Политика (сборник)

Текст добавлен: 15 сентября 2016, 01:13

Текст книги "Политика (сборник)"

Автор книги: Владимир Козлов

Жанр:

Современная проза

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Назад к карточке книги

Римэйк[10]10
«Таксист (Римэйк)»
Рассказ вызвал наибольший резонанс из всего, что когда-либо висело на моем сайте. Типа, «на фига так делать?» Да, была такая идея – написать рассказы-«римэйки» любимых фильмов. Идея, конечно, эстетская, и я от нее потом отказался, написал только «Таксиста» и «римэйк» еще одного фильма, но настолько «свободный», что от оригинала там ничего вообще не осталось. Это было в 2001-м году. А «Таксист» до сих пор остается любимым фильмом, хотя понятно, что его героя полностью перенести в нашу реальность, конечно, нельзя, только какие-то черты и детали.

[Закрыть]

Десять лет назад в моем подъезде жили совсем другие люди. Сейчас почти никого из них нет. Исчезли куда-то и мои школьные кореши: кто-то спился и просрал квартиру, кого-то кокнули, кто-то свалил за бугор. Разве что из стариков кто остался: доживают на свою копеечную пенсию, смерти дожидаются. А так все армяне и прочие черножопые. Целыми толпами. Детей куча – даже по-русски не говорят. Раз кивнул одному, типа привет, так он что-то по-своему прорычал.

И это Москва – столица России, называется. Превращается в какой-то черножопый заповедник. Трогать они меня не трогают, конечно, но все равно неприятно.

Соседи по площадке – все армяне да азеры. Не с кем даже пива попить. Вот жизнь настала.

* * *

Я, когда вернулся, полгода пил. Приходил в себя, к жизни возвращался, можно сказать. Все деньги пропил, потом все, что в квартире было, точнее, что от стариков осталось: своего-то и не было почти ничего. Оставил только кровать одну и стол на кухне. Ну, и машину не продал – так она меня сейчас кормит: таксую на ней.

Когда понял, что так дальше нельзя, устраиваться как-то надо, пошел к Андрону. Я его давно знал, еще по «технарю», но дел с ним не имел давно. Ну, посидели, выпили. Он все расспросил, а про себя не рассказывал, конечно. Потом говорит: иди таксовать – как минимум баксов пятьсот в месяц будешь делать, я с кем надо поговорю, а больше ничем не помогу.

* * *

Некоторые боятся по ночам таксовать, а мне все равно, ночь или день. Бывает, конечно, всякое. Раз подобрал каких-то отморозков – в Алтуфьево им надо было. Сели – и сразу нож к горлу, чтоб не платить. Ну, довез я их, конечно. Вылезли. А у меня в машине кусок прута стального лежит, 16 миллиметров. Я его схватил, выскочил – и на них. Они – убегать. Одного догнал, дал по башке пару раз, он – с копыт. Второй, наверное, от страха обосрался. Стоял, сопли размазывал. А я в машину – и до свидания. Про деньги не подумал даже, хотя, скорее всего, и не было у них. Откуда у таких деньги?

Но хуже всего – всякие наркоманы и прочая тварь подобная. Если укололся или обкурился, то все ему до жопы. Я таких, конечно, стараюсь не брать, но иногда попадаются, суки. Их истреблять надо, блядь. Это уже не люди, а уроды.

* * *

Про пятьсот баксов Андрон не соврал. Это как минимум, а обычно всегда больше. Заплатил кому надо, чтоб на стоянке спокойно стоять, за бензин, масло там, а остальное – твое. Ну, машина, конечно, добивается, но еще пару лет поездит, а там видно будет. Может, к тому времени на новую накоплю. Мне-то особо деньги не на что тратить. Ну, пожрать, одеться. Телевизор вот купил, видик. Фильмы всякие смотрю – в основном боевики российские вроде «Брата-2». Вот настоящее кино, не то, что американское говно всякое.

* * *

Не знаю, куда мы катимся. Москва превратилась хуй знает во что. Одни, бля, бичи, проститутки и наркоманы кругом. Ночью езжу – проститутки рядами стоят на Садовом. А те, кто не стоят, все равно бляди.

Раз сели пацан с бабой. Солидного вида такие, модные. Не торговались: сколько сказал, за столько и поехали.

Только доехали до Садового – жопа моя чувствует: что-то не то. Посмотрел в зеркало, а она наклонилась и у него отсасывает. Хотел их выкинуть из машины на хер, потом подумал – ладно, пускай. Сиденье только потом вытирать пришлось.

Ненавижу этих современных баб. Которая – так готова с тебе прямо в машине дать, чтоб только отвез бесплатно. Но не на того напала. Денег нет – вали отсюда. А бывает еще хуже – улыбается, хуе-мое, в кошельке три рубля, а глазки строит. Думает, что я познакомиться там хочу, стрелку забить. Нет, таких я вообще на дух не перевариваю. Если так смотрит, то денег нет. Значит – до свиданья.

* * *

Познакомился раз с одной. Вроде, нормальная: двадцать семь лет, бухгалтер, не замужем. Сказала, что и не была. Я ее из Владыкино на Юго-Запад вез. Разговорились. Вроде – неплохая баба. Ну, забил стрелку. Она сначала мялась: ну, не знаю, не знаю. Потом, вроде как, ладно.

Встретились – ну а дальше что? Я баб давно никуда не приглашал. Ну, прогулялись по бульвару. Она мне все жаловалась: работы много, шеф поганый. Я слушал, слушал, а самому и рассказать нечего. Про свою работу, что ли? А что про нее рассказывать? что вожу всяких уродов всю ночь до утра?

Как раз подошли к какому-то бару. Я сказал: давай зайдем.

Зашли. Бар такой современный, под заграницу. Малышня вся эта модная – и все бухие или под кайфом. Встали у стойки. Народу – не протолкнуться. Я спросил: может, пойдем отсюда? А она: нет, мне здесь нравится.

Взял ей кофе – она сказала, алкогольного ничего не пьет, – а себе пива. Из-за музыки ничего не слышно, да и разговаривать не о чем было. Посидели, допили и вышли.

Проводил ее – и все. Потом звонил – то дома нет, то встретиться не может, занята. А потом прямо сказала: не звони сюда больше. Что, сразу нельзя было? Зачем было тянуть кота за хвост?

* * *

Ненавижу всю эту мразь. Наркоманов, проституток, блядей, бичей, алкашей. Кажется, взял бы автомат и поливал всех, пока не подохнут. И притягивает же их эта Москва. Все сюда лезут, как шакалы на падаль. А кто виноват? Мэр, конечно. Допустили весь этот бардак, а теперь, сколько не вводи регистраций-перерегистраций, ничего не сделаешь. Да им и насрать на самом деле. В мэрии – одни козлы: только и смотрят, чтоб побольше денег спиздить.

* * *

Я понял, что убью его. Просто убью – и все. Остопиздело. Даже если не один он виноват. Но мне-то какая разница? Купил пушку – хороший «вальтер», – глушак справил. Все, как надо.

* * *

Ее я в первый раз ночью на Кольце заметил, недалеко от Сухаревской. Стояла с другими проститутками, совсем еще малая: лет шестнадцать, не больше, а намазалась сильнее, чем все остальные. Они что-то там выясняли между собой, ругались. Я ехал медленно. Одна заметила меня, хотела подойти, но я рукой махнул – отвали. Потом эта, малая, психанула и побежала прочь ото всей толпы. За ней – сутенер, догнал, схватил за волосы, пиздить начал, а я мимо ехал и смотрел. И мне ее даже жалко стало, дуру. Подумал, что, может, надо выйти и насовать этому черножопому прутом по башке.

Меня потом всю ночь ломало, что не вышел. А на следующую ночь специально к ним подъехал, типа бабу хочу снять, и она там тоже была, но сама к машине не подошла. Другие подошли, а я пальцем на нее показал. Сколько? Сто. Я сказал: ладно. Села на переднее сиденье. Тронулись.

Куда поедем?

Никуда. Покатаемся.

Ты что, прямо в машине хочешь?

Нет, я вообще ничего не хочу.

Ты что, серьезно?

Серьезно.

Слушай, ты, может быть, ненормальный? Вези меня назад.

Не бойся, я-то как раз нормальный.

Достал из кармана сотку, отдал ей.

Считай, что все уже было. Говорю тебе, я – нормальный, а вот ты? Зачем тебе все это надо?

Ты что, мне здесь морали читать будешь? Думаешь, если деньги дал, то все уже?

Не психуй. Я тебе ничего доказывать не собираюсь. Сама должна понимать. Тебе сколько лет?

Шестнадцать.

Москвичка?

Нет. Из Курска.

Ну и на хера тебе все это? Это ведь опасно. Отвезут куда-нибудь – и все. Знаешь, сколько таких, как ты, убивают?

Ты меня не учи. Если хочешь, давай тебе сделаю...

Не надо.

Ну, как хочешь...

Отвез ее назад, а сам поехал таксовать дальше.

* * *

После обеда мэр должен был выступать на празднике – по радио сказали, у меня в машине все время радио, как без него? Пришел домой в пять утра, спал до десяти, потом до обеда смотрел телевизор. Оделся, сунул пушку с глушаком под куртку и вышел.

Поставил машину во дворах – я все заранее там разведал – и пошел к толпе.

Он еще что-то говорил, потом сказал «спасибо», выслушал аплодисменты, поулыбался и попер через толпу к машине со своей охраной. А я – навстречу ему, рука в кармане. Тут один охранник что-то почувствовал, заслонил его и другим на меня кивает – типа, разберитесь, кто такой. Ну, я всех растолкал – и бегом во дворы.

Не догнали. Я в машину – и ходу.

* * *

Не получилось – и ладно. Может, и хорошо. Только пустота какая-то, блядь, внутри появилась.

Домой не поехал. Катался по городу, таксовал до самой ночи. Потом подъехал к Сухаревской. Она там стояла со всеми. Помахал – подбежала.

Ну, что? Хочешь бросить все это и уехать?

Да ты что? Как уехать? Что ты такое говоришь? Это – моя работа.

Это – работа?

Тут сутенер этот ее подошел черножопый.

Ну, что, какая проблема? Или плати деньги, бери баба или давай отсюда.

Я достал пистолет и всадил в него всю обойму. Он – с копыт. Проститутки запищали на всю улицу. Я схватил ее, посадил на переднее сиденье, сам – за руль и рванул.

А она так спокойно на меня посмотрела и сказала: не бойся, номер они вряд ли запомнили, мы на номера никогда не обращаем внимания.

Отвез ее к родителям в Курск. Они сначала орали на нее, потом простили. Люди простые, рабочие. Налили мне стакан самогонки – я выпил. Написал на листке бумаги свой адрес и телефон – и назад, в Москву.

* * *

Она прислала мне письмо через месяц. Пишет:

«Я тебя ненавижу. Зачем ты это сделал? Я теперь не могу вернуться – боюсь. Они меня убьют. В Москве мне было лучше. А теперь надо снова ходить в школу, а потом дома видеть поганые рожи родоков. Ну зачем ты это сделал?»

Я по-прежнему таксую. Все как раньше.

Дорога[11]11
Воспоминание 2002-го года о поездке в гости к брату за 12 лет до этого. Из-за того, что заранее не позаботился о билете на самолет, пришлось ночевать в аэропорту «Быково», днем уезжая в Москву на электричке. Зато увидел «во всей красе» Москву времен поздней перестройки – полная «охуелость».

[Закрыть]

Напротив здания вокзала – кривобокая елка, украшенная лампочками, а на самом здании – светящиеся цифры «1990». Позавчера был Новый год, а сегодня я сижу в поезде. Я в первый раз путешествую один, без родителей.

Напротив меня сидит армянин. Он студент, едет на каникулы к себе в Ереван. Тоже через Москву. Его самолет в одиннадцать-тридцать. Мой – в одиннадцать-сорок пять, если, конечно, будут билеты – я не купил билет заранее.

– У нас там сейчас война, – говорит армянин. – Ты понимаешь?

– Что, обычная война?

– Ну да, обычная, можно сказать.

– А из-за чего?

– Из-за Карабаха.

– Ты боишься?

– Нет.

Армянин снимает пальто. Под ним у него черный костюм и белая рубашка. Я не знаю, зачем он так нарядился в поезд.

Проводница разносит чай, и мы пьем его, глядя в окно на свои тусклые отражения и мелькающие огни. Кроме нас, в купе никого, и через проход, на боковых местах тоже никто не сидит.

– Почему у тебя так рано каникулы? – спрашиваю я. – У вас же, студентов, каникулы обычно в конце января?

– Я на пятом курсе. Уже все сдано. Остался только диплом. А ты куда едешь?

– К брату. В Салехард, это на Севере.

– Знаю, где это. В каком ты классе?

– В девятом.

Мы расстилаем постели. Я нечаянно обрушиваю занавеску на окне и долго вожусь, прилаживая ее на место.

Иду в провонявший говном туалет. В раковине чей-то плевок с соплями. Когда выхожу, возле дверей ждет очереди девушка. Ей лет двадцать, под белой майкой выделяются соски немаленьких грудей. Вот если бы зайти с ней сейчас вместе в туалет...

Возвращаюсь к своей полке и ложусь спать.

Проводница будит весь вагон часа за полтора до прибытия. За окнами темно. Сонные люди в мятых шмотках с налипшими перьями и мусором встают в очередь в туалет.

Поезд прибыл, выходим. Нам с армянином по пути – на аэровокзал. Я предлагаю ехать на метро, он говорит:

– Давай на такси. Я тебя подвезу.

На стоянке очередь – человек сто, и мы идем в метро. Поездов нет. Ждем минут двадцать.

Наконец, поезд подходит, мы доезжаем до станции «Аэропорт», выходим, садимся на трамвай, чтобы проехать две остановки до аэровокзала. Контролер. Армянин протягивает ему три рубля – думает, хватит на штраф за двоих. Но это у нас штраф рубль, а в Москве – два, и контролер дает ему рубль сдачи, а я сую ему два своих.

На аэровокзале облом: билетов нет ни на сегодня, ни на завтра, только на пятое. Выхода нет, придется два дня и две ночи тусоваться в Москве, но я даже и рад. Покупаю билет, и мы идем с армянином в буфет.

Он берет только чай, я – чай и обрезки ветчины с консервированным горошком. Встаем у круглой стойки. Рядом бомж открывает крышку над батареей, вытаскивает оттуда носки, снимает ботинки и начинает натягивать носки на грязные ноги. Армянин морщится и торопливо допивает свой чай. Мы с ним прощаемся, и я выхожу из аэровокзала.

Я был в Москве несколько раз – тоже по дороге к брату, только с родителями. Мы ходили по магазинам, стояли в очередях, искали дефициты, а Москвы толком и не видели.

Еду на Красную площадь. Я там уже был несколько раз с родителями, когда ходили в ГУМ. Доезжаю до «Площади Свердлова», поднимаюсь по эскалатору, иду по длинному подземному переходу.

У мавзолея – очередь, на Красной площади – толпы туристов. Они фотографируются на фоне Спасской башни и стен Кремля.

Времени у меня целая куча, и я решаю обойти пешком вокруг Кремля. Мимо меня катят черные «Волги», в них сидят толстомордые бюрократы с портфелями. Такого их количества сразу я ни разу не видел.

Кремлевская стена гораздо длиннее, чем я себе представлял, и мне хочется повернуть назад, но я заставляю себя дойти до конца.

Сижу в столовой, жую котлету с макаронами. На столе – тошнотворно-розовое пятно пролитого кем-то борща. Ко мне подсаживается мужик в очках и с портфелем. Он ставит портфель на пол, в грязную лужу, оставшуюся от чьих-то ботинок, идет к раздаче и приносит два стакана чая.

Одним глотком выпивает первый стакан и поднимает на меня глаза.

– Вот скажи мне, куда мы катимся?

Я вижу, что он пьяный. От него плохо пахнет – не только водкой, но еще и гнилыми зубами и, может быть, какой-нибудь гадостью в желудке.

– Не знаю.

– А я тебе скажу. Страна катится в пропасть. Скоро всему наступят кранты. Три года назад я тоже думал – Горбачев, перестройка, будем жить лучше... Все это ерунда. Посмотри вокруг: страна разваливается, в магазинах пустота, а Горбачев все пиздит, пиздит... Только пиздеть умеет.

Мужик залпом выпивает второй чай, встает и уходит. Через грязное стекло я вижу, как он неуклюже и нетвердо бредет по тротуару, размахивая во все стороны портфелем.

Стемнело. Я сажусь в электричку и еду в Быково – ночевать. Я мог бы переночевать на вокзале, но мне хочется именно там, в аэропорту, из которого я послезавтра утром улетаю.

В вагоне ко мне подходит мордатый пацан, садится напротив, рядом со старым мужиком, читающим «Московский комсомолец». Пацан смотрит на меня и говорит:

– Привет. Сигареты есть?

– Нет.

– А куришь?

– Нет, не курю.

– И не куришь, и сигарет нет?

– Нет.

– Ну, пошли просто постоим в тамбуре, я покурю.

– Пошли.

Выходим в тамбур. Он достает пачку «Явы».

– Может, закуришь?

– Ну, давай.

Он дает мне сигарету и прикурить, закуривает сам.

– Ты вообще куда едешь?

– В Быково.

– В аэропорт?

– Да.

– А куда летишь?

– На север, к брату.

– Слушай, дай мне десять рублей.

– У меня нет.

– А сколько есть? Двадцать пять? Тогда дай мне двадцать пять, а я тебе пятнадцать.

Я молчу.

– Знаешь, откуда я? Из Люберец. Знаешь, что за город такой?

Конечно, я знаю. Читал в газетах про «люберов», которые ездят на разборки в Москву, бить неформалов. Люберцы на этой же линии электрички, что и Быково, только дальше.

– Ну, что? Давай, а то сам знаешь, что будет.

Электричка замедляет ход, подъезжая к станции, и пацан смотрит на перрон, как будто собирается выходить.

– Тебе же до Люберец.

– Нет, до Ждановской. Ну, быстрее.

Я сую руку в карман, вытаскиваю мятую десятку, но ему не отдаю, сжимаю в кулаке. Двери открываются. Пацан ждет. Я раздвигаю двери вагона и выхожу из тамбура. Если он не выйдет на этой станции, то мне капут. Но он выходит, поглядев на меня скорее удивленно, чем злобно.

В здании аэропорта пусто. Я снимаю ботинки, ложусь на дерматиновые сиденья в зале ожидания и сразу вырубаюсь.

Утром иду в буфет, пью чай с черствой булкой, потом сажусь в электричку и еду в Москву. За окном мелькают серые заборы и безликие промышленные корпуса.

Через полгода я закончу школу, и надо будет куда-нибудь поступать. Я, правда, еще не знаю, куда. Раньше был уверен, что буду поступать в Москве, а сейчас уже не знаю. Боюсь не поступить. Ведь если не поступлю, то заберут в армию, а это – жопа. Мне по-прежнему нравится в Москве, хоть здесь сейчас грязно, серо и неуютно. Я хочу здесь жить. Или нет?

Вечер. Я иду по Арбату. Я уже был здесь несколько раз с родителями, но мне захотелось приехать еще раз одному. Ничего не изменилось: все так же торгуют всякими советскими сувенирами, плакатами с голыми девками и гороскопами. Тут и там кучки людей собрались вокруг поющих или что-то рассказывающих. Какие-то двое ребят поют под гитару. Песня заканчивается фразой «Все рокеры в жопе, а джазмены в пизде». Им начинают бросать в шапку копейки.

В витрине киоска – значки с портретом Горбачева. Перестройка, гласность – это все, конечно, классно, но почему все меньше становится всего в магазинах, и чем дальше, тем хуже, и люди злятся и вспоминают, как хорошо было в семидесятых?

Еду в метро на вокзал, чтобы сесть в электричку на Быково. Уже поздно. Напротив меня в пустом вагоне мальчик и девочка. Им лет по четырнадцать, не больше, но видно, что они не брат и сестра, а парень и девушка на свидании. Они балуются, как маленькие дети, скачут на сиденьях, встают и бегают друг за другом по вагону. Я замечаю, что они не разговаривают, а объясняются знаками. Мальчик и девочка – глухонемые.

Вспоминаю Иру из 9 «б». Несколько раз я приглашал ее в кино, потом провожал домой, и она никогда не соглашалась, чтобы я зашел с ней в подъезд. А в последний раз, перед самым Новым годом, после того, как мы ходили в кино на фильм «Утоли моя печали», она разрешила мне зайти с ней в подъезд, и я трогал под пальто и свитером ее грудь, и мы целовались. Я в первый раз вспомнил ее с тех пор, как сел в поезд.

В электричке ко мне подходит алкаш в сером поношенном пальто. Останавливается, рассматривает меня, потом говорит:

– Можно мне возле вас примоститься?

Я киваю головой. Место рядом со мной свободно, и напротив тоже никто не сидит.

Он садится, потом кладет голову мне на колени. Я вскакиваю.

– А ты хитрый, – говорит он и улыбается. У него нет двух передних зубов, остальные – гнилые и почти коричневого цвета. Он поднимается и идет дальше по вагону. На нас никто не смотрит, всем на все плевать.

Спать еще не хочется, и я сижу в зале ожидания аэропорта, смотрю телевизор. «До и после полуночи». Людей рядом почти нет, только какая-то тетка в тапках и замызганном халате – наверное, уборщица аэропорта, – а с ней девочка, скорее всего, дочка: косая, с дебильным выражением лица. В руке она держит банку с какой-то гадостью, похожей на размоченный хлеб.

На экране клип Чайфа «Поплачь о нем, пока он живой».

– Да, правильно, так оно и есть, – говорит тетка. – При жизни никого не ценят.

Я молчу.

– А ведь они, сволочи, погубили страну. Везде они: и в правительстве, и в ЦК, и в верховном совете. Вот ведь гады какие.

– Кто они? – спрашиваю я.

– Да неужели вы не поняли? Жиды.

Нет, я не понял. Похоже, тетка просто сумасшедшая, как и ее дочка. Поднимаюсь и иду искать скамейку поудобнее, чтобы на ней спать.

Просыпаюсь от шума: аэропорт ожил, начались утренние рейсы. У меня до вылета еще часа три, и я иду в буфет выпить чаю с булочкой.

Америка[12]12
Рассказ 2002-го года. Действие происходит в 99-м. Очень много того, что в рассказе, было на самом деле. Очень много, но не все.

[Закрыть]

Мы ехали с Джуди в стриптиз-бар, или, как она его называла, Nudie-bar. Оба – пьяные в умат, и я боялся, что она врежется на своем траке – здоровом форде с трехместной кабиной и длиннющим кузовом – в столб или в другую машину, или что нас остановят менты и повяжут обоих. До сегодняшнего вечера я даже не знал как ее зовут, вернее слышал, конечно, – мы четыре месяца были в одном классе по истории искусства, – но не запомнил.

– Все, приехали, – сказала Джуди.

Мы выпрыгнули из трака. На безликом, похожем на сарай, здании светилась вывеска – «Бар Белая Луна». В тесном предбаннике я заплатил кавер за обоих – по три доллара, – и мы вошли в зал.

В центре торчал помост, и вокруг него на стульях сидели несколько мужиков. Еще несколько столиков стояли у стен. Светилась неоновой рекламой пива «Миллер» стойка бара. Играла музыка – что-то типа «Зи Зи Топ».

Я взял два пива, мы сели за пустой столик. Вокруг сидели, в основном, мужики, и несколько парочек лет около сорока. Сегодня Джуди сказала мне, что ей сорок – то есть, она была старше меня на пятнадцать лет.

– А что здесь парочки делают? – спросил я у нее.

– Приезжают «завестись» перед сексом. Заводятся, запрыгивают в тачку и едут к кому-нибудь домой или ебутся прямо в машине.

На помост вышла девушка в трусах, туфлях и больше не в чем.

– Давай пересядем поближе, – предложил я.

– Окей.

Когда мы пересели, девушка уже танцевала перед усатым мужиком в ковбойской шляпе, и он совал ей за резинку трусов пять баксов. На помост выскочила следующая и пошла прямо ко мне. Блондинка, невысокая, с волосами до плеч и тоже в белых трусах и черных туфлях.

Перед выходом она, наверно, обильно полила себя дезодорантом, запах ударил мне в ноздри, и я чуть не блеванул. Может, их специально заставляют перед каждым выходом выливать на себя полубутылки дезодоранта, чтоб какой-нибудь привередливый клиент, не дай бог, не ощутил какой-нибудь телесный запах.

Девушка танцевала передо мной – крутила тазом, притопывала и махала руками. Глаза мои были чуть выше уровня ее коленей. Я поставил пиво на помост и дотронулся руками до ее бедер.

– Убери руки, – сказала она и улыбнулась. – Хочешь, я о тебя потрусь?

Я кивнул.

Она наклонилась, сняла с меня очки, положила их рядом с моим стаканом пива и начала водить грудями по моим волосам и лицу. Груди ее были довольно большие. Я задыхался от запаха дезодоранта.

– Теперь ты мне дашь на чай? – спросила она.

Я вытащил пятидолларовую бумажку, оттянул резинку ее трусов и сунул туда купюру. Она отошла от меня к Джуди, наклонилась и что-то ей сказала. Джуди испуганно замотала головой. Я догадался, что она предложила и о нее потереться.

Джужи наклонилась мне к уху и возмущенно зашептала:

– Говорит – давай я о тебя потрусь. Я что, лесбиянка какая-нибудь?

Другого я от нее не ждал. В общей студенческой толпе Джуди выглядела «колхозницей» в своих вечных джинсах бананах – у нас такие носили году в восемьдесят пятом, наверное, и в Америке тоже – и с крупной завивкой. Кроме того, у нее было мужеподобное лицо и рост около ста восьмидесяти сантиметров.

До этого вечера я никогда бы не подумал, что окажусь с ней сначала в одной машине, потом в стриптиз-баре, а в середине ночи – у нее в постели.

Мы праздновали окончание учебного года всем классом истории искусства – в нем было только шесть человек: я, Джуди, китаянка Ли, пуэрториканка Роуз, усатый очкастый тридцатипятилетний Стив и тайваньская девушка Джейн – из-за которой я и напился в жопу. Я к ней несколько раз подкалывался, и она всегда обаятельно улыбалась и эмоционально жаловалась, как ей не нравится в Америке, как здесь все гнусно и погано, а их в школе и потом в университете учили, что Америка – это просто супер, и т д и т п. Но от предложений сходить вместе в какой-нибудь бар в ближайший уикенд она вежливо отказывалась, а недавно я узнал, что у нее есть бойфренд – англичанин.

Праздновали мы в баре «Йоги», и она привела туда своего бойфренда. Все остальные пришли сами по себе, в том числе и профессор Джейкобс – старый седой дядька с пивным пузом. Для него это был последний семестр, он уходил на пенсию.

Англичанин мне не понравился. Он много болтал, и улыбался и гримасничал. Джейн тоже улыбалась, прислушиваясь к каждому его слову. Видно было, что она понимает не все из того, что он говорил.

– Как ты думаешь, что держит их вместе? – спросил я сидевшую рядом со мной Джуди.

– Секс, – ответила она и похабно улыбнулась.

Прислушавшись к ее разговору со Стивом – он сидел с другой стороны – я понял, что она пытается раскрутить его на поход в стрип-бар. Перед этим Стив рассказал, как он однажды, готовясь к экзамену, для эксперимента выжрал полную бутылку вина.

– Я хотел убедиться, что смогу ответить экзамен в любом состоянии, – самодовольно разглагольствовал Стив.

Более скучного и унылого типа, чем он, не было во всем университете. Он всегда выполнял все задания в классе, ни разу за семестр не пропустил занятия, засыпал бедного Джейкобса идиотскими вопросами и никогда не шутил и не смеялся.

Когда Джуди предложила купить еще кувшин пива, все начали придумывать отмазки, в том числе Стив, и остались только я, она и Джейкобс – этот никуда не спешил: он был старый холостяк.

Мы быстро разделались с кувшином и пошли с Джуди играть в бильярд два на два против пьяных в дупель юных американок. Играли все одинаково плохо и вообще больше хохотали с того, какие делали друг другу подставы, чем играли. Я пытался клеиться к обеим, но они, как и большинство американок, меня игнорировали.

Игра закончилась – мы с Джуди выиграли и взяли по этому случаю еще кувшин пива и вернулись к столику. Джейкобс болтал с каким-то пареньком, наверное, бывшим своим студентом. Мы налили ему пива и стали медленно допивать остальное.

В баре шумели толпы студентов, как и мы празднующих конец семестра. Для Джуди это был последний семестр, через несколько дней она должна была получить диплом магистра.

– Ты остаешься на церемонию? – спросил я.

– Нет. Я завтра еду в Кливленд.

– А что в Кливленде?

– Бойфренд.

– Понятно.

Я разлил из пиво из кувшина в наши с ней бокалы. У Джейкобса был еще полный – он так и не притронулся к пиву, все что-то обсуждал с тем пареньком.

– Ты предлагала Стиву поехать с стрип-бар?

– Да. Я люблю праздновать по-настоящему, а не так, чтобы выпить по стакану пива – и по домам. А Стив – слишком уж консервативный.

– Да, точно.

– А хочешь, я с тобой поеду в стрип-бар?

– Давай.

* * *

Стриптизерша, которая терлась об меня, танцевала сейчас перед мужиком, сидящим рядом с Джуди, а ко мне уже подошла следующая. Эта не предложила потереться о меня, только покрутила бедрами и спросила про чаевые. Я сунул ей в трусы доллар – хватит с нее. Минуты через две после нее появилась следующая.

– Пошли отсюда, мне надоело, – сказала Джуди.

– Окей.

Я одним глотком допил пиво и поднялся.

– Давай сделаем секс в машине, – сказал я, когда мы вышли на улицу.

– Не надо. Поехали лучше ко мне домой – это недалеко.

Она завела мотор и начала разворачиваться.

– А что будет, если тебя остановит коп?

– Я сделаю с ним секс.

– А если это будет женщина-коп?

– Тогда я сделаю с ней секс.

– Ты же сказала, что ты – не лесбиянка.

Она не ответила.

Мы выехали на дорогу и довольно медленно покатили по ней.

– У тебя есть дети? – вдруг спросила Джуди.

– Нет. А у тебя?

– Ну, своих у меня нет, а у моего бойфренда их двое.

– Но это же не твои дети.

– Ну, вообще, да.

Мы остановились возле Джудиного дома, вылезли из трака, она открыла ключом дверь. Квартира у нее была маленькая – студио-эпартмент, кухня не отделена от комнаты. По всем углам стояли коробки и сумки с упакованными в них вещами. Кровати не было, на полу валялся тюфяк.

– Я свой футон уже продала. Придется спать на полу.

– Хорошо.

Она сняла штаны и осталась в красных трусах.

– Выключи свет, – попросил я.

– Хорошо.

Я разделся и лег на тюфяк. Она сходила в туалет и вернулась уже без трусов и вообще без ничего. Мне больше всего хотелось лечь и вырубиться, но я все же попытался потрогать ее отвислые груди и конскую задницу – безрезультатно, хуй не стоял.

– Извиняюсь, – сказал я.

– Ничего страшного, все в порядке. Я понимаю, ты сегодня много выпил. После трех пинт пива мужчина уже не может это делать. Если хочешь, могу отвезти тебя домой. Или оставайся и переночуй здесь, а утром я тебя отвезу. Ты ведь живешь в Редбад Эпартментс, да?

– Да. Спасибо. Я останусь.

Я лег и тут же вырубился. Когда проснулся, была еще ночь. Джуди негромко храпела рядом. Я почувствовал, что хуй встает, и начал трясти ее за плечо. Она открыла глаза.

– Давай поебемся, – сказал я.

– Хорошо. У тебя есть резинка?

– Нету.

– Ничего страшного, у меня есть.

Она дотянулась до своей сумки, покопалась в ней, достала презерватив и дала мне. Я разорвал упаковку и надел его на хуй. Он тут же лег. Я попробовал дрочить, но это не помогло. Я сказал:

– Отсоси у меня.

– Окей.

Я стащил презерватив и отбросил в сторону. Она наклонилась и начала сосать. Я кончил секунд через тридцать и тут же вырубился.

Утром меня разбудила Джуди. За окном было серо, шел дождь. У меня был жуткий бодун, и про секс даже и мыслей не было, тем более с Джуди. Я оделся. Она натянула на себя без трусов серые спортивные штаны с растянутыми коленями и надела красную куртку. Мы вышли из дома и сели в ее трак.

– Давай остановимся у магазина на заправке, купим томатного сока. Он хорошо помогает от похмелья, – сказала Джуди.

– Хорошо.

Я не выходил из машины, и она принесла две бутылочки сока – одну мне, одну себе.

Она отпила из своей и завела мотор. Мы ехали по пустым мокрым улицам – было еще, наверное, часов семь утра.

– Владимир, а ты уверен, что ты ночью в меня не кончил? – спросила Джуди.

– Мы же не ебались, ты только делала мне блоу-джоб.

– Ну, все равно. Мы были такие пьяные. – Она заулыбалась.

– Нет, я уверен, ничего такого не было.

– Когда ты возвращаешься в Россию?

– Через год.

– Значит, тебе еще можно будет писать на университетский имэйл?

– Да.