Текст книги "Призрак на вахте"
Автор книги: Владимир Шигин
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
Вся деятельность Эльфинстона в период перехода до Средиземного моря и в ходе Чесменского сражения на первый взгляд кажется совершенно авантюрной и бессмысленной. Поставленная в тупик его выходками, Екатерина II в своих письмах охарактеризовала действия английского контр-адмирала как несуразные, самого же его объявила сумасшедшим…
Но нет, сумасшедшим контр-адмирал Джон Эльфинстон никогда не был! Напротив, это был чрезвычайно грамотный и энергичный моряк, вот только задачи перед ним стояли особые…
Все несуразности и бессмысленности в поведении англичанина бесследно исчезают, если предположить лишь одно – контр-адмирал Эльфинстон являлся главой британской разведки на русских средиземноморских эскадрах и действовал исходя из интересов британской короны. Удивительно, но все действия его при такой изначальной задаче, если она стояла, сразу же становятся не только осмысленными и грамотными, но и блестяще исполненными! Пойдем от противного. Учитывая характер практической деятельности Эльфинстона, попытаемся проанализировать характер распоряжений, получаемых им от секретной службы британского Адмиралтейства.
Главной задачей всего задания Эльфинстону, если оно существовало, могло быть прежде всего ослабление русских военно-морских сил на Средиземном море. Это намерение вполне отвечало всему смыслу тогдашней британской внешней политики. Прежде всего, согласно ее логике, требовалось втянуть Россию в средиземноморские дела, а втянув, сделать все зависящее от Англии, чтобы Россия, не добившись решающих успехов на Средиземном море, находилась там как можно дольше. Выгода от этого для Лондона была двойная. Во-первых, постепенно увеличивалась зависимость России от Англии по всем направлениям. Во-вторых, усиливалась враждебность к Петербургу со стороны Версаля, всемерно стремившегося сохранить влияние на Средиземном море и в Леванте. А это, в свою очередь, обеспечивало Лондону надежного союзника при возможном столкновении с Францией.
На что могла быть направлена при этом деятельность Эльфинстона? Видимо, для раздробления сил необходимо было ни при каких обстоятельствах не соединяться с эскадрой адмирала Спиридова. Следовало любой ценой избегать оказания Спиридову помощи в боевых действиях по овладению Мореей (полуостров Пелопоннес). Исходя из этого – уничтожить находящийся на кораблях Второй эскадры сухопутный десант. В крайнем же случае – подставить относительно слабую Вторую эскадру (три корабля, два фрегата) под удар главных сил турецкого флота.
Выгодно ли было британскому Адмиралтейству в то время создавать для русских моряков тяжелую обстановку на Средиземном море? Анализ политической ситуации позволяет ответить на этот вопрос утвердительно. Прежде всего, потому, что Россия уже полностью развернула свою архипелагскую экспедицию и отступать ей было поздно.
Вся деятельность Эльфинстона полностью укладывается в данную схему. Прибыв с эскадрой в Средиземное море, он бросил на произвол судьбы у греческого местечка Рупино малочисленный десант (позднее он будет спасен героическими действиями адмирала Спиридова) и устремился на поиск турецкого флота.
Первое боевое столкновение русских моряков с главными силами неприятеля произошло 27 мая 1770 года и едва не закончилось трагически. Спасла случайность: турки приняли нападавшие на них корабли Эльфинстона за авангард объединенной эскадры. А.Г. Орлов писал Екатерине II: «Если бы Эльфинстон хоть чуть проиграл… могли бы все в порте (имеется в виду Наварин, который был к тому времени осажден турками. – В. Ш) быть заперты и неизбежно погибнуть».
Однако цель Эльфинстоном не достигнута, и он вновь пытается остановить турецкий флот у крепости Наполиде-Романи. Здесь он ведет себя еще более преступно, а в самый разгар сражения, когда уже наметился успех, спешно отходит!
Чего же добивался Эльфинстон, то атакуя турецкий флот, то, наоборот, спасаясь от него бегством? Если исключить «сумасшествие» контр-адмирала, то объяснение здесь может быть только одно: британский контр-адмирал всеми силами стремился устрашить Капудан-пашу и принудить его отвести свой флот в глубь архипелага, обрекая тем самым русских моряков на изнурительную многомесячную погоню. Что ж, задачу свою Эльфинстон выполнил с блеском! Вскоре турецкий флот исчез в лабиринте греческих островов и был обнаружен русскими лишь через месяц в Хиосском проливе с помощью греческих корсаров.
Столь явное преступное поведение командующего Второй эскадрой не могло остаться незамеченным и привело к беспрецедентному для русского флота событию. На военном совете капитаны кораблей отказались выполнять приказания командующего, если он не подчинится их требованиям. «…Русские держались в этом случае совершенно иного мнения, а командир (капитан корабля «Саратов» И.Я. Барш. – В.Ш.) имел даже смелость довести до сведения адмирала, что он решил отделиться от эскадры, если адмирал не намерен идти на соединение с отрядом адмирала Спиридова», – писал один из британских офицеров, бывших на Второй эскадре.
Только эта крайняя мера заставила Эльфинстона присоединиться к Первой эскадре. Однако и после соединения контр-адмирал стремился всячески тормозить боевые действия, полностью игнорируя распоряжения Спиридова и третируя его. Лишь прибывший к эскадре 11 июня 1770 года А.Г. Орлов пресек подрывную деятельность британского эмиссара.
Получив первый серьезный отпор, Эльфинстон изменил тактику своих действий и стал концентрировать на кораблях эскадры соотечественников – англичан, добиваясь даже перевода их к себе с кораблей Первой эскадры в обмен на русских офицеров. Так, первоначально он заменил капитана своего флагманского корабля С.П. Хметевского на В. Роксбурга. Эльфинстон копил силы для последующей борьбы.
Тем временем, активно осуществляя поиск неприятеля, русская объединенная эскадра 23 июня 1770 года обнаружила турецкий флот у острова Хиос. Состоялся военный совет флагманов и капитанов. На нем обсуждался план атаки. Выступил на совете и Эльфинстон, однако ввиду полной абсурдности его план был единодушно отклонен. В свою очередь Эльфинстон наотрез отказался возглавить авангард, сославшись на то, что не может «рисковать на нем своей репутацией». Совет принял план атаки адмирала Г.А. Спиридова, который и возглавил авангард русской эскадры.
Почему же Эльфинстон отказался поднять на крюйс-стеньге передового корабля свой флаг? Прежде всего, видимо, потому, что боялся остаться без единомышленников-соотечественников в решающий момент. Не менее важной причиной могло быть и то, что от командующего авангардом требовались в предстоящем сражении решительные действия, при этом любая попытка Эльфинстона уклониться от утвержденного плана боя была бы сразу же пресечена с самыми печальными последствиями для ее организатора. И наконец, английский контр-адмирал мог рассуждать так: находясь на кораблях арьергарда, куда был назначен Орловым, он мог бы больше повлиять на исход сражения в нужный для того момент.
Бой 24 июня с турецким флотом был ожесточенным. Русские корабли атаковали неприятеля с дистанции пистолетного выстрела, несмотря на тройной перевес турок в силах. Шести русским линейным кораблям противостояли шестнадцать турецких. Арьергард Эльфинстона же на протяжении всего сражения в бой так и не вступил! Британский контр-адмирал еще раз сделал все возможное для того, чтобы поставить русскую эскадру на грань поражения. «При сближении же арьергардия спустилась вдруг на пистолетный выстрел и произвела по неприятелю сильную картечную стрельбу, которую, однако же, скоро прекратила, ибо корабль «Святослав» (флагманский корабль Эльфинстона. – В.Ш.)… в половине сражения поворотил оверштаг, чему и вся эскадра последовала и таким образом более в сражение вступить… не могла», – писал один из очевидцев тех событий. Этот преступный маневр арьергарда подтверждает в своих мемуарах и другой участник сражения, князь Ю.В. Долгорукий.
Однако вопреки всем стараниям Эльфинстона русские моряки уничтожили флагманский турецкий корабль, и неприятель в полном расстройстве бежал в Чесменскую бухту. Спустя сутки, ночью, русская эскадра решительно атаковала и полностью истребила весь турецкий флот. В результате Чесменской победы русские моряки обеспечили себе полное господство на Средиземном море до самого окончания войны.
Как же отреагировала на Чесменскую победу Англия? Академик Е.В. Тарле характеризует ее отношение к случившемуся следующим образом: «Лорды Адмиралтейства и с ними британский кабинет могли усмотреть… в Чесменском событии две стороны: отрицательную и положительную. Плохо было то, что Екатерине невероятно блестяще удалось это головокружительное предприятие – перебросить с Балтийского моря в Архипелаг большой флот и уничтожить дотла весь прекрасно вооруженный и крупный количественно флот Турецкой империи; нехорошо было и то, что появление Орлова сопровождалось смутами и восстаниями в Морее и других местах, населенных христианскими подданными Порты…»
Британские спецслужбы действовали быстро и решительно. Не прошло и месяца, как английское Адмиралтейство имело уже самые подробные отчеты о происшедшем от своих агентов.
Первым понял всю опасность реакции Англии на истребление турецкого флота адмирал Г.А. Спиридов, который немедленно предложил свой вариант выхода из сложившейся ситуации. «Ежели б англичанам… сей остров (Парос. – В.Ш.) с портом Аузой и Антипаросом предать, – писал он А.Г. Орлову, – то, хотя и имеют они у себя в Мидетерани (в Средиземном море. – В.Ш.) свои порты, не один миллион червонных с радостью дали». Короче говоря, адмирал предлагал откупиться от раздосадованных чужой удачей англичан. Российское правительство, однако, на это не пошло.
Британское же правительство реагировало на Чесменскую победу весьма оперативно. В Средиземное море была незамедлительно отправлена эскадра вице-адмирала Сандерса, превосходившая русскую по мощи бортового залпа в два с половиной раза. К самой русской эскадре был направлен фрегат «Винчелси», имевший задание отозвать все ранее зафрахтованные в Англии транспорты, то есть лишить Орлова и Спиридова вспомогательных сил.
Тогда же покинула эскадру и большая часть нанятых английских офицеров. Былое пренебрежение к русским морякам сменилось у англичан плохо скрытой боязнью. Не желая рисковать, Сандерс держался со своими кораблями поодаль, стараясь в то же время быть в курсе всех дел на русской эскадре. Помощники для этого у него там были… Прежде всего, им надлежало выяснить, что же намерены предпринять русские и насколько их планы будут соответствовать планам британских политиков. Англичан же теперь интересовало только одно – возможная блокада Дарданелл, которая неминуемо привела бы к упадку французской торговли в Средиземноморье, а следовательно, и к росту британского авторитета в этом регионе.
Тем временем на русской эскадре происходили весьма важные события. Сразу же после Чесменского сражения на совете флагманов было рассмотрено предложение адмирала Спиридова о нанесении удара по турецкой столице и о последующем прорыве эскадры в Черное море. «Отныне перед нами лежал прямой путь к сердцу Блистательной Порты, через Дарданеллы и Мраморное море к Стамбулу. Сейчас одним прыжком можно было проникнуть в Босфор и оттуда выйти на черноморские просторы, пожав таким образом плоды Чесменской победы», – писал, оценивая сложившуюся ситуацию, историк Е.С. Юнга.
Идея Спиридова сразу же нашла поддержку у капитана бригадирского ранга Грейга, у капитанов других кораблей. «Обо всем этом тотчас после победы при Чесме советовал Орлову не один Спиридов, – писал Е.С. Юнга. – Мнение моряков полностью совпадает с мнением первого флагмана флота. Увы, стоило обстановке разрядиться, и фаворит (А.Г. Орлов. – В.Ш.) отверг советы Спиридова, несмотря на то, что даже Грейг, обычно без лишних разговоров исполнявший волю Орлова, был за поход к Босфору. А ведь все подсказывало такой поход».
Почему же заколебался в принятии решения Алексей Орлов? Ведь в случае успеха операции, нанесения удара по Стамбулу и прорыва в Черное море боевой эскадры Турция могла быть выведена из войны в кратчайшее время. Причин могло быть несколько.
Во-первых, главнокомандующий по незнанию обстановки мог опасаться огня турецких дарданелльских батарей, мимо которых пришлось бы прорываться эскадре.
Во-вторых, определенные сомнения могли возникнуть у него из-за трудностей перебазирования эскадры в Черное море.
В-третьих, А.Г. Орлов, как главнокомандующий всеми русскими вооруженными силами на Средиземноморье, не мог быть особо заинтересован в том, чтобы, отправив эскадру в Черное море, самому остаться без сил и средств.
И наконец, Екатерина II не давала А.Г. Орлову на сей счет никаких указаний!
Однако, исходя из мемуаров С.К. Грейга, можно сделать вывод о том, что А.Г. Орлов все же решился на дарданелльский прорыв. При этом было задумано вначале захватить остров Лемнос, являвшийся ключом к Дарданеллам. Грейг вспоминал: «…Сам же (А.Г. Орлов. – В.Ш.) с остальною частью флота направился к острову Лемносу с намерением овладеть им. Он считал этот остров выгоднейшим пунктом… он лежит близ входа в Дарданеллы, сквозь которые граф твердо решил прорываться по овладении островом Лемносом, что дало бы ему безопасное убежище для флота в случае неудачи в этом предприятии».
Русский военный историк А.И. Петров в своем двухтомном исследовательском труде «Война России с Турцией и польскими конфедератами в 1768–1774 годах» показал плачевное состояние турецких укреплений в Дарданеллах. Но ведь Петров изучал события русско-турецкой войны в шестидесятых годах XIX века, и, может быть, в исследования его вкралась какая-то ошибка или, по крайней мере, неточность? Существуют ли более близкие по времени к описываемым событиям источники, где бы давалась объективная картина состояния дарданелльских укреплений?
Оказывается, такие источники есть! Еще в 1793 году в Средиземное море был послан с разведывательными целями один из опытнейших капитанов Российского флота, герой сражения у берегов Балаклавы Кингсберген. Результатом его длительной поездки стала книга «Новейшее описание Архипелага», вышедшая в Москве. В ней скрупулезно описаны все острова Греческого архипелага, береговые укрепления, глубины и грунт в бухтах, подводные течения. Есть там и данные по дарданелльским укреплениям. И хотя 1770 год отстает от 1793-го почти на четверть века, видимо, общее состояние дарданелльской обороны, с учетом того, что у турок в это время не было особого повода заботиться об усилении укреплений в проливах, существенно не изменилось.
Итак, попробуем перенестись в XVIII век, на обрывистые берега Дарданелл и вместе с храбрым капитаном Ваном Кингсбергеном оценить боевые возможности турецких крепостей.
Первой на входе со стороны Эгейского моря в пролив возвышалась зубчатыми бастионами крепость Румелигиссан. О ней Кингсберген написал весьма лаконично: «…Один только корабль мог бы одолеть всю сию артиллерию».
Идем дальше! Вторая крепость: «…Сия батарея издали кажется гораздо сильнее, нежели такова она на самом деле, потому что находящиеся на ней орудия большей частью к употреблению негодные, а стены совсем обвалились. В крепости живет комендант, а гарнизона в ней не бывает».
Еще одна цитадель на европейском берегу: «…Четыре из самых больших орудий к употреблению совершенно не годятся. Двадцатичетырехвершковые употребляются обыкновенно к салютованию».
Крепость Анатолии Инги-Гиссан: «…Цитадель же хуже прочих сделана, стены ее не очень высоки…»
Но и это не все! Подведя итог общему состоянию обороны Дарданелл, Кингсберген делает ошеломляющее заключение: «Сие известно, что помянутые четыре цитадели, в рассуждении нынешнего состояния своего, не в силах отразить вступление эскадры в Дарданелльский пролив. Ежели угодно было графу Алексею Григорьевичу Орлову, то после счастливой победы при Чесме легко было б ему овладеть Дарданелльским проливом. Тяжелые орудия сих крепостей столь худо расставлены, что кораблям не много или совсем нечего их опасаться».
Не верить заключению такого опытного моряка и воина, как Кингсберген, у нас нет никаких оснований. Однако у читателя может возникнуть законный вопрос: конечно, с укреплениями Дарданелл все предельно ясно, но, может быть, у самого Стамбула перед русскими кораблями выросли мощные турецкие укрепления, пройти мимо которых было невозможно? Опять обратимся к Кингсбергену. Что же пишет он о стамбульских твердынях? «…Цитадели не могут ни к чему служить, потому что они сделаны на низменном месте при возвышении так худо, как больше не можно…»
Не в лучшем состоянии были и столичные укрепления: «…Три городские стены состоят в самом худом положении… превращаются в кучи камней; на некоторых же местах обросли травою и кустарниками… Ров… обвалившимися стенами… вконец засорился». Да, более удручающее зрелище, наверное, трудно себе и представить!
И наконец, последняя возможная преграда – дворец самого султана, расположенный на берегу моря. Но и здесь Кингсберген указывает на то, что «оный окружен… стеной с четырехугольными башнями без бойниц, которые в иных местах обвалились…»
Итак, общая картина обороны Дарданелл предельно ясна. Но сразу же возникает другой вопрос: знало ли русское командование в 1770 году о состоянии неприятельских укреплений? Даже если предположить, что полной ясности у него не было, то, учитывая активную помощь греческих корсаров в сборе разведданных, можно не сомневаться, что кое-что и Орлову, и Спиридову было известно.
В этих условиях русское командование принимает единственно верное решение: высадить десант на остров Лемнос и захватить главную крепость острова – Пилари; кроме того, было решено немедленно провести разведку Дарданелльских проливов и состояния турецкой береговой обороны. Началась самая настоящая подготовка к прорыву в Черное море. Однако здесь была допущена одна трагическая ошибка. Для проведения разведки определили наименее поврежденные в Чесменском сражении корабли – а это, естественно, были корабли арьергарда! Командовать же ими поручили… контр-адмиралу Эльфинстону!
Но почему Эльфинстон не был арестован или хотя бы как-то наказан за свое поведение в Чесменском сражении? Скорее всего, Алексей Орлов под впечатлением небывалой в истории Российского флота победы просто-напросто простил англичанина. Кроме того, в связи с отрицательной реакцией Лондона на Чесму он мог постараться сам замять это дело, чтобы не вызывать еще большей агрессивности со стороны англичан. Как бы то ни было, но чесменское предательство сошло Эльфинстону с рук; мало того, он получил возможность снова влиять на действия Средиземноморской эскадры.
Как же относился Эльфинстон к идее дарданелльского прорыва? Будучи агентом британской морской разведки, контр-адмирал не мог не понимать, что в случае удачи этого предприятия британская политика на Средиземном море потерпит полных крах, так как, поставив Турцию на колени, Россия в скором времени выйдет из политической игры, оставив Англию один на один с ее самым опасным соперником – Францией. Однако на словах Эльфинстон не только не выступил против прорыва в Черное море, но даже попытался объявить себя его инициатором. Время его действий еще не приспело!
Вскоре, наполнив паруса попутным ветром, «Святослав», «Не тронь меня» и «Саратов» устремились к дарданелльским теснинам. Над передовым кораблем реял на ветру контр-адмиральский флаг.
Появление русских при Дарданеллах вызвало панику среди турок. «Европейский берег был усеян войсками, – вспоминал один из участников этого рейда. – Наши залпы имели действие поразительное: неприятельский огонь сейчас же ослабел, и войска стали поспешно отступать в глубь полуострова». Но и в такой, казалось бы, самой благоприятной обстановке Эльфинстон не растерялся и сделал все возможное, чтобы наглядно показать Орлову всю бесполезность и бессмысленность его затеи. «В это время стало задувать от N, и адмирал (Эльфинстон. —
В.Ш.) сигналом приказал повернуть через фордевинд и лечь на норд. Но только что корабли успели исполнить этот сигнал, заштилело, и нас подхватило течение. «Не тронь меня» навалило на «Саратов», а «Святослав» на «Не тронь меня», – вспоминал позднее о маневре Эльфинстона один из участников экспедиции.
Вернувшись к главным силам, контр-адмирал доложил, что форсирование пролива невозможно из-за сильного встречного течения. Доклад Эльфинстона был далек от истины. Дело в том, что в августе поверхностное течение на самом деле противно ходу кораблей в Черное море, но с первых чисел сентября оно меняет свое направление, а значит, не только не препятствовало прорыву, но, наоборот, способствовало ему. Эти данные взяты из лоции Дарданелл, изданной в 1772 году Московским университетом.
Но у Эльфинстона случился сбой. Ему не поверили. На русской эскадре было достаточно греческих лоцманов, отлично знавших воды пролива и способных разоблачить ложные утверждения англичанина. А.Г. Орлов форсирование пролива не отменил, а перенес на первые числа сентября 1770 года. В течение августа русские корабли еще не раз подходили к Дарданеллам, выявляя слабые места турецкой обороны и проводя промеры глубин.
События развивались стремительно, и, видя, что он бессилен что-либо предпринять, Эльфинстон теряет хладнокровие. Вступив в открытую борьбу с Орловым и Спиридовым, он заходит слишком далеко. Поведение его становится не только вызывающим, но и открыто враждебным. А.Г. Орлов, которому поведение контр-адмирала кажется все более подозрительным, предупреждает его о возможном снятии с должности. Одновременно в Санкт-Петербург уходит его послание: «Ежеле контр-адмирал Эльфинстон не переменит своего поведения, я принужденным найду, для пользы службы вашего величества, отнять у него команду…»
В первых числах сентября 1770 года гарнизон турецкой крепости Пилари на острове Лемнос принял, наконец, все до единого условия капитуляции. В крепости уже побывали представители русской армии, которые описали цейхгаузы со всеми припасами. Над крепостью был поднят белый флаг, и через двое суток русские войска должны были вступить на ее территорию. Дарданелльский прорыв Средиземноморской эскадры становился делом ближайшего будущего.
Что же мог предпринять и что предпринял в этой ситуации Эльфинстон? Ведь времени у него почти не оставалось, Лондон был далеко, и рассчитывать на его советы теперь не приходилось. Решать задачу по срыву операции в Черном море надо было самому.
Именно в это решающее для операции время на эскадре внезапно объявился некий англичанин Гордон, которого Эльфинстон, пользуясь своим правом командующего эскадрой, немедленно принял к себе… лоцманом! Уже одно это говорит о многом: при русской объединенной эскадре было полным-полно опытнейших лоцманов из греков, знавших здешние воды как свои пять пальцев! Но вместо них английский контр-адмирал берет своего соотечественника!
По прибытии на флагманский корабль Эльфинстона «Святослав» Гордон сразу же подвергся опросу на знание особенностей мореплавания в Эгейском море и проливах. Опрос этот провели офицеры корабля, в познаниях местных вод сами уже поднаторевшие. Результат опроса был невероятен – ни на один из заданных вопросов новоиспеченный лоцман не смог дать сколько-нибудь вразумительного ответа. Этот факт подтвержден официальными документами. О вопиющей некомпетентности лоцмана офицеры «Святослава» немедленно поставили в известность своего капитана Роксбурга и самого Эльфинстона. Однако ни тот ни другой никаких мер не приняли и лоцмана не заменили. Контр-адмиралу было не до офицерских расследований, в плетении интриг дорог был каждый час!
Около семи часов вечера 16 сентября 1770 года, когда сумерки начали опускаться на море, флагманский корабль Эльфинстона внезапно снялся с якоря и, подняв все паруса, устремился в неизвестном направлении. Пока на эскадре разбирались, куда и зачем повел корабль Эльфинстон, прошло время. Между тем паруса «Святослава» скрылись в сгустившейся темноте южной ночи. Контр-адмирал вел корабль к юго-западной оконечности острова Имброс – туда, где в сплошной ряби волн громоздились многочисленные рифы. «Святослава» гнали на смерть!
Достоверно известно, что ни А.Г. Орлов, ни Г.А. Спиридов о предстоящем плавании в известность поставлены не были. Более того, Эльфинстон, находясь в подчинении у Орлова, не имел на это самостоятельное плавание никаких прав. Все так, но иного выхода у британского агента уже не было…
В ночь на 17 сентября 1770 года самый мощный корабль Средиземноморской эскадры 80-пушечный «Святослав» был на полном ходу посажен на рифы…
Очевидцы этого кораблекрушения, одного из самых странных и загадочных в истории русского флота, отметили в своих показаниях, что курс, ведущий корабль на рифы, был указан лично Эльфинстоном через капитана Роксбурга. Тот же Роксбург приказал указанного курса ни при каких обстоятельствах не менять, а отчаянная попытка штурмана отвернуть в сторону была немедленно пресечена бдительным «лоцманом» Гордоном!
Брошенные в погоню за беглецом русские корабли нашли «Святослава» только утром. Истерзанный корабль прочно сидел на камнях, а волны, свирепо бившие в корпус, довершали черное дело. А.Г. Орлов послал к месту трагедии почти всю эскадру, однако было уже поздно, спасти корабль не удалось.
Капитан линейного корабль «Три Святителя»
С.П. Хметевский в своих воспоминаниях так описывает случившееся: «Узнали от греков, что «Святослав» сел на мель к востоку от Лемноса и уже стоит несколько дней и неизвестно кем зажжен. Хотя недалеко стоял «Саратов» и другие суда, с корабля ничего не спасли, все погибло. Контр-адмирал Эльфинстон перенес флаг на «Не тронь меня» и ушел к Лемносу…»
Однако главная беда была еще впереди и заключалась она вовсе не в потере 80-пушечного корабля. Дело в том, что, пока русская эскадра занималась спасением «Святослава», турки на гребных судах прорвались к крепости Пилари и доставили туда войска и припасы. Крепость немедленно спустила белый флаг и продолжила оборону. Поражает необыкновенно точный расчет турок: кажется, будто об отходе эскадры от Лемноса им было известно заранее…
Возобновление турками обороны Пилари поставило Орлова и Спиридова перед очень тяжелым выбором. Было совершенно ясно, что осада крепости может затянуться, да и вероятность ее взятия становилась весьма невысокой. Кроме того, надвигался период осенних штормов, а эскадра не имела даже временной стоянки. В этих условиях было принято единственно верное решение – отвести эскадру в глубь архипелага, обустроиться в одной из защищенных от ветра бухт, а к Дарданеллам высылать блокадные отряды. Возможность прорыва кораблей в Черное море была упущена окончательно. Раздосадованный случившимся, А.Г. Орлов сообщал находившемуся в отдельном плавании Г.А. Спиридову: «Несчастный случай, потерянием корабля последовавший по обстоятельствам нынешних наших предприятий, столь чувствителен, что я не могу достаточно описать вам своего сожаления».
Теперь, когда дело было сделано, Эльфинстону предстояло спасать себя. Едва покинув палубу загубленного им «Святослава», контр-адмирал сразу же отписал Н.И. Панину:
«Никогда не забуду потеряние «Святослава»… Я надеюсь, что как скоро в этом деле публично справиться можно, то виновные будут наказаны, ибо никто, никогда столь постыдным образом корабля не терял. Подумайте, ваше сиятельство, какое мне было удивление, когда я был первая особа на корабле, который почувствовал, что оный ударился о мель».
Воздержимся от комментариев, письмо говорит само за себя…
Вслед за первым письмом он срочно шлет Панину второе. Чувствуя, что разоблачение близко, Эльфинстон пытается свалить вину за гибель «Святослава» на ставшего ему неугодным капитана Роксбурга. Так вот зачем в свое время прибрал он к рукам этого слабохарактерного, нерешительного англичанина! Эльфинстон пишет: «Причину потеряния корабля «Святослав» приписываю я… капитану Гордону, которого, я надеюсь, при первом случае публично за то судить станут».
Что же касается обвинения «лоцмана», то здесь Эльфинстон не волновался. Контр-адмирал знал, что о своем спасении Гордон позаботиться сумеет!
Попытки выгородить себя в деле гибели «Святослава» Эльфинстону не удались. Граф Орлов все понял и начал действовать решительно. Превысив свои полномочия, он арестовал Эльфинстона. Одновременно с ним был взят под стражу и таинственный «лоцман» Гордон. Капитан «Святослава» Роксбург, несмотря на все ухищрения своего бывшего покровителя, аресту не подвергся. Что тому причиной? Заступничество ли со стороны любимца Орлова Самуила Грейга, который не остался равнодушным к судьбе двоюродного брата, явная ли подстава Роксбурга Эльфинстоном как мальчика для битья? Кто знает…
А вскоре на эскадре состоялся суд. Контр-адмирал Эльфинстон был обвинен в «принятии несведущего лоцмана и излишней к нему доверенности», однако огласить приговор Алексей Орлов не решился, и контр-адмирал был под конвоем препровожден в Санкт-Петербург.
Тем временем произошло событие, которого не ожидал никто. Таинственный «лоцман» Гордон, приговоренный судом к смертной казни «через расстреляние», в ночь перед исполнением приговора бежал из-под стражи… к туркам! Что ж, видимо, у «лоцмана» были основания полагать, что турки отнесутся к нему весьма доброжелательно. Как тут не вспомнить необыкновенно точную осведомленность неприятеля о выходе эскадры для спасения «Святослава»! И еще. Мог ли бежать пленный англичанин, не зная паролей дозорных караулов? В такое верится слабо! Не сработали ли здесь тайные пружины британской агентуры, спасшей столь ценного и заслуженного агента, как «лоцман» Гордон?
Именно в эти дни А.Г. Орлов, сытый по горло действиями иностранных агентур, слезно обращается к Екатерине II с просьбой не присылать более на эскадру иностранцев. «…Довольно уже усмотрено между российскими людьми и иностранцами великих различий», – сообщает он.
Тем временем в Петербург под усиленным караулом привозят контр-адмирала Эльфинстона. Англичанин сразу же предпринимает отчаянную попытку прикрыться авторитетом Н.И. Панина, для которого он столько сделал в свое время. Но в политике друзей нет! Каждый сам за себя – таков закон политических интриг. Поняв, что Эльфинстон потерпел крах, Панин отвернулся от своего бывшего подопечного. Брошенный всеми, Эльфинстон ожидал для себя худшего… Но императрица Екатерина II внезапно прекратила разбирательства; Эльфинстона немедленно рассчитали и сразу же изгнали из России.