Текст книги "Звездные войны товарища Сталина. Орбита «сталинских соколов»"

Автор книги: Владимир Перемолотов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– В этих местах нет ровного клочка земли, чтоб расстелить носовой платок.

Генерал посмотрел на него с интересом. Самолеты – это выход. Даже если это действительно газ, то пилоты могут не опускаться ниже двухсот метров. А если какая-то иная каверза, то, видимо, и впрямь она действует не так далеко. От красных окопов до того места, где один офицер взвалил на себя помешавшегося товарища, было как раз метров двести.

– Ну, положим, что все так и обстоит… Только откуда тогда возьмется наша авиация? Или у британцев носовые платки меньше наших? Или их самолеты в воздух не взлетают, а прыгают?

– Британцы – цивилизованная нация, – отозвался полковник. – Ради успеха в этом деле мы готовы поделиться с союзниками кое-какими секретными разработками. Увидите…

СССР. Москва
Июль 1929 года

… Четыре раза Сталин в размышлении прошелся от стены к стене, и все четыре раза чекист проводил его взглядом, ожидая, что вот поднимет он глаза и спросит, как умеет…

– Сколько времени вам еще нужно?

Чекист вздрогнул.

– Пятнадцать дней, товарищ Сталин.

Слова эти тяжело дались Менжинскому, но он их все же произнес. Генеральный секретарь посмотрел на председателя ОГПУ из-под насупленных бровей не грозно, но требовательно и спросил, медленно проговаривая слова:

– Вы понимаете, товарищ Менжинский, что сейчас там, в Турции, гибнут наши с вами товарищи, советские люди, коммунисты? Что каждый день задержки это чья-то смерть… Вы понимаете это?

Менжинский выдержал взгляд, кивнул.

– Понимаю, товарищ Сталин. Но быстрее нельзя…

Непроизвольно он оттянул ставший тесным воротник гимнастерки.

– Мы не можем ошибиться. Если мы допустим оплошность, то их смерть окажется напрасной…

Несколько долгих секунд Сталин смотрел на него желтоватыми звериными глазами, потом отвернулся.

– Хорошо… Как вы считаете, доберутся они до Арарата?

– Думаю, что да.

– В таком случае этот аспект нам следует учесть в нашей европейской и азиатской политике. Я уверен, что верующие обязательно возмутятся, если пострадает святыня трех религий…

Турецкая Республика. Атмосфера
Июль 1929 года

… Непривычно смотрелся из кабины неподвижный винт. Чудно как-то ощущать себя в кабине летящего самолета при неподвижном винте. Передернув плечами, Федосей оглянулся. Справа, в метре от крыла, не больше, висел такой же самолет, и за стеклянным пузырем кабины виднелась голова в летном шлеме. Слева – закруглением уходящий вверх корпус «ТБ-1».

Отсюда он не казался большим, но Федосей знал, что это ощущение обманчиво. Авиаматка была не просто большой – огромной… Это дальний воздушный авианосец мало того, что нес под собственными крыльями четыре аэроплана, так еще и сам имел шесть пулеметов. К такому на кривой козе не подъедешь!

С другой стороны висели еще два самолета, но уже не истребители, а тяжелые штурмовики «ТШ-1».

После вчерашнего налета белой авиации на позиции красных командование решило ответить врагам тем же, и они поднялись в воздух, чтоб прикрыть свои войска.

Под турецкие облака Федосей попал, в общем-то, случайно.

Он не попал в число пятерых летчиков с «Троцкого», которых товарищ Бехтерев лично отобрал для выполнения особого задания Партии и Правительства, но, поскольку высокое начальство решило использовать конфликт на турецкой территории как полигон для испытания новейших видов вооружений, Малюков попал в число тех, кому особо доверяли… С профессорским аппаратом, конечно.

Профессорское яичко сейчас не узнал бы и родной папа. Его оснастили двумя пулеметами, но в дело пока не пускали. Хватало других технических новинок. Хотя бы и таких, на которой он сегодня поднялся в небо.

Можно сказать, и тут повезло – у красвоенлета Перовского обнаружилась дизентерия, и Малюков стал реальной заменой занедужившему красному герою. Тут учли и боевой опыт, и умение стыковаться с авиаматкой.

Привычней было бы идти в бой на родной цеппелин-платформе, но «Товарищ Троцкий» остался в Свердловске, а нужда диктовала свои условия.

Мембрана шлемофона ожила.

– Всем пилотам. Приготовиться…

Федосей проверил ход штурвала, коснулся кнопки стартера, но отдернул руку. Торопиться не следует. Его от него никуда не уйдет.

– Впереди на десяти часах группа самолетов противника численностью до пяти машин.

И тут же в ухо ударил голос командира.

– Пошли!

Противников Федосей пока не видел. Фраза «до пяти» могла означать все что угодно. Конечно, красный летчик врагов не считает, а только спрашивает «где» и бьет в хвост и в гриву. Но все-таки интересно узнать, по одному врагу «на нос» получается или поболее.

Задача перед ними стояла простая – отогнать чужие аэропланы от наших позиций и по возможности так, чтоб отбить охоту вообще летать в эту сторону.

Над головой длинно заскрипело, словно железный палец по тёрке, и звонко щелкнуло. Самолет, отцепленный от крыла, клюнул носом, и откуда-то пришло уже знакомое мгновенное ощущение невесомости. Оно скользнуло из желудка вверх, Федосей сжал зубы, но тут пропеллер провернулся раз, другой и расплылся дрожащим кругом.

Где-то рядом летели товарищи.

Федосей глянул по сторонам. Так и есть. Все четыре самолета отделились от авиаматки. Четыре к пяти – нормальное соотношение, тем более, белые никак не ждут их в воздухе.

Солнце осталось справа, и веселая мощь мотора понесла его вперед сквозь уплотнившийся воздух. Через несколько минут на голубом горизонте появились черные точки.

Они росли на глазах, а в промежутках между ними появлялись все новые и новые. Три. Пять, семь, десять… Пришло желание выругаться, но пилот только присвистнул.

Двенадцать машин! Вот тебе и «до пяти»…

Их пока не видели, но скорее не оттого, что зрение у белых было хуже. Те пока просто не подозревали, что могут встретить соперников в турецком небе.

– Сокол! Сокол! Я – Второй. Их не пять! Их двенадцать!

– Вижу…

Материться красному летчику не к лицу, но в это «вижу» было вложено столько жара, что наблюдатель умолк.

Четыре крупных силуэта отделились от барражирующей группы и скользнули вниз.

«Бомбардировщики или штурмовики», – подумал Федосей, добавляя оборотов двигателю. На земле, в окопах путь беляков к спецобъекту преграждали красноармейцы. Именно на их головы и должны были бы сейчас посыпаться бомбы….

– Первому и Третьему прикрыть пехоту. Второму и Четвертому – связать остальных боем.

Федосей мысленно согласился с командиром. Ничего другого им и не оставалось… Только вот соотношение один к шести…

Когда белые их заметили, что-то делать было уже поздно.

Выбрав себе по противнику, а точнее по жертве, красные соколы налетели на чужие бипланы, заранее зная, чем все кончится. В этом случае помочь жертвам могло только чудо. Что может противопоставить фанерная бабочка, вооруженная в лучшем случае двумя пулеметами калибром семь и шестьдесят две сотых, его почти двадцатимиллиметровой пушке? Ничего!

Поймав в кольцо прицела чужое крыло, Федосей нажал на гашетку. Пушка отозвалась крупной дрожью и треском, словно рядом кололи сухие поленья.

Биплан задымил, как-то неуверенно качнулся, клюнул носом. Федосей чуть сбавил обороты, чтоб не потерять самолет из виду. Добавить или оставить все как есть? Дым стал гуще, там мелькнуло пламя, и стало ясно, что золотопогонник уже не боец.

Федосей отвернул, направляя машину вниз. Земля ринулась навстречу, запестрила бело-коричневыми пятнами.

В сотне метров от него тяжелый штурмовик плавно наклонился и резко упал в крутое пике. Оба его пулемета молчали, но Федосей знал – у летчика для белогвардейцев есть подарки посерьезнее пулеметов. Где-то внутри аэроплана имелся гранатный ящик с тремя сотнями ручных гранат. Стоило пилоту нажать на рукоять, как отсечной механизм в форме мальтийского креста начнет активировать гранаты и сыпать их вниз.

Вместе со штурмовиком он скользнул к самой земле. Рев двигателя стал надсадным, и штурмовик, выровнявшись, стрелой пронесся над боевыми порядками белой пехоты. Позади него земля вздымалась высокими фонтанами, что-то занялось веселым пламенем. Крутанув «бочку», штурмовик ушел на разворот и второй раз проутюжил позиции белых.

Федосей не стал ждать продолжения и взмыл вверх, где его товарищи отбивались от подоспевших истребителей.

Над головой закрутилась карусель. За тремя его товарищами охотились все кому не лень. Небо исчертили пулеметные трассы. Сквозь голоса друзей пробился голос пилота-наблюдателя.

– Вижу цеппелин-платформу! На одиннадцать часов.

Ну правильно… Иначе и быть не могло…Наблюдателю не только следовало смотреть лучше, но и думать. Откуда-то взялись ведь эти самолеты… Ну один-два понятно. Может быть, британцы додумались до таких же авиаматок, но пятнадцать…

Федосей свечой взвился в небо и, перевернувшись через крыло, скользнул вниз, стряхивая с хвоста чужой биплан. Бой остался внизу, и у пилота осталось время, чтоб осмотреться.

Голова влево, голова вправо до позвоночного хруста… Вон он! Серебряная искорка блеснула на самом горизонте.

– Вижу платформу!

Мимо, оставляя дымный след, воздух прошила пулеметная очередь.

– Продержитесь, – донеслось из эфира. – К вам идет вторая авиаматка.

Уходя от верткого биплана, Федосей скользнул вниз. Тот не отстал, а рванул следом. Ничего… Еще немного, и им станет не до него.

Его полутораплан немного проигрывал в маневренности вражескому биплану, зато имел гораздо большую скорость. За счет этого он мог уйти от вражеского истребителя, но вместо этого Федосей заложил бочку и с переворотом ушел в сторону солнца.

Задача теперь стояла самая простая – добраться до серебристой искорки и обрушить её на турецкую землю.

Правда, все только казалось простым – где-то рядом с легковесным небесным гостем должны были быть самолеты прикрытия, но с такого расстояния их не было видно.

Думать о том, что его ждет впереди, было некогда – мимо дымными трассами проскакивали вражеские очереди, которых становилось все больше и больше… Вжимая голову в плечи, он жал на педали, добавляя обороты двигателю, и дирижабль становился все больше и больше. За блестящей серебром тушей объявилась еще одна… Вот откуда столько самолетов!

Навстречу ему вылетело еще несколько вражеских аэропланов, и в небе стало тесно. Федосей, огрызаясь пушечными очередями, рванул вверх. На трех тысячах он перешел в горизонтальный полет.

До дирижаблей было не меньше пяти километров, когда мимо мелькнул невиданный еще силуэт.

Он прошел ниже и сверху показался Федосею огромной серебристой бабочкой, распахнувшей параболические крылья. Пилот там не маневрировал, а за счет скорости ускользал от убийственных трасс. Вражеские бипланы неслись следом, но советский аппарат, повернувшись набок, сблизился с головным дирижаблем и ударил из автоматической пушки. За ревом мотора Федосей не услышал ничего, но воображения и здравого смысла хватило на то, чтоб понять, что там сейчас случится.

До огромного бока неповоротливого монстра было метров триста, и промахнуться никак было невозможно.

Проломив строй бипланов-защитников, он миновал первый дирижабль.

Под крыльями проскользнули прямоугольники оболочки. Для пилота они стали рябью, в которую входили пули обоих пулеметов. Мгновение – и под крыльями снова потянулась бело-коричневая земля, но дело было сделано. Он знал, что не промахнулся.

… Можно было бы сказать, что беляк вертелся в воздухе с ловкостью акробата, но Федосею пришло в голову другое сравнение – словно вошь на гребешке или, если уж быть совсем точным, как уж под вилами. Это последнее было, пожалуй, гораздо точнее. Уворачиваясь от преследователя, противник не только рыскал из стороны в сторону, но даже, как показалось Федосею, иногда еще и противоестественно застывал на месте, позволяя огненным хлыстам пулеметов стегать воздух впереди него. Без сомнения, ему противостоял ас! Федосей даже поаплодировал ему. Мысленно, разумеется, так как враг все-таки оставался врагом.

Хотя, что говорить? Можно было бы и вживую похлопать. Конец-то был уже предрешен. Патроны у офицера все вышли, и тому только что и осталось, как убегать, но это имело тот же скверный конец… Известно ведь – кто обороняется, тот проигрывает.

Но все кончилось несколько не так, как рассчитывал красвоенлет. Взгляд Федосея зацепился за хвост вражеского биплана, и он пропустил момент, когда в совершенно пустом небе возник натянутый канат.

Идеально прямая линия перечеркнула горизонт наискось, справа налево, проткнув биплан насквозь.

В роли пуговицы биплан был только мгновение.

Какая-то сила в секунду развалила его на куски, и летательная машина обломками скользнула к земле.

Федосею хватило ума уйти вниз, под «нитку».

Задрав голову, он проследил взглядом направление. Канат одним концом упирался в горную цепь, а другим – в далекий горизонт. Только конец там был или начало, сказать бы никто не смог.

На всякий случай Малюков отлетел в сторону, но когда через пару минут он развернулся, чтоб посмотреть на феномен, в небе уже ничего не было. Только в далеких горах что-то дымило, словно там проснулся вулкан.

Великобритания. Лондон
Июль 1929 года

… Стол викторианской эпохи, что стоял в лондонском кабинете сэра Уинстона, как и все, что его окружало, массивностью походил на хозяина кабинета. Не зря, наверное, умные люди утверждают, что не люди ищут вещи, а напротив, вещи находят своих хозяев и служат им. Стол, без сомнения, мог быть доволен новым хозяином – его положением, статью и посвященностью в государственные тайны. Не каждому столу довелось повидать в своей жизни то, что повидал этот стол. И уж точно никто до него не видел ту пачку фотографий, что лежала поверх полированного красного дерева. На всех снимках было запечатлено одно и то же – чадящий дымом горный массив. Похоже это было на картину морского сражения, где полузатопленные корабли исходят черно-белыми дымами в ожидании неприятного момента погружения в пучины.

Адмирал Тови одобрительно прищелкнул языком и, качая головой, объявил:

– Это, пожалуй, не хуже ночных бомбардировщиков…

И, еще раз оглядев фото, самокритично добавил:

– При ночном бомбометании такая точность и кучность поражения вряд ли достижимы… Как вы говорите, это называется?

– Это называется «лучи смерти», – пояснил шеф «МИ-6». – Как раз то, о чем нас предупреждал президент САСШ.

– Французское изобретение?

– Теперь уже и не скажешь… Оно есть у французов, у американцев и у русских … А кто там был первым, теперь не узнать.

Черчилль, хмурясь, поправил его.

– У русских ничего нет! Все нормальные русские живут во Франции, и у них нет никакого оружия. Речь, видимо, идет о большевиках?

– Разумеется.

– Почему же такого оружия нет у нас?

Шеф разведки пожал плечами.

– Получается, что мы не готовы к большой войне, что каждую минуту может начаться на континенте?! – продолжил свой вопрос сэр Уинстон. – Почему у наших врагов есть оружие, которым не располагает Британская армия? Кто ответит за это?

Черчилль распалялся все больше и больше.

– Неужели британские мозги хуже французских или тем более большевистских?

– Не хуже, – быстро вставил разведчик. – Мне известно, что наши ученые обращались в военное министерство с подобными предложениями…

Канцлер казначейства стремительно развернулся в сторону военного министра.

– Ах, вот как? Объяснитесь, сэр! Своими действиями, точнее бездействием, вы, господин министр, подставили родину под удар!

Военный министр не остался в долгу и ответил лорду-канцлеру с тем же накалом страсти.

– Да, обращались… Но как можно верить людям, которые не могут представить никакой технической документации для обоснования идеи? Что мне делать, когда ко мне приходит велеречивый краснобай от науки и начинает обещать мне все, прося в обмен деньги на исследования. Огромные деньги! Не пенсы и не фунты! Тысячи!!!

Он встряхнул руками и неожиданно для всех улыбнулся, вспомнив что-то, и уже более спокойно продолжил:

– Как можно верить человеку, который утверждает, что изобрел «лучи смерти», но все забыл и теперь ему все нужно открывать наново… Вы знаете, сколько таких вот людей приходит в военное министерство ежемесячно? Не один и не два!

Тоном ниже, но все еще агрессивно Черчилль напомнил:

– В свое время ваше ведомство поверило Маркони и не пожалело об этом.

Военный министр вернул шпильку назад.

– Поверьте, там далеко не каждый Маркони.

– Кстати, – напомнил о себе шеф разведки. – Раз уж мы упомянули Маркони, то он, по моим сведениям, также занимается «лучами смерти»…

Хозяин кабинета живо обернулся к нему.

– Вот! Муссолини и король Эммануил поверили ему, а вы – нет!

– Маркони бы и я поверил. Во всяком случае, ему наверняка хватило бы ума внятно изложить свои мысли на бумаге…

Адмирал Тови густо кашлянул, и разговор оборвался.

– Я хотел бы, чтоб мы вернулись к обсуждаемому вопросу…Устранили ли мы ту опасность, о которой говорили несколько дней назад?

Черчилль посмотрел на адмирала.

– Кто может дать нам гарантии, что все удалось? Это слишком важное решение, чтоб принимать его, основываясь только на листке глянцевой бумаги…

Он коснулся пальцами фотографий.

– Нам нужны живые, достойные доверия свидетели нашего успеха или нашего поражения.

Турецкая Республика. Окрестности Большого Арарата
Июль 1929 года

…День с самого утра у Федосея не задался.

Сперва всю ночь снилась всякая дрянь, попы какие-то с паникадилами, Крестный ход, а утром, когда, похохатывая, бредом своим с товарищами делился и брился хорошо отточенной золингеновской бритвой, рука дрогнула – порезался. Никогда такого не случалось, а тут – на тебе!

Минут десять, под шутки товарищей, пытался поаккуратнее, чтоб на раненного при исполнении интернационального долга не походить, заклеить порез пластырем, но тут сыграли тревогу, и время полетело словно вода из шланга. Бегом, бегом, веселыми брызгами.

Гимнастерку на плечи, шлем на голову, реглан, очки-консервы, «наган» в мягкой кожаной кобуре у бедра – и бегом к самолету. Там прыжок на крыло, а оттуда, ни на миг не задерживаясь и не теряя движения, – в кабину истребителя. Щелчок закрывающегося фонаря над головой и – вперед, в бой!

Схлестнуться пришлось с теми же британскими бипланами. После пяти дней боёв они стали куда осторожнее и одиночного героизма уже не проявляли – наваливались плотной кучей и клевали, клевали… Новая тактика давала эффект – пять аэропланов красные уже потеряли. Правда, счет в целом складывался в нашу пользу с леденящим душу британцев перевесом. Только вместо того, чтоб остудить горячие головы, это, похоже, только больше подстегивало чьё-то желание прорваться в район строительства спецобъекта.

У самого Федосея на счету было уже два британца. И сегодня он с ходу, с налета сбил третьего.

Только радость победы оказалась недолгой.

Через плотную подушку парашюта Федосей почувствовал, как задрожала только что послушная машина, и стрекот мотора заглушил веселый треск разрываемого свинцом дерева.

Уводя аэроплан с линии огня, обернулся. Вражеский биплан, сверкая вспышками выстрелов, рвался за ним. Сквозь прозрачный круг вращающегося винта виднелся похожий на хищное насекомое пилот.

Малюков в бессильной злобе погрозил кулаком, но тут стекло фонаря впереди разлетелось осколками, ветер хлестнул по лицу, и стало вовсе не до того. Серый дым за спиной обернулся оранжевым языком пламени.

Не испытывая судьбу, сбитый летчик вывалился из самолета.

Места в небе хватило всем – совсем рядом крутились свои и чужие, поливая друг друга свинцом. Переживая за своих, Федосей завертелся в стропах, отличая одних от других. Мало наших! Мало!

Две авиаматки – это восемь самолетов, а у них на каждой платформе штук по двадцать, не меньше. И верткие все, как блохи… У бипланов со скоростью похуже, зато маневренность! Правда, у нас вооружение…

Двенадцатимиллиметровая пуля – это уже не пуля даже – почти снаряд. Такая сквозь слона пройдет – не застрянет.

Не отводя глаз от неба, начал дергать стропы, стараясь отплыть подальше от места схватки, но не успел. Не повезло. Над головой протяжно треснуло, и, по-змеиному извиваясь, оттуда упало несколько строп. Федосей ошалело повернулся на звук. Там полоскал белый купол, в который на глазах расширяющимся острым клином входило голубое небо. Небесный шелк вот-вот готов был свернуться в тряпку и уронить летчика на землю.

Что и случилось.

Купол скомкался и, словно устав держать живую тяжесть пилота, полетел вниз.

Радость свободного полета не успела коснуться Малюкова, как ноги врезались во что-то твердое. Федосей охнул от боли. Вполне могло оказаться, что это была крупнокалиберная пуля, но тут же его приложило спиной обо что-то размером побольше пули и куда как более твердое, чем облако. Не соображая, что происходит, он машинально попробовал зацепиться и встать, но сверху обрушился парашют. Малюкова перевернуло, покатило по каким-то ребрам и снова бросило в бездну. Желудок, наполнившийся холодным воздухом, рванулся к горлу, но тут Федосея дернуло еще раз, и все кончилось.

Он висел, еще не вполне уверенный, что остановился. Несколько секунд приходил в себя тупо, без мыслей, глядя перед собой. Все случилось настолько быстро – огонь за спиной, прыжок, хлопок парашюта над головой, шальные пули, перебившие стропы купола, боль от удара, потом снова падение в бездну и резкий рывок, остановивший полет вниз, и далекая земля под ногами, что он понял только одно – он жив и висит, прицепившись к чужому дирижаблю.

Подняв очки на лоб, посмотрел вниз. Под ногами, не дальше чем в трех-четырех верстах, плыла каменистая турецкая земля. Ужас того, что уже случилось, сменился в Федосее ужасом того, что еще только могло произойти. Он висел под нижней палубой вражеского дирижабля, и любой из тех, кто увидит его сейчас, может легко отправить к земле, просто отцепив парашют. Несколько мгновений он ждал торопливых шагов над головой и тревожно-радостного крика, но, кроме моторного и пулеметного треска, ничего не слышал.

Обошлось…

Красвоенлет, пересиливая страх многокилометровой бездны под ногами, расстегнул парашютный замок, подтянулся и, перехватывая замерзшими пальцами стропы, пополз вверх. Ветер трепал над головой белый лоскут парашютного шёлка, стропы в ладонях гудели, словно струны гигантской мандолины, перекрывая рев моторов, а он лез, стараясь не думать, что раньше закончится – его силы или терпение невесть за что зацепившегося парашюта. В голове назойливо болталась мысль, что где-то там, над головой, с неслышным за гулом ветра и ревом моторов тихим треском расползается такой тонкий, такой невесомый парашютный шелк.

Рывок, еще рывок. Палуба нависла, словно поверхность моря, и Федосей, резким движением вскинув голову, вынырнул из-под неё, перекатился и встал на дрожащие ноги.

Тут бы сесть, прислониться к чему-нибудь, смахнуть пот со лба да выругаться так, чтоб кровь взбодрилась, потекла быстрее, только где там!

Едва ходившая ходуном грудь стала вздыматься чуть потише, Федосей дрожащей рукой расстегнул кобуру, огляделся… Совершенно пустая палуба упиралась в далекие горы. Чуть левее угольно-черной вершины Арарата в небе, располосованном расплывающимися черными полосками, кружили с десяток самолетов. Разобрать, кто там свой, а кто чужой, было невозможно. На Федосеевых глазах один из аэропланов беззвучно вспыхнул и, таща за собой черный хвост, покатился к земле. Пилот только кулаки сжал. Непонятно. То ли горевать, то ли радоваться…

Красвоенлет, спохватившись, обернулся.

И с другой стороны пусто. На душе стало легче. Кажется, эта палуба у них явно предназначалась для посадки аэропланов, а поскольку с начала боя прошло вряд ли больше двадцати минут и беляки еще не израсходовали ни патронов, ни горючего, то…

Попади он на верхнюю палубу, было бы гораздо хуже..

Пока ему везло. Может быть, и дальше удача от него не отвернется? Она хоть дама и легкомысленная, а любит инициативных и предприимчивых.

Ревевшие над головой моторы ясно показывали, где находятся аппараты, готовые к взлету. Только там незваный гость мог найти помощь. Надежды на чужие крылья у Федосея было больше, чем на собственный парашют. Оставляя себе единственный выход, он, встав на колени, отцепил шелк, проводив взглядом его падение. Теперь у него оставался один способ выбраться отсюда – улететь. Причем улететь «по-тихому».

С легкой заминкой рука отпустила застежку кобуры. В очках-консервах, шлеме и кожаном реглане его скорее примут за своего. Может быть, и прорываться с боем никуда не придется. Он глубоко вздохнул – выдохнул, вздохнул – выдохнул…

Спокойствие и сосредоточенность. Ну и естественность, конечно…

Не торопясь, дошел до лестницы и так же неторопливо полез вверх, по-хозяйски твердо ставя ноги на железные ступени.

Первое, что бросилось в глаза, – люди. На верхней палубе, под трепетавшим на ветру «юнион джеком», царила деловитая суета – пилоты и механики занимались своей работой – катили баллоны со сжатым воздухом и тележки с заправленными пулеметными лентами, ковырялись в моторах, готовились к вылету. За шумом двигателей почти ничего не было слышно – люди привычно объяснялись знаками, но Федосей и не рассчитывал разжиться тут военными тайнами – ноги бы унести…

Стараясь не показывать любопытства, оглянулся. Все тут было примерно как на «Товарище Троцком» – ряд аэропланов стоял справа, освобождая место для взлета. Колеса воздушных машин сжимали колодки. Сейчас механики возились у переднего, готовя машину к вылету – от него уходила пустая тележка из-под огневого запаса, а навстречу ей быстро шагал пилот. Вот она, удача!

Федосей зашел за самолеты и, пригибаясь, чтоб не задеть крылья, нависшие над трехверстной пропастью, заспешил к переднему биплану. План был прост, как революционный лозунг «Даешь»! – оглушить пилота, занять его место и улететь, пока тут не сообразят, что к чему. В этой суматохе у него были неплохие шансы провернуть все так, чтоб убраться отсюда целым … Были! Только бы немного везения и чуть-чуть удачи!

Из-за хвоста он увидел, как пилот приподнялся в кабине и крутанул в воздухе рукой. Мотор взвыл, тугая струя ветра отбросила полы Федосеева реглана назад, обожгла холодом щеки, а аэроплан, вздрагивая крыльями, медленно тронулся вперед, разворачиваясь на взлет.

Пора!

Федосей вскочил на крыло, ухватился за расчалку и, хватанув ни о чем не подозревающего пилота за воротник, со всех силы потащил на себя, вытаскивая из кабины.

Сил бы у него хватило, но подвел воротник. Кусок бараньей шкуры затрещал перепрелыми нитками и остался в руке красвоенлета. От этого чудовищного усилия Федосея чуть не снесло с крыла, но тут очнулся англичанин.

Он заорал от неожиданности и сам подскочил с места. На мгновение оба замерли – летчик с разинутым в крике ртом и Федосей с чужим воротником в руке…

За шумом и грохотом их, конечно же, никто не услышал, но зато Федосея теперь заметили механики. Оба, еще не понимая, что происходит, замахали руками и затрусили за аэропланом, а тот уже развернулся и, набирая скорость, рвался к концу палубы, спеша вернуться в родную стихию.

Англичанин от неожиданности не схватился за пистолет, а достал незваного гостя прямым в челюсть.

От удара Малюкова отбросило на крыло, и неуправляемый самолет завалился, срываясь со стартовой платформы вниз и входя в последний в своей жизни штопор… От этого движения биплан крутануло, и англичанин, не удержавшись в кабине, вылетел на крыло, сбивая цеплявшегося за расчалку красвоенлета…

Обнявшись, они сорвались в бездну…