Текст книги "5. Командировки в Минск 1982-1985 гг."

Автор книги: Владимир Юрков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Размах строительства

Второе, что поразило меня в этом городе – «планов громадье» – пространственный размах с котором велось строительство.

Москва всегда была средневековым городом, сколь бы ее не называли "большой деревней" и что обидно – с аналогичной скученностью застраивалась и в новое время. Если вначале и пытались создать систему микрорайонов, то очень быстро дыры между микрорайонами заросли домами и город стал представлять сплошную застройку с изогнутыми улицами и хаотичным расположением зданий.

В Минске мне запомнился Проспект Пушкина в районе Матусевича. Проспект Пушкина – часть второго транспортного кольца – улица, сама по себе, неширокая, но жилые дома отстояли непривычно далеко от нее. Нечто подобное можно было увидеть и в Москве на Алтуфьевском шоссе в районе второй эстакады. Это хорошо, и для людей, и красиво, потому что не зажимает взгляд, но – мне было непривычно. Удивляли еще и большие интервалы между микрорайонами на Втором кольце. Особенно перегон над Свислочью.

Помню, как то раз, вечером, мы специально остановились там, чтобы посмотреть на город. Вдалеке виднелся яркими огнями проспект Машерова, чуть правее – Веснянка, а сзади – Нововиленская. А мы как будто бы находились в чистом поле. И вправду, левее Виленской начинался самый настоящий пустырь, тянущийся до самой Кольцевой дороги. Вокруг было черным-черно (снег еще не выпал или уже растаял). Все живое или жилое казалось страшно далеким от нас. Создавалось впечатление, будто бы стоишь на каком-то забытом богом полустанке и смотришь на город, находящийся вдали. Это ощущение усиливал тот факт, что при расширении Минска в его черту были включены и близлежащие деревни. Такое было и в Москве, но в Москве эти деревни были довольно быстро исчезли, уступив место многоэтажкам, и сохранялись только в тех местах "куда не ступала нога нормального человека". А в Минске на втором кольце было полно бывших деревень с разнообразными деревянными домиками, приусадебными участочками, где росли, то цветы, то огурцы, то картошка. Но, при всей своей патриархальности, белорусы то ли любили яркий свет, то ли жадничали – и во многих деревенских домах Минска я встречал люминесцентные лампы, заливавшие избу непривычным, магазинно-городским, ярким синевато-белым "пластиковым" светом.

В Минске строились широкие улицы и многоуровневые транспортные рязвязки. Интересно все это смотрелось при почти полном отсутствии автомобилей, но было ясно – работают "на будущее" – очень правильно. Белорусы явно смотрели вперед, в сегодняшний день. Молодцы.

Сытный город

Третье, что поражало меня в Минске, это обилие и высокое качество продуктов. Сейчас многим, особенно молодым, трудно себе даже представить, что такое – нет в продаже молока или мяса. А в те годы это было нормой.

Но в Минске продукты в магазинах были, причем намного-намного вкуснее, чем в Москве. Именно там я впервые попробовал настоящий зельц – ох, это было объедение. Мой любимый продукт – сметана – там продавался практически всегда. Иногда вечером ее можно было и не встретить, но днем – завсегда была в продаже. Причем в разных магазинах она была разных заводов и, соответственно, разных вкусов. Для меня, москвича, это было удивительно, поскольку мы привыкли к одному заводу – невкусному.

Сахар, мука, крахмал – эти продукты всегда были в магазинах Минска. Некоторые интересные случаи, связанные с продуктами я расскажу позже.

Без очередей

Еще один момент, связанный с магазинами это – отсутствие очередей! Что мне, москвичу, было ужасно непривычно. Как будто бы попал в другую страну, что, собственно говоря, и было. Но страна эта считалась советской, хотя не все советские «ценности» в ней присутствовали. В нашем городе за любым товаром надо было отстоять, как минимум, минут десять, а в Минске, не скажу, что очередей не было совсем, но либо они были очень короткие, либо продвигались достаточно быстро. За три года, что я ездил в Минск, я ни разу не видел, традиционных для Москвы, скандалов в очередях. Никто не толкался, не пихался, не пытался пролезть без очереди.

С одной стороны, Беларусь не испытала того "совкового" голода, который ощущала на себе Москва. Здесь люди, стоящие в очереди, не боялись, что им не хватит товара. Они просто тратили свое время. А москвичи всегда боялись остаться, как говорится, "при своих интересах". То есть и время потерять и еды не купить.

С другой стороны, жители Беларуси, во многом были европейцы в душе, и внешностью, и поведением, и мировоззрением выгодно отличаясь от нас – русских.

Товары

Минск поражал в те годы не только обилием продуктов питания, но и промышленных товаров. В отличие от Москвы, там продавалось все, хоть и понемногу, хоть и не везде, хоть иногда и по карточкам, но все же продавалось. А «модные» дорогие товары, там были практически всегда и без карточек.

В каждый приезд, я покупал в палатке у ЦУМа аудиокассеты "Сони" блоками. Когда по два блока, когда по три. И ни разу мне не отказали в покупке, наверное потому, что за ними не стояла длинющая, как в Москве, очередь, над которой, вроде "Nevermore" Эдгара По, гремело карканье пожилой продавалки: "По две в руки! Только по две!" В Минске они были по 9 рублей, а в Москве я их сбывал по 11. Навар небольшой, но все равно приятно было заработать 40 рублей. Для нас, инженеров, на окладе в 130 рублей, это была чистая полумесячная зарплата.

Наушники ТДС тоже продавались без ограничений и стоили всего лишь 25 рублей, когда на "черном рынке" в Москве их толкали по 40–50. Это было кается в магазине "Электроника". Не помню точно названия, вроде рядом с проспектом Машерова. Остался в памяти большой светлый магазин в котором мало народа и много товаров. Их я также привозил в Москву, но только по заказам – товар был не очень ходкий – не кассеты. По 35 рублей их у меня покупали, но, как-то, без энтузиазма – каждый квартал я продавал всего 3–4 штуки. Хорошие были наушники, прослужили мне честь-честью 10 лет до 1994 года, когда наша страна захлебнулась в импортных товарах. Хотя, если говорить честно, то на второй год у них потрескались амбушюры, а еще через год они стали сильно желтеть. По уму их надо было бы выбросить, но купить другие было невозможно и приходилось пользоваться вот таким, "полуисправным", товаром. А как иначе можно было жить в эпоху "тотального дефицита"?

Даже для мамкиной швейной машины "Тула", которая производилась в одноименном городе и работала так отвратительно, что сразу вспоминалась предсмертная фраза Лесковского Левши: "В Англии ружья кирпичом не чистят!", я покупал запчасти в Минске. В Москве запчастей к этой "Туле" было не сыскать. Анекдотично было то, что даже в самом городе Тула они отсутствовали, а вот в Минске на улице Червоноармейской (это я точно помню) – они были. Причем любые. Я накупил их матери про запас, который она использовала аж до двухтысячного года.

Интересно все-таки понять – только бытовые товары были в "совковый" период такие дрянные или же высокое качество советского оружия – это очередной миф, упорно раздуваемый КПССовской кликой. А на самом деле, и "калаши", и "макары", и "стечкины" (которые, к слову, почему-то отправили на длительную консервацию) были ничуть не лучше по качеству, чем тульская швейная машинка? Кто знает? Теперь, слава богу, нам на это наплевать.

Пиво разливное

Была еще одна особенность, отличающая Минск от Москвы – пиво! Да-да, обычное пиво. В Минске оно продавалось на каждом углу – не было ни одного мало-мальского кафе, где не торговали бы пивом. Где-то было только разливное, где-то, и бутылочное, и разливное, а на улицах, особенно летом, его наливали прямо из железных цистерн оранжевого цвета, таких из которых у нас, в Москве, когда-то продавали квас.

Здесь необычайно хорошо чувствовалась разница между польскоевропейской и русскосоветской культурой.

В Москве пивные именовались "гадюшниками" и очень справедливо – такая там царила обстановка! Люди из низов общества, грязные и смердящие, составляли костяк завсегдатаев "гадюшников". Грязь на столах, грязь на полу – это совершенно естественно для московского пивного зала 1984 года. Разлитое пиво, раздавленные чипсы, обрывки газет с завернутыми в них рыбьими останками. Табачный дым вперемешку с вонью прокисшего пива, запах перегара и немытого тела. Ух, какой был духман!

Ни царская Россия, ни уж тем более СССР не пытались привить своему народу культуру питья, относясь к спиртному то негативно, то безразлично, как к неизбежному злу, но не более того. Видимо, боялись власть имущие, что культура победит алкоголизм и народ задумается, что пора, в конце концов, стряхнуть с себя дурацкий колпак, который на него столько веков натягивали религия, самодержавие и крепостничество и продолжившие их дело коммунистическая идеология, тирания и паспортная система.

Русскому народу, преподносили, что пиво – это дешевый заменитель водки при опохмеле, то есть, когда денег на водку нет– выпей пива – полегчает. Простой народ не расценивал пиво, как напиток, как соус, как средство, улучшения пищеварения, помогающее размягчить пищу и скрасить обед. Не до красоты было в обществе тоталитаризма.

А вот белорусы считали пиво, по-европейски, типичным, наряду с вином, заобеденным напитком. Мне редко приходилось видеть, чтобы пиво пили просто так, за исключением очень жарких дней, когда мучила жажда. В основном, пиво пили за едой дома или в кафе.

Казалось бы всего семьсот километров, а какая разница мировоззрений, жизненных укладов и обычаев. России не повезло – она провела целое тысячелетие за "Железным занавесом" религиозных предрассудков, не идя на контакт с еретиками-католиками. Но мне кажется, что первопричиной такой изоляции России кроется в боязни русских правителей разглашения факта существования мира свободных людей, общества и общения. А религия в их руках была всего лишь инструментом отчуждения.

Кафе-столовые

Отмечу еще один момент, который мне тоже, как москвичу, был непривычен – любовь местного населения к общественному питанию. В Москве столовые, особенно заводские, назывались «тошниловками», которыми они, к сожалению, и являлись, поскольку поесть в таком заведении без ощущения тошноты было невозможно. Один запах чего стоил. Помню рабочую столовую на ЗИЛе, где я проходил практику. Б-р-р… Баландерка.

Не отрицаю – были в Москве хорошие и даже отличные кафе и рестораны, а также существовала общественная прослойка, которая пользовалась этими благами цивилизации. Но… не широкие народные массы. В русском народе, воспитанном на "Домострое" и домоткачестве, существовало, да и существует до сих пор, резкое неприятие общепита. Простой народ воспринимает кафе и рестораны, как места, где можно и нужно напиваться до одури. Все – ни о каких завтраках и обедах в России речи не шло.

Зато в Минске общепит был просто на высоте. Я посещал и фешенебельный ресторан в центральной гостинице (не помню названия, по-моему, "Минск"), и заводскую столовую, и всегда был поражен качеством кулинарии. Не скажу, что в заводской столовой был роскошный обед, нет, наоборот, была простая крестьянская пища – картофель, мясо, щи, сметана, но качество этих блюд соответствовало качеству хорошего московского кафе, куда надо было выстоять большущую очередь, чтобы попасть. (Да-да, такие были времена, что в кафе стояли очереди и достаточно долго. Помню с Анюткой Каменецкой в кафе "Космос" на улице Горького мы стояли в очереди около более двух часов). Во всех столовых, в которых мне приходилось быть, меня поражала чистота, опрятность и, главное, – вежливое обслуживание. Недаром в Москве официанток называли "халдейками", потому что официантками они не являлись. Неопрятные, а порою откровенно грязные, пропахшие табаком и перегаром, грубые и невнимательные, они могли любому привить отвращение к общепиту2.

2 Мои впечатления об официантках не с потолка взяты – я целый год был знаком с заведующей кафе вблизи Садового кольца и, встречая ее вечером с работы, насмотрелся на быт и поведение "халдеек".

Жители Минска, в отличие от москвичей, активно питались в кафе. Приехав перед началом рабочей смены на завод "Дормаш", я был поражен обилием народа в столовой (это в половину восьмого утра). Оказывается большинство сотрудников предпочитало, начать свой рабочий день с завтрака в столовой, чем мыть тарелки на собственной кухне.

По вечерам мы любили допоздна сидеть в кафе. Зимняя промозглая минская погода, да и ранняя темнота не располагала к прогулкам, а в гостиничном номере было скучно, тем паче, что ни я, ни Сергей Иванович телевизор смотреть не любили и в карты не играли. И я замечал, что остальные посетители, наоборот, подолгу не задерживаются. По всему чувствовалось, что они наспех выбежали из своего дома, чтобы перекусить и быстренько вернуться обратно.

Погода

Вот, что уж точно разительно отличало Минск от Москвы, так это погода.

Ох, как я не любил белорусскую зиму! Мокрая, промозглая, часто с сильным ветром, начиналась она, так же как и у нас, в начале ноября и заканчивалась в середине февраля, но, в отличие от Москвы, протекала без особых похолоданий и снегопадов. Три года подряд мы приезжали в Минск под Новый Год и все три раза – одно и то же – дождь… дождь со снегом… снег с дождем… дождь без снега, но с ветром… Дождь… дождь… дождь… Мелкий… посильней… изморось, просто ливень…

Выезжаешь вечером из Москвы, на Белорусском вокзале прохладно, идет пар изо рта. Едешь, смотришь в окно – снежок лежит, все вокруг белым-бело, дым из труб деревенских поднимается. Снег искрится в свете вагонных окон – лепота! Приезжаешь утром – мокрый асфальт, сверху капает, под ногами хлюпает – ж-ж-уть! Снега почти нет, мокро, вечером город кажется невообразимо темным и пустым. Нет – пустым не кажется, он пуст на самом деле – кому охота топать по лужам.

Сколько раз в такую погоду приезжал в Минск, столько же раз привозил с собою на память "литовскую" ангину3. Если мое пребывание длилось более трех дней, то сначала я начинал кашлять, потом болело горло и в Москву я возвращался почти без голоса и температурой 38,5.

3 В 1990 году, мы с женой, под Новый Год, поехали на экскурсию в Литву – там отмечали Рождество, хоть и под Советским гнетом, но все-таки отмечали. На обратной дороге ангиной заболела почти вся группа, кроме меня и еще пары человек. С той поры жена прозвала ангину от мокрой зимы "литовской".

Зато весна и лето там были восхитительны. Весна приходила раньше, чем к нам, и как-то дружнее. Не было таких затяжных "откатов", которые часто случаются в Москве. Смотришь – солнышко выглянуло, потеплело, птички запели, капели зазвенели… Потом… Бац! И опять холодина, ветер, пасмурно… Ручейки замерзли, птички заткнулись, а почки погибли – обычная московская весна. Там, наоборот, как весна загорится, так и не угасает. Тепло как-то очень быстро и стремительно надвигается, я бы сказал – неотвратимо. Очень красивая, яркая весна… Мало пасмурных дней… Помню, солнце появлялось – сразу ручьи, лужи… и все это быстро высыхает, почки набухают, затем листья… и глядишь… несколько дней и все позеленело, похорошело. Красивая весна у белорусов!

Ну, лето, есть лето. Хорошо, тепло и солнечно. Благодатная пора. Хотя лето я видел только два раза. Лето – пора отпусков и в командировки мы почти не ездили.

Мне показалось, что оно ничем не отличается от Московского. Ни теплей, ни холодней, может подождливей, но дожди там какие-то незатяжные – пролился и закончился. Ветерком обдуло и подсохло.

Первое знакомство с минским общепитом

Случилось так, что мы поехали на каком-то другом поезде, чем обычно и приехали в Минск слишком рано. На завод мы пришли за полчаса до начала рабочего дня. Вдобавок у Сергея Ивановича остановились часы и мы немного потерялись во времени. Узнав от охранника, что работа еще не началась и нам еще полчаса валять дурака, скорчив достаточно кислую мину, я спросил: «А, чего это народ валит так рано? Энтузиазм и рвение… коммунистического труда…» «Э-э-э! Так вы не местные!» – воскликнул охранник – «Идите и вы побыстрее, пока работает наша столовая – позавтракаете! А то начнется рабочий день и столовую закроют. Бегите-бегите – после дороги покушать надо обязательно!» Нас, голодных, дважды просить не требовалось и мы направились в столовую. Действительно ее уже готовились закрыть, но нам повезло – народа было совсем мало, а еды – навалом. Мы взяли себе простой крестьянский обед – щи до котлеты с картошкой – пахло великолепно, а на вкус было еще лучше. Приятно удивило наличие в продаже пива. В Москве пиво считалось алкоголем и в столовых, тем более рабочих, не подавалось, а здесь – пожалуйста. Помню, пиво было темное, бархатное с приятным, дымным, вкусом по типу «мартовского». И, конечно, моя любимая, густая, сметана. Не скажу о кулинарных достоинствах этих блюд, но это был настоящий трактирный обед. Вкусный и сытный, без шика и прикрас. Без кулинарных хитростей и изощренностей. Перец и соль – вот и все. Но, что еще надо простому, голодному, человеку, чтобы начать рабочий день.

Великолепно!

Правда, уставшие с дороги, да еще и плохо выспавшиеся под стук колес, от сытного горячего обеда и пива, мы размякли до непристойности. И нам потребовалось еще около часа, чтобы войти в форму.

Любимое кафе «Павлинка»

Ужинали мы с Сергеем Ивановичем почти всегда в кафе «Павлинка», находящемся где-то на окраине города4. Не помню по какой причине мы выбрали именно его. Может оно было недалеко от завода, а может быть – неподалеку от гостиницы. Совсем не помню. Но выбор был нами сделан правильно – кафе было приятное. Хотя мне еще запало в память название «Несцерка», но видимо мы там были всего несколько раз, поэтому никаких цельных воспоминаний о нем у меня не осталось – одни обрывки.

4 Роясь по карте современного Минска я этого кафе не нашел, не нашел я и "Несцерку" – может их и закрыли, вернее всего – переименовали.

В кафе Минска меня всегда поражала атмосфера спокойствия и непринужденности, отсутствие табачного дыма, пьяных посетителей, чистота столов и опрятность персонала. Нет, я не хочу сказать, что все сидели чинно-трезвые, как на школьном утреннике. Да, посетители выпивали, кто пиво, кто вино, а кто и более крепкие напитки. Но вели себя непривычно, не по-русски: никто не качался, не падал, не голосил на всю округу и уж тем более не блевал и не лез в драку. Кое-кто, конечно, выходил покачиваясь, но, при этом, делал это как-то скромно и незаметно, стараясь не мешать ни сидящим ни идущим.

Было заметно, что очень многие пришли сюда поужинать (именно поужинать) после работы, некоторые, видимо, даже заходили домой, дожидаясь супругов, чтобы потом, вместе, идти ужинать. Их выделяла не по погоде легкая одежда. Было видно, что на улице они были очень-очень недолго. Они не задерживались в кафе и, быстро расправившись с едой, также быстро исчезали в дверях. Другие, явно одинокие, не торопились уходить, – все же в компании веселей, и просиживали за чашкой кофе или бутылкой пива более часа, встречали знакомых, соседей, сидели, разговаривали. Обстановка была приятная и душевная5. Мы всегда там отдыхали, и душою, и телом. Замечу, что, мне не нравилось в этом кафе только одно – отсутствие молодых одиноких женщин с которыми можно было бы познакомиться и пофлиртовать.

5 Типичная европейская обстановка кафе или паба, которая в те годы, для нас, москвичей, была в диковинку.

Зато кулинария здесь была более изысканная, чем в рабочих столовых – можно было заказать, и бифштекс, и поджарку, и мясо с картошкой в горшочках, что очень радовало нас, голодных, москвичей.

И еще – только в кафе "Павлинка" я видел приготовление оригинального блюда – пива со сметаною – "Польского супа". Нет, в меню такого не было. Но один, пожилой уже, мужчина регулярно покупал большую кружку пива, отпивал ее. Потом добавлял туда стакан сметаны, размешивал и, не торопясь, выпивал полученную смесь.

Разбитые очки

Было бы глупо идеализировать Беларусь, будто бы она была начисто лишена «советских ужасов» в те годы. Нет, конечно, нет. Просто их там было поменьше. Хотя вот мне пришлось столкнуться с совершенно идиотской ситуацией, которая была возможна только в годы развитого социализма – я, будучи в командировке в Минске, разбил свои очки6.

6 Очки, тогда делались только из стекла. Первые пластиковые очки я увидел в 1985 году, чему посвящен рассказ "1985 г. Лева Аджиашвили, пластиковые очки и книжка из "Березки""

Попутал меня черт забыть взять с собой запасные старые, еще школьных лет, очки с маленькими стеклами в толстой пластиковой (или как тогда по-старинному говорили: "черепаховой") оправе. Эти очки оказались "неразбиваемыми". Сколько раз они у меня падали, сколько я случайно садился на них, сбивал со стола рукой…, но, несмотря ни на что, они продолжали служить мне верой и правдой. Хотя… выглядел я в них не ахти. Маленькие стекла, казавшиеся еще меньше из-за толстой черной оправы, на моем широком лице, производили впечатление "свинячих" глаз.

Казалось – эка-невидаль, разбил одни, купи другие. Так вот нет! Нельзя было в советские годы просто так пойти и купить очки. Их можно было сделать только на заказ. А заказать очки – только предъявив рецепт и потом еще прождать две недели пока их сделают. Мрак! Советский мрак!

Рецепт, конечно, выписывал только врач. Поэтому надо было попасть на прием к врачу. А к врачу я никак не мог попасть, поскольку в Минске не был прописан. Вот такая интересная причинно-следственная цепочка советского идиотизма выстраивалась передо мною. Проще было бы подождать до Москвы, но командировка у нас была на десять дней. И ходить по улицам и работать как-то было надо. А для этого необходимы очки.

Сердобольные работники отдела вычислительной техники, к которым мы приехали в командировку, пытались найти для меня подходящие очки среди своих очкариков. Но не смогли, по причирне того, что народ там был немолодой, носивший очки "плюсовой" диоптрии, а у меня была близорукость, причем средняя. И все-таки нашелся в каком-то отделе подслеповатый молодой инженер, имеющий запасные очки прямо в ящике стола, которые он обещал с удовольствием дать напрокат, хоть до следующего нашего приезда в Минск. Я обрадовался, но зря… он действительно был подслеповат – его близорукость была слишком велика. В его очках меня качало, весь мир загибался в дугу и начинало подташнивать.

Попытки разжалобить продавщицу в отделе оптики продать готовые или заказать без рецепта очки успеха не имели. Хоть ее сердце и дрогнуло от моего страдальческого голоса, но готовых очков в магазине не было, а на изготовление, как ни крути, ушла бы неделя

Помаявшись денек без очков, как слепой котенок, я перебудоражил всех вокруг, включая и начальника отдела Берлинского – милейшего, добрейшей души человека, лет сорока пяти, который всегда, когда такая надобность возникала, приходил нам с Сергеем Ивановичем на помощь. Он дозвонился до замдиректора завода, который по своим каналам договорился с "своей" аптекой, где мне обещали продать очки.

Смешно, но факт, что я должен был прийти в аптеку с паролем "От Иосифа Самуиловича", как в каком-нибудь анекдоте про советское время. Назвав пароль в нужной аптеке, я получил желаемые очки в течение всего пяти минут. Все было здорово улажено, только гадкий-гадкий осадок от ненавистной советской системы остался на душе. С той поры, наученный горьким опытом, до бесславной кончины СССР, я всегда, в железной (!) коробочке то ли из-под чая, то ли из-под конфет (чтобы не раздавить, не дай бог) брал с собою в командировку запасные очки.