысячи?

– Да... – кивнул Рашид. – Он уже подходил, спрашивал, когда отдам.

– В тех долларах были купюры по двадцать? – спросил Вершинин.

– Не помню... Да, были... Кажется, были... Я пересчитал, было ровно пятьсот, а купюры разные... Не помню...

– Ладно, до свидания. Если понадобитесь, вызовем, – сурово сказал Вершинин. – О нашем разговоре – никому! Поняли?!

– Да, – прошептал Рашид.

Проводив Вершинина, он уселся в кресло перед телевизором. «Эйн– дховен» наступал, но каждая контратака «Реала» таила в себе угрозу. Испанцы забили третий гол, Рашид не реагировал, он тупо смотрел на экран, уставившись в одну точку.

Снова раздался звонок в дверь. Рашид вздрогнул, пошел открывать.

На пороге стояли два крепких плечистых парня. Высокого звали Актер, крепыша – Бегунок.

– Привет, Рашид, мы от Барсукова! Давай зайдем! – скривив губы в усмешке, проговорил один из них.

Рашид, помедлив, пропустил их в комнату. Они вошли. Бегунок встал у двери.

– Что, раскололся, падла? – процедил Актер. Скуластое лицо, нос перебит, с горбинкой, глаза холодные, злые, руки в перчатках с шипами. Рашид перевел взгляд на крепыша, руки у того в таких же перчатках.

– Не понимаю... – пробормотал Рашид.

Актер приставил к горлу Рашида нож.

– Ты сказал ему, кто тебе дал деньги? Двинешься – прошью! – предупредил он. – Отвечай: да или нет? Ну?! Ну?! – Актер надавил ножом, и струйка крови поползла к шее.

– Да... – прохрипел Рашид.

Бандит убрал нож. С презрением посмотрел на Рашида.

– Тебя же предупреждали, скотина! – прошипел Бегунок.

– Нет, – крикнул Рашид, – не предупреждали, ничего не говорили, сказали только – что один к пяти.

– Хватит скулить, – оборвал Актер, пряча нож. – Запомни, если этот мент узнает, что мы приходили, я тебя собственными руками разрежу на кусочки и собакам скормлю! Схватил?!

– Да! – вытирая кровь, с готовностью согласился Рашид.

– Хорошенько зацементируй! – прошипел Бегунок.

Они ушли. Сбегая по лестнице, Актер спросил не без довольства:

– Ну как исполнено?

– Видишь ли, Актер, – ответил, снимая перчатки, Бегунок, – побольше достоинства и строгости, жесты должны быть скупее, особенно когда достаешь и прячешь нож. Этот, конечно, не просек, но все равно надо тоньше, понимаешь, мой милый?!


Тренировка подходила к концу, но все же еще не окончилась, когда Лобов, резко повернувшись, направился в раздевалку. – В чем дело, Лобов? – крикнул Барсуков.

– Устал! – не оглядываясь, бросил Лобов.

– Я приказываю тебе вернуться! – У Барсукова от гнева исказилось лицо. – Немедленно вернись! Лобов!

Лобов даже не оглянулся, уходя с поля.


У ворот стадиона Лобов столкнулся с Вершининым.

– А я вас поджидаю, Алексей Иваныч! – радостно улыбался Вершинин. – Хотите, подвезу?! – Он кивнул на стоящие неподалеку «Жигули». – А где ваша «четверка»?

Лобов удивленно посмотрел на Вершинина.

– Откуда знаю?– сиял Вершинин. – О своих кумирах болельщики знают все! – садясь в машину, уже без умолку говорил он. – А вы – мой кумир! – Когда Лобов, забросив адидасовскую сумку на заднее сиденье, сел рядом, Вершинин безо всякого перехода сказал: – А деньги Назмутдинову дал Бондаренко!..

– Вот как?! – удивился Лобов. – Когда я попросил, он отказал...

– Вы что, тоже просили у него? – трогая машину с места, спросил Вершинин.

– Да, для Рашида...

– Откуда же у Бондаренко столько валюты? Сам купил долларов на семьсот барахла, Рашиду пятьсот отвалил... Уже тысяча набирается... – вздохнул Вершинин. – Откуда?!

– Это вообще больной вопрос, Семен Петрович, – махнул рукой Лобов. – Иностранцам за победу над нами всегда заплатят в несколько раз больше, чем нам, – даже если наши рубли пересчитывать по курсу. На коммерческих турнирах вообще чуть ли не все деньги отбирают. После чемпионата Европы в ФРГ наши ребята получили, правда, приличные деньги—впервые в жизни, кстати. Я уже лет десять участвую в международных матчах, а в сборную как раз и не попал, чтоб заработать напоследок. Но не во мне дело, конечно. Я-то не жалуюсь, тем более – в «Барселону» вроде отпускают. Но раньше вообще смех: получали гроши – если там кормят, значит, называлось – на тридцать процентов едем, на кока-колу едва хватало. Хоть, как турист, консервы с собой бери, но на консервах многого не наиграешь. А то еще витаминами так называемыми пичкали. Допингами. Победа любой ценой! Сейчас как будто запретили, но втихаря продолжается, – Лобов несколько секунд помолчал. – Впервые я с Барсуковым повздорил, когда отказался эти витамины потреблять. Посмотрел, как у нашего знаменитого гребца ребенок ненормальный родился, а у штангиста одного вообще трагедия с этим делом... Словом, отказался. Он стерпел. А если б выгнал меня?! С нуля жизнь начинать?! Поэтому ребята и фарцуют, и химичат, и доллары достают! Не их надо ловить, а всю нашу систему спортивную менять! Си-сте-му! И платить сколько зарабатываем!

Вершинин внимательно посмотрел на него.

– Раз уж такой разговор зашел, Алексей Иваныч, то и я вас спросить хочу. Разве плохо у нас спортсмены живут? Квартиры хорошие, машины почти у всех, заработки – в рублях по крайней мере – приличные. А вы не задумывались о людях других профессий? Я ведь тоже получаю раз в десять меньше, чем, скажем, тот испанский инспектор, да и любой другой западный сыщик моей квалификации. А журналисты наши? Спортивные хотя бы! Или инженеры? По сравнению с западными коллегами, а?

– Могу возразить, Семен Петрович. Потому что не раз думал об этом. Есть правда в ваших словах, не спорю. Но ведь инженер наш или журналист лицом к лицу с западными коллегами не соперничают, встык не идут – плечо в плечо, по ногам друг друга не бьют, и от того, победят в очной схватке или нет, их здоровье, судьба и жизнь не зависят. Могу и еще кое-что вам возразить, да стоит ли. Говорю ведь только про спортивную нашу систему, а уже остальное, наверное, можно и без совета с футболистами решать, а?

– Решим, конечно решим, – усмехнулся Вершинин. – Потруднее это решить, чем с Госкомспортом разобраться – что верно, то верно. Но решим. Только в данной, конкретной ситуации все посложнее, чем вы думаете, – Вершинин тоже помолчал несколько секунд. – Этим делом уже давно Интерпол занимается. Года три назад стали появляться фальшивые купюры в Европе, причем доллары и в самых разных странах... Так вот, те и эти доллары, что обнаружены у Назмутдинова, вышли из-под одного станочка. И сейчас важно установить, как они попали к Бондаренко. Он на тренировке был?

– Конечно, – ответил Лобов.

– Может быть, и ему подсунули, все бывает. Фарцовкой он давно занимается, это известно, а вот... – Вершинин не договорил, умолк. – Куда вас, Алексей Иваныч?

– Мне к Центральному телеграфу, – попросил Лобов.


В кабине для международных переговоров было душно. Алексей взмок еще и от того, что слышно плохо и надо кричать в трубку. Слышал он только одно слово Кармен: «Лешенька, Лешенька!..» А сам кричал и никак не мог докричаться.

– Я завтра позвоню! Слышишь, позвоню завтра!

– Лешенька! Я тебя не слышу! – кричала Кармен. – Лешенька!..

– Але! Але!

– Лешенька!..

Он повесил трубку и несколько секунд стоял у аппарата, пока в стекло кабины не постучали.

Проходя через зал, сквозь людской поток, Лобов вдруг услышал знакомый голос и обернулся. Спиной к нему, в такой же кабинке для международных переговоров, стоял Знобишин в неизменной зелено-красной клетчатой куртке. Ему тоже приходилось говорить громко, но говорил он по-английски – его рокочущий баритон доносился едва ли не до середины зала. Лобов в растерянности постоял несколько секунд, потом его толкнули, и пришлось выбираться из зала.

Выйдя на улицу, он сразу увидел вишневые «Жигули» Знобишина. Неожиданно подъехало такси, остановилось перед Лобовым, из такси вылез толстяк, и шофер, опуская козырек, раздраженно бросил: «В парк!» Лобов медлил: то ли пройти мимо, то ли спросить шофера, не по пути ли парк. Он растерянно стоял, держась за дверцу, пока не выглянул шофер.

– Ты оглох, что ли?! – выкрикнул шофер, но, узнав Лобова, расплылся в улыбке. – Алексей Лобов?! Садись!

Лобов сел и, захлопнув дверцу, заметил Знобишина, спешащего к своим «Жигулям».

– Куда прикажешь? – спросил, все еще улыбаясь, шофер.

– Если можно, вон за теми «Жигулями». Это парень из нашей команды. Олег Знобишин.

– Точно! – приглядевшись, радостно подтвердил шофер. – У вас с ним здорово все ладится! Гол ты в Испании забил потрясающий! Даже жена с сыном обалдели! Можно я им от тебя привет передам?

– Передайте, – кивнул Лобов.

Знобишин свернул на улицу Герцена, поднялся до Никитских ворот, миновал один светофор, а на втором свернул налево на улицу Палиашвили.

– В нашу стекляшку, смотри-ка... – удивился шофер, сворачивая вслед за «Жигулями».

Когда они подъехали, Знобишин уже выходил из машины.

– Чуть дальше проедем, – попросил Лобов, – и я выйду.

Такси остановилось. Лобов расплатился.

– Так я скажу, что мы познакомились? – спросил шофер.

– Конечно, и привет передайте.

Подойдя поближе к кафе, Лобов через стеклянную стену увидел Бондаренко. С ним за столиком уже сидел Знобишин. Бондаренко ел, а Знобишин что-то объяснял, разводя руками. Потом Знобишин вытащил из кармана пакет, передал Бондаренко.

На другой стороне улицы, чуть заехав на тротуар, стояли серые «Жигули». В машине сидели Актер и Бегунок.

– Ну-ка, Актер, посмотри, – хрипло проговорил Бегунок.

– Это еще кто такой? – прильнув к стеклу, удивился Актер.

– Лобов, – ответил Бегунок.

– Наш любимый форвард?! – пропел Актер. – Как он внимательно наблюдает за моим подопечным! К чему бы это?

Лобов будто почувствовал на себе эти взгляды, обернулся и внимательно посмотрел на серые «Жигули». Актер даже отпрянул от окна. Но Лобов отвернулся и вновь стал наблюдать за своими одноклубниками.

– Кажется, этот форвард засек нас, – промычал Актер. – Давай отъедем, подождем на углу Герцена.

– Тихо! – оборвал Актера Бегунок.

Из кафе вышел Знобишин, сел в свои «Жигули» и уехал. Лобов снова обернулся в сторону серых «Жигулей», взглянул на номер – Т16-16ММ.

– Он засек и номер! – хмыкнул Актер.

– Ну и отлично! – откликнулся довольный Бегунок.

Вышел Бондаренко. Не спеша подошел к своей белой «Волге», медленно открыл дверцу, уселся за руль и так же медленно поехал в сторону улицы Герцена. За ним тронулись и серые «Жигули».

Лобов смотрел им вслед. Кто-то тронул его за плечо. Лобов вздрогнул, побледнел, обернулся. Перед ним стоял пожилой грузин в кепке.

– Извини, дара-гой. Не подскажешь, как пройти к гастроному «Арбат»? – вытирая лицо платком, спросил грузин.


– Эту кассету мне дали, чтоб познакомиться с «Барселоной», – сказал Алексей сыну, включая видеомагнитофон. – Видишь, Юрок, это наши знакомые из «Эспальола», а вот эти – барселонцы, мои будущие партнеры. Так что – изучай!

– А ты не будешь? – спросил Юра.

– Да я уж три раза эту кассету смотрел. Пойду спать. Ты смотри, пока не надоест, – как они сыграли, не скажу, – а потом выключишь.

Вера на кухне переводила статью из американского журнала.

– Ты что, уже спать?! – удивилась она.

– Устал. Завтра с утра на базу, там тренировка... Хочу почитать немного...

– Ты что-то увлекся чтением... – в ее голосе звучала ирония.

– Бывает... – отозвался Алексей и пошел в спальню.

Вера отодвинула работу и пошла за ним. Молча следила, как он укладывался, потом подошла, присела на кровать.

– Поклянись сыном, что у тебя ничего с ней не было! – потребовала она.

– Что за глупости! – рассердился Алексей. – Поклянись сыном, поклянись дочерью! Хватит блажить!

– А почему бы тебе не поклясться?! Почему, если у тебя действительно ничего с ней не было?! Почему?!

– Это унизительно! Как ты не понимаешь? – вскричал он.

– Тише, не кричи! – оборвала она. – А то, что ты приехал и не спишь со мной – это не унизительно?! – Вера отвернулась и заплакала.

– Алексей положил на тумбочку «Новый мир», сел на кровати.

– Ну, пойми. Я измотан вконец, да и голова забита другим, – он помолчал. – Юрка разве не говорил тебе: я дал согласие поиграть за испанский клуб, и мне вроде бы...

– Как за испанский клуб?.. В Испании?..

Вера встрепенулась, слезы мгновенно высохли.

– Да... Контракт на два года. Это же очень почетно... И материально... выгодно... – бормотал он.

– Значит, ты нас бросаешь?.. – прошептала она.

– Почему бросаю?! – рассердился Алексей. – Это же всего на два года. И потом до конца дней нам не придется копейки считать. И потом – я же буду приезжать. В контракте предусмотрено. Редко, но буду вырываться...

– Не надо вырываться! – взяв себя в руки и поднявшись, сказала Вера. – Если ты уедешь – к нам можешь не возвращаться! Можешь остаться у своей испанской подруги, где угодно! Ловко придумано! За испанский клуб ему надо поиграть?! Кому ты там нужен – в тридцать-то лет! У испанцев своих игроков не хватает?! Первая любовь разгорелась?! Правильно французы говорят: всегда возвращаются к своей первой любви?! Что же она за тебя раньше-то не пошла?! – Вера снова заплакала, вытащила платок. – Все мне на работе завидуют: какой у тебя муж, какой у тебя муж знаменитый! А у меня нет мужа! Нет!.. Боже, и двое детей – сироты!.. Я как чувствовала! Чувствовала! – Вера закрыла лицо руками и выбежала из спальни.

Алексей неподвижно сидел на кровати.


Утром, когда он, побрившись, вышел из ванной, Вера обняла его в прихожей: она уже успела накраситься, но даже сквозь максфакторовские тени и тон проступала трагическая скорбность.

– Не знаю, может быть, я все придумала, тут еще на работе неприятности, и я так драматично все воспринимаю... – она погладила его по щеке. – Ты действительно просто устал?..

– Да, – сказал Алексей. – Да. Очень.

Вера облегченно вздохнула. Посмотрела на часы.

– Ой, уже опаздываю! Я сегодня тоже возьму машину? А? Знаю, что тебе на базу, что сегодня твой день...

– Бери, – сказал Алексей.

– Ребят я отправила, Юрка поел с аппетитом, а Машка – так, поклевала, я – только кофе, – Вера говорила быстро, лишь бы что-то говорить, – там еще осталось, ты подогрей, а вечером давай Гену с Лидкой пригласим, давно гостей не было, я приготовлю что-нибудь?!

Алексей кивнул. Вера улыбнулась ему.

– Поцелуй меня, – попросила она.

Он поцеловал ее в щеку. Она вздохнула, повеселела и ушла. Он подошел к окну в кухне. Видел, как она выбежала из подъезда, помахала ему рукой, села в машину, отъехала.


В этот раз тренировался Лобов с желанием, с настроением. Он вообще больше любил тренировки на загородной базе команды, чем на московском стадионе. И уже давно предпочитал «садиться на сбор» перед матчем пораньше, чего так не любят молодые: сколько всегда бывает споров, а то и конфликтов с тренерами, которые обычно стремятся собрать команду на базе пораньше, во избежание всяческих недоразумений с режимом. Лобов в таких спорах не участвовал и в молодости: еще юным дублером полюбил он эти дни на базе, когда ничто не отвлекает от футбола и от книги.

Сегодня даже Барсуков заметил, с каким настроем работает Лобов.

– Не зря я ему мозги вправил, – сказал он Лопареву. – Теперь придется то же самое сделать Бондаренко и Знобишину. Пойди-ка позвони по домам, куда они задевались? По полтиннику оштрафуем, это ясно. Но надо найти их, чтоб к обеду были. И собрание проведем, я этот прогул им не спущу.

– О'кей! – откликнулся Лопарев и поспешил в дом.

На последней разгрузочной пробежке Лобов оказался рядом с Назмутдиновым.

– Не знаешь, почему Бондаренко и Знобишина нет? – спросил он на бегу Рашида.

– Откуда мне знать?!

– А ты расплатился за Барселону?

– Нет еще. Отец обещал прислать переводом, да чего-то задерживает.

Когда футболисты шли с поля к дому, в ворота въехала черная «Волга». Из нее вышел Веселов, и Барсуков поспешил ему навстречу.

– Лобов! Алексей Иваныч! Как помоешься, загляни к нам, – крикнул Веселов. – Дело есть!

– Загляну, – кивнул Лобов.

После душевой, переодевшись, он столкнулся в дверях тренерской с выбегавшим оттуда Лопаревым.

– Не отвечает телефон ни у Бондаренко, ни у Знобишина, – успел сказать ему Лопарев, – помчусь в город искать их.

Едва Лобов вошел в тренерскую, Веселов сообщил ему:

– Ну, что сказать тебе, центрфорвард, дела твои отличные, документы на тебя мы уже подготовили, в Мадриде перед матчем с «Реалом» проведем окончательные переговоры с владельцами «Барселоны», так что считай, все в порядке. Но уж с «Реалом» оба матча отыграй на совесть. В твоих же собственных интересах: теперь барселонцы с тебя глаз спускать не будут, как говорится, твое благосостояние в твоих собственных руках, а точнее – ногах! – Веселов засмеялся, такой удачной показалась ему собственная шутка.

– Я всю жизнь старался играть на совесть, – спокойно ответил Лобов и посмотрел на Барсукова, как бы ожидая от тренера подтверждения. Тот хотел что-то сказать, но в эту минуту зазвонил телефон, и Барсуков взял трубку.

– Да, слушаю, Барсуков. Что-что?

– Может, кто-то из этих прогульщиков объявился?! – сказал, обращаясь к Лобову, Веселов. – Не знаешь, Алексей Иваныч, куда они могли закатиться?

– Не знаю, – ответил Лобов. – Я и не знал, что они в одной компании гуляют.

– Холостяк холостяка видит издалека, – Веселов снова засмеялся, полагая, что вновь удачно пошутил.

Барсуков положил трубку и сидел неподвижно. Веселов и Лобов вопросительно смотрели на него. Улыбка медленно сползла с лица Веселова. По виду тренера нетрудно было понять, что произошло нечто серьезное.

Барсуков медленно встал и подошел к Лобову. Положил руки ему на плечи и крепко сдавил их.

– Алексей Иваныч, Лешенька, крепись. Жена твоя... Вера разбилась... на машине...


Был уже поздний вечер, когда из операционной вышел врач. Лобов ждал его в коридоре. Врачу дали на ходу прикурить, и он в сопровождении ассистента подошел к Лобову. Развел руками, тяжело вздохнул.

– Сделали все, что могли. Но поздно... поздно ее привезли. Мне сказали, у вас двое детей. Сейчас вы обязаны думать о них. Поймите меня правильно.

Врач и ассистент ушли. Лобов застыл, не в силах сдвинуться с места. Потом неловко повернулся и, ссутулясь, пошел по коридору.

На крыльце его встретил Вершинин.

– Что там? – спросил он.

Лобов опустил голову.

– Держись, Леша... – Вершинин взял его за локоть. Поедем домой, ребята ведь ждут.

В машине Вершинин протянул ему таблетки.

– Это полезно, проглоти сразу.

Лобов машинально взял таблетки, проглотил.

– Как это случилось? Вы ведь знаете, конечно, – спросил он после долгого молчания, когда машина уже выехала из больничного двора.

– Протек тормозной шланг, и тормоз провалился. Скорость была шестьдесят. Когда она поняла, что не сможет затормозить, направила машину на КамАЗ, чтоб никого не сбить... До этого тормоза были в порядке? – спросил Вершинин.

– По-моему да... Я уж давно не ездил, хотя...

– Когда последний раз?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю