Текст книги "Морские рассказы-были"

Автор книги: Владимир Коркош

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Как я бросил курить.

В первый раз я закурил в седьмом классе. Во дворе школы здоровые парни из 10 класса всунули мне в рот горящую сигарету со словами: “Будь мужчиной”.

Но мужчиной я не стал. Я закашлялся, и меня чуть не вырвало. После этого я долго не мог переносить табачный дым.

По-настоящему я закурил в какой-то праздник уже после школы. Самоотверженно выкурил в компании сигарету, красуясь как петух на шесте курятника... и потом пошло, поехало. Неоднократно я “бросал” курить, точнее забывал. Организм был еще здоровый, зависимости я не ощущал. Однако мне нравилось, как курили мои любимые герои фильмов. Я пытался подражать им, красуясь перед хорошенькой девчонкой из 10-го “Б” класса моей школы. И, как мне казалось, она благосклонно поглядывала на меня, особенно когда я небрежно крутил между пальцами болгарскую сигарету, закуривая и пуская дым кольцами. Ах, каким я себе казался неотразимым!

И каким был для меня удар, когда эта негодная обманщица (не такая же она была и красавица) ушла с другим парнем, причем некурящим.

С горя я хотел бросить курить. Но было уже поздно. Начался процесс привыкания. Правда, я всякий раз убеждал себя, что всегда могу бросить курить. Даже на какое-то время бросал, но потом снова в теплой компании за бутылкой вина, в клубах сигаретного дыма, я опять закуривал... Скоро я понял, что обманываю себя и родителей, когда говорил себе и им что могу бросить курить.

Выкуривал я обычно по одной пачке в день. Но позже, уже после окончания института, мне стало не хватать одной пачки, и я стал выкуривать по 1,5 пачки в сутки. Я со страхом обнаружил, что организм стал требовать никотина и ночью. Это было для меня ударом. Тем более что я стал кашлять, по словам матушки, как старый дед. Неоднократно я делал робкие попытки бросить курить, но все было бесполезно.

Жизнь шла своим чередом. Окончив институт, я влюбился, женился, и тут-то все и началось... Оказалось, что моя молодая любимая жена и на дух не выносит табачный дым. Началось с того, что сразу после свадьбы она отказалась целоваться со мной. Я сначала думал, что это шутка, веселился, пытался ее обнять. Ведь целовались же мы до свадьбы. Но шутка обернулась для меня бедой. Она перестала целовать меня, стала выгонять курить на балкон, потом в коридор, брюзжала, что я пропах весь табаком и что она этого не может переносить, что у нее аллергия на табачный дым.

В конце концов, это кончилось тем, что предложила спать в разных комнатах. Но поскольку свободной комнаты не было, я был вынужден спать на кухне – на раскладушке. К себе она меня подпускала один раз в неделю, предварительно заставляя хорошо чистить зубы пастой и полоскать рот лосьоном. И все равно при выполнении своей супружеской обязанности заставляла меня отворачивать лицо. Так начался мой медовый месяц. Горе и страдание обрушились на меня.

Я набрался мужества и не курил несколько дней. На третий день с гордостью сообщил ей об этом. Хорошо обнюхав меня, жена разрешила перенести постельное белье обратно к ней, и я, что называется “дорвался”до моей молодой и любимой жены. Она также со всем пылом любящей супруги горячо отдавалось мне.

Отчаянно мучаясь, на следующий день я втихаря от нее выкурил сигарету и хорошо прополоскал рот. Но жена, словно натасканная собака, тут же учуяла запах. Пришлось снова идти на кухню. Причем супруга пригрозила мне, что за обман вообще не будет подпускать меня к себе, даже раз в неделю. Я был в шоке и в сердцах сказал ей, что я уйду к любовнице (которой у меня не было). Да и какая может быть любовница, если я только женился и очень любил свою жену. При взгляде на нее у меня “пела” каждая жилка моего тела, кровь закипала, и я готов был заниматься любовью с ней где угодно и когда угодно. Но лучше бы не говорил ей о мифической любовнице. Она вытянулась как струнка, дернула голову и с презрительным взглядом и ледяным блеском в глазах произнесла:

– Забирай свои тряпки, сигареты и чтобы духу твоего не было. Скажи своей любовнице, что она может поменять свой статус любовницы на жену, а мне такой муж не нужен, чтобы в первый месяц совместной жизни завел себе б...

Ее лицо выражало благородное возмущение, а глаза пылали дразнящим, темным от негодования огнем. Я не выдержал, бросился на нее, повалил на кровать, оборвал все пуговицы на халатике и с такой страстью овладел ею, как никогда со времени нашей короткой совместной жизни.

– Ты зверь, грубиян – в слезах прошептала она.– А... у тебя в самом деле есть любовница?

– Дура,– в сердцах закричал я. – Я же люблю тебя... и вообще стал бы я тебя насиловать, если у меня была бы любовница.

– Ну, насиловать, это громко сказано,– ответила моя ненаглядная молодая супруга и лукаво посмотрела на меня.– Пусть бы другой кто нибудь попытался изнасиловать,– это во первых...

– А что во вторых ?– спросил я.

– А во вторых,– начала она. – Я просто жизни не знаю и вас мужиков тоже. Может у вас так принято, что не успел женится и заводишь себе любовницу.

– Дура,– снова не выдержал я. – Это если не любят.

– Ну, за дуру...– начала она.– Ладно, чтобы это было в последний раз. А насчет любви, не знаю и если ты действительно любишь меня, то выполнил бы мою просьбу и бросил курить.

– Может и пить совсем бросить и ...

– Не хами,– ответила она.– Тебе не идет, а насчет того чтобы совсем пить бросить, я не хочу, девчонки засмеют и тут же приплетут и третье, что ты сказал.

Она покраснела и продолжила свою мысль:– А вот курить ты действительно бросишь, а иначе в постель ко мне не ляжешь. И ты в конце концов, действительно заведешь себе любовницу, и мы разведемся.

– Вообщем, выбирай,– категорично заявила она..

Грустный и несчастный от подобного ультиматума, я поплелся на работу.

Работал я в рыбразведке (не путать с внешней разведкой). В этот день начальник предложил мне пойти в рейс. Причем судно выходило буквально на днях. Однако он не настаивал, так как был прекрасно осведомлен, что у меня еще не кончился медовый месяц (сам был на свадьбе). Поэтому очень удивился, когда я согласился.

Я раздумывал недолго, так как был уверен, что курить так просто не бросишь. Это я уже знал точно, поскольку неоднократно бросал и снова начинал. Моя ненаглядная супруга вряд ли позволит каждый раз “насиловать” ее. И за время длительного рейса она соскучится и откажется от своего несуразного, как я считал, требования. Я сдал документы и пошел объявлять своей жене о неожиданной командировке. Она встретила эту новость сначала с удивлением, а потом, узнав, что рейс будет продолжаться полгода, с возмущением. Слезы лились ручейками из глаз. Начались упреки, жалобы...

– Можно,– спросил я ее. – Я буду курить до рейса, а ты не будешь возражать, если, если...

– Можешь,– прошептала она,– нежно прижимаясь ко мне. Но, после рейса,– голос ее затвердел...

– Да, да... поспешил ответить я,– и начал обрывать только пришитые пуговицы халата.

Через три дня, попрощавшись с семьями, мы вышли в море. Сигареты, как правило, рыбаки в море не берут, так как их достаточное количество имеется в артелке, то есть провизионной кладовой, откуда каждый курящий имеет право брать по потребности. Деньги за них потом высчитывают с зарплаты.

Едва силуэт родной супруги скрылся с горизонта, как я сразу же взял в артелке блок моих любимых болгарских сигарет и, не видя ее недовольного взгляда, с удовольствием задымил.

Так началось мое грехопадение. Скоро я вошел в “норму” и выкуривал уже по полторы пачки сигарет в день, стараясь не думать о моем обещании супруге, да и некогда было. Работы в начале рейса навалилось очень много. Через пару месяцев стало легче. Просто пошло все по накатанной “колее”. Появилось время отдыха, время для раздумий и воспоминаний. Все чаще, во сне и наяву, передо мной стала появляться моя ершистая и любимая жена и укоризненно грозила пальчиком. Потом исчезала, снова появлялась и с каждым последующим днем она казалось мне все более красивой и соблазнительной. Иногда, о ужас! Она показывалась мне в обнаженном виде. Я отгонял эти непрошеные видения, выбегал на палубу. Морской холодный ветер и соленые брызги на некоторое время успокаивали меня. Но ненадолго. Я готов был выполнить любое ее желание, лишь бы получить ее в свои объятия. Но бросить курить...

Эта мысль угнетала меня и ежедневно мучила. Я представил себе, как в первую ночь после прихода с рейса, услышав запах табака, моя ласковая и желанная супруга отсылает меня в холодную неуютную кухню спать на раскладушке. Бр-р-р...

Я загрустил и закурил сигарету...

И вдруг, в середине рейса, артельщик объявляет, что сигареты кончились. Такая ситуация иногда случается. В этом случае сигареты и вообще все ларьковые продукты добираем на базе или на проходящих промысловых судах, если, конечно, они там есть. Но в настоящем рейсе мы работали в отрыве от промысловых судов и базы, по научной программе. Артельщик в спешке, как часто бывает, не учел эту ситуацию. Капитан долго ему выговаривал и, забрав себе все остатки сигарет, собрал команду и объявил, чтобы экономили сигареты, поскольку их в ближайшее время не будет. Но как ты их не экономь, они все равно кончаются. В некотором выигрыше остались те, кто курил без фильтра и не выбрасывал окурки. Они собрали их из импровизированных пепельниц и затягивались самокрутками.

Наступили тяжелые времена. Ближе чем на 700 миль никого из промысловых

судов не было, то есть двое-трое суток ходу. Это если при хорошей погоде. И сколько топлива надо сжечь, чтобы взять сигареты. Золотыми они окажутся.

Никто из начальства разрешения на это переход, конечно, не даст.

Да и я, как начальник рейса, не мог позволить совершить этот марш бросок, так как он сорвал бы нашу научную программу. Артельщик ходил расстроенный, боялся даже ночью выходить на палубу. Я очень тяжело переживал отсутствие сигарет. Меня тошнило, не хотелось работать, даже есть. Спал очень плохо, и даже супруга перестала являться в моих сновидениях ни в каком виде.

Меня преследовал запах дыма. Я проклинал испанцев, перехвативших у индейцев Америки эту пагубную привычку и экспортировавших это зелье из Америки в Европу. Когда я проходил мимо каюты капитана, откуда чуть доносился запах дыма, у меня кружилась голова.

Как я жалел, что так неэкономно курил и выбрасывал за борт окурки. Мне было стыдно, но когда я ходил на палубе, то помимо воли высматривал затерявшийся где-нибудь окурок. Как я выдержал первую неделю, не знаю. Это могут понять только те, кто тоже бросал курить. Трудно и мучительно. В артелке не было даже сосательных конфет, чтобы как то убить это проклятое желание.

Вторая и третья неделя прошли также очень тяжело. Далее я стал уже понемногу есть и скоро я почувствовал, что снова хочу... ну, хочу обнять свою жену. Курить по-прежнему хотелось, но перетерпеть уже было можно.

Но тут случилось такое...

Команда в буквальном смысле озверела без курева. Все со злобой посматривали на капитана, так как уже знали, что остатки сигарет выбрал он. Поэтому капитан курил у себя в каюте, закрывшись на замок. Появись он перед командой с сигаретой, навлек бы на себя большие неприятности. Матросы послали к капитану парламентариев просить, чтобы мы подошли к какому-нибудь японскому или южнокорейскому судну, работающих в автономном плавании недалеко от нас на лове тунца. Мы часто видели, как они выбирают свои тунцеловные порядки.

Подходить в те времена к иностранному судну, а тем более что-то брать или передавать на него категорически запрещалось. Капитан и вахтенный штурман сразу же лишались визы, а порою и должности. А еще раньше, как нам рассказывали старожилы, они могли отправиться под конвоем в места, не столь отдаленные от Камчатки.

Парламентеры во главе с боцманом предъявили капитану ультиматум: или мы идем к “японцу” и берем сигареты в обмен на сгущенное молоко (именно наше отечественное, очень ценилось у иностранных моряков), или команда прекращает работать, а дальше посмотрим... и они грозно посмотрели на капитана. Короче назревал бунт.

Я пытался успокоить капитана, рассказывал, что в истории морских экспедиций, несмотря на большое количество бунтов, в том числе и у Магеллана, только один увенчался успехом, на английском бриге “Баунти”. И даже в этом случае капитан остался жив. Правда, ему пришлось с частью команды испытать множество горестей и проплыть тысячи миль на обыкновенной шлюпке, пока он не достиг гостеприимной земли и в конце концов прибыл на родину в Англию. Причем он успел даже отправить на виселицу часть бунтовщиков. Мой капитан грустно посмотрел на меня и отвернулся, а парламентариям ответил категорическим отказом.

На следующий день команда не вышла на работу. Тут уже забеспокоился не только капитан, но и я. У меня срывалась океанологическая съемка, которую

нельзя прерывать. Она должна быть непрерывной, и только в этом случае полученные данные можно будет использовать для научного анализа. Я предупредил капитана, что в случае срыва научно-исследовательских работ, экипаж лишится премии.

– Вот ты пойди и объясни это матросам,– ехидно ответил он мне.

– Нет – говорю я,– к команде я не пойду. Им надо сейчас только сигареты и на любое другое предложение они ответят отказом. И я предлагаю подойти к этому “японцу”, который у нас на горизонте ловит рыбу, и взять у него сигареты, то есть обменять на наши продукты.

Я не могу пойти на должностное преступление,– отвечает капитан. – У меня есть инструкции, которые я не могу нарушить. В противном случае мне визу закроют – раз..., должности лишусь – два... Дальше он не стал продолжать и отвернулся.

Я снова прервал затянувшееся молчание.

– А откуда они узнают о встрече с “японцем”? На судне все понимают тяжелую ситуацию и будут молчать.

Капитан с удивлением посмотрел на меня.

– Да ты что с луны свалился? Через час после прихода судна с рейса, там... и он посмотрел на потолок,– будут знать все.

– Снимаемся и идем в район промысла. Плевать я хотел на премию.

Предложенный капитаном приказ не входил в мои планы, так как съемка в этом случае срывалась, и все наши работы, наши мучения, бессонные ночи,

как говорится, коту под хвост. И в эту минуту меня осенила великолепная мысль.

– Стоп,– прерываю я капитана.– У меня есть предложение, от которого тебе будет трудно отказаться, так как ты совершенно не пострадаешь.

Капитан с подозрением посмотрел на меня.

– Знаю я твои идеи и слышать ничего не хочу. Идем в район промысла.

– Нет, ты выслушай меня,– отвечаю я ему. Если ты не сможешь отойти когда “японец” сам подойдет к нам, ты будешь отвечать?

Капитан задумался.

– Ну, если он подойдет, а мы по каким-либо причинам не можем отойти, то, наверное...– он вздохнул и решился.

– Ладно, как только он подойдет, позовите меня и, добавил капитан,– не мы к нему, а он к нам.

Мы пошли готовить представление. Я собрал научную группу, матросов и объяснил всем их задачи. Подождали, когда японское рыболовное судно кончит выборку яруса и только после этого подошли к ним поближе, стали в дрейф и выпустили за борт серию батометров для сбора проб с водой с различных глубин океана. Японские рыбаки с удивлением воззрились на нас, так как обычно советские суда обходили их стороной.

Наши матросы вышли на палубу. В руках они держали пустые блоки из под сигарет и банки со сгущенным молоком. Они во всю глотку начали кричать на смешанном англо-русском жаргоне, из которого можно было разобрать только одно слово, понятное морякам всего мира -”ченч”, то есть обмен.

Японским морякам стало все понятно. Они бросились по каютам и скоро появились на палубе с блоками сигарет. Капитан японского судна ловко пришвартовался, благо был штиль, к нашему борту. С противоположной стороны нашего судна борта висел трос с выпущенной серией батометра. Наш капитан появился в рубке, стал кричать, чтобы мы отошли, грозить кулаком и прочее.

Но как мы могли отойти, когда за бортом висят батометры? Мы начали вирать, то есть поднимать их обратно. А в это время с японского судна летели на нашу палубу блоки сигарет, а в их сторону банки со сгущенным молоком. Капитан нашего судна пытался “запретить” менять молоко на сигареты, потом махнул рукой и стал ждать, когда мы подымем трос с батометрами, чтобы быстрее отойти. На палубе уже лежала груда блоков сигарет.

Молоко закончилось, но к нам летела всякая всячина – баночное пиво, эротические журналы, открытки и прочее. Научные сотрудники медленно вытаскивали трос с батометрами из воды. Капитан японского судна вышел из рубки и передал нашему, который закрылся в каюте, бутылку виски, кажется “Белая лошадь”.

Я пошел к нему, чтобы отдать подарок. Он начал отказываться, но не выдержал и все-таки взял. Потом порылся в рундуке, достал бутылку водки, причем “Столичной” и говорит:

– Это тому капитану,– и вздохнул.

– Капитан есть капитан, английский, русский или японский, скажешь ему, что я... в общем, найдешь что сказать, ты же знаешь английский.

Я вышел на верхнюю палубу, позвал их капитана, вручил ему ответный подарок и поблагодарил его. Он посмотрел на бутылку, засмеялся довольный и пожал мне руку.

А в это время наши матросы, покачиваясь, чуть хмельные стояли на палубе, пили из банок пиво, а кое-кто, наверное, и виски, и что-то кричали японцам, а те нам. И когда мы уже заканчивали вытаскивать трос из воды, вышла на палубу Савельевна, наша повариха в замызганном фартуке и необъятной талией. Она с удивлением воззрилась на японских рыбаков, которые с оживлением восприняли ее появление.

На “японцах” женщин в море не берут. Условия быта там другие. Скоро появилось предложение от японских рыбаков, передать ее на японское судно на пару часов за 10 бутылок виски. Матросы стали уговаривать Савельевну. Обещали, что весь рейс будут ей чистить картошку и рыбу. Она категорически отказалась. Цена увеличивалась и дошла до ящика виски, то есть 20 бутылок виски. Ребята поклялись, что будут не только убирать на камбузе, но и мыть посуду. Однако, к их большому сожалению и отчаянию, она не согласилась на эту авантюру, погрозила японцам пальчиком и ушла в каюту. Правда, уже потом, после рейса, она призналась, к нашему удивлению, что ей было приятно, что хотя бы японские рыбаки оценили ее, не то что мы, обормоты.

И, возможно, при других бы обстоятельствах... она лукаво улыбнулась, и ее широкое некрасивое лицо осветилось такой приятной внутренней красотой, что мы только теперь могли понять японцев, которые настоятельно ее требовали.

А в то время, после ухода Савельевны с палубы, мы вытащили батометры и попрощавшись с японцами, пошли работать дальше.

Сигареты тут же поделили на всю команду. И не какие-нибудь подпольные под “американские”, сделанные в Одессе, на Дерибасовской, а самые настоящие американские – “Кэмел”, “Винстон” и т.д. Сколько в тот момент при раздаче было восторгов! Всем так хотелось курить, что они тут же разрывали блоки и закуривали, блаженно закрывая глаза.

– “Господи, много ли нужно для маленького человеческого счастья”– думал я,– поглядывая на два блока сигарет лежащих передо мной, в блестящих обертках, с верблюдами на этикетках. В предвкушении удовольствия я ласково поглаживал их пальцами.

И вдруг... что-то щелкнуло у меня в голове. Это же шанс, может быть единственный за всю мою жизнь, бросить курить. Ведь уже самое тяжелое я пережил, перетерпел, перемучился. Да, еще хочется курить, тем более такие сигареты. Я с вожделением поглядывал на них. “Интересно, чем они отличаются от наших, я ведь только попробую”,– и дрожащими руками начал разрывать блок.

– Нет! – закричал я. Сигареты выпали из рук и рассыпались.

– Нет,– снова повторил я. – Стоит только закурить... и все кончено, и если я не использую этот шанс, буду всю жизнь жалеть.

Я вдруг представил себе, как по приходу с рейса, моя желанная супруга будет отворачиваться от поцелуев ..., снова я буду спать на раскладушке в кухне.

И пусть не сразу, пусть даже пожалеет в первый, второй день... Я все равно окажусь там. Какая она сладкая, нежная, а груди пахнут молоком, медом... А губы...

Встряхнув с себя любовное наваждение и собрав рассыпанные сигареты, я пошел к своим коллегам. Они в это время сидели в судовой лаборатории, обсуждали случившееся и с наслаждением пускали дым. И конечно, были в шоке от моего поступка, но несказанно рады нежданному подарку.

Как я пережил то время, когда все вокруг курили импортные сигареты, говорить не буду. Это был самый тяжелый период за время рейса.

Но в итоге увидеть счастливые глаза, почувствовать горячие объятия, незабываемые ночи. Стоит ли это пережитого. Конечно, стоит.

А капитан так и остался капитаном. Никто тогда не донес. И правильно сделал. И премию мы все-таки получили.