Текст книги "Холодные и мертвые (сборник рассказов) (СИ)"

Автор книги: Владислав Чупрасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

– Вы как? – спросил смутный знакомый, присаживаясь на корточки рядом с кроватью. Курт приоткрыл один глаз, затем другой, и с интересом изучил его.

Воспоминания очень лениво и неохотно шевелились в голове.

– Я Ию Лайне. Я работаю…

– Да знаю я, – буркнул Курт. – На Ганса ты работаешь. Нормально я. И демонстративно отвернулся лицом к стене.

– Я хотел сказать, что я работал с Феликсом, но так тоже можно выразиться. Курт заинтересовался, но очень вяло. Он повернул голову и уставился в замерзшее окно, показывая одновременно и некоторое пренебрежение, и заинтересованность в дальнейшем диалоге. Небо было темно-синим. Очень синим и очень красивым. Из угла окна наползала грязно-серая туча. Курт недоуменно моргнул – и небо снова стало темно-серым, затертым снежными облаками. Таким же, как и всегда. Аспирант Ганса терпеливо сидел и ждал, пока Курт изобразит что-то внятное. Может, спросит что-то о Феликсе, раз уж это в самом деле единственное имя, способное его заинтересовать. И тут же Ию все испортил.

– Ректор просил передать вам большую благодарность.

– Пусть в задницу себе ее засунет, – мгновенно окрысился Курт. Если Ию и оскорбился за непосредственного начальника, то виду не подал. В комнату тихо прокрался Ойген. Рядом с ним нарисовался и священник, отлично узнаваемый по мерзкому бубнежу.

– Он попросил меня кратко обрисовать сложившуюся ситуацию. Курт снова лег на спину, подтянул одеяло, сложил руки на животе.

Аспирант стоял, сложив руки за спиной. Юстас что-то нашептывал на ухо прислонившемуся к дверному косяку Ойгену. По всегда спокойному лицу медика бродил нервный тик.

– Правильно, сам побоялся явиться.

– Побоялся снова заразиться, – пояснил Ойген, отмахиваясь от священника. Тот не отставал.

– Снова? – Курт попытался посмотреть на медика, но тут же заболела голова. Он заскрежетал зубами и сфокусировался на Ию.

– Он тоже переболел серой болезнью. То есть, как, переболел.

Добытый вами Серый послужил… хм… основой для лекарства, вылечившего его. И вас с Юстасом тоже.

– Вообще-то, нет, – веско заметил священник. – На все воля Божья, и эти ваши Серые здесь абсолютно ни при чем. Что-то щелкнуло, нервы Ойгена окончательно сдали и он заорал:

– Никакая это, нахер, не божья воля! Это лекарство, мать твою!

Лекарство! На-у-ка! Ты знаешь, что это такое?! Не удостоив медика ответом, Юстас развернулся и вышел на кухню.

Ойген с нажимом потер лицо и обиженно посмотрел на Ию.

– Я слушаю это уже неделю. Неделю, понимаешь? Я хочу, чтобы он сдох. Он издевается надо мной, что ли?

– Мне кажется, он делает это специально. Вроде как в школе: совсем не интересно задирать того, кто не реагирует.

– Мы не в школе, – гордо ответил Ойген и тоже ушел на кухню.

– Весело тут у вас, – просипел Курт. – Погодь… неделю? Ию кивнул.

– Такие дела. Думаю, что ты оправишься через пару дней и сможешь пойти домой. Курт смерил аспиранта презрительным взглядом. Он был твердо намерен прямо сейчас встать и уйти домой – как можно дальше от этого дурдома. Правда, он быстро вспомнил, что у него дома творится точно такой же бардак. Но неделя – это слишком много! Что могло случиться с его любимой квартирой за этой время?

– Я останусь здесь.

– Нет! – проорал с кухни Ойген. Ию рассмеялся. Отвратительным, мерзким смехом, едва не убившим Курта. Вряд ли они теперь смогут нормально общаться – этот смех всегда будет напоминать Курту о его болезни. С другой стороны, спасибо, что Серые не убили. А почему не убили?

– А почему я жив? Ию пожал плечами.

– Ну. Ты же патрульный. У вас есть мастера. Мастера – единственное оружие против Серых. И это оружие было в твоих руках. Курт не успел ответить, что оружие это было не у него в руках, а шлялось где-то поблизости. В дверь решительно постучали, и когда Ойген открыл, вся кухня и прилегающий к ней коридор наполнились голосами. Громкими голосами и громкими звуками. Курт натянул на голову одеяло.

– Ну, мне пора, – Ию решительно направился к выходу. – Мне нельзя сниматься в этом кино. Совершенно секретно, сам понимаешь.

– Да ну нафиг, – обреченно выдохнул Курт и схоронился под одеялом. Голоса доходили до него как через вату. Мимо него прошуршал и скрылся в другой комнате Юстас. Ойген громко ругался с кем-то – бедный парень, совсем ему нервы истрепали.

– Я не разрешаю снимать в своем доме!

– Но у нас есть разрешение от вашего руководителя.

– Нет у меня руководителя!

– Но у нас есть разрешение. Перепалка приблизилась, видимо, переползла в комнату. Голоса окружили кокон, из которого Курт не был готов вылезать.

– Хм, он что, умер? – совсем близко раздался знакомый голос. – Я откину одеяло, а ты сними крупным планом. Курт отогнул одеяло и подарил полный ненависти взгляд Виктору, нависшему над ним.

– Ой, – сценарист отшатнулся и залился краской, – извините. Пытаясь скрыть смущение, он обернулся к Ойгену, протянул ему несколько листов бумаги, исписанных непонятным почерком.

– Это ваши слова, которые нужно будет зачитать. И напишите печатными буквами ваши имя и статус. Зря он это, ох зря. Бумаги полетели в лицо Виктору, Ойген прошел через всю комнату и скрылся в соседней, хлопнув дверью с такой силой, что Курт прищурился, надеясь увидеть трещину, бегущую по стене от косяка. Но трещина не бежала, а бывший одноклассник только что бросил его на растерзание киношникам.

– Виктор, послушай… Собравшись с силами, Курт привстал, поманил к себе рукой сценариста. Тот, округлив глаза, наклонился. Курт крепко ухватил парня за модный шарф.

– Если вы немедленно не свалите, я выгоню вас всех жить на мороз.

Я не шучу. Виктор осторожно выпутался из шарфа. Отошел, перебросился парой слов с режиссером:

– Те двое были готовы разговаривать.

– Угу.

– Ну его?

– Угу. Киношники зашаркали, оператор принялся сворачивать камеру.

– Мы сняли достаточно, – меланхолично заметил режиссер. Они развернулись и радостной толпой двинулись на выход.

– Спать вам в снегу, – мстительно прошипел Курт.

– Тебе тоже, – заметил Ойген, нарисовываясь в дверном проеме. – Мне хватит одного постояльца, который выздоровел, но почему-то решил, что жить у меня лучше, чем в общаге Университета.

– Оттуда всех все равно посылают ко мне. Отправляй его в общагу, а я останусь жить у тебя.

– Размечтался, – Ойген обернулся на Юстаса, углубившегося в какую-то книгу. – Не трогай!

– Почему? Ойген задумался. В самом деле, почему?

– Не знаю.

– Ладно. Юстас отложил книгу, видимо, не заинтересовавшись, и взял другую. Ойген усилием заставил себя перестать сверлить священника злым взглядом и повернулся к Курту.

– Я тут вспомнил, что твои родители не отпускали вас с братом на ночные просмотры кино, которые мы устраивали.

– Что, будем смотреть кино? – насмешливо поинтересовался Курт. Ойген спокойно посмотрел в ответ, затем неожиданно выдернул из-под Курта подушку и огрел его по лицу.

– О-о-о, – возмущенно протянул Курт, сползая под одеяло и пытаясь спрятаться под ним. Голос немного прорезался, хотя все равно говорить получалось как через комок ваты в горле.

– Я согласен, согласен! Будем смотреть все сезоны «Доктора Хауса», все, что захочешь, только не бей. Подушка еще раз пришлась по больному боку, появление синяка на котором никто так и не объяснил, и ткнулась ему под голову. Ойген его явно простил. Медик присел рядом, стянул с Курта одеяло и критично осмотрел:

– Как ты себя чувствуешь?

– Жить буду, – Курт обнял подушку и завалился на бок. – Одно только. То, что у меня на ребрах – твоих рук дело?

– Естественно, – Ойген улыбнулся. – Я избил тебя, как только вы с патрульными нарисовались в моих дверях.

– Я что, еще и сам пришел? – неожиданно серьезно поинтересовался Курт. – Это не следы от ударов. Это… Грудь вдруг сдавило стальным кольцом. Курт замолк, хватая губами воздух. Щеки и нос защипало. На его груди, сжимая коленями, сидел Серый. Это было давно, Ию сказал, что неделю назад, но такое ощущение, что прямо сейчас.

– Это просто хрен знает что такое, – прохрипел Курт, потирая грудь. Ойген похлопал его по руке.

– Все будет хорошо. У тебя есть еще дня три, прежде чем мое терпение кончится, и я выгоню тебя из своего дома. Пойдем, – он кивнул Юстасу, – пусть спит. Священник оторвался от книги, коротко улыбнулся и, уходя, перекрестил Курта. Курт обругал его и откинулся на кровать. Еще по меньшей мере неделю он мог спокойно отсыпаться.