Текст книги "Горячие ветры севера"

Автор книги: Владислав Русанов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 18 страниц)

– Да нет, не хворая она, – пришлось вступаться мне за сиду, выдумывая байку на ходу. – Обет дала – год лица никому не показывать. – Это что ж еще за обеты такие? Не по-нашему что-то. – Да мужа у нее убили. Вот и горюет. А что до "нашести" обета, так не местная она. С юга дальнего. – Эге. С югу. Всяких я перевидал. Таких еще нет. Все вы, вроде как не нашенские. Одна девка только... А наметанный у него глаз. Даром, что в лесу живет. Видит купцов раз в полгода, да своих соседей-трапперов иногда. – Верно. Прав ты, – коротко заметил Сотник. – Из Пригорья я. Лицо хозяина сразу вытянулось. Еще бы! Кто ж не слыхал о воинском искусстве пригорян? Верно, одни глухие, так им на пальцах объяснили. – А я из Приозерной империи, – добавил я, чтобы сгладить впечатление. – Гелка из арданов будет. Правда и родилась, и выросла на Красной Лошади. Потому и признал ты ее одну. Хозяин почесал бороду. – Ладно. В сенник пойдем. Там поговорим. В сенник так в сенник. Лишь бы под крышу. – Годится. Пошли. Он зыркнул исподлобья на стоящих поодаль мужиков: – Ну? Чего уставились? Я дело обтяпаю. Возражений не последовало. Несмотря на недовольные гримасы, рта открыть никто не посмел. Трапперы быстро разошлись, скрывшись кто в доме, кто за домом, ровно и не было их. Бабы наконец-то отправились по воду. Зато, сообразив, что беды наверняка уже не будет, на волю вырвалась ребятня. Как горошины из стручка выкатились. Возрасту от трех годков до десятка. Чумазые, вихрастые, огненно-рыжие, как на подбор. Что ни говори, а маленькие арданы. Породу сразу видно. Детвора закрутилась поблизости не хуже, чем недавняя свора. Оно и понятно: где бы не проходило детство – на вилле среди виноградников, в лесной глуши на фактории, в городском ремесленном квартале или королевском дворце – главной чертой малолетнего сорванца всегда было и останется любопытство. Даже не любопытство – это слово не очень хорошее, а любознательность. На мордашках нескольких из них – самых смелых, надо полагать – я заметил густо намазанные соком чистотела корочки. Вначале насторожился: что за зараза такая? А потом сообразил – ветрянка. Кто ж в детстве ею не переболел. Видно, каким-то манером умудрились дети трапперов заразиться от заезжих торговцев. Ну и хорошо. Малышней все разом переболеют, потом хлопот меньше будет. Тем временем лысый ардан зарычал и на детей, как недавно на собак. Однако они не сильно прислушивались. Тогда он махнул мне рукой – пошли за мной, мол. Пошли так пошли. – Тебя, хозяин как величать-то? – он или забыл представиться, или просто мало празднует нас. – Зови Метким, – буркнул ардан. – Добро. А я – Молчун. – Ну и молчал бы, коли Молчун. Вот такой у нас хозяин. Приветливый. Без доброго слова мимо не пройдет. А и стрыгай с ним. Не детей же нам вместе нарекать? Договориться бы обо всем, о чем хотелось, и век не видал бы его. Сенник располагался сразу за срубом. Должен заметить, не скупятся трапперы арданские, когда дома себе строят. Бревна – вдвоем не обхватишь. Не всякий таран разобьет. В стенах прорезаны узкие окошки, защищенные крепкими ставнями, и двери. Кроют дома арданы все больше дерном. За зиму-осень он влагой напитывается, весной зеленеет. Не легко такую постройку и сжечь и разбить. Да это правильно – лихих людей и раньше в здешних краях хватало, а уж теперь, после войны... И раздумья вернулись к Мак Кехте. Ей-то удавалось пожечь не одну факторию. Наверняка, навыки богатые в этом деле. От размышлений меня оторвал негромкий голос Сотника. Кажется, он обратился к ардану. – Ого, а кони у вас откуда? – Да, так, – Меткий замялся. – Тут одни проезжали – бросили хромых. Я поднял глаза. Неподалеку от сенника, за сложенной из жердин оградой понуро стояли шесть лошадей. Мокрые, а потому все без исключения вороные. – Богато живете, трапперы, – покачал головой пригорянин. – А, – махнул рукой ардан.– Где там! Жрут, как проклятые, а толку с них – аж никакого. – Так отдай нам. – Что значит – отдай? – выпучил глаза траппер. – Даром? – А то? Тебе ж они не нужны. Опять таки, жрут много. – Хе! Даром! Даром за амбаром! Да я их лучше порежу – мяса навялю. Говорят, вкусно – за уши не оттянешь! – Эх, Меткий, – усмехнулся я. – Веселин тебя не слышит. Они ж за коня горло перегрызут. – А тебе что? Ты из Повесья, что ли? Нет! Вот и не лезь, когда не просят. – Я не про то. Продай, коли так отдать не хочешь. Ардан задумался. Видно, проняло его мое предложение. – Пошли. Сядем, поговорим. В ногах правды нет. – Ну, пошли. А что до правды, так ее для бедняка нигде нет. – Ну, ты и трепло! А еще Молчун. Заходи. Сенник дохнул из распахнутых дверей одуряющим ароматом лесных трав. Такие вырастают на скрытых от людского глаза полянах в дремучих чащобах и луговые травы ни в какое сравнение с ними не идут. Одна ночь на кипе душистого, теплого сена добавляет годков пять жизни. Просто чародейство какое. Не зря молва людская приписывает знахарям-травникам занятия волшебством. – Так. Тут и заночевать можете, – Меткий внимательно огляделся по сторонам. Уж не запоминает ли сколько сена, страшась, что мы за ночь его запасы уполовиним? – Спасибо, хозяин. Давай уж и о цене поговорим. – Давай, давай, – ардан уселся, поджав под задницу ноги. Приготовился к долгому торгу. – Ну, что? Харчей ты нам дашь в дорогу? – краем глаза я наблюдал за спутниками. Гелка принялась ковыряться в нашем мешке. Она всегда себе работу сыщет – пришить там что или дырку залатать. Сотник присел рядом со мной. Насчет лошадей это он здорово придумал. На сколько путь сократить можно, если не на своих двоих чесать, а в седле. Вот не уверен я, что получится. Не выкупить у Меткого, нет, продаст, никуда не денется. Даром не отдаст, конечно, а за горстку самоцветов аж бегом поведет со двора. Переживал, что у меня с ездой не заладится. Имел пару раз горький опыт, потом ушибы да ссадины лечил. – Харчей? Подумать надо. Самим мало. – Ну, так не за просто так. – Оно понятно. Так я все едино ваши камешки втридорога у торговцев менять буду. Они ж так и норовят честному труженику в глотку вцепиться, ровно клыканы какие. – А ты не меняй, Меткий. Сразу не меняй. Пущай полежат. Они же жрать не просят. И мыши их не поедят, верно? А там, глядишь, цены сменятся. – То ж я и гляжу, как вы жирно живете на своих приисках. На золоте едите, на серебре умываетесь. – Ну, чего нет, того нет. А все ж не жаловались до сих пор. – А что ж тогда вы толпами такими бежите с приисков? Ровно дерьмом после меда помазали. То один, то толпой цельной... – А что, раньше с приисков не уходили? – развел я руками. – Всегда кто-то приходит, кто-то уходит. – Ага. Завсегда. Только что-то я нынче летом не видал, чтоб туда ломились, как на свадьбу за халявным пивом и жратвой. – Вот-вот, – я попытался вернуть разговор в нужное нам русло. – Харчей ты нам дашь или нет? Заплатим, между прочим. Не как на свадьбе. – Нет, ты погодь! – ардана, видать, понесло. – Ты мне скажи, чего ты на своем прииске забыл? Чего вы претесь туда? Не можете, как честные люди свой кусок хлеба заработать? Вот тут уж и я почуял, что гнев начинает во мне закипать. Как тогда с Белым. Еще чуток и схвачу траппера за грудки. Как тогда договариваться будем? Терпи, Молчун, терпи... Я протянул ему руки, ладонями под нос – на смотри! – На, смотри, Меткий, зарабатываю я свой кусок хлеба или на шармачка проскочить норовлю? Давно я уж за кайло не брался, но годами наработанные мозоли так просто за десяток дней не сойдут. Тут тоже годы нужны в холе да в неге. – Че ты мне грабли под нос тычешь-то! – попятился ардан. – А то, – я старался говорить спокойно, но не очень-то удавалось. – Что горблюсь я не меньше твоего. Да не на воздушке по лесу гуляю – там ягодку сорвал, там цветочек понюхал, а под землей карячусь. Кровля на тебя не рушилась, а, Меткий? Да ты и не знаешь, что это. Как заживо хоронят... Крысы каменные не одолевали? А стуканец друзей жрал? – Да я,.. – начал было траппер, но осекся. Видно понял, что по сравнению с трудом рудокопа, его хлеб почти что легким показаться может. Но сдаваться он и не подумал: – Что, тяжко на прииске приходится? А я тебя туда гнал? Или кто-то гнал? Не можешь по другому зарабатывать – шуруй под землю! А вот тут он прав... – А вот тут ты прав, Меткий, никто меня не гнал под землю. Сам дурень полез. Сам и расхлебывать должен. Думал, разбогатею в одночасье. Поперся за семь лиг киселя хлебать. Вот и нахлебался... – Что, не разбогател? – Так как тут разбогатеешь? Порода обеднела. Это по городам сказки сказывают, мол, копни только и самоцветы сами посыплются. А на деле столько глинозема лопатой перекидаешь, чтоб хоть один словить. А два раза в год: нате вам, ешьте, не обляпайтесь, сборщики податей от Мак Кехты... – Так пришили ж Мак Кехту? – То-то и оно. И все мы думали – сидов прогнали, работай да радуйся. Ан нет. Петельщики заявились. – У, это сволочи те еще. Мне Хвост сказывал. – Ну. Вот видишь. Всего ничего свободными пожили. А теперь Витгольд с Экхардом зайдутся спорить, кому из нас кровь сосать. Они-то зайдутся, глядишь и дракой сойдутся, а бока мятые у нас будут. – Это точно, – ардан уже не спорил, что не могло не радовать. – Вот и бежим, куда глаза глядят. Лучше раньше удрать, чем потом в землю-матушку навсегда залечь. – Бежать вольно, коли есть куда... – Точно. Потому парни и раньше не разбежались. Не за сказочные богатства ведь работаем, а за то, чтоб кусок хлеба, а к нему и солонины ломоть не худо бы, был не только на сегодня, но и на завтра. А уйди вот так ни с того ни с сего. С бухты-барахты? Куда податься? В трапперы? Можно, ежели умение есть. А кто городской, след белки от следа куницы не отличит, а барсука от волка? В город возвращаться? Так в тридцать годков идти в подмастерья как-то не того... Согласен? – Согласен. – И в войско не всякого тоже возьмут. – Оно понятно. – Вот и выходит – мы вроде вольные, а на самом деле крепостные. Жизнь так кабалит, не всякому барону под силу. – А ты, значит, вырвался? – Меткий хитро прищурился. – В трапперы решил податься али в город? А может, в войско? – Могу и в трапперы, – не покривил я душой. – Приходилось и плашки ставить и силки настораживать. А могу и в город. Читать-писать разумею. Счет знаю. – Вона как, – протянул ардан. Про Сотника, пригорянина, он и спрашивать не стал. Ясное дело, в любом войске нарасхват такие бойцы. – Ладно. Поговорили. Он развернулся с тем, чтобы уходить, но задержался, еще раз внимательно оглядывая моих спутников. Мак Кехта, не поднимая головы, забилась в самый дальний угол, почти в темноту. Правильно делает. Нет нужды местным жителям ее лицо видеть. И все-таки Меткий прежде всего обратил внимание на феанни. – Сидит, накрылась, глаз не видно, – пробурчал он. – Вроде дурное замыслила. – Да не бери в голову, Меткий, – придется его успокаивать, отвлекать – не ровен час потребует, чтоб убрала сида капюшон, а этого нам допускать никак нельзя. Переживает баба. С горя малость умом тронулась. Чего тебе от нее надо? – Ладно, пущай сидит, – неожиданно легко согласился ардан. – По нашей жизни умом тронуться легче легкого. Кто мужика-то ейного пришиб? Остроухие или наши? – Люди, – если вспомнить покойных ярла Мак Кехту или Лох Белаха, так я не соврал нисколечко. – Время, видишь, неспокойное. – Это так. Про Мак Кехту слыхал? Ну вот, сейчас начнется. Только б у сиды хватило выдержки не вмешаться. – Слыхал. – У-у-у, зверюга. Народу положила, страсть. – Да уж. – Палила целыми хуторами, кишки на деревьях развешивала. До крови охочая, говорят. Прям пила бы ее. Слава Пастырю Оленей, шлепнули ее. – Да ну? – Дык, у вас же на прииске дело было! Нешто не знаешь? – в глазах Меткого мелькнуло подозрение. – Трупа ее никто не видел, – и это тоже правда, лопни мои глаза. А если Хвост что и рассказывал, должен был упомянуть, что сида ушла в стуканцовы ходы. – Да-а, жалко. Уж ее-то за все злодеяния помучить бы как следует. Мне б волю дали – жилы тянул бы, да железом каленым... Что ж он смакует-то? Нашел о чем поговорить. И ведь не возразишь особо – в сей момент в пособничестве остроухим обвинят. Как тогда договариваться с траппером? А без их харчей да коней нам, похоже, не обойтись уже. -Что толку переливать из пустого в порожнее? – я постарался придать голосу побольше убедительности. – Не нашего ума дело. Мы люди маленькие, свои шкуры сберечь и ладно. – Ты в ее шкуре был, дядька Меткий? – неожиданно вмешалась Гелка. Вот еще напасть на мою голову. Сейчас ляпнет что-нибудь лишнее по простоте душевной. – Нет, не был! – рыжие брови ардана полезли на низенький лоб. – Так и не суди! Всех родных-близких в одночасье потерять – тут любой с ума стронется, лютовать начнет. – Хех, – выдохнул, как от кружки чистого ржаного вина, траппер. – У тебя что, Молчун, все бабье племя с прибабахом? Одна сидит, молчит – дундук дундуком. Другая на честных людей кидается, ровно волчонок. Ишь, чего удумала, чтоб я да в шкуру остроухой заразы! Ты, девка, поди, да тем, чьих родных ведьма проклятая порезала-пожгла, расскажи про то, кого она там и где потеряла! Видит Сущий, как же мне надоело всех успокаивать, споры утихомиривать, словно жрец какой-то. – Не обращай внимания, Меткий. Девка больно жалостливая. Она всех жалеет. И людей, и нелюдей. И тех, кого режут, и тех, кто режет. Давай лучше о деле. – Хех, о деле? А ежели я теперь обижусь? Он еще и выпендриваться будет? Обидится! Да глаза уже от жадности кровью налились. Вместо ответа я вытащил из-за пазухи заветный мешочек. Подкинул на ладони. Да, легковат он у меня. А кто ж думал, что траты так рано начнутся. Еще до обжитых земель не добрались, а уже развязывать приходится. А ведь каждый камешек потом и мозолями заработан. За каждый чего-то не доедал, не допивал... Тьфу, ты пропасть! Как такие мысли возникают? Стыдобище! Ни одного самоцвета покамест не потратил, а уже пожалел! Я дернул за веревочку, вытряхнул содержимое мешочка на ладонь. Траппер застыл с открытым ртом. Пожалуй, Хвост ему тоже камешки показывал. Может и сменял пару на что-то полезное. А у самоцветов сила есть. Сила не хуже чародейской. Привязывает людей. Мы-то народ привычный. Ковыряемся в земле, драгоценности десятками через пальцы бегут. Относишься к ним, как к обычным камням. Порой забываешь об их истинной стоимости в миру. А вот люди далекие от приисков совсем по другому их блеск видят. Вот так блеснет порой в глаза и все навеки приковало. Человек готов на преступление пойти, жизнь у ближнего отнять лишь бы завладеть вожделенным сокровищем. Даже не для обогащения, а просто для удовольствия обладать сверкающей красотой. Вот и Меткий, похоже, пропал благодаря щедрости Хвоста. Пропал раз и навсегда. – Ну, Меткий. Вижу, разговор у нас будет. Ардан кивнул. Сглотнул сухим горлом. – Чего ж не поговорить? – Тогда начнем с коней. Ты говорил, хромые они у тебя? Он надул губы обижено. – Говорил, были хромые. А щас гладкие, аж лоснятся. Отъелись, отдохнули. – Так я погляжу? – приподнялся Сотник. – Ты наглядишь там... Вместе сходим. – Как скажешь. Ты хозяин. Они вышли. – Та бьех го, феанни. Спасибо, госпожа, – я обернулся к Мак Кехте, стараясь поймать ее взгляд во тьме капюшона. – Та аглэ орм, шив' ни риэн. Я думал, ты не выдержишь. Она промолчала. Дернула плечом, отвернулась. Обиделась, должно быть. За что? Кто ей виноват, что дурная слава вперед имени бежит? Проливая кровь без меры, убивая направо и налево, к такому нужно быть готовым. Да и Сущий с ней. Пусть молчит. Может, умнеет? Гелка сидела, уткнувшись носом в шитье. Она всегда так. Скажет что-нибудь, а потом мучается – не то ляпнула. – Не переживай, белочка. Он не может ее судить. Ты можешь, но не будешь, я знаю. В этом и заключена подлинная справедливость. Она кивнула. Будем думать, согласилась. Теперь прикинем, сколько придется отдать ардану. Хотелось бы поменьше. А вот как выйдет? Они тут цены самоцветам не знают. Могут такую заломить – мало не покажется. Вернулись Сотник с Метким. Траппер бережно притворил за собой дверь. По его сияющей под маской напускного равнодушия физиономии я понял – кони не порченные. – Добрые кони, – подтвердил мои мысли Сотник. – Совсем не годящий один. А нам четверо нужно. – А я что говорил? – вмешался Меткий. – Где ж добыл таких? – мой спутник глянул пристально, как мировой судья. – Не в лесу же поймал? – Да нет, – замялся траппер. – Проезжали тут одни – за харчи оставили. – Военный народ? – Ты соткудова распознал? – Я строевого коня сразу отличаю. Не купеческие лошадки. Ну, так прав я? – Прав. Прав. Глазастый! – Так кто оставил-то? – меня азарт уже начал разбирать – что ж он запирается? Почему прямо не скажет откуда лошади? – Тебе не все едино? – Как же нам все равно быть может? – развел руками Сотник. – Ты нам коней передаешь навроде кота в мешке. Мы, не сегодня – завтра, их старых хозяев повстречаем. Как докажем, что не конокрады? – А это ваша уж беда – доказывать. – Ну, так мы можем и тебе их на память оставить. Хочешь – режь, а хочешь – так ешь. – Ладно. Уломали. Настырные вы мужики. Отряд тута проезжал. Вроде как гвардейцы трегетренские. Поверх кольчуг накидки цвету... – Коричневые? – Ага, как лещина спелая. А на плече, вот тут, веревка крученная. Петельщики? Неужто отряд Валлана? Да, тесен мир. Сколько живу, столько убеждаюсь. – И называются они как-то мудрено... Мне ваш говорил, который в шапке с хвостом.

– Петельщики? – О! Точно! Петельщики. – А командиром у них лысый? Детина здоровенный – что поставить, что положить. – Угу, – ардан подозрительно моментально погрустнел. – Он самый. Про него тоже Хвост много чего напел мне. Буквально спиной я почувствовал, как напряглась Мак Кехта. Час от часу не легче! Стерпела упреки и оскорбления в свой адрес, так услышит про врага самого непримиримого – и откроется. Опять выручать надо – тему разговора менять. Да и давно пора. Дело то к ночи. Договориться о цене и спать. – Понял я, Меткий, про кого ты говоришь. Видал их. Были на Красной Лошади. Давай, лучше, ближе к делу. Сколько возьмешь за коней? – Дык, я и сам к тому веду. Твой же дружок одноглазый завелся – чьи кони, чьи кони?.. – Ну, выяснили и Сущий с ними. Сколько просишь? – Три. За каждого. – Чего три-то? Камни, они разную цену имеют. – Давай, покажу. – Ну, изволь, Меткий. Покажи. Толстый палец с черным от старого ушиба ногтем завис над кучкой самоцветов. Ну, сейчас выберет... Знать бы заранее, что в его лысую голову придет. Только б не смарагд... За него табун таких коней взять можно. Да не таких, а веселинских, ценящихся на торгах сверх всякой меры. – О! Вот таких. Траппер указал на жаргон. Слава Сущему! Не самый ценный камень. А наберется у меня дюжина жаргонов? Быстро пересчитав, я озабоченно покачал головой. – Не выходит. Десяток их всего. Давай чего добавлю... – Ну, – обиженно, как ребенок, протянул ардан. – А что у тебя еще есть? – Так все перед тобой. Гляди, выбирай. Меткий прищурился. – Погоди, – неожиданно вмешался Сотник. – Мы еще не про все договорились. Потом заодно посчитаем. – А чего вам еще надо? – нехотя отрываясь от созерцания самоцветов, пробормотал Меткий. – Насчет харчей как? – С бабой поговорить надо. Муки совсем мало. Не перезимуем. – Мясо есть? Копченое или вяленное? – Много не дам. – Да хоть совсем малость. До Лесогорья добраться. – Ладно. Поищем... – А тютюнника часом не наскребешь? – вдруг осенило меня. – Хоть полкисета. Траппер сразу как-то надулся: – Вы там на своей Красной Лошади безголовые или безрукие? Хвост тоже курева просил. У вас там что – насобирать травы в лесу некому? – Не цвел в этом году у нас тютюнник. Уж мне можешь поверить – все холмы излазил. – Два камня за кисет. Ох и прижимист ардан! Чистый паук-кровопийца. Это ж надо, сколько заломил. Заметив мои колебания, Меткий твердо произнес: – Или так, или никак. Я вам не нанимался на полприиска тютюнник собирать. А ну как у меня кончится до будущего липоцвета? Чего ради мучаться? Я почесал затылок. Взглянул на Сотника. Он сидел с невозмутимым лицом, и было ясно, что не договорюсь я насчет курева, слова в упрек не скажет. Но я-то понимал, каково ему. О затяжке, никак, с самого березозола мечтает. – Годится, Меткий. Два аквамарина. Только не самых больших. Вот эти сгодятся? Ардан посопел. Потом кивнул. – Сгодятся. – А к тем красненьким, что ты за коней выбрал, я вот еще два желтых добавлю. Они гелиодорами зовутся. И за харчи. Если дашь, конечно. Меткий совсем размяк от осыпавшегося на его лысую голову богатства. – Дам. Щас женке скажу, чтоб собрала. Он встал на ноги. – Погодь, – Сотник глянул на него снизу вверх, но негромкого голоса оказалось достаточно, чтобы строптивый и нагловатый ардан застыл на месте. – Сбрую конскую сейчас принесешь? Или после, утром? – Какую сбрую? Не было такого уговору! За коней был, а за сбрую... – Был у меня барышник знакомый, ныне покойный, так он коней за так отдавал, а за недоуздок десять империалов лупил. – Ну, и?.. – Я ж сказал – покойный. – Не шла речь про сбрую! – Ну, так вертай камешки назад. И будем считать, что уговора не было. И тут Меткий заюлил. Как гадюка, придушенная сапогом из толстой кожи. Жадность боролась в нем со здоровой деревенской сметкой. Понятно, что и кони, и сбруя в трапперской фактории без надобности. Вряд ли кто из них умеет уздечку надеть по правилам, не говоря уже о седле. Да и лошади это не коровы, что сами хозяев кормят зимой. Сена жрут не меньше, а пользы... ломанный медяк. Мог он их, конечно, и прирезать, как грозился, но тогда самоцветы, которые уже и в руках подержал – тю-тю. Но как же ему хотелось содрать с нас еще хоть чуть-чуть. Я даже бороду ладонью прикрыл, чтоб не догадался хозяин наш, что смеюсь с него. Вот умора! Наконец здравый смысл победил. Ардан махнул рукой: – А, стрыгай с вами! Забирайте. – Так когда принесешь? Сейчас или завтра утром? Меткий пожал полечами: – А вам не один ляд? Завтра с утречка и заберете... А щас я пожрать принесу. Он развернулся, изображая всем видом несправедливо обиженного. Ну, прям бедняк, которому на ярмарке лемех из гнилого железа подсунули. – И тютюнник не забудь, – напомнил я. Траппер кивнул напоследок и захлопнул сбитые из горбыля двери. – Не обманет? – повернулся я к Сотнику. – Не должен. Жадный. А вот... Он вскочил на ноги, прислушался и толкнул дверь. – Ты чего? – я удивился. Ведь не подумал же он, что ардан вздумал нас подслушивать. Что надо и так расскажем, спроси только. А лишнего все едино не выболтаем. – Не припер, – коротко отвечал Глан. – Кто не припер, кого? – Створки не припер. С него станется нас вместе с сеном запалить. Вот оно что! А я и не догадался бы, пока огонь не припечет. Это точно. Мог ардан каким-нито клячем двери подпереть и ночью, когда мы уснем покрепче, поджечь. Камешки то всяко в огне не попортятся. А что мы попортимся, так ему наплевать. А может, и не правы мы, подозревая траппера? У простых людей, работящих в крови запрет на убийство. Жизнь, поданную Сущим они ценят. Это в больших городах народ звереет и в глотки друг другу вцепиться готов. За кусок послаще, за место потеплее, за ласку господскую. Интересно узнать когда-нибудь, злоумышлял чего против нас Меткий или нет? – Устраивайтесь, – проговорил Сотник. – Ночью по очереди спать будем. А что нам устраиваться? Долго на ночевку то умащивается, у кого добра навалом. А с нашим скарбом – раз-два и готово. Как тот гусь из сказки. Одно крыло подстелил, другим укрылся. – В сено зарывайтесь, – посоветовал я Гелке и Мак Кехте. – Так теплее будет. Ночами-то холодает. Они послушно полезли на кипу душистой подсушенной травы. Да Гелке и не нужно особо советовать – ее отец каждую осень запас для коровы накашивал, всю сараюшку набивал. А вот благородной феанни ночевка на сеновале, пожалуй, в диковинку. Ничего. Может еще хвастаться своими приключениями будет, когда ко двору Эохо Бекха попадет... Если попадет. Потому что от ее задумки пройти через людские земли аж до Озера по-прежнему попахивало безумием. Я бросил плащ у подножия сенной горы. Сотник устраивался рядом. Расстилал добротную кожаную накидку, но дротик все время находился у него под рукой. Вот учись Молчун у настоящего воина. Опытного и закаленного. Только хотел я посетовать, что хозяина нашего лучше всего за смертью посылать сто лет проживешь, как дверь скрипнула, провернулась на ременных петлях и на пороге возник ардан. Поставил на утрамбованный земляной пол объемистую суму. – Перекладывайте себе. Про мешок мы уж точно не договаривались. Это, надо думать, он Сотника подколол. Не переживай, перегрузим. Мой вещмешок уже который день пустой. – Тютюнник? – Держи, – он протянул мне мешочек с кулак величиной. Ага, помирал бы без курева, столько не принес бы. Значит, запас у ардана преизрядный имеется. А потрепаться – себе, мол, не хватает – это всякий способен, чтоб цену набить. – Я пересыплю. – Давай, чего уж там. Кисеты у меня на елках не растут, – Меткий явно обрадовался. – Ты иди, – Сотник прилег на плащ, вытянул ноги, но разуваться не торопился. Утром вернем сумку. – Ладно, – ардан кивнул. – Вы, это, в сеннике, чтоб не удумали курить. Не для того я, того, сено косил. – Не бойся, не будем, – заверил его Сотник. Ясное дело, не будем. Что ж мы, совсем чурбаки с глазами – сами себя сжечь. Не успела дверь за арданом захлопнуться, как я трясущимися пальцами вытащил заветную трубку и принялся набивать ее. – Пополам? – нужно ж поделиться, мой спутник тоже без курева мучается. – Годится, – согласился он. – По три затяжки. Вот и славно. А еда, сумка, сон подождут.