Текст книги "Портфель капитана Румба (сборник) "

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Даже тогда, когда ураган пронесся, оставив на плаву истерзанного, но уцелевшего «Дюка», Гвоздик не пришел в себя – только метался в бреду. У него началась лихорадка.

Часть III
КОРОЛЕВСТВО НУКАНУКА

1. КТО-ТО СТРАШНЫЙ. – ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО КАТИКАЛИ ЧЕТВЕРТЫЙ. – ИСТОРИЯ БРИГА «ЭКСПЕДИЦИЯ». —

КОЛДОВСТВО ТЕТУШКИ ТОНГИ.

Очнулся Гвоздик от того, что его мяли, гладили и натирали чем-то пахучим. Он увидел над собой большущее темно-коричневое лицо. Морщинистое, с похожим на растоптанный башмак носом, широченными губами – не розовыми, а почти белыми. Губы разъехались в улыбку, за ними показались длинные желтые зубы, и Гвоздик опять перепуганно закрыл глаза.

А громадные мягкие ладони все мяли и терли его, и это было немного щекотно, однако он терпел. Потому что кто его знает, это чудовище. Из-под опущенных ресниц Гвоздик видел, как вокруг страшного лица колышутся косматые седые кудри, а под оттянутым ухом качается медное кольцо размером с блюдце. «Дядя Ю…» – хотел позвать Гвоздик, но опять провалился то ли в обморок, то ли в сон.

Когда он пришел в себя, дядюшка Юферс был рядом и улыбался. А сквозь плетенные из тростника стены било солнце.

– Кто меня тискал, такой ужасный?..

– Молчи, молчи! – всполошился дядюшка. Потому что больным всегда говорят, что им вредно разговаривать.

– Молчу, – покорно согласился Гвоздик.

– Это была знаменитая колдунья Тонга Меа-Маа. Двоюродная сестра здешнего короля.

– Значит, мы приплыли на Нукануку?!

Потрепанный бурей «Милый Дюк» действительно добрался до Нукануки и встал в бухте Тагао. Встретили его торжественно. Король Таи-Буанга-Меа Катикали Четвертый сам прибыл на шхуну. Его величество был в белом атласном жилете парижского пошива, галстуке-бабочке на голой шее и в пышной юбке из кокосовых волокон. Про жилет он сказал:

– Французы приходили на «Красотке Жанне», жемчуг выторговывали, а этот наряд я у них выменял на дюжину кокосов. Ну, как? – И покрутился перед шкипером Джорджем.

– Отлично, ваше величество, – похвалил тот. – Изящно и недорого. Но только надо бы и штаны заодно… – У короля и капитана Седерпауэла были давние приятельские отношения.

– Штаны – это пфуги, – заявил Катикали Четвертый, что в примерном переводе означало «несусветная чепуха». – Шотландские лорды носят пиджаки и жилеты с юбками, и никто к ним не придирается. А в них ведь тоже королевская кровь.

Король был довольно образованный молодой человек. Знал по-английски и по-французски, дважды плавал на купеческих судах в Сидней и разбирался в политике. Он был известен своей скромностью и добрым нравом. На острове хватало хлебного корня таро, бананов, кокосовых орехов и съедобных крабов, жители разводили свиней, ловили рыбу, и жизнь была безбедная. Катикали Четвертый поэтому вполне справедливо полагал, что чем реже король вмешивается в дела народа, тем народ счастливее. Большую часть времени его величество проводил в плетенном из тростника обширном дворце, сочинял научный труд по истории своего государства и записывал его на сушеных листьях дерева орона нуканукским алфавитом, который изобрел сам. А исполнительную власть (ежели таковая оказывалась необходима) поручил осуществлять старшей двоюродной сестре Тонге Меа-Маа, которая и была фактически правительницей столицы (и единственного населенного пункта на острове Нуканука). Столица именовалась Уонги-Тутоа, что означает «деревня», и вполне отвечала своему названию.

Впрочем, король не был столь уж беспечен, как могло показаться. Он заботился о просвещении. Организовал для ребятишек школу, где сам давал уроки (и Тонга Меа-Маа тоже). Правда, учебный год здесь длился столько, сколько в европейских школах каникулы. А здешние каникулы – наоборот. («Живут же люди», – сказал Гвоздик, узнав про такое.)

Не чурался его величество и контактов с другими государствами. Изредка в бухту Тагао приходили иностранные парусники и пароходы. Торговцы скупали жемчуг, кокосы и разные тропические редкости. Платили тканями, железными инструментами и всякими предметами европейского обихода. Какой-то португалец продал королю свой граммофон с единственной пластинкой «Песенка о прекрасной Марианне». Португальских слов никто не понимал, а мелодию все очень полюбили, и Катикали объявил ее государственным гимном.

Надо сказать еще об одном, очень разумном указе короля. Зная о горьком опыте других островов, его величество запретил иностранцам привозить на Нукануку крепкие напитки. Объявления об этом были сделаны на пальмовых досках и прибиты к столбам на берегу бухты Тагао. Они сообщали на английском, французском, испанском и русском языках, а также на языке Нукануки (новым алфавитом), что с нарушителями королевского указа поступят «в соответствии с древними обычаями этой страны».

– А что за обычаи? – спросил однажды короля шкипер Джордж. Его величество потупился и вздохнул:

– Пленников кушали. Непросвещенные были времена.

Увы, именно так поступили полсотни лет назад жители

Нукануки с экипажем французского брига «Экспедиция». Бриг сел на рифы левее входа в Тагао, французы выбрались на сушу и почему-то повели себя с островитянами, как завоеватели. Что было делать… Впрочем, съели не всех. Большинство удрало в открытое море на шлюпках, и судьба этих людей неизвестна. Нуканукцы разобрали бриг по досочкам, завладели имуществом, а бронзовые пушки установили на стенах коралловой крепости. В назидание другим приплывающим на остров. Эти четырнадцать орудий (а также мудрая политика здешних королей) служили причиной того, что нуканукцы до сих пор сохраняли независимость, в отличие от других островов архипелага. Конечно, сейчас любой крейсер мог бы разнести из своих орудий строптивое королевство в пыль, не обращая внимания на старинные пушчонки форта. Но, как подсчитали в Европе, это военное предприятие обошлось бы дороже, чем вся Нуканука с ее кокосами и мелким жемчужным промыслом. Подумаешь, клочок суши, двенадцать миль в окружности!.. А для всяких недобрых морских бродяг и авантюристов небольшая, но умелая армия Катикали Четвертого имела нарезные ружья «бергман» – благодаря услугам шкипера Джорджа.

– …Нет, сейчас никого не кушают, – разъяснил его величество капитану «Милого Дюка». – Но, прочитавши объявления, никто и не привозит на берег ни одной бутылки. И тебе, Жора, не советую. Если уж твоим ребятам станет невтерпеж, пусть керосинят на шхуне.

– Нам не до того, государь. Чиниться надо.

Жители деревни встретили моряков радостно и хотели устроить праздник с танцами у костра. Но потом отказались: всех беспокоило здоровье мальчика – он бредил и никак не приходил в себя. За лечение взялась Тонга Меа-Маа.

Через день старая Тонга сказала дядюшке Юферсу:

– Не бойся, Ю, у меня еще никто не помирал.

И правда, Гвоздик пришел в себя и начал стремительно выздоравливать. Он уже не съеживался, когда громадная и грозная на вид колдунья нависала над ним, чтобы натереть еще одной целебной мазью и размять косточки. Он звал ее «тетя Тонга» и улыбался ей. Но все-таки слегка побаивался. А тетушка Тонга добродушно урчала, бормотала и наконец объявила, что «завтра этот маленький лягушонок будет бегать и прыгать, потому что злой дух Гугли-мумга испугался мудрого колдовства и улетел насовсем».

Так и получилось. Утром Гвоздик поднялся веселый и будто с тугими пружинками в теле. Целый день он скакал и радовался. Но когда встречался с тетушкой Тонгой, почему-то робел. Сидели в нем то ли остатки страха, то ли какое-то смущение…

2. НОВЫЕ ДРУЗЬЯ. – ГЛОБУС. – «ГОНЯЙ-ПИНАЙ». – О НОЧНОМ ИСПЫТАНИИ.

С местными мальчишками Гвоздик быстро подружился. Они были хорошие ребята: веселые, ничуть не драчливые и любопытные. Особенно славным оказался Туги – мальчик чуть постарше Гвоздика. Правда, он слегка важничал, потому что недавно его назначили барабанщиком королевской гвардии. Но важничал только перед местными ребятишками, а не перед гостем.

Скоро Гвоздик выучил сотню-другую слов на здешнем языке и смог рассказывать новым друзьям о своем путешествии. И о том, сколько на Земле всяких городов и стран. И как много там разных людей и всяких чудес.

Ребята очень удивились, когда узнали, что Земля круглая, как тыква ипу-харе. В своей школе они этого еще не проходили. На тыкве, твердой и будто лакированной, как школьный глобус, Гвоздик рыбьей костью нацарапал, как умел, все части света. Потом ткнул туда, где, по его мнению, был остров Нуканука. И туда, где Гульстаун. Прикинул в уме, посчитал и сообщил, что если такое расстояние топать пешком – ни спать, ни есть, а только шагать без устали, – придется идти полгода. То есть примерно шесть лун.

– Оваи-ваи! – удивлялись ребята. Но верили. И только тощая девчонка по имени Цыца-ига (что означает «заноза») сказала, что все это пфуги.

Но гораздо больше мальчишки удивлялись и радовались не тыкве-глобусу, а другому шару. Гвоздик с помощью боцмана Бензеля сшил его из обрезков мягкой кожи и набил паклей-конопаткой. Юным жителям Нукануки Гвоздик рассказал, что с недавнего времени в Европе стала очень модной игра, которая называется «football». В переводе на здешний язык это означает «гоняй-пинай». Гонять кожаный шар можно лишь ногами, а руками лапать – табу. Только тот, кто стоит в воротах между двумя пальмами, имеет право ловить мячик в ладони.

Ух какие футбольные бои разгорались на большой поляне позади плетеного королевского дворца! Его величество сам иногда смотрел на матч и порой кричал, подскакивая:

– Дунга-куау, тяпа! – Это означало: «Куда ты лупишь, мазила!»

Девчонки тоже просились в игру, но Гвоздик объяснил, что «football» только для джентльменов, а леди могут лишь подбадривать игроков криками и махать на краю поля платочками. Цыца-ига опять надулась и даже сказала: «Фаи-туха, ка-кангла». То есть «ладно, вы меня еще вспомните, обормоты несчастные».

Во время плавания Гвоздик загорел так, что отличался от местных ребятишек только светлой кудлатой головой. Ходил он, как и все здешние мальчишки, в юбочке из мягкого мочального лыка с дерева орона, это было очень удобно. Скоро Гвоздик почувствовал себя прирожденным островитянином и радостно сказал об этом приятелю Туги. Но тот возразил. Надо, мол, чтобы стать настоящим нуканукским мальчишкой, пройти испытание.

– Какое испытание? – Гвоздик замер от сладкого страха.

– Ночное. В полнолуние надо побывать на караи-мораи. Это такое место, где стоят изваяния наших предков. А души их ночью приходят на караи-мораи, чтобы потанцевать и подкрепиться оставленными для них угощениями… Если не испугаешься, значит, настоящий мумги-нуканука.

– Одному идти? – поежился Гвоздик.

– Что ты! Один ты и дорогу не найдешь! Вместе пойдем. И еще ребят позовем…

Гвоздик облегченно заулыбался. Знал бы он…

3. ЛУНА И ДЖУНГЛИ. – МОЛЧАЛИВЫЕ ПРЕДКИ. – ИХХАПУРИ. – ПОСВЯЩЕНИЕ В РЫЦАРИ.

Днем экипаж «Милого Дюка» чинил потрепанную бурей шхуну. А ночевали все на берегу, в шалашах из тростника и банановых листьев. У дядюшки Юферса и Гвоздика был свой шалаш.

Когда белая полная луна принялась светить в щели, а дядюшка стал мирно похрапывать, Гвоздик выбрался наружу. За деревней, на лужайке со сломанной пальмой, его ждал Туги, а с ним еще целая дюжина мальчишек, среди них Нуяма, Чабо и маленький храбрый Утути-Коа.

– Никому не проболтайся, – предупредил Туги. – Родители говорят, что духи сердятся на ребят за такие прогулки, а священные нямма-лопаи могут даже съесть, если поймают. Конечно, это предрассудки, но взрослым разве объяснишь…

– А кто такие эти нымм… нямм… как их… лопай?

Туги объяснил, что это драконы, которые живут в глубине острова и очень редко подходят к деревне. Они похожи на зубастых ящериц, только размером с лодку и на высоких ногах.

– Я один раз видел, – шепотом сказал храбрый Утути-Коа.

Надо заметить, что драконы и правда жили тогда на Нукануке. Видимо, это были потомки доисторических ящеров. Говорят, их родственники до сих пор водятся на острове Комодо, но больше нигде на Земле теперь таких животных не осталось…

– Ты не бойся, – успокоил Туги, – нямма-лопаи ночью спят, да и вообще они от людей держатся подальше.

Но у Гвоздика все равно по коже бегали колючие шарики…

Долго шли гуськом по душным зарослям, в которых пахло сладкими соками и душистым цветком «кикито». Лианы хватали живыми щупальцами за плечи, за локти, за ноги. Твердые жесткие листья хлопали по ушам. Луна запускала в чащу тонкие прямые пальцы и, казалось, тоже хотела схватить мальчишек. Иногда насмешливо кричала в чаще ночная птица Куау.

У Гвоздика просто душа замирала и таяла – так было замечательно, страшно и любопытно…

В конце концов Туги вывел всех на обширную поляну, озаренную белой луной. Посреди поляны темнело плоское строение из каменных плит, над ним стоял шест, на шесте висело что-то вроде метлы. А вокруг торчали из травы трехметровые, вытесанные из бревен идолы. С глубокими глазницами, прямыми носами и костяными зубами, вставленными в большие круглые рты.

Мальчишки с почтением стали обходить эти скульптурные портреты предков. У подножия каждого предка лежали бананы и лепешки из муки хлебного корня. Стояла в кокосовых скорлупах вода (она блестела, будто круглые зеркальца).

Храбрый Утути-Коа остановился перед идолом, покрытым хитрой резьбой.

– Это мой прапрадедушка, великий воин Утути-Касуи Касуса-Пунга, – вполголоса, но гордо объяснил он.

– Симпатичный, – вежливо прошептал Гвоздик. Ему не хотелось чем-нибудь, даже случайно, обидеть этих таинственных жителей караи-мораи. Хоть и деревянные, а кто их знает…

– Куау-ау-ау! – опять закричала в черных джунглях ночная птица, и все присели на корточки. Потом Туги прошептал, что теперь надо «быстро-быстро делать топ-топ в заросли, потому что скоро начнется всякое ой-ой-ой…».

Они укрылись на краю караи-мораи за широкими листьями дикого банана. И тихо дышали, ожидая страшное. Гвоздик хотел спросить, видел ли кто-нибудь раньше, как танцуют под луной духи предков. Но он боялся разжать губы.

– Куау!! – раздался птичий вопль над самой головой. Кто-то пискнул от испуга. И в этот миг из каменной хижины посреди поляны выскочило странное существо – с человеческим телом, но с зубастым черепом чудовища вместо головы. Оно заплясало, высоко подбрасывая костлявые ноги, и черная ломаная тень от него заплясала еще страшнее. Потом существо завыло, растопырило руки и скачками кинулось туда, где сидели мальчишки.

– Это Иххапури! Бежим! – скомандовал Туги, и все ринулись сквозь джунгли к деревне. Лишь через несколько минут остановились на крошечной полянке, сбились в кучку. Туги посчитал всех. Запутался, посчитал опять и сказал перепуганно:

– Дюжина и один. А было дюжина и два…

– Его схватил Иххапури, – всхлипнул Чабо. – И сожрал…

Гвоздику было очень жутко, но он собрал последние крохи смелости:

– Как это сожрал? Не имеет права. Пошли обратно! Нас же много…

Но в эту минуту из черных зарослей выбрался Утути-Коа.

– Где ты там застрял?! – накинулись на него.

– Хотел посмотреть поближе на Иххапури… А он и не побежал за нами! Поплясал, повыл, а потом пошел к моему предку Утути-Касуи Касуса-Пунга, взял его лепешку и стал жрать…

– Вот поймал бы он тебя, – с облегчением сказал Туги. – И вместо лепешки…

– Пфуги, – отмахнулся Утути-Коа. – Зря улепетывали. Надо было еще посмотреть. А вы струсили.

– И я струсил, – вздохнул Гвоздик. – Значит, я не выдержал испытания?

Все наперебой закричали, что выдержал. Еще как! Ведь он до конца был вместе со всеми и даже храбро предлагал вернуться за Утути-Коа!.. А то, что все перепугались, так это понятно. Ведь на караи-мораи появился не обыкновенный дух, а страшный Иххапури, который раз в году ночует в каменном доме посреди поляны предков и караулит тех, кто случайно забрел ночью на это священное место. Чтобы слопать…

Теперь всем, кроме Утути-Коа, было неловко, что удирали так быстро и что самый маленький оказался смелее всех. Поэтому дальше шли с излишне шумным разговором и громким смехом.

И лишь на краю деревни остановились. Примолкли.

Потому что в деревне был переполох. Перекликались женщины, бегала малышня. Перед хижиной Тонги Меа-Маа горел костер. Сам король стоял тут же вместе с дядюшкой Юферсом. Оба о чем-то спрашивали старую колдунью.

Как стало известно после, дядюшка Юферс проснулся среди ночи, не увидел в шалаше племянника и поднял шум. От шума проснулась деревня. Матери мальчишек, сбежавших да караи-мораи, тоже всполошились. Разбудили его величество и Тонгу.

– Придут, никуда не денутся, – успокаивала их Тонга.

Увидев сбившихся в кучку путешественников, жители разом успокоились. Тут же разошлись по хижинам, досыпать. И его величество, зевнув, тоже отправился почивать во дворец.

– А скажите-ка, мои ненаглядные, – очень ласково начала Тонга Меа-Маа, – куда это вы ходили в такую пору, когда все дети должны баи-баи, чтобы не сердить злых духов?

Все, надув губы и опустив головы, молчали.

– Королевский барабанщик Туги! – возгласила правительница деревни. – Почему ты не отвечаешь, когда старая Тонга ждет с таким нетерпением?

– На караи-мораи, – буркнул Туги, потому что никто в королевстве Нуканука (даже сам король!) не смел говорить Тонге Меа-Маа неправду.

– А разве вы не знаете, что духи наказывают тех, кто не слушается старших? У этих детей начинают болеть животы и на ушах вырастают болячки!

– Пфуги… – еле слышно возразил королевский барабанщик.

Тонга Меа-Маа подбоченилась и сказала:

– Баха-какава.

Гвоздик понял: «Иди сюда, радость моя ненаглядная…»

Туги надулся пуще прежнего и пошел. Тетушка Тонга погрозила ему пальцем, взяла «ненаглядную радость» под мышку, подняла на нем коротенький подол мочальной юбки и вляпала звонкий, как пистолетный выстрел, шлепок. Потом отпустила. Туги упал на четвереньки, отбежал так шагов на пять, вскочил, вытер под носом и пробубнил:

– Буу-фига… – Это переводится примерно так: «Ну и подумаешь, делов-то…»

– Биба! – деловито велела тетушка Тонга. То есть «следующий». И следующий, почесываясь, пошел… А остальные без лишних слов, только с тихими вздохами, встали в послушную очередь. И Гвоздик смущенно посопел и встал тоже. Куда деваться-то! Если сбежишь, получится совершенно не по-товарищески. И к тому же кто знает, может быть, это была заключительная часть испытания, чтобы стать настоящим «мумги-нука-нука»… Он успел встать даже не последним, а в середине очереди. А когда хитрый и верткий Таи-Кикина сунулся вперед, чтобы скорее избавиться от неприятностей, Гвоздик сказал:

– Куда лезешь? Ты тут не стоял, занимай в хвосте…

Получившие шлепок пританцовывали и облегченно хихикали. Считалось, что теперь они прошены и злые духи им больше не грозят. Наравне со всеми Гвоздик получил звонкое прощение и тоже заприплясывал. Тетушка Тонга грозила ему пальцем, но глаза у нее были не сердитые.

Оказалось, что дядюшка находился неподалеку. Теперь, когда все кончилось благополучно, он был настроен благодушно и, похохатывая, сказал Гвоздику:

– Можно считать, что тебя посвятили в рыцари. Ведь это была рука королевской сестры, то есть великой герцогини.

Обидно только, что «посвящение в рыцари» видела ехидная Цыца-ига. Она выглядывала из-за пальмы, строила рожи и радовалась.

– Девчонки на всей Земле одинаковы. Я думаю, это она про нас наябедничала, – сказал Гвоздик приятелю Туги (он еще не знал, что тревогу поднял дядюшка).

– Завтра ночью я подсуну ей на циновку сушеного хаки-кусаи, – пообещал Туги.

Гвоздик не знал, что такое хаки-кусаи, но догадался, что визга будет много.

4. НЕПРИЯТНОСТИ С «МИЛЫМ ДЮКОМ». – ГВОЗДИК УСТРАИВАЕТ СКАНДАЛ. – ВМЕШАТЕЛЬСТВО ТЕТУШКИ ТОНГИ. —

ПЛАВАНИЕ НА УПИ-ПРОА.

Читатели могут возмутиться: почему такой длинный рассказ про Нукануку и ни слова о сокровище? Неужели героям нашей истории расхотелось искать его?

Ничего подобного! Всем не терпелось отправиться на поиски. Но король сказал, что плыть к Акульей Челюсти имеет смысл, когда пройдет полнолуние и ветер «мури-мури» сменится на ветер «мури-кеоко». Иначе прибой не даст войти на шлюпке в тесную бухточку Акульей Челюсти, вдребезги расшибет о камни. Да и шхуне будет удобнее держаться на якоре, когда ветер с восхода: стоянка окажется тогда под защитой высоких скал.

Но со шхуной случилась неприятность – как раз когда луна пошла на убыль и можно было бы плыть к Челюсти, боцман Бензель обнаружил в трюме течь. В нескольких местах обшивка разошлась, и вода набиралась в трюме. Конопаткой здесь было не обойтись. Оставалось одно: выгрузить балласт, вытащить «Дюка» на плоский берег и заняться ремонтом днища. Иначе «Милый Дюк» не перенес бы обратного плавания в Гульстаун.

Переправить судно на сушу помогли дружные и веселые жители деревни. В общем-то, большой беды не случилось, но поиски сокровища опять откладывались. Все, конечно, расстроились.

Тогда король Катикали Четвертый сказал, что на Акулью Челюсть несколько человек могут добраться на большой парусной лодке упи-проа. От Нукануки до этого скалистого островка всего лишь полсотни миль. Для упи-проа это раз плюнуть («гугги-макака»). Предки ходили на таких лодках даже на Самоа и Фиджи. Если выйти в плавание утром, то при ровном боковом ветре (а такой как раз и подул!) будешь на месте в середине дня! До вечера можно заниматься поисками, переночевать на берегу, а на следующий день вернуться…

Конечно, не было уверенности, что клад отыщется сразу. Уж очень загадочной казалась испанская фраза, говорившая, где зарыто сокровище. Какая-то буква в кружочке и направление «вниз от зеркала»! Или «в зеркале»? Но решили, что по крайней мере это будет первая разведка. Там, на месте, глядишь, станет понятнее, что к чему…

Самая большая (королевская!) упи-проа могла вместить шестерых. Король сказал, что капитаном он будет сам. А в помощники взял командира своей личной гвардии Кеа-Лумули. Разумеется, был включен в экипаж папаша Юферс. Он считался даже главой экспедиции. Шкипер Джордж тоже сказал, что поплывет на Челюсть, а распоряжаться ремонтом «Дюка» оставил помощника Сэма Ошибку. Затем неожиданно напросился Беппо Макарони.

Все очень удивились:

– Да ты же, Беппо, со страху помрешь! Вдруг там и правда призрак Ботончито! Ка-ак вылезет из-за скалы да ка-ак…

Но Макарони серьезно объяснил, что поэтому он и хочет поехать. При поисках кладов надо соблюдать серьезные правила, «а вы, неучи и пентюхи, никаких примет не знаете и, с нечистой силой как договариваться, сроду не слыхали…»

– Ну, ладно, – согласился шкипер Джордж, посмеявшись. – Осталось одно место. Есть еще желающие в гости к призраку? – И он обвел глазами матросов.

– А я!! – взвыл Гвоздик.

Тут все заговорили, что ему плыть не надо. Хотя это и не очень опасно, однако мало ли что!.. Ночевать придется на сырых камнях, а мальчик еще недавно так сильно болел…

Гвоздик просто задохнулся от такой несправедливости. А потом – ух и тарарам он устроил! Что такое получается? Разве не он уговорил дядюшку Ю сжечь в камине кресло? Если бы не это, никто бы и не узнал о сокровище! А кто спихнул с тропинки Нуса, когда спешили на шхуну?.. А в плаванье как было? Если кастрюли на камбузе чистить, так скорее «где наш юнга»! А клад искать – сразу «ты маленький»!

Гвоздик даже сделал вид, что пустил слезу (а может, и по правде пустил). И в этот момент явилась на шум Тонга Меа-Маа. Величественная, в мочальной юбке до пят, в суконной безрукавке, в медных кольцах и со своим колдуньим жезлом, на котором брякали костяные погремушки. Она узнала, в чем дело, подмигнула Гвоздику и заявила, что духи гневаются, если кто-нибудь обижает ребенка.

Король зачесал в затылке и почтительно объяснил грозной кузине, что для полной нагрузки и управления веслами и парусом нужно шесть взрослых.

– Ну так возьмите шестого взрослого, кто поменьше, – мудро рассудила тетушка Тонга. – И мальчика в придачу. Два маленьких – это один большой…

Взяли вместе с Гвоздиком коротышку Чинче.

А тетушка Тонга дала на прощание Гвоздику большой засахаренный банан. Погладила по голове: «Ах ты, мой паи-паи…»

Паи-паи – это были пушистые одуванчики, которые росли среди здешней тропической травы. Совсем такие же, как на окраинах Гульстауна, только очень большие…

Океан катил пологие нестрашные валы. Ровный ветер надувал похожий на полумесяц парус. Лодка мчалась, чиркая по воде боковым поплавком. Эти поплавки из долбленых стволов были укреплены на длинном поперечном коромысле и не давали опрокинуться узкому корпусу упи-проа. Гвоздик устроился на носу. Он делал вид, что все еще дуется на дядюшку и шкипера Джорджа. А на самом деле ему было неловко за недавние слезы. Хотя и почти ненастоящие, но все равно…

Упи-проа не плыла, а буквально летела над волнами. Наперегонки с большими чайками и летучими рыбами. Иногда набегали шипучие гребни и перекатывались через Гвоздика. Он развеселился и хохотал. Несколько раз он видел, как мчатся за лодкой косые плавники акул, но ничуточки не боялся.

Скоро на безоблачном горизонте замаячило темное пятнышко. Потом оно превратилось в торчащий из моря зуб. Рядом с ним выросли другие зубья. И наконец после полудня лодка подошла к серой гряде скал, которые полукругом подымались из воды. Действительно, будто брошенная среди волн акулья челюсть – вроде тех, что сушатся под плетеными крышами нуканукских шалашей, только в миллион раз больше. Ревущий белый прибой вставал у скал – не подойдешь. Но король Катикали повел свой корабль вокруг острова, и с другой стороны стал виден проход между скалами. Здесь, с подветренной стороны, прибоя не было, только толща воды тихо поднималась и опускалась, когда проходила мимо островка пологая зыбь.

Убрали парус, взяли узкие весла и, слушаясь команды Катикали, осторожно ввели лодку в бухту между острых камней…

5. ЧУЖИЕ СЛЕДЫ. – БУКВА «R». – ЗАКЛИНАНИЕ В КРУГЛОМ ГРОТЕ. —

ЕЩЕ ОДНА НАДПИСЬ. – АНКЕРОК.

Однажды Гвоздик был со школьной экскурсией в старинном замке рыцаря Саграмура, недалеко от Гульстауна. И сейчас ему показалось, что он опять попал во внутренний двор средневекового замка. Остроконечными башнями подымались вокруг темно-серые скалы. Разносилось между ними звонкое эхо – от ударов прибоя, который штурмовал этот замок снаружи, и от воды, которая потоками вливалась в щели между скал с одной стороны и уходила в горловину бухты с другой. Круглая бухточка была в поперечнике примерно полтораста футов (это с полсотни метров). Солнце стояло почти в зените, скользящими лучами освещало скальные обрывы. А на них…

– Да что же это такое! – вскричал дядюшка Юферс.

В замке Саграмура туристам категорически запрещалось писать на стенах – под угрозой большого штрафа. Но здесь штрафовать нарушителей было некому. И, наверное, поэтому всюду красовались надписи: названия кораблей, имена и даты. Хотя Акулья Челюсть лежала и не на оживленном судовом пути, но за несколько веков здесь побывало немало народу. И каждый, видимо, считал долгом оставить о себе память. Надписи были выбиты железом, выведены суриком и белилами, а то и копотью от свечи или факела. Испанские, английские, голландские и вообще не поймешь какие. Были даже иероглифы.

– Здесь побывали тысячи людей! – простонал папаша Юферс. – Какой тут может быть клад?..

Шкипер Джордж сказал:

– Не будем отчаиваться с первой минуты, господа. Как говорил мой дедушка…

– Ах, оставьте в покое вашего дедушку, капитан! Если сокровище здесь и было, его давно нашли и вывезли!

– Как знать, почтеннейший папаша Юферс. Дедушка говорил: «Не пошаривши в кармане, не клянись, что ты без гроша»… Ботончито был не дурак и, конечно, умел прятать то, что не хотел подарить другим…

– Но тогда мы все равно ничего не отыщем, – уныло возразил папаша Юферс, вертя головой. – Какое тут зеркало, какое «эр» в кружочке? Ничего не понимаю…

– А я понимаю! – Гвоздик подскочил так, что лодка закачалась с носа на корму. – Смотрите! Вон туда! «Миррор» – это ведь «зеркало»! И указатель!

На плоском скосе скалы, высоко над водой было выведено белилами:

1800

THE SHIP MIRROR

Мазали такой щедрой кистью, что все цифры и буквы как свеженькие. С последней ножки, когда писали, потекла краска да так и застыла – тонкой полоской с каплей на конце. Будто стрелка! Вниз!

– Ура! – вскричал папаша Юферс и чуть не опрокинул лодку, хотя она и была с поплавками.

– Что бы вы делали без меня? – горделиво сказал Гвоздик.

– Тише, тише, что вы… – зашептал Макарони. – Разве можно хвастаться и радоваться раньше срока! Сорвете дело…

И все притихли.

Лодку вытащили на плоский кусок суши у подножия одной из скал – подальше, чтобы не заливало. Потом по уступам и карнизам, а кое-где и по колено в воде пробрались в то место, на которое указывала от буквы R стрелка. Здесь, у самой воды, открылась за скальными обломками щель. Вход куда-то?

Дядюшка Юферс ринулся вперед, застрял, его с трудом вытащили обратно. Шкипер Джордж засветил фонарь, двинулся первым. Гвоздик – за ним. Потом остальные. Папаша Юферс, пыхтя и постанывая, протискивался сзади всех.

Пахнущий сыростью тесный коридор оказался коротким. Вскоре фонарь осветил стены круглого грота. Искатели сокровища заоглядывались. Они были теперь словно в большущем каменном бокале, перевернутом вверх дном. И… здесь тоже белели и темнели надписи, хотя и не так часто, как на скалах.

– Да-а… – печально сказал дядюшка Юферс. – Может, и был здесь когда-то клад. Только достался не нам…

– Но ведь мы еще не искали, – возразил Чинче.

– А где тут искать… – вздохнул опечаленный шкипер Джордж. В самом деле, стены грота были ровные, словно отесанные. Без всяких намеков на ниши или щели.

– Сами виноваты, – сумрачно объявил Беппо Макарони. – Кто же так разыскивает клады? Влезли, как в портовый кабак. Тихонько надо, и обязательно следует прочитать заклинание.

– И сразу появится бочка с золотом, – хмыкнул шкипер Джордж. – Ох ты, Вермишели… то есть Макарони.

Но остальные отнеслись к словам Беппо серьезнее. Папаша Юферс нерешительно спросил:

– А какое заклинание… господин Мак-Каррон?

– Если бы я знал! В этом-то и есть главный секрет… Но иногда надо полагаться на быструю догадку… Гвоздик, тебе ничего не приходит в голову?

– Не-а… – потерянно отозвался Гвоздик. – А что… должно прийти?

– Да все равно! Хоть считалка для игры какая-нибудь…

– Я все позабыл, – пробормотал Гвоздик и отвернулся. Взгляд его упал на короля Катикали и его начальника гвардии. Кеа-Лумули был невозмутим, а король явно расстроен. Ведь ему была обещана пятая часть сокровищ: поиски-то велись на территории его королевства (хотя его величество не скрыл, что на Акульей Челюсти он всего второй раз в жизни, а о капитане Румбе никогда не слыхал). Добавление в казну было бы совсем не лишним! Ведь королевство-то, честно говоря, совсем не богатое… Как у короля из считалки! У которого вместо дворца – домишко!