Текст книги "Чоки-чок, или Рыцарь Прозрачного Кота"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Вторая часть
ПОГРАНИЧНАЯ ОБЛАСТЬ

Бочкин

Река была неширокая, с камышами и кувшинками, но над ней летали настоящие чайки.

Среди камышей виден был причал с мачтой и будочкой. У причала стояло странное судно: размером с небольшой катер, но по форме – старинный пароход. С высокой желтой трубой и большущими гребными колесами.

Рельсы тянулись теперь у самой воды. Река была справа, а лес – по левую руку. На фоне кустов и берез Леша и Даша увидели шоколадного цвета домик с белыми карнизами и наличниками. На первом этаже домика окна были квадратные, на втором – круглые. Над крышей поднималась решетчатая застекленная башенка, похожая на маяк.

Поезд замедлил ход и тихо катился вдоль деревянного перрона со старинными фонарями на столбиках. Из домика выскочил кудлатый бело-рыжий пес. Роста он был .громадного, но с такой добродушной мордой, что Леша и Даша ничуточки не испугались. Пес подскочил к поезду и на ходу ухитрился лизнуть в морду зайца Прошу.

– Фу, Лилипут, какой ты невоспитанный, – сказал Проша, вытирая усатую и щекастую физиономию.

«Вот так лилипут», – подумал Леша. А пес уже бежал рядом с первым вагоном и явно был не прочь лизнуть в носы незнакомых пассажиров. Леша хотел дотянуться и погладить собаку. Но тут поезд остановился. Черная воронка что-то заговорила, но ее заглушил звонкий медный удар.

Оказалось, что на крыльцо домика вышел широкий дядька в синем кителе и красной фуражке. Это он ударил в начищенный колокол, который висел под белой доской с черными буквами: «Ст. Пристань».

– Добро пожаловать! – закричал дядька с крыльца веселым басом. – Как я рад! Наконец-то ко мне приехали пассажиры! А то я уже собрался на пенсию, потому что никакого интереса торчать тут в одиночестве!..

Он раскинул руки, словно для объятий, и сбежал с крыльца на перрон.

Леша и Даша выбрались из вагончика. Но их опередил Проша и первый оказался перед толстым дядькой. Тот присел перед зайцем на корточки и пожал ему лапу.

– Привет, Проша, привет…

Но, видимо, с Прошей он встречался часто, и новые пассажиры интересовали его гораздо больше зайца.

– Я начальник этой станции Бочкин. Здравствуйте! – И он протянул могучую руку.

– Здрасьте. А я – Леша.

– Очень рад! – Бочкин осторожно пожал Лешину .ладошку.

– А я Даша…

Бочкин опять сказал, что очень рад, и подержал толстыми пальцами Дашину руку. Его круглое усатое лицо с голубыми глазами просто светилось от восторга.

И тут все увидели, что Лилипут сидит рядом и тоже протягивает лапу. Даша обрадованно взяла ее в обе ладони и потрясла. Леша тоже пожал Лилипутову лапу, а затем не выдержал и обнял пса за лохматую шею. Тот замер, потом замолотил хвостом, лизнул Лешу в щеку и кругами начал носиться по перрону и по ближним лужайкам.

– Что за создание! – всплеснул руками Бочкин. – Ростом с корову, а никакой солидности…

Проша дернул начальника станции за штанину. Ушами показал в сторону поезда.

– Ох! – Бочкин опять взмахнул ладонями. – А я и не заметил на радостях… Неужели полная? – Он повернулся к Леше и Даше. – Извините меня, пожалуйста, я сейчас…

На своих коротких ногах он заспешил к желтой бочке. Торопливо открутил на ней круглую крышку. Зажмурился, часто задышал, облизнулся:

– Настоящий, свежий, хлебный. Холодный… Проша, кружки!

Заяц, мелькая красными штанами, умчался в домик.

– Славный парень, – сказал ему вслед Бочкин. – Излишне хитроват, правда, но должность такая. Он тут у меня работает по доставанию всяких нужных вещей…

Проша вприпрыжку вернулся с двумя стеклянными кружками. Наверно, литровыми!

Начальник станции зачерпнул из бочки одной кружкой, подал ее Даше. Зачерпнул второй – подал Леше.

– На здоровье…

Квас был шипучий, сладкий, прохладный. Леша пил, пил, пил… Уф… Еле осилил. А Даша – та вообще только полкружки выпила.

– Еще? – спросил Бочкин у Леши.

– Что вы! Я сейчас лопну! Большое спасибо…

– И я тоже лопну, – жалобно призналась Даша.

– Проша, а тебе налить?

– Пфы! Вы же знаете, Бочкин, что я такие жидкости не употребляю.

– Ну, что же… Раз желающих больше нет, тогда… Пожалуйста, посторонитесь…

Начальник станции ухватил бочку за края, поднатужился, качнул и поднял ее над собой. Громадную, вместе с колесами! Красная фуражка при этом покатилась в траву (Проша тут же подхватил ее).

Желтая пенистая струя хлынула из горловины бочки в широко раскрывшийся рот начальника. Забурлила. Леша и Даша от изумления тоже раскрыли рты.

Но струя клокотала долго, изумление прошло, и Леша теперь внимательно разглядывал Бочкина.

Фамилия у начальника станции была очень для него подходящая. Он в самом деле напоминал бочку, поставленную на короткие бревна и одетую в тельняшку и просторный синий китель с серебристыми пуговицами.

Пуговицы были разные: одни с якорями, другие со скрещенными молоточками, пришитые вперемешку. Китель распахнулся, и Леше с Дашей показалось, что под тельняшкой, обтянувшей круглое туловище, в самом деле проступают обручи с заклепками. По крайней мере внутри начальник станции гудел и булькал, как настоящая дубовая бочка. Даже Лилипут и Проша притихли и смотрели, приоткрыв рты.

Наконец квас кончился. Бочкин легко поставил опустевшую желтую цистерну на рельсы, вытер губы, взял у Проши фуражку и, отдуваясь, застегнул китель.

– Ух… Вы знаете, у меня постоянная потребность в жидкости. Боюсь рассохнуться. Конечно, вода рядом, но временами очень хочется чего-нибудь вкусненького. Хорошо, что Проша выручает, он молодец… Проша, отнеси кружки и посмотри в станционном буфете, не найдется ли там нескольких порций мороженого…

Мороженое нашлось. С малиновым джемом. Даже Лилипуту дали порцию на алюминиевой тарелке со штампом «Ст. Пристань». Он эту порцию слизнул в один миг. Проша тоже не отказался от угощения. Съел свою порцию торопливо, извинился и убежал по каким-то своим снабженческим делам.

Станционный буфет был маленький и уютный.

– Но, к сожалению, в последние годы здесь очень редко бывают пассажиры, – грустно сообщил Бочкин. – Боюсь, что рельсы скоро совсем зарастут.

Леша и Даша молчали с вежливым пониманием. Потому что еще раньше они и Бочкин успели рассказать о себе друг другу. Леша и Даша – откуда и как они здесь появились. Бочкин – о своем житье-бытье.

Оказалось, что Бочкин одновременно начальник железнодорожной станции и речной пристани. С давней поры. В ту давнюю пору здесь было многолюдно и весело: то и дело приходили поезда и пароходы с разным жизнерадостным народом. Только успевай вертеться. А сейчас все опустело и затихло. Только Проша появляется регулярно да порой забредает на чаек Одинокий Шарманщик…

– А еще неподалеку бабка есть, – нерешительно напомнил Леша. – На станции Чьитоноги.

Бочкин покивал:

– Есть, есть такая… Но она ужасная домоседка, и характер у нее так себе… Впрочем, вы не бойтесь. Всякие нехорошие слухи про нее и объявления, это так… слухи они и есть… А вот в Лиловом лесу, говорят, водится настоящий людоед. Пакостная личность, по имеющимся сведениям. Самого его я не видел, но следы замечал. Так что имейте в виду на всякий случай.

– А где этот Лиловый лес? Далеко? – спросила Даша слегка задрожавшим голоском. А Лилипут поднял голову и рыкнул.

– Как вам сказать, – отозвался Бочкин с задумчивым вздохом. – На соседнем этаже пространства. Переходы тут незаметные. Не успеешь оглянуться, как уже в другой сказочной области…

Леша решился наконец на главный вопрос:

– Скажите, пожалуйста, значит, здесь Астралия?

– Ну разумеется… Правда, самая окраина. Так сказать, пограничная область. А в глубину страны дороги, к сожалению, перекрыты. Потому и станция опустела… Хорошо, что хоть вы появились. Но вы с другой стороны, из Хребтовска. А из нашей столицы – тыщу лет никого. И в нее невозможно пробраться ни по воде, ни по суше. Сколько ни пробовал – рельсы в бурелом заводят, а фарватер в болото.

– А почему так? – огорчился Леша.

– Это очень сложный вопрос. И причина тут, скорее всего, не одна. Возможно, кто-то наложил на дороги и на столичную местность заклятие. А кроме того, видимо, просто стареет сказка. Нужен ей какой-то новый толчок. А кто знает, какой?..

– И ничего нельзя придумать? – жалобно спросила Даша.

– Кто знает… Думает тут один умный человек. Астралийский маг и волшебник, Авдей Казимирович Белуга. Очень эрудированный специалист в области сказочных контактов. Преподавал одно время в Астралийском университете. А сейчас оказался вне столицы и не может вернуться. Проживает неподалеку, в пещере на Желтых Скалах… Если хотите, я вас познакомлю.

– Разумеется, хотим! – сказал Леша.

– Конечно, сейчас не прежние времена, но кое-что интересное в этих местах сохранилось, – оживился Бочкин. – Если не возражаете, я устрою вам экскурсию по окрестностям. Можно и на пароходе прокатиться…

– Прямо сейчас? – подскочил Леша.

Но Даша строго сказала:

– В следующий раз. Извините, но нам пора домой. Мама, наверно, уже тревожится.

– Но, надеюсь, вы скоро приедете снова? Не забудете про меня? – забеспокоился Бочкин.

– Обязательно приедем, – пообещал Леша. – А можно мы возьмем с собой Ыхало? Это очень доброе существо. Наполовину самовар, наполовину привидение. Но не страшное…

– Разумеется, разумеется! Буду рад познакомиться.

– И тень Филарета надо взять, – напомнила Даша. – Жаль, что их сегодня нету… Ой, что это?

В углу, где лежал Лилипут, раздалось рычанье и шипенье. Но сам Лилипут не рычал. Он удивленно мигал желтыми добрыми глазами. А тень его на полу припадала на передние лапы и трясла головой. Она-то и рычала. На другую тень, кошачью. Та на солнечной стене вздыбилась, распушила хвост и шипела, как настоящий рассерженный кот.

– Тень-Филарет! – воскликнул Леша. – Я по хвосту узнал!

– Как вам не стыдно! – сказала Даша обеим теням. – Что вы не поделили? Это даже просто невежливо… Вы же обе такие хорошие. Ну-ка миритесь сию минуту!

Тень Лилипута виновато прижала уши. Тень Филарета перестала горбить спину. Тень собачьего хвоста слегка шевельнулась. От кошачьей тени донеслось вопросительное:

– Мр-мя-а?..

Тогда тень Лилипута прозрачным языком лизнула тень кошачьей морды.

– Мр-р… – отозвался тень-Филарет разнеженно и потерся о тень собачьего носа.

– Давно бы так, – сказала Даша.

– Но как тень-Филарет сюда попал? – удивился Леша.

– Тени – они все такие, – объяснил Бочкин. – Всегда без спросу и в любую щель…

– Поедешь с нами домой, – велел Леша тень-Филарету. Но тот не обратил внимания. Он лапой дурашливо цапнул тень собачьего уха и отпрыгнул. Тень Лилипута мигом откликнулась на игру, вскочила. Тень кота бросилась удирать, тень пса – за ней.

– Ну и дела… – покачал красной фуражкой Бочкин. А Лилипут удивленно посмотрел на солнечные половицы, где теперь не было его тени. Вздохнул и положил морду на передние лапы.

– Извините, но нам пора, – опять напомнила Даша.

– Еще порцию мороженого на прощанье, – предложил Бочкин. Ему не хотелось расставаться.

От мороженого даже Даша не могла отказаться. Хотя и сказала:

– Ох, не схватить бы ангину.

– Мороженое, наоборот, полезно от простуды! – заспорил Леша. – Я недавно им рыбу-луну вылечил! Тетю Ихтилену!.. Дядя Бочкин, вы ее знаете?

– Ну как же, как же! Она и ко мне наведывалась за мороженым неоднократно. Очень приятная особа. Трудолюбивая. Светит целыми ночами над всей нашей местностью… Но говорит, что и ей с высоты не видно сейчас столицу. А раньше даже отсюда, с Пристани, весь город был как на ладони. Вернее, как на макушке… Непонятные настали времена и невеселые…

Он задумался, и тогда Леша и Даша стали прощаться. Обещали скоро навестить Бочкина снова. Тот проводил их до поезда. А Лилипут целых пять минут бежал рядом с поездом (который ехал теперь задом наперед: паровозик толкал вагоны). Тень Лилипута прыгала рядом с ним. А куда девался тень-Филарет, неизвестно. В последний момент его видели растянувшимся на желтой бочке (она осталась на станции).

На станциях Чьитоноги и Одинокий Шарманщик оказалось пусто, поезд проскочил их без остановки. Вблизи ромашковой поляны вагоны опять незаметно превратились в ящики, а паровоз в самовар. Только сиял он по-прежнему. Леша похлопал его по горячему боку:

– Завтра поедем снова!

Сверкающие пробки

Но назавтра поездка к Бочкину не получилась. День оказался пасмурный, сыпался равномерный дождик. И дело тут не просто в погоде, а в том, что не найти было сухого топлива для самовара-паровоза.

Папа вспомнил:

– Друзья мои! Я ведь обещал послать с вами Евсею Федотычу графинные пробки! Почему бы вам не отправиться сейчас?

Мама всполошилась:

– В такую-то слякоть!

Но папа сказал, что дети у них не грудные младенцы. Что случится из-за летнего дождика с людьми, одному из которых семь, а другому уже девятый год?

– Они простудятся, – спорила мама.

Тут в углу заворочалось Ыхало. Оно появилось утром, долго извинялось, что вчера проспало целый день и не навестило своих друзей, но зато сегодня обещало маме до вечера помогать по хозяйству. Сейчас Ыхало сказало:

– Нынче мокровато, но не холодно. А если кто и зачихает, я растоплю баньку да так их пропарю, что любая хворь мигом вылетит.

Леше с Дашей и самим интересно было найти улицу Проходную и посмотреть на собирателя пробок (хотя, конечно, пробки – это дело несерьезное).

– К тому же, – вспомнил папа, – вчера я не сказал вам очень важную вещь. Оказывается, в том доме, где живет сейчас Евсей Федотыч, в давние годы жила старушка, бабушка Света, которая одно время была няней малолетнего Ореста Редькина. А Евсей Федотыч ей приходится не то двоюродным внуком, не то троюродным племянником.

Леша и Даша не считали, что тут есть что-то особенное. Ну, внук так внук. Но на маму это почему-то подействовало.

– Хорошо, идите. Только оденьтесь в непромокаемое.

Папа дал Леше две стеклянные пробки: круглую и граненую. Леша сунул их в карманы. Потом он и Даша завернулись в полиэтиленовые накидки с капюшонами. Леша в красную, Даша в зеленую.

– Наденьте резиновые сапожки, – велела мама.

– Ну, прямо как в экспедицию… – проворчал Леша.

В сенях, когда из открывшейся двери пахнуло дождливым воздухом, Леша вдруг подмигнул Даше и, дрыгнув ногами, сбросил сапожки в угол.

– Ты тоже бросай! Будем шлепать по лужам!

– Нет, – вздохнула Даша. – Это неприлично.

– Что за глупости! По дождику только так и надо!

– По дождику – да. Но в гости босиком – это нехорошо.

– А мы не будем заходить! Отдадим на пороге пробки – и назад.

Даше, конечно, тоже хотелось пошлепать по лужам. Но…

– Получится, что мы обманули маму.

– Ничего подобного! Мы ей потом честно признаемся!.. Не сразу, а когда станет ясно, что ничуточки не простудились.

– Ох, Лешенька, не доведут до добра твои фокусы, – сказала Даша. И… тоже сбросила сапоги.

На улице и правда было совсем не холодно. Сквозь мелкие лужицы босые ступни ощущали, какой теплый на тротуаре асфальт. Но встречались и глубокие лужи. Иногда по щиколотку. А один раз Леша провалился в колдобину чуть не по колено. Завизжал, захохотал, выскочил, обогнал Дашу и оглянулся.

– Ой, Дашка, ты в асфальте отражаешься, как березка!

– А ты… даже не знаю, как кто. Будто красный костер!

– Я потом это нарисую акварелью, – решил Леша.

И они зашагали дальше, очень довольные собой, лужами и дождиком, который уютно шуршал по цветному полиэтилену.

Даже нахальный оранжевый «Москвич», проскочивший у самого тротуара и забрызгавший их с ног до головы, не испортил путешественникам настроения. Но все же Леша, фыркая и вытирая лицо, сказал вслед машине:

– Чоки-чок, «Москвичок», съедь с дороги на бочок.

И правда, через полквартала вредный апельсиновый автомобиль задним колесом скользнул в кювет, накренился и забуксовал.

– Ну зачем ты так… – упрекнула Даша.

– Не будет брызгаться. Думает, если маленькие, значит, не придется отвечать…

Улица Проходная была в трех кварталах от дома, не заблудишься. Леша и Даша свернули за угол и скоро оказались у дома №3. Это было одноэтажное кирпичное здание с двумя крылечками. На двери правого крылечка краской было написано: «Кв. 2». И белела кнопка звонка. Леша нажал. И очень скоро дверь открылась. На пороге стоял старичок. Леша и Даша сразу поняли, что это и есть Евсей Федотыч.

Старичок был в длинном джемпере, сморщенных брюках и шлепанцах. Сухонький, с седой бородкой, которая торчала вперед, как квадратная лопатка. В круглых, косо сидящих на утином носу очках. Очки сорвались, но не упали, потому что дужки их сзади соединяла цепочка. Старичок тут же подхватил и надел очки профессорским жестом. Он и правда похож был на старенького профессора. Или на часового мастера.

– Здрасьте, Евсей Федотыч, – храбро сказал Леша. – Мы от нашего папы, от Евгения Павловича Пеночкина. Пробки принесли.

– Весьма, весьма рад! Милости прошу…

– Да нет, мы босиком, – пробормотал Леша.

– И прекрасно! Вполне вас одобряю! В вашем возрасте я тоже обожал ходить босиком по лужам. Нет ничего приятнее.

– Мы у вас наследим на полу, – засмущалась Даша.

– Какие пустяки! – Старичок ловко ухватил брата и сестру за плечи, втянул в прихожую, сдернул с них скользкие накидки. – Вот так! Теперь прошу ко мне в кабинет.

И не успели они снова заспорить, как оказались в просторной комнате с книжными полками до потолка и с камином в углу. Камин был электрический, но почти как настоящий. В его квадратном зеве прыгали отблески пламени, тлели стеклянные угли, и от них несло по ногам пушистым теплом.

Евсей Федотыч подтащил к камину мягкую скамейку.

– Прошу к огоньку. Он, правда, искусственный, но греет изрядно. Вам надо обсушиться.

Леша и Даша больше не спорили. С удовольствием уселись перед камином и протянули навстречу теплу мокрые ступни.

– А я сейчас приготовлю чаек! Как раз чайник согрелся, – заспешил Евсей Федотыч, опять роняя с носа очки.

Скоро он принес корзинку с сухариками и три фаянсовые кружки. Поставил их на столик рядом со скамейкой. Сам уселся на круглый табурет.

– Ну-с, вот… Угощайтесь.

Чай оказался ароматный и очень сладкий. Сухарики – с запахом ванили. Леша так увлекся угощеньем, что даже забыл, зачем они с Дашей пришли. И вспомнил, только когда выпил кружку до половины.

– Ой, Евсей Федотыч, мы же принесли!.. – И он заворочался, вытаскивая из карманов пробки. – Вот…

– Ну-ка, ну-ка… Какая прелесть! – Евсей Федотыч завертел стеклянные экспонаты перед очками. – Удивительно! Даже не ожидал… Передайте Евгению Павловичу мою самую глубокую признательность.

– Ага, передадим, – согласился Леша, хрустя сухариком. Даша посмотрела на него укоризненно: тон брата показался ей недостаточно вежливым.

– Изумительно! – продолжал радоваться Евсей Федотыч. – Вот, извольте взглянуть. Эта граненая пробка – восемнадцатый век. Стиль «алмазное барокко», очень редкий. А это – тоже редкость. От графина, которые в двадцатых годах выпускались на местном заводе «Красный стеклодув». Их сделали очень мало, потому что завод скоро сгорел. Злые языки тогда острили: «Красного стеклодува» склевал красный петух…» Давайте мы их пока положим вот здесь… – И Евсей Федотыч пристроил пробки на каминной полке. Там уже лежало десятка полтора графинных пробок самой разной формы.

Леша спросил:

– Но это, наверно, не вся ваша коллекция?

– Что вы, что вы! У меня несколько тысяч… Я их вам покажу, разумеется, если вы интересуетесь.

– Конечно, интересуемся, – воспитанно сказал Леша. Ему и правда стало любопытно. Не так, чтобы очень сильно, но все-таки…

– Благодарю вас… Я ведь, позвольте похвастаться, не совсем рядовой коллекционер, а член Международной ассоциации собирателей графинных пробок. И даже имею диплом и почетный знак Хрустальной затычки второй степени. Да-с… Мои коллекции были на выставках в Цюрихе и в Монако. У меня богатейшая переписка с коллекционерами разных стран, в том числе и с самыми знаменитыми – профессором Гансом Зоммерциммером и виконтом де Бугенвилем… А началось, если хотите знать, в детстве, со стеклянной пробки, которую я нашел на свалке. Она так заворожила меня своим сверканием, что я с той поры уже не оставлял этого увлечения. Я даже пошел учиться в архивный институт специально для того, чтобы побольше иметь возможностей знакомиться с документами о графинном производстве разных эпох и стран. С тех пор я проработал в архивах пятьдесят лет и все это время собирал свои коллекции..

«Чем только люди не занимаются…» – подумал Леша. А Даша спросила:

– Скажите, пожалуйста, а почему вы собираете только пробки? Без графинов?

Евсей Федотыч опять уронил и поймал очки и значительно поднял палец.

– О! Серьезный вопрос! Но его задают люди, не знакомые с глубиной проблемы… Причин тут много. Прежде всего дело в том, что графины недолговечны. Они часто бьются, а пробки после этого владельцы выбрасывают. Тут-то они (пробки, а не владельцы, естественно) и попадают к коллекционерам. Это первое. А второе – то, что графин и пробка лишь на первый взгляд одно целое. На самом деле это разные вещи. Пробка – отдельное произведение искусства. Графин может быть самым простым, а в пробку мастер вкладывает душу. Вот, например. – Он взял с полки прозрачный шарик со стерженьком. – Видите?

Леша и Даша присмотрелись и восхищенно засопели. Внутри шарика искрился парусами крошечный стеклянный кораблик.

– А вот, извольте взглянуть…

Это была пробка-чертик. Веселый такой бесенок с черными глазками и рубиновыми рожками.

– Или вот… – На стеклянном кубике виднелась матовая письменная вязь. – Здесь, если приглядеться, стихотворение Александра Сергеевича Пушкина «Что смолкнул веселия глас…»

Потом Евсей Федотыч продемонстрировал еще стеклянного рыцаря, крошечный хрустальный глобус и прозрачную головку в турецкой чалме…

Леша и Даша мигали от удивления.

– Но, если смотреть глубже, дело не только в изящных и хитрых формах. Есть еще одна сторона данного вопроса. Для меня она имеет первостепенное значение. Я пишу сейчас об этом большую научную статью «Внутренние свойства графинных пробок»…

– А разве… такие бывают? – нерешительно спросила Даша.

– Представьте себе! Ведь за каждую пробку много-много раз берутся человеческие руки. Не правда ли? А у человеческих пальцев и ладоней есть способность передавать свойства своего хозяина предметам, которых они часто касаются. А эти предметы, в свою очередь, могут переносить данные свойства на других людей… Я открыл, что графинная пробка – великолепный аккумулятор человеческих способностей, характеров и талантов… Я понятно выражаюсь?

– Вполне, – учтиво сказал Леша.

– Конечно, если хозяин графина был человеком скучным и неинтересным, то и в пробке ничего не останется. А если графин принадлежал скандалисту или жулику, то и заразиться недолго… Но представьте себе, что пробка жила в графине, из которого пил когда-то знаменитый музыкант! Вы подержите ее в руках и… ну, может быть, вы не станете вторым Моцартом, но понимать музыку будете гораздо лучше… Или, скажем, пробка из графина талантливого математика…

– Или художника! – шумно подскочил Леша.

Евсей Федотыч вздрогнул, опять подхватил очки и торопливо закивал.

Даша сказала маминым тоном:

– Как не стыдно перебивать… Евсей Федотыч, у вас нет пробки, которая раньше была у вежливого и воспитанного мальчика? Н е к о т о р ы м было бы очень полезно подержать ее в руках…

Лешу это задело.

– А нет ли у вас пробки, которая была у девочки, которая никогда не лезла в воспитательницы? Н е к о т о р ы м она тоже очень бы пригодилась…

Евсей Федотыч засмеялся.

– Вероятно, есть, но сразу не отыскать. Зато я могу вам на деле показать чудодейственные свойства пробки от графина, который в давнее время принадлежал китайскому целителю Бун-Дун-Чуну. Одну минуту…

Евсей Федотыч засеменил в своих шлепанцах к двери и скоро вернулся. Пробка оказалась простым стеклянным цилиндриком, даже никакого иероглифа на ней не было.

– Неприметная на вид, да. Но… Вот у вас, молодой человек, я вижу под глазом синяк. А сейчас его не будет…

– Где синяк? – забеспокоился Леша. Даша пригляделась.

– Лешка, правда! Под левым глазом…

– Судя по всему, вы недавно дрались, – торжественно произнес Евсей Федотыч.

– Что вы, он не дрался! Он вообще никогда не дерется!

Леше это не понравилось. Получалось, что он тихоня из тихонь!

– Неправда! Я в мае дрался, в школе, когда Мишка Тузыкин стал дразниться! У меня даже запись в дневнике есть!

– Подумаешь, запись! Это тебе ваша Леонковалла Меркурьевна из вредности написала. А драки вовсе и не было. Мишка полез, а ты и стукнуть-то его побоялся… Евсей Федотыч, он всегда боится другим больно сделать. Даже из своей рогатки ни разу ни в одного воробья не выстрелил, только аптечные пузырьки расшибает…

Даша думала, что хвалит брата: вот какой он добрый. А ему показалось, что в этих словах он выглядит как трусишка.

– Ничего я не боюсь! Глупая какая…

– Н и ч е г о не боишься? – сменила тон Даша. Потому что обиделась. – А кто пищал при ангине, когда медсестра с уколом приходила?

– Это потому, что я был ослабевший от температуры!.. Зато я не пищу один в темноте, как н е к о т о р ы е. И щекотки не боюсь. А н е к о т о р ы е верещат, когда издалека покажешь, как пальцы шевелятся…

– Дорогие гости! – повысил голос Евсей Федотыч. – Мы отвлеклись от главного вопроса. Неважно, дрался уважаемый пациент или нет. Главное, что синяк, так сказать, налицо. И сейчас мы его уберем, да-с… Позвольте… – Он взял Лешу за подбородок и потер у него под глазом холодным стеклом. – Гм… Странно… Что это с ней? Потеряла свои свойства от старости?

И Леша понял, что синяк не убирается.

Даша пригляделась опять.

– Евсей Федотыч, да это не синяк! Это когда машина проезжала, ему брызнуло на лице грязной водой… – Она деловито помусолила палец. – Дай-ка… Ну вот и все. Никакого синяка…

– Жаль, – огорчился Евсей Федотыч. – Так мне и не придется продемонстрировать целительные свойства пробки Бун-Дун-Чуна.

– Но ведь у Леши есть и настоящие синяки! Вот хотя бы на ноге.

– Ага! Пожалуйста… – Леша потер ногу пониже коленки.

– Да? Ну-ка, попробуем… Почему-то и здесь не получается. Что за напасть!.. Год назад я сводил здоровенную шишку со лба своего внучатого племянника, и все было великолепно… Неужели пробки стареют, как люди? Или этот ваш синяк тоже не настоящий?

– Вполне настоящий, – слегка обиделся Леша. – Я вчера этим местом за ящик зацепился.

– Позвольте еще… Гм… Не могу понять…

Леше стало жаль старичка. Он сморщил лоб и потом что-то прошептал себе под нос.

– Ура! – воскликнул Евсей Федотыч. – Исчез! Без всякого следа! Что я говорил!

– Замечательно! – обрадовалась Даша.

– Спасибо, – сказал Леша. И почему-то вздохнул.

Потом Евсей Федотыч показывал гостям свою коллекцию. Рядом с кабинетом была комната, где многочисленные полки оказались заставлены плоскими коробками. В них – каждая в отдельной ячейке – хранились пробки самых удивительных форм. По сто штук в коробке. Все, конечно, не пересмотришь…

А та стена, что напротив окон, блестела, словно усыпанная тысячами алмазов, хотя день был пасмурный. На ней пробки были воткнуты плотно друг к другу в специальные гнезда. Как электролампочки в патроны. А между ними прятались настоящие лампочки. Разноцветные! Евсей Федотыч щелкнул выключателем, волны цветного света побежали по узорчатым стеклянным головкам, заиграла переливчатая музыка. И каждая пробка засверкала, как драгоценный камень.

Леша и Даша охнули от восхищения.

– Про эту мою стену писали даже в «Вечернем Хребтовске», – похвалился Евсей Федотыч (и опять поймал очки). – Статья называлась «Пещера Аладдина»…

– И правда как сокровище, – прошептала Даша.

На сверкающей стене было лишь одно темное пятно: у самого потолка выделялся черный квадрат. Окошечко, или, вернее, отдушина, заделанная тонкой решеткой.

– А это что такое? Зачем? – Леша показал на отдушину

– Это… Да так, ерунда. Вентиляция. Дом у нас старинный, стены толстые, в них проходят каналы для проветривания, а это один из выходов. Надо бы заделать, да санитарные правила не позволяют… – Евсей Федотыч почему-то заметно поскучнел. Погасил лампочки. И Леша с Дашей поняли, что пора прощаться.

Когда шлепали под дождем обратно, Леша задумчиво проговорил:

– Непонятно, почему Евсей Федотыч вдруг сделался такой… будто расстроился из-за чего-то…

– Просто мы его утомили.

– Но он ведь сам с таким жаром все показывал… Коллекция у него в самом деле удивительная.

– Я знаю, о чем ты думаешь…

– О чем?

– Ты решил тоже собирать пробки от графинов!

– Вовсе нет! Я думаю о той китайской пробке. Неужели она и правда постарела от долгого времени? И потеряла волшебную силу…

– Но ведь она все же убрала твой синяк!

Леша хмыкнул.

– Конечно. Когда я сказал: «Чоки-чок, уберися, синячок…»

– Значит, это «Чоки-чок», а не она!

– Наверно, и она тоже. Они вместе… Понимаешь, Даша, я заметил: «Чоки-чок» действует там, где уже есть какая-то сказка… Тут вот, например, оказалась рядом волшебная пробка. Она хотя и ослабевшая, но все-таки сказочная. И они помогли друг другу. А если рядом нет никакого волшебства, «Чоки-чок» ничего не может…

– А как же ты загнал в канаву «Москвич»?

– Это просто совпадение, – вздохнул Леша. – А в мае, после драки с Мишкой Тузыкиным, «Чоки-чок» мне нисколько не помог.

– А как он должен был помочь после драки-то?

– Когда Леонковалла решила записать про эту драку мне в дневник, я прошептал: «Чоки-чок, потеряйся, дневничок…» Но он никуда из ранца не подевался, Леонковалла все на пол вытряхнула и нашла. И накатала на полстраницы. А Мишке я тогда крепко по губе вделал, зря ты не веришь.

– Да верю я, верю, – сказала Даша. – По правде говоря, ты иногда бываешь очень храбрый…