Текст книги "Хроники российской Саньясы. Том 2"

Автор книги: Владислав Лебедько

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

В: Но это ведь надо было сразу найти хотя бы несколько зрелых людей, как ядро такого коллектива. А такие люди – везде и всегда редкость. Как вам это удавалось?

В.С.: И зрелых, и незрелых. А иногда даже наоборот – каких-то совершенно диких людей, которые и не подозревали о возможности какой-то другой жизни, о том, что они могут что-то там сделать… Вот возьмите образ – Иванушка – дурачок: незрелый ведь человек. Но кто из него вышел, в результате!

В: Так как же вы практически это осуществляли?

В.С.: Ну, зачем все это открывать. Это приоткрывается тому, кто действительно хочет и может с такими вещами работать.

В: Какие группы, созданные вами, работают до сих пор?

В.С.: Есть такие группы. В Сибири, например, в Академгородке, в Одессе, на Кавказе, в Душанбе, в Прибалтике. Там у них уже своя динамика, но они продолжают работать, развиваться.

В: Ну, хорошо, группы сохранились. Но удается ли им сохранить Идею, когда прервана связь с источником, когда они работают уже без вас? Ведь не могли же вы, работая с таким множеством групп везде осуществить передачу Традиции…

В.С.: Да, люди работают уже самостийно. Насчет первоисточника вы, действительно, очень правильно заметили, – не в бровь, а в глаз. Конечно, когда присутствует контакт с первоисточником, тогда и качество работы добротное, а если все идет самостийно, то это конечно не совсем то. Поэтому в этих группах много самостоятельных проявлений, многие из тех, кто тогда со мной начинал, стали сами уже крутые, пишут книги, создают целые Школы. Но ведь не будешь всех заставлять плясать под свою дудку… Это глупо. Люди сами должны до этого дорасти, если они этого хотят и могут. Но вот дать первый импульс, зажечь, вдохновить, создать ситуации – это была моя работа. Дальше они уже сами решали, в каком направлении идти.

В: Как возник «Корабль Дураков»?

В.С.: Это просто одна из форм. Существует она уже достаточно хорошо. Для ситуации андерграунда эта форма зарекомендовала себя очень удачно. Дурак – что с него взять? И как воплощение сказочной идеи: дурак вроде бы и действует как-то порой нелепо, по-дурацки, но, тем не менее, почему-то достигает своей цели; то, что у многих умных не получается. А когда еще целый корабль таких дураков, то это уже очень интересно.

В: А какая в этом ваша позиция?

В.С.: Чисто культуртрегерская. Моя задача – передавать это качество, – сказочной жизни по мудрым и не таким уж простым, как это на первый взгляд кажется, сказочным законам. Но такое качество можно развить только в каких-то оранжереях и оазисах, – так, само по себе оно редко встречается. Оно возникает в многочисленных пробах и исследованиях. Ну, вот как Георгий Иванович Гурджиев изучал различные типы индивидуальностей, типы взаимодействий, в самых разных условиях, местах, странах, этносах.

В: Вы себя можете назвать продолжателем Традиции московских тамплиеров?

В.С.: Да я могу назвать себя продолжателем этой Традиции. Может быть, она и уйдет вместе со мной, когда я помру. Так часто бывает. А может быть она где-то и вспыхнет, – в Москве ли, в Питере, может быть где-то в Азии или в Европе. Вот уже несколько лет мы основательно работаем в Польше и в Чехии. Вообще мы проникли во многие страны Европы, где тоже существуют наши оазисы.

В: Я так понял, что вам близки идеи и методы работы Гурджиева. Это так?

В.С.: Да, где-то лет в восемнадцать я познакомился с его идеями и они стали мне близки. Многие его книги я переводил. И не только его, но и многое, что с ним связано. Потом мои переводы ходили в Самиздате.

В: Я наслышан, что вы часто создавали для своих учеников неординарные ситуации.

В.С.: Так любое эффективное обучение происходит только через неординарные ситуации…

Ближе к концу встречи Владимир предложил мне поспрашивать о ситуациях, которые он создавал для своих учеников, их самих. Встретиться с некоторыми его учениками мне довелось уже позже. В августе я приехал к Наташе. Первый вопрос, который я задал ей, был о том, как бы она смогла описать: кто такой Владимир Степанов.

16 августа 2000 г.

Наташа: Я познакомилась с Володей в Питере в восемьдесят пятом году, когда он со своими учениками ездил с командой Козлова (рок-группа «Арсенал»).

Влад: Чем они занимались у Козлова?

Н: Они работали осветителями. Сам Степанов был идеологом всей группы. Ездили, конечно, по всем городам и весям и знакомились с разными интересными людьми. Таким образом, они как-то распространяли свои идеи. К моменту нашего знакомства они уже лет шесть ездили с Козловым. Чем занимался Володя до этого? Он имеет два образования: философское и языковое. Может еще что-то. В начале семидесятых он занимал в социуме какое-то высокое положение. Жил он в Москве. А потом резко ушел с работы и приехал в Питер. Он стал вольным человеком, и вокруг него стали собираться ученики.

В: Что привлекало людей в Степанове? Почему люди шли учиться у него?

Н: С ним было очень интересно. Он мог почувствовать и удовлетворить мотивацию человека, которая возникала на самом глубоком внутреннем плане.

В: Что он предлагал ученикам?

Н: Очень широкий спектр всего, что Володя предлагал. Человек он очень масштабный. Он сразу видел человека. Видел, что в нем есть, что необходимо развивать. Он отвечал на внутренние вопросы людей, многие из которых даже не назывались вслух. Причем отвечал не просто на словах, но и действиями, и на сущностном, бытийном плане. Проходя с ним какие-то километры жизни, человек начинал осознавать себя, становился зрелым, приобретал форму – ту форму, которая была ему как бы предназначена по судьбе, – Володя только все это точно выстраивал. Это он всегда умел делать.

В: Каков стиль его обучения? Как это происходит?

Н: По-разному для разных людей. В шестидесятых – начале семидесятых годов обучение было построено очень жестко. Как в монастыре – послушание. Ученики находились с ним в отношениях послушания и смирения. Они должны были делать все, что он требовал и сохранять абсолютное смирение. Володя давал задания, для выполнения которых приходилось преодолевать гордыню, чувство своей важности и тому подобные вещи. Сейчас это делается достаточно мягко: «А не хотел бы ты …», а тогда были жесткие беспрекословные инструкции, которые не обсуждались.

Было много всяческих поездок, встреч с замечательными людьми. Володя общался с огромным количеством людей из самых разных социальных миров. Это и старые мистики, и люди искусства, науки, по которым он водил своих учеников, которые через это получали очень полезный опыт. Каждый такой замечательный человек был как накопитель определенного знания, который мог передать некую свою «бараку».

Володя еще с юности был знаком со многими зарубежными мистиками. Многие из них приезжали к нему на дачу. В то время с выездами за рубеж было очень сложно. Сюда иностранцы могли приезжать, а наших туда не пускали. Так что многие замечательные иноземные Мастера побывали у Володи на огороде…

Ты ведь читал книгу Никитина про московских тамплиеров?

В: Да, ты ведь мне ее и давала.

Н: Помнишь там главу «Московский Сен-Жермен»? Так вот, Володя еще в юности вошел в круг людей, которые там описаны, – с теми, кто к тому времени еще был жив. Он продолжатель их дела. Он учился, в частности, у Марьи Вадимовны Дороговой, – это выдающаяся представительница ордена тамплиеров, который очень активно работал в тридцатые годы. Есть книга Сидорова «Знаки Христа», где рассказывается и о Марье Вадимовне.

Пора разбудить Гришу, который проходил с Володей множество разных ситуаций уже в восьмидесятые годы. Там было много достаточно жестких практик. Володя тогда еще не вел семинары, – все было по старой системе: Учитель – ученик. Все это было незаметно для окружающих, законспирировано, – это же был конец «застоя», когда всех преследовали.

Наташа уходит будить Григория. Через некоторое время появляется Григорий, – молодой человек лет тридцати пяти с заспанным добродушным лицом. В беседу он включается очень постепенно, как будто набирает обороты, зато через час его уже не остановить…

Григорий: Для меня началось все в середине восьмидесятых. Это была атмосфера маленьких московских кухонь, где собиралось много народу. Володя всех заводил, будоражил, пробуждал, вдохновлял…

В: Наташа говорила, что было довольно много жестких практик и ситуаций, через которые тебя Владимир проводил. Что это за случаи?

Г: Наиболее жесткие ситуации проходили Костя с Гурамом. Я-то попал уже в относительно мягкий период. А Костя – да, ему хорошо доставалось. Представь себе, Степанов приглашает его в одно место, где он будет «изучать мистику». И вот, приходит Костя в квартиру, где творятся совершенно непонятные для сознания вещи. Например, один человек все время выходит с балкона, – а квартира на шестом этаже, – потом входит в дверь и снова выходит с балкона. И так много раз подряд. Выпил водки, закусил стаканом, спрыгнул с балкона и снова пришел… Крыша начинает от такого потихоньку съезжать.

Или вот еще случай, где уже я участвовал. Пришли мы на день рождения Адмирала[18]18
  Адмирал – Евгений Г. – один из выдающихся мистиков московского андеграунда.


[Закрыть]. Сели за стол… и просидели пять месяцев подряд. Без перерыва, никуда не выходя из комнаты.

В: А на что жили?

Г: Непонятно. Как-то все подвозилось. Приходили новые люди. Каждый день стол ломился от разнообразных закусок и водки.

Был тогда в этой компании такой брат Сидор. Так вот этот Сидор сидел там вместе со всеми несколько месяцев, а потом вдруг обнаружил свое тело где-то в сугробе, в лесу вдалеке от всяческого жилья, как потом оказалось, где-то на окраине Московской области. Тоже представь состояние человека: сидел себе за столом, закусывал который месяц подряд, но вдруг оказывается непонятно где.

В: Все механизмы самоидентификации, наверное, затрещали по швам…

Г: Да. Тут уж точно задашься вопросом: Кто я? Где я? Но ничего, дошел-таки до Москвы.

Н: Расскажи, как ты нарды нес.

Г: А, это из серии упражнений на самовоспоминание. Доверил мне как-то Володя нести нарды. И пошли мы куда-то. Пришли в какой-то подвал. Не успели сесть, как Адмирал выставляет пять литров водки, но прежде чем ты что-либо скажешь, тебе наливают двести грамм и ты должен это выпить. И так много раз. А задание Володи было – не спускать внимание с нардов. Потом начинается разговор с дядей Адмиралом. Разговор-то на одну и ту же тему – Кто ты? Работали только в одной зоне – в зоне Я…

Вообще, с самой первой секунды знакомства с Володей, он пригласил меня во внутреннее пространство… В этом пространстве выживает только одно Я.

В: Когда выходишь из его пространства, это остается. Или это возможно только в его присутствии?

Г: Отчасти остается. Необходима настройка на Володю, на воспоминание ощущения пребывания с ним, иногда воспоминания конкретных событий – совместных путешествий…

Н: Гриша, может ты про Одессу расскажешь?

Г: Да, только помоги начать, а я постепенно включусь.

Н: Будучи еще совсем молодым аспирантом, живя в благополучной семье, Григорию случилось отправиться с Володей в путешествие. Кроме него было еще несколько учеников – Костя, Гурам и Тарасом. До этого Костя с Гурамом в Питере зарабатывали деньги на это путешествие. Была программа, и ее нужно было подпитать реальными деньгами. Заработав какую-то сумму, они все вместе отправились. Григорий здорово изменился в этом путешествии. Было много ломок, попыток найти взаимодействие, ужиться впятером. Володя всю эту ситуацию держал, создавал конфронтацию, налаживал ниточки какого-то нестандартного, неформального, искреннего взаимодействия.

Г: Да, это было непросто, – в ситуациях, которые задавал Володя, адаптироваться друг к другу. Володя часто говорит, что когда возникает настоящая адаптация одного Я к другому Я – уже возникает Традиция. Наш диалог в этом мире практически невозможен – слишком мы все разные и по-разному воспринимаем. То, что мы умудряемся как-то понимать друг друга, – это очень поверхностный уровень. Если же диалог возникает неформальный и сущностный, на уровне обнаженных Я, тогда возможно что-то настоящее.

Н: Вот в этом путешествии прорабатывались всевозможные острые углы и противоречия между вами. Это была одна сторона работы. Другая сторона – это ситуации различных взаимодействий вас, как команды, с другими людьми.

В: Все-таки, в чем специфика этого путешествия? Ну, поехали пять человек на Юг, к морю, – что тут такого необычного?

Н: Просто так поехать несложно. У них было много задач: во-первых, как я уже говорила, Володя обострял слабые места в их взаимодействии, – дело доходило чуть ли не до драк и полного разрыва. Пройдя через множество таких острых разборок, съев вместе пуд соли, они стали реальной командой. Во-вторых, им нужно было самим войти во взаимодействие с очень непростыми людьми. Володя специально направлял их к тем людям, которые проверяли бы их на прочность, – каждый с какой-то новой стороны. В третьих, было много случаев, где требовалось нестандартное поведение, отказ от образов себя, стереотипов, ломка внутренних барьеров.

Г: Вот пример: у нас были деньги примерно на неделю. Задача была сделать так, чтобы этих денег хватило на пять-шесть недель.

В: Для советского человека это не практика, – это привычная жизненная ситуация… Что еще было?

Н: От каждого человека, с которым они знакомились, исходили новые предложения. На них необходимо было адекватно реагировать.

Г: Когда мы жили на Кимбургской косе, мы как-то раз все вместе собрались и Володя обозначил программу. Открытым текстом: «Наша задача воссоздать Круглый Стол Короля Артура!». Он сказал это только один раз.

В: Что вы делали для этого?

Г: Для этого нам нужно было научиться дружить! Так дружить, чтобы быть единым целым. Именно поэтому Володя создавал для нас массу трений и трудностей, где нам приходилось стирать острые углы личности и становиться все более и более открытыми друг для друга. Чтобы стать идеальной командой. Как у Короля Артура.

В: Так или иначе, большинству людей в жизни приходится притираться друг к другу. В чем отличие той подготовки и той задачи, которую обозначил Володя?

Г: Нам нужно было не просто притереться друг к другу и вытеснить в подсознание какие-то свои несогласия, противоречия, чтобы просто ужиться вместе. Нужно было выйти на уровень предельной дружбы, предельной открытости, без вытеснений, без малейшего осадка внутри. Все выводилось на поверхность и очищалось. В принципе, нам нужно было делать все то, что делают нормальные люди, которые хотят подружиться в условиях тесного общения, но нужно было делать все это с некой идеей. Модель сборки команды была задана Володей. Мы ее добровольно приняли. Никто из нас не знал, как это делать, но мы приняли, что это будет происходить. Володя постоянно держал весь процесс во внимании. Понимаешь, – малейшее выпадение и любая ситуация может стать неуправляемой и бог знает к чему привести… Володя все это держит во внимании, но он же не может ни ускорить, ни улучшить ничего. И вот, люди, принявшие эту идею и не понимающие, как она работает и как все это будет выглядеть, постепенно сживаются друг с другом. Было много интересных внутренних открытий у каждого из нас. Однажды был день, когда что-то вдруг сработало: произошло живое вхождение в Традицию, то есть, нам удалось собрать «Чашу восприятия»…

В: Это не то ли, что называют «Чашей Грааля»?

Г: Да. К тому времени мы уже научились не говорить лишних слов и у нас сложилось интуитивная настройка друг на друга: приходили одинаковые мысли, действия… Возникла синхронность. И вот, при вхождении в пространство Круглого Стола, получилось так, что каждый из нас был одновременно всеми сразу… Словами это невыразимо… В одиночку это невозможно… А так получилась живая Чаша… Там не теряется Я, а образуется общее пространство единого Я, пространство Круглого Стола…

Глава 4. Геннадий Романов

О Геннадии Романове я много слышал еще несколько лет назад от Петра Мамкина. Петр и познакомил нас. Беседа, которую я привожу ниже, состоялась в Центре детской реабилитации, где и работает Геннадий…

Май 2000

Геннадий: Сам я родился и вырос на Алтае, а Питер оказался мне близок потому, что тут можно было получить Знания. Знания во всей глубине и серьезности. Это не просто, когда можно манипулировать необычной терминологией или какими-то понятиями, которые большинству людей ничего не объясняли, но вводили в заблуждение, что они слушают какого-то гуру. А Знания здесь можно было получить такие, что их можно было использовать для получения реального результата. В какой-то момент, поработав какое-то время со взрослыми, я сказал себе раз и навсегда, что посвящу себя работе только с детьми, потому что в России дети самый униженный и ущемленный класс общества. Почему – потому что они лишены нормального детства, их социальная среда такова, что ее даже ни с чем невозможно сравнить. Поэтому мы и пытаемся создать для больных детей, с которыми работаем, просто что-то невообразимое, создать для них то, чего у них никогда не было. Что мы реализовали? Мы создали небольшую Питерскую школу реабилитации. Мы берем ребенка, на котором официальной медициной поставлен крест и ставим такого ребенка на ноги. Сначала ребенок, страдающий, например детским церебральным параличом со спастикой, учится сидеть, стоять и ходить…

Петр: Интересно, что мы учим тому же самому здоровых людей…

Г: А это необходимо. Мы привыкли к таким элементарным вещам. Взять то же дыхание. Мы к нему привыкли и дышим неосознанно, но ведь за счет дыхания можно делать невероятные вещи. Но без Школы, на уровне литературы – ничего не получится, только навредить себе можно. Необходима Школа, необходима поэтапность… В этом смысле Питер – город раскрытый навстречу каждому.

Влад: В начале нашего разговора вы упомянули некие пять центров в России, среди которых был и Питер. Что вы имели в виду?

Г: Это история, уходящая своими корнями в двадцатые годы и даже раньше. Начнем с того, что одной из настольных книг Троцкого была «Небесная иерархия», где было подробно расписаны многие вещи, – что такое различные «силы», кто такие Серафимы и Херувимы и тому подобное. Весь чердак Казанского собора в свое время занимали книги, конфискованные у меньшевиков. Это была, в основном, оккультная и эзотерическая литература. У большевиков этой литературы было еще, соответственно, больше. В двадцатых годах началось интенсивное исследование вопросов управления сознанием людей. За счет чего удалось перелопатить огромную страну, перевернуть в ней все идеалы и ценности? Вопросы о том, что делать дальше, были насущными, – мало сделать революцию, необходимо было создать такое государство, которое смогло бы перевернуть весь мир. Ведь идея мировой революции была центральной для коммунистов, вплоть до времен Хрущева. Естественно, что для этого необходимы были огромные знания. И вот, создавались огромные экспедиции в Сибирь, на Алтай. Очень интенсивно изучался, в частности, шаманизм. Изучались методики, если говорить современным языком многих учений. В итоге этих исследований сложилось пять центров, среди которых наиболее сильные это Алма-Атинский, Харьковский и Питерский. Эти центры занимались подготовкой сотрудников, и всплеск оккультизма, если можно так выразиться, который произошел в конце восьмидесятых, – Кашпировский и тому подобное, это был уже открытый эксперимент: как изменить сознание толпы. Как это сделать через телевидение, видеопродукцию, радио… Кашпировский, в частности, был выходцем из Харьковского центра. Я встречался с представителями нескольких центров и видел, что и как они могли делать. В конце восьмидесятых их распустили, как чуму из пробирки. В итоге люди стали подвластны синдрому массового психоза. В Китае, Индии подобные вещи давным-давно знали и демонстрировали. А у нас это действительно превратилось в чуму. Управлять можно, в основном, истериками[20]20
  Имеется в виду тип личности с выраженной истероидной акцентуацией.


[Закрыть]. Истерики заводят толпу и куда они ее подвинут, то и будет. Подвинут, например, как во время недавнего футбольного матча, на разгром, – толпа и снесет полгорода… Подвинут на созидание, – толпа построит Комсомольск-на-Амуре. Все это имеет свои законы. Многим людям, стоящим у власти, эти законы были известны.

Некоторые люди, просочившиеся через эти пять центров, о которых я упомянул и умудрившиеся по разным причинам выскочить оттуда и не застрять, потихонечку начали создавать что-то свое и использовать это для помощи другим людям.

Россия очень долго была большим концлагерем, где жизнь управлялась по тем же законам, что и в лагере. А так как были люди, такие, как мы, стремящиеся к свободе и отделяющие себя от государства, то удалось многому научиться и многое понять.

Не так давно к нам приезжал кардинал Марко из Ватикана. Мы с ним встречались, и в своей речи этот молодой еще человек сказал очень мудрые слова: – «Не отчаивайтесь! Вы поймите, что доброты на Земле много, но она не может быть кусками. Она рассыпана песчинками, но в сумме своей ее достаточно, чтобы сдерживать весь напор хаоса и разрушения». Я с ним полностью согласен. Если бы не было отдельных людей, которые направляли свои знания на помощь людям, то давно уже наступил бы полный хаос и катастрофа. В тех условиях, которые в нашей стране целенаправленно создавались, давно возник бы массовый психоз. Возвращаясь к упомянутым ранее пяти центрам, можно сказать, что это было планомерное и систематическое зомбирование людей и постепенное превращение их в… я не могу сказать – в животных, потому что животные обладают и сопереживанием и любят своих детей…

В: Правильно я понял, что эти центры, созданные властными государственными структурами, возникли именно в результате экспедиций, где изучались древние Знания?

Г: Да, и на этой основе была создана целая система обучения и подготовки кадров. Этим занимались, естественно, и в других странах, в ФРГ, в Америке… Везде все это было строжайше засекречено. Вот пример темы одной диссертации, которая защищалась в Питерском центре: «Увеличение количества лейкоцитов в крови человека при воздействии на расстоянии». То есть, по сути, индукция лейкопении. Конечно, стабильных результатов и повторяемости данных в экспериментах не было, так как очень многое зависело от индуктора. Я знаком с результатами эксперимента, когда один индуктор находился в какой-то местности и передавал другому описание ландшафта, который он видел. Один в один получилось. Если такое входит в систему и идет работа с людьми ни о чем не подозревающими, – можете представить, что происходит? Результаты этого очень жестоки. Мелкие, небольшие вроде бы стечения обстоятельств, но, тем не менее, запланированные.

В: Эти центры до сих пор существуют?

Г: Я думаю, что через некоторое время произойдет их возрождение. Они позакрывались и были выброшены на улицу. Более того, те, кто имел доступ к основным работам этих центров, уничтожались физически. Я знаю примеры. Это были не те, кто был как-то известен в государственном аппарате, это были руководители самих центров и их ближайшие сотрудники. Такие люди всегда были засекречены, а после развала центров – уничтожены. А дальше, когда в России случилась вся эта послеперестроечная катавасия, никому до этого дела уже не было. Поэтому люди, которые прошли обучение в этих центрах пошли христарадничать, давать всяческие представления, концерты и тому подобное. Это было смешно и грустно. Люди верили в то, что пришел какой-то очередной пророк, который вылечит, осчастливит…

В: А где вы приобрели Знания?

Г: Не в этой системе. Дело в том, что во время «культурной революции» в Китае многие уйгуры и китайцы уничтожались, но в том числе те, кто из поколения в поколение занимались духовной практикой, целительством, боевыми искусствами… Многие из них бежали в Советский Союз. Естественно, через какое-то время здесь они нашли друг друга. Сложилась стройная система обучения, подготовки. Мне посчастливилось стать учеником такой системы. Школы.

Многие китайцы проводили поразительные эксперименты. Вот, например, доктор Дзянь в Хабаровске результатами своей работы доказал, что можно, допустим, у цыпленка вырастить утиные лапы без хирургического вмешательства, или у риса создать многолетнюю корневую систему. При повторе того, что он делал, у других людей ничего не вышло. А он, еще будучи студентом Пекинского Университета, руководил целой лабораторией, занимающейся биосистемами. Как раз тем, что нам известно, под такими обобщенными понятиями, как цигун, биоритмология, биотерапия. Европейцы всего этого, по большому счету, не понимают, потому что китайцами, в свое время, была запущена дезинформация по этим вопросам. Во всяком случае, те, кто меня учил, делали это по древним канонам, в течение длительного времени. Европейцы прекрасно умеют работать с информацией, передающейся вербально, с книгами, текстами. Там же этого нет. Ты должен постичь все только на своем собственном опыте. Получение какого-то результата, прохождение через какой-то внутренний опыт и было экзаменами у меня. Например, я сдавал такой экзамен по астме. Я доказал, что астма вылечивается. И гормонозависимая и гармононезависимая, без разницы. Я доказал, что это совсем не то заболевание, каким его принято считать. Астма излечима полностью, и в течение двух десятков лет мы это доказываем своими результатами. Но как мне потом стало ясно, это никому не нужно на уровне государства. Если существует мощная фармакология и на этой теме работают огромные концерны, то кому это нужно, чтобы человек стал здоровым и перестал бы есть таблетки?

С обучением дело обстоит очень сложно. Каждый из нас, кто этому обучался, да и те, кто обучал, занял свою маленькую нишу, чтобы эти Знания не растворились. Для того, чтобы сохранить тот комплекс Знаний, который приносит реальные результаты, не создавая шумных рекламных кампаний, и помочь конкретному ребенку, который погибает, поставить его на ноги. Чтобы он прожил долгую и счастливую жизнь, даже не вспоминая, что там у него в детстве произошло. Это не для того, чтобы тешить свою гордыню. От подобных вещей меня довольно быстро отучили. Очень легко. Когда меня в двадцать два года начали величать по имени-отчеству из-за того, что я эффективно работал, мне один мой наставник сказал так (у него был своеобразный акцент): – «Ти не должен никого учить. Ти – большой глупий человек. Ти должен вся зима ходить босиком!» Я так и сделал. И увидел, что мнение людей, которые ни с чем таким не работали и не сталкивались, зависимо от каких-то собственных отождествлений. Я ведь делал то же самое, что и они, но я приходил среди зимы в одной рубашке и босиком. Мне это было сложно, но я знал, что это было мне сказано для того, чтобы я что-то понял через свой опыт. Выяснилось, что первую неделю на меня все смотрели и уважали. Они считали, что я ушел из семьи и мне не в чем ходить. Когда это продолжилось и на второй неделе, окружающие решили, что я просто заболел – дозанимался. Конечно, уже никакого имени-отчества, стали уже не на вы, а на ты. На третьей неделе появилось бурное сомнение. Стало непонятно, что же такое происходит: если болезнь, то она должна как-то прогрессировать или в одну или в другую сторону. На четвертой неделе я понял, что я стою ровно столько, сколько я знаю и умею. Никакие имиджи и знаки – они ничего ровным счетом не значат. Все стало на свои места. Все это было расставлено очень тонко и умело. Это сыграло свою роль, когда выяснилось, что то, чему меня учили, к сожалению, правда…

В: Почему к сожалению?

Г: Потому что, если бы все было так, как учили в средней школе и институте, то все было бы проще и легче, все было бы разложено по полочкам: хорошее-плохое, красное-белое…

В: Зачем вам тогда, в юности, все это было нужно?

Г: Первый толчок – любопытство. Но любопытство это происходило из детства, когда я не мог поверить тому, что я часто видел своими глазами. Дело в том, что я сам с Алтая. А там результатов в помощи людям достигали, в первую очередь, не врачи, а бабушки различные, которые непонятно за счет чего убирали те состояния, которые необходимо было срочно убрать, а у врачей ничего не получалось. Если привести пример, то в детстве у меня было воспаление подмышечного лимфатического узла, которое бабушка сняла за два дня. Потом, через семь лет, когда я был спортсменом и у меня повторилось то же самое, я пошел в поликлинику. Врач мне объяснил, что если опухоль сама собой не будет проходить, то через неделю руку придется ампутировать: кровоснабжение-то было нарушено, сосуд пережат и рука уже не двигалась почти. Я до того испугался тогда, что опухоль, наверное, из-за самовнушения стала уходить. Таких примеров было много. В детстве у меня было представление о враче такое: мне казалось, что как только я приду на прием, врач сразу же, глядя на меня, скажет, чем я болею, как это вылечить, плюс ко всему он бы рассказал, что я бабушку не слушаюсь и перечислил бы разные мои шалости. Оказалось, что это далеко не так. Это я себе какого-то восточного врача представлял. Это у них есть. Действительно, уже только глядя на человека, о нем можно много чего рассказать.

С этим любопытством, с этим живым интересом я попал в армию, где меня научили очень многому из того, что нехорошо, и потом, выйдя уже из армии, я вдруг понял, что это нехорошо можно повернуть так, чтобы наоборот, всем было хорошо. Попытался это сделать, увидел первые результаты и начал уже планомерно и серьезно работать и искать Знания.

В: Что вы имели в виду, говоря: «в армии меня научили очень многому из того, что нехорошо»?

Г: Система подготовки.

В: Вы имеете в виду такие вещи, как армейская дисциплина?

Г: Нет. Это вещи, типа того, – как спать в снегу, как без всякой обуви бежать по заснеженной целине. Это понимание о системе выживания. О помощи и антипомощи, если так можно сказать. Армия направлена на противостояние и то, чему там учат, направлено кому-то во вред. А то же самое, но только со знаком плюс можно прилагать для помощи людям.

Потом я работал (небольшая часть текста пропущена на диктофоне). Некоторое время я у этих ребят вызывал интерес, как нечто среднее между шаманом и гуру. Им было непонятно, потому что их руководители относились ко мне с большим уважением. Я года три у них проработал, потому что знал, что это дает мне некоторую относительную свободу, что в Советское время было непросто. На долгий срок я нигде не задерживался, а всегда возвращался в маленькую больничку, где работал с детьми. Иногда меня опять кто-то упрашивал поработать где-то еще, да и наставники говорили, что необходимо там-то побыть, с тем-то поработать…

Одно время я считал, что те, кто работают в государственном аппарате, должны иметь ясные и светлые головы, потому что как же иначе управлять такой огромной страной. Когда я обмолвился об этом наставнику, на меня так прищурясь посмотрели и сказали: – «Знаешь, а ти ведь дурак! Ти должен обязательно там поработать!» И меня направили прямо в это гнездо. Это было нечто, но когда потом меня пригласили работать в четвертое управление, я наотрез отказался, потому что мне гораздо приятнее работать с детьми в грязной больнице с обшарпанными стенами, но я не буду лечить от ожирения мозги этакого нелюдя, который считает, что под его ногами народ – это пена, грязь, быдло, которое мешает ему жить, так что от этого нужно постепенно избавляться, – к чему они, собственно, и вели страну.