Текст книги "Форвард платит за всё"

Автор книги: Владислав Романов

Соавторы: Валерий Винокуров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Позавчера... На стадион заезжал. За зарплатой. А до этого долго не ездил. Сегодня собирался... на базу... Но утром Вера попросила... и я на автобусе... со всеми...

– А на базу ты обычно ездил на своей машине?

– Всегда. Вера знала. Но вчера мы с ней поссорились, и сегодня, когда она попросила...

– Обнаружилось, что техосмотр ты еще не проходил.

– Весной никогда не получается. Сплошные поездки, сборы, я обычно в конце лета... А тут Вера права получила. Она сама все собиралась съездить в ГАИ...

– Видишь ли, – после паузы проговорил нерешительно Вершинин, – есть у нас подозрение, что шланг протек не сам по себе. Видимо, кто-то захотел, чтобы это произошло, а значит, знал, что на базу ты всегда ездишь на своей машине. И этот кто-то решил от тебя избавиться...

Лобов молчал.

– Мне кажется, – неожиданно сказал Вершинин, – что ты мне чего-то не рассказал. Ты что-то знаешь, но не хочешь говорить. Так или нет?

Они уже подъехали к дому. Лобов молчал.

– Извини, – сказал Вершинин, – понимаю, что тебе сейчас не до разговоров. Дети еще не знают?! Может быть, мне пойти с тобой?

Лобов отрицательно покачал головой. Вышел из машины.

– Я тебе завтра позвоню, – сказал Вершинин в открытое окно и уехал.

Лобов уже вошел в подъезд, когда что-то заставило его оглянуться. На другой стороне улицы стоял рослый парень в спортивной куртке. Какое-то напряжение угадывалось в его фигуре. Он делал вид, что ждет кого-то, но как только увидел, что Лобов смотрит на него, пошел по тротуару—не торопясь, но с некой нервозностью, будто вот-вот побежит.

Лобов взбежал на третий этаж, открыл дверь, прошел на кухню и выглянул в окно – утром он так же смотрел в это окно и видел, как Вера помахала ему рукой. Но теперь напротив подъезда стоял парень в спортивной куртке и смотрел вверх – прямо на окна квартиры Лобова. Алексей шарахнулся в сторону от окна.

В кухне стояла Маша.

– А где мама? – спросила она.

– Она уехала в командировку, – неожиданно для самого себя нашелся Алексей.

– Куда? – удивилась Маша.

– Недалеко, в область. А Юра где?

– Он у себя в комнате.

Алексей заглянул к сыну. Тот сидел в наушниках, слушая музыку.

– Давайте ужинать, – сказал Алексей.

Потом Маша мыла посуду, Юра в наушниках ушел к себе, а Алексей сидел за кухонным столом, глядя в одну точку. Маша с тревогой посматривала на него, продолжая хозяйничать.

– Я пойду лягу, – проговорил он. Встал и незаметно для дочери выглянул в окно; парень все еще стоял на том же месте.

Алексей прошел в спальню, не раздеваясь, прилег на кровать. Потом вдруг резко вскочил, подошел к окну. Парень стоял, как на посту. Алексей снова лег на кровать.

От ветерка, проникающего в форточку, слегка раскачивалась штора. Алексей завороженно смотрел на нее.

Темно. Тихо.

Вдруг входная дверь бесшумно подалась и стала открываться, но ее задержала цепочка. В щель проник огромный тесак. Взмах – и цепочка разлетелась на куски...

Восковая маска закрывала лицо неизвестного. Он направился в большую комнату. Из своей неожиданно выскочила Маша. Но тут же упала, сраженная ударом тесака. Кровь брызнула на белую скатерть, которая покрывала стол.

Убийца прошел в комнату Юры. Послышался слабый вскрик.

Алексей открыл глаза. Было тихо. Лишь по-прежнему покачивалась тюлевая штора от ветерка, проникающего в форточку.

Алексей приподнялся, сел на постели. Неожиданно дверь в спальню со скрипом отворилась. На пороге с окровавленным тесаком стоял убийца. Он двинулся на Алексея, замахнулся, ударил, но Алексею удалось увернуться, и тесак вонзился в кровать.

Алексей ударил убийцу сверху по голове, и тот обмяк, застыл на кровати. Алексей подошел к убийце, перевернул его и в ужасе отпрянул. Перед ним лежал Барсуков. Неожиданно Барсуков открыл глаза, захохотал, кинулся на Алексея и стал душить его. Алексей сопротивлялся, как мог, но Барсуков все сильнее и сильнее сжимал его в железных объятиях. Алексей захрипел, заметался по кровати, силясь сбросить с себя Барсукова...

– Папа! Папа! – раздался голос дочери.

Алексей открыл глаза. Маша стояла около кровати, испуганно глядя на него.

– Ты так стонал, метался по кровати, – тихо проговорила она

– А где мама? – машинально спросил Алексей: вдруг вспыхнула надежда, что и все... все предшествовавшее тоже окажется кошмарным сном.

Маша несколько секунд растерянно смотрела на отца.

– Ты же сам сказал, что она...

– Да-да. Извини, я забыл...

– Ты разденься... У тебя же завтра тренировка, – сказала дочь

Маша вышла из комнаты, столкнувшись в дверях с Юрой.

Сын долго смотрел на отца, который с трудом поднялся с кровати и нерешительно стянул с себя рубашку. Наконец Юра спросил:

– Папа, что случилось?

– Что случилось?! – повторил Алексей.

– С мамой что-то случилось? Она разбилась? – в упор спросил Юра.

– Откуда ты взял?! – крикнул Алексей.

– Машины нет... и я... я чувствую... – тихо ответил сын.

Алексей стоял неподвижно перед Юрой, не зная, что ему ответить.

Не выдержал, подошел к сыну, обнял его.

– Да... – прошептал он.

Маша стояла у двери и все слышала. В первую секунду она не могла выговорить ни слова, потом губы у нее задрожали, она отчаянно замотала головой.

– Нет! – прошептала она.

Давай не будем пока ничего говорить Маше, – шептал в спальне сыну Алексей, гладя его по голове и прижимая к себе.

– Папочка! – Маша ворвалась в спальню, кинулась к отцу. – Это неправда! Скажи, что это неправда! Папочка!..

Алексей обнял и ее. Он прижал к себе обоих детей, словно желая защитить от всех грядущих напастей. Дети плакали, уткнувшись ему в грудь. И он плакал, глядя поверх их голов на тюлевую штору, которая покачивалась от ветерка, проникающего через форточку.

Зеркало в прихожей квартиры Лобова было затянуто черной тканью. Из большой комнаты все вынесли, посредине стоял на столе гроб. Лицо Веры припудрили, затонировали. Казалось, она спала в обрамлении роз, уложенных вокруг головы.

Алексей сидел в комнате один. Из кухни зашла теща в черном платке.

– Ты еще посидишь?.. – тихо спросила она.

Алексей кивнул.

– Я до аптеки дойду... С Юрочкой...

Алексей снова кивнул. Теща ушла.

Он смотрел, не отрываясь, на застывшее лицо жены – суровое, непреклонное даже в этот смертный час.

Комок подкатил к горлу, схватили спазмы, и он прикрыл рот платком. Поднялся, вышел в ванную. Зашумела вода.

Алексей сидел на краю ванной с полотенцем в руках, когда зазвонил телефон. Алексей вздрогнул, несколько секунд сидел неподвижно, потом прошел на кухню, взял трубку.

– Слушаю, – еле выговорил он.

– Слушай и наматывай на ус, форвард! – прохрипел голос в трубке. – Все, что ты видел в стекляшке и около нее, – ничего этого не было! Схватил?

Алексей молчал.

– Ты рассказал Вершинину, что было в стекляшке? – грозно хрипел голос. – Рассказал или нет?

– Нет... – выдавил из себя Алексей.

– То-то же! голос в трубке зло усмехнулся. – Слушай и запоминай: протреплешься – лишишься и поскребышей! По жене, надо полагать, ты не очень-то убиваешься, – голос снова усмехнулся. – А за машину страховку получишь! Ты схватил или нет?

– Да, – механически произнес Алексей.

– В общем, я все сказал! Не суй нос, куда не следует и подумай о детях! Будешь паинькой – никого не тронем! А не отступишься, форвард, – заплатишь за все! Схватил?

– Да, – прошептал Алексей.

– О'кей! – буркнул голос.

Трубку бросили. Звонили, видимо, из автомата, звук был далекий, глухой.

Кажется, Алексей уже слышал это «о'кей», эту интонацию. Где, когда?.. Он вытер пот со лба, положил трубку. Несколько секунд соображал, что делать, схватился было за телефон, стал набирать номер, но тотчас бросил трубку.

На кухонном столе стояло молоко, бутерброды с колбасой. Он налил в чашку молока, взял бутерброд, пил молоко, сосредоточенно и лихорадочно о чем-то размышляя.

Улица за окном была пуста, уже горели фонари, и капли дождя серебрились в их свете.

Он не слышал, как вернулись теща и Юра. Сын сразу прошел к себе в комнату, а теща заглянула в кухню.

– Ты бы разделся, Лешенька, и поел как следует, – тихо сказала она.

– Да-да, – закивал он. – Я ненадолго. Скоро вернусь.

На улице он остановил такси и объяснил шоферу, куда ехать.

Дверь Лобову открыла старушка и долго смотрела на него, силясь узнать.

– Мне к Семену Петровичу, – сказал он.

Старушка внимательно посмотрела на него и ушла, ничего не ответив.

Послышался шорох, легкий шум, потом тихий голос:

– Что-то я его раньше не видела, а лицо почему-то знакомое... Появился Вершинин. Увидев Лобова, улыбнулся, но не так широко и радостно, как обычно, а много сдержанней.

– Рад, очень рад! – заговорил он. – А я вот своей коллекцией занимаюсь – мексиканские голы смотрю и восхищаюсь.

Из комнаты доносился шум трибун и голос телекомментатора. Когда они вошли в комнату, Вершинин убавил звук.

– Может быть, чайку? – предложил он.

– Нет-нет, – остановил Вершинина Лобов. – У меня к вам просьба. Нельзя ли узнать, кому принадлежит машина «Жигули» номер Т16-16ММ?

– Т16-16ММ?.. – повторил Вершинин. – Сейчас узнаем. – Он взял трубку, набрал номер. – Миша, это я! Узнай быстренько, кому принадлежат «Жигули» номер Т16-16ММ. Да. И перезвони, я дома, Вершинин положил трубку. – Садись, Алексей Иваныч, на тебе лица нет.

Лобов выглянул на улицу. За окном сеял дождь.

– Дождь уже... – пробормотал он.

Холодный дождь скользил по витринам магазинов, размывая свет и цвет, образуя яркие красочные пятна.

– Он здесь уже, у следователя, – докладывал из телефонной будки Бегунок, – минут десять как пришел...

Тот, с кем разговаривал Бегунок, стоял в тренерской комнате на базе команды «Полет». В приоткрывшуюся щель видна лишь тень говорившего на стене да кубки в стеклянных стеллажах.

– Проследи, когда он выйдет... только осторожно, – приказал человек из тренерской комнаты.

В стекло кабины телефона-автомата уже стучала нетерпеливая старушка.

– Понял, прослежу! – Бегунок недовольно обернулся и сердито посмотрел на старушку. – Все, я пошел!

Лобов сидел за столом в квартире Вершинина. Они пили чай.

– Почему же ты раньше мне все не рассказал? – спросил Вершинин.

– Не знаю. Сперва убедил себя, что не следует придавать этому значения. Потом... не знаю, – вздохнул Лобов.

– А то, что на сбор не явились Бондаренко и Знобишин, тебя не удивило?

– Так это у них не впервой! – искренне пожал плечами Лобов.

И тут зазвонил телефон. Лобов вздрогнул. Вершинин взял трубку.

– Да?.. Вот как?! Спасибо, Миша, – следователь положил трубку и после секундной паузы сказал: – Этот номер принадлежит машине Барсукова.

Лобов онемел.

Из кафе Дворца спорта, где проходили поминки, Лобов вышел последним. Теща увела детей раньше, друзья предлагали Алексею отвезти его домой, но он отказался, намереваясь пойти пешком.

На стоянке возле кафе он увидел лишь одну машину со знакомым номером Т16-16ММ и Барсукова, который ждал его и пошел навстречу.

– Леша, я понимаю, тебе надо побыть одному. Но видишь ли, какое дело... – Барсуков нахмурился, – Лопарев так и не нашел Бондаренко. Ветрогон Знобишин обнаружился, ночевал где-то за городом у очередной зазнобы, проспал, опоздал на электричку и тому подобное вранье. Но божится, что с Бондаренко не виделся. А у того телефон не отвечает, дверь на звонки не открывает... – В голосе Барсукова звучала растерянность.

– А эти слухи, насчет перехода в «Днепр»?

– Да... слухов много. Но не попрется же он туда в самом начале сезона, да еще перед Мадридом?! – Барсуков вздохнул.

– А в милицию не обращались? – спросил Лобов.

– Не-ет. Он ведь с женой в ссоре. Она взяла сына и уехала к родителям в деревню. Вчера мы достали адрес, послали телеграмму. Такую вежливую, осторожную, чтобы не оглоушить... Он со мной не раз говорил о переходе. Заработать хочет. У нас с ним отношения, в общем– то, нормальные были. Да вот жена против меня настроена. Все время болтала, что я заработать мешаю и квартиру не даю. Ну, у него однокомнатная, а их трое. Я бы дал, да ведь все о переходе твердит. И как мне тогда перед начальством выглядеть? – Барсуков открыл дверцу машины. – Садись, поедем, чего стоять?!

Они сели.

– Дети с тещей останутся? – вдруг спросил Барсуков.

– Да, – механически ответил Лобов и тотчас застыл, замер в испуге, облизнул сухие губы, взглянул на Барсукова. Тот молчал, глядя перед собой и раздумывая о своем.

– Ну и вот, – вздохнул Барсуков. – А меня уже Рашид за горло берет. Его в ЦСКА сманивают этой самой квартирой. Я и решить не могу, кто из них нам сейчас важнее, кому первому квартиру делать?! Говорю Бондаренкам: поживите пока, до конца сезона... Так вот и рас-сорились. Тем более что Лопарев – сам знаешь – дольше всех квартиру ждет, я и ему обещал. По чести-то Лопареву надо первому давать...

– Это правильно, – кивнул Лобов.

– Вот видишь! Ты меня понимаешь, – Барсуков снова вздохнул, вытер пот со лба. – Ну, что? Съездим к нему? Чего-то у меня на сердце тревожно... Вот... – Барсуков завел мотор.

– Что же ехать, если дома никого нег?! – пожал плечами Лобов.

– У меня вообще-то ключи есть... – смутившись, проговорил Барсуков, доставая ключи из кармана. – Когда Лида уехала, я у него попросил. Однажды... встретиться тут надо было... забыл отдать, а Лопареву не хотел... Да и признаваться не хотел, что квартирой игрока пользовался... Понимаешь меня?

Лобов ничего не ответил.

Они поднялись на третий этаж панельной девятиэтажки, позвонили в дверь, но им никто не ответил.

Барсуков достал ключ, стал открывать.

– Одному, знаешь, не хотелось ехать, – проговорил он.

Руки Барсукова дрожали, когда он открывал дверь.

Они вошли в прихожую. Барсуков заглянул на кухню, потом открыл дверь в комнату.

Тахта помещалась за огромным шкафом, который перегораживал комнату пополам. Барсуков заглянул за шкаф и остановился как вкопанный.

Бондаренко лежал на тахте. Если бы не почерневшее лицо, можно было подумать, что он на минутку прилег и заснул, настолько естественной была его поза.

Они снова ехали в машине Барсукова.

– Какой ужас, какой ужас! – говорил Барсуков. – Хорошо, что хоть нас с тобой отпустили! Они там небось всю ночь проторчат. Слушай, – голос Барсукова неожиданно стал твердым, тренерским, – если ты раздумаешь в «Барселону» переходить, я буду рад за наш «По-лет», года три еще можем вместе поработать. И квартиру тебе поменяем. Представляю, как тебе тяжело там будет без Веры, а?

Лобов молчал.

Барсуков прокашлялся и снова заговорил:

– Хотя, конечно, тебе есть резон в «Барселону». Особенно теперь... А дети с тещей останутся, да?! Как же они-то все перенесли, бедняжки?! Я уж, кажется, чего только не насмотрелся, а все еще не могу в себя прийти. Слушай, а почему, интересно, сам Вершинин не приехал, когда мы позвонили?

– Не знаю.

– И что он про все это думает? – заискивающе спросил Барсуков.

– Не знаю, – повторил Лобов. – Он со мной не делится.

– Да-а. Попали мы в заварушку. Тебе, кажется, направо?

– Не надо. Я здесь сойду.

Они ехали по набережной, и Барсуков удивленно взглянул на Лобова.

– Чего ты? Я тебя до самого дома...

– Нет, не надо, – твердо сказал Лобов. – Пройтись хочу.

Барсуков затормозил. Лобов вышел из машины.

– Ну, давай. И чтоб все было «о'кей», как говорит наш Лопарев! – Барсуков улыбнулся и, склонившись на сиденье, где только что рядом с ним сидел Лобов, протянул руку.

Услышав «о'кей», Лобов вздрогнул, но все-таки наклонился и пожал руку Барсукову.

Тот захлопнул дверцу, помахал Лобову рукой и уехал.

Лобов долго смотрел вслед машине с номером Т16-16ММ.

Из дома он первым делом позвонил теще.

– Юра?.. Привет... Да, еще заехал по делу, а потом прошелся. Как вы там? Маша как? Уже спит? Делает вид... Понятно... Юра-Юрочка, ты ведь мужчина, правда? Да, спасибо... Не беспокойся... Постарайся заснуть. До завтра...

Алексей положил трубку, набрал побольше воздуха, заморгал: душили слезы. Он походил по комнате, размахивая руками, словно прогоняя кого-то невидимого. Свет в комнате он так и не зажег, только в прихожей. Неожиданно раздался телефонный звонок. Алексей вздрогнул, снял трубку.

– Опять вчера бегал к Вершинину?! – прохрипел голос. – О чем докладывал? Небось о стекляшке раззвонил?!

Алексей не мог выговорить ни слова.

– Я же тебя предупреждал, – тяжело дышал голос. – За все заплатишь! Детей пожалей, фраер! О чем говорил следователю?

– Он сам меня вызвал, спрашивал о Бондаренко... – пробормотал Алексей.

– Запомни, мы следим за каждым твоим шагом! За каждым!

Трубка ухнула, пошли гудки. Алексей постоял, сжав кулаки, набычившись, словно собираясь кого-то ударить. Постоял несколько секунд, подошел к окну. Внизу напротив его окон болтался все тот же парень в куртке. Лобов заметил, что куртка адидасовская, из тех, что выдавали им в прошлом году. И кроссовки тоже из их экипировки. Лобов усмехнулся, вышел из квартиры, спустился по лестнице на первый этаж, позвонил в одну из квартир. Дверь открыл высокий парень в спортивном костюме. Увидев Лобова, он робко и сочувственно улыбнулся.

– О, Алексей Иваныч, заходите... Примите наши... соболезнования...

– Один? – спросил Лобов.

– Жена в ванной. Я сейчас позову, – заторопился парень.

– Нет-нет, спасибо, не надо. Можно я на балкон пройду? – Лобов шагнул в комнату.

– Там грязно. Все никак после зимы не уберемся...

– Я пройду! Там фанаты пристали, а мне надо уйти... незаметно, – объяснил Лобов.

– А! Ну, конечно, конечно! – сообразил парень. – Вы всегда, пожалуйста, заходите. Если что помочь или с детишками, то мы с женой всегда...

– Спасибо, спасибо, – сказал Лобов, перелезая в кусты. – Пока! Спасибо.

– Пока, пока, – помахал ему вслед растерявшийся парень.

Вершинин подлил заварки в стакан Лобова, наложил в розетку еще варенья.

– ...Понимаешь, мне там делать было нечего. Все, что необходимо, ребята сообщат, – Вершинин вертел на столе теннисный мяч.

– Да я... – Лобов покрутил головой. – Я этого Барсукова... – Лобов не договорил. – В общем, чувствую, что он!.. Он знал, что Бондаренко убит, и один ехать не хотел! Мы вошли, он сразу носом туда, за шкаф... Я на него посмотрел: на лице даже радость тайная!.. Он садист! Он и детей не пожалеет!.. – Лобова трясло.

– Успокойся, Леша. За детей не волнуйся. Мы уже дали команду. С них глаз не спускают. И вообще все идет нормально.

– Чего нормального-то?! – воскликнул Лобов. – Вы же не знаете преступников?!

– Не знаем, – согласился Вершинин. – Но я же не теряю присутствия духа. Это игра. Посуровее, конечно, чем футбол, но тоже игра. Видишь, они уже начали переигрывать. Они ведь не стали у тебя выспрашивать, о чем мы с тобой говорили. Им неинтересно. Не пойму только, чего они к тебе так уж привязались?!

– Да я Барсуку поперек горла! – воскликнул Лобов. – Он не любит тех, кто головой варит!..

Вершинин улыбнулся.

– Тут все сложнее, Алексей Иваныч!.. Чтобы делать доллары, нужен первоклассный художник, нужен станок, особая бумага, ну и прочее!.. Там целая группа, которая как-то связана с вашей командой!.. Ситуация сложная!.. Я думаю, что печатают доллары все же там, а распространяют здесь!..

– А кому здесь распространять? – не понял Лобов.

– Ездят теперь много, и всем нужны доллары, причем достают и передают их втихаря, зачастую где-нибудь в машине, на задворках, поэтому времени хватает лишь пересчитать, а уж разглядывать бумагу и знаки некогда! А переплата идет большая! Бизнес?! Бизнес!..

– А зачем тамошним рубли?! – спросил Лобов.

– Сами по себе рубли, конечно, не нужны, но на них можно купить, к примеру, антиквариат, меха, картины!.. Если эти деньги обращать в ценности, которые имеют подчас даже большую стоимость на Западе, то тоже бизнес, не так ли?! – Вершинин доел свое варенье, облизнул губы.

Вошла старушка, мать Вершинина.

– Может быть, твой следователь есть хочет?.. – спросила она.

– Он не следователь, мама, он знаменитый футболист! – громко сказал Вершинин.

– Боже мой?! – вздохнула старушка. – Значит, вы и бегаете все время за одним мячом по полю?!

– Да... – Лобов улыбнулся.

– Тем более, он голодный тогда! проворчала старушка и решительно пошла на кухню.

– Придется съесть два отличных голубца! – радостно сказал Вершинин. – Между прочим, по моему рецепту!

– Нет, спасибо, мне надо идти! – Лобов поднялся.

– Сиди, сиди! – Вершинин чуть ли не насильно заставил Лобова сесть. – Обидишь старушку! А ей волноваться нельзя, возраст!..

Лобов уже прошел таможенный досмотр, когда к нему подошла девушка в форме таможенной службы.

– Алексей Иваныч, вас просят к телефону.

Его провели в служебное помещение, где на столе лежала снятая телефонная трубка.

– Леша, это я, Вершинин, – в трубке вздохнули. – Извини, что пришлось побеспокоить, но ты должен знать... Бондаренко отравили. Яд сильнодействующий, усыпляющий. Это произошло, видимо, тогда, когда ты его видел в последний раз. Не принимай никаких таблеток...

– Кто это сделал? – перебил Вершинина Лобов.

– Если б я знал... – вздохнул Вершинин. – Ну, счастливо тебе. Запомни о таблетках. Будь осторожен!

– До свиданья, – Лобов положил трубку.

В мадридском аэропорту команду «Полет» встречал представитель «Реала» – юркий, вертлявый человечек в золотом пенсне, работавший еще с самим доном Сантьяго Бернабеу и пятнадцать лет назад приезжавший с «Реалом» в Одессу на матч с киевским «Динамо». С тех пор этого человечка в пенсне знали многие наши футболисты и относились к нему с уважением: он всегда старался пойти навстречу, поселить в хорошем отеле, своевременно обеспечить автобус, согласовать сроки тренировок– словом, проявить всяческое гостеприимство. Он даже знал не-сколько русских слов и, здороваясь с Барсуковым и Лобовым за руку, сказал:

– Добро пожаловать, ребятки. Как здоровье? У меня, спасибо богу и доброй памяти дону Бернабеу, все-все карашо. А это наш новый толмач... да-да, так по-вашему... он из России...

И человечек перешел на испанский, представив гостям Виктора Будинского. Человечек говорил много и с огромной скоростью. Будинский переводил мало, но все же успел сказать Барсукову:

– Они хотели вас поселить в «Кларидже». Три звездочки и далеко от центра. А я настоял на «Лус Паласио». Пять звездочек, на Кастельяна. До стадиона пять минут на автобусе или пятнадцать ходьбы.

– Кому он лапшу вешает на уши? – шепнул Лобов Назмутдинову. – Этот мужичок всегда нас размещает, как королей. Я в этом «Лус Паласио» раз пять жил.

– То-то он тебя сразу узнал и лапку пожал, – усмехнулся Рашид. Он ждал от Лобова ответной шутки и удивился, когда заметил, что Алексей застыл и пристально смотрит вслед направившимся к выходу Барсукову, человечку в пенсне, Лопареву, доктору, массажисту.

Но Лобов смотрел только в спину Будинскому. Как только тот повернулся спиной и пошел к выходу, Лобов сразу узнал в нем – по широкой спине и походке – вразвалочку – человека, который тогда, в Барселоне, вышел из номера Гудовичева и уехал на черном «мерседесе». Он даже был в той же рубашке и тех же брюках.

– Игра назначена на восемь пятнадцать. У них всегда так, не пойму почему, – тем временем говорил Будинский, обращаясь ко всем сразу. – Сейчас разместитесь, отдохнете, а вечером в семь или восемь, как захотите, разминка на том самом поле, где завтра играть. Утром зарядка: если хотите, на стадионе, если хотите, в парке – недалеко от отеля, – неожиданно Будинский обратился к Гудовичеву: – Как здоровье, доктор?

– Нормально, Витя, – процедил Гудовичев и пояснил для остальных: – Я этого новоявленного испанца знаю еще с юношеской сборной по водному поло.

– Доктор меня почти что от смерти спас, – заулыбался Будинский. – Я в игре ногу расцарапал, вернее, мне ногтями полоснули.

– В водном поло защитники под водой не церемонятся. Я внимания не обратил, а там загноение, отнимать ногу хотели, поверите ли? Так доктор отстоял, какими-то травами, снадобьями, словом, выходил меня.

– Без ноги его бы и замуж не взяли, – усмехнулся Гудовичев, – так что никакой Испании и не повидал бы. А теперь вот кейфует здесь.

– Я теперь вспомнил, – вдруг сказал Барсуков. – Вы неплохо в поло играли. И в Барселоне я вас видел. Вы на наш матч приезжали. Я тогда еще подумал, где же я вас видеть мог?!

– Конечно, приезжал, – подтвердил Будинский. – И поболеть за вас, и с доктором повидаться. Он ведь мне теперь как второй отец.

Гудовичев, словно почувствовав на себе пристальный взгляд Лобова, обернулся, встретился с ним глазами и быстро отвел в сторону. А Будинский уже около автобуса подошел к Лобову.

– Алексей Иваныч, Кармен просила предупредить, что приедет прямо в гостиницу. В редакции у нее какие-то дела, так что просила извинить. А я о вас много хорошего слышал от своей супруги, от Исабель. Она сейчас из дому не выходит, сына мы с ней ждем, так что настоятельно звала в гости.

– Спасибо, привет ей от меня передайте.

– Спасибом не отделаетесь, в гости придется зайти, чтобы будущая мама не расстроилась, – улыбнулся Будинский.

– Не знаю, как со временем будет, – ответил Лобов и шагнул на подножку.

В автобусе Будинский хотел было сесть рядом с доктором, но его опередил новый массажист «Полета» Гриша Земцов, который, перегнувшись через Гудовичева, сидевшего у окна, стал тыкать пальцем в стекло:

– Посмотрите, посмотрите. Ай да джигит!

Лобов и Назмутдинов тоже взглянули в окно. Испанец в национальном костюме скакал неторопливо на лошади, а рядом на такой же красивой лошади скакала женщина в костюме амазонки.

– У них тут чего только не увидишь, – проворчал Будинский.

А Лобов спросил Назмутдинова:

– Откуда этот массажист у нас взялся, не знаешь? Все забываю у Барсукова поинтересоваться.

– Из «Динамо», кажется. Стрелков-то наш отравился чем-то, в больницу даже положили.

Рашид откинулся на спинку сиденья, закрыл глаза.

Лобов искоса поглядывал на восторженного массажиста, который о чем-то увлеченно рассказывал доктору.

Алексей принял душ и, растираясь полотенцем, ходил по номеру. То и дело поглядывал на телефон: Кармен не появилась и могла позвонить с минуты на минуту.

Алексей оделся, подошел к окну и на зеленом бульварчике, разделявшем Пасео де ла Кастильяна пополам, увидел Знобишина. Тот был в полосатой рубашке с короткими рукавами и держал в руке свою неизменную клетчатую куртку и полиэтиленовый пакет с эмблемой инвалютной «Березки». Знобишин что-то выяснял у пожилого мадридца: судя по жестам, речь шла о маршруте, которым ему необходимо пройти. Странно: только что приехали, а уже куда-то направляется...

Словно что-то подтолкнуло Алексея. Он быстро накинул спортивную куртку и выскочил из номера.

Когда Алексей выбежал из отеля на площадку для машин и посмотрел по сторонам, Знобишин уже шел по бульварчику направо от отеля – в сторону, противоположную стадиону «Бернабеу». Алексей двинулся в том же направлении.

Знобишин шел быстро, не оглядываясь, и это облегчало Лобову наблюдение. Но вот Знобишин свернул налево и оказался на противоположной от Лобова стороне улицы. Пока Лобов раздумывал, как пересечь бульварчик, оставаясь незамеченным, Знобишин свернул в узкую улочку и пропал.

Лобов побежал, уже не заботясь о том, чтобы не выдать себя, добежал до того места, где пропал Знобишин. Деться тому вроде бы было некуда, кроме как войти в деревянную дверь в глухой стене. Лобов толкнул дверь. Она поддалась. Сначала он попал в узкий полутемный коридор. Двинулся вперед и оказался в небольшом патио. Идти назад? В левом углу патио он увидел такую же дверь, за которой слышался шум. Лобов толкнул дверь, опять попал в узкий коридор, в конце которого виднелся свет, проникавший через матовое стекло двери. Дойдя до этой застекленной двери и открыв ее, Лобов снова оказался на Кастельяна, отель теперь находился справа от него. Лобов покрутился на месте, посмотрел назад, в коридор, которым только что прошел. Нигде и следа Знобишина не обнаружил. Не спеша он пошел к отелю и пересек улицу и бульварчик тогда, когда отель «Лус Паласио» оказался прямо перед ним. Каково же было его удивление, когда он увидел у входа в гостиницу Знобишина. Тот как ни в чем не бывало разговаривал с Барсуковым и Будинским. Лишь пакета у него не было.

Лобов не успел подойти к ним, как услышал:

– Алеша!

Обернулся и увидел Кармен.

– Где ты был? Я уже минут двадцать тебя ищу!

– Ну вот и нашелся! – обрадовался Будинский. – А то уж хотели объявлять розыск!

– Как ты?! – спросила Кармен. – Я все... все... уже знаю.

– Леша, на тренировку решили поехать в пять часов, – предупредил Барсуков. – Чтобы засветло поработать. Думаю, три часа ничего не решают, правда? Зато больше времени будет для отдыха.

Лобов кивнул.

– И у нас весь вечер свободный, – шепнула ему Кармен. – Мне надо в редакцию. Буду у тебя ровно в восемь.

– Хорошо, – согласился Лобов.

Тренировка не задалась. Все были какими-то вялыми, но Лобов особенно. Барсуков срывал зло на Лопареве и с трудом сдерживался, чтобы не орать на ребят.

К концу тренировки приехал Веселов, который встречался с представителями «Барселоны», прибывшими в Мадрид для уточнения деталей лобовского контракта. Переговоры, видимо, прошли успешно, Веселов сиял, как медный самовар.

– Ну, как поработали? – спросил он Барсукова, когда игроки уже покидали поле «Бернабеу».

– Плохо. Все были вареными, как яйца всмятку. А наш будущий барселонец особенно.

– За него ты не волнуйся. Как узнает о контракте, так завтра все отдаст. Они ему такие деньжищи выделяют, а под это дело я у них еще полмиллиона выторговал. Грамов будет в восторге. Николай Максимыч! – Веселов обратился к доктору, рядом с которым шел массажист! – Вы проследите, чтобы Лобова как следует подготовили к матчу. Вы меня поняли? И своему новому "массеру" объясните, договорились?

– Мне, что ли, объяснять? – игриво-обиженно скривил губы Земцов.

Но Веселов и не посмотрел на него.

– Все сделаем в лучшем виде, – сказал Гудовичев.

– Будет как огурчик! – радостно подтвердил Земцов, ничуть не смущенный тем явным пренебрежением, которое демонстрировал по отношению к нему замначальника Управления футбола. – А валюту когда давать будут? – спросил Земцов у Гудовичева.

– После матча, – буркнул доктор.

К автобусу Лобов и Знобишин шли рядом.

– Ты чего-то совсем расклеился, – сказал Знобишин. – Собраться надо. Надо зажать в себе боль, и она постепенно сама уйдет. У меня так было, когда мать умерла. Месяца два ничего не получалось, а потом...

– Ты куда сегодня из отеля бегал? – неожиданно спросил Лобов.

Знобишин от удивления осекся и замолк.

– Глазастый, – пробормотал он спустя несколько секунд. – А в чем дело-то?! – съежился Знобишин.

– Раз спрашиваю, значит надо, – жестко ответил Лобов.

– Кому надо-то?! – Знобишин усмехнулся. – Тебе могу признаться: погулять решил.

– Интересная прогулка, – процедил Лобов.

– Ты что, следил за мной? – еще больше удивился Знобишин.