355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владислав Крапивин » В глубине Великого Кристалла. Помоги мне в пути » Текст книги (страница 5)
В глубине Великого Кристалла. Помоги мне в пути
  • Текст добавлен: 11 апреля 2021, 19:31

Текст книги "В глубине Великого Кристалла. Помоги мне в пути"


Автор книги: Владислав Крапивин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Глава 5. Подгорье
1. Равнина

Волокнистое небо Подгорной равнины излучало серовато-медный свет. Не поймешь – дневной или вечерний. Такой рассеянный, что предметы не отбрасывали теней.

Мы легли на траву. Она была ползучая и упругая, вроде пастушьей сумки. Из нее там и тут росли стебли со стреловидными листьями и желтыми колокольчиками. Колокольчики выглядели симпатично и пахли зубной пастой «Доброе утро». Но стебли были твердо-хрупкие, какие-то неживые, а на листьях – колючие усики. Сашка то и дело почесывался и поминал «Ёшкин свет». Но вставать и менять место не хотелось.

Мы давно миновали речку, прошли с десяток верст без дороги по каменистому полю, на котором изредка темнели шапки коричневых кустов и торчали похожие на чудовищ скалы. А потом попали на это травянистое место и решили отдохнуть. Сжевали по бутерброду, хлебнули из фляжки холодного чая и теперь лежали просто так. Сашка положил руки под затылок, ноги согнул и смотрел в «потолок». Его колени торчали над колокольчиками. В здешнем, полном желтых тонов воздухе они казались золотисто-смуглыми. Я взглянул на свои руки. Они тоже были светло-коричневыми. Какой обманчивый свет! Словно сразу тебя покрыл крымский загар…

Я глянул вверх. Длинные волокна облаков тихо передвигались, хотя внизу не ощущалось ни малейшего ветерка. Облачные ткани были просвечены бледно-лимонными лучами.

– Что же это все-таки за излучение? – сказал я.

– Толком никто не знает… Может, это отраженный свет солнца, – отозвался Сашка.

– Какого солнца? Оно же… за толщей!

– Многие считают, что за толщей… А некоторые говорят, что там, наверху, все-таки небо. Особенно ребята… Бывает, что они делают воздушные шары из папиросной бумаги, надувают горячим воздухом и на нитке отпускают за облака. И вот нитка тянется, тянется иногда целый километр… А у Горы-то какая высота, если снаружи смотреть? Ну, метров триста самое большее. Куда же шар уходит?

– И куда же он, по-твоему, уходит?

– По-моему, там все-таки небо.

– А как же… каменный свод?

– Он тоже есть… И небо есть. Просто они в разных измерениях… Все это выяснить было бы очень легко. Надо только, чтобы кто-нибудь поднялся на большом шаре за облака.

– Неужели никто никогда не пытался?

– Большой шар незаметно ведь не сделаешь. А если заметят – не пустят. Подгорный горсовет запрещает полеты.

– Почему?

– Ну, говорят, что опасно. А на самом деле боятся, наверно, открытого неба. Под колпаком-то спокойнее…

– Но как-то неуютно всю жизнь без солнца, а? Я бы не смог… А ты?

– А нам и не надо всю жизнь! Завтра мы пойдем в места, где небо открытое. В такие города…

Он сказал «города» с каким-то особым значением. Словно с намеком на мои давние сны.

– Сашка… А как мы отсюда в них попадем? Ведь вокруг Подгорья стена, камень…

Он удивился:

– Вот вопрос! А как попали сюда?

2. Четвертое измерение

Действительно, как попали?

Когда подошли к речке, я увидел ту же ребристую гранитную стену и озабоченно оглянулся на проводника. Сашка был спокоен и деловит. Он не стал пижонить, как Костя, разулся, оседлал бревно и так переправился на тот берег. Пригнал плотик (который опять был на другой стороне). И я совершил плавание через подземную речку второй раз.

– А дальше? – неуверенно сказал я.

– Сейчас…

Сашка неторопливо зашнуровал кроссовки, одернул свою льняную одежонку, выпрямился, заложил руки за спину. Задрал голову… Так они с минуту стояли друг против друга – уходящий в облака гранитный массив и мой проводник Сашка Крюк – этакое растрепанное (несмотря на свою недавнюю стрижку) создание в распахнутой рубашке и сбившейся на пузе майке. Скала всей своей мощью презирала Сашку, а он покачивался на тонких и гибких, как резиновые трубки, ногах, сжимал и разжимал за спиной пальцы. И кажется, шептал что-то…

Потом он сказал негромко и быстро:

– Встаньте у меня за спиной, пожалуйста.

Я встал.

– Если закружится голова, не бойтесь, это недолго… А лучше закройте глаза на минуточку.

Но я не закрыл. Из любопытства и вообще… Что я, боязливая девица, что ли?

Сашка сложил перед лицом ладони, волнисто пошевелил ими. Затем правой ладонью описал широкую, на полный взмах, окружность и резко бросил руки вниз. Но они не повисли прямо – локти растопырились, а кисти заболтались (и опять вспомнилась кукла на ниточках). Не оборачиваясь, он протянул над плечом правую руку мне. Я взял… и увидел, что можно идти.

Собственно говоря, ничего не случилось. Так же стоял поднебесный скальный массив. Но была еще и равнина, по которой шагай да шагай. Я не могу объяснить, как это поле и эта каменная стена не мешали друг другу, как сочетались в пространстве. Но тогда это показалось вполне естественным.

– Идем? – сказал Сашка. И, держа мою руку над своим плечом, повел меня. Так мы прошли с полсотни шагов, а потом зашагали рядом…

Тогда я ничего не спросил Сашку о его колдовстве. Собственно говоря, колдовства в тот момент я и не почуял. Но сейчас, на привале, как бы очнулся:

– А правда, Сашка! Как мы прошли сюда? Ведь это же глухая, замкнутая емкость! Верно?

– Ага… – сказал Сашка с ноткой удовольствия. – Все дело в том, что четвертое измерение.

– Что из того, что четвертое? Ну особые свойства времени в нем, ну разные варианты одного события… При всем при этом в закупоренную банку все равно не влезешь.

– Как раз влезешь! – Сашка быстро сел. – Вот смотрите!

Шелестя по листьям, я придвинулся к Сашке. Он сорвал колокольчик, выдавил из него шарик белого красящего сока, нарисовал на ладошке окружность. А цветок положил в центре.

– Ну, вот. Допустим, вы букашка…

– Благодарю.

– Ой… я не так хотел сказать. Ну, все равно… Букашке надо пробраться к цветку. А этот круг – непроходимая граница. Понимаете!

– Представь себе, да. Я с детства был понятливый…

– Ой… вы не обращайте внимания, что я так говорю. Я это, чтобы лучше объяснить… Как букашке пробраться в круг, если она в двухмерной плоскости, где только длина и ширина?

– Никак, – важно согласился я.

– А если букашка использует третье измерение, высоту, она – раз! – и перелетела через границу…

– Понятно! А если вместо окружности мы имеем замкнутую емкость и букашка должна отыскать цветок именно в ней, она должна использовать четвертое измерение! Так? – Я вспомнил, что в какой-то брошюре читал такое рассуждение.

– Ага! – весело сказал Сашка. – Только…

– Вот именно! Большое «только». Как это делается не в рассуждениях, а на практике?

– Делается… – Сашка слегка потускнел. – Я не знаю, как… Нас учили графики всякие выстраивать. Совмещение генерального меридиана с линией этих… сопредельных граней… Но я не помню… – Он бросил смятый колокольчик. – Главное, это надо чувствовать. Чтобы поймать нужный миг.

– Но со спичками ты все же считал что-то, – вспомнил я.

– Не-е… Я просто смотрел, как они лягут.

– Это вроде гадания, что ли? – не выдержал, подцепил я.

Но Сашка не обиделся. Обрадовался даже:

– Правильно! Мама тоже смеется: «Ничего не учишь, только ворожишь, как бабка…»

– Бабка Ёшка…

– Точно! – Сашка весело повалился затылком в траву, взбрыкнул кроссовками. Плюнул на испачканную соком ладонь, вытер ее о ногу, перевернулся на живот, подпер пальцами щеки. И глянул выжидательно: не спрошу ли я еще что-нибудь?

Я сказал:

– Фантастика… Если наука подошла к этому вплотную… если практической многомерности учат даже в каких-то кружках, почему об этом не шумят, не пишут? Ведь, по сути дела, новая эпоха человечества может начаться…

– Не-е… Наука еще не совсем подошла… А когда подойдет, шума все равно не будет. Как с инопланетянами…

– С кем?

– Ну, с пришельцами. Раньше думали: вот прилетят первый раз – общий праздник будет, митинги, встречи, по телику передачи на весь мир… А уже сколько раз прилетали, и контакты были всякие, ну и что? Одно сообщение про контакт, а десять, что все это неправда. Чтобы шуму меньше было. У нас ведь боятся всяких необыкновенностей. Особенно начальство…

– Пожалуй, ты прав. Боятся, как Подгорский горсовет открытого неба.

– Ага! Хотя открытое небо – это как раз самое обыкновенное… И многомерность – тоже обыкновенное дело. Просто еще время не пришло.

– Время, когда для всех откроется многомерный мир?

– Да… – задумчиво сказал Сашка. – Оно ведь все равно придет. Вот смотрите, сперва Земля была плоская…

– Это люди думали, что плоская…

– Ну да! Потом открылось, что шар, и скоро к этому привыкли, сейчас запросто вокруг света ездят туристами… После в космос полетели, в бесконечный, он тоже открылся. И опять все привыкли… Мир, он же расширяется, только не сразу, а время от времени…

– И настала очередь многомерности?

– Да! И совмещенных пространств… Только очередь, наверно, еще не совсем настала. Пока только первые лазейки… Но раз они есть, проводники-то нужны, правда ведь?.. – Сашка вдруг смущенно надулся.

– Еще бы! – сказал я. – Конечно, нужны. – И подумал: «Куда бы я без тебя делся?»

И вздрогнул. Потому что послышалось: «М-мяу!»

Из Сашкиной сумки, которая стояла у него под боком, вылез полосато-серый котенок.

3. Воспоминания на привале

– Что за явление? – изумился я.

Но мой проводник спокойно сгреб котенка, посадил себе на грудь, погладил. Тот заурчал.

– Чиба это… Что, надоело в темноте, бродяга?

Вот, значит, как! Ладно… Коли уж решил, что находишься в отраженном мире, нет смысла удивляться мелким фокусам. Я вспомнил станцию Начальную и подозрительно спросил:

– А это создание не умеет ли превращаться еще и в серую птичку с хохолком?

– Он в кого хотите умеет превращаться.

– Мрр-да, – отчетливо произнес котенок.

– Смотри-ка ты!.. Откуда у тебя такое чудо?

– В прошлом году нашел за помойкой. Он был вороненком с перебитой лапой. Мы с мамой его лечили. Он выздоровел и заговорил. Сперва помаленьку, а потом такой болтун сделался!.. Стал рассказывать, что он инопланетянин. Врет, наверно…

– Сам вррешь! – Котенок подскочил, как мячик, превратился в вороненка, сел Сашке на колено и сказал капризно: – Никогда не веришь. Кр-рокодил!

– Брысь! – велел Сашка.

Чиба взлетел и метрах в пяти над нами закувыркался темным комком. Кричал что-то картаво и неразборчиво – видимо, ругался. Сашка поднял руку, растопырил два пальца и прицелился в него, как из рогатки.

– Р-разбой! – завопил Чиба. Опять упал на Сашкино колено, сделался игрушечным клоуном и, будто с горки, съехал к Сашке на живот. Лег ничком, сказал кукольным голоском:

– Я м-маленький. Пожалей Чибу…

Сашка прикрыл его ладонью.

– Подлиза…

– У меня в детстве тоже был тряпичный клоун, – сказал я. – Конечно, без таких способностей, но я его очень любил… И звали его похоже: Буба.

Сашка почему-то очень удивился. Даже сел.

– В самом деле?!

– Да. А что такого?.. Он еще долго потом у нас жил. Даже мои дети им иногда играли. Правда, не часто… А потом он куда-то девался. Жалко так…

– Ушел, наверно, раз ненужный сделался, – вздохнул Сашка.

– Может быть…

– А у вас… дети большие?

– Конечно. Семейные уже. Дочь и сын…

…Денис родился через три года после Ларисы. И Тереза сказала: «Хватит. Двое – это в наши дни норма». Она вообще была решительной супругой, всем распоряжалась сама: как воспитывать детей, куда нам ехать на отдых, где покупать дачу, какого цвета заказывать мне костюм. Единственное, что оставалось полностью моим, – это издательские дела и рукописи. Даже то, что нам пора кончать совместную жизнь, Тереза решила единолично и, как все остальное, мудро и вовремя:

– Дети выросли. А я жила с тобой только ради них!

– Ну уж… – сказал я.

– Да! И я имею право хотя бы остаток лет просуществовать по-человечески.

– Что ж, мы живем в демократическом обществе.

Мое спокойствие (во многом, правда, внешнее) раздосадовало Терезу.

– По крайней мере, ты научишься стирать белье! И включать газовую плиту!

– У нас прачечная рядом. А плиту включать я умею. Мало того, даже не забываю выключать.

– Это единственное, что ты умеешь в жизни!.. Ты жил так, будто после пятнадцати лет твое нормальное, событийное существование кончилось и ты утонул в своем бумажном море!

– Возможно, так оно и есть…

– Не «возможно», а факт! Ты существуешь… по инерции! Вне времени! Это надо же: отказаться от бесплатной поездки в Штаты из-за того, что, видите ли, необходимо закончить книжку! Какой нормальный человек в состоянии пойти на это?

– Нормальный не в состоянии, – скорбно согласился я.

– Я знаю, что ты скажешь! Что тебе не нужны никакие заграницы, потому что тебя вполне устраивают твои воображаемые миры и герои! Они для тебя главная реальность!

Я ничего подобного никогда не говорил. Но кое-какие струнки Тереза нащупала правильно. И немудрено! Больше двух десятков лет прожили вместе. Точнее – рядом.

– Идеалист и мистик, вот ты кто! И в жизни, и в книжках!

– Да книжки-то мои ты почти не читала, дорогая…

– У меня не было времени. Я тащила на себе дом!.. Я была в доме и хозяйкой, и хозяином!

– А я только кассовым автоматом…

– Не надо! Не надо попрекать!.. Умение сочинять романы (пускай даже такие, которые кому-то нравятся) – это еще не значит быть настоящим мужчиной!

– Безусловно, это разные качества. Одно из них крепнет с возрастом и опытом, а другое, увы… Здесь-то и собака зарыта…

– Не говори пошлости! – И она пустила слезу.

– Не буду. Но открой все-таки секрет: кто он?

– Не выдумывай!.. Просто у меня нет сил. А ты… ты когда-нибудь поймешь, что все твои книжки не стоят и дня настоящей жизни… которую ты так легкомысленно прозевал!

– Тут ты, пожалуй, права, – сказал я с боязливым холодком внутри. – Но, честное слово, это не зависело от меня.

– Ну да! «Он знал одной лишь думы власть»!.. Это воспитание твоей мамы! Она мне внушала, что надо все помыслы подчинять единой цели!

– Мама учила тебя детей пеленать! И суп варить!.. И вообще оставь ее… А то убедишься, что я растерял не все способности мужчины. В частности, умение дать крепкого пинка.

Впрочем, расстались мы вполне мирно. Даже по-дружески. Полюбовно разменяли квартиру, тихо оформили документы.

– Я буду навещать тебя, – всхлипнула Тереза. – А то ведь ты засохнешь один без привычки-то…

– Очень мило с твоей стороны…

Ребята отнеслись ко всему этому достаточно спокойно. Лариса – та вообще только плечами пожала, она жила уже с мужем. Денис малость попереживал, но у него тоже хватало своих забот: учился он в Свердловске, готовил курсовой проект и к тому же первый раз влюбился по уши…

А он оказался подполковником, преподавателем в местном артиллерийском училище. Моим одногодком, но не в пример мне бравым, подтянутым. Кстати, давним знакомым Терезы, бывшим ее одноклассником. Он был хороший мужик, мы с ним даже славно выпили однажды на дне рождения Ларисы…

… – Что? – встряхнулся я. Сашка о чем-то спросил.

– Да так… подумалось, – неловко повторил он. – Наверно, интересно, когда отец – писатель.

– М-м… не знаю. Ребята, по-моему, на это не смотрели как на что-то особенное… Лариса, кажется, иногда обсуждала с подругами мои книги. А Денис… он всегда был технарь-одиночка. По всей квартире – рассыпанные «конструкторы»…

– А кем он сделался теперь?

– Инженер. Специалист по вибромашинам.

– А что это за машины?

– Разгрузочные… Есть в нашем климате такая проблема – смерзшиеся грузы. Скажем, уголь или щебенка. Пришел вагон, и в нем сплошная спекшаяся от мороза глыба. Что делать? И вот ставят на вагон машину, которая создает своим механизмом вибрацию. И груз от этой мелкой тряски разрыхляется.

– А вагон? – Сашка проявил неожиданный интерес.

– А в этом-то и сложность. Надо рассчитать так, чтобы груз рассыпался, а вагон не пострадал.

– А если… ну, скажем, корабль или самолет… Если они обледенеют! Можно такой вибрацией корку сбить?

– Трудно сказать… В море или в воздух такую машину ведь не доставишь.

– Да… А я вот что придумал! Если сам корпус заставить трястись? Рассчитать, чтобы дрожал, но не разрушался…

– Идея, наверно, интересная. Только как это сделать? Впрочем, я не разбираюсь. Вот с Денисом бы тебе…

Сашка затолкал Чибу в сумку и встал.

– Пора, наверно, идти…

Я прислушался к себе: нет ли подлого гудения в голове, нет ли боли в спине и ноге? Нет. Удивительно: третий день без таблеток и уколов… Сашка – человек, приносящий удачу.

– Пойдем, проводник… – Я тоже поднялся, подхватил портфель.

Сашка вдруг спросил:

– Вы слышали про катамаран «Даблстар»?

– Нет. Что это такое?

– Это… вроде космического корабля.

– Американский?

– Нет, наш.

– Не слыхал. Странное название, «Двойная звезда»…

– Потому что у него два корпуса… Ты куда?! – Это опять вылез Чиба. И серым зайчонком поскакал впереди нас. Иногда он оборачивался, и голова у него становилась клоунской: с резиновым подвижным личиком. Он блестел глазками и высовывал маленький красный язык.

– Он говорит, что не помнит, с какой планеты, – сказал Сашка. – А еще говорит, что ему триста лет и что он был шутом у короля марсианского народа иттов. Такой выдумщик…

4. Грибной дождь

Городок, в который мы пришли, казался игрушечным. Уютный такой, с традиционной площадью и ратушей, облицованной пятнистым мрамором. На ратуше, естественно, башня с часами и флюгером.

Кроме ратуши, каменных домов было немного. А в основном – двухэтажные и трехэтажные строения, обшитые темными досками. Этакий деревянный модерн, которым увлекались в небольших городах в начале двадцатого века. Широкие, часто округлые окна, крутые крыши, мезонины, башенки. Кованые узоры крылечек и балконов.

Было оживленно. Спешили тетушки с кошелками (видимо, с рынка), катались на велосипедах ребята. Распирая пузатым телом тесную улочку, проехал троллейбус.

– Городок в табакерке, – сказал я.

– Ага…

Воздух здешних улиц казался коричневатым, и, наверно, поэтому на домах лежал особый налет, как тонкий слой скрипичного лака. Словно мы и впрямь оказались внутри громадной деревянной табакерки. Или внутри музыкального инструмента из разных сортов звонкой ели и клена. Эхо от велосипедных звонков, голосов, дальней радиомузыки и ребячьей переклички звучало как в пустоте гигантской виолончели…

На невысокой наклонной крыше четверо мальчишек пуляли в высоту из самодельных луков. Оперенные стрелы с шелестом уходили вверх и пропадали в низких просвеченных облаках. Сашка заинтересованно задрал голову.

– А вот ка-ак полетит стрела вниз, – сказал я, – да ка-ак врежет кому-нибудь по макушке…

– У них наконечники мягкие, с липучками… А если хорошо запустить, то и не вернется…

– Прилипнет к каменному своду?

– Одни говорят, что прилипнет. Другие – что улетит… в другое пространство.

– Последняя осталась, – звонко сказал на крыше мальчик. – Чья очередь?

– Пусть Женька запустит, он меньше всех стрелял…

Ребята дали стрелу самому маленькому.

– Только натягивай сильнее…

Стрела умчалась. Ребята и мы с минуту смотрели вверх.

– Ура! – наконец закричали мальчишки. – Тама! Молодец Женька! – И заприплясывали на краю крыши. Они были веселые, ловкие, смуглые, как мулаты.

– В этом свете все загорелыми кажутся, – сказал я.

– Почему кажутся? Тут такое излучение, ультрафиолет. За час кожа темнеет. Смотрите!

Сашка сдвинул на руке свои часики. Под ними открылся бледный след. Надо же! Я приподнял обшлаг пиджака. В самом деле – кисть руки гораздо темнее запястья.

– Вы домой вернетесь как из Крыма, – сказал Сашка.

Я промолчал. Не хотел я домой…

Мы прошли улицу, где развлекались маленькие лучники, и вот тут-то вышли на площадь. Переливчато играли часы.

– Что? Уже семь? А у меня…

– Здесь несовпадение по времени. И никогда толком не угадаешь. Бывает, что там утро, а здесь уже вечер.

– Так и правда вечер… Надо, наверно, об ужине и ночлеге думать. А, лоцман?

– Естественно, – деловито сказал Сашка. И повел меня на другой край площади. – А вот смотрите, Каменные Ворота. Это место так называется – площадь Каменных Ворот.

При выходе на одну из улиц стояли две серые башни. Высоченные, будто колокольни. А точнее – не башни, а две сужающиеся кверху скалы, похожие на чудовищных размеров сталактиты (или сталагмиты?). В двух местах – наверху и посередине – башни были соединены каменными перемычками.

– Впечатляет, – сказал я. – Дело рук человеческих или памятник природы?

– Всякие легенды рассказывают… Будто бы много лет назад они появились неизвестно откуда. Тогда все и закрылось – долина и город…

– А может, тут в основе какой-то исторический факт?

– Может быть… – сказал Сашка со странной неохотой. И сразу опять оживился: – А улица за Воротами знаете как называется? Улица Грибного Дождя!

– Разве здесь бывают дожди?

– Раз в десять лет… Снег чаще бывает, каждый Новый год. Конденсаторы сгущают туман в снежинки. А дождик делать труднее… Тем более грибной! Он ведь должен быть с солнцем!

После этих слов Сашка задумался на ходу. Мы уже прошли между башнями и шагали по улице Грибного Дождя. Чиба превратился в лохматого, размером с рукавицу щенка и заливисто лаял на кошек. Сашка вдруг начал скрести в затылке и глянул на меня – с хитроватым огоньком в зрачках. Потом остановился, начал смотреть вверх, а руки заложил за спину (как утром, перед скалой). Что-то зашептал. Мы стояли у штабеля коротких и широченных, больше метра в диаметре, труб из бетона. Они были похожи на серые бочки без крышки и дна. Видимо, здесь собирались рыть колодец или строить коллектор… Чиба-вороненок взлетел на верхнюю трубу и строго сказал оттуда:

– Алексан-д-р, пр-рекрати…

Сашка вдруг быстро стряхнул кроссовки, сдернул носки, сунул все это в сумку.

– Прячьтесь в трубу!

– Зачем?

– Сейчас начнется!.. Да скорее же!

Я малость струхнул. Поясницей нащупал край одной трубы, вдвинулся в бетонный цилиндр спиной (черт, брюки порву). Сашка прыгнул сбоку, съехал на меня, нас притиснуло друг к другу. Я подвинулся.

– Что это все значит, уважаемый проводник?

– Лезьте подальше, с ногами…

С высоты ударили отвесные звонкие струи. Я взвыл, въехал поглубже. Влетел мокрый вороненок, сел Сашке на голову.

– Это твои пр-роделки!

– Это твои проделки, Сашка? – строго сказал я.

Он заливисто захохотал. Высунул из трубы ноги, болтал ими под дождем. А дождь гудел, как в пустой цистерне. И вдруг мне показалось, что пробился сверху, заискрился в струях белый, нездешний луч солнца. Сашка крикнул, не оборачиваясь:

– Во лупит, Ёшкин свет! Игорь Петрович, знаете что? Те мальчишки с луком подумают, что это они дождик стрелами вызвали!

– Пусть думают!

– Ага!.. А завтра будет праздник! Здесь всегда праздник после дождя! Потому что деревья делаются гуще и цветет все!

Ливень кончился через десять минут. Чиба сердито забрался в сумку, а мы с Сашкой пошли по умытому и просветлевшему городку. Прохожие перекликались и поздравляли друг друга.

В конце улицы Грибного Дождя стояла двухэтажная, с хитрыми пристройками гостиница. Видимо, частная, похожая на те, что были в старину. Над дверью торчало железное копье, на нем качалась позолоченная вывеска: «Дорожный уют». На первом этаже был зал с обширными столами и баром. За стойкой командовала двумя расторопными парнями дама в белой наколке и синем платье. У нее было острое, как нос клипера, лицо. Близко от переносицы сидели прицельные, словно два револьверных зрачка, глазки. Она мне показалась похожей на классную надзирательницу из старой гимназии.

– Хозяйка, – шепнул Сашка. – Спросите про комнату…

Я подошел и осведомился, могут ли здесь получить приют утомленные и едва спасшиеся от непогоды путники.

– А этот… босой ребенок тоже с вами?

Босой ребенок светски наклонил голову.

– Да, сударыня, я племянник. – И толкнул меня локтем.

– Есть комната наверху, – сообщила хозяйка с оттенком благосклонности. – Вам повезло. Завтра не будет отбоя от постояльцев. Ожидается карнавал в честь сегодняшнего дождя… Надо же, такое неожиданное чудо!

Знала бы она…


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю