Текст книги "Российский флот на Черном море. Страницы истории. 1696-1924 гг."

Автор книги: Владимир Грибовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Линкор «Императрица Екатерина Великая», развивая скорость до 21 уз, вел огонь чуть более 20 минут, сделав 23 залпа (94 снаряда) с применением окрашенного всплеска. Огонь был прекращен на дистанции около 125 каб (минимальная – 94 каб, по русским данным, по немецким – 108 каб), когда недолеты достигли 8–11 каб. Счастливый случай спас «Гебен» от прямых попаданий. Отечественные исследователи^{95} отмечают, что здесь сказалась и неопытность экипажа «Екатерины», бывшего в походе и в бою первый раз. Однако сами немцы указывают на «первоклассную стрельбу» своего оппонента. Вероятно, германский корабль в большей степени спасли отличная видимость, превосходство в скорости и маневр на зигзаге, несмотря на который он все же каждую минуту выигрывал не менее полукабельтова дистанции. Вторая маневренная группа повернула на Севастополь, когда дым «Гебена» скрылся в стороне Босфора. Бой происходил на полпути между проливом и Зонгулдаком – напротив о. Кирпен.

Благополучно войдя в Босфор, командир линейного крейсера капитан 1 ранга Аккерман доложил Сушону, что «Императрица Мария» может (умеет) ходить и стрелять^{96}, и рекомендовал в борьбе с русскими дредноутом сделать ставку на подводные лодки. Вице-адмирал Сушон, в свою очередь, доложил турецкому правительству, что с появлением у противника нового линкора «трудность доставки угля усугублялась». Когда 22 января 1916 года Сушон согласился лично вывести «Гебен» в море (для перевозки войск), то он стремился уклониться даже от русских эсминцев. После этого до конца июня линейный корабль в Черном море не появлялся. Начинаяс 14 февраля 1916 года эпизодические походы возобновил вышедший из ремонта «Бреслау» (5 июля 1915 года он подорвался на мине), но при этом действовал очень осторожно.

Между тем, оба новых русских дредноута использовались очень интенсивно. «Императрица Мария» в январе – марте 1916 года совершила походы в Угольный район, в восточную часть моря для прикрытия Батумского отряда, на перехват «Бреслау» (выход 16 февраля, противник не обнаружен) и вместе с «Императрицей Екатериной Великой» – на прикрытие перевозки войск из Новороссийска в Ризе. Наиболее примечательным был январский поход в угольный район, когда в состав первой маневренной группы включили авиатранспорты «Император Александр I» и «Император Николай I». Одиннадцать гидросамолетов с этих авиатранспортов 24 января бомбардировали Зонгулдак, потопив турецкий пароход «Ирминград». Главной опасностью для наших линкоров в эту кампанию стали подводные лодки, которые ставили мины у Севастополя и зачастую подстерегали дредноуты при входе и выходе из базы. Боролись с подводной угрозой усилением охранения, маневром (зигзагом) на переходах большими ходами, внимательным наблюдением и уклонением от атак и торпед, контратаками лодок эсминцами охранения. Так или иначе, подводный противник – а германские лодки неоднократно обнаруживали обе «императрицы» – успеха не имел.

29 марта 1916 года новым командиром «Императрицы Марии» стал известный нам капитан 1 ранга В.В. Трубецкой, отмеченный уже за подвиги в Великой войне орденом Св. Георгия 4-й степени и Георгиевским оружием. К.А. Порембский был назначен начальником бригады крейсеров и произведен в контр-адмиралы. Под его флагом уже с новым командиром линкор вместе с «Кагулом» и эсминцами 7 апреля вышел в шестидневное крейсерство к берегам Анатолии для прикрытия перевозки войск из Батума в Трапезунд.

24 апреля князь Трубецкой вновь вывел свой корабль с тремя эсминцами в море, пытаясь в очередной раз перехватить «Бреслау», но успеха не имел. Несколько ранее – утром 22 марта 1916 года, «племянник» встретился с маневренной группой «Императрицы Екатерины Великой», нобыл поздно обнаружен, так как находился в темной части горизонта. В ответ на затянувшийся со стороны русских процесс опознавания командир «Бреслау» капитан 2 ранта Кеттнер решил пошутить и просигналил по международному своду: «Счастливого пути». Дредноут немедленно открыл огонь и третьим залпом накрыл германский легкий крейсер, испытавший сотрясение, «как при минном взрыве». Полный ход, маневр на зигзаге и немного удачи позволили немцам оторваться от погони.

Редкий случай перехватить оба крейсера противника представился в июне 1916 года, когда немцы впервые направили их совместно в район Новороссийск – Сочи. Противник, о возможном выходе которого было известно заранее, 21 июня был обнаружен при обстреле им нашего побережья – в 480 милях от Босфора. Старые русские линкоры в это время находились в юго-восточной части моря, а адмирал А.А. Эбергардт с «Императрицей Екатериной Великой», двумя эсминцами и заградителями был в Севастополе. Вблизи Севастополя, т. е. всего в 270 милях от Босфора, держалась в море и «Императрица Мария» стремя эсминцами.

Оценив эту обстановку, начальник Морского штаба Верховного Главнокомандующего адмирал А.И. Русин в докладе Николаю II писал (исполнял доклад капитан 2 ранга А.Д. Бубнов): «Следовательно у Босфора своевременно могли бы быть сосредоточены: 2 линейных корабля, 5 миноносцев с 350 мин[ами] заграждения, две уже бывшие гам подводные лодки и даже минные заградители… В действительности командующий флотом вышел в море с линейным кораблем «Императрица Екатерина II» (так в тексте – Авт.), без мин заграждения на миноносцах, – только через сутки после появления “Гебена” у берегов Кавказа, в то время как последний уже подходил к Босфору».

Продержавшись в море два дня А.А. Эбергардт, не обнаружив противника, посчитал, что тот уже проскочил в пролив и вернулся в Севастополь, отозвав от Босфора и второй дредноут. На самом деле «Гебен» благополучно вошел в Босфор вечером 23 июня.

По мнению А.И. Русина, это была крупная неудача, и он доложил императору о необходимости смены командования Черноморским флотом, припомнив адмиралу А.А. Эбергардту в устном докладе все неудачи и потери флота с начала войны.

Новым командующим флотом был назначен сравнительно молодой и энергичный вице-адмирал А. В. Колчак, отличившийся к этому времени на Балтике и прибывший в Севастополь 8 июля 1916 года. Буквально сразу по прибытии он получил известие о выходе «Бреслау», который, как потом стало известно, направлялся с минами к Новороссийску.

Подняв флаг на «Императрице Марии», А.В. Колчак с «Кагулом» и пятью эсминцами 1-го и 2-го дивизионов 9 июля вышел в море. Первым обнаружил и атаковал противника эсминец «Счастливый», но на дистанции 80 каб неожиданно попал под огонь «Бреслау», стрелявшего из новых 150-мм орудий. Донесение «Счастливого» позволило в 14 ч 15 мин открыть огонь с дистанции 114 каб. Два первых залпа легли недолетами в 3,5–2,5 каб. «Бреслау» начал отход полным ходом на зигзаге с постановкой дымовой завесы и сбрасыванием мин за борт.

Понимая, что быстроходный противник может уйти от линкора, А.В. Колчак стремился навести на него эсминцы. Однако атака не удалась; объективно эсминцам немного не хватало запаса скорости – 29–30 уз против 24–25 уз у «Бреслау», имевшего также огневое превосходство над ними. Эти обстоятельства в сочетании с дымзавесами мешали отрезать крейсер противника от берега. С другой стороны, А.В. Колчак сам давал приказания отдельным эсминцам, помимо начальника Минной бригады, и эти приказания, отдаваемые с борта линкора, не всегда учитывали реальную обстановку.

«Императрица Мария» еще дважды возобновляла огонь – в 14 ч 30 мин с дистанции 105 каб и в 15 ч 17 мин с дистанции 109 каб^{97}. При этом в последнем случае было два опасных накрытия. Один из снарядов лег недолетом в 10 м от «Бреслау», на котором были ранены офицеры и шесть матросов. Борт был пробит многочисленными осколками. Однако каждый раз линкору приходилось прекращать огонь из-за дымзавесы. Немцы отмечали хорошую стрельбу «Марии» и даже считали, что она в погоне развила 25-узловую скорость. Последнее, конечно, не соответствовало действительности. Вызывая на помощь «Гебен», «Бреслау» удалялся, и около 19 ч 00 мин вице-адмирал А.В. Колчак приказал командиру дредноута прекратить погоню. Попытка эсминцев атаковать противника в темноте не удалась из-за налетевшего шквала с дождем. Высокая скорость, новое вооружение и искусное применение дымзавес на этот раз спасли германский корабль, которому по-прежнему сопутствовало и везение.

Разбор этого боя выявил разногласия между А.В. Колчаком и начальником Минной бригады контр-адмиралом М.П. Саблиным. Командующий флотом вскоре решил заменитьего В.В. Трубецким. В августе 1916 года в командование «Императрицей Марией» вступил капитан I ранга С.Д. Кузнецов, одноклассник А.В. Колчака по Морскому кадетскому корпусу (1894 г.).

Старшим офицером на корабле с постройки был капитан 2 ранга Городысский, старшим артиллерийским офицером – старший лейтенант князь Урусов, пользовавшийся особым авторитетом у артиллеристов флота.

Июль – сентябрь 1916 года «Императрица Мария» и «Императрица Екатерина Великая» провели в интенсивных боевых походах. Наиболее важными из них были походы на прикрытие минных постановок у Босфора, которые практически закупорили пролив и надолго прекратили выходы «дяди» и «племянника». Обеспечены были также заграждение берегов Румынии и перевозки войск у берегов Кавказа. Свой судовой праздник (22 июля) экипаж «Императрицы Марии» отметил в море под флагом А. В. Колчака.

Ранним утром 7 октября 1916 года, вскоре после очередного похода, линкор трагически погиб в Северной бухте Севастополя от взрывов носовых погребов боезапаса. Подробности этой тяжелой для всего нашего флота катастрофы читатель узнает из публикуемых ниже документов. В дополнение к ним представляется необходимым лишь особо отметить некоторые детали.

Весь экипаж во главе с командиром мужественно пытался бороться с последствиями катастрофы, оставаясь на своих постах до последней возможности. И это несмотря на то, что каждый новый взрыв вызывал новые жертвы. Единственный погибший офицер – инженер-механик мичман Игнатьев, посланный поднимать пары в 7-е котельное отделение, заметив сильный крен, отправил своих людей наверх, сам навечно оставшись у механизмов.

Спасти корабль было невозможно, слишком велики были разрушения в носовой части, где пожар не позволял отклепать цепи для буксировки его на отмель. Линкор стоял напротив так называемой Голландии, где помещался только что открытый Морской кадетский корпус, несколько к западу – в сторону моря – стояла «Императрица Екатерина Великая».

Невозможность спасения быстро оценил вице-адмирал А.В. Колчак, прибывший на аварийный корабль на катере «Пулемет» вместе с флаг-капитаном М.И. Смирновым и французским контр-адмиралом Дюменилем. Через несколько минут, убедившись, что дредноут неумолимо садится на нос и кренится, что грозило опрокидыванием, командующий флотом приказал экипажу оставить корабль. Это решение уменьшило число возможных жертв и представляется весьма грамотным в сравнении с действиями командования Черноморским флотом 29 октября I955 года, когда в той же Северной бухте опрокинулся линкор «Новороссийск», получивший значительно меньшие, в сравнении с «Марией», повреждения.

По поводу количества пострадавших существуют определенные противоречия. В документах Черноморского флота есть указание на 216 погибших и 232 раненых и обожженных^{98}, академик А.Н. Крылов упоминает 228 убитых и 85 раненых, И.Ф. Цветков называет в числе погибших мичмана Игнатьева, двух кондукторов и 225 нижних чинов, А. Н. Лукин говорит о 140 матросах, умерших от ран. Так или иначе, но жертвы были велики, общее количество пострадавших оценивалось в 488 человек.

Здесь уместно привести некоторые документы, отражающие гибель линейного корабля «Императрица Мария».

Заключение комиссии по делу о гибели линейного корабля «Императрица Мария»

Октябрь 1916 г.

Комиссия, сопоставив показания командира, офицеров и нижних чинов об обстоятельствах гибели линейного корабля «Императрица Мария», пришла к следующим заключениям:

1) Последовательность событий, сопровождавших эту гибель, устанавливается как показаниями экипажа самого корабля, так и записью в вахтенных журналах других судов.

7 октября сего года приблизительно через четверть часа после утренней побудки нижние чины, находившиеся поблизости с первою носовой башнею, услышали особое шипение и заметили вырывавшиеся из люков и вентиляторов около башни, а также из амбразур ее, а местами и пламя. Один из них побежали докладывать вахтенному начальнику о начавшемся под башнею пожаре, другие по распоряжению фельдфебеля раскатали пожарные шланги и, открыв пожарные краны, стали лить воду в подбашенное отделение.

Пробили пожарную тревогу. Но через 1 или 2 минуты после начала пожара внезапно произошел сильный взрыв в районе носовых крюйт-камер, содержащих 12-ти дюймовые заряды, причем столб пламени и дыма вметнуло на высоту до 150 сажен. Этим взрывом вырвало участок палуб позади первой башни, снесло переднюю дымовую трубу, носовую боевую рубку и мачту. Множество нижних чинов, находившихся в носовой части корабля, было убито, обожжено и сброшено за борт силою газов. Паровая магистраль вспомогательных механизмов была перебита, электрическое освещение потухло, пожарные насосы прекратили работу. В районе позади носовой башни образовался как бы провал, из которого било пламя и сильный дым, прекратившие всякое сообщение с носовой частью корабля.

Взрыв этот отмечен в записях вахтенных журналов других судов и произошел в 6 часов 20 минут.

По записи в журнале линейного корабля «Евстафий», дальнейшее развитие пожара на линейном корабле «Императрица Мария» представляется так:

6 часов 20 минут – на линейном корабле «Императрица Мария» большой взрыв под носовой башней.

6 часов 25 минут – последовал второй взрыв.

6 часов 27 минут – последовало два малых взрыва.

6 часов 30 минут – линейный корабль «Императрица Екатерина Великая» на буксирах паровых катеров отошел от «Императрицы Марии».

6 часов 32 минуты – три последовательных взрыва.

6 часов 34 минуты – три последовательных взрыва.

6 часов 35 минуты – последовал один взрыв. Спустили гребные суда и послали к «Императрице Марии».

6 часов 37 минуты – два последовательных взрыва.

6 часов 40 минуты – один взрыв.

6 часов 45 минут – два малых взрыва.

6 часов 47 минут – три последовательных взрыва.

6 часов 49 минут – один взрыв.

6 часов 51 минута – один взрыв.

6 часов 54 минуты – один взрыв.

7 часов 00 минут – один взрыв. Портовые катера начали тушить пожар.

7 часов 02 минуты – один взрыв. «Императрица Мария» начала погружаться носом.

7 часов 08 минут – один взрыв. Форштевень ушел в воду. 7 часов 12 минут – нос «Императрица Мария» сел на дно.

7 часов 16 минут – «Императрица Мария» начала крениться и легла на правый борт.

На линейном корабле «Императрица Екатерина Великая» записано:

6 часов 19 минут – на линейном корабле «Императрица Мария» пробили пожарную тревогу.

6 часов 20 минут – на линейном корабле «Императрица Мария» сильный взрыв в носовой части корабля; команда начала бросать койки и бросаться в воду.

8 дальнейшем идет запись, отмечающая приблизительно те же моменты последовательных взрывов, как и в журнале линейного корабля «Евстафий».

На самом корабле «Императрица Мария» в это время были приняты следующие меры: сделано и приведено в исполнение распоряжение о затоплении погребов 2-й, 3-й и 4-й башен; приняты шланги с подошедших портовых баркасов, и струи воды направлены в место главного пожара; подан буксир на портовый пароход, и корабль повернут лагом к ветру; затушены небольшие пожары, возникавшие в разных местах на верхней палубе от падавших горящих лент пороха, выбрасывавшихся отдельными небольшими взрывами из мест главного пожара. Около 7 часов утра пожар стал как бы стихать, корабль не имел ни заметного дифферента на нос, ни крена и казалось, что он будет спасен, но в 7 часов 02 минуты раздался взрыв значительно более сильной, нежели прочие, после этого взрыва корабль стал быстро садиться носом и крениться на правый борт. Носовые пушечные порта, а затем носовая часть верхней палубы ушла под воду, корабль, утратив остойчивость, стал медленно опрокидываться и, перевернувшись вверх килем, затонул на глубине от 10 сажен в носу, до 8 сажен – в корме, причем носовая его оконечность ушла в ил на 25 футов, кормовая – на 3 или 4 фута, и корабль лежит на дне с небольшим креном в положении, изображенном на приложенном чертеже.

Из экипажа корабля погибли: инженер-механик мичман Игнатьев, 2 кондуктора и 223 нижних чина, кроме того было спасено 255 ранеными и обожженными, из которых 82 умерло, все остальные офицеры, кондукторы и 747 нижних чинов были спасены портовыми катерами и шлюпками с других судов флота.

Таким образом, непосредственною причиною гибели корабля служит пожар, возникший в носовой крюйт-камере 12-дюймовых зарядов, повлекший за собой взрыв пороха, находившегося в этой крюйт-камере, а затем и взрывы боевых запасов, т. е. пороха и частью и снарядов в расположенных в смежности с указанной крюйт-камерной погребах 130-мм орудий. По-видимому, взрывом одного из этих погребов или был поврежден наружный борт корабля, или же произошел взрыв зарядных отделений мин Уайхеда и им сорваны клинкеты минных аппаратов или кингстоны, через каковые повреждения стала быстро вливаться вода; корабль, имея разрушения на значительном протяжении палубы и переборки, этого повреждения уже вынести не мог и быстро затонул, опрокинувшись от утраты остойчивости.

При разрушенных на значительном протяжении палубах и переборках, после повреждения наружного борта, гибель была неизбежна, и выравниванием крена и дифферента, затопляя другие отсеки, что совершается медленно, предотвратить ее было невозможно.

2) Переходя к рассмотрению возможных причин возникновения пожара в крюйт-камере, комиссия остановились на следующих трех предположениях:

а) самовозгорание пороха,

б) небрежность в обращении с огнем или с порохом,

в) злой умысел.

Однако установить точно и доказательно, которая именно из перечисленных причин имела место в действительности, не представляется возможным, вследствие чего комиссия вынуждена лишь оценивать степень вероятности этих предположений, сопоставляя выяснившиеся при следствии обстоятельства. а) Самовозгорание пороха представляется мало вероятным, и возможность его почти отпадает по следующим соображениям: 1) Порох был свежий, выделки 1914 и 1915 гг., ленточный для боевых зарядов и макаронный 12-дюймовых орудий – для практических, с содержанием дифиниламина в качестве реактива, которым обнаруживалось бы, по появляющимся на лентам пятнах, малейшее начавшееся разложение пороха. Между тем, в зарядах, сдававшихся с корабля в склады и в лабораторию при Сухарной балке для замены Других исследований при Сухарной балке до сих пор не производится за отсутствием соответствующих устройств.

2) Изготовление пороха и, затем, зарядов из него ведется, насколько известно, весьма тщательно, и приняты всякие меры для исключения возможности даже случайного использования лент с пороками, и до сих пор случаев разложения пороха, принятого для флота не наблюдалось.

3) Температура в погребах все время было весьма умеренная, достигнув лишь один раз на несколько часов 36° Р при нагревшейся от продувания в нее пара килевой балки. Нагревание балки не могло быть свыше 60–70° Р произошло оно в апреле 1916 года и повлиять по своей непродолжительности (около 1¹/₂ часов), а также и потому, что заряды непосредственно к балке не прилегали, вредно на порох не могло.

Таким образом, обстоятельств, при которых, как доныне известно, может произойти самовозгорание пороха, не обнаружено. Свойства нашего бездымного пороха за двадцать лет пользования им изучены столько основательно, что представляется маловероятным, чтобы могла существовать какая-либо доселе неизвестная причина, могущая вызывать его самовозгорание при тех условиях хранения, которые имели место на линейном корабле «Императрица Мария». Необходимо, однако, отметить, что исследования того, в какой мере может влиять на стойкость пороха досылка зарядов прибойником в канале орудия, причем ленты иногда ломаются и портятся механически, произведено не было. Кроме того, по сообщению члена комиссии капитана 2 ранга Леонтьева, на линейном корабле «Севастополь» 17 октября 1915 года уронила футляр с полузарядом с высоты 12 футов; полузаряд внутри футляра воспламенился и сгорел в 12-ти дюймовой крюйт-камере, к счастью, не вызвав ни взрыва, ни горения остального находившегося в ней в футляре пороха. Такое самовозгорание пороха при падении футляра явилось фактом неожиданным. Отмечены также случаи порчи воспламенителей черного пороха, но по отзыву действительно статского советника Вуколова, это обстоятельство само по себе вредного влияния на бездымный порох оказать не могло.

На основании изложенного выше, предположение о самовозгорании пороха является маловероятным, но комиссия полагает, что желательно систематическое исследование этого вопроса опытным путем, б) Небрежность в обращении с огнем и неосмотрительность в обращении с порохом представляется также маловероятными причинами возникновения пожара по следующим соображениям:

1) Заряды 12-ти дюймовых пушек состоит из двух полузарядов весом каждый: боевой по 160 фунтов, практический по 88 фунтов. Каждый полузаряд вложен в отдельный футляр, закрываемый крышкою, которая замазывается герметически мастикою, чтобы воспрепятствовать усыханию растворителя, вследствие, которого порох изменяет свои баллистические качества. Хотя герметичность многих футляров, из которых при боевой тревоге перед походом вынимаются заряды для подготовки подачи для первых выстрелов, и нарушается, но крюйт-камеры вентилируются и в них не скопляется столько паров эфира и спирта, чтобы могла образовать гремучая смесь, способная воспламениться от пламени свечи или спички и т. п. Даже при полном отсутствии вентиляции и полном высыхании растворителя количество воздуха в крюйт-камере: значительно превосходит то, при котором могла бы образоваться гремучая смесь. Таким образом, если в крюйт-камеру зайти с зажженной свечей, или зажечь спичку, заронить огонь, оставить гореть какую-нибудь тряпку, ветошь или пучок пакли, то это еще не вызовет возгорания паров эфира и спирта, хотя бы их запах и чувствовался. Чтобы загорелся полузаряд, надо чтобы самое пламя проникло в закрытый футляр и достигло бы лент пороха или воспламенителя или надо, чтобы воспламенитель, состоящий из шашек черного пороха, совершенно рассыпался, в виде мякоти проник бы через неплотно завернуть крышку, подвергся бы касанию с пламенем и, вспыхнув, передал бы горение заряду, находящемуся в данном футляре. Как видно, необходимо сочетание целого случайностей, каждая из которых сама по себе мало вероятна. Случай на линейном корабле «Севастополь» показывает, какой сильный огонь может быть в крюйт-камере 12-ти дюймовых зарядов, не вызывая их взрыва.

2) Крюйт-камеры всегда освещены, ходить туда должны для измерения температуры дневальные, назначаемые из комендоров данной башни в сопровождении унтер-офицера, т.е. люди обученные, знающие правила и свои обязанности, поэтому мало вероятно, чтобы они допустили себя до какой-либо небрежности в обращении с огнем вообще. Но время возникновения пожара как раз тогда, когда в крюйт-камеру должен был идти дневальный для измерения температуры, а также, что в этот день после полдня предстояла приборка крюйт-камер и погребов, ряд известных случаев, предотвращенных или совершившихся взрывов от грубой неосмотрительности низшего персонала при работах или надзоре за взрывчатыми веществами на заводах или лабораториях, суть те обстоятельства, которые придают некоторую допустимость предположению о возможности возникновения пожара от небрежности со стороны бывшего в крюйт-камере нижнего чина без злого умысла, но, может быть, даже от излишнего его усердия.

Из всей прислуги, находившейся в первой башне, спасся тяжело обожженный лишь один человек и. значит, высказанное предположение остается лишь маловероятным, причем нельзя даже утверждать, был ли кто-либо в это время в крюйт-камере или нет.

3) Комиссия не может не отметить на корабле «Императрица Мария» существенных отступлений от требований Морского устава по отношению к доступу в крюйт-камеру. Морским уставом указывается, что крюйт-камеры должны быть постоянно заперты и ключи от них должны храниться в особом шкапчике у денежного сундука под охраною часового, ключ от шкапчика – у командира, которым передается старшему офицеру для передачи по принадлежности через вахту при надобности открыть крюйт-камеры.

На линейном корабле «Императрица Мария» имелось два комплекта ключей, причем один комплект, так сказать расходный, хранился у старшего офицера и по утрам разносился дежурным по погребам артиллерийским унтер-офицером и выдавался на руки старшинам башен или дневальным у погребов, у которых находился весь день до 7 часов вечера или до окончания работ, после чего вновь сдавался дежурному по погребам унтер-офицеру, а этим последним старшему офицеру. Другой комплект хранился «под часами» у поста при денежном сундуке и считался неприкосновенным. После взрыва первого комплекта на месте не было, так как ключи, по-видимому, были уже розданы по погребам. Порядок этот был установлен как бы обычаем, ибо о нем не было отдано по кораблю приказа, и в показаниях относительно него бывших командиров, старшего офицера. Старшего артиллерийского офицера. Башенных командиров и старшин башен есть разногласие. Указывающее на то, что в этом отношении не было твердо установленных правил, хотя бы и в отступление от статей Морского устава применительно к современным требованиям судовой жизни.

По отношению к самому устройству крюйт-камер существовал ряд отступлений, делавший возможным доступ в крюйт-камеры без всяких ключей и во всякое время. Так, по утвержденным чертежам 1-й, 2-й и 3-й башен, бомбовый погреб находится под крюйт-камерой и сообщается с нею через люки, служащие и для ручной подачи, и через элеваторы. Люки эти снабжены крышками, которые должны быть всегда заперты на замок. Между тем. На линейном корабле «Императрица Мария» эти крышки не только не запирались, но они были сняты совсем для удобства ручной подачи, для чего над люками были поставлены деревянные столы с отверстиями, через которые подавались картузы. Таким образом, бомбовый погреб был в постоянном открытом сообщении с крюйт-камерой. В бомбовый же погреб можно было проникнуть из самой башни помимо запертого люка.

Но кроме этого в башне сделаны лазы, через которые можно пройти к ее нижнему штыру. Штыр этот окружен кожухом, отделяющим помещение штыра от крюйт-камеры. В этом кожухе имеется горловина, закрываемая дверцей. На линейном корабле «Императрица Мария» эта дверца не только не имела замка, но была снята совсем, так что из помещения штыра был открытый ход в крюйт-камеру, а в помещении штыра открытый ход из самой башни, как через боевое, так и через рабочее и перегрузочное ее отделение.

Старший артиллерийский офицер корабля старший лейтенант князь Урусов, спрошенный по этому поводу в своем показании, высказывается так: «Люк в крюйт-камеру из бомбового погреба не запирался, я не помню, была ли сделана крышка и, следовательно, предполагалось ли запирать ее, но предполагаю, что или я просил не делать ее или же, вернее, сам приказал ее снять, так как через этот люк производилась ручная подача и для облегчения оной надлюками были поделаны деревянные столы с отверстиями для подачи. В кожухе штыра башни было отверстие, двери или заслонки, кажется, не имелось. Тому обстоятельству, что можно было проникнуть внутри башни, помимо запиравшегося люка, в бомбовый погреб, в крюйт-камеру, я не придавал значения. Помню, что на линейном корабле «Евстафий» были устроены заслонки, запиравшиеся на замок и проникнуть из башни в погреб нельзя было».

Такой взгляд на невозможность точного исполнения требований Морского устава на современных судах не является единичным. Так, старший офицер капитан 2 ранга Городысский в своем показании говорит: «Требования Морского устава находились в другой плоскости, чем требования, предъявляемые каждой минутой жизни корабля; всегдашние или, вернее, частые попытки совместить эти плоскости были почти всегда болезненны и производили часто впечатление тормозящего дело педантизма». Вышеприведенные выдержки, а также показания других офицеров, в особенности мичмана Успенского, указывают, что неисполнение требований Морского устава и недостаточно уважительное к ним отношение, при котором личное мнение ставилось выше даже положительных и определенных указаний закона, составляло явление заурядное. 4) На корабле «Императрица Мария» при стоянке на якоре производился ряд работ, причем общее число мастеровых, бывших на корабле, достигло до 140–150 человек, разделенных на небольшие партии от разных заводов. Работы производились и по артиллерийской части, между прочим, и в бомбовом погребе первой башни работало 4 мастеровых Путиловского завода по установке лебедок. Мастеровые являлись на корабль около 7 часов утра и кончали работу в 4 часа дня, кроме тех, которые оставались для экстренных работ, продолжавшихся до 9 часов 45 минут вечера, или же на ночные работы.

Проверка мастеровых, приезжавших на корабль и съезжавших с него, была организована так, что она не давала полной уверенности в том, не остался ли кто из мастеровых на корабле. И не прибыл ли кто на корабль самовольно под видом мастерового, ибо правильной поименной проверки на берегу мастеровых, отправляющихся на корабль и возвращающихся с корабля, не велось, вся проверка возлагалась, главным образом, на судовой состав. При прибытии мастеровых на корабль им перекличка не делалось, а проверялось лишь общее число людей в каждой партии и по вахте сдавалось общее число мастеровых, считавшихся на корабле. Поименные списки представлялись старшим из мастеровых каждой партии для своей партии каждый день вновь при въезде на корабль.

Таким образом, показание вахтенного начальника мичмана Мельникова, на вахте которого съехали последние четверо мастеровых Путиловского завода, работавшие в бомбовом погребе первой башни, находится в противоречии с показаниями нескольких нижних чинов, которые утверждают, что в ночь с 6 на 7 октября после 10 часов вечера они видели двух мастеровых. Установить в точности справедливость этого показания или опровергнуть его не представляется возможным.

б) Отметив, таким образом, недостатки проверки мастеровых и несоблюдение требований Морского устава по отношению к доступу в крюйт-камеры, комиссия считает необходимым разобрать и третье предположение о возможной причине возникновения пожара, повлекшего за собой гибель корабля, именно: в) Злой умысел. Вероятность этого предположения не может быть оцениваема по каким-либо точно установленным обстоятельствам. Комиссия считает лишь необходимым указать на сравнительно легкую возможность приведения злого умысла в исполнение при той организации службы, которая имела место на погибшем корабле.