Текст книги "Заложник удачи"

Автор книги: Владислав Русанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

ГЛАВА ШЕСТАЯ
СЫДОР ИЗ ГРАЖДЫ

Годимир лежал, ощущая, как стекающая со штанов и поддоспешника вода вмешивается с истертой в мелкую рыжую пыль землей.

На колодезной площади стоял гам и топот. Остро пахло свежим конским потом и паленой тряпкой – кто-то из кметей, удирая, споткнулся и свалился прямо в костер, разбросав уголья, которые теперь медленно остывали, меняя цвет с алого на багровый.

Луна и звезды бросали призрачный отсвет на лица и убранство всадников, неожиданно (но очень даже вовремя) ворвавшихся в Гнилушки. Десятка два удальцов, увешанные оружием, на добрых конях, бесшабашно веселые (вон как зубы сверкают из-под усов), гогочущие во все горло. Лиц Годимир не различал, но зато отлично слышал голоса.

Слышал и узнал, по крайней мере один.

Сыдор из Гражды, злейший враг Яроша. Уж так бывает не только у королей да князей, но и у лесных молодцев – не смогли договориться, кто чьих овец стрижет…

С Сыдором, к слову сказать, Годимир повстречался на том же тракте, где впервые с Бирюком познакомился. Правда, тогда рыцарь думал, что это никакой не разбойник, а скромный горшечник Пархим из села Колбча. А ведь в самом-то деле, притворялся Сыдор мастерски. Какой лицедейский талант впустую пропадает! В Хороброве или Лютове если б жил, как сыр в масле катался бы при королевском-то дворе. Впрочем, главарь хэвры и здесь неплохо устроился. Сам себе голова – куда хочу, туда еду, что хочу, то отбираю…

– Вяжи его, браточки! Вот счастливый день, сладкая бузина! – радостно закричал Сыдор. Вот из-за любимого присловья про бузину, Годимир и сумел бы узнать его даже в кромешной темноте.

Двое лесных молодцев тяжело спрыгнули на землю около лежащего на боку Яроша. Один небрежным движением руки отбросил в сторону Дорофея – дохлого и худосочного по сравнению с ними.

– Так Сыдор! Связанный он! Чего уж… – воскликнул второй, нагибаясь над Бирюком.

– Узлы проверь, сладкая бузина! – Главарь взмахнул плетью. – Да что я тебя учить должен, Будигост!

– Будимил я… – обиженно отозвался разбойник.

– Все равно проверь,– не растерялся Сыдор. – Вас поди различи! Вот навязались на мою голову одинаковые!

– Тут еще кто-то! – раздался звонкий девичий голос прямо над Годимиром. Что еще за дела? Откуда женщина в хэвре лесных молодцев? И ведь даже не женщина, а именно девушка – или подросток, или вот-вот вышла из ребячьего возраста. По звуку, так годков пятнадцать-шестнадцать. На коне, вместе со всеми… Не портки стирает, уж это точно. Кто такая?

– Сейчас поглядим, сладкая бузина… Эй, Хитран, факел запали!

Сыдор с любопытством наклонился, свешиваясь с седла. Заставил коня переступить, чтоб тень не падала.

– Оп-па! Да ведь это же пан рыцарь! Пан Годимир, если не ошибаюсь? – Разбойник спешился, вытащил из-за голенища широкий нож. – Как говорится, сладкая бузина, старый друг, лучше новых двух. Так ведь?

Рыцарь попытался пожать плечами – мол, может так, а может, и нет, но не смог. Замерз в колодце, задеревенел.

– А что ж ты мокрый такой, пан рыцарь? – с улыбкой продолжал Сыдор. Он не изменился с того самого вечера, когда варили они кашу с салом на берегу Щары. Нет, конечно, бороду подровнял – по новой моде, ползущей из-за Пологих гор, даже зареченские рыцари начали носить бороды, в отличие от словинцев и полещуков, упрямо скоблящих подбородки, но отращивающих усы по самую грудь. Зато одежда! Одежда Сыдора, что выдавал себя за ремесленника, спешащего на ярмарку в Ошмяны, и Сыдора, который возглавляет хэвру лихих людей, различалась разительно. Свет от факела, воздетого над головой Хитраном, позволил разглядеть новый наряд старого знакомца во всех подробностях. Если на тракте были коричневые сермяжные штаны, льняная рубаха, грубые упаки[22]22
  Упаки – мужичьи сапоги с грубыми голенищами из сыромятной кожи.


[Закрыть], кептарь[23]23
  Кептарь (киптарь) – мужская или женская короткая меховая безрукавка.


[Закрыть] мехом наружу, то нынче разбойник щеголял в нарядной бригантине[24]24
  Бригантина – защита корпуса, состоящая из пластин нашитых или наклепанных изнутри на тканевую или кожаную основу, снаружи могла обтягиваться бархатом или шелком.


[Закрыть] с начищенными до блеску пластинками на груди, сапогами с мягкими голенищами до колен и зипуне из тонкого сукна, отделанные темным мехом рукава которого виднелись из-под доспеха. Просто красавец писаный. Иной рыцарь из мелкопоместных обзавидуется. А вот любовь к здоровенным мохнатым шапкам осталась прежней. Или у них, в Заречье, это признак богатства и власти? Годимир вспомнил украшенную фазаньими перьями не шапку, а шапчищу пана Божидара. Сооружение на голове Сыдора не уступало ей в размере. А может, даже превосходило.

Пока Годимир рассматривал главаря хэвры, тот, ругаясь сквозь зубы – мокрая конопля упрямо тянулась, липла к лезвию, но не поддавалась, – резал, веревку, опутывающую словинца, как паутина муху.

– Помочь может? – дернулся было Хитран, но Сыдор злобно зыркнул на него и буркнул недовольно:

– Отлезь! Сами с усами…

Лесной молодец пожал плечами, но возразить и не подумал.

С усами или без, а Сыдор справился. Брезгливо отбросил сапогом раскисшие лохмотья, подал Годимиру руку:

– Поднимайся, поднимайся, пан рыцарь. Ишь, разлегся, сладкая бузина!

Словинец схватился за широкую сильную ладонь разбойника, встал сперва на одно колено.

– Что не сладко, пан рыцарь? – Сыдор потянул посильнее, подхватил пошатнувшегося на нетвердых ногах Годимира за плечи.

Рыцарь невольно охнул. Кажется, кмети, вымещавшие на его костях злобу за сломанный нос Юшки, постарались на славу. Теперь острой болью отзывался не только правый бок, но и левый.

– Что, досталось от кметей? – нахмурился Сыдор. – Ничего… Я им устрою, сладкая бузина. Дорофей! Дорофей, тудыть твою в кочергу!

– А? Здеся я, Сыдор… – Бортник вывернулся из темноты быстро – вне всякого сомнения, крутился поблизости.

– Что ж ты мне не сказал сразу, что здесь пан Годимир из Чечевичей? Это ж тебе не курица яйцо снесла! Это пан рыцарь! Герба Косой Крест! Я тебя спрашиваю, сладкая бузина, или кого?

– Да я, понимаешь… Откель же мне знать-то, Сыдор…

– Я тебе дам – «откель знать»! За Яроша, значит, побеспокоился, сладкая бузина! Бежал, через голову перекидался! А как про моего давнего друга, пан Годимира, настоящего хоробровского рыцаря, доложить, так – «откель знать»? Да я тебя…

Разбойник взмахнул плетью, висящей до того на темляке вокруг правого запястья. Дорофей ойкнул и присел, закрывая голову руками, но убегать и не подумал.

Годимир пошатнулся и, если бы Хитран не кинулся опрометью, не поддержал за локоть, непременно упал бы ничком в пыль.

– Не виноватый я! Не знал, понимаешь, Сыдор, не знал! Он опосля пришел, сам! – скулил Дорофей, ежась под несильными, скорее для острастки, ударами.

– Я те дам, сладкая бузина! Ты у меня попляшешь! – приговаривал главарь.

Хитран хохотал вполголоса, стараясь удерживать одновременно и рыцаря, и факел.

А Годимир уже не глядел на пререкающихся разбойников.

Держа в поводу светлого (ночью и не разберешь – то ли серый, то ли буланый) коня, к нему шагала самая прекрасная панна из всех, ранее виденных. Огромные глаза обрамлены ресницами, длинными, черными и густыми. Прелестное белое лицо с ровным носом и пухлыми губами. На щеках ямочки. Брови раскинулись словно крылья атакующего сокола. Бархатная беретка с эгретом[25]25
  Эгрет – украшение из перьев белой цапли.


[Закрыть] не скрывала каштановых локонов, слегка вьющихся вдоль щек.

Одевалась незнакомка по-мужски – черная куртка-дублет с воротничком из белки или колонка, свободные кожаные порты и сапожки. Широкий, усыпанный бляхами, пояс, даже на вид тяжелый, стягивал тонкую талию. Слева на поясе висел короткий меч – в Поморье такое оружие носят лучники на случай рукопашного боя, а справа – корд с вычурной витой крестовиной.

Должно быть, это ее голос слышал Годимир.

Рыцарь, совершенно ошалевший, попытался выпрямиться и отвесить изысканный поклон, как и подобает в присутствии прекрасной панны, но позабыл о своем бедственном положении, запнулся ногой за ногу и едва не упал. Вернее, упал бы, не приди на помощь Хитран. Разбойник едва не уронил факел, но Годимира удержал.

– Ага! Проняло? То-то же, сладкая бузина! – засмеялся Сыдор. – Да не тянись ты, не во дворце, чай.

Девушка поравнялась с вожаком хэвры, остановилась рядом, касаясь плечом плеча. Она едва доставала эгретом до уха Сыдора, но из-за гордого постава шеи, вздернутого подбородка казалась выше своего роста. Картинно опустила ладонь на рукоять корда, подбоченилась:

– Познакомь нас, что ли, Сыдор… А то невежливо как-то.

– Да запросто! У нас тут без церемоний благородных. Все по-простому. Это пан Годимир герба Косой Крест из Чечевичей, что поблизости от Быткова, странствующий рыцарь. Насколько я помню, – лесной молодец хохотнул, словно поперхнулся, – мечтает убить дракона. За тем и в Заречье забрался. А теперь позволь тебе, пан Годимир, представить ее высочество, королевну Аделию из Ошмян. Да челюсть подбери-то, сладкая бузина!

Словинец и сам понял, что должен выглядеть нелепо с открытым ртом и выпученными глазами, а потому попытался, насколько удастся, овладеть нахлынувшими чувствами.

– Счастлив познакомиться, твое высочество. Честно признаться, не надеялся свидеться.

– Вот как? – улыбнулась Аделия (ну, уж это не самозванка?). – Почему же, позволь поинтересоваться, пан рыцарь? Неужели из-за моего чудесного исчезновения из батюшкиного замка в Ошмянах?

«А ты как думаешь, твое высочество?» – хотел спросить Годимир, но земля неожиданно ушла у него из-под ног. Усталость и издевательства селян наконец-то взяли верх над природной выносливостью и молодостью. Последним, что запомнил рыцарь из событий того дня, был багровый отблеск факела в глазах королевны, делавшей ее похожей на того самого суккуба или вомпера, про которого рассказывал Сыдор-Пархим, сидя на передке телеги.

Утром Годимир проснулся по давней привычке – с рассветом. С удивлением обнаружил, что лежит на сеновале, а под голову подсунут скрученный в тугую «колбасу» зипун. От ночного холода и сырости его укрывали сразу три бараньи шкуры, заботливо подоткнутые и расправленные.

«Это они зря, – подумал рыцарь. – Я же мокрый, как…»

И тут он понял, что не ощущает на себе одежды.

Голый? Да. Точно голый. Вот это да!

Как же теперь выбираться? Может, кмети по селам словинецким и заречанским и бегают купаться на реку голышом все вместе – и мужики, и бабы, – но в благородном паныче с младых ногтей воспитывали стыдливость, сопутствующую утонченности.

Он огляделся по сторонам. Никого рядом, вроде бы, нет. Выпростал руку из-под овчин. Вторую…

Сапоги он нащупал почти сразу же. Они лежали в аршине от его «постели».

Рубаха и штаны висели на поперечной жердине чуть дальше. Прикрываясь одной из шкур, Годимир подобрался к одежде. Вот здорово! Рубаха высохла. Правда, штаны еще сырые на швах, ну да кто обращает внимание на такие мелочи? Жак висел чуть дальше. К сожалению, мокрый. Кожа – не полотно, за полночи не высохнет.

Ничего. На себе досушим.

А где кольчуга? Не худо бы и меч разыскать, раз уж такое уважение к нему от лесных молодцев.

– О! Проснулся, пан рыцарь? – воскликнул широкоплечий разбойник в затертом гамбезоне[26]26
  Гамбезон (вамбас) – длинный (до колена) стеганный поддоспешник. Надевался под кольчугу, но мог использоваться и как отдельный доспех более бедными воинами.


[Закрыть]. Его лицо пятнали оспинки и оспины. Больше похоже на огород. В особенности левая щека. Про таких в Бытковском воеводстве говорят – на роже леший горох молотил.

«Охрана? – подумалось Годимиру. – Любопытно, для чего? Чтоб не ушел без спросу или ради безопасности гостя?»

Он подозрительно глянул на рябого, но тот улыбался во весь рот, хвастаясь выбитым клыком.

– Проснулся, пан рыцарь? – повторил разбойник, сунул палец за ворот гамбезона, потер шею. Похоже, доспех шили не по нему. Ну, что поделаешь? Такова уж судьба лесных молодцев – носить одежду с чужого плеча. – Меня Озимом кличут. Имя такое…

– Озим? – усмехнулся Годимир. – Хорошее имя!

– То-то и оно, что хорошее, – протянул рябой. Словоохотливо пояснил: – Под зиму родился, вот мамка с тятькой и назвали. А парни все больше Яровым дразнятся. А то и просто Яриком.

– Яровой? Ну-ну… – И тут рыцаря словно обухом по темечку шибануло. Ярош! Где он? Уж Бирюк никак не мог рассчитывать на добрый прием в хэвре Сыдора. – Слушай, Озим! А как там Ярош? Ну, знаешь Яроша Бирюка?

Рябой помрачнел. Замялся. Почесал шею.

– Не велел Сыдор… – Он хлопнул себя ладонью по губам. – Все. Молчу. Идем, пан рыцарь, к Сыдору. Там и поговорите. Я чо? Мне бы по-простому…

Годимир приосанился, затянул пояс поверх жака, расправил складки, сгоняя их за спину.

– Веди!

Озим пожал плечами и махнул рукой: пошли, мол!

Как выяснилось, Сыдор расположился неподалеку. Кметскую избу он занимать не стал. Для него натянули открытый шатер, натрусили на землю душистого сена аршин толщиной, кинули дорогой, привезенный не иначе как из Басурмани, ковер. В двух шагах горел костерок, возле которого маялись от безделья близнецы: Будигост и Будимил.

Предводитель разбойников уже не спал. Сидел, поджав под себя ноги, на выходе из шатра и строгал веточку длинным ножом. Легкая стружка закручивалась как усы у гороха и падала в пыль.

– О! Проснулся, сладкая бузина! – обрадованно воскликнул Сыдор. – Молодец, пан рыцарь! Поздняя птичка глазки продирает, а ранняя уже носик вычищает. Доброго утра тебе!

– И тебе утра доброго, Сыдор, – вежливо откликнулся Годимир.

– Наше утро, сладкая бузина, всегда будет добрым, пока королевские стражники колья не заострят. Присаживайся, пан рыцарь, – лесной молодец похлопал ладонью по сену рядом с собой, – в ногах правды нет.

Словинец присел – куда ж деваться? Огляделся. Близнецы не озаботились его присутствием. Похоже, считали, что рыцарь полностью на стороне разбойников. Хорошенькая же у него слава среди заречан! Лучше не бывает. А может, его попросту не считают опасным противником? Какой-то благородный пан из восточного королевства, о котором здесь ходят лишь байки и непроверенные слухи, да еще без оружия. А Сыдор наверняка парень – не промах и с мечом, и с кордом, да и в рукопашную… Ну что ж, посмотрим, справитесь ли вы, вчерашние кмети немытые, с настоящим рыцарем. Главное, вырвать оружие в начале схватки, а там – берегитесь. Уж всяко, с двумя разбойниками – ну, и подумаешь, что одинаковые хоть в ширину, хоть в высоту – справиться легче, чем с волколаком или горным великаном.

– Что озабоченный такой с утра? – Сыдор легонько толкнул его локтем. Вот ведь как! Оказывается, помнит вожак хэвры, что у рыцаря ребра помяты. Притронулся осторожно, как к птичьему гнезду. – Или кишки крутит с голоду? Так мы скоро завтракать будем – вон парни стараются угодить…

И вновь Годимир обратил внимание на особенное к нему отношение. Любой заречанин сказал бы не завтрак, а снеданок – им так привычнее: хоть и близки говоры в Заречье и Хоробровском королевстве, а все же отличаются.

– Э, совсем ты задумчивый, пан рыцарь! – покачал головой Сыдор. – Или обиду какую, сладкая бузина, на меня затаил? Брось! Не держи сердца. Нам дружить надо. Кстати, вон кольчуга твоя, я приказал Дорофею вычистить от грязи да смазать. Или что не так сделал?

Губы рыцаря против воли растянулись в дурацкой улыбке.

– Ну, спасибо, Сыдор…

– Да не за что, сладкая бузина, не за что! Дорофей, он молодец, службу понимает верно. Сбегал и еще меч твой принес, сладкая бузина. А конь за сенником привязанный. Он, – разбойник хохотнул, – всего стога, ясное дело, не сожрал, но отъел, думаю, изрядно, сладкая бузина. Чем еще тебя потешить?

– Спасибо, спасибо, – Годимир потерялся под натиском сыплющихся на него «благ».

– Доволен, значит, пан рыцарь?

– Ну, можно и так сказать, – покивал словинец. – А что с Ярошем?

– С каким-таким Ярошем, сладкая бузина? – Брови разбойника поползли вверх.

– Что значит – «с каким»? – в свою очередь удивился Годимир. – С Бирюком. Или скажешь, будто не знаком с ним?

– Да почему же, сладкая бузина? – Сыдор с хрустом переломил палочку. Глянул исподлобья. – Знаком, ясное дело.

– Ну, так как?

– А что ты, пан рыцарь, так за него переживаешь?

– Ну, что тебе сказать? Путешествовали вместе. Хлеб делили. Случалось и бражки тоже хлебнуть.

– Серьезно, – кивнул Сыдор. И не поймешь: в насмешку сказал или правда так думает. Хотя… Как ни крути, а, скорее всего, в насмешку. – Мне-то что с того?

– Да ничего, – согласился рыцарь. – Ты не думай, я знаю, какая промеж вас вражда.

– Во-во, сладкая бузина. Небось, я б ему в руки попался, уж он бы добренького из себя не корчил бы. Ножик под ребро, сладкая бузина, и весь разговор…

– Что с Ярошем? – упрямо повторил Годимир.

– Да ничего, ничего! – голос вожака зазвучал чуть резче и визгливее, чем обычно, но он быстро взял себя в руки. – Живой. Связанный, сладкая бузина, но живой. Поглядеть хочешь?

– Ну… – Рыцарь замялся.

– Вот и я не советую. Потому как злой Ярош, как собака бешеная. Того и гляди, сладкая бузина, в лодыжку вцепится.

– Да ну?

– А ты думал, пан рыцарь! Проигрывать никому не охота. – Сыдор несколько раз крутанул клинок между пальцев. Ловко, ничего не скажешь. – Нынче он в моей воле. Был бы я в его – я бы злился. Вот так-то, пан рыцарь…

Они помолчали. Годимир смотрел, как один из близнецов – Будигост или Будимил сказать трудно, поскольку на одно лицо совершенно, – смешно вытянув губы, пробует варево с плоской ложки. Пожевал, полез в тряпицу за солью. Сыдор тем временем нашарил в сене очередную палочку. Вновь принялся скоблить деревяшку.

– Ты убить его хочешь? – откашлявшись, несмело произнес словинец.

– Есть такая задумка, – не покривив душой, ответил разбойник. Повернулся, впился глазами в лицо словинца. – Сам посуди, пан рыцарь: какой мне резон злейшего врага в живых оставлять? Ведь тут так – или я его, или он меня. Эх, да что я тебе объясняю, сладкая бузина! Ты пожил бы в моей шкуре. Я ж не только за себя отвечаю перед судьбой и удачей, за них тоже! – Он обвел рукой вяло шевелящийся лагерь. Большинство лесных молодцев, очевидно, не разделяли пристрастия главаря к ранним пробуждениям.

– Ты уже раз пытался…

– И не раз, уж поверь мне! И он тоже в долгу не оставался. Или ты другие сказки от Яроша слышал?

– Да нет. Он молчал все больше. Только…

– Что – «только»?

– Да ничего… Злился, конечно, сильно.

– Обещал из-под земли достать? Зубами грызть?

– Ну да… – сокрушенно согласился рыцарь.

Сыдор неожиданно рассмеялся, замахнулся хлопнуть Годимира по плечу, но вовремя вспомнил про незалеченные побои и придержал размах. Легко опустил ладонь.

– Да не переживай ты, пан рыцарь! Я же, сладкая бузина, того же обещал! А что поделать? Мы же разбойники? Разбойники. Душегубы? Еще какие! Только знаешь, что я тебе скажу, пан рыцарь, устал я разбойником быть. Устал…

Годимир взглянул на собеседника заинтересованно. Не каждый день случается видеть лесного молодца, возжелавшего покончить с прибыльным ремеслом. Нет, в сказках рассказывалось, конечно, об умудренных жизнью, выбеленных годами, как кость ветрами, стариках-разбойниках, бросающих любимых учеников и последователей. Обернет такой старик все награбленное добро в звонкое злато-серебро, да и мотанет за тридевять земель – к северному морю, например, или, наоборот, на берега Усожи, греть застуженную спину под жарким южным солнышком. Но Сыдор вряд ли встретил тридцатую весну. Не вписываются его слова в привычное представление о разбойнике. Да и с характером никак не вяжутся. Он еще сейчас заявит, что в монастырь пойдет…

– Вот что я задумал, пан рыцарь… – словно подслушал его мысли заречанин. – Только смеяться не вздумай, а то…

«Неужто и взаправду в монастырь собрался? Быть такого не может! Удачливый малый, любимец хэвры… Да ни за что!»

– Нет, погоди-ка, сладкая бузина. Знаю я вас, панов и панычей, давай так договоримся – я дружка твоего Яроша пальцем не трону, а ты мне поможешь осуществить задумку мою. Годится?

– А что за задумка-то? – нахмурился Годимир. – Мало ли что ты решил?

– Я ж тебе сказал, пан рыцарь, с грабежами покончено. Погляди, мы и Гнилушки-то не потормошили нисколечко. Так выпороли вчерась, а вернее, нынче ночью, по моему приказу дюжину кметей. Так то для острастки. Думаю, кто-кто, а ты, пан рыцарь, возражать не станешь.

Словинец тайком потер ноющие ребра и решил, что будет последним, кто попытается спасти гнилушчан от заслуженной порки.

– Что за дело-то? Как я могу тебе помочь? Что у меня есть, кроме рук и меча?

– А это я тебе, пан рыцарь, расскажу… – начал было Сыдор, но тут Будигост (или Будимил?) почтительно доложил, что снеданок готов, и вожак, многозначительно подняв кверху палец со следом свежей глубокой царапины, заявил, что Господь велел с утра пораньше сил набираться, а не на ночь брюхо набивать.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ
КОРОЛЬ ВСЕГО ЗАРЕЧЬЯ

Будимил (или Будигост) притащил котелок, над которым поднимался ароматный пар. Тут тебе и укроп, и дикий лук, и зеленые стрелки чеснока. Да и сварено не на костях старой коровы, пожалуй, а на молодой курице или парочке голубей. Впрочем, голубей в Гнилушках Годимир не видел. Значит, курочка.

Втянув ноздрями запах похлебки, словинец вдруг вспомнил, что ничего не ел со вчерашнего утра. В животе громко заурчало. Просто до неприличия громко…

– Эге, пан рыцарь! – улыбнулся в тридцать два зуба Сыдор. – Голодный, небось? Ничего, мы сейчас, сладкая бузина, пир горой закатим!

Он дернул за рукав одного из близнецов:

– Эй, Будимил…

– Будигост я…

– Да мне без разницы! Будигост, зови мэтра!

– Это мы бегом! – пробасил разбойник и нырнул за угол ближнего овина.

Сыдор потянулся и крикнул через плечо в темноту шатра:

– Аделия! Звездочка моя! Просыпайся!

Из-под полога послышалось недовольное мычание.

– Все привычки придворные вывести не можем… – чуть виновато пояснил главарь. И повысил голос: – Аделия! Голодной останешься!

Вновь капризный возглас.

– Аделия! – Сыдор, смутившись, глянул на Годимира. Развел руками – мол, что поделаешь? Прикрикнул: – Отшлепаю!

– Еще чего… – Из шатра появились сперва подошвы сапог. Маленьких, изящных. После ноги, потом…

Рыцарь сглотнул и отвел взгляд.

По серому, совсем не летнему небу ползли низкие тучи. Не иначе, к полудню снова дождь пойдет. Не хорошо это. Сено погниет в стогах и в валках. Рожь с пшеницей не вызреют, как положено, а то и вовсе полягут. Того и гляди начнется голод, а там – мор, разруха, смута…

– Эй, пан рыцарь, чего там увидал, сладкая бузина?

– Да на дождь тучи заходят… – Словинец подергал себя за ус.

– И что с того? – Аделия застегивала дублет. Улыбка играла на губах, волосы рассыпались по плечам, опускаясь ниже лопаток. Над левым ухом торчала суставчатая соломина.

– Да ничего. Надоело просто.

– Подумаешь, надоело! – Королевна презрительно выпятила нижнюю губу. – Большего горя не было бы. Тоже мне, дождик им помешал!

– Тихо, моя звездочка! – Сыдор приобнял ее за плечи. – В самом деле, надоела эта мокреть – сил нет. Кольчуги ржавеют, кони скоро болеть начнут. Как ни крути, а прав пан рыцарь, сладкая бузина.

– А я, значит, не права? – Аделия нахмурилась, попыталась оттолкнуть главаря разбойников.

– Перестань. И ты права, звездочка моя.

– И я права, и он прав? Это как?

Годимиру захотелось встать и уйти. Создается впечатление, что присутствуешь на семейном скандале. Зачем им лишняя пара глаз и ушей? Пусть ругаются сколько хотят. Как это в народе говорят? Милые бранятся – только тешатся.

– Нет, ты скажи, Сыдор? Почему это вдруг все вокруг тебя правы? Что случилось? – Девушка отодвигалась понемножку от заречанина, а тот, не отпуская ее плечи, придвигался следом. Еще чуть-чуть, и сделают полный оборот вокруг костра.

– А просто хочется мне так, сладкая бузина! – улыбался в усы лесной молодец. – И ты права, звездочка моя, и пан рыцарь прав, и я прав, и… вот мэтр Вукаш идет, так он тоже прав!

– Это с какой стороны поглядеть, пан Сыдор! – К ним приблизился сопровождаемый Будигостом (в этот раз без ошибки – Годимир помнил, как тот сам себя назвал, отправляясь выполнять поручение предводителя) невысокий человек в простом зипуне и темно-синем застиранном куколе. От любого добропорядочного мещанина или купца он отличался лишь сапогами, приспособленными для верховой езды.

– А, мэтр Вукаш! – обрадовался Сыдор. – Присаживайся к нашему столу. Перекусим, чем Господь послал. А можем и по чарочке. Будимил!

– Будигост я…

– Да знаю, знаю, сладкая бузина. Я не тебе, а братцу твоему… Слышь, Будимил, бражки разыщи нам по чуть-чуть. Не пьянства ради, а знакомства для.

– Сделаю, Сыдор! – мотнулся разбойник.

А Вукаш в это время уселся на сложенную вчетверо тряпку, одну ногу согнул, а колено другой обхватил руками. Почесал короткую, стриженную бородку о штанину, вздохнул:

– Все веселишься, пан Сыдор?

Услышав такое обращение к главарю хэвры, Годимир едва не прыснул со смеху. Ну, подумать только – что за пан из сиволапого кметя? Горшечника он изображал очень даже правдоподобно, но в любом панском маетке раскусят лицедея в два счета. Не тот взгляд, не тот постав головы. Рыцарем родиться надо…

– Что ж мне не веселиться, мэтр Вукаш? – Сыдор перестал преследовать Аделию, и королевна тут же остановилась сама. Что за интерес убегать, когда никто не гонится? Напротив, теперь она подвинулась ближе к мужчине, прижалась щекой к его плечу, вперила взгляд в гостя. Впрочем, какой там гость? Человек по имени Вукаш наверняка жил в лесной хэвре не первый десяток дней, а может быть, и месяцев. Притерся, как пробка к горловине баклажки. Ишь, как чисто разговаривает, хотя имя явно загорское. Откуда тут загорец? Они все-таки от местных жителей многим отличаются. И обычаями, и речью, и одеждой, и даже молитвы Господу возносят не так. Еретически, можно сказать, молятся. А с другой стороны, почему бы и нет? Запретные горы они не потому так названы, что их запрещено переходить, а потому, что запирают они заречный край с юга, а Жулянское королевство, которое соседи зовут попросту Загорьем, ограничивают с севера. И охотники, и рудокопы в горы ходят. Случается, переходят на «чужую» сторону, оседают, женятся, обзаводятся хозяйством, родней ближней и дальней.

Годимир пристально глянул на загорца. Тот, перехватив его взгляд, улыбнулся открыто и доброжелательно.

– Знакомьтесь, – весело проговорил Сыдор. – Этот пан с усами – рыцарь Годимир герба Косой Крест из Чечевичей, что под Бытковым. Правильно я перечислил, пан рыцарь?

– Правильно, правильно, – кивнул словинец.

– Под Бытковым, – задумчиво произнес загорец. – Хоробровское королевство… – Он не спрашивал. Он утверждал. – Далеко тебя занесло, пан рыцарь.

Годимир пожал плечами. Что, мол, скажешь?

– Пан рыцарь странствует во исполнение обета, – пояснил Сыдор. – А это, пан Годимир, сидит напротив тебя мэтр Вукаш. Он из Загорья. Не знаю уж, из Жулнов или какого иного города, но человек высокоученый и небесполезный в любом деле.

Вукаш поклонился. Не слишком низко, правда. Ровно настолько, чтобы обозначить вежливое уважение.

– Чем же занимается мэтр Вукаш в твоей хэвре, если не секрет? – Годимир, как ни старался, не смог скрыть прозвучавшего в голосе презрения к занятию Сыдора.

– А чародей он, – как-то уж слишком по-будничному, явно рассчитывая на неожиданное впечатление, сказал разбойник.

– Да ну? – Рыцарь глянул на загорца внимательнее. Чародей! А так и не скажешь. Хотя… Сколько чародеев он видел в своей жизни? Одного увязавшегося с рыцарским войском в поход на кочевников, в правобережье Усожи. Одного мельком в Хороброве. И то, был ли проследовавший в открытом паланкине седобородый старец с тяжелыми мешками под глазами, подлинным волшебником? Наверняка сказать невозможно. Ну, показывали ему еще нескольких церковников, которые, как поговаривали, иногда творили чудеса. Но у словинцев по давней традиции священнослужителей не считают чародеями. Их сила от Господа, а значит, благая, добровольно отданная Отцом Небесным, а не заемная, как у прочих колдунов.

– Зуб даю! – воскликнул Сыдор. – Самый настоящий, сладкая бузина! Не зуб настоящий, а чародей! Уж можешь мне поверить. Мэтр Вукаш – мудрец, каких поискать! Рудознатец! Такого порассказать может, сладкая бузина! Одних книжек прочел…

– Ой, да брось, пан Сыдор! – Загорец засмеялся, запрокидывая голову. – Не велик я чародей. Рудознатец – да. В этом деле и опыт имею немалый, и многим правителям полезным оказаться могу.

Годимир покивал. Краем глаза он увидел вернувшегося Будимила. Разбойник стоял, прижимая к боку пузатую корчажку. Ждал, пока главарь с гостями наговорится всласть. Сыдор проследил за его взглядом. Доброжелательно взмахнул рукой:

– Давай! Чего стоишь?

– Свекольная… – виновато пояснил Будимил.

– И что с того, сладкая бузина?

Лесной молодец пожал плечами.

– Фу-у-у… Гадость какая! – воскликнула Аделия.

Годимир про себя улыбнулся – вспомнил, как пили свекольную Дорофеева изготовления. И взаправду, вонючая бражка, спасу нет! Зато голова наутро не слишком сильно болит.

– Так уж и гадость! – нахмурился Сыдор. Видно, тоже хорошо знал местную бражку. – Скажи, мэтр Вукаш! Ты – человек ученый.

– Брага плохой не бывает, – многозначительно поднял палец чародей, но от Годимира не укрылось, как передернулись его плечи под сукном зипуна. Значит, не слишком на хмельное налегать привык, а если и пьет наравне с прочими, то лишь в угоду Сыдору. Надо будет запомнить.

– Вот, сладкая бузина, слова истинного мудреца! Наливай, Будимил!

Брага, разлитая в глиняные чарки, пахла резко. Можно сказать, пронзительно.

Королевна скривилась и сморщила прелестный носик.

– Брагу, звездочка моя, не нюхают, а пьют, – ухмыльнулся Сыдор, а мэтр Вукаш лишь кивнул, одобряя его слова.

– Ой, подумаешь… – Аделия стрельнула глазами в Годимира и подхватила чарку, выказывая немалую сноровку.

– Скажи, мэтр Вукаш, – торжественно провозгласил главарь разбойников. – Ты как никто умеешь.

– Да надоем я вам скоро, друзья мои, – попытался отказаться рудознатец.

– И нисколечко! – возразил Будимил, встряхивая для пущей убедительности оплетенную ивовой лозой корчагу, а брат его, Будигост, замотал головой, будто пес, которому в ухо попала вода.

– За хорошие слова и выпить приятно, – подвел итог Сыдор.

– Что ж… – Вукаш огляделся, словно в поисках поддержки, не нашел и приподнялся. Даже не приподнялся – чай, не за столом, – а просто выпрямил спину, гордо расправил плечи. – Если не надоел, тогда слушайте. Давайте выпьем эту брагу – пускай вонючую, зато сладкую, – чародей хитро улыбнулся, – за будущего короля всего Заречья, пана Сыдора из Гражды!

Произнеся эти слова, загорец лихо опрокинул чарку в горло. Только кадык дернулся. Тут же зашарил, сдерживая подступившие слезы, пальцами по столу в поисках лука или чеснока – перебить шибанувшую вонь.

Годимир последовал его примеру, не задумываясь. Прожевал зеленую стрелку лука, кинул в рот суховатую корочку ржаного хлеба, щедро присыпанную крупной солью. Пожевал…

И вдруг осознал смысл произнесенных чародеем слов.

Король?

Всего Заречья?

Большую нелепость трудно сморозить. Даже здорово постаравшись!

Во-первых, в Заречье от седых древних времен не было единого правителя. Кто знает почему? Может, какие-то обычаи, отличные от словинецкого майората[27]27
  Майорат – порядок наследования (главным образом недвижимости), по которому наследство передается старшему в роде или семье.


[Закрыть] некогда раздробили край? А может, наоборот, не сумели удельные князьки, каких было много в тех же Хоробровском и Лютовском королевствах, у загорцев и полещуков, в свое время объединиться? В прочих землях нашелся кто-то один (или не один, как например, Грозя, Лют и Хоробр, основатели словинецкой державности), кто сумел сплотить вокруг себя более слабых, или менее напористых и наглых, или не таких расторопных. А вот в Заречье каждый князь стал сам себе королем. Конечно! Звучит-то не в пример красивее и значительнее. Вот и сложилось так, что край, зажатый между реками Оресой и Словечной с востока и севера и горами Пологими и Запретными с запада и юга, состоял из нескольких десятков королевств. Маленьких. Некоторые за два-три дня пути конный преодолевает. Зато все как у настоящих. Правитель, столица, дворня, армия, стража пограничная. Интриги, войны… Государства эти сливались в следствие династических браков и разделялись между братьями (а иногда даже сестрами-королевнами), меняли границы в результате «кровопролитных» сражений между армиями в пятьдесят-сто дружинников, возглавляемых дюжиной рыцарей, которые, зачастую, приезжали из других земель. И никому пока не удалось объединить на достаточно долгий срок – ну, хотя бы на три-четыре поколения – больше двух сопредельных королевств.