Текст книги "«Спасите наши души»"

Автор книги: Владимир Шигин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)

Мороз пробежал по коже. Неужели катастрофа? Ветер усилился до 8—9 баллов. Крупная, резкая волна не позволяет даже подумать о том, что в этой точке удастся спустить баркасы и принять с борта «Касимова» оставшихся в живых подводников с К-8.

В 22.00 действительно подошел командующий флотом на «Мурманске». Обменявшись мнениями, решили сниматься с якоря и идти искать новую точку к северу от Фарер, где под прикрытием островов волна должна быть поменьше. «Скромный» оставили в прежней точке для встречи теплохода «Касимов» и сопровождения его к нам.

Часам к 3 утра нашли новую точку у северной оконечности одного из Фарерских островов и стали в трех милях от внешней границы территориальных вод Дании. Через полчаса неподалеку от нас отдал якорь «Мурманск». Волна здесь хоть и поменьше, но все-таки очень противная.

Связавшись с крейсером по радиотелефону, я переговорил с комфлотом, доложил ему, что в темноте пересадку подводников с «Касимова» на «Волгу» делать опасно, просил подождать до утра. Адмирал Лобов сообщил о том, что по донесению корабля радиотехнической разведки «Харитон Лаптев» подводная лодка К-8 затонула утром 12 апреля при глубине 5000 метров. Прием уцелевших подводников с «Касимова» разрешил производить с рассветом. Сказал, также, что утром с «Мурманска» на «Волгу» переедут: член Военного совета флота вице-адмирал Сизов, заместитель начальника боевой подготовки ВМФ контр-адмирал Прокофьев, старший инспектор политуправления ВМФ контрадмирал Носков и начальник особого отдела КГБ по Северному флоту контр-адмирал Шилин.

Мне и Зарембовскому комфлот приказал включиться в эту адмиральскую группу и до возвращения в Североморск произвести предварительный анализ обстоятельств и причин катастрофы.

...Всю ночь потратили на то, чтобы подготовить два баркаса «Волги» к работе в штормовых условиях. Проверили двигатели, весла, уключины, наличие топлива, масла, пресной воды. Усилили расчеты баркасов опытными офицерами и матросами из состава экипажа Черненко. Добровольцем просился каждый второй. Доукомплектовали баркасы спасательными жилетами и кругами, швартовыми концами и кранцами, опорными крюками и выбросками, легководолазным снаряжением и портативными рациями.

К 6 утра в нашу точку подошел «Касимов», а через полтора часа, когда окончательно рассвело, я приказал спустить баркасы и начать перевозку подводников. Ушел первый баркас, и все мы с трепетом наблюдали за перемещением этого утлого суденышка на крутой волне, а когда он от борта «Касимова» отправился в обратный путь, то навстречу ему от «Волги» отвалил второй.

Погода на пределе. Баркасы при подходе к кораблям подбрасывает метров на пять и норовит с размаху ударить о борт, но ловкие моряки сдерживают их опорными крюками и успевают (между двумя бросками) принять или подать к штормтрапу очередного подводника.

Поволноваться пришлось изрядно. Каждого человека поднимали поодиночке, обвязав подмышками удавкой страховочного конца. Три часа простоял я на верхней площадке трапа, пристегнувшись цепочкой к леерным рымам, однако операция, в конце концов, удачно завершилась, и все 72 спасенных подводника с К-8, так же как и 4 адмирала с «Мурманска», оказались у меня на борту.

Подводников встречали врачи, осматривали и немедленно отправляли мыться, переодеваться и завтракать, а адмиралов я распределил по каютам и напоил горячим чаем.

Впрочем, состояние у всех оказалось сносным, поэтому адмиральская комиссия, оккупировав флагманский салон, без промедлений начала поочередный опрос принятых на борт.

Руководил этим процессом Федор Яковлевич Сизов. Подводников по одному приглашали в салон, усаживали в мягкое кресло у торца стола и просили рассказать все, что они помнят и знают. Слушали не перебивая. Потом задавали вопросы и, наконец, пересадив за отдельный столик и снабдив бумагой, просили изложить все в письменном виде.

Тем временем, «Волга», подняв и закрепив на палубе чудом уцелевшие баркасы, снялась с якоря и полным ходом направилась домой. Комфлот по радиотелефону поблагодарил за работу, пожелал счастливого плавания и сообщил, что «Мурманск» с кораблями охранения уходит для действий по плану маневров «Океан».

Лишь поздно вечером 16 апреля мы закончили сбор устных и письменных показаний оставшихся в живых членов экипажа К-8, за исключением, правда, капитана 1-го ранга Владимира Каширского, который оказался на борту «Харитона Лаптева», куда перешел с лодки для того, чтобы, используя скрытую связь этого военного корабля, доложить в Главный штаб обстановку и обстоятельства аварии. Возвратиться на аварийную лодку Каширский не успел.

По мере продвижения «Волги» на север погода постепенно улучшалась, волна утихала, пока не улеглась совсем, и родимое Баренцево море встретило нас полным штилем и оранжевым солнцем, бродящим неподалеку от горизонта.

К тому времени мне уже стало известно, что в Североморске находится адмирал флота Владимир Афанасьевич Касатонов, назначенный председателем государственной комиссии по расследованию причин и обстоятельств катастрофы К-8. Вместе с представителями науки и промышленности он ожидал прибытия уцелевшей части экипажа».

Вспоминает контр-адмирал в запасе А.С. Скворцов, бывший в 1970 году старшим помощником командира крейсера «Мурманск»: «В море мы вышли в самом начале апреля. Корабль выступал в роли флагмана Северного флота на начинающихся маневрах «Океан». В ходе развертывания сил крейсер находился в районе острова Новая Земля. Находящийся на борту «Мурманска» командующий флотом уже начал управление силами в своей оперативной зоне. И вдруг – шифровка от главнокомандующего из Москвы: «Широта– долгота– Немедленно начать движение полным ходом». Что это значит? Во всяком случае, предполагаем что-то неприятное, задача, очевидно, будет поставлена позже. Приказ есть приказ. Дивизиону движения боевая готовность № 1. Шесть главных котлов на полную производительность. Обе машины вперед самый полный! Взревели турбины. Даем 28 узлов. Огромный крейсер дрожит как в лихорадке. Что случилось, остается только догадываться. Вскоре от адмирала Лобова узнаем, что потерпела аварию наша атомная лодка. Экипаж уже несколько суток борется за живучесть. Лодка в надводном положении, хода не имеет, реактор заглушён, в ряде отсеков пожар. Плохое начало. У всех нас настроение на нуле. Хочется быть там немедленно, оказать помощь, в которой нуждаются наши ребята– подводники. Но по воздуху не полетишь! Даже самым полным ходом, которым мы бежим, до встречи с аварийной лодкой около четырех суток. Мы уверены, что командованием ВМФ принимаются все меры к оказанию помощи, а если надо – к спасению экипажа, но легче от этого не становится. Сжигая по восемьсот тонн мазута в топках котлов, мы только единожды за четверо суток немного притормозили, пополняя топливо с танкера, и снова продолжили свой сумасшедший бег. Все это время экипаж почти не спал, все непрерывно находились на боевых постах. Ведь при таком режиме работы технических средств и механизмов могли случиться любые осложнения. Мы сделали все, что было в наших силах, но, к сожалению, прийти на помощь подводникам так и не успели. Подводная лодка затонула, когда нас отделяло от нее каких-то пятьдесят миль...

На месте гибели лодки провели траурный митинг. Не скрывали слез ни молодой матрос, ни командующий флотом...»

Через сутки в районе гибели «восьмерки» оставались лишь «Харитон Лаптев» с «Комсомольцем Литвы». Через некоторое время к ним подошел большой ракетный корабль «Бойкий». С «Лаптева» проводили ежечасные замеры радиации, брали пробы воздуха и воды на разных глубинах. Радиоактивный фон остался без изменений – экипаж К-8 до конца исполнил свой долг перед человечеством...

В течение трех суток, выстроившись в строй фронта, два корабля и судно беспрерывно утюжили место гибели атомохода в тщетной надежде обнаружить хоть что-то. В небе над ними кружили самолеты: наши Ту-95, американские «Орионы» и английские «Шеклтоны». Лишь 15 апреля по приказу из Москвы, приняв на борт капитана 1-го ранга Каширского, БРК «Бойкий» взял курс на Балтийск. Ушел по своему маршруту и «Комсомолец Литвы». На месте катастрофы остался лишь «Лаптев». Но и здесь не обошлось без сюрприза Неподалеку от места трагедии «Бойкий» обнаружил неизвестную подводную лодку, которая, энергично маневрируя в глубине, стремилась прорваться в точку гибели К-8. Установив с подводной лодкой гидролокационный контакт, «Бойкий» в течение двух часов гнал ее впереди себя, а затем, дав самый полный ход, повернул на Балтийск. Командование военно-морского флота требовало доставить к ним как можно скорее капитана 1-го ранга Каширского для выяснения всех обстоятельств гибели атомной лодки.

Государственная комиссия приступает к работе

Уже на следующий день после гибели К-8 в Вашингтоне представитель Пентагона провел пресс-конференцию с представителями американских средств массовой информации. Ошарашив собравшихся, он заявил: «В конце прошлой недели в Атлантике, очевидно, затонула советская атомная подводная лодка. Патрульный самолет обнаружил подводную атомную лодку в надводном положении, видимо, в состоянии бедствия. Позднее там же были обнаружены два советских корабля, пытавшихся взять лодку на буксир. Утром в воскресенье лодка исчезла, были обнаружены только маслянистые пятна – возможное свидетельство гибели подводной лодки. Американских кораблей или подводных лодок в данном районе океана не было. Подводная лодка опознана, как относящаяся к типу «Новембер». Ее экипаж составляет обычно 88 человек. Согласно справочнику «Джейн», в СССР построено 15 подобных лодок. Никаких сношений между руководством США и СССР в связи с происшедшим инцидентом не было. Советскую подводную лодку наблюдали наши и английские самолеты до воскресенья. В этом же районе совершали полеты и советские самолеты, которые, скорее всего, прилетали из района Мурманска. О судьбе экипажа нам ничего неизвестно, но вполне возможно, что он был снят на находившиеся рядом суда еще до гибели подводной лодки».

Четырнадцатого апреля в Лондоне перед журналистами выступил и представитель министерства обороны Великобритании, сообщивший журналистам следующее: «В прошлую пятницу во время обычного патрульного полета самолет морской авиации «Шеклтон» обнаружил советскую подводную лодку в 550 милях к юго-западу от Англии. Лодка была в надводном положении и без хода. В том же районе позднее были обнаружены два судна, с которых были спущены шлюпки. Эти суда оставались в районе и в воскресенье Лодки около них обнаружено не было. Возможно, что она затонула. Судьба экипажа неизвестна. Отмечена значительная активность советской авиации в данном районе».

В тот же день радиостанции «Голос Америки» и Би-би-си, ведущие трансляцию на СССР, сообщили на весь мир, что «14 апреля в районе к юго-западу от Великобритании потерпела аварию советская атомная подводная лодка Самолетами ВВС Великобритании и США в районе гибели лодки замечено в воде большое масляное пятно».

В советской прессе о гибели К-8 не сообщалось. Страна готовилась к столетнему юбилею Ленина, и передовицы газет были полны сообщений о ходе подготовки трудовых коллективов к этому событию. На все, что имело отношение к трагедии в Северной Атлантике, был немедленно наложен гриф строжайшей секретности, неукоснительно соблюдаемый почти четверть века. Все это время о гибели атомохода говорили лишь в кругу своих товарищей офицеры-подводники, да ходили, обросшие целым ворохом домыслов, легенды по всем четырем флотам. И даже когда несколько лет спустя в далеком Гремихском гарнизоне откроют памятник погибшим, то оставшихся в живых членов экипажа К-8 на него не пригласят, «во избежание возможной моральной травмы и по соображениям режими ости»...

Но все это будет потом, а пока оставшиеся в живых подводники приходили в себя на борту плавбазы «Волга», уже взявшей курс к заполярным берегам. Из Москвы на Северный флот вылетела правительственная комиссия, а в самой Гремихе готовились оповещать жен погибших...

Еще продолжалась борьба за спасение лодки, а в Москве по приказу министра обороны Маршала Советского Союза Гречко была создала Государственная комиссия по расследованию обстоятельств аварии. Свою подпись под приказом маршал поставил 11 апреля.

Председателем комиссии был назначен первый заместитель главнокомандующего ВМФ адмирал флота В.А. Касатонов. Безусловно, что из всех возможных кандидатур это был самый удачный выбор. Биография адмирала флота Касатонова еще ждет своего персонального исследователя, ибо и сам адмирал как личность, и пройденная им служба чрезвычайно интересны и уникальны.

В выборе В.А. Касатонова председателем комиссии основную роль, видимо, сыграло то, что адмирал являлся одним из опытнейших подводников флота, начавшим службу еще в тридцатых на легендарных «барсах» и прошедшим все ступени нелегкой подво– дницкой службы. Прекрасно знал адмирал и атомный флот, немало отплавав на атомоходах в бытность свою командующим Северным флотом. Но не этим он остался в памяти членов экипажа К-8. Была у старого подводника черта, о которой не принято писать в анкетах и аттестациях, – огромная человечность. Несмотря на свой внешне суровый и строгий вид, Касатонов всегда был чуток по отношению к людям, особенно заботливо относясь к тем, кто волею судьбы попадал в экстремальные ситуации.

Под стать председателю были и другие члены комиссии – первый заместитель командующего Северным флотом вице-адмирал А.И. Петелин (зам. председателя комиссии), замминистра судостроительной промышленности И.С. Белоусов, представитель Генерального штаба адмирал А. Чабаненко, зам. ГК ВМФ по эксплуатации инженер-контр-адмирал В.Г. Новиков, другие специалисты-подводники, представители промышленности, науки.

Во время работы над книгой автор обратился к сыну В.А. Касатонова адмиралу И.В. Касатонову с просьбой посмотреть, не сохранилось ли где-нибудь в семейном архиве воспоминаний Владимира Афанасьевича о его участии в расследовании обстоятельств гибели К-8. К счастью, такие записи остались.

Из воспоминаний адмирала флота В.А. Касатонова: «Я только что вернулся из поездки на Тихоокеанский флот, где наблюдал за ходом развертывания кораблей по плану маневров «Океан», и сразу же недобрая весть с моря – пожар на АПЛ К-8. Связи с ней долго не было, и мы терзались догадками об обстоятельствах аварии. Организацией спасательных работ руководил лично Горшков.

Утром 11 апреля меня внезапно вызвали в Министерство обороны к Гречко. Министр встретил сухо, пожав руку, сказал:

–   Мы понимаем всю серьезность аварии вашей атомной лодки. Есть указание Политбюро немедленно создать Государственную комиссию для выяснения всех обстоятельств происшедшего. Руководить ею, по моему мнению, должен моряк. Вас, Владимир Афанасьевич, мы знаем, доверяем. Поэтому возьмите эту обязанность на себя!

– Есть, товарищ маршал! – ответил я и поинтересовался: – Кто еще включен помимо меня в состав комиссии?

–  От Генерального штаба Чабаненко, от МинсудпромаБелоусов, несколько конструкторов. Необходимых вам людей от флота определите сами!

– Будут ли какие-нибудь предварительные указания? – спросил я.

– К утру дайте мне план вашей работы и полный состав комиссии! – немного помолчав, ответил Гречко.

Утро 12 апреля, однако, внесло трагические коррективы в нашу деятельность. Пришло известие о гибели атомохода Я принял решение немедленно вылететь на Север. Требуемые министром документы отправил ему через секретариат. Вместе со мной вылетели мой давний сослуживец и товарищ инженер-контр-адмирал Н.И. Чикер, начальник эксплуатации атомных подводных лодок инженер– капитан 1-го ранга Б.П. Акулов, представитель оперативного управления контр-адмирал О.Б. Комаров и еще ряд товарищей.

В Североморске сразу же начали входить в курс дела, изучать обстановку в штабе флота и 17-й дивизии, в состав которой входила К-8. Вскоре подошла и плавбаза со спасенными подводниками. Экипаж лодки разместили во флотском доме отдыха на Щук-озере. Вызывать в Североморск подводников я запретил, а для расспросов и выяснения обстоятельств случившегося сам приезжал с остальными членами комиссии в дом отдыха Конечно, оставшиеся в живых члены экипажа подводной лодки пребывали в угнетенном состоянии, и мы старались помимо выполнения своих прямых обязанностей морально поддержать людей. Беседы свои с ними, поэтому, я старался вести как можно более доверительно, того же требовал и от других членов комиссии.

На завершающем этапе нашей работы я распорядился направить в Североморск атомную лодку К-181, однотипную с К-8. На ней оставшиеся в живых члены экипажа погибшей лодки для восстановления ситуации полностью проиграли весь ход событий на К-8, что существенно помогло нам понять развитие аварии. В течение всех четырех суток борьбы за спасение своего корабля экипаж проявлял массовый героизм и мужество. Как старый подводник, я знаю, чего это стоило людям. Подписав заключительный акт, я написал и ходатайство о присвоении посмертно звания Героя Советского Союза командиру лодки Бессонову и врачу Соловью. К сожалению, по непонятным мне причинам в Министерстве обороны решили присвоить звание Героя только командиру. Так же, непонятно почему, там были снижены категории наград и всем остальным членам экипажа К-8, живым и погибшим.

По завершении нашей работы в Североморск прибыли Гречко и Горшков. Министр обороны одновременно знакомился и с ходом маневров. Перед отлетом в Москву Гречко собрал в местном ДОФе членов комиссии и офицеров К-8. Министр задавал вопросы подводникам и все не мог понять, что такое «потеря продольной остойчивости». Зачитали заключительный акт Государственной комиссии. Помню, что кто-то из членов экипажа попросил министра не расформировывать экипаж, а отправить на новостроящуюся лодку, которой также присвоить наименование К-8. Ни у Гречко, ни у Горшкова эта просьба поддержки не нашла. Уже после совещания маршал сказал нам с Горшковым:

–   Наименование погибшей лодки будет плохим напоминанием новым экипажам, постоянно порождая рассказы о трагедии. Нынешний же экипаж надо расформировать, дав людям возможность выбрать себе новое место службы!

Наказывать за происшедшее Гречко тоже никого не стал, сказав так:

–  Мы тоже недавно закончили учение «Днепр» и понесли в ходе него определенные утраты. Такие масштабные маневры, как «Океан», вы проводите впервые, а большие мероприятия, как известно, не обходятся без больших издержек.

Однако, несмотря на это, вскоре главком все же сместил с должностей первого заместителя командующего Северным флотом вице-адмирала Петелина и командира 17-й дивизии контр-адмирала Рензаева.

Что касается семей погибших подводников, то нам с главнокомандующим, несмотря на все трудности, удалось добиться специального приказа министра обороны о предоставлении им квартир в тех городах, где они выразили желание жить. До К-8 подобных приказов у нас не существовало. Приняли мы решение и о сооружении памятника погибшим в Гремихском гарнизоне, хотя даже и здесь нашлись противники, утверждавшие, что памятник нарушит «секретность и вызовет нездоровые настроения у моряков».

...Время неумолимо, и после гибели К-8 прошло уже почти два десятка лет. (Свои воспоминания В.А. Касатонов написал в 1988 году.)

О личности адмирала Касатонова хорошо сказал капитан 1-го ранга В.А. Каширский, с которым автор познакомился на вечере памяти подводников К-8: «Касатонов был единственным из начальников, кто протянул мне руку помощи в той непростой ситуации, в которой я оказался. Видя мое состояние, он вместо допроса, а именно так поступали все другие начальники, отправил меня отдыхать, приказав всем оставить меня в покое, когда же я немного пришел в себя от пережитого, беседовал со мной, причем делал это очень доброжелательно и деликатно, за что я благодарен ему и по сей день. Однако подвиг экипажа К-8 не может оставаться забытым. Давно настала пора без всякой утайки рассказать правду о той трагедии, как и о многих иных, чтобы новые поколения наших моряков знали оплаченные столь дорогой ценой уроки прошлого, чтобы помнили и чтили тех, кто пал смертью храбрых на своем боевом мосту, до конца исполнив долг перед Родиной».

Что ж, председатель Государственной комиссии сделал все возможное для того, чтобы подвиг экипажа атомохода был оценен по достоинству, и не его вина, что не все у него тогда получилось...

Из воспоминаний капитана 2-го ранга запаса Станислава Посохина: «На третьи сутки мы ошвартовались в Североморске. Нас посадили в автобусы и отвезли на базу отдыха «Щук-озеро». Сначала нас одели в новую форму, затем разместили по палатам и на следующий день врачи начали обстоятельное обследование экипажа, а кому-то и лечение.

Начала работать государственная комиссия во главе с адмиралом Касатоновым. Нас по одному вызывали, задавали много вопросов, а мы рассказывали о всех деталях событий этих дней. Потом нас возили на подводную лодку такого же проекта, мы показывали и рассказывали о том, где находились, что делали и в какое время. За время нахождения на базе отдыха нам сделали документы и после семнадцати дней пребывания отправили в Гремиху. По прибытии всех стали отправлять в отпуск. Я с моряками отправился в Мурманск, чтобы их посадить на поезда, а затем и сам убыл в отпуск.

После отпуска, когда весь оставшийся экипаж собрался, было торжественное построение дивизии для вручения правительственных наград членам экипажа подводной лодки К-8. Во второй половине дня на сопке между Островной и Гремихой проводился торжественный митинг и была установлена закладная доска морякам, погибшим в океане. А через три года на этом месте был открыт памятник, построенный на средства моряков-подводников 17-й дивизии АПЛ. Но на открытие этого мемориала никого из экипажа К-8 не пригласили. Так закончил свою жизнь экипаж подводной лодки К-8. Моряков по последнему году службы демобилизовали, остальных распределили по другим кораблям дивизии. Офицеры и мичманы экипажа продолжили службу там, где изъявили желание».

* * *

Итак, какие же выводы сделала Государственная комиссия под руководством адмирала В.А. Касатонова?

Прежде всего, комиссия изучила все возможные причины возникновения пожара. Остановилась на двух.

1. Появление огня в седьмом отсеке из-за попадания на негерметичные патроны регенерации «В-64» органических веществ:

–  огнем могли быть повреждены кабели, бывшие вблизи, это привело к короткому замыканию кабелей и замыканию их на корпус;

–  замыкание кабелей в седьмом отсеке на корпус при возможности замыкания одного полюса в кабеле или электрооборудовании третьего отсека могло привести к короткому замыканию этого кабеля и в третьем отсеке;

–  короткое замыкание в кабеле третьего отсека могло привести к возгоранию в рубке гидроакустиков.

2. Одновременное появление электрической дуги в третьем и седьмом отсеках из-за механического повреждения изоляции и замыкания на корпус кабеля или электрооборудования в силовой сети одной полярности в седьмом отсеке при наличии заземления другой полярности в третьем;

– дуга могла вызвать пожар, способствующий интенсивному выделению кислорода из негерметичных патронов регенерации в седьмом отсеке;

–  электрическая дуга в третьем отсеке тоже могла вызвать пожар, не получивший столь большое развитие, но создавший сильную задымленность.

Причина гибели К-8 была определена в заключительном акте комиссии: из-за опрокидывания, вызванного потерей продольной остойчивости, вследствие накопления воды в кормовых отсеках прочного корпуса, проникавшей туда сквозь отверстия выгоревших от пожара сальников. Дополнительной причиной, ускорившей гибель атомохода, был признан шторм, доходивший в момент затопления К-8 до 7—8 баллов.

Особо в акте комиссии отмечен массовый героизм, выдержка, высокий моральный дух и профессиональная подготовка экипажа подводной лодки. Члены комиссии ходатайствовали о награждении государственными наградами всех членов экипажа К-8. В действиях экипажа не было усмотрено ни одной ошибки, все делалось грамотно, в соответствии с существовавшими в то время документами по борьбе за живучесть и своевременно.

Разумеется, что, несмотря на то что выводы государственной комиссии о причинах пожара, скорее всего, весьма близки к истине, окончательно поставить точку в вопросе о причине пожара не представляется возможным. Для этого необходимо поднять атомоход, лежащий на глубине 4125 метров, что в ближайшие десятилетия нереально...

Вот мнение о возможных причинах пожара и действиях экипажа К-8 одного из опытнейших российских подводников, бывшего главнокомандующего ВМФ Героя Советского Союза адмирала флота Владимира Николаевича Чернавина, командовавшего в свое время однотипной подводной лодкой: «Еще в Средиземном море у них (на К-8. – В.Ш.) стали появляться «блуждающие нули». То есть где-то нарушилось сопротивление изоляции, что-то где-то коротило, но, прежде чем успевали найти, замыкание пропадало. Электрики ищут, а найти не могут. Явление вообще опасное, но в плавании выявить его весьма сложно. Появился нуль – и пропал, потом в другом месте появился – опять пропал.

Но было ли это причиной возникшего пожара? Сказать трудно. Как предполагала комиссия, когда экипаж принимал регенеративные патроны, то не смог все их разместить на штатные места (имеется в виду получение припасов в море с «Бойкого». – В.Ш.). Ведь еще оставались прежние. Поэтому положили некоторую часть в электротехническом отсеке по правому борту, около люка, ведущего в пульт управления реакторами. И видимо, недостаточно надежно закрепили. Когда лодка дифферентовалась на корму, на нос или просто при маневрах, блок недостаточно закрепленных патронов сдвигался то вперед, то назад вдоль силовой кабельной трассы. На патронах же той конструкции, запаянных герметично, крышки имели выступающий край. И видимо, один из патронов этим краем крышки терся о кабель, протирая металлическую оплетку, изоляцию... Да и влажность добавилась, еще кое-что... Во всяком случае, пожар начался с этой регенерации в 7-м электротехническом отсеке по правому борту. А регенерация горит, давая температуру до 3000°. И ее ничем не погасишь. Это, по сути дела, концентрированный кислород... Вахтенный журнал утонул. Ведь командир не верил в гибель подводной лодки. Он рассчитывал, что утром на корабль придет отдохнувшая смена и продолжит борьбу за живучесть атомохода. Поэтому, когда проводился следственный эксперимент, оставшихся в живых членов экипажа расставили на такой же подводной лодке там, где они находились в момент аварии, какую команду услышал, какие действия предпринял... Это была очень долгая, кропотливая работа. Но необходимо было выяснить всю картину происходящего на аварийном корабле. И комиссия пришла к выводу, что действия командира были безупречны».

Центральным моментом работы Государственной комиссии стало воспроизведение аварийной ситуации на специально пришедшей в Североморск лодке такого же проекта, как и К-8. В воспоминаниях представителей промышленности, которые публиковались на страницах газет несколько лет назад при описании этого эпизода расследования, пишется много о той «любви», которую испытывали оставшиеся в живых члены экипажа «восьмерки» к прибывшим в Североморск техническим экспертам, о восхищении последних подвигом подводников. Что ж, возможно, по-человечески все так и было, но только до определенного момента. Задача прибывших с Северодвинского кораблестроительного завода была одна – доказать абсолютную надежность атомохода и его механизмов, вину же за его гибель целиком переложить на плечи экипажа, обвинив его в плохой подготовке и некомпетентности. Не будем за это судить строителей К-8 строго! Над канувшей в бездну лодкой схлестнулись интересы двух могущественных монстров: Министерства обороны и ВПК. Поэтому представителям военно-промышленного клана было не до сентиментальности, они попросту отрабатывали свой хлеб. И несмотря на то что всем было абсолютно ясно, что К-8, как и остальные однотипные подводные лодки, была построена в спешке и имела массу недоработок, представители судостроительной промышленности бились за марку фирмы до конца, порой доводя свои претензии до полнейшего абсурда.

Вспоминает капитан 2-го ранга в запасе Г.А. Симаков: «~Мы несколько раз имитировали свои действия до, во время и после аварии. По крайней мере, я показывал свои действия дважды. Представители промышленности очень настойчиво искали ошибки в наших действиях. Дело дошло до того, что когда они обнаружили забытую кем-то после приборки тряпку на трубопроводе, то сразу же сделали вывод, что так же обстояло дело и на К-8, где личный состав так же халатно относился к своим обязанностям. Выводов комиссии нам не сообщали».

Вдумайтесь в последние слова ветерана К-8: «Выводов комиссии нам не сообщали». Что ж, адмирал Касатонов и его соратники сделали свое дело, и казалось бы естественным руководству Министерства обороны дать указание изучить трагический опыт погибшей атомной лодки, учить на ее примере другие экипажи, рассказывать о причинах ее гибели новым поколениям подводников. Ведь уроки борьбы за спасение К-8 обошлись так дорого! Но начальство поступило иначе. На все материалы, относящиеся к гибели атомохода, был наложен гриф «совершенно секретно», доступа к ним не имел практически никто. Так были заложены предпосылки другой, не менее страшной трагедии, происшедшей ровно через девятнадцать лет...

Предоставим слово одному из наиболее авторитетных специалистов нашей страны в области борьбы за живучесть подводных лодок профессору Льву Юрьевичу Худякову: «Надо признать, что грозная опасность потери остойчивости аварийной бескингстонной подводной лодки, всплывшей в надводное положение, не всегда со всей остротой осознается значительной частью офицеров-подводников, в том числе из-за пробелов в их обучении по специальности. И это не голословное утверждение, это – итог наблюдений автора, которому довелось наряду с другими специалистами проводить теоретические занятия по непотопляемости подводных лодок с офицерами-подводниками, в частности Северного флота, после трагической гибели в 1970 году в Атлантическом океане отечественной бескингстонной подводной лодки 1-го поколения, имевшей тактический номер К-8. В подтверждение своих слов автор может привести и нижеследующие факты, связанные с гибелью ПЛА К-8 и «Комсомолец». Обращая внимание на детали, здесь имеет смысл не просто проследить череду драматических событий, но зафиксировать значительное сходство «сценариев», которые были «разыграны» в разное время и в разных условиях, но с одним и тем же трагическим финалом.