Текст книги "Наследник огня и пепла. Том IV (СИ)"

Автор книги: Владислав Добрый

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

– Мои шпионы, – поправился Борха. Он умудрился не отстать от Регента. Это Йипу уже не понравилось. Слишком уж ловко умел лавировать этот Хранитель среди коридоров Таэна.

– Лучше, – похвалил Йип. И тут же пожалел. Привычка к лести, оставшаяся с того времени, как он был Хранителем. Сейчас он был Регентом. А те, кто властвуют, должны вести себя иначе. Их похвала должна быть ценной. Женщина, что видит от мужа побои каждую неделю, будет ценить вдвойне случайную ласку. И втройне стараться заработать её снова. И поэтому Йип ударил. Не сильно. Но все же. – Подумайте еще Борха. И в следующий раз потрудитесь просеять муку слов через сито точно известного, чтобы не подавать мне хлеб новостей с жуками ваших сомнений.

Последнее было сказано недовольным тоном и достаточно громко, ведь предназначалось и для ушей остальных хранителей. Борха снова уважительно поклонился, не пряча злых глаз, и приотстал на несколько шагов. Этому человеку лесть и признание нужны как другим вода и еда. Значит, если он будет получать их лишь время от времени, тем для него они будут лучше на вкус.

Пройдя через Южную Галерею, Палату Архонтов и Зал Аудиенций, свита Регента прибыла в комнату Памяти о Империи. Йип любил это место. Отчасти из-за огромной карты на полу. Выломанная прямо кусками с виллы древнего богача, она изображала Империю такой, какой она была когда-то. И какой должна была восстать снова. Но не только поэтому. В основном, из-за того, что тут было отверстие в крыше. Ин да Ор ценили свет светила, дарованный Императором, куда больше чем обычные люди. В их замках и дворцах неожиданные световые колодцы встречались часто. Эта комната напоминала Йипу о детстве.

Дождавшись, пока паладины выстроятся вдоль стен, Йип прошелся по карте. Дошел до Таэна. На карте город был обозначен всего десятком домиков, но даже так было понятно, насколько же сильно Древний Таэн больше современного. Из нарисованного Таэна Регент двинулся по желтой прямой линии Древнего тракта на запад, вдоль побережья. И остановился у россыпи богатых городов. Многие из них были накрыты пластинами черного стекла. Так отображали на карте Дикие Земли. Древний Тракт терялся среди черного стекла – сейчас торговцы были вынуждены проложить новый маршрут. Через перевалы, мимо алчных и сильных владетелей и городов. Йип дошел до одного из перевалов, использовавшихся сейчас. Один из самых удобных. Когда-то у Империи тут было укрепление. Дозорная башня или почтовый пункт, или что-то, предназначенное для забытых ныне целей. Сейчас, поверх древнего рисунка лежала прямоугольная глиняная табличка с надписью «Замок Балдгар». Оплот семьи Инобал. Йип задумчиво потрогал носком табличку.

– Оседлать самый удобный перевал на сухопутных путях из Таэна само по себе большая удача. А вот для того, чтобы получить после этого поддержку от Таэна, тут нужна уже не только удача, – задумчиво сказал Регент.

– Тут нужна свадьба сеньоры из дома Пиллар и наследника семьи Инобал, – прошипел один из Хранителей. Из рода преданного Ин да Ор. Цепные псы, служащие семье Регента поколениями. И сейчас этот Хранитель был тут именно в такой роли. Рычать по знаку хозяина.

– Разве Таэну не выгодны дружеские отношения с Инобал? – возмутился другой Хранитель. Он единственный был в кирасе поверх роскошной одежды. И самый молодой, всего то сорок четыре года. Легат Таэна. И племянник предыдущего Регента. Или не племянник, а сын, если слухи правдивы. От Йипа ждали, что он немедленно снимет с поста легата ставленника Пилларов. И поставит одного из Ин да Ор. Так было принято. Но Йип не торопился. Во время правления его предшественника, такая перестановка кончилась беспорядками и резней в городе. Сторонники обеих Великих Семей разоряли Таэн две недели, больше грабя непричастных, чем сражаясь между собой. Это, отчасти, тоже было почти традицией. Одной из тех, которую Йип хотел заставить забыть. Наоборот, Регент даже приблизил к себе легата. В конце концов, пока у него не было человека, имеющего за спиной опыт выигранных битв. Но как раз это Йип планировал изменить.

У Регента были большие планы. Он глянул в сторону от полуострова, туда где серые пространство Гор Долгобородов кончались и начинались земли Железной Империи. И южнее, зеленые плодородные долины, почти не обезображенные пятнами Диких Земель. Зато теперь принадлежащие государству кровососов. Все эти земли раньше были Империей. Всё это должно было стать Империей вновь. Регент вернулся мыслями в настоящее. И обнаружил себя в скандале. Легат Пиллар сражался один против всех, пока остальные Хранитель атаковали его. К счастью, пока только словами. Однако хваленое хладнокровие и быстрый ум помогали ему держаться. Он отвечал каждому и бил в уязвимые места.

Только Борха не участвовал в перебранке.

– Когда вы хотели сказать мне, старику, – вполголоса заговорил Регент, заставив остальных притихнуть. – Что в Отвине высадилась армия Золотой Империи?

Хранители притихли. И только Пиллар дерзко вскинул подбородок и сказал:

– А разве Борха уже не нашептал вам об этом?

– А разве ты, легат, не должен был уже собирать войска? – немедленно ответил Йип.

– Зачем? – впервые Пиллар растерялся. – Они слишком далеко от Таэна…

– Значит мы позволим кровососам резать людей как скот, убивать без разбору, сжигать города и плодить горе. Конечно, ведь мы всего лишь люди Императора, зачем нам вмешиваться, – покивал Регент. И продолжил, не давая легату ответить. – Хранитель Борха, соберите сильный отряд на помощь Караэну. Только всадников. Назначьте человека, менее терпимого к мертвым чудовищам, чем наш легат, и поставьте его во главе. И не обманите моё доверие! Если не справитесь, скажите сейчас.

– Ваш племянник? – тут же уточнил Борха, словно не заметив последние фразы. – Он…

– Он молод и неопытен. Возможно, лучше будет, если отряд поведет один из ваших племянников. Моего возьмите, но только как одного из рыцарей, – продолжил отдавать приказы Йип.

– Я легат, мне и вести войска, – рявкнул Пиллар. Куда грубее, чем следовало.

– Простите, сеньор Ортег, – мягко сказал Регент. Назвав легата по имени, без титулов. – Но минуту назад вы не понимали зачем и куда их вести. Боюсь, мы не сможем вам доверять, пока вы не пройдете повторную инициацию.

– Мы прямо сейчас на солнечном свету! Что за чушь вы несете! – скорее очень удивился, чем разозлился, легат. – А! Просто хотите меня лишний раз уколоть? Просто теперь, вместо слов, серебряной иглой?

– Да, – кивнул Регент. – Вас и всех ваших домашних. Простите, но не один из стоящих за Императора не сможет спокойно спать, есть, или даже просто жить, пока лапы кровососов топчут земли Регентства. Услышать от вас такое… Странно.

Легат раскрыл рот, чтобы ответить жестко и прямо. Постоял с открытым ртом и закрыл его. Хранители внезапно отодвинулись от легата. Даже во время спора они не держались так насторожено. Регентство слишком хорошо знало, как опасна отрава вампиров, как привлекательны обещания мнимого бессмертия. Не один гордый стяг древних семейств сгинул в пламени на развалинах их замков, оказавшихся логовом кровососов.

– Это серьезное обвинение, – наконец прохрипел легат.

– Я уверен, вы и ваши близкие легко пройдете проверку, – отмахнулся Регент. – Но сами понимаете, в такое время нельзя пренебрегать такими вещами. У нас вампиры в Караэне. Целая армия прибыла из-за моря. Отвин открыл им ворота.

– В Отвине, – машинально поправил легат. – Их пропустили мимо. Они идут куда-то ещё.

– Они идут в Караэн, – сказал один из Хранителей – мне прислали гонца час назад. Сожгли все постоялые дворы на Древнем Тракте, сотворили страшное колдовство и идут днём, скрываясь от света Императора в черной туче.

– Какой свежести ваши сведения? – ревниво спросил Борха.

– Два дня, – Хранитель посмотрел на легата. – Там мертвая пехота. Их тысячи. Некроманты, вампиры… Мне не кажется, что это не стоит беспокойства.

Пиллар побледнел. Сжал губы. Регент не отказал себе в удовольствии рассмеяться. Про себя. Легат слишком долго почивал на лаврах. Воевал с недовольными Пилларами, гонял гоблинов и охотился на измененных зверей. Привык, что вампиры это древняя сказка. А что происходит когда древний ужас возвращается? Ищут виноватых. Но этого легат еще не понял. Пока он понял, что старый дурак-регент решил унизить семью Пиллар. Не сильно, но обидно. Вот только уже завтра весь Таэн будет знать, что кровь всех Пиллар будут придирчиво рассматривать на острие серебряной иглы, а войска против кровососов поведет человек не из их семьи. И не из Ин да Ор, что было бы логично. Значит, полководца нашли в дикой спешке, и не из своих. А значит, подозрения против Пиллар более чем серьезны. Пиллар теперь долго будут носить «муху на лице», как говорят на родине Борха. А остальные Великие Семьи встряхнутся и вспомнят, что вампиры это непримиримые и страшные враги.

Регент встряхнул головой, он опять выпал из разговора.

– Повтори, – велел он Хранителю, который говорил последним.

– Смею вам напомнить, что Караэн враждебен нам. Как и большая часть городов Долины Караэна, – сказал Хранитель. Этот тут из-за своего безумия. Это безумец, думающий только о благе людей и процветании Культа, давно оборвавший связи с семейным кланом. Регент вздохнул. Ему предстоит со временем окружить себя только такими.

– Да, я знаю, – перебил Регент, когда Хранитель принялся рассказывать запутанную историю отношений семьи Итвис из Караэна и Хранимого Престола. – А вот вы не знаете, с чего все началось. Караэн захотел своего представителя в Таэн. Не присланного отсюда, а своего здесь. И выдвинули одного из Итвис в Хранители Сердца.

– Наглые дураки, – прокомментировал Пиллар.

– Возможно. Зато, теперь мы знаем, как заручиться поддержкой Караэна в войне… Полагаю вы все понимаете, что это начало войны? – Регент неспешно прошел дальше на север по карте, осторожно переступая стекло Диких Земель и остановился рядом с Караэном. Город был стиснут с севера красной линзой, обозначающей Кровавый Волок. Одну из самых странных аномалий. Под красным стеклом угадывались прямоугольники и круги. Говорят, раньше в этих горных долинах были кузни для всей Империи, на которых трудились элементали и были другие чудеса. А с востока, со стороны Отвина, лежало еще два темных пятна. Накрывающие скопления крупных городов. Только чудом эти два пятна не перекрыли все ветки Древнего Тракта, оставив лишь одну желтую линию, связывающую Восточное побережье и Долину Караэна. Всего одна. Зато почти идеально прямая.

– Это разведка боем. Хотят пощупать нас, насколько мы готовы. Поэтому вы Борха, должны действовать быстро. Пошлите малый отряд и гонцов перед ним, чтобы наши гарнизоны присоединялись к нему по дороге. И, как я сказал, только всадников, – сказал Йип.

– Вы наберете не больше пяти сотен, – фыркнул легат. – Если это мертвая пехота, и их тысячи, как кто-то не соврал…

Хранитель рассказывающий об армии мертвецов вскинулся.

– Говорят, вампиры прислали к нам шесть каракк, – перебил легата Регент. – Их вряд ли больше полутора тысяч.

– Мертвых на корабли помещается больше, чем живых, – покачал головой легат. – Их может быть и пять тысяч. Если будут черные всадники… Неважно. Если мертвецам откроют ворота и они возьмут Караэн, то устроят страшную резню. А потом некроманты поднимут мертвецов… Может, даже смогут создать охраняемый вендикатами Мертвый Град.

Легат замолчал. Регент уважительно кивнул. Правильно, что он оставил этого человека. Его знания пригодятся.

– И у нас будет немертвый город. Рассадник нежити, – подытожил Регент.

– Я недооценил опасность, – вдруг сказал легат.

– Признаться, я тоже, – кивнул Регент. – Мне не пришло в голову, что у них могут быть союзники в городе.

– Кто захочет помогать этим чудовищам? – возмутился один из Хранителей.

– Раньше желающих было много, – Регент хмуро ткнул тростью в Караэн, словно наказывая его за беспокойство. – Пока люди не стали бояться нас больше, чем вампиров. Вы забыли это. Но мы, Пиллары и Ин да Орс, помним…

– Итвис вспыльчивы, надменны и очень самолюбивы, – сказал Хранитель, который любил Культ больше родных. – А главное, их злопамятность и коварство вошли в поговорку. Даже на их гербе змея.

– И как все люди, они судят других по себе, – кивнул Регент. – Вы намекаете, что они могут воспринять наш отряд, присланный на помощь, как попытку ударить в спину. И напасть на него.

– Если они все еще будут живы, – фыркнул легат.

– В таком случае нам придется вырвать самый корень вражды, – сказал Регент. Хранители смотрели на него с сомнением. Обычно это означало убийство большей части враждебной семьи. С Итвис это не получилось и в более благоприятные для Культа времена. – Мы дадим им того, чего они хотели. Магн Итвис получит шапку Хранителя Сердца Императора.

– Если он все еще жив, – повторил легат.

– Это не важно. Это нужно не ему, а нам, – Йип распрямил плечи, преодолевая тяжесть расшитой золотом ткани на плечах. И постарался, чтобы следующие его слова были не шепотом старика, а гласом Регента Пустого и Хранимого Престола Императора. – Тот кто сражается с армией несущий порабощение и смерть, вот кто есть Культ Императора. Это напомнит людям и нам, кто мы такие! Выполняйте. А вы легат, подождите.

Дождавшись, пока остальные Хранители скроются за дверьми, Регент приобнял Пиллара за плечи.

– Не затягивайте с повторной инициацией. Как только вы пройдете её, надо будет провести процедуру со всеми остальными… – сказал Регент доверительно.

– Борха? Хранители? Великие семьи Таэна? – удивился легат. – Это будет оскорбление…

– Они тоже, но я говорю вообще о всех. Всех людях на землях Культа. И я думаю, следует сделать эту процедуру регулярной. Как вы думаете, возможно делать это раз в месяц? Силами храмов? – Регент давал легату работу для головы и ног. И улыбался, слушая его растерянные предложения и рассуждения. Он любил, когда враги находятся вот так, рядом. Ведь проще всего воткнуть человеку нож в сердце, если одной рукой ты его уже держишь. Как будто приобняв. Если Магн Итвис переживет нашествие мертвецов, то станет Хранителем. И ему придется прибыть в Таэн. Под руку Регента. И уже тогда Йип III, не торопясь, решит его судьбу.

Послесловие от автора

Песни.

Мы вряд ли способны до конца осознать, насколько плотно мы опутаны современными технологиями. И я сейчас даже не столько про технику, сколько про социологию и психологию. За последние пару веков человечество сильно продвинулось вперед в умении лепить из себя что угодно по заданному техзаданию.

Возьмем отвлеченный пример. Музыку широкого потребления, в быту, попсу. Песня Меладзе. «Притяженья больше нет». Там, специально для тупых и тугослышащих вроде меня, припев начинается с трех отдельных нот. «Ту, Ту, Ту, и начали!» как бы говорит нам музыка, и мозг такой «О, дальше я знаю!». Я поднимаю лицо из тарелки и мычу «Сто шагов назад!». Причем там простая ритмика, можно просто пробубнить, петь не надо. Мозг такой «Ай я молодец, вместе со всеми, прям вот угадал, я социально интегрировался, в следующий трудный период меня не съедят » и заложенная миллионами лет эволюции система поощрений впрыскивает гормоны удовольствия. На поверхности сознания, которое формулирует мысли, я просто подумаю «Хорошая песня. Душевная». Таких биологически-психологических ловушек и в этой песне, и вообще в попсе, еще много. Люди получают физическое удовольствие от их прослушивания. Мы получаем. Важно услышать их несколько раз. При этом, если вас раздражает попса – поздравляю, вы как все. Она всех раздражает.

Научный факт – если дать даже фанатам попсы текст их любимых песен, написанный просто «стеной», а не строками, то более 40 (сорока) процентов испытуемых… Не узнавали свои любимые тексты. Попса это высокотехнологичный продукт современности, где работа идет сразу с глубинными процессами в мозгу, минуя мышление и интеллект. Поэтому слова там не важны.

В средневековье, как вы догадывались, любили по по хардкору. Поэтому пели без скидок для тупых. Возможно, это объясняется тем, что тогда пели все. Вполне вероятно, постоянно поющие за работой неграмотные крестьянки имели практики в пении больше, чем многие из выпускников современных вокальных ВУЗов. В поле пели, за прялкой пели – вообще все время пели. И поэтому песни высокой средневековой поэзии признавались песнями «Высокой» поэзии в обществе массового профессионализма. И отбор шел сильно по другим критериям.

Для примера можно взять «Foy Porter» – одна из самых известных песен позднего средневековья, написанной Гийомом де Машо в XIV столетии.

Как и большинство светских песен того времени, следуя традиции трубадурского художества, песня посвящена ухаживаниям благородного мужа за Дамой. Лирический герой сообщает о своей глубокой любви к избраннице. О любви, которая сильнее, чем само море. И о том, что он ни на минуту не мог забыть свою избранницу. В конце песни он говорит, что его дама – это настоящий сапфир, который действительно может исцелить его и утешить его сердце (в средневековье была широко распространена вера в то, что драгоценные камни обладают целительной силой).

Как пишут в энциклопедиях «Песня, написанная в стиле вирелэ, славилась тщательно продуманной схемой рифм, что, возможно, способствовало её непреходящей популярности.»

На свой страх и риск можно послушать современную реконструкцию: https://youtu.be/gNNqilChCEY?si=-LjCAxud7t2MJSIn и я не утрирую, я до конца четыре минуты прослушать не смог. И не я такой один. Это мучительная вещь.

Ниже дам текст. От себя добавлю, что это не песня, а испытание для певца. Даже большее, чем для современного слушателя. Она сложнее оперы, потому что там какой-то рваный ритм, с элементами джазовых импровизаций. Сложные переходы, не одинаковые куплеты, сложные переходы и ушедробительные приемы названия которых я не знаю. В какой-то степени можно составить себе представление о ней по приведённому ниже тексту песни. Для удобства записан текст все же так, как сейчас принято, а не сплошным абзацем. Но помните, это скорее условность.

Foy porter,

Honneur garder

Et pais querir,

Oubeir,

Doubter, servir

Et honnourer

Vous vueil jusques au morir,

Dame sans per.

Car tant vous aim, sans mentir,

Qu’on porroit avant tarir

La haute mer

Et ses ondes retenir

Que me peüsse alentir

De vous amer,

Sans fausser;

Car mi penser,

Mi souvenir,

Mi plaisir

Et me desir

Sont sans finer

En vous que ne puis guerpir

N’entroublier.

Foy porter,

Honneur garder

Et pais querir,

Oubeir,

Doubter, servir

Et honnourer

Vous vueil jusques au morir,

Dame sans per.

Il n’est joie ne joïr

N’autre bien qu’on puist sentir

N’imaginer

Qui ne me samble languir,

Quant vo douceur adoucir

Vuet mon amer.

Dont loer

Et aourer

Et vous cremir,

Tout souffrir,

Tout conjoïr,

Tout endurer

Vueil plus que je ne desir

Guerredonner.

Foy porter,

Honneur garder…

Vous estes le vray saphir

Qui puet tous mes maus garir

Et terminer,

Esmeraude à resjoïr,

Rubis pour cuers esclarcir

Et conforter.

Vo parler,

Vo regarder,

Vo maintenir

Font fuir

Et enhaïr

Et despiter

Tout vice et tout bien cherir

Et desirer.

Foy porter,

Honneur garder

Et pais querir,

Oubeir,

Doubter, servir

Et honnourer

Vous vueil jusques au morir,

Dame sans per.

Отдельно надо остановится на том, что официально называются « Трудовые песни и припевки».

Различия в видах трудовой деятельности, требовавших концентрации усилий большой группы людей, привели к появлению разных типов трудовых песен, различных по ритму, содержанию, структуре. Среди них особенно широкое распространение имели так называемые «дубинушки» – песни крючников, бурлаков, носильщиков, лодочников, сложенные на больших русских реках – Волге, Каме, на Дону и в других местах:

Поработаем до поту,

Пообедаем в охоту!

Свои силы понатужим,

Мы добудем и на ужин!

Эх, если б водкой напоили

Веселее бы крутили!

В кабаках купцы большие

Пьют наливочки густые.

А мужицкой нашей глотке

Не хватает даже водки!

Что, ребята, припотели?

Значит, выпить захотели!

Наши ноженьки не ходят,

Дернешь водки – все проходит!

Отчего же рукам больно?

Нам работушки довольно!

И таких двустиший сотни.

Песни грузчиков в портах:

На выгрузке из трюма судна припевали:

Эй, катай, братцы, катай, знай, покатывай – катай! Эй, валяй, братцы, валяй, знай, поваливай – валяй!

Когда тяжесть сдвигалась с места, грузчики в такт своему шагу подпевали:

Идет, идет…Сама пошла, сама пошла…Идет – идет, идет – идет…

При накладывании ноши на спину грузчика двое «подавальщиков» припевали:

Эй, старатели, валяй! Выше ношу понимай! Ой, поднять нам тяжеленько! Поднатужимся маленько!

Если груз случайно падал со спины грузчика или из рук «подавальщиков», то при новом подъеме этого груза припевали:

Ах, за те же денежки, Да еще разок!

… и сотни их.

Печатное слово

Все меняется, но ничего не изменилось. Ведь люди всё те же. Когда появился печатный пресс и каждый дурак смог выплеснуть свой креатив в пространство посредством букв, то это было больше всего похоже… На современные соцсети. Дело кончилось Возрождением, так что всё хорошо. Рассмотрим мы всё на примере лидера мнений по имени Пьетро Аретино.

Сейчас его имя мало что говорит кому-то, кроме специалистов – а между тем в своё время он был буквально одним из главных людей Европы и грозой её государей. Несмотря на то, что он был сын башмачника и у него не было ни титула, ни сана, ни единой дивизии.

Вместо этого у Пьетро имелся хорошо подвешенный итальянский язык и некоторая бесстрашная отбитость – и ещё он оказался в удачное время в удачном месте.

Аретино сейчас называют «первым журналистом», но на самом деле он был первым ведущим телеграм-канала. В молодости, хайпанув на обличении папы с помощью ржачного пасквиля, ставшего вирусным, он сбежал в Венецию, где имелись а) вольная торговая республика с хорошей армией и спецслужбами и б) масса типографий, за бабки готовых печатать всё.

Аретино, обосновавшись там, стал собирать на всех европейских государей, кардиналов там и даже отдельных деятелей компромат и печатать бюллетени со сливами, инсайдами, наездами и нагонами.

Его ТГ пользовался бешеной популярностью.

Очень скоро европейские государи начали ежегодно отстёгивать Аретино за блок на негатив – а некоторые начали доплачивать, чтобы Пьетро мочил их конкурентов.

Аретино одновременно выполнял и функцию сливного бачка для своей крыши (властей Венеции), и функцию их информатора, и функцию инструмента их влияния.

Когда он слышал, что у кого-то есть абсолютно лишние деньги или какая-нибудь симпатичная штучка – он посылал ему письмо (оставляя себе копию), в котором кратко рассказывал адресату, что он про него узнал и щас публично вывалит. Если адресат не вёлся – Аретино публиковал наезд в ближайшем выпуске.

Государи Европы рыдали, но платили – как-то само собой устоялось, что разобраться с Аретино обычным образом нельзя, потому что он солнце европейской литературы. Монархи говорили друг другу «Ну что поделаешь, это же Аретино, он великий человек, писатель. Все ему платят, мы с тобой что, особенные». Аретино прожил долгую счастливую жизнь, без разбору окучивая юношей и дам, и умер, по легенде, упав от смеха под стол и ударившись головой.

Я читать его, конечно не буду, но один человек согласился на жертву. и «…честно попробовал прочесть самое знаменитое произведение данного великого писателя. Оно оказалось (кто бы мог подумать) диалогом двух шлюх с воспоминаниями одной из них о том, как она была монашкой, затем матроной и, наконец, собственно куртизанкой. Я смог дочитать только до сцены, когда поклонник-меценат дарит во время праздника коллективу весёлых монахинь корзинку стеклянных фаллоимитаторов, и со вздохом закрыл книжку бессмертного классика.»

Магн, разумеется, и не подозревает как на самом деле выглядит джин из печатного пресса, который он выпускает. Ему то в учебниках рассказали про печатание библии и научных трудов. Ниже неприличная картинка с примером поста от успешного блогера эпохи Возрождения:

Средства войны.

Есть знаменитая фраза, что для войны нужны «Деньги, деньги и ещё раз деньги».

Это куда точнее отражает суть проблемы с войной, чем кажется на первый взгляд. Зарплатные ведомости раннего средневековья вот предвестник армий численностью в тысячи человек, которые смогли месяцами вести военные действия с глубокими операциями. Сначала пришли писари с таблицами, а только потом появились армии. Такие таблицы суть технологический прорыв Новейшего Времени, на них – печатных и рукописных, в ящиках столов и файлах всемогущего Экселя – держится вся современная экономика, все мешки зерна с коровами на этой планете.

Какой же это прорыв, спросите вы? Вот огонь изобрели – это прорыв, металлы отливать начали – тоже, письменность опять же… а когда и буквы есть, и цифры есть, то записать ими что-то в столбик много ли ума надо? Садитесь поудобнее, сегодня вы начнёте уважать итальянцев.

Письменность возникла как метод учёта товаров, далеко от Италии. Поначалу символическая запись позволяла держать в уме предметы, которых рядом нет или которых вообще нет, например доход с будущего урожая. Потом появилась система чисел: стало возможным кратко считать очень большие количества предметов, а не пересчитывать миллион точек и кружочков каждый раз. Затем догадались записывать языковые формы – глаголы, времена, имена – и таблички стало можно подписывать, что кому и когда. Дальше – алфавит для краткости, знаки математических действий для непрерывной вычислений, единицы измерения… С течением веков проблемы письменности решались одна за другой. Как орудия труда, могучие продолжения человеческих рук, сначала были каменные, затем медные и железные, так и письменность, продолжение жадного человеческого черепа, охватывала и подсчитывала материальный мир всё лучше.

Затем у экономики появилась проблема, которую письменность не решала. Древний торговец, придя на рынок, покупал и продавал на месте, и мог (если грамотный) записать название любого своего предмета, имя любого своего раба и любую сумму денег из своей сумы. Он мог обойти все свои склады и, физически пересчитав каждый мешок и каждую монету, записать чем владеет. Но затем торговля стала сложнее и вытянулась во времени. Покупать и продавать стали в долг, долги стали расти, долг стало можно купить и продать. Теперь у нашего купца, который всё посчитал, через неделю часть монет будет потрачена, другие монеты будут получены, будут возвращены долги и выданы новые, будут начислены проценты и списаны потери, часть мешков уйдёт из кладовой, их место займут новые… а через неделю снова, и снова, и снова…

То есть, хотя у нашего купца есть всё, чтобы оформить на письме имущество или отдельную сделку, он не записывает большинство сделок. Потому что если он станет записывать все свои сделки, он создаст огромный массив разрозненных сведений, которые появляются и усложняются быстрее, чем он может в них разобраться. У кого я одолжил этого раба? К какому сроку Луций должен мне те два сестерция? Или он должен три? Сколько я должен мяснику за курей? Все ли налоги я уплатил? Чтобы использовать выгоды письменности максимально – записывать всё и держать в голове как можно меньше – нужна какая-то система для этих записей.

Как и всегда, итальянцы её придумали. Ну хорошо, их предки, италийцы. Римские торговцы начали записывать сделки по именам тех, с кем их вели – сколько я должен Луцию, сколько Луций должен мне. Долг записать приоритетнее всего, ведь только так я смогу уверенно предъявить Луцию по его обязательствам. А он мне по моим. Это называется смешанный учёт – наши с ним взаимные обязательства смешиваются в одну запись. Ключевым здесь было деление на периоды: загнав часть вязкого времени в рамки некоего периода – например, недели или месяца – я могу собрать все свои сделки с конкретным коллегой за этот период. Теперь вместо горы табличек с разными датами и именами у нас одна аккуратная стопка – «январь 23 года» – и на каждой табличке по имени. Так-то лучше! Однако в феврале будет ещё одна стопка, в марте ещё одна… Кроме того, что делать если ты ведёшь дела с большим числом людей? На шумном рынке ты можешь не знать имени покупателя, а если и знаешь – на каждого отдельную табличку не напасёшься. Информации всё ещё слишком много, нужен следующий шаг – и он был сделан.

В начале нашей эры Плиний Старший описывает Tabulae Rationum: таблицу долгов, состоящую из двух страниц. На левой учитывались выданные долги, на правой – взятые, в обоих случаях по возможности указывалось, кому и у кого. Сохранив периодическую запись, но отойдя от деления по именам партнёров, римские коммерсанты стали делить данные на две группы: «что должны мне» и «что должен я». Возникли альфа и омега современной экономики – дебет и кредит, вместе известные как двойной учёт.

Гениальность двойного учёта в том, что вся информация о долгах (сумма, срок платежа, имя кредитора/кредитуемого, детали сделки и пр.) сведена в один документ. «Двойным» он называется как раз потому, что каждая сделка записывается два раза – один раз когда обязательства появляются, и один раз когда выполняются. Например, я даю Пете в долг 100 рублей. В графе «мои средства» я записываю 100 в кредит («я даю»), а затем те же 100 в дебет в графе «Петя» («я получаю»). В итоге общая сумма всегда будет равна нулю, а я буду уверен, что нигде не ошибся и Петя должен мне именно 100 рублей. Более того, когда Петя вернёт их мне, я запишу 100 себе на дебет и 100 ему на кредит. Дебет сошёлся с кредитом у нас обоих, и я вычёркиваю Петин долг. В конце месяца одного взгляда в таблицу достаточно, чтобы увидеть оставшиеся невычеркнутыми долги. А ещё я чётко вижу, кто и когда у меня взял взаймы – это упрощает выдачу долга под процент. Смекаете?

В общем, выдавать и взыскивать долги стало легко как никогда. А значит что? Правильно, теперь это можно делать массово. Так появились банки. Новая технология привела к появлению финансовой сферы экономики. Подобно тому, как деление ядра впервые дало человеку энергию, не являющуюся впитанной планетой энергией Солнца, двойной учёт подарил нам экономическую ценность, не вытекающую напрямую из природных ресурсов. Начиная с Древнего Рима банкир ничего не производит и не добывает – однако делает деньги из воздуха и может быть богаче иных правителей. Впрочем, этим история отнюдь не исчерпывается.

Дело в том, что, подобно многим достижениям Рима, двойной учёт был забыт вскоре после распада Западной Империи. Сложные денежные потоки, приведшие к его возникновению, разрушились – в нём потерялся смысл, люди снова вернулись к разовым локальным транзакциям «пришёл на рынок, купил козу». Вместе с Империей ушла в небытие и относительно унитарная система валют, в новых реалиях надёжно считать что-либо было в принципе сложнее. Поэтому чисто технически этот необходимый принцип нам подарили не римляне. Однако следите за руками.