Текст книги "За пригоршню баксов"
Автор книги: Владимир Гриньков
Жанр:
Боевики
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
– А почему бы не с его сестры?
– Она умерла, – сказал Китайгородцев.
– Как – умерла? – опешил Хамза. – Когда?
– Я не знаю. Марецкий мне сказал…
– Толик, я своими глазами читал объективку на Марецкого. Сестра его жива-здорова, живет в Москве, у нее еще свой магазин дорогой одежды на Кутузовском.
* * *
В принадлежащем Инне Марецкой магазине женское нижнее белье стоило тысячу двести долларов, простенькое, на взгляд Китайгородцева, платьице – четырнадцать тысяч, а кружевной платочек размером со школьную промокашку – сто семьдесят пять. Китайгородцев осмотрел платочек с сомнением, присущим людям, которым такие вещи не доведется покупать никогда.
– Вас ждут, – сказала ему девушка, вынырнувшая откуда-то из-за увешанных тысячедолларовыми тряпками стоек.
Через недлинный коридор она проводила Китайгородцева в крохотную приемную и открыла дверь кабинета.
В кабинете не было никого, кроме высокой женщины в безупречном деловом костюме. Не очень-то она была похожа на Игоря Марецкого, но сестру своего подопечного Китайгородцев признал в ней сразу.
– Здравствуйте, – сказал ей Китайгородцев. – Рад вас видеть.
Эту фразу он произнес почти непроизвольно. Потому что хотел сказать ей, что очень рад видеть живой и здоровой, ведь с подачи Марецкого до недавних пор числил ее среди тех, кого с нами уж нет.
– Здравствуйте, – ответила она с сухостью, устанавливая дистанцию между собой и собеседником. – Присаживайтесь, пожалуйста. Чай? Кофе?
– Нет, спасибо.
Она смотрела выжидательно.
– Я работаю в охранном агентстве «Барбакан», – сказал Китайгородцев. – Недавно ваш брат, Игорь Александрович Марецкий, обратился к нам с просьбой предоставить ему телохранителя.
Китайгородцев смотрел ей прямо в глаза, отслеживая реакцию, и видел, как что-то в ее взгляде промелькнуло. Неужели сердилась?
– Я сразу хочу попросить вас вот о чем, – сказал Китайгородцев. – Этот разговор должен остаться между нами. Игорь Александрович, по крайней мере, в ближайшее время, не должен о нем узнать.
– Почему? – быстро спросила Марецкая.
Тон женщины, привыкшей вести разговоры, все фразы в которых формулируются предельно четко.
– Он наш клиент. Мы не имеем права его нервировать и заставлять волноваться по пустякам. Сейчас мы проводим специальные мероприятия. Пытаемся внести ясность в некоторые вопросы. Вполне возможно, что тревога окажется ложной.
– О какой тревоге вы говорите?
Марецкая чуть склонила голову набок и смотрела внимательно. Точно, сердилась. Но до чего же хороша! Красота патрициев.
– Когда мы принимаем на себя обязанность кого-то охранять, то не только непосредственно оберегаем его от неприятностей, но и отслеживаем всё, что вокруг него происходит. Ваш брат – не исключение. И когда мы коснулись его окружения, открылись обстоятельства, которые нас насторожили. Вы ведь знаете, что вы и ваш брат принадлежите к старинному роду Тишковых?
Пауза. Но ведь Марецкий не мог ей этого не сказать.
– Допустим, – сказала женщина.
Длинные тонкие пальцы рук замкнула в замок. И прищурилась. Что-то держало ее в напряжении.
– Кого-то эта история очень интересует. Мы обнаружили людей, которые исподволь, за спиной вашего брата собирают о нем информацию.
– Неужели? – взметнула она брови.
– Да, – подтвердил Китайгородцев.
– Вот теперь, пожалуйста, поподробнее.
– Есть места, которые ваш брат в последнее время посещает достаточно часто. Он бывает там, где когда-то жили Тишковы. Мы установили, что там же побывали люди, проявлявшие интерес к истории рода Тишковых и вашему брату. Они наводили справки.
– Ну и что?
– Информацию обычно собирают для того, чтобы потом ее использовать, – поделился своими жизненными наблюдениями Китайгородцев. – И очень часто используют в неблаговидных целях.
– Хорошо. Дальше.
– Это пока все, что у нас есть.
– Не густо.
– Работа только началась, – пожал плечами Китайгородцев. – Все еще впереди.
– Что собираетесь предпринять?
– Нам надо установить личности людей, которые крутятся вокруг вашего брата.
Сестра Марецкого покусывала губы. Кажется, пребывала в нерешительности. Уж вот этого Китайгородцев от нее никак не ожидал. Она производила впечатление человека властного и волевого.
– Это мои люди.
– Что, простите? – не поверил своим ушам Китайгородцев.
– Это мои люди, – повторила женщина. – Я отправила их, чтобы они навели справки. Не посвящая Игоря во все эти дела.
Говорила она почти с досадой. Похоже, ей не нравилось то, что приходится посвящать посторонних в подробности происходящего. Не могла и предположить, что кто-то выйдет на ее людей. А теперь пришлось раскрыться.
– Вы заставили нас поволноваться, – сообщил Китайгородцев с мягкой улыбкой, чтобы его слова не прозвучали как упрек.
– Я не думала, что вы на них выйдете. Хотя, если разобраться, это говорит о классе вашей работы.
– Спасибо.
– Это не комплимент. – мимолетная улыбка скользнула по лицу женщины. – Всего лишь констатация факта.
Она улыбнулась впервые за время разговора. Лед начал таять.
– Если не секрет: что вы хотели узнать? – спросил Китайгородцев.
И снова пауза в разговоре. Каждый раз женщине приходилось думать, что она может сказать собеседнику, а о чем лучше промолчать.
– Игорь – натура увлекающаяся, – сказала она. – Ему сообщили о его дворянском происхождении, показали какие-то бумаги, а он сразу поверил. Носится с этим генеалогическим древом как с писаной торбой. Это у него теперь любимая игрушка.
Достала из ящика стола лист бумаги, положила перед Китайгородцевым. Знакомый документ. Генеалогическое древо рода Тишковых – Марецких. Ксерокопия.
– И вот эта фитюлька совершенно лишила его спокойствия.
Кажется, Инна Александровна Марецкая не разделяла восторгов своего брата.
– Вам не верится в то, что все это правда? – уточнил Китайгородцев.
– Да.
– И поэтому вы решили послать своих людей, чтобы они навели справки об истории рода Тишковых?
– Да. Это фальшивка, – женщина указала на схему, – которую неизвестно с какими целями подсунули моему брату. Какая-то возня вокруг него. Что-то очень нехорошее. Вот этого, – ткнула пальцем в лист, – просто не может быть. Сначала я думала – на Игоре кто-то элементарно погрел руки. Составил фальшивую схему, доказывающую его родство с носителями графского титула, заработал на этом деньги. Я попросила Игоря свести меня с архивариусом, с тем, кто составил схему. Я хотела просто с ним поговорить. Не получилось.
– Почему?
– Он исчез.
– То есть? – приподнял бровь Китайгородцев.
– Он назначил мне встречу…
– Архивариус?
– Да. И на встречу не пришел. Я названивала по телефону, его мне Игорь дал, но целую неделю к аппарату никто не подходил. А потом трубку сняла какая-то женщина. Оказалось, родственница того старичка, с которым у меня не состоялась встреча. Она плакала. Сказала мне, что человека уже нет. Пьяные хулиганы избили его прямо у подъезда дома. Он умер. Нападавших ищут.
Китайгородцев медленно прозревал.
– И вот тогда вы испугались за брата, – сказал он. – И посоветовали ему нанять охрану.
– Я сама наняла ему охрану! – нахмурилась Марецкая. – Я! Игорь слишком безалаберный! Ему бы все порхать по жизни!
Прорвалась долго подавляемая досада.
– А существуют еще какие-нибудь факты, которые вас настораживают? – осведомился Китайгородцев.
– Разве этого мало? – кивнула на ксерокопию женщина.
– Вы сказали, что это фальшивка…
– Да.
– Почему?
– Вот этого, – она ткнула пальцем в замыкающие схему квадраты, где были вписаны ее и Игоря Марецкого имена, – быть не может. Потому что мы с ним не можем одновременно быть потомками рода Тишковых.
– Почему?
– У нас с Игорем были разные отцы.
– Как? – опешил Китайгородцев. – Вы разве по отчеству не Александровна?
– В том-то и дело, что Александровна, – усмехнулась Марецкая. – Наша мама была замужем за Александром Марецким. В том браке родился Игорь. Потом они развелись. Но мама свою прежнюю фамилию возвращать не стала. А позже, уже вне брака, мама родила меня. Таким образом, я тоже стала Марецкой. И тоже Александровной. Потому что моего отца… тоже звали Александром. Просто совпадение. Знаете, как наша мама называла своих мужей? Александр Первый и Александр Второй. Такой вот женский юмор. У нас с Игорем – разные отцы. И по отцу, как это указано в схеме, мы оба одновременно потомками рода Тишковых быть не можем. А люди, которые эту фальшивку состряпали, таких тонкостей не знали. Их сбило с толку то, что у нас с Игорем одинаковое отчество. И вот на этом они прокололись.
* * *
Готовый материал Маша привезла на утверждение Марецкому в музыкальный клуб. На небольшом пятачке в полтора квадратных метра сменяли друг друга команды музыкантов. Отсюда, из дальнего угла, где сидели Марецкий и Китайгородцев, казалось, что они исполняли одну нескончаемую песню – ни слов, ни музыки было не разобрать из-за гула голосов присутствующих.
Маша не без труда пробралась к Марецкому. Кто-то потеснился, уступая ей место.
– Вот, – сказала Маша со спокойной гордостью человека, с честью выполнившего поставленную задачу. – Готово.
Это был распечатанный на принтере текст, несколько страничек. Китайгородцеву бросился в глаза крупно набранный заголовок: «Здравствуйте, граф!»
Марецкий торопливо пробежал глазами текст. Кажется, ему нравилось.
– А фотографии? – спросил он. – Какие будут напечатаны?
Маша извлекла из сумочки несколько снимков.
– Это те, которые я отобрала.
Просто Марецкий. Марецкий за работой, нотные листы с нарочитой небрежностью разбросаны по столу. Марецкий на развалинах родового имения. Марецкий в краеведческом музее, смотрит на портрет одного из своих далеких предков – глаза в глаза, а кажется, что смотрится в зеркало – настолько похожи.
– Мне нравится, – сказал Марецкий. – Можешь отдавать.
– Хорошо, – кивнула Маша с отрешенным видом.
– Что-то случилось? – спросил он.
Маша вяло отмахнулась. Марецкий склонился над столом, заглядывая ей в глаза.
– Что стряслось?
– Ничего особенного. Просто попала на деньги.
– Кому-то должна?
– Да. Разбила машину.
– У тебя же нет машины.
– Нет, – сказала Маша. – Но я учусь. Уже началось практическое вождение. Подружка предложила покататься на машине ее папика. А тачка какая-то странная – ее к столбам притягивает как магнитом. За рулем была я.
– Понятно, – кивнул Марецкий. – И на какую сумму ты покаталась?
– В автосервисе сказали, что за восемьсот долларов превратят машину в конфетку.
– Придется заплатить.
– Нечем, – пожала плечами Маша.
– Я же дал тебе деньги за материал.
– У меня от них ничего не осталось. Париж – ужасно дорогой город, – невесело усмехнулась Маша.
– И у меня нет ни копейки, – сказал Марецкий. – Как назло. У тебя есть что-нибудь? – обернулся к Китайгородцеву.
– Долларов двести.
– Мало. Ладно, пошли.
Марецкий поднялся и стал пробираться к выходу. Китайгородцеву и Маше оставалось только последовать за ним.
В машине за руль сел Китайгородцев.
– Домой! – скомандовал Марецкий.
Никто, кроме него, не знал, что он задумал. Но никто ни о чем не спрашивал.
Подъехали к дому Марецкого, который с Китайгородцевым поднялся в квартиру. Маша осталась в машине. Среди вороха бумаг на своем рабочем столе Марецкий отыскал несколько испещренных нотами страничек, набрал телефонный номер, попросил позвать какого-то Диму.
– Дима? – сказал после паузы. – Это Марецкий.
Он говорил с достоинством, присущим людям, которые знают себе цену.
– Я пришел к выводу, что нам есть смысл поработать вместе. У меня есть хорошая песня, я хотел отдать ее Вовику Преснякову, он давно просил, но, если честно, мне ее жалко. Вовик ее запорет. Он сейчас в полном отстое, после развода с Кристиной у него ни черта не клеится. Кто его пустит на финал «Песни года»? И Алла опять же… Слушай, в общем тебе всей этой кухни знать пока не надо, я тебе просто говорю: готов с тобой поработать. Не знаю, что из этого получится, но попробовать надо. Ты как?
Его собеседник на том конце провода, видимо, тотчас же выразил согласие, потому что Марецкий удовлетворенно кивнул.
– Песню я тебе отдам, – сказал Марецкий. – Деньги у тебя есть? Достаточно тысячи долларов… А ты что – хотел за бесплатно в рай попасть? – Он нахмурился, досадуя. – За «просто так» всю жизнь будешь в своем кабаке петь. Ты из дерьма собираешься выбираться? Хоть какие-то телодвижения сделаешь? Лариса Долина тоже с ресторана начинала. И не пропала. Она девочка умная – сама захотела, сама все и сделала. Потому что хотела! В общем, я тебе час даю. Встречаемся в твоем ресторане, ты уже деньги держишь в зубах, и мы с тобой обсуждаем наши дальнейшие действия. Считай, что судьба тебе предоставила шанс. Не используешь его – будешь жалеть всю оставшуюся жизнь.
Бросил трубку на рычаг, сказал Китайгородцеву:
– Едем!
Как оказалось, их путь лежал в тот самый ресторан, где Марецкий сначала хотел застрелить когда-то обидевшего его охранника, а чуть позже пел там вместе со своими друзьями. И Диму, с которым Марецкий разговаривал по телефону, Китайгородцев узнал, едва только увидел. Этот парнишка, ресторанный певец, тогда смотрел на Марецкого как на небожителя.
Дима страшно волновался и выглядел торжественно-взвинченным.
– Деньги достал? – спросил у него Марецкий.
– Вот!
Десять стодолларовых купюр. Новеньких и хрустящих. Марецкий спрятал их в карман небрежным жестом, как обычно ссыпают в карман обременительную мелочь.
– Вот тебе ноты, – сказал Марецкий Диме. – Посмотри, прикинь. К концу недели это надо спеть. Споешь хорошо – начнем писать в студии. Споешь плохо… Будешь тренироваться.
Он ободряюще засмеялся.
– Я тебе позвоню. – Марецкий похлопал парня по плечу.
Получилось покровительственно. Дима преданно смотрел на своего благодетеля. Кажется, он верил в то, что за тысячу долларов только что прикупил пропуск в светлое будущее. Китайгородцев почему-то сомневался. Ему показалось, что сейчас в его присутствии был продемонстрирован четыреста первый способ относительно честного отъема денег. Но свои сомнения он дипломатично оставил при себе.
Покинув облагодетельствованного Диму, они вернулись к машине. Марецкий достал из кармана деньги и протянул их Маше.
– Держи, – сказал он. – Возвращать совсем не обязательно. Считай, что я тебе их просто подарил.
– Я не возьму.
– Почему? – искренне удивился Марецкий.
– Я никогда ни от кого не принимаю помощь. Деньги я только зарабатываю своим трудом.
– Тьфу ты! – осерчал не ожидавший такого оборота Марецкий. – Ну что за девчонка!
* * *
– Мы навели справки, – сказал Китайгородцев Марецкому. – По уголовному делу по факту нападения на салон парикмахерских услуг. Подтвердилось, что лично к вам это не имеет никакого отношения. Это их внутренние дела. Там двое соучредителей рассорились. Один другого кинул. Обиженный решил отомстить. А мы с вами случайно оказались в эпицентре скандала.
– Налетчиков-то взяли?
– Нет, они успели исчезнуть до приезда милиции.
– Вот мне интересно, – сказал Марецкий. – Ты ведь их держал под дулом пистолета. И если бы дождался приезда милиции…
– Это исключено. Прежде всего я обязан эвакуировать вас из опасной зоны. Это моя задача. У милиции своя работа, у меня – своя.
– И что? Тебе наплевать на то, что после твоего ухода те ребята могли продолжить свои бесчинства?
– Пускай с ними разбирается милиция! – упрямо повторил Китайгородцев.
– Цинично, конечно, – признал Марецкий. – Но как к профессионалу к тебе претензий нет. Знаешь, я стал уважать тебя после того случая.
– А прежде? – усмехнулся Китайгородцев.
– Не могу сказать, что ты был мне несимпатичен. Но твое присутствие рядом сковывало и ограничивало мою свободу.
– Потому что вы не сами принимали решение нанять телохранителя?
Это было так неожиданно, что у Марецкого вытянулось лицо. Он молчал так долго, что казалось – онемел навсегда.
– Что еще тебе известно о моей жизни? – спросил он после долгой паузы.
– Я встречался с вашей сестрой, – признался Китайгородцев. – И после той встречи возникла необходимость разговора с вами. Сейчас в нашем охранном агентстве разрабатываются мероприятия по усилению вашей защиты.
Марецкий сделал протестующее движение рукой, как будто хотел остановить собеседника, но Китайгородцев твердо сказал:
– Игорь Александрович! На эти меры придется пойти. Степень опасности лично вы недооцениваете.
– Что тебе наговорила эта истеричка?
Так, все-таки у них действительно неважнецкие отношения. Не любит Марецкий свою сестру. Следовательно, все, что от нее исходит, будет принимать в штыки. Значит, нужно четко отделить информацию, полученную от Инны Марецкой, от комплекса мер, прорабатываемых в «Барбакане». Мухи отдельно, а пирожки отдельно. Начнем, пожалуй, с мух.
– Инна Александровна сообщила о своих сомнениях. Я говорю о генеалогическим древе, о той схеме, которую вы мне показывали.
Марецкий стремительно темнел лицом.
– Есть, по крайней мере, один настораживающий факт, – сказал Китайгородцев. – Смерть человека, составлявшего эту схему.
Марецкому это, казалось, было неинтересно. Так бывает, когда у человека есть собственная версия происходящих событий.
– Ты знаешь, почему сестра интригует против меня? – сказал Марецкий. – Знаешь, чем ей эта схема не нравится?
Ткнул в бумагу пальцем.
– По ней получается, что граф – это я. Наследник рода Тишковых по отцу. А она – никто. У нас общая мать, но Инна не имеет права на графский титул.
– А для нее это важно?
– Это просто каприз. Понимаешь? Такой вид зависти. Инна – очень властная. Она деловая женщина. Такая русская бизнес-вумен. Кстати, знаешь, чем наши деловые женщины превосходят западных? Да, у наших знаний зачастую не хватает, с этикетом проблемы и с культурой, но зато есть хватка, наглость и выносливость. И вот ее, которая и Крым, и Рим уже прошла, вдруг ставят перед фактом: а братец-то ваш, извиняемся, знатного графского рода. Как? Почему? По какому такому праву? Я тут убиваюсь на своей работе, магазин содержу, все своим горбом, а он, видишь ли, музыкант, на роялях польку-бабочку изображает – и ему, получается, графский титул, а мне ничего?
– А вы лично верите в правдивость этой схемы? – спросил Китайгородцев.
– А как же! – с готовностью отозвался Марецкий. – Только с небольшими поправками, разумеется.
Взял карандаш и уверенно перечеркнул квадрат, в который было вписано имя его сестры.
– В остальном все правильно, – сказал он. – Никаких сомнений.
Так, с мухами они разобрались, кажется. Теперь другая тема.
– Мой шеф обеспокоен, – сообщил Китайгородцев.
Именно так. Не сестра Марецкого, а шеф Китайгородцева. Когда вовремя переведешь стрелки, сохраняется вероятность того, что разговор пойдет по нужному пути.
– Вся эта история ему очень не нравится.
Еще недавно Китайгородцев не собирался посвящать Марецкого в тонкости происходящего. Но после разговора с Инной пришлось. Один только Марецкий мог рассказать о том, каким событиям был свидетелем в последнее время, чему он, возможно, не придал значения и уж тем более не поделился со своей сестрой.
– Нам потребуется ваша помощь, Игорь Александрович. Мой шеф попросил меня поговорить с вами.
И опять – «мой шеф». Упоминания об Инне Марецкой Китайгородцев старательно избегал.
– В вашей жизни в последнее время не происходило ничего такого, что выбивалось бы из общего ряда?
– Нет.
– Какие-то встречи… Новые интересные предложения… Кем-то проявляемый интерес…
– Нет.
– А человек, который принес вам доказательства вашей принадлежности к знатному роду, – он не показался вам подозрительным?
– Чем же он подозрителен?
– Какие-то изыскания… Схемы… Вы вдруг стали графом… Вам не показалось, что он хочет на вас заработать?
– Конечно, показалось, – пожал плечами Марецкий. – Лично для него смысл его работы в том и заключался, чтобы на ком-то заработать. Но я лично не вижу в этом ничего зазорного. Я, например, ради денег пишу музыку. Вы ради денег меня охраняете. Все мы зарабатываем друг на друге.
– Я не о том. Вам не показалось, что в его действиях заключено какое-то жульничество, что-то такое нехорошее, что заставляло насторожиться?
– Ничего, – сказал Марецкий. – Совершенно безобидный старикан. Нашел себе кормушку. Разве можно его за это осуждать? Кто-то привозит на рынок картошку и продает ее. Кто-то саженцами торгует. А этот предлагал купить целое дерево. Генеалогическое. Беспроигрышный вариант. Знаешь, почему?
– Почему? – спросил Китайгородцев.
– Потому что его товар будет куплен всенепременно. Это очень здорово – быть графом, ты пойми. Бывают ситуации, когда без графского титула – никуда.
* * *
– Так ты, говоришь, людям денег задолжал? – осведомился парень, явно приглашая Юшкина к разговору.
Обычно он вел себя отстраненно, держал с Юшкиным дистанцию. Но то ли заскучал от долгого сидения на этой даче и ему понадобился собеседник, то ли теперь, когда все раскрылось, что никакой он Юшкину не друг и не собутыльник, можно было не таиться.
– Ты не смотри, что я такой, – сказал ему Юшкин. – На бомжа похожий и пьющий, как лошадь. Это жизнь такая. Она ведь то вверх, то вниз. Сейчас вот вниз. Я работал инженером на заводе. Сто шестьдесят в месяц еще теми, советскими деньгами. Премий почти не было. Ну цех такой у нас. Вечно в отстающих. А потом перестройка, демократия и гласность. Не забыл еще? Или ты тогда в пионерах был и это времечко мимо тебя прошло? Я вот в нужное время в нужном месте оказался. Все, что раньше было общим, умные люди стали прибирать к рукам. Знаешь, как тогда делали? Надо, допустим, разворовать завод. Учреждали при заводе какой-нибудь кооператив или малое предприятие, туда оборудование самое ценное переводили, все заказы, а на заводе оставались только люди без зарплаты и огромные долги. Сам директор завода не мог сидеть на двух стульях сразу. Он на это малое предприятие поставил своего человека. Вот так я пошел вверх. В основном, конечно, для него деньги зарабатывал, но и самому перепадало. И зажил я хорошо.
– Директором был? – спросил парень.
– Ну! Квартиру купил, машину хорошую…
– Какую? – заинтересовался парень.
– Ну какая может быть машина хорошая? «Мерседес», ясное дело.
– Хорошо жил.
– А я тебе о чем говорю! А залетел на жадности. Решил завести свое дело. Чтоб самому, значит, быть хозяином. А мне что? Я работу знал, клиенты у меня все были вот где, – Юшкин сжал руку в кулак и продемонстрировал собеседнику. – Короче, отделились мы. А дальше пошла такая фигня… – затосковал Юшкин. – Деньги-то у нас зарабатывает только тот, кому разрешают это делать. Все схвачено. Понимаешь? А я прежнему хозяину стал вроде как конкурентом, но у него-то и связи, и прикрытие. Ну и начались у меня неприятности. То налоговая заявится, выпотрошит, как бройлерную курицу, то за поставки не заплатят, а я денег выбить не могу. В общем, почти полмиллиона задолжал. Квартиру им отдал, машину, оборудование, сырье, и все равно не хватило. Специально меня разоряли, ясное дело. Хотели бы только свое вернуть, так помогли бы, не топили. Знаешь, как бывает: человек кому-то задолжал, но видно, что отдаст, надо только потерпеть немного, подождать. И ему дают время отработать долг. Да, пашет он, получается, на дядю, но раз должен – плати. Я бы заплатил, если бы меня не разорили. Все отняли, – сказал Юшкин, заметно ожесточаясь, – а потом говорят, что убьем, мол, если не заплатишь.
– На-ка, выпей, – придвинул ему парень стакан с водкой.
Деморализованный Юшкин выпил.
– Холодно мне что-то, – сказал он.
Его действительно знобило.
– Это нервы, – подсказал парень. – Психанул ты, братец.
– Налей-ка мне еще, – попросил Юшкин.
Вид у него был жалкий.
– Ну чего ты! – попенял ему парень. – Никто тебя убивать не собирается. Не трясись.
Он говорил вроде бы недовольным тоном, за которым, однако, угадывалось почти что сочувствие.
Юшкин выпил еще.
– И не надо меня успокаивать! – вдруг осерчал он. – Не надо! Ведь врешь же! Врешь!
– Ты о чем?
– О том, что не убьете!
Тут Юшкину стало так себя жалко, что он заплакал. Слезы текли по щекам и запутывались в бороде, которой Юшкин зарос за дни своего заточения.
– Тебя же специально ко мне приставили! А потом убьете!
Юшкин был настолько пьян, что почти себя не контролировал. Зрелище было тягостное. И парень не выдержал.
– Да не собираюсь я тебя убивать! – сказал он с досадой.
И это было похоже на правду.
– А ты-то здесь зачем? – поднял заплаканные глаза Юшкин. – И зачем у тебя пистолет? И почему меня сюда привезли?
– Ну не знаю я! – сказал парень в сердцах. – Мне сказали за тобой смотреть – я это и делаю! Ну с чего ты взял, что я тебя грохнуть собираюсь?
– Ты правда меня не убьешь? – спросил Юшкин с надеждой.
Ему важно было услышать успокаивающее «нет» хотя бы от этого парня. Услышать, что лично он ничего плохого Юшкину не сделает. Те, другие, кто этого парня прислал сюда, были сейчас далеко, а парень был близко, и Юшкин с ним уже почти сроднился, хотя боялся и ненавидел.
– Нет! – сказал парень. – Я этого не сделаю! Я никогда никого не убивал!
И тогда Юшкин закивал часто-часто. Да-да, я верю тебе, я нисколько не сомневаюсь в твоей правдивости.
Он выглядел очень плохо, и парень помог ему добраться до кровати. Уложил, накрыл сверху старым, истертым до проплешин, одеялом и даже не примкнул к кровати наручниками.
* * *
Сначала была идея встретиться в ресторане, но Костюков ее сразу же отмел.
– Жарко там, – сказал он в телефонном разговоре. – Душно. Из кухни жареным мясом несет. Вокруг потные лица. Уж лучше на бульваре. Сядем на лавочку – красота!
И только при встрече, уже когда поздоровались, Костюков сказал, будто извиняясь:
– Вы прямо с работы? Хотели, наверное, пообедать? Просто я не люблю рестораны. Там прослушка сплошная, ни о чем не поговоришь спокойно.
Его собеседник был в штатском, но, где тот работает, Костюков знал. Его звали Андрей, он вел дело, возбужденное по факту нанесения тяжких телесных повреждений Мятликову Борису Евдокимовичу, повлекших смерть последнего. Встреча состоялась благодаря их общему знакомому – с ним прежде служил Костюков, а теперь под его началом тянул служебную лямку Андрей.
– Нужна помощь, – сказал Костюков. – Мы сейчас занимаемся одним человеком. Прочесали пятачок вокруг него и вдруг наткнулись на этого Мятликова. Теперь нужна информация из первых рук.
Андрей был в курсе того, что в органах Костюков не служит уже давным-давно, а трудится в охранном агентстве, которое, как ни крути, всего лишь частная лавочка, и потому делиться с ним информацией о ходе расследования – значит, нарушать закон. Но существует еще и такое понятие, как реальная жизнь. Раньше большинство охранных агентств находилось под контролем спецслужб. И значительную часть их работников составляют отставники из органов. Сегодня ты за копейки расследуешь уголовные дела, а завтра переходишь на усиленный паек в коммерческую структуру. И важно не порвать связи. Коллеги все-таки.
– Я готов, – сказал Андрей. – Что именно вас интересует?
– Что вы по Мятликову накопали? Это бытовуха? Или заказное убийство, замаскированное под бытовуху?
– Ну кто у нас убивает пенсионеров на заказ? – пожал плечами Андрей. – Убийство из хулиганских побуждений в чистом виде.
– Другие версии не рассматривались?
– Они возникали и тут же умирали, – усмехнулся Андрей. – Естественной смертью. Недоброжелатели? Не установлены. Ограбление? У него ничего не пропало, даже часы с руки не сняли. Неприязненные отношения с родственниками? У него всего одна родственница, старенькая бабуля, которой его смерть совсем ни к чему. Так что очень скоро версия осталась одна-единственная.
– А профессиональные дела? – подсказал Костюков. – Он ведь архивариусом каким-то был.
– Не то чтобы архивариусом, – ответил Андрей. – А этот дедуля просто ездил по архивам, копался в старых бумагах, отыскивал корни наших знаменитостей.
– Доказывал их дворянское происхождение?
– Не обязательно. Не у всех ведь предки были голубых кровей. У кого-то крестьяне. Или священники, к примеру. Людям все равно интересно. Вот Мятликов и удовлетворял их любопытство. За небольшие совсем деньги. Так что и тут мы ничего настораживающего не обнаружили. Да, были там кое-какие дела, – не очень уверенно вдруг добавил Андрей.
Как будто не знал, стоит ли об этом говорить.
– Что такое? – заинтересовался Костюков.
– Дедушка иногда зарабатывал на делах не очень красивых. Когда мы копнули чуть глубже, возникли подозрения, что он помогал выправлять фальшивые родословные.
– Фальшивое генеалогическое древо?
– Ну зачем же целое древо? Достаточно одной прабабки-еврейки. Это для тех, кто за границу намылился – в Израиль или в Германию по еврейской линии. Уехать хочет, а у самого в метрике: Иван Петрович Сидоров. Значит, что-то с метриками надо делать. Доставать бумагу о том, что прабабка была еврейкой. Сейчас это запросто. От тысячи до трех тысяч долларов. Мятликов, кажется, помогал такое проделывать.
– «Кажется»?
– Мы не стали в этом направлении копать. Потому что это стопроцентный «висяк». Мятликова уже нет, с кем он имел дело, нам неведомо, а те, для кого он выправлял бумаги, уже давно уехали за рубеж, попробуй их теперь найди, а потом добейся их выдачи – никаких нервов не хватит.
Так, значит, решили пойти по более легкому пути. Убийство из хулиганских побуждений. Если даже не найдут настоящих убийц, все равно можно выкрутиться. Кого-то прихватят на другом преступлении, а человеку все равно срок мотать, годом раньше, годом меньше. Другое дело – заграница. Следственные действия толком не проведешь, процент раскрываемости летит в тартарары. Но Костюкова сейчас совсем не интересовали цифры милицейской статистики. Ему этот Мятликов был нужен. Человек, который первым обнаружил связь между композитором Марецким и старинным родом Тишковых, а сразу после этого был забит ногами у подъезда собственного дома. Было это случайностью или нет – вот что важно.
– Я уже понял, в каком направлении вы дорожку топчете, – сказал Костюков. – Схема накатанная. Но меня не формальная сторона дела интересует. Нашли вы что-нибудь такое, что в вашу версию не вписывается и вы на это просто закрыли глаза?
– Фальшивые метрики для выезжающих в Израиль.
– И все?
– И все! – твердо сказал Андрей.
Вряд ли он лукавил. Ведь его попросили встретиться с Костюковым и поделиться информацией. Не случайный знакомый попросил и не дальний родственник, а начальник. С начальством не шутят. И если он говорит, что ничего на Мятликова не накопали, значит, так оно и есть.
– Дед этот незадолго до смерти занимался историей рода Марецких, – сказал Костюков. – То есть, точнее, не Марецких, а Тишковых.
– Каких Тишковых?
– Вы вообще его бумаги просматривали? – спросил Костюков. – Дома у этого Мятликова были?
– Естественно.
– Бумаги какие-нибудь у него сохранились? Копии этих генеалогических схем, которые он составлял.