Текст книги "26 мифов о России. Ложь и тайны страны"

Автор книги: Владимир Рыжков

Соавторы: Виталий Дымарский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Но с другой стороны, если бросить небольшой ретроспективный взгляд на нашу историю, то можно увидеть, что почти все реформаторы, или люди, что-то менявшие в нашей истории, выходили из недр предыдущей власти, а не приходили со стороны. Поменять всю элиту разом так же нереально, как «все собрать и поделить». На самом деле гораздо реальнее было бы, если бы эта элита, осознав тупиковость нынешнего пути, а на то она и элита, чтобы чуть раньше других это осознать, сама поменяла вектор развития. В уже существующей элите достаточно много вполне ответственных и квалифицированных людей, которые могли бы выбрать такой эволюционный путь.

Если вновь вернуться к делам тысячелетней давности, то замечательным примером таких решений может стать история с князем Владимиром, когда он пошел воевать в Камскую Булгарию. У него в союзниках были новгородцы, которыми руководил Добрыня Новгородский, впоследствии ставший прототипом Добрыни Никитича в русских былинах. И когда они одержали победу над камскими булгарами, Добрыня, как пишет летописец, «осмотрев пленников, глубокомысленно отметил, что они носят сапоги, и сказал Владимиру: они не захотят быть нашими данниками, пойдем лучше искать лапотников». То есть мудрый Добрыня, который был из города с демократическими традициями самоуправления, понимал, что людей, которые носят сапоги, гораздо труднее сделать безответными послушными данниками, чем лапотников. Владимир послушал Добрыню, и они пошли искать лапотников.

Современная проблема российской элиты в том, что лапотников все меньше. У людей появляются «сапоги», и они начинают чувствовать себя по-другому. Если у человека есть своя квартира, машина, он платит налоги, то и психология подданного у него вскоре меняется на психологию налогоплательщика и гражданина: коль скоро я этой власти плачу свои денежки, то хочу, чтобы эта власть меня защищала и уважала мои права и интересы. И если она не справляется, у налогоплательщиков, то есть у тех, кто эту власть держит на своих плечах, появляются серьезные претензии. И тогда во власти нужны люди типа Добрыни, которые поймут, что надо выстраивать отношения с народом как-то по-другому.

Соответственно, есть два варианта действий: или сказать «ну-ка все быстро снимаем сапоги, переобуваемся в лапти, ходим строем и поем патриотические песни», или начать как-то перестраивать систему перераспределения ресурсов и политическую систему. И сейчас действительно в России заметны признаки того, что элитный консенсус постепенно трещит, и в элитах начинают думать, какие выбрать новые приоритеты.

«Словосочетание «надо менять систему» мы постоянно слышим уже лет двадцать пять, и до сих пор никто не понимает, что это означает. Поясните, пожалуйста, что надо менять?»

«А если президентом станет, предположим, Лимонов – что изменится?»

«Будут ли при смене вектора стрелять?»

Из комментариев слушателей радио «Эхо Москвы».

Проблема в том, что смена системы сама по себе не происходит. Вытащить себя из болота за волосы по физическим законам невозможно, для этого нужен некий мощный внешний импульс, в частности, возможно, связанный с появлением крупной сильной фигуры, которая в состоянии поменять систему. Сейчас такой фигуры нет, и трудно предположить, что она возникнет внутри системы, как минимум потому, что за последние пятнадцать лет в нее старались не допускать по-настоящему сильных людей.

У власти сейчас Дмитрий Медведев, который подобно Горбачеву образца 1986–1987 годов считает, что все просто замечательно, просто надо немножечко подкрутить болты, гайки, и скоро АвтоВАЗ станет законодателем мировых автомобильных мод, наукоград Сколково станет мировым IT-центром, и мы прорвемся в новое политико-экономическое измерение. Никакой тревоги ни у него, ни у его окружения не заметно.

Поэтому вопрос о кардинальных реформах связан с тем, каков механизм появления нового человека или новой команды. Пока мы скорее входим в этап перестройки, то есть не в систему реформ, а в набор судорожных хаотических попыток существующей власти спасти систему от краха, при полном отсутствии осознания краха этой системы. Именно так было на первом этапе горбачевской перестройки, когда казалось, что все легко и весело: «больше демократии – больше социализма». А когда наступает крах, уже поздно. Поэтому система, которая закупорила сама себя и не хочет раскупориваться, не может породить новых лидеров. Кроме того, несмотря на смутное, пока не рационализированное в достаточной мере осознание многими представителями элиты полной неэффективности существующей системы, у этих элит нет ни видения другой системы, ни желания слезть с этой иглы. Нынешняя система как наркотик, она приносит деньги нескольким тысячам человек – кому-то миллиарды долларов, кому-то миллионы – и ни первые, ни вторые менять ничего не хотят, пусть и подобно наркоманам понимают, что надо лечиться, иначе завтра может наступить конец. И эта проблема даже серьезнее, чем в эпоху горбачевской перестройки, когда разным группам людей терять было значительно меньше, и поэтому готовность мобилизоваться для перемен была тогда существенно выше.

«А вам не кажется, что во власть может прийти совершенно новый человек, хотя бы просто под лозунгом «искореним коррупцию», и народ его поддержит?»

(Из комментариев слушателей радио «Эхо Москвы»).

Новый человек во власти сам по себе ничего не изменит, поскольку прежде всего нужен новый государственный механизм. Можно легко представить, что к власти в России придет такой новый человек с блестящими идеями, великолепный, добрый, симпатичный, честный, и прочее. Но ему надо кормить милицию и ФСБ, ему надо платить телевидению. То есть управлять все равно придется той уже готовой системой, которая ему достанется. Если эта система не будет функционировать, то развалится и сама страна, значит, ему эту систему придется каким-то образом содержать, и получится то же самое, что было с Горбачевым – он говорил громкие слова, а система жила параллельно и еще вставляла ему палки в колеса. Поэтому напрашивается простой и одновременно тяжелый вывод: для того чтобы такой человек – даже если он появится – смог начать строить свою новую систему и реально воплощать заявляемые им лозунги, ему потребуются те или иные репрессии против старой системы и ее ключевых фигур.

«Порядок в стране зависит от соотношениях двух сил – оппозиции и власти. Слабая оппозиция – причина преступлений власти».

(Из комментариев слушателей радио «Эхо Москвы»).

Русская история показывает, что в России вообще бывает сильной либо власть, либо оппозиция. Сосуществования сильной власти и сильной оппозиции не бывает. Как только теряется сакральное почтение к власти, так набирает силу оппозиция. Сейчас оппозиция слаба и склонна договариваться с властью, поэтому и новый путь для страны будет выбирать не она, а сама действующая власть. Больше шансов, что страна повернет в сторону более жестких действий – просто потому, что на кону слишком многое.

Можно опять вспомнить историю – император Николай Второй, когда ему говорили, что генерал Трепов коррумпирован, безответственен, ленив и глуп, отвечал, что зато при нем спокойно. Примерно то же самое происходит и сейчас: зачем что-то менять, если в общем все нормально. При этом риск изменений слишком велик, поэтому проще консервировать эту систему еще какое-то время – до тех пор пока она совершенно изнутри не сгниет, как было накануне крушения СССР. Процесс, скорее всего, будет происходить быстрее, чем в советскую эпоху, потому что теперь есть некоторая информационная прозрачность, а следовательно, люди быстрее понимают, что на самом деле происходит.

«Существует ли модель стратегии смены режима, которая может претендовать на успех? Например: голосовать – не голосовать, пожимать руку и принимать награды – не пожимать и не принимать, или ждать по восточной пословице: или царь, или осел?»

Из комментариев слушателей радио «Эхо Москвы».

В России существуют две определенные исторические традиции смены власти. Первая – монархически-династическая, вторая – революционная. Никакой третьей модели история России пока не знает. То есть это или революционный развал страны с последующей сборкой ее на пустом месте, либо передача от отца к сыну, от коллеги к коллеге. И хотя при этом политика сына может кардинально отличаться от политики отца, тут важен сам ритуал и церемониал передачи власти, который делает сына наследственно легитимным. Трудно предсказать, что ожидает Россию в ближайшие годы, но вряд ли появится какой-то третий путь, а значит, либо система пойдет на то, чтобы назначить преемника, способного к реформам, либо она развалится по революционному сценарию.

Никакой готовности к радикальным реформам сегодня в системе нет, проблема «2012» тоже по большей части надумана, поскольку по большому счету все равно, кто станет кандидатом от правящей элиты – Медведев или Путин – повестка дня у них будет одинаковая: перезагрузка и модернизация. Определенная конкуренция, конечно, будет, все же это разные люди, при них разные команды, и у них может быть даже разная система ценностей – хотя бы в силу разных возрастов. Но конкуренция будет только между частями одной и той же элиты – внутри очень узкого коридора. А реальную оппозицию будут продолжать стараться держать как можно дальше от принятия решений[8]8
  В главе использованы материалы выступления на радио «Эхо Москвы» Дмитрия Орешкина – независимого политолога, и Владислава Белковского – политолога, президента Института национальной стратегии. А также материалы, подготовленные политическим обозревателем «РИА Новости» Петром Романовым.


[Закрыть].

8
Голодомор как политическая проблема между Россией и Украиной

11 августа 1932 было написано письмо Сталина Кагановичу: «Самое главное сейчас Украина. Дела на Украине из рук вон плохи. Плохо по партийной линии».

«Осуждая преступные действия тоталитарного режима СССР, направленные на организацию Голодомора, следствием которых стало уничтожение миллионов людей, разрушение социальных основ Украинского народа, его вековых традиций, духовной культуры и этнической самобытности… в соответствии с Конвенцией от 9 декабря 1948 года о предотвращении преступления геноцида и наказания за него как целенаправленный акт массового уничтожения людей, принимает данный Закон. Статья 1. Голодомор 1932–1933 годов в Украине является геноцидом Украинского народа».

Из закона Украины № 376–V, 2006 год.

Голодомор – это массовый голод, охвативший обширные территории и приведший к огромным человеческим жертвам на территории Украинской ССР в первой половине 1933 года на фоне голода в СССР в 1932–1933 годах. Политические оппоненты большевиков называли организацию голода на Украине в этот период их самым страшным преступлением.

Среди как историков, так и политиков не достигнуто общего мнения в отношении причин, повлекших за собой голодомор. Существует точка зрения, согласно которой массовая гибель населения Украины от голода была во многом вызвана сознательными и целенаправленными действиями советского руководства. Одновременно высказывается альтернативное мнение, что эти события являлись непредусмотренным следствием проведения радикальных экономических реформ в конце 20-х – начале 30-х годов ХХ века в СССР.

Благодаря бывшему президенту Украины Виктору Ющенко эту тему обсудили и на международном уровне, поскольку он упорно добивался признания голодомора геноцидом именно украинского народа, упорно забывая при этом, что от голодомора после революции пострадала далеко не только Украина, но и Поволжье, и другие регионы бывшей империи, где жили люди самых разных национальностей. Так что сам факт трагедии бесспорен, а вот избирательного геноцида именно украинского народа не было.

Разумеется, причин голодомора несколько. Здесь и природные явления, и последствия Первой мировой войны, но главное, конечно, это политика большевиков. И дело не в самих продразверстках, как до сих пор думают некоторые. Продразверстки начались с января 1917 года еще в царской России, были продолжены комиссарами Временного правительства, а уж затем взяты на вооружение новой властью большевиков. Другое дело, что прежние режимы действовали гибче большевиков, сочетая принуждение и экономические рычаги, используя патриотическую риторику и церковную проповедь. То есть так или иначе, но старались найти, и, как правило, находили, с крестьянином общий язык.

При большевиках ситуация коренным образом изменилась – к власти пришла пролетарская партия, прежде не занимавшаяся крестьянским вопросом. Виновником голода и разрухи был назначен зажиточный кулак-кровосос, а целью аграрной политики власти стало уничтожение деревенской буржуазии. Организационной формой войны с кулаком, а попутно и с середняком, стали комбеды, к которым с целью наживы примкнули местные деревенские отбросы.

Главным результатом подобной политики стало тотальное обнищание деревни и пробуждение самых низменных инстинктов человека. Как однажды справедливо заметил аналитик Великой французской революции Райе Коллар: «жестокость еще может утомиться, но алчность – никогда». А как тоже не без основания заявлял Ленин, излишков хлеба нет ни у бедняков, которые сами голодают, ни у середняков, у которых хлеба хватает лишь на пропитание и будущую посевную. Хлеб был у кулака – того самого нового хозяина, что поднялся благодаря столыпинской реформе.

Между тем, правильно определив, у кого в амбаре лежит хлеб, власть далее сделала совершенно неправильные выводы. Накормить отобранным у кулака хлебом страну в 1918 году было трудно, но все же возможно. Однако убивая курицу, несущую золотые яйца, большевики неизбежно создавали для себя еще большие проблемы на завтра. Если кулаки подлежали ликвидации, а изобильные колхозы были пока всего лишь мечтой, если Россия находилась в международной изоляции, то откуда мог взяться хлеб в необходимом количестве на ближайшие годы?

Кроме того, раскулачивание, начатое большевиками, в отличие от схожих процессов, происходивших в городе, на деле не было даже экспроприацией. Если экспроприированная фабрика продолжала под руководством революционного матроса с грехом пополам, но работать, то раскулаченные хозяйства просто стирались с экономического пространства страны. Отсюда и неизбежная череда этих всех страшных голодоморов.

«Это все бред. Это та ситуация, когда право превращается в инструмент политических игр, это как минимум смешно. Горько за украинских коллег-юристов, которые в связи с политической войной, с политическим заказом вынуждены заниматься девальвацией профессии».

(Адвокат Михаил Барщевский, из интервью газете «Взгляд», 2009 год).

Украина продолжает настаивать, что голод у них был не просто следствием этой провальной политики большевиков, а целенаправленным геноцидом украинского народа. Верховный совет Украины даже принял закон, в котором голодомор назван геноцидом. В ходе судебного заседания было установлено и названо судом количество погибших – 3 миллиона 941 тысяча человек. Также по настоянию Украины Парламентская ассамблея Совета Европы (ПАСЕ) приняла во внимание решение украинских властей о том, что Украина признала голодомор геноцидом украинского народа в силу – в этом пункте специально выписаны две особенности голода именно на Украине. Это нельзя трактовать как однозначное официальное признание точки зрения Украины, но она принята Европой во внимание. Главное в этом, во-первых, то, что голодомор был признан именно преступлением власти, то есть преступлением, которое было организовано сталинским режимом, и во-вторых, что он имел две региональные особенности на Украине. Первая особенность, по мнению украинской стороны, состоит в том, что на Украине отбиралось не только зерно, а конфисковалось полностью все продовольствие. И вторая – что людям запрещалось покидать места проживания.

Кроме того, именно в 1929 – 9930 годах, по мнению некоторых историков, в СССР произошел перелом в национальной политике по отношению к Украине. То есть та украинизация, которую проводили в период 1925 – 5927 годов, резко свернулась, и в 1929 году начался процесс уничтожения украинской политической и интеллектуальной элиты. Это и позволяет рассматривать голодомор не просто как часть общей трагедии всех голодающих в то время людей на Украине, в Казахстане, в Поволжье, на Кубани и так далее, но именно как геноцид украинского народа.

Но ни эксперты Совета Европы, начиная с комиссии Я. Санберга, который работал над этим вопросом в 90-е годы, ни историки, хоть сколько-нибудь существенно занимавшиеся голодом 1932 года, не обнаружили ничего, что позволило бы украинскую ситуацию выделить из общесоюзной. Поскольку и заградотряды, и ограничения на перемещения, и изъятия продовольственного и даже семенного зерна были и в Среднем и Нижнем Поволжье, и в Казахстане, и в Центральной черноземной области, как она тогда называлась. Не существует ни одной меры, которая была бы обращена исключительно на Украину. Однако голодомор – это не просто давняя трагедия, но и средство для политических игр, поэтому при изучении его историки, приверженные одной политической доктрине, спорят с историками, ангажированными другой политической доктриной.

Голодомор – это скорее политическая или скорее историческая проблема?

• Скорее политическая – 45%

• Скорее историческая – 26%

• Затрудняюсь ответить – 29%

(По результатам опроса 1800 экономически активных граждан России старше восемнадцати лет на портале «SuperJob»).

Но как бы ни строились политические отношения, они должны строиться на прочном фундаменте. А прочный фундамент – это фундамент научной истины. Тогда как фундамент научных передергиваний непрочен, он будет разрушен и очень быстро. Поэтому политическая акция с приписыванием голоду именно на Украине черт геноцида выглядит глубоко ошибочной и опасной сразу в двух отношениях.

Во-первых, для нее пренебрегается научными результатами – ни в российской науке, ни в украинской, ни в австралийской (австралийцы много занимались вопросом голодомора), ни в европейской нет никаких фактов, которые хоть сколько-нибудь позволили бы научными данными подкрепить версию о геноциде. Голод – это оружие не избирательного действия, он обрушился на все сельское население, живущее крестьянским трудом, без разбора национальностей. И даже если взять недавно изданные на Украине книги памяти, достаточно перелистать любую из этих двух десятков книг, чтобы обнаружить, что там без разбора – украинцы, русские, армяне – все вперемешку. Говорят об ограничениях перемещений и очень любят приводить цифру, что было двести девятнадцать тысяч человек, задержанных сталинскими заградотрядами. Но при этом мало кто указывает, что на Украину из этого числа приходится около пятидесяти тысяч, а остальные – на Поволжье, Казахстан и Беларусь.

Во-вторых, как политический ход признание голодомора геноцидом украинского народа преследует очень понятную и ясную цель – на Украине непростая ситуация с единством гражданского общества, оно довольно разнородно, причем даже более разнородно, чем в России. Так что это была попытка политически сплотить украинскую нацию представлением о том, что украинцы – это те, кто пережил геноцид-голодомор. То есть это способ установить свою новую национальную идентичность. Оружие это очень мощное, сильный аргумент, но аргумент опасный, потому что он не имеет достаточных научных оснований, а кроме того, использование термина «геноцид» неизбежно подталкивает людей неблагонамеренных искать нацию-врага, государство-злодея, которому можно было бы отомстить за угнетение и уничтожение своей нации.

И в решении суда, и в решении ПАСЕ назван преступник – это сталинский коммунистический режим. И если для Украины вопрос в какой-то степени решен – хотя продолжаются споры насчет того, насколько Россия должна отвечать за преступления сталинского режима, – то в самой России ситуации куда сложнее. Россия провозгласила себя правопреемницей СССР и вместе со всем остальным получила многочисленные проблемы советской истории. И все годы существования Российской Федерации осуществляется очень сложный процесс осмысления истории и в том числе преступлений советских политиков. Сейчас президент России открыто говорит о том, что Сталин совершал чудовищные преступления, и для Украины это признание очень важно. Обеим странам необходимо произвести модернизацию, но не как внедрение каких-то технологий, а модернизацию сознания и общества.

Интересно вспомнить, что ведь Сталин тоже, по сути, проводил технологическую модернизацию отсталой страны в виде индустриализации. Собственно, и коллективизацию можно трактовать как модернизацию деревни. В итоге СССР так и не оправился от его нововведений. И сейчас важнее всего, чтобы наши общества выработали иммунитет к такой «модернизации» ценой человеческой жизни. Было бы хорошо, если бы украинское и российское общество объединили неприятием такой цены модернизации, неприятием сталинизма, тоталитаризма, любых форм угнетения и тем более лишения права человека на жизнь во имя каких-то государственных целей.

Но для этого совершенно достаточно признать голодомор страшным преступлением советского режима, и сталинского в частности. В России этого и не отрицают – есть закон о реабилитации жертв политических репрессий, есть соответствующее постановление еще Верховного Совета СССР и РСФСР, где все эти квалификации даны. Однако со времен президента Ющенко Украина настаивает именно на термине «геноцид», который Россия в свою очередь резко отвергает. Именно Ющенко в период «Померанцевой революции» дал голодомору юридическую квалификацию как геноцида именно украинского народа. Но и решение Верховного совета по этому вопросу было принято не абсолютным большинством голосов, и правящая ныне «Партия регионов» в основном была против. Сейчас она намерена инициировать поправки в закон, чтобы убрать термин «геноцид». То есть на Украине это вопрос тоже стал не объединяющим нацию, а только вызывающим новые острые споры.

Все стороны сходятся на том, что голодомор – это было страшное преступление. Спор идет больше о терминологии и, соответственно, о юридической квалификации преступления. Вообще само понятие «геноцида» как юридического термина появилось по результатам Второй мировой войны. И государства-победители составили такие формулировки, которые были бы применимы к побежденной фашистской Германии и проводимой ею ужасной политике. Но сейчас историки понемногу начинают говорить о том, что в практике колониальной политики многих стран – в том числе и Великобритании, и Франции – были эпизоды, которые вполне можно квалифицировать как настоящий геноцид. В том числе, например, печально знаменитый искусственный голод в Западной Бенгалии 1942 года. Тогда Япония оккупировала Бирму, и лидер Индийского национального конгресса при поддержке Японии хотел организовать освободительную войну в Индии. Действия английских властей в той ситуации многие индийские историки сейчас квалифицируют как организацию искусственного голода с целью ликвидировать массовую поддержку этого антиколониального движения и называют его геноцидом индийского народа. То есть термин «геноцид» стал использоваться гораздо шире, чем предполагалось в 1948 году, когда он был юридически установлен международной конвенцией. Но проблема в том числе и в том, что достойной альтернативы ему нет. Поэтому по многим вопросам и ведутся споры – нужно либо менять юридическое определение геноцида, либо создать новый термин для ситуаций, подобных украинской или индийской.

«Политическая проблема, выдуманная политиками Украины».

«Только политика привела к таким трагическим событиям».

« Голодомор был не только в Украине, но и во всей стране, в которую входила Украина».

«Соревнование межгосударственных недоумков, чтобы себе урвать как можно больше».

«Это вообще уже не проблема, это наша общая страшная история».

«Корректного варианта ответа на этот вопрос нет».

(Из комментариев к опросу о проблеме голодомора на сайте «SuperJob»).

Власти СССР, когда хотели придушить какой-то народ, совершенно не стеснялись и до Конвенции 1948 года своих намерений не скрывали – и калмыков, и крымских татар, и немцев Поволжья, и чеченцев – всех выселяли чисто по национальному признаку, то есть, соответственно, это был чистый геноцид. И все директивы были честно прописаны – все обозначалось своими словами. Но в 1932–1933 годах ничего такого в отношении Украины не наблюдалось. По крайней мере, документов, где было бы прописано, что меры принимаются именно против украинского народа, не существует. Конечно, ситуация с архивами ЦК партии, спецслужб и так далее достаточно сложная – они не все открыты, и на многих еще долго будет стоять гриф «совершенно секретно». Но на Украине архивы не так давно открыли – однако и там документов, подтверждающих именно геноцид, не нашлось, а ведь в прессе сообщили, что открыли все документы, связанные и с террором, и с голодомором.

В архивах Российской Федерации хранится очень много документов, которые просто недоступны и еще не скоро будут открыты. И теоретически сохраняется вероятность, на которую рассчитывают некоторые украинские историки, что рано или поздно появится секретная папка, в которой будет написано рукой Сталина: «произвести геноцид украинского народа». Основания для таких расчетов есть – был же в свое время найден пакт Молотова – Риббентропа, а потом и документы по Катыни. Противники этих надежд тоже не без оснований указывают на то, что о существовании пакта Молотова – Риббентропа все знали давно и никаких сомнений в его существовании не было. Что касается Катыни, то хотя советские власти и отрицали свою причастность к этому преступлению, свидетельств было достаточно, чтобы историки все равно не слишком сомневались. Но действительно, впоследствии нашлась докладная Берии Сталину о том, что надо сделать с пленными польскими офицерами и служащими, и нашлась подпись Сталина о его согласии с этим предложением.

Конечно, трудно сейчас представить, какого типа и содержания должен быть документ о предполагаемом геноциде украинцев, чтобы он изменил современное представление об этом явлении. Тем более что, поскольку украинцев всех не уничтожили и никуда не выслали, подобный документ вызовет много споров о том, что или система сработала плохо, или был чудовищный саботаж на местах, или вообще этот документ – позднейшая фальшивка.

В Польше уже давно тоже ведутся дебаты на тему принятия резолюции о том, чтобы признать Катынь геноцидом поляков. Это было одним из важных пунктов повестки дня в Польше при прошлом президенте, но после трагических катынских событий в 2010 году стало обсуждаться гораздо меньше. Тем не менее в этом направлении мысль польских юристов и историков тоже работает. То есть Сталин, конечно, не уничтожил в Катыни все польское население, но Катынь действительно была предназначена для уничтожения польской идентичности, для того чтобы, как говорил Молотов, «уродливое детище Версальской системы, Польша, перестала существовать». И в том числе это подтверждается тем, что во всех советских атласах первой половины 1940 года вместо Польши написано «зона государственных интересов Германии».

Кто больше пострадал от голодомора – крестьянство в целом или украинцы в частности?

• Крестьянство в целом – 85%

• Украинцы в частности – 15%

По результатам опроса слушателей радио «Эхо Москвы».

Для России вопрос с признанием или непризнанием голодомора геноцидом сложен еще потому, что если признать его геноцидом украинского народа, значит, придется и всю сталинскую политику по отношению к калмыкам, чеченцам и так далее назвать геноцидом. Либо, если Россия не готова это понятие геноцида растягивать как гармошку, нужно искать другие термины и какие-то общие точки соприкосновения. Сейчас российская позиция достаточно четкая – сталинская политика 1932–1933 годов не была геноцидом. Это была страшная, преступная политика, но направленная не против каких-то народов, а против крестьянства как сословия[9]9
  В главе использованы материалы выступления на радио «Эхо Москвы» Юрия Рубана – экс-директора Института стратегических исследований при президенте Украины, и Никиты Соколова – историка, редактора журнала «Вокруг света». А также материалы, подготовленные политическим обозревателем «РИА Новости» Петром Романовым.


[Закрыть].