Текст книги "Холодные и мертвые (сборник рассказов) (СИ)"

Автор книги: Владислав Чупрасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Вокруг стояли спящие моноблоки на загрузке, таинственно перемигивающиеся красно-синими огоньками. Курт огляделся, а Ганс кивнул ему на аквариум, показывая, куда подойти. На дне аквариума лежал небольшой сугроб. – Что это такое? Ганс протянул руку и костяшками пальцев стукнул по стеклу. Сугроб дрогнул, взметнулся и бросился на прозрачную стену. Спустя мгновение Курт, едва сдержавшийся, чтобы не отпрыгнуть, увидел, как к стеклу прижимается существо, похожее на небольшой буран, ограниченный пределами человеческой фигуры. – Что это, мать твою, такое?! – Серый, – отозвался Ганс и отшагнул раньше, чем Курт успел снова заехать ему по лицу. – И что это такое на самом деле – мы еще не знаем. Но они убивают наших людей. – И где твоя чертова безопасность? То, что у вас в банке сидит эта тварь – это безопасность?! Да пошел ты к черту! Курт, развернувшись, направился к выходу. Сердце все еще билось где-то у горла – у Серого были очень внимательные льдистые глаза.

Как будто он его запомнил.

На следующий день Ганс позвонил и попросил прийти к полудню на поле за университетом. Там, где они играли в баскетбол много лет назад. Сначала Курт огрызнулся, да и не собирался никуда идти, а потом все-таки решился. Раздражение прошло, Грега было уже не вернуть, а его тело, насквозь промороженное, пока что терпело и не разлагалось. Так что Курт, сбросив вызов, сначала принял душ, выпил кофе, перебросился с Эфом парой подбадривающе-недружелюбных реплик, после чего начал собираться. От разговора с Гансом мир не рухнет, а может, наоборот, что-то прояснится. Ну а на самый крайний случай можно еще раз начистить ему рыло. Ибо какого черта вообще происходит кругом. Но когда Курт подъехал к Университету и воткнул джип в сугроб, он быстро понял, что что-то здесь не так. По крайней мере десяток машин стояло у главного входа, а расчищенная и утоптанная дорожка шла в обход главного корпуса. К спортивному полю. Человеческий гомон тоже был слышен, и чем ближе подходил Курт, то и дело оглядываясь на неслышно семенящего следом бензомастера, тем отчетливее слышал голоса. Когда он вклинился в толпу, пытаясь пробраться к эпицентру столпотворения, на них то и дело оборачивались. Бензомастеров не так уж часто таскали с собой просто так, как домашнего питомца. Даже когда они были животными. Как оказалось, у толпы нет центра. Люди рассеялись по всему полю, переговаривались, шумно что-то обсуждали. Ганса нигде не было видно, зато Ганс изловил Хельги, укутанную в длинный вязаный шарф и модный лет пять назад ярко-красный пуховик. Жители города могли одеваться так, как их душе будет угодно. Ну, или в то, что удастся достать. – Где этот? – Курт неопределенно махнул головой в сторону здания Университета. Хельги его отлично поняла и неуверенно промекала: – Скоро подойдет, – и рванулась, чтобы уйти. – А что здесь происходит? – Курт сильнее сжал пальцы на рукаве пуховика. Хельги еще раз нервно дернулась. – Скоро все будет. Отпусти! Наконец-то вырвалась и умчалась сквозь людской поток. – Ну и что за хрень это сейчас была? – поинтересовался Курт, оглядываясь через плечо на Эфа. Тот пожал плечами. Он стоял посреди пустого от людей пятачка поля. Стоящие вокруг неотрывно наблюдали за диковинным бензомастером, что отчего-то страшно злило Курта. Злость на Ганса накладывалась на злость на окружающих людей, хотелось рвать и метать. Будто почувствовав его раздражение, Эф подошел поближе и показал на допотопные часы на башенке главного корпуса. Те со скрипом, но шли. Минутная стрелка вот-вот должна была прижаться к римской цифре двенадцать. – Ну и что? – устало поинтересовался Курт. – Они сильно отстают, уже половина первого. – То, что видят сотни людей – истина, – непонятно отозвался Эф, заставив Курта в задумчивости пошевелить бровями, пытаясь вспомнить, от кого и когда он уже слышал эту фразу. Вспомнить никак не получилось, зато часы глухо пробили двенадцать. Звук прошел по полю, отраженный от снега и от тел людей, дрожа и вибрируя. Сначала ничего не случилось. По вдруг замершей толпе прошел ропоток неодобрения, а потом кто-то один, самый глазастый, вскрикнул и ткнул пальцем в сторону заснеженного пригородного поля, за которым зыбкой волной тянулась линия горизонта. Эта линия, похожая за ниточку заката – только насыщенно синего заката, – приблизилась и начала расширяться. Прошла по небу над головами людей, заискрила и разбилась о шпиль Университета, обтекла его и пошла дальше. Серое небо затягивало искристым синим куполом. Курт, с открытым ртом, как и все вокруг, смотрел на это светопреставление. Где-то над городом купол сомкнулся, еще раз заискрил… и распался. Вниз посыпались искорки, легко покалывая лица людей. Купола снова не стало. Тишина, повисшая над полем, некоторое время была гробовой. – Ну, дела, – пробормотал себе под нос Курт. – Ганса сегодня все-таки побьют.

Оли и Ольга

– Дай одежду. Курт сунул щетку за щеку, сгреб в охапку одежду с пола и сунул ее под одеяло. Цепкая рука тут же утащила все шмотье вглубь кокона. – Спасибо. – Ага, – Курт вернулся в ванную, чтобы закончить чистку зубов. Ольга появилась в дверном проеме спустя пять минут. Ей приходилось придерживать брюки Курта, чтобы они не спадали, а футболка висела мешком. – Это была твоя одежда, кот. – А ты не конкретизировала, чью одежду тебе дать. Переоденься и надень носки, а то пол холодный, – и Курт безапелляционно задрал голову, продолжая бриться. С тех пор, как Ганс со товарищи пытались поднять над городом купол, прошло три недели. За это время в городе четырежды появлялись Серые – один раз Курт даже встретился с тварью лично, но Эф навалился на руль, и раньше, чем джип выбрался из сугроба, сгусток снега пропал. В самом городе похолодало на пару градусов. И в квартире Курта завелась Ольга – шумная аспирантка Ганса. Эф ее не очень жаловал. Впрочем, в последнее время он вообще никого не жаловал, хотя и до тех пор не отличался особенным дружелюбием. Если бы раньше кто сказал Курту, что его бензомастер будет отличаться сварливым нравом, он бы долго смеялся. Сейчас уже стало совершенно не смешно. Эф ругался и постоянно злился, а еще взял за моду уходить в лабораторию к Гансу. Подумать только, одиноко топающий по улице мастер не вызывал ни у кого каких-либо эмоций. Ну, подумаешь, идет. Мало ли куда его послал хозяин. А о том, что у кого-то из живущих в квартире Курта не все дома, догадывались уже не только ближайшие соседи, но и вся округа. Ольга, например, очень любила громко и с чувством выяснять отношения. Курта при этом никогда не было слышно, но спустя полчаса Ольга вдруг резко затыкалась, а после выходила из дома, пряча покрасневшее лицо в снуде. И все равно возвращалась, хотя громогласно обещала никогда этого не делать. И все равно Курта не было слышно. Он упрямо и не очень радостно тащился сначала в Университет, чтобы забрать оттуда Эфа, а после ехал в Патруль. Серых они больше не встречали, ну, чтоб массово или снова попасть на фонарную аллею – такого не было. Но после неудачи с куполом, на который просто не хватило вырабатываемой городом энергии, Серые зачастили к домам. Иногда, даже в бесснежные ночи, некоторые окна наглухо залепляло снегом. От этого становилось как-то не по себе. Сам Курт трижды за лето отскребал от окон наледь и снежные комья – Серые его как-то особенно любили. Ну, а Курт искренне любил их в ответ.

– Но ведь то, что мы видим – это не звезды, а планеты. Курт нарисовал на заледенелом стекле пятиконечную звезду. Зима в этом году удалась на славу, город замело по самые крыши.

– Значит, и звезд на самом деле нет. Почему мы называем их звездами?

– То, что видят сотни людей – истина, – туманно отозвался Феликс, туша сигарету о край тарелки, на которой была разложена мясная нарезка из ближайшего супермаркета. – Вот поэтому мы называем звездами то, что звездами не является, а звезд при этом и вовсе нет.

Но! Если звезды зажигают, значит…

– Это кто сказал? – Курт перестал пытаться отскрести изморозь, плотно облепившую окно с другой стороны. – Про истину.

– Не знаю, – Феликс слишком легкомысленно для преподавателя пожал плечами и, покрутив в пальцах новую сигарету, прикурил и ее. – Но, думаю, что кто-то очень умный, если я запомнил. Курт фыркнул, снял с тарелки пласт балыка и некоторое время был увлечен его пережевыванием. За окном улеглась белая хмарь, снег закончился, город стал потихоньку приобретать свои очертания: желтовато-красные стены домов, угловатые крыши, здание церкви. В общем, арт-нуво в самом обычном его проявлении.

– Лет семь столько снега не было, – задумчиво сообщил чавкающий Курт. Феликс пожал плечами – он не прожил и двух лет в городе, так что не мог составить никакой статистики по этому вопросу.

– Не надоело тебе тут морозиться? Поехал бы куда-нибудь, где теплое море, голые девушки и солнце круглый год.

– А зачем? – поинтересовался в ответ Феликс. – Мне и тут неплохо.

– Мам, – раздался ехидный голос Грега от двери, – а они опять курят в комнате! Адела нарисовалась в дверном проеме и заглянула в комнату.

– Здравствуйте, Феликс.

– Здравствуйте. Извините, я больше не буду, – Феликс затушил сигарету о многострадальный край тарелки и обворожительно улыбнулся.

– И меньше не будете, я знаю. Адела вздохнула и вышла, прикрыв за собой дверь. Грег успел просочиться в комнату и теперь стоял, независимо скрестив руки на груди, как будто взрослые разговоры его совсем не волновали.

– Что приперся? – невежливо, несмотря на укоризненный взгляд Феликса, поинтересовался Курт. Грегор не преминул огрызнуться:

– Вот тебя забыл спросить, куда мне приходить.

– Пошел вон!

– Да сам ты пошел! Феликс честно терпел препирательства на повышенных тонах, которые сам считал исключительно детскими и бессмысленными, около десяти минут. Потом все-таки не выдержал и саданул кулаком по столу:

– Ну-ка заткнулись быстро, оба! Братья замерли, сосредоточенно пыхтя. Первым оклемался Грегор – он гордо вскинул голову и процедил:

– Хорошо, профессор Гильдерсон. И вышел, приложив дверью о косяк так, что на полках подпрыгнули кубки.

– Он больше не придет к тебе на лекции, – заметил Курт.

– Я не читаю лекции их группе, ты не знал? Курт только пожал плечами – ну да, он не знал. И не особенно интересовался, если быть точным. Образование младшего брата как-то проходило мимо него, как и мимо матери, но Грег отлично справлялся и сам по себе – видимо, пошел в отца. Феликс, несмотря на то что вроде как должен был учить и поучать, вовсе не пытался ставить младшего брата в пример Курту. Как он сказал, у него тоже был брат, который олицетворял собой пример идеальной жизни. Наверное, поэтому Феликс и оказался черт пойми где, в городе, в котором зима бывает чаще, чем ее не бывает, а не на континенте, который, безусловно, вел в научных разработках и исследованиях. Феликс говорил, что ему просто здесь нравится. В другой день он уже говорил, что все дело в красивых девушках, а через неделю мог рассказывать о беспрецедентной возможности наблюдать за звездами в данном полушарии. Ага, конечно. Курт бы поверил, если бы звезды здесь вообще когда-нибудь можно было рассмотреть, за исключением редких летних ночей. В общем, за несколько лет Курт так и не смог добиться от него ответа. То есть, получил ответов столько, что выбрать из них правдивый (если он вдруг там был) никак не удавалось.

– А Марка к себе забрала мама, – продолжала рассказывать, не обращая внимания на недовольное выражение лица Курта, Ольга. – Когда мы с ним разговаривали, он все удивлялся, что на юге нет снега. И как тут, говорит, люди живут. Представляешь?

– Не-а. Курт перелистнул страницу на читалке и снова углубился в документацию, которой его нагрузил Ганс. В большинстве своем документы были наполнены малопонятными графиками и цифрами, так что Курт читал через строчку: там, где между цифрами и рисунками появлялись буквы, складывающиеся в слова. Что-то там про расход энергии на производство бензомастеров, на жизнь города в целом и на поддержку коммуникаций (а они, оказывается, все-таки были) между городом и континентом.

– Тебе неинтересно? – обиженно поинтересовалась Ольга, и в очередной раз воскресшая надежда Курта на ее адекватность потерпела крах.

– Нет, не очень, – честно признался Курт. Врать было бессмысленно, ведь тогда назревающая, как гроза, прячущаяся в темных тучах, ссора просто пошла бы по другому пути. Курт очень устал от ссор. За долгое время он привык совсем к другому: потасовки с Гансом и Брандтом, одиночество, едкое раздражение Эфа. Женщине было не место в этом мужском коктейле.

– Ольга, не начинай, пожалуйста.

– Что «не начинай»? Ольга недобро прищурилась, сжимая в руках последнюю керамическую кружку – остальные, разбитые, Курт заменил на пластиковые термокружки. В его доме никто и никогда не бил посуду – начиная от их с братом детских драк и заканчивая совершенно непроницаемым спокойствием их матери. И тут вот такое.

– Не смей, – коротко попросил Курт, имея в виду кружку. Естественно, Ольга тут же шваркнула ее об пол.

– Что «не смей»? Да какое право ты имеешь мне указывать, что сметь, а что не сметь?!

– Ольга, послушай. Курт отодвинул читалку, поднялся со своего места и подошел к испуганно затихшей девушке. Присел перед ней на корточки и взял за руки.

– Я думал, что если я терплю острый язык своего бензомастера, то вынесу любые женские истерики. Но мне это все очень сильно надоело, – Курт сжал ее пальцы, понимая, что может сделать больно, но призывая Ольгу смотреть на него и не перечить. – Это просто фантастика. Как ты это делаешь? Давай договоримся так: ты сейчас встанешь, выйдешь из моего дома и пойдешь, пойдешь, пойдешь отсюда.

К себе домой, к своему мужу. Пойдешь и никогда не вернешься. Хорошо? Ольга молчала. У нее дрожал подбородок, а глаза заблестели от набежавших слез. Вдруг она вскочила, оттолкнула Курта и рванула в коридор. Там загрохотало, что-то явно рухнуло и разбилось, затем хлопнула дверь, по полу подуло сквозняком. Курт тяжело вздохнул и, не вставая, принялся собирать осколки в ладонь, сложенную ковшиком. Он уже закончил, когда из дверей комнаты, которую когда-то занимал Грег, появился Эф. Каждый раз, когда в доме появлялась Ольга, а мастеру не хотелось тащиться до Университета, он скрывался в пустой комнате, в которой так и лежали вещи, оставленные братом. Сам Курт туда не заходил.

– Быстро ты в этот раз. Курт хмыкнул, высыпая осколки в мусоропровод.

– Это была последняя мамина кружка, – пояснил Курт, как будто это на самом деле что-то могло объяснить. Эф, кажется, не только его понимал, но и очень одобрял этот поступок.

– Нет, правда. Это был очень сильный шаг. Я горжусь тобой. Курт потер подбородок, над чем-то размышляя, и прищурился, вглядываясь в безэмоциональное лицо бензомастера и пытаясь найти знакомые черты хоть кого-то из тех, кто им когда-либо гордился.

Ничего знакомого, да и сложно разглядеть какие-то черты в бензиновой массе с радужными разводами, образовывающими круги вокруг датчиков.

Хотя, конечно, хотелось сказать – глаз. Без Ольги стало спокойнее. Решив, что трех термокружек ему хватит для любого светского приема (а ему и в страшном сне не могло присниться, что придется принимать у себя в гостях больше двух человек), Курт не стал покупать еще одну взамен разбитой. Эф был очень доволен. Да все вокруг были какими-то очень довольными, чем безумно раздражали Курта, находящегося не в лучшем расположении духа. Ссориться с Эфом было бессмысленно, Бранд где-то затих, оставалось только гавкать на Ганса, если тот звонил и предупреждал об очередном выезде. По конец того это так достало, что звонить начала Хельги. На нее Курт срывался с удвоенной силой, едва не доводя бедную секретаршу до слез, но никакого стыда по этому поводу не испытывал. На выезды тоже стало легче собираться: никто не дергал за рукав, не совал в руки термосы с супом и горячим чаем, не просил звонить через каждые двадцать минут (как будто за пределами города была связь!), не названивал сам. И Курт, радуясь этому, вдвое чаще сам просился в Патруль. В одном из таких выездов они снова попали в желтую пургу. Но едва заметную, с каждым мгновением все больше выцветающую и пропавшую раньше, чем Курт вылез из джипа. Эф, стоящий на расстоянии вытянутых проводов, постоянно шевелил руками, двигался и проявлял все признаки беспокойства. Чем больше он ерзал, тем холоднее становилось Курту. Поначалу он этого не замечал, а потом спохватился и поспешно проверил провода. Все были на месте.

– Что ты вытворяешь?

– Ничего, – отозвался Эф в динамики. – Просто холодно.

– Да ладно? – и раньше, чем успел удивиться тому, как может мерзнуть бензомастер, Курт рассмотрел лицо девушки, раскинувшейся на сугробе. Весь снег вокруг нее был окроплен рубиновыми капельками.

– Когда она молчит, она очень даже ничего, так что я тебя понимаю, – цинично заметил Эф.

– Заткнись. Они вернулись в машину. Молчали, пока Курт вводил координаты в навигатор. Красный огонек загорелся на нужном месте, тут же послав вызов падальщикам. Они заберут Ольгу. Курт чувствовал себя погано. Он никак не мог понять, кто мог разворотить девушке грудь и оставить ее умирать на снегу.

– Это не случайность, – озвучил его мысли мастер, вытягиваясь на заднем сидении и шурша расстеленной пленкой.

– Просто заткнись, – попросил Курт, сдавая назад и выворачивая на дорогу к городу. Эф замолчал и молчал до самой дороги, а затем тенью сопровождал Курта по гулким коридорам Университета. Он неплохо чувствовал ситуацию и с интересом ожидал развязки. Скандала. Драки. Хоть чего-то, что покажет, что Курт неравнодушен. Что его беспокоит смерть Ольги и что он будет рыть землю в поисках убийцы. Но Курт думал о другом. О том, что это не случайность. И о том, что каждый, кто хоть раз слышал их скандалы, первым покажет на него как на первого подозреваемого в убийстве. Поэтому Гансу он ничего не разбил. Кивнул на бензомастера и принялся стягивать парку.

– Видимо, что-то сломалось или в костюме, или в Эфе. Эф возмущенно фыркнул за его спиной.

– Сегодня было ну очень холодно. Ганс нахмурился.

– Сейчас проверим. Подойди. Курт сделал шаг в сторону, пропуская мастера. Тот встал перед Гансом, осторожно натягивающим хирургически стерильные перчатки.

Курт напряженно наблюдал, Эф равнодушно стоял, расправив плечи, и не дрогнул, когда ученый ткнул пальцами ему в живот. Пальцы вошли в липкую массу без сопротивления, и вот рука исчезла практически по запястье.

– Что ты делаешь? – прошипел Курт. Ганс только мотнул головой:

– Нашел, – и тут же, как ни в чем не бывало, засунул в живот бензомастеру еще и вторую руку. Некоторое время он елозил там, пока не раздался скраденный массой щелчок.

– Готово. Отошли контакты, хорошо еще, что ты не замерз к чертям собачьим. Недолго был на улице? Ганс прищурился. Курт пожал плечами.

– Скучный вызов.

– Славно, вам повезло. Будет хорошо, если мастер останется на диагностику.

– Я этого не хочу. Мы уходим. Курт кивнул Эфу и направился к выходу. Уже дойдя до двери, он заметил, что за ним никто не идет. Ганс все так же стоял у своего стола. Эф стоял рядом с ним.

– Не понял, – решил уточнить ситуацию Курт.

– Он останется на диагностику, – пояснил невозмутимый Ганс. Эф все так же молчал, хотя в другой ситуации давно бы высказал всем, что думает о манипуляции разумными существами. Но вместо этого молчал. Курт приложил дверью о стену так, что та отлетела и с оглушительным звуком захлопнулась. На следующий день Эф не вернулся, но это еще не было поводом для волнений. Куда больше напрягало то, что на коммуникатор пришел официально составленный вызов в Дом Собраний. За последние снежные годы собрания проходили всего два раза: первый раз в самом начале, когда решалось, как жить в состоянии вечной зимы, и потом еще раз, после смерти мэра города. Тогда, кстати, убийцу (а может, просто самого крайнего) нашли довольно быстро – тот, можно сказать, сам признался. И третье собрание не сулило ничего хорошего. В Доме Собраний не было отопления, да и в целом оно пришло в запустение. Зато обнаружилось, что, во-первых, в городе еще достаточно живых людей, чтобы заполнить главный зал под сводчатыми потолками, а во-вторых, что у них все еще есть риксдаг. Очень пассивный и трусливый, лишенный власти, но не преминувший собраться по какому-то поводу. Судя по пристальному вниманию к персоне Курта, именно по его душу.

И это ему совершенно не льстило. Просто потому что нельзя было не догадаться о причинах этого собрания. Его усадили на первом ряду, зажав с одной и с другой стороны людьми, делающими вид, что они совершенно незнакомы, хотя не знать кого-то в малюсеньком городе было довольно сложно. Четверых людей, сидящих за столом напротив, Курт, конечно, знал. С пятым был знаком смутно, большей частью наслышан. Шорох пролетел по рядам, Курт оглянулся, с изумлением отметив слишком много знакомых и отчего-то довольных лиц (наверное, обрадованных очередным собранием долгожданного рикдага). А вот Ганса не было – как и всегда, когда он был очень нужен. Судья Якоб Густаф, одетый вопреки всему не в строгий костюм, а в утепленную куртку, поднялся с места и заговорил. Лицо его при этом было таким же красным и напряженным, как и всегда, только в этот раз нельзя было списать этот эффект на давление галстука. Значит, все-таки давление.

– Все мы знаем, что причина нашего собрания довольно грустная. Я обеспокоен нашей встречей не из-за того, что произошло убийство, хоть это и ужасное событие, а из-за того, кто его совершил. Человек из организации, каждому из которой мы доверяем свою жизнь.

Патрульные соединяют нас с внешним миром… Сначала Курт подумал, что судья Густаф очень плохо представляет себе функции патрульных. Затем поразмыслил, о ком может идти речь. И когда наконец-то свыкся с мыслью, что он очень и очень попал, судья подтвердил все его опасения.

– Курт Атли Мемфис. Встань. Курт, естественно, встал. Сложно было спорить, хотя на порядочное заседание суда все это сборище не походило ни капли.

– Но я… Послушайте! Его, естественно, никто не слушал. Судья продолжал:

– В обычной ситуации наказанием тебе стало бы тюремное заключение, как и положено убийце, но, ввиду нашей экстренной ситуации, в которой разбрасываться работниками непозволительно, мы приняли решение смягчить наказание. Ты отправляешься на исправительные работы в Университет, а твое имущество будет конфисковано в пользу погибшей.

– Что, простите?

– Супруга погибшей, – поправился судья. – Тебя проводят в Университет, твой дом уже оцеплен и демонтируется. Все свободны. – Еще немного помолчав, Густаф потер горло и добавил: – Ни одна, даже самая плачевная ситуация не допускает прощения убийцы.

– Но я… Да послушайте! Курт вырвал руку из захвата патрульного, чьего имени не помнил.

Тот снова ухватил его за локоть и потянул за собой.

– Пойдем-пойдем. Если бы они смогли доказать твою причастность, придумали бы чего похуже… – негромко бормотал тот, а Курт шел за ним, пытаясь совладать с яростью. Что это только что было? Демонтировать его дом? Передача имущества? В пользу… кого? Муж Ольги успел встать из-за стола и обогнать их, пока безымянный патрульный скручивал с парки Курта все значки. Невысокий, с перебитым носом, типичной северной внешностью и повязкой падальщика на руке, Ули никогда не был никем выдающимся и оттого очень дорожил красавицей-женой. И он вовсе не был виноват в том, что та оказалась порядочной стервой. Как не был в этом виноват и Курт. Но все же их дороги пересеклись не самым красивым путем.

– Эт-то еще м-мало для т-тебя, – заикаясь, бесцветно прошелестел Ули, загораживая им выход. Курт всегда гордился своим умением держать себя в руках. Его не могла вывести из себя Ольга, не могли и Эф с Гансом, но сегодня все было совсем иначе. Его только что арестовали за убийство, которого он не совершал, у него отняли все и послали под крыло к Гансу. Что еще мог принести этот день? Курт придвинулся ближе, навис над невысоким Ули и от души ударил его в лицо. Тот отшатнулся и сполз по дверному косяку, по его лицу обильно текла кровь.

– О-о, – патрульный, отвлекшийся на какого-то знакомого, подскочил и толкнул Курта к двери. – Вот теперь нам точно пора. Курт вышел на улицу, накинул капюшон и прикрыл глаза ладонью: начиналась буря и, похоже, довольно сильная. Спрятав нос в мех, он направился к джипу, остановившись, когда патрульный осторожно кашлянул.

– Вот как. Машину у меня тоже забрали. Клокочущая ярость схлынула, оставив после себя ледяную злость.

Патрульный с сомнением хмыкнул.

– Я подвезу. А ты пока подумай о том, что у тебя не смогли забрать, потому что этого не было дома. Устроившись в чужом – вроде бы похожем, но совершенно чужом – джипе, Курт начал успокаиваться настолько, чтобы не огрызаться при разговоре с человеком, который ему ничего не сделал. И даже решил исправить неловкое недоразумение:

– Я… хм. Не напомнишь, как тебя?..

– Ольгерд. Оли, – тут же пояснил патрульный.

– Замечательно. Курт потер глаза. Это же совпадение, да? Просто случайность, похожее имя? Не такое уж и редкое, надо заметить.

– Что-то не так? – Оли вырулил на занесенную снегом дорогу.

– Да нет, ничего такого, – Курт потянул молнию на парке вниз. – Просто Ольга, Ольгерд… неуютно как-то. Оли ничего не ответил, только фыркнул, демонстрируя все, что он думает о чужой мнительности. Но Курт о нем уже не думал, прислонившись лбом к окну и наблюдая за тем, как из-под колес улетают шматы грязного снега. На их с Брандом курсе тоже был парень по имени Ольгерд. И то ли он уехал из города после первого же похолодания, то ли пропал в первый год, Курт им никогда не интересовался. А теперь вот вспомнил это несуразное лицо в веснушках и очки со стеклами в палец толщиной, когда все давно уже перешли на линзы. Сейчас с линзами дело обстояло хуже, и дурацкие окуляры снова начали появляться на носах людей. Что самое смешное, из-за Ольгерда-то они с Брандом и начали общаться ближе, чем просто «привет, парень, я знаю, что ты из моей группы, но не помню, как тебя зовут». Там была мутная история, в которой были замешаны чисто личные отношения, грозившие вылиться в неприятную ситуацию. Бывшая дама сердца Ольгерда во всеуслышание заявила, что тот, дескать, бросил ее, стоило бедной девушке признаться в собственной беременности. В том, что она была беременна, сомневались немногие, а остальные мгновенно ополчились против Ольгерда. Среди тех, кто сомневался, были и Бранд с Куртом – Бранд, потому что сам недавно побывал в схожей ситуации и, что характерно, с той же девушкой, а Курт просто вступил в тот возраст, когда ему нравилось принимать сторону обиженных и угнетенных. Девица угнетенной не казалось, да и довольно быстро выяснилось, что никакая она не беременная, а очень даже наоборот, бесплодная. Тут-то ее принялись жалеть с удвоенной силой, зато от Ольгерда все отстали. А у Курта отцепить от себя Бранда уже не получилось. Так началась их очень странная дружба, которая Курта тяготила, но в то же время казалась чем-то довольно естественным и привычным. Как будто это было всегда. Ведь друг не обязательно должен быть только один? Из глубокомысленных размышлений его вырвал Оли, повернувший на аллею с грабами так резко, что Курт приложился лбом о стекло и немедленно отреагировал на это, смачно выругавшись. Патрульный выглядел насуплено и пристыженно. Курт потер лоб и первым выбрался из машины, отметив мимоходом, что его джип – малышка, куда же ты! – куда лучше этой развалюхи. Правда, в нем, вероятнее всего, говорила исключительно обида: машины отличались разве что цветом, да еще запахом ароматизатора салона. Но это Курт ни за что бы не признал.

– Как ты? Курт еще сам до конца не понял, как он. В груди клокотали злость и обида. Опять никто не стал даже разбираться в случившемся. Он только кивнул сочувственно любопытствующей из-за стола Хельги и прошел в лаборатории. Ольгерд неуверенно семенил следом. Ганс был занят беседой с двумя мужчинами в темных парках с красным искусственным мехом по капюшону. От одного вида этих капюшонов Курта передернуло, и он, поймав взгляд Ганса, выразительно поднял брови.

Тот кивнул и заговорил быстрее. Падальщики, похоже, были недовольны столь резко оборвавшимся разговором, но Ганс покачал головой, и двое, чьи лица Курт смутно узнавал, но по имени назвать бы не смог, развернулись и вышли, от души хлопнув дверью.

– Это… что? – вежливо, как ему самому показалось, поинтересовался Курт и заметил краем глаза, как неодобрительно покачал головой Оли. Курт сделал неопределенный жест рукой, показывая, что все в порядке. Ганс прошел за один из столов, сгреб с него какие-то очень важные и шибко умные бумажки, свернул их в трубку и сунул в мусорное ведро, находящееся под столом. Похоже, что в лаборатории, в которой когда-то производили все технические новинки, до сих пор пользуются безумным старьем. И когда терпение Курта стало кончаться, и тот двинулся к столу, Ганс наконец-то поднял голову и вопросительно уставился на него.

– Что? А ты ожидаешь, что я общаюсь только с благородными, как рыцари, Патрульными? Ганс скользнул по Ольгерду убийственно равнодушным взглядом, тот аж попятился. Курт сделал шаг, заслоняя собой Оли от Ганса. В любой ситуации, когда можно принять позицию, противоположную Гансу, он ее принимал. Тем более что молодой патрульный ничего ему не сделал. Ну, подумаешь, забрал значки. Ну так ведь он не для себя, а по приказу.

– Я ничего не жду, – огрызнулся Курт и кивнул головой на Оли. – Этот рыцарь отобрал у меня все значки, а другие, наверное, тоже рыцари конфисковали еще и дом с машиной. Так что я теперь буду жить с тобой. Ты счастлив? Судя по лицу Ганса – он был не удивлен, но и не обрадован. И, судя по последовавшей улыбке, он собирался мстить. Курту стало неуютно, а Оли на всякий случай отошел подальше.

– Можешь либо ночевать где-нибудь в лаборатории, либо в общежитии в соседнем корпусе. Курт открыл рот:

– Естественно, я… – но Ганс его перебил.

– Только там, кажется, нет света. Курт поджал губы.

– И отопления нет. Повисла пауза, в которой отчетливо раздался смешок Оли. Курт мрачно повернул к нему голову, а Ганс тем временем закончил:

– И воды, как ты понимаешь, тоже нет.

– Ладно, – Курт махнул рукой. – Уговорил. Ганс собирался было что-то сказать, что-то явно торжествующее, но Курт не дал ему насладиться победой.

– Вода, тепло и свет – не самое главное в жизни, да, дружище? Как идти в этот твой соседний корпус? Ольгерд поспешно отвернулся, сдерживая смех, а Курт резюмировал: