Текст книги "Осколки разума"

Автор книги: Владислав Белик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Часть первая. Одиночество.

Глава первая. Знакомство.

Никогда не любил мозгоправов. Они, словно черви, забираются в голову и вытаскивают наружу твои самые гадки и самые отвратительные воспоминания. Они копаются в них, ищут причину твоих бед. Тот гнойный нарыв, мешающий нормально жить в обществе обыкновенных «правильных» людей.

– Расскажите мне о себе. – сказал мне врач.

Я встал с дивана и прошелся по кабинету. Мой взор приковала картина неизвестного автора. Она висела прямо возле дверей кабинета.

– Что вам именно хотелось бы узнать? – спросил я, медленно подбираясь к картине.

На ней изображены три обезьяны. Первая закрывала лапами уши, вторая рот, а третья глаза.

– Абсолютно все. Начиная от вашего имени и заканчивая родом деятельности. – сказал мужчина и задумался. – К примеру, давайте начнем со знакомства.

Я продолжал рассматривать картину. Живопись никогда меня не интересовала, но это… Такие яркие краски. Истинный ценитель заметил бы, что картина написана маслом Идеальные контуры и темные цвета показывают настоящий посыл картины. Три обезьяны символизируют собой идею не деяния зла и отрешенности от лукавства, неистинного.

– Ну что ж. Давайте познакомимся. – сказал я, не отходя от полотна. – Меня зовут Евгений Молчанов

– Хорошее начало. – сказал врач, пристально на меня взглянул, а затем спросил. – Сколько вам лет?

– Всего лишь восемнадцать. – ответил я.

Отойдя от картины, я заметил статуэтка Фемиды, древней богини правосудия. Она гордо стояла на полочке и держала в руках весы. Забавно, что у психотерапевта в кабинете так много символизма.

– Хотели бы вы узнать, как меня зовут, Евгений? – поинтересовался врач.

– Если честно, не особо.

– Я вам все равно скажу. Меня зовут Павел Анатольевич. Странно что вы еще об о мне не слышали. – удивился доктор.

– Я слышал о вас. Но не самые лицеприятные вещи.

Я сел обратно на диван, удобно распластался по всей его поверхности и ушел в глубины своей памяти.

– О чем задумались? – поинтересовался доктор.

– Не понимаю зачем меня тут держат.

– Если держат, значит вы чем-то больны. – ответил врач. – Мы просто так людей здесь не держим.

– Вы можете мне рассказать, чем я болен?

– Пока еще нет. Мне нужно с вами познакомится поближе.

– Вот оно что. – задумался я. – Значит вы еще не знаете болен ли я или нет, но все равно меня держите в клетке?

– Я бы на вашем месте не называл это место клеткой. У вас замечательные комнаты, трехразовое питание и в любой моменты вы можете встретится с любым человеком, которого только захотите увидеть.

– Но я же не могу выйти отсюда.

– Да, не можете.

– Значит это клетка, Павел Анатольевич.

– Давайте сменим тему. Расскажите мне о своей семье. – врач поправил очки и закинул ногу на ногу.

– Кто вас именно интересует? – спросил я.

Видно, что доктор начал нервничать, но Павел Анатольевич не из тех, кто показывал свое состояние. Он собрался и также непринужденно продолжил разговор.

– Давайте начнем с мамы. Как ее зовут?

– Виктория Молчанова.

– Отлично. Вы мне можете рассказать о ней?

– Конечно. – ответил я и снова задумался.

Кусок за кусочком я складывал пазл у себя в голове пытаясь собрать человека, которого я знал и безмерно любил. Наконец фигура появилась в голове, и я начал говорить:

– Женщина лет сорока пяти. – я закрыл глаза пытаясь в точности описать ее. – Упругие большие губы. О таких губах все мечтают. Карие глаза, тонкий аккуратный нос. Брови средние, не толстые и не тонкие. Уши немного приплюснуты к голове. Кстати, голова у нее овальной формы, больше вытянутая. Вечно она ходила с каре и закрашивала седину каштановой краской. Худощавая, где-то метр семьдесят ростом.

– Вы так точно ее описали. – удивился доктор. – У вас хорошая память. Опишите мне ее характер.

Я снова ушел с головой в мысли. Для меня эта задача не из легких. У нее всегда был сложный характер, но как его сущность донести до врача? Я не понимал. Немного поразмыслив я решил действовать наобум.

– Она добрая, и в тоже время злая. У нее нет золотой середины. Она меня любит и в тоже время презирает.

– Как вас может презирать родная мама? – прервал меня доктор.

– Может, поверьте мне. – ответил я и продолжил свою мысль. – С ней то легко, то сложно. Ее вечно бросает из стороны в сторону, как мячик на футбольном поле. Она то ласковая, как кошка, то суровая как сторожевой пес. Часто обижалась на меня. Могла неделями ходит с надутыми губами, а бывало, что сразу прощала, хотя я был этого не достоин. Вот такая у меня мама.

– Это же не нормально. – проговорил доктор. Его очки немного съехали, и он их поправил.

– Возможно. Не могу ничего сказать по этому поводу. Для меня она навсегда останется любимой мамой и отвратительным человеком, который засунул меня сюда, в это «замечательное место».

– Что вы мне можете рассказать про отца?

– Про отца? Вы все хотите о нем знать? Мое мнение или в целом какой он человек? – поинтересовался я.

– Я бы хотел знать все. – ответил Павел Анатольевич.

Тема отцов и детей всегда стояла для меня остро, особенно после того, как любимый папаша ушел к какой-то ветреной женщине. До сих пор не знаю, как ее зовут, но всем сердцем ненавижу.

– Он у меня крепкого телосложения…

– Вы решили начать с внешности? – прервал меня врач и что-то записал в блокнот.

– Да, наверное… – сказал я. Какой-то дискомфорт появлялся от вечных вставок доктора. Он слишком часто меня перебивает. – Мне кажется, если я его опишу, ваше представления о нем будет шире. И я вас очень прошу – дайте мне договорить. Я хочу нормально закончить мысль, а вы меня очень часто перебиваете.

– Я вас слушаю. – ответил Павел Анатольевич и черканул ручкой в блокноте.

– Он, как я уже говорил, крепкого телосложения. Может, даже накаченный. По крайней мере, если смотреть со спины – атлет, а если спереди – сразу замечаешь его большой живот, жир на груди и в боках. В молодости он занимался тяжелой атлетикой. Странно что мышцы за все это время не усохли. На лицо они с мамой чем-то похожи. У него такой-же нос, карие глаза, правда лицо круглое и брови широкие.

– Что вы расскажете о его характере?

– Есть такие люди, которые любят праздник и кутеж. Они с головой уходят в отрыв забывая о своих обязанностях и семье. Это мой отец. Любит повеселиться. Мама, в свою очередь, предпочитает домашний уют пьянкам и веселью. Может быть поэтому он ушел из семьи. – рассуждал я.

– Все же я спрашивал у вас о его характере, а не о привычках и стиле жизни. – доктор запаниковал.

– Я прекрасно понимаю, но это целиком и полностью описывает моего отца. Что до его характера – я не помню какой он, понимаете? Я не могу вам рассказать о каждой мелочи и вникнуть прям в суть его природы! – говорил я, немного повышая голос. – Он для меня остался безответственным разгильдяем с невероятным эго. – поразмыслив я смог найти в его толстокожей и отвратительной душонке положительные качества. – Наверное, он был добрым, всегда веселым, никогда не раскисал по пустякам и всегда поддерживал маму… – мне так стало тепло в сердце. – Я бы хотел, чтобы он снова был моим отцом, вернулся в семью. Научил меня быть настоящим мужчиной. Но увы, теперь он воспитывает другого ребенка, наверное. Я даже не знаю, что с ним сейчас происходит. Ему вообще нет дела до меня, как и мне до него! – теплота сменилась на грусть и обиду. – Хватит про отца!

– Хорошо, я больше не буду затрагивать эту тему, если вы, конечно, сами не захотите об этом поговорить. В первую очередь ваш язык помогает решать мне ваши проблемы, запомните это. Не держите в себе вопросы, ответы на которые я могу помочь вам найти. – искренне сказал доктор.

Наверное, он действительно хочет мне помочь. В первый раз за последние несколько месяцев я почувствовал опору. Хоть какую-то опору. Появился человек, который хочет мне помочь… Опять…

– А бабушки и дедушки? Хотите о них поговорить?

– Нет, не хочу. С ними я не поддерживаю никакого контакта. Только на семейных праздниках они видят своего «горячо любимого» внука. Хотя бабушка со стороны отца меня очень любит и ценит. Не знаю с чем связана ее любовь. Может не хочет, чтобы от нее отвернулся единственный внук, если сын смог перед ней выстроить огромную стену.

– Что вы подразумеваете под стеной?

– Папа еще в молодости перестал общаться с бабушкой. Она возненавидела выбор сына переехать в другой город и на протяжении долгого времени вставляла ему палки в колеса. – ответил я.

– Ситуация в вашей семье не однозначная. – заключил доктор и опять полез в блокнот.

– Что правда то правда. – ответил я и снова встал с дивана.

Беседа меня утомляла, и я решил снова пройтись по кабинету, размять ноги.

– У вас много таких же как я?

– Что вы имеете ввиду? – доктор внимательно наблюдал за мной.

– Пациентов.

– Вся больница. Каждый проходит через меня. – сказал врач.

– Вы смогли хоть кому-то помочь? – я медленно наворачивал круги по кабинету разглядывая экспонаты уютного кабинета.

– Да, много кто отсюда уезжает и начинает новую жизнь. – сказал врач и снял очки. – Кто-то едет в другой город, кто-то вообще в другую страну, подальше от эпицентра его проблемы. И живут, хорошо живут. Больше их не мучают тараканы в голове. Мы избавляем от всей живности. – посмеялся доктор считаю свою фразу остроумной.

Я не издал смешка, даже не улыбнулся.

– Вы же не можете быть полностью уверены, что пациент излечился. Он может только показывать вид, а живность продолжит его мучать. Вдруг он привык жить с живностью в голове, а вы насильно его избавляете от нее? Может он не хотел расставаться с насекомыми бегающими внутри его черепной коробки?

Лицо доктора поменялось. Оно стало серьезным, сосредоточенным. Врач заинтересовался мной.

– Я хочу знать о вашем первом воспоминании. Вы сможете рассказать мне о нем? – доктор надел очки и принял удобную для него позу.

Я стал сзади дивана и облокотился локтями на его спинку.

– Прям самое первое, что помню?

– Именно. Я хочу знать причину проблемы, а детство ничто иное как ее корень. Он разрастается все сильнее углубляясь в почву. Из корня тянется стебель и распускается бутон. Цветок вырастит здоровым и красивым или чахлым и больным – все зависит от того, как за ним ухаживать. Поэтому мне нужно знать о вас все. – объяснил врач.

– Хорошо, дайте подумать.

Я мысленно зашел в свой архив и перерыл все от и до. Из всех своих воспоминаний самое первое, что я помнил – отдых в аквапарке.

– Вспомнил. На тот момент это был самый радостный день в моей жизни. Я не скажу, когда еще испытывал такие эмоции… Банально – не помню. – улыбнулся я.

– Расскажите мне об этом дне. – просил доктор.

Я вернулся на свое место и начал:

– Это было десять лет назад…

***

Сны захлестывали волной. Я видел себя в сверкающих доспехах, подо мной конь, а в ножнах огромный меч. Я скакал на встречу с великим драконом, ужасом королевства. Он заточил к себе в башню принцессу замка Ватерфолл.

Я уже видел вдалеке множество облаков смога и дыма. Только мой конь достиг черного тумана, я спешился и прошелся вперед, по тропинке, что вела вглубь туманного облака. Через несколько сотен метров передо мной возникла высокая башня, состоящая из неимоверного количества этажей. Я решил оставить своего благородного коня на входе, а сам проник в башню и начал продвигаться от этажа к этажу.

Перед моим взором предстали чудовища без головы, бесконечное количество скелетов. Я храбро сражался за руку моей принцессы. Как только я пересек ступени семнадцатого этажа – меня встретил огромный огнедышащий дракон. Метров в тридцать в высоту. Его огромный хвост мог просто откинуть меня, но я не зря имел звание святого рыцаря короны. Я смог точным прыжком увернутся от его острого хвоста и перекатится к чернеющей от смога колоне.

Дракон заметил мое укрытие и огромным напором выдавил из пасти языки пламени. Они обожгли колону словно сосиску на костре. Я смог выжить в пламени, ведь старые мудрецы дали мне священные латы. Они отражали огонь, не давали мне зажариться.

Я вышел с ним один на один. Он смотрел в мои глаза, а я в его огромные налитые кровью глазища. Он с ревом зверя накинулся на меня. Я не стоял в стороне и с бешеным криком кинулся в бой.

Его пламя через латы грело кожу, а мой меч царапал его красную плоть. Из-за цвета чешуек нельзя было увидеть ранил я его или нет. Мы бились не на жизнь, а насмерть. Каждый отстаивал свои интересы, пока моя ловкость и проворность не сыграла с ним злую шутку. Я воткнул меч в его толстокожий подбородок. Дракон взвыл от резкой боли. Сначала он заревел, а потом стал скулить, как бродячий пес. Из-за смертельной раны он упал на мраморный пол и забылся вечным сном.

Дракон повержен. Осталось добраться до принцессы…

– Женечка. – слышал я откуда-то голос.

Добраться до принцессы…

– Просыпайся мой сладкий.

До принцессы…

– Открывай глазки.

Голос подействовал на меня как самый лучший отрезвитель. Я продрал глаза и увидел перед собой свою маму. Самого любимого человека на всей планете. Я сразу обнял ее и поцеловал в щечку.

– Мамуль, ты чего меня так рано будишь? – спросил я.

– Как чего? Ты забыл? – недоумевала мама.

– Что забыл? Я не помню, что я мог бы забыть. – улыбнулся я.

– Мы же сегодня едем в аквапарк.

– Как сегодня? Прям сейчас? – обрадовался я.

Я резко подорвался с кровати. Побежал чистить зубы и умываться. Мама была счастлива от моей реакции. Самое мягкое и животрепещущее чувство возникает тогда, когда твой мозг дает сбой и забывает самое лучшее, самое светлое. И когда этот момент неожиданно наступает, он обволакивает тебя полностью – ты радуешься, как маленький ребенок только что купленному леденцу.

Как я тогда радовался. Я всю свою маленькую жизнь мечтал съездить в аквапарк, покупаться в теплой прозрачной воде. Полетать с крутых горок, которые воочию никогда не видел. Мечтал завести новых друзей и целый день резвиться с ними пока родители не увезут меня домой и не укроют теплым одеялом в тусклой родной комнате. Мама поцелует в левую щеку, а папа в правую.

Этот момент настал. Я сметал весь завтрак, что стоял передо мной на столе, словно вечно голодный Пончик из «Незнайка на Луне». Эту книгу мне очень часто читала мама перед сном.

Когда мы ехали в машине навстречу приключениям, я смотрел по сторонам и пытался найти глазами аквапарк, но ничего не удавалось. Я раз за разом спрашивал у родителей приехали мы или нет, на что мне терпеливо отвечали:

– Подожди немного, Жень. Скоро приедем.

Папа был занят дорогой, пристально смотрел вперед. Он боялся долгого пути, но ради меня он смог себя пересилить и уехать от родного города на двести, а то и триста километров.

Вот он, аквапарк. Я выбежал из машины. Хотел, как можно быстрее увидеть горки, но вместо них меня встретила огромная шеренга из людей расстилающаяся до кассы. Папа попросил меня встать в очередь, а сам копался в багажнике. Мы все же добрались до кассы и купили по билету. Я, как угорелый, забежал внутрь и увидел толпище детей. Они бегали, резвились и катались то с одной горки, то с другой. Я побежал к ним оставив своих родителей возле тента. Они большие, сами разберутся. А мне сейчас необходимо съехать вон с той горки. Она представляла собой закрытую трубу с безумными виражами. Я поднялся наверх по лестнице, отстоял очередь и, словно гонщик, залетел на огромной скорости в трубу.

Не могу даже передать своей восторженности после того, как моя голова вошла в голубую воду бассейна. Я хотел еще и еще. Один из мальчиков, его звали Дима, рассказал мне на какие горки лучше ходить, а какие очень опасные для детей. Но мне было плевать насколько они опасны. Я хотел почувствовать адреналин у себя в крови. Испытать еще раз наслаждение, когда вода несет тебя вперед и остается мгновение до того, как твое тело словно гвоздь войдет в бассейн.

– Пошли сначала туда. – сказал мне Дима.

– Хорошо, только после нее пойдем на ту горку. – я показал пальцем на одну из запрещенных горок.

– Зачем? Я же говорил, что туда нельзя. – замялся Дима.

– Можно, еще как, главное сказать, что нам по десять. – уговаривал я его.

– Давай сначала на мою, потом посмотрим. – решил Дима.

– Ладно, пошли на твою горку. – я с ним согласился, и мы вместе поплелись по ступеням вверх.

Горка представляла собой винтовой спуск на двоих. Мы с Димой брали накаченный воздухом круг. Он сел сзади, а я спереди. Мужчина, что следит за горкой, толкнул нас вперед и мы полетели разрезать воздух своими лицами. Как такового адреналина я не почувствовал, так что я не отходил от своей идеи.

Мы с Димой положили круг на место, и я снова начал ему говорить про запрещенную горку.

– Давай, или ты струсил?

– Нет, не струсил. Между прочим, я самый смелый мальчик в классе. – гордо сказал Дима.

– Тогда докажи. – сказал я и пошел в сторону горки.

Дима побежал за мной и без конца твердил:

– Мы же еще не доросли до нее, Жень. Не нужно рисковать. Я смелый, но не глупый.

– Нет, ты трус. – я поставил точку и пошел не озираясь назад.

– Тогда сам иди, я не пойду. – сказал Дима и остановился.

Ну и не нужен он мне. Я уверен, что без него будет проще. Легче самому все сделать, чем агитировать кого-то еще.

Последняя ступенька была преодолена, осталось убедить мужчину, что мне десять лет. Но это было не сложно. Ему было плевать. Поэтому достаточно было всего лишь молча сесть на край, что я и сделал.

Мужчина толкнул меня, и я полетел вперед, захлебываясь водой. Она попадала везде, куда только могла. Я не испытывал больше счастья от искрометных виражей. Вода проникала внутрь легких. Мне стало отвратительно и больно. Легкие сжимались. Я не мог открыть глаз. Нужно было лишь довериться судьбе и наконец закончить крутой вираж. Когда мое тело погрузилось в воду, я как ошпаренный, вылетел из бассейна и раскашлялся. Мое тело ослабло, и я рухнул на плитку возле бассейна.

Сразу же ко мне подлетела мать. Она потянула меня за руку и начала шлепать по ногам причитая: «Как ты мог так поступить? Я же волновалась! Ты меня совершенно не ценишь! Вдруг бы ты захлебнулся?» Она хлестала меня как сидорову козу. Наше пребывание в аквапарке закончилось также быстро, как и началось.

На протяжении всей дороги я плакал, а мама говорила какой я отвратительный ребенок и что совершенно ее не слушаю. Самое странное во всей ситуации – отец ехал молча. Он не сделал мне ни единого замечания. Как будто для него моя жизнь ничего не значила. Это было для меня самым обидным. Еще долгое время молчание отца трепало мое детское сердце.

***

– Хочу задать вам вопрос – сказал доктор.

– Что вы хотите знать?

– Почему вы считаете этот день самым лучшим в своей жизни, если чуть не ушли на тот свет? – доктор поправил очки и сменил позу.

Как мне показалось, он уже устал сидеть на стуле и скорее всего наш сеанс скоро подойдет к концу.

– В тот день я был самым счастливым ребенком. Вот поэтому. После того, как я перешел в другую школу, в классе пятом, я больше никогда не чувствовал счастья. Тогда мой мир перевернулся. – сказал я и встал с дивана. – Я уже устал, Павел Анатольевич.

Доктор посмотрел на часы.

– Да, пора бы закончить. Мы с вами общаемся уже часа два.

– Я об этом же.

– Тогда наш сеанс окончен. Вы можете возвращаться обратно в палату. Вы же помните где она находится?

– Конечно, Павел Анатольевич. – сказал я и вышел из кабинета.

В глаза бросились белые краски психлечебницы. Отвратительное место. Я брел по ее злостным коридорам пробираясь через белые двери, давно покрытые желтым старческим налетом. Мне встречались такие-же люди, как и я. Они не понимали почему тут находятся. Они не знали из-за чего общество ополчилось на них и заточила в комнату из мягких стен. Почему они считают их больными, если каждый первый человек имеет в своем распоряжении массу тараканов бегающих внутри его черепной коробки?

По правде говоря, все, что пишут в книгах – ложь. Много писателей описывая комнату больного говорят о мягких стенах, смирительной рубашке, недостатке солнечного света. На самом деле комнаты очень уютные. Для каждого пациента предусмотрены кровати, тумбочка рядом с ней. Единственное, окна с решетками и каждые пол часа проходят медсестры с проверкой. Вот что доставляет дискомфорт.

Если говорить про ночи в психлечебнице – медсестра может зайти к тебе раза три, может четыре. Все зависит от самой медсестры. Мне досталась палата абсолютно пустая, хотя она рассчитана на двух пациентов.

Я зашел внутрь и сразу лег на кровать. Давно я так не общался с людьми. Я не помнил, когда мог полностью выговориться. Мне понравилось общаться с Павлом Анатольевичем. Надеюсь он поможет мне, хотя, я даже не знаю, чем он сможет мне помочь. Я не считал себя больным. Никогда не считал.

Мои веки прибавили веса от тяжести мыслей. Я закрыл глаза и потерял себя на долгие часы.

Глава вторая. Новая школа и бессонная ночь в лечебнице.

Утро всегда начиналось с обхода. Медсестры будили абсолютно всех. Пациенты должны были принять ванну и пройти на завтрак. После него в незамедлительном порядке выпить лекарства и дальше заниматься своими делами. Дел, кстати, ни у кого не было. В связи с этим большинство больных проводили время в своей палате либо в общей комнате.

В общую комнату за все дни, что я тут живу, никогда не заходил. Меня не интересовала жизнь пациентов лечебницы. Хотя много кто был адекватным и способным к конструктивному диалогу.

– Евгений Молчанов? – спросила медсестра.

– Да. – ответил я сонным голосом.

– Просыпайся. Через тридцать минут завтрак.

– Хорошо. – ответил я и дверь в мою палату закрыли.

Я быстро встал с кровати, собрался и прошелся до столовой. Повар накормил меня сытным завтраком, а спустя несколько минут я уже принимал лекарства на раздаче рядом с общей комнатой.

Я посмотрел на часы, что весели над пунктом выдачи медикаментов. Через пятнадцать минут у меня сеанс, и я не хотел бы его пропускать. Это единственное, что меня пока радовало в лечебнице – часовые разговоры с человеком, который больше слушает, чем говорит. Не знаю где я слышал эту фразу, однако она периодически мелькала в моей голове: «Хороший психолог слушает и говорит, а лучший психолог слушает и лишь задает вопросы.». Вряд ли эта фраза относиться к Павлу Анатольевичу, ведь он даже не психолог.

Снова обшарпанная дверь посреди пустого коридора. Я постучался. С другой стороны двери донесся голос доктора:

– Заходите.

Я открыл дверь и пересек порог кабинета.

– Я решил прийти пораньше. – сказал я и добавил. – Здравствуйте.

– Здравствуй, Женя. Проходи.

Я сел на диван и расслабился, как вчера.

– Как ты себя чувствуешь? Ты не против, если я буду к тебе обращаться на Ты?

– Хорошо, Павел Анатольевич. Нет, не против.

– Это здорово.

– Согласен. – улыбнулся я.

– Не скучаешь по матери? – сразу спросил доктор.

– Я пока не так много времени тут нахожусь… Не особо, если честно. Я больше скучаю по ее прекрасному салату из крабовых палочек. – посмеялся я.

– Я рад, что ты сегодня в таком настроении. – доктор поднялся со своего кресла и прошелся по кабинету к чайнику. Он стоял на небольшом столике возле двери. – Ты будешь чай? – спросил Павел Анатольевич.

– Не откажусь. – ответил я.

Доктор взял в руку чайник и исчез за дверью. Через пару минут он пришел с полным чайником воды. Пока он нагревал воду, Павел Анатольевич приготовил две чашки и кинул в каждый по пакетику черного чая.

– Ты так внимательно следишь за мной. – сказал доктор.

– Я вас жду.

На самом деле он все делал так медленно, что я хотел взять плеть и подогнать его, как ездовую лошадь. Меня бесила медлительность доктора. Небольшое раздражение – нормальная практика в моей жизни.

Доктор заварил чай, дал одну чашку мне, а вторую забрал с собой за стол. Я поставил свою чашку на столик, что стоял напротив дивана.

– Если хочешь сахар или конфеты – возьми на столе.

– Хорошо, спасибо.

– На чем мы с тобой остановились? – спросил доктор и сделал глоток горячего чая. От пара его очки запотели.

– Мы вчера говорили о моем первом воспоминании. – напомнил я.

– Точно, спасибо. – ответил доктор и что-то записал в блокнот. – Сегодня мы поговорим о том дне, который перевернул все вверх дном. Помнишь такой?

– Думаю да. – неспешно сказал я.

– С чего все началось? – спросил доктор.

Я задумался о каком из самых плохих дней рассказать Павлу Анатольевичу? Масса отвратительных и поганых дней забивали мой мозговой канал. Среди тонны шлака и перегноя я смог отыскать более-менее нужную дату. Это было двадцать восьмого августа. В этот день мы переехали с мамой в новую квартиру, а отец закрыл за собой дверь в последний раз.

– Все в порядке? – спросил доктор.

– Да, все хорошо. Я просто задумался. – я пытался улыбнуться, но даже не знаю получилось у меня это сделать или нет. – С чего бы начать…

– С самого начала. – посоветовал мне доктор.

***

Утро выдалось отвратительным. Родители ругались как незнакомы люди на базаре. Я слышал все от начала и до конца. Отец называл мать больной истеричкой, а мама, в свою очередь, говорила о его новой женщине. Они перебрали весь браный словарь. Не знаю кто из них перешел черту, но через час криков и выяснения отношений я услышал утвердительную речь матери:

– Мы уезжаем.

Я сидел и плакал, как плакал бы любой мальчик десяти лет услышав бы такое. Мои красные глаза уже не могли выжимать слезы, как и я не мог успокоится. Меня трясло, голова болела, а тело ломило. Я свернулся калачиком в своей кровати и старался прийти в себя.

Мама влетела в мою комнату. Ее глаза были похожи на мои. Такие же красные и уставшие. Видно, что она не спала всю ночь. Как только мама достала из шкафа сумку – я все понял. Моя семья разрушена. Ее больше нет. Конец. От этого мне стало еще страшнее и обиднее за себя, за свою жизнь.

Мама отошла от шкафа и села возле меня. Она шептала мне на ухо, что все хорошо. Ничего не измениться и у меня все равно будет семья. Я не смог поверить ни единому ее слову. Передо мной живое доказательство того, что все кончено. Сумка лежала на полу, а шкаф открыт настежь. Папа продолжал кричать. Он не заходил в мою комнату. От этого мне не становилось лучше.

– Закрой свой рот! – резко закричала мать.

Я стал плакать сильнее.

– Ты мне смеешь такое говорить?! – в ответ крикнул отец.

– О сыне подумай, чертов эгоист! – опять крикнула мама и на этот раз ор стих.

Родные материнские руки обняли мое хрупкое маленькое тельце.

– Все будет хорошо, сынок. Только тише, не плачь, мой дорогой. – мама пыталась меня успокоить.

Ее тихий тон и отсутствие криков помогло мне немного прийти в себя. Тремор не отпускал, а головная боль сдавливала виски.

– Давай сынок, мы с тобой соберем сумки и поедем кое куда. – спокойно говорила мама.

– Куда? – спросил я жалостливым голосом.

– Далеко отсюда.

Мама встала и пошла собирать сумки. Я не отпускал колени и лежал калачиком до того момента, пока мама меня не позвала. Я встал с кровати. Ноги меня не слушались. Я шел вперед, сшибая все углы, а мама сзади меня тащила сумки.

– Ма-ам. Давай я тебе по-омогу. – резко в моей речи появились провалы.

Я начал заикаться. Никогда такого не было. Мама посмотрела на меня как на непонятное существо. Как будто после этого я стал для нее чужим.

– Иди вперед, сынок. Я сама справлюсь. – сказала мама и немного толкнула меня в спину, чтобы я быстрее двигался.

Когда я шел по коридору краем глаза я заметил отца. Он стоял на балконе, затягивался сигаретой и смотрел на меня. Так пристально, что мне стало не по себе. Он сверлил меня взглядом. Наверное, в тот момент я перестал быть для него сыном.

– Быстрее, сынок. – говорила мама.

Я вышел из квартиры и больше никогда не пересекал ее порога.

***

Павел Анатольевич на протяжении всего моего рассказа что-то записывал. Поражаюсь его способностью так просто конспектировать мои слова. Конечно, он мог записывать возможные диагнозы или еще что-то, что вообще не относится к моему рассказу.

Пока он писал свои заметки, я еще раз осмотрел его кабинет, как вчера. Мне казалось, что теперь обезьяны поменялись местами. Это все странно. Может я не выспался или так на меня действуют таблетки?

С сегодняшнего дня я начал принимать новые препараты по рецепту Павла Анатольевича. Естественно мне ничего не говорят. Мне даже диагноз не сообщили, что уже говорить о таблетках.

– Куда вы переехали с мамой? – поинтересовался доктор.

– В другую квартиру. Попроще и с меньшим количеством комнат. Как раз на меня и маму. Я устроился в комнате поменьше, а маме дал самую большую. Насколько мне известно, квартиру родители продали и поделили деньги между собой. Этот ублюдок даже не смог полную сумму отдать матери. Она содержала меня и себя, в то время, как он жил с другой семьей. Ему то намного легче было. – говорил я.

Эмоции хлестали меня по щекам, а разум прятался где-то за стеной. Я не мог сдержать накопившегося во мне недовольства.

– Я считаю своего отца идиотом. – заключил я.

– Почему? – поинтересовался доктор. Он был раздражен. Как будто он что-то хотел сказать, но сдерживал себя.

– Он изменил матери, хотя у самого было все, о чем только могут мечтать люди. – нервничал я. – По сути он получил лишнюю головную боль и многого лишился.

– Мужчины в таком возрасте, как твой отец, склонны к кризису среднего возраста. Знаешь, что это такое? – спросил доктор.

– У меня есть догадки, но…

Павел Анатольевич резко меня перебил:

– В этот период мужчина считает себя подавленным и несостоявшимся как в сексуальном плане, так и в моральном, иногда в материальном. У него возникают мысли, что он многое потерял. Пытается наверстать упущенное. Понимаешь? Сейчас он, может быть, жалеет о своем поступке. Правда вернуть ничего не может. – пояснил врач. – Или так сложилась ситуация. Ты можешь многого не знать, что творилось в личной жизни твоих родителей.

– Мне без разницы что он думал в тот момент и что думает сейчас. Факт остается фактом. Он покинул нас с матерью и мириться с этим я не намерен. – решительно сказал я. – А ситуацию можно было решить, я уверен в этом.

– Не следует надеется, что такое с тобой не случится. – заверил доктор.

– Я никогда не стану таким, как мой отец. – сказал я дав понять, что меня не интересует больше этот разговор.

По всей видимости Павлу Анатольевичу было плевать на мои интересы.

– Когда ты в следующий раз видел своего отца?

– На линейке в новой школе. Можно сказать, что это был второй мой самый худший день. – сказал я и залпом выпил остывший чай.

***

– Сын, ты скоро? – спросила мама, дожаривая яичницу.

– Да, мам, я уже бегу. – кричал я со своей комнаты.

Портфель собрал, даже новую форму надел. Так что я был самым завидным школьником из всех.

– Беги кушать. – говорила мама.

Я, словно ветер, залетел в кухню и сел за стол.