Текст книги "Гваделорка"

Автор книги: Владислав Крапивин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

ВТОРАЯ ЧАСТЬПОВИЛИКА

Граф

1

Когда Ваня вернулся после всех приключений и знакомств, хозяин квартиры был уже дома. Лариса Олеговна значительно сказала: – Иди поздоровайся с дедушкой. Вы сегодня еще не виделись…

Ваня кивнул. И пошел. По широченному, с нишами и поворотами, коридору. Лариса Олеговна шла следом и говорила:

– Он уехал, когда ты еще спал, у них с самого утра какие – то совещания и летучки, а потом ученый совет, потому что на днях почти все руководство разъезжается в отпуска: кто на свои ректорские дачи, а кто на заморские курорты, и только некоторыеостаются в лабораториях, потому что работа для них единственный свет в окошке, а дач все равно нет и никогда не будет, поскольку…

Ваня набрал скорость, чтобы оторваться от собеседницы…

Дверь в кабинет была распахнута. Профессор Евграфов сидел посреди комнаты в нелепой, но любимой позе. Поперек кресла. Согнутые ноги в шлепанцах свисали с пухлого подлокотника, а в другой подлокотник профессор упирался поясницей. Правую руку он возложил на спинку кресла, а в левой держал листы – похоже, что недавно взятые из принтера.

– Здрасте, Константин Мак… Матвеевич, – слегка дурашливо сказал Ваня с порога. Он позволял себе иногда так подшучивать: называть (или «чуть не называть») деда Константином Макарычем – как в рассказе Чехова про Ваньку Жукова. Ведь Ваня мог бы и сам оказаться Жуковым – если бы мама настояла, чтобы сына записали под ее фамилией. Однако настоял папа.

«Что такое Жуков? Ну ладно, ну маршал… А Повилика – старинная фамилия представителей русской интеллигенции…»

«Представитель… – сдержанно негодовала мама. – Ты даже не знаешь в точности, кем был твой прадед!»

«Потому и не знаю, что он был интеллигентом. В тридцатых годах их, голубчиков, первыми отправляли на лесоповалы… Тем не менее известно, что он писал музыку. Даже в лагере…»

Ваня стал Повиликой. Иногда казалось, что Жукову жилось бы проще, без всяких там перевираний и подначек (были даже и учительские шуточки: «Языком не мели – ка, милый друг Повилика…»). Но в общем – то он привык. По крайней мере ни с кем не спутают… Про это у Вани как – то зашел разговор с дедом – профессором. Тогда тот и спросил: «А сам – то ты Чехова читал? Или знаешь про несчастного Ваньку понаслышке?» Ваня сделал вид, что обиделся. Сообщил, что не только читал, но даже учил рассказ наизусть, почти целиком. В третьем классе. Для выступления на посвященном Антону Павловичу утреннике. И не выдержал, хихикнул:

«Милый дедушка Константин Матвеич… то есть Макарыч… Сделай божецкую милость…» – Посмеялись тогда…

Сейчас профессор благосклонно глянул поверх бумаг.

– Здравствуй, племя младое… Знаешь, что такое Большой адронный коллайдер?

– Не – а, – беспечно отозвался Ваня. – Мы не проходили… – И добавил из вежливости: – А что это?

– Такой бублик… а точнее, кольцевая труба длиною в двадцать семь километров. На границе Франции и Швейцарии. Ускоритель атомных частиц, радость и надежда многомудрых ученых – атомщиков. Если верить статье, они готовят крупнейший в истории человечества эксперимент. Разгон и столкновение встречных пучков протонов, которые движутся фактически со скоростью света… Утверждают, что число столкновений достигнет миллиардов раз в секунду…

– С ума сойти, – искренне сказал Ваня. Число «миллиард» всегда поражало его воображение.

– Да… И всерьез принялись за это. Вот послушай: «Охлаждение обмоток сверхпроводящих электромагнитов коллайдера подходит к завершению. Большинство из них уже достигли рабочей температуры всего на два градуса выше абсолютного нуля, минус двести семьдесят один по Цельсию, и ученые надеются начать разгон первых пучков частиц уже в следующем месяце…»

– Хорошо им там…

– Ты уверен? – профессор приподнял клочковатую бровь.

– Конечно. Такая прохлада. А здесь, как в пустыне Гоби. Рубашка приклеивается к спине…

– Кое – кто опасается, что и от этого опыта станет жарко, – с непонятным ехидством разъяснил Константин Матвеевич. – На месте столкновения частиц может возникнуть черная дыра, вроде тех, что наблюдаются в глубинах космоса. Она в один момент пожрет всю округу, а затем и планету… Предполагают разные варианты. Один из них такой. Зародившаяся «дырка» для начала проникает в центр планеты, потом разрастается и съедает внутренность Земли до самой верхней оболочки… – Он опять глянул поверх листов. – Представьте, идет наша баба Лара… то есть Лариса Олеговна… идет она на рынок, ни о чем не ведает, и вдруг все под ногами и вокруг превращается в беспросветную пустоту. То есть в черную дыру…

Лариса Олеговна, которая стояла в дверях за Ваней, не дрогнула. Сообщила, что она давно уже в черной дыре, каковой является эта квартира. Только сегодня она внесла очередную квартплату, которая почему – то оказалась на двести рублей больше прежней. И это при всем при том, что и раньше приходилось отдавать немыслимые суммы – такие, на которые можно было бы снять на все лето дачу в деревне Падерино, где живет ее знакомая Эльвира Даниловна, с которой они в прошлом году были в профилактории и чей племянник… нет, двоюродный брат… нет, племянник… недавно уехал в Швецию, потому что там открылась фирма, в которой…

– О Создатель… – сказал Константин Матвеевич, укрываясь за бумагами.

– И Создатель здесь ни при чем, потому что надо самим проявлять инициативу, как, например, комендантша этого дома Алевтина Григорьевна, которая ухитрилась за полцены приобрести участок у озера Малая Колыбель, поставила там щитовой домик и сдает его в аренду рыбакам, поскольку в озере еще есть рыба, хотя местные газеты, которые всегда пишут разную чепуху, утверждали, что…

– У тебя молоко всплыло на плите, – сообщил профессор.

– Не сочиняй, Граф, я не включала плиту. Просто ты не хочешь слушать, когда тебе говорят дельные вещи. Если бы у нас был загородный домик, внук не торчал бы в пыльном городе, а отдыхал на природе, как все нормальные дети и, кстати, как его родители, которые сплавили мальчика в эту дыру, а сами разъезжают по заграницам и…

– Да не дыра здесь, мне здесь хорошо! – взвыл Ваня.

– Но ты неделю назад сам сказал «захолустье», когда мы ехали в магазин «Лира» за твоей кроватью…

– Ну так это тогда! Дождь был, и улицы в лужах, и заборы мокрые, и… не привык еще. А сегодня познакомился с ребятами…

– Приличные ребята все с родителями на юге или на дачах. Остались всякие беспризорники. Не хватало еще, чтобы ты связался с такими…

– О Создатель, – выговорил Ваня в точности как профессор. И Лариса Олеговна снова сказала, что Создатель ни при чем, и… Но в этот момент снаружи позвонили. Кажется, пришла соседка и собеседница Софья Андреевна, и Лариса Олеговна поспешила в прихожую.

Ваня прыгнул в кресло напротив деда. Сел в той же позе – ноги снаружи подлокотника. Откинулся.

– Константин Матвеевич, у вас книги по всем комнатам. Столько тысяч. Вы их все читали?

– Нет, конечно. Многие нужны, как справочная литература. Хотя в общем – то читал немало. Ради дела и ради удовольствия…

– Но ради дела… сейчас же почти всё можно отыскать в Интернете…

Дед был не против беседы с мальчиком. Наверно, кого – то переспорил на ученом совете и теперь пребывал в благодушном настроении.

– В Интернете есть далеко не все, дорогой мой, не обольщайся. К тому же книга – вещь незыблемая. Она придает прочность бытию. Даже любезная Лариса Олеговна никогда не пыталась оспорить эту истину…

– А тогда… можно я еще спрошу?

– Да на здоровье!

И Ваня спросил то, что с самого начала ему было непонятно:

– Бабушка… Лариса Олеговна… она хорошая. Но она же… не такая, как вы. И вы с ней… все время спорите. Как получилось, что вы решили пожениться?

– Ха! – отозвался профессор Евграфов. Кажется, с удовольствием. – Ты усмотрел частные несогласия, но не уловил сути. Твоя бабушка – стержень моего бытия. Именно такая, какая есть. Наше с ней существование отражает диалектику природы. То есть противоречия, без которых невозможна жизнь… – Он вдруг спохватился: – Я понятно говорю?

– Понятно… – кивнул Ваня. Без особой, впрочем, уверенности.

– Объясняю проще. Вот мы с ней малость поругаемся, и мир обретает привычные формы. Прочность… Это как с частицами разных зарядов. Они соединяются, и возникает крепкая атомная структура… Уяснил?

– Вроде бы да… А тогда можно я еще спрошу?

Константин Матвеевич хмыкнул:

– Валяй, пока я добрый.

Ваня решился на этот вопрос не сразу. Но дед и правда был сегодня добрым. В такие моменты он позволял и шутить с собой, и задавать всякие вопросы. Порой даже нахальные.

– А Марго… – выдавил Ваня (все же с опаской). – Она… какая частица?

– Че – во? – сказал профессор и подобрал ноги.

– Ну… – Ваня тут же струхнул. – Я просто подумал… Ба… Ларисе Олеговне, наверно, не очень нравится, когда Марго смотрит на вас… влюбленными глазами…

«Сейчас прогонит. И поделом…»

2

Марго – это была очень грузная и решительная дама лет тридцати. Профессор Евграфов за всю жизнь так и не обзавелся своей машиной, но в Турени университет выделил ему слегка помятую «Волгу» табачного цвета и заодно – «водительшу» Маргариту Павловну, которую все за глаза и в глаза именовали Марго.

Марго смотрела на жизнь сумрачно и в то же время бодро. Была немногословна и решительна. И безотказна в делах. Это она (вместе с Ларисой Олеговной) встретила Ваню в аэропорту. Она же несколько дней подряд возила внука и бабушку по магазинам (поскольку «ребенка прислали сюда в лохмотьях и даже без зубной щетки»). Обе женщины были друг с другом подчеркнуто вежливы. Говорили «любезная Марго» и «милейшая Лариса».

Была Марго мастером на все руки («не чета всяким там пьяницам – мужикам»), а громадное профессорское жилище требовало мастера постоянно: то труба протекла, то розетки греются, то жалюзи следует укрепить на балконах…

– Будет исполнено, Граф, – каждый раз отвечала Марго, не теряя величия. (Лариса Олеговна улыбалась.)

Когда Ваня впервые оказался в «дедовой» квартире, он задумчиво сказал, что здесь можно ездить на велосипеде. Константин Матвеевич согласился:

– Стоит попробовать… – И выволок из кладовки складной велосипед «Кама» образца семидесятых годов прошлого века. – Прихватил из Новосибирска, думал тряхнуть стариной на родных улицах, да не собрался… Марго, сможешь наладить этот экспонат?

– Нет проблем… – сказала Марго, но тут же неодобрительно глянула на Ваню: – А что, дитя само не справится?

Ваня честно сказал, что никогда не чинил велосипеды. Потому что их у него не было. Потому что мама отчаянно боится, что «ребенок свернет шею или угодит под колеса».

Константин Матвеевич глянул с жалостью:

– Так ты, значит, и ездить не умеешь?

Ваня сказал, что умеет: учился на чужих великах. Есть добрые души, давали покататься. Мама не знала, иначе схватила бы инфаркт.

Лариса Олеговна не одобрила дочь:

– Однако, отсылая ребенка за тридевять земель, она инфаркт не схватила.

– Она знала, что ты такая же перестраховщица, – объяснил профессор. – Что не спустишь глаз с бедняги…

Лариса Олеговна подтвердила, что да, она перестраховщица. Но тем не менее запрещать внуку ездить на велосипеде она не станет. Потому что мальчик должен расти мальчиком. А то может случиться, как с сыном ее знакомой Риммы Даниловны… это та, которая недавно переехала из нашего квартала в новый микрорайон… Там оборудована специальная площадка для велосипедистов, а он…

– Микрорайон или племянник? – спросил профессор.

Лариса Олеговна посмотрела на мужа долгим взглядом. И сообщила, что, если любезная Марго не справится с ремонтом «этого экспоната», внуку будет куплен новый велосипед.

– Я починю, Граф, – пообещала Марго.

И починила через день. И Ваня в самом деле прокатился по квартире. А потом и по ближним кварталам. Но потом почти не катался, потому что сперва была слякотная погода, а после оказалось, что гулять пешком интереснее.

Но вот теперь велосипед очень даже пригодится! Во – первых, на нем за пять минут можно добраться до Кольцовского переулка, где двор Андрюшки Чикишева. Во – вторых, можно улизнуть от Квакера и компании, если те возникнут в опасной близости…

Такая вот мысль мелькнула, когда Ваня, обмирая, спросил профессора про Марго. Но главной была другая мысль: не разгневается ли Константин Матвеевич?

Тот не разгневался. Сказал назидательно:

– Никакой влюбленностью тут не пахнет, потому что Марго закоренелая мужененавистница. Переживши несколько сердечных драм, она пришла к твердому убеждению, что все мужчины – ничтожества… Своего последнего супруга она выставила прямо с балкона второго этажа. Подержала на весу и отпустила… Кстати, он был генерал – майор…

«Она может!» – подумал Ваня со смесью испуга и веселья.

Профессор продолжал:

– А на меня она смотрит не как на предмет обожания, а с пониманием моей роли в жизни и науке. Марго считает, что в мужской части человечества осталось лишь несколько достойных представителей и я – один из них… Если же Лариса Олеговна усматривает во взглядах Марго нечто иное, то и пусть. Это даже полезно… Давай в шахматишки, а?

– Давайте! – дрыгнулся Ваня.

Вообще – то он не очень хотел играть (знал, что продует). Но с дедом было интересно. Кроме того, Ване нравились тяжелые костяные фигуры в виде русских воинов и крестоносцев. Дед купил эти шахматы в антикварной лавке «Та эпоха», он любил старинные вещи.

– Расставляй, а я сейчас… – велел он.

Ваня подтащил к креслам перламутровый столик, а профессор пошел из кабинета. Высокий, худой, сутулый. С нестрижеными пегими волосами – под ними на макушке едва угадывалась лысинка. Походкой своей дед слегка напоминал страуса, у которого побаливает нога. И в лице было что – то птичье. Не хищное, а как у журавля – парикмахера из старого мультика. Большой нос у лба был прямым, но потом плавно изгибался и остро торчал вперед. Когда Константин Матвеевич шагал, казалось, будто он хочет что – то подцепить носом перед собой. Это, однако, не делало профессора смешным. Была в его походке и внешности этакая устремленность…

Ваня знал, что сейчас, дошагав до кухни (расположенной за тридевять земель), Константин Матвеевич откроет там полированный шкафчик, достанет плоскую бутылку, нальет из нее в рюмку коричневое зелье и опрокинет в горло. И Лариса Олеговна скажет «дежурную фразу»:

– В конце концов ты сопьешься окончательно.

И муж привычно ответит ей, что, во – первых, выражение «в конце концов окончательно» – это тавтология. А во – вторых, если за шестьдесят восемь лет своей каторжной жизни он не спился, то опасаться этого в оставшиеся годы бессмысленно…

Видимо, все так и произошло. Потому что Константин Матвеевич вернулся с бодрым блеском в глазах. Ваня протянул ему два кулака с зажатыми в них пешками – воинами. Дед угадал белого витязя, взгромоздился опять поперек кресла и сделал первый ход. Ваня двинул по клеткам черного крестоносца…

Они играли не спеша, без большого азарта. На часах был вечер, но солнце за окнами жарило все еще крепко. Мимо шторы проникало в кабинет, серебрило профессорские волосы и теплой полосой накрывало Ванины ноги. Дед скользнул по ним глазами и заметил:

– Я смотрю, ты сегодня изрядно обуглился…

– Еще бы! Весь день на солнцепеке… Константин Матвеевич, а в черной дыре какая температура?

– А фиг ее знает, – отозвался профессор тоном пятиклассника. – Я там не бывал. К счастью… Смотри, прозеваешь коня…

Ваня в свою очередь, сказал, что «фиг с ним, с конем». У него зрела хитрая комбинация.

– Дело не только в черных дырах, – сообщил профессор Евграфов. – Могут в этом (не к ночи будь помянут) коллайдере возникнуть и другие эффекты. Например, вспухнет так называемый пузырь «истинного вакуума», начнет стремительно расширяться, и атомные ядра в пределах всей Вселенной превратятся в «странное вещество» (это такой специальный термин). И, конечно же, для нас там не найдется места…

– Жуть какая… Шах… А это по правде может быть? Дыры и пузырь? И вещество…

– Физики утверждают, что шансы не велики… Но и не равны нулю. Вот запустят свои пучки – поглядим, если успеем… Я же предупреждал про коня… Ай, нет! Я перехожу!

– Ладно уж, – великодушно согласился Ваня… – Константин Матвеевич, а к вашей работе этот кол – брайтер… или как его… имеет отношение?

– Слава богу, никакого… Слушай, дитя мое, я предлагаю…

– Ничью, что ли? Не – а… – У Вани в кои веки проглядывался шанс на победу.

– Не о том речь… Ты в какой – то степени мой внук. Если не в родственном, то хотя бы в социальном плане…

– Ага… То есть как это?

– В системе нынешних семейных отношений… А потому обращайся ко мне на ты и… «дедушка» звучит сентиментально, поэтому можешь говорить «дед»… А еще лучше…

– Уж куда лучше – то, – с удовольствием вставил Ваня. Предложение ему понравилось.

– Лучше – это как в старом анекдоте про Сталина. Когда какой – то генерал или маршал начал однажды свой рапорт: «Товарищ генералиссимус Советского Союза, Верховный главнокомандующий…», Иосиф Виссарионович, который был в добром расположении духа, махнул рукой: «Давай, братец, без церемоний. Зови меня просто «Вождь». А ты зови меня просто «Граф». Так меня зовут все на свете. И знакомые, и ненаглядная супруга, и даже родная дочь, обитающая нынче во Франции… Идет?

– Ой… ладно… То есть «идет»! Кон… то есть Граф! А я сегодня слышал, что ва… тебя так звали еще в школе! От твоей одноклассницы слышал. То есть не совсем одноклассницы, а из параллельного… Она говорит, что ты ее, наверно, не помнишь, но она тебя помнит. Это Любовь Петровна Грибова…

– Ва! Как это не помню! Синяпка!.. Она всегда смотрела на меня влюбленным взором. Только ответных чувств у меня она не вызывала, поэтому наши отношения оставались… так сказать, поверхностными… Слушай, я сдаюсь. Зачем продлевать агонию, ты меня зажал…

– Ага! – восторжествовал Ваня. – То – то же!.. А Синяпка, то есть Любовь Петровна… она хотела тебе сегодня позвонить и спросить, почему ты ни разу не пришел в клуб школьных ветеранов…

Граф слегка затуманился:

– С «ветеранами» я и без клуба встречаюсь иногда. С отцом Николаем, например, настоятелем ближней церкви… А в том клубе одни дамы, даже пива не выпьешь… Да и где взять время?.. А ты как познакомился с… кто она теперь? Любовь Петровна?

– Да…

И Ваня подробно изложил историю с помидорами. А затем, не пощадив своего самолюбия, признался, что его спасала десятилетняя «Синяпкина внучка». И что она тоже, наверно, до конца не спасла бы, если бы не тот выстрел…

Граф сидел, почесывая макушку белым шахматным королем (вернее, славянским князем в шишаке). Смотрел куда – то мимо Вани. Потом усмехнулся:

– Надо же… Вот уж не думал… Неужели стреляют до сих пор? Не утеряли обычай…

– Конечно! Бабахает эта штука так, что во всем университетском центре слыхать… А ты не слышал сегодня?

– Не обратил внимания. Мало ли нынче пальбы! То автомобильные выхлопы, то молодожены фейерверк пускают посреди бела дня…

– Но этот выстрел был погромче… А ты сказал «неужели». Значит, ты слыхал про такой обычай раньше?

– Само собой, – усмехнулся профессор. – Еще в ту пору, когда пребывал в твоем счастливом возрасте.

– Ух ты!.. Граф, расскажи!

– Ну… начало теряется в глубинах истории…

Однако продолжить Граф не смог. Опять появилась Лариса Олеговна.

3

Она увидела рассыпанные на столике шахматы и обрадовалась:

– Отрадно застать мужчин за умным занятием! Говорят, шахматы усиливают гибкость мышления. Это я слышала от…

– А я выиграл у Графа! – воскликнул Ваня. Не столько, чтобы похвастаться, сколько из опасения услышать историю о племяннике Софьи Андреевны, который однажды участвовал в коллективной игре против Каспарова и обязательно бы выиграл, если бы…

Константин Матвеевич в свою очередь сообщил, что ничего особо умного в шахматной игре нет. Так, механические упражнения для ума среднего уровня…

– Ну, что ты такое говоришь! Совсем недавно в передаче программы «Интеллект» рассказывали, какое это древнее искусство и какое бесконечное число комбинаций возможно на шахматной доске, а у нас на работе есть старший агент Илья Зиновьевич, так он читал, будто…

– Не бывает бесконечных комбинаций! – рассердился (или сделал вид, что рассердился) Граф. Нынешние чемпионы еще могут кое – как состязаться с компьютерными игроками, но искусственный интеллект ближайшего будущего в короткое время рассчитает все мыслимые шахматные варианты. И в количественном и в качественном плане. Игра потеряет смысл…

Профессор знал, что говорил. К созданию искусственного интеллекта (то есть электронных супермозгов) он имел прямое отношение. И об этом у них с Ваней раза два уже случались беседы. Однажды, тоже за шахматами, задребезжал подаренный дедом мобильник (звонила мама), и раздосадованный перерывом в игре профессор тихо помянул черта. И сказал, что мобильные телефоны – несчастье всепланетного масштаба. Ваня возразил, что не представляет, как раньше люди жили без мобильников. Без возможности в любой момент позвонить куда хочешь и кому хочешь. Ну… маме, например. А то можно ведь с ума сойти от неизвестности.

Константин Матвеевич возразил, что жили земляне в прошлые времена без телефонов и радио и были не менее счастливы, чем теперь. Уходили в долгие плавания на месяцы и на годы и с ума не сходили. Да, неизвестность и тревоги – это испытания для души. Но зато сколько радостей приносили моменты возвращений и встреч!

– А если при встрече вдруг узнаешь… о какой – нибудь беде? – осторожно сказал Ваня.

– Ну а телефоны что? Щит от беды, что ли? – хмыкнул дед. – Где – то они полезны, а где – то наоборот…

Ваня был не согласен. И спросил: может, и от компьютеров где – то «польза наоборот»?

Константин Матвеевич буркнул, что это «как посмотреть». Мол, человечество существовало долгие тысячелетия без всяких там микрочипов, которые придуманы буквально в ближайшие десятки лет.

– Да, конечно, здорово, когда элемент размером с рыбью чешуйку хранит в себе уйму информации. Но ведь этого добились совсем недавно. А раньше…

Он вдруг вспомнил какого – то друга детства, который участвовал в монтаже первых советских ЭВМ.

– Чего? – не понял Ваня.

– Электронно – вычислительных машин. Предков нынешних персоналок и ноутбуков… Я – то в ту пору занимался еще историей и ничем больше, а он… – Потом он рассказывал, какие у тех машин были размеры. – То, что сейчас в одной «чешуйке», тогда занимало объем кабинетного шкафа. Схемы на радиолампах… Они грелись, как голландские печи…

– А как это получилось? Ну, чтобы утолкать целый шкаф в одну такую пластиночку?

Профессор Евграфов увлекся. Начал толковать про полупроводники, электронные микросхемы… Ваня моргал и не понимал.

– А как их делают – то, такие крохотные?

Дед начал объяснять про громадные цеха с великанскими линзами высочайшей точности (и безумной стоимости). Рассказал, как изображения десятиметровых, сделанных компьютерами (а то и вручную) схем с помощью этих линз уменьшают до небывалой крохотности, проецируют на «чешуйки» со специальным покрытием, а точнейшие лазеры на этом покрытии гравируют схемы…

Он увлекся, вытащил папку журналов с фотографиями этих линз и цехов, со статьями, у которых Ваня не мог понять даже названий… Но кое – что Ваня все же понял. Вернее, ощутил нервами – все это соотношение громадности и крохотности. Он так и сказал:

– Просто жуть берет. Сколько всего можно утолкать… в один миллиметрик…

Константин Матвеевич с удовольствием (словно сам это придумал) сообщил:

– «Миллиметрик», друг мой Ваня, в иных случаях может быть объемом не меньше космического пространства. Что люди знают о микромире? Знают кое – что многомудрые физики – теоретики, но и они – не всё… Микромир – такая же вселенная, какую мы видим, когда смотрим в супертелескопы. Только с обратным знаком…

– Как это?

– Здесь нужен, так сказать, «взгляд под ноги». На звезды и туманности мы глядим, задрав головы… А у нас под ногами не меньше загадок. Что мы знаем о природе земных глубин? До сих пор не можем колупнуть кожуру планеты глубже нескольких километров. А тайны океанов? То же и в микромире: до фига неясного…

Это «до фига» сразу поставило Ваню на должный уровень понимания (так ему показалось). А дед продолжал:

– Есть такой научный труд: «Масштабная гармония Вселенной». Автор берет там за среднюю величину сравнения живую белковую клетку. Вроде тех, из которых состоим мы, грешные. Их, кстати, можно увидеть лишь в микроскоп… Затем упоминает самую крохотную микрочастицу – ей ученые дали условное название «максимон»…

– А почему условное?

– Потому что ничего о ней толком не знают… Но кое – что все же знают… И вот оказывается, что этот максимон меньше белковой клетки во столько раз, во сколько клетка эта меньше всей известной человечеству Вселенной со всеми ее галактиками…

– Обалдеть можно… – искренне изумился Ваня. – Это как – то… не влезает в голову.

– В голову не влезает, но расчетам подчиняется. Математикам все едино – что цифра «один», что «один» с триллионами нулей… И вот, пишет автор книги, оказывается, что белковая клетка находится как раз в середине масштабной гармонии мира. От нее как бы расходятся два измерения: одно в бесконечную громадность, другое в бесконечную малость. И возникает вопрос: может, не случайно клетка, образующая жизнь – в том числе и жизнь разумного человека, – оказалась в центре мирового измерения?

– Можно я схожу, суну голову под кран? – спросил Ваня. Наполовину всерьез.

– Ясно! Задурил я тебе мозги, да? Ничего не понятно?

– Нет… кое – что понятно… – И Ваня не пошел мочить голову. – Значит, иногда молекулу можно считать громадной, как земной шар, да?

– Талантливое дитя!.. Кстати, ты слышал про нанотехнологии?

– Нано… что? А! Это про нанороботов? Такие крохотные роботы размером с молекулу! Их можно будет запускать в больного человека, и они там смогут уничтожать все причины болезней! Да?

– В частности, так… – Дед неожиданно помрачнел, рассеянно объявил Ване мат и уточнил: – Можно запускать в больных… А можно и в здоровых. Ты, может быть, слышал, что у людей разных рас есть некоторые генетические различия? И вот вполне можно будет взять нанороботов, задать им программу, чтобы прекращали жизнедеятельность у представителей той или иной расы, запустить над армией противника беспилотники с распылителями… Никакой взрывчатки, никаких термоядерных зарядов. Тихо и культурно…

– Но… Это, наверно, все – таки фантастика? – нерешительно сказал Ваня. Стало неуютно.

– Сегодня фантастика… Смотрел «Звездные войны»?

– Конечно! У меня на дисках все серии…

– Вот сейчас покажу одну штуку… – Константин Матвеевич выбрался из кресла, шагнул к столу с большущим компьютерным экраном. Надавил кнопки. Запрыгали цифры, картинки рекламы (и, конечно, голые девицы). Потом Ваня увидел взрыхленное коричневое поле с чахлыми кустиками и редкими деревьями. Среди кустиков двигалась машина, похожая на заморское животное «броненосца». То ли на гусеницах двигалось, то ли на воздушной подушке. Взбиралось на горки, вращало на спине плоскую башенку со стволами, башенка плевалась тонкими красными лучами. От лучей загорелась кривая сосна. Потом «броненосец» встал на членистые ноги, подошел к другой сосне, выпустил клешни. Цепляясь клешнями, ловко забрался до середины ствола, лучом срубил над собой древесную верхушку, превратился в бронированный мяч, упал на землю, прокатился, снова выпустил ноги, зашагал, грянул из короткого ствола – вдали вырос грибообразный взрыв…

Показались еще несколько механических чудовищ. Разных. Но одинаково зловещих. Тоже плевались огнем, карабкались, прыгали через овраги, тонули в ручье и легко выбирались на берег…

«И правда как «Звездные войны»…» – мелькнуло у Вани. А дед сказал:

– Это новые разработки военных американских роботов…

– Разве… они не секретные?

– Может, какой – то самонадеянный лаборант уволок диск со служебной съемкой и запустил в Сеть, чтобы похвастаться. У янки с дисциплиной не всегда ладно… А может, решили показать специально: вот, мол, ничего не боимся… Смотри, эти механические твари действуют не хуже дрессированных животных. В них наверняка зачатки искусственного интеллекта… Похоже, что на данный момент они неуязвимы. Разве что прямое попадание атомного снаряда… Но где возьмешь столько снарядов? И что после этого останется от матушки – планеты…

– Граф, ты совсем спятил, да? Хочешь, чтобы ребенок не спал ночью? – Оказалось, что Лариса Олеговна стоит у них за спиной. – Вы там у себя в лабораториях путаете друг друга, а дети при чем?

Профессор встряхнулся:

– Баба Ла… Олеговна то есть… права. Не бери в голову, это ведь так, пропагандистский ролик, скорее всего…

Как ни странно, в тот раз Ваня этот разговор и телекадры в самом деле не очень «взял в голову». Его ждал «спрятанный» в ноутбуке роман Жюля Верна…

А вот сейчас, после шахматного выигрыша у Графа (казалось бы, радоваться надо!) и после нового разговора про искусственный разум, Ваня вдруг ощутил беспокойство. Смутное такое. Вроде как днем, при упоминании о Гваделупе.

– Кон… Граф, а в тех роботах, которые ты тогда показывал. Ну, в американских… правда, есть искусственный разум?

– Смотря что называть этими словами…

4

– Смотря что назвать интеллектом, – усмехнулся Граф. – Если способность набитой чипами консервной банки рассчитывать, как проще и дешевле уничтожить часть человечества, то конечно… А если способность осознать глубину Семнадцатой сонаты Бетховена, то увы… Впрочем, жестянкам – роботам Бетховен до лампочки. Как и тем, кто их клепает…

Ваня потер переносицу и решился еще на один вопрос. Сказал с опаской:

– Граф… но ты же говорил, что сам занимаешься постройкой… то есть созданием искусственного разума. И компьютерных сетей нового поколения, в которых этот разум будет развиваться… Зачем ты тогда…

– Потому что процесс познания остановить невозможно. Человек постоянно старается докопаться до сути разных явлений. Расковыривает неведомые ему игрушки природы. Как дошкольник, нашедший гранату времен Второй мировой… И в результате – то Хиросима, то Чернобыль, то глобальное потепление климата… Или пузыри абсолютного вакуума… И то, и другое, и десятое можно использовать для укрепления власти одних людей над другими…

– Граф, а зачем? – тихо спросил Ваня.

– Что зачем, дорогой мой? Расковыривание «игрушек»? Или власть над людьми?

– Ну… вообще… Всё такое… Я как – то лежал вечером и думал. Почему, если у человека есть миллиард долларов, ему нужны еще миллиарды? Ведь он и так может получить все, что хочет…

– Кроме полной власти…

– А зачем эта власть? Ведь те люди, которыми властелин командует, они же не будут его любить. Наоборот…

– А ему и не надо, чтобы любили. Надо, чтобы подчинялись. Чтобы «чтили» его…

– Это как Наполеона, да?

– Ну, не только… Наполеон был еще не самой большой сволочью… Кстати, многие его и чтили, и любили. Некоторые находят в пресмыкании радость…