Текст книги "За пригоршню баксов"

Автор книги: Владимир Гриньков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Почему?

– Начальство мое этого не любит.

– Жаль, – искренне призналась Маша.

В зеркало заднего вида Китайгородцев видел, как она скользнула взглядом по его плечам. Во взгляде угадывался интерес.

– Значит, не расскажешь ничего? – спросила Маша.

– Нет.

До Свиблова ехали, не разговаривая. Когда подъехали к дому, Маша предложила:

– Поднимемся ко мне? Я приготовлю кофе.

Она смотрела выжидательно. И, кажется, очень хотела, чтобы он согласился.

Для Китайгородцева происходящее оказалось неожиданностью. Так бывает, когда находящийся рядом человек совершает поступки, которых ты от него не ждешь. Прежняя кротость Маши Мостовой и ее готовность краснеть по любому, даже вполне безобидному поводу – это была всего лишь маска? Он и не предполагал, что она такая бойкая девушка. Оказывается, умеет ставить в тупик. Но у Китайгородцева отговорка была уже готова.

– Ну что ты! – сказал он таким тоном, будто она предлагала ему что-то совсем уж невозможное. – Как же я машину хозяина оставлю? У нас за это с работы выгоняют.

– Тогда до встречи.

Вышла, хлопнула дверцей, помахала на прощание. Китайгородцев кивнул в ответ и, убедившись, что Маша зашла в подъезд, прямо из машины позвонил своему шефу. Хамза еще был на месте.

– Это Китайгородцев. У меня к вам просьба. Надо проверить Марию Мостовую, уроженку города Торжка, выпускницу журфака МГУ, журналистку, которая сотрудничает с рядом московских изданий. Точно знаю только про «Московский комсомолец». Интересует, кто она? Откуда взялась? Что за люди ее окружают?

– У тебя с нею проблемы, Толик?

– Проблем нет. Но она проявляет интерес к клиенту и пытается войти в ближний круг его окружения.

– Я понял. К завтрашнему вечеру предварительную информацию по этой девице я тебе передам.

* * *

Телохранитель Китайгородцев:

Львиную долю работы охранной службы составляет наблюдение за ближайшим окружением клиента и отслеживание всех его контактов, особенно новых. Есть люди, которые находятся рядом с твоим клиентом давным-давно. Они уже проверены, просвечены, и с ними все более-менее ясно. Труднее с новенькими. Они появляются как правило неожиданно, и службе безопасности часто не хватает времени отследить предысторию его появления.

Приходится копать быстро, но тщательно. Иногда выплывают очень интересные подробности. Например, кто-то специально внедряет своего человека в ближайшее окружение клиента. Целью может быть что угодно: от экономического шпионажа до ликвидации. Либо на клиента готовится компромат. В этом случае ему подставляется особа противоположного пола. А дальше уже дело техники. Техники аудио– и видеозаписывающей. Всех, кто проявляет к клиенту интерес, приходится просеивать через мелкое сито. Причем подозреваются все. Абсолютно. Исключений не делается ни для кого. Изначально каждый считается противником и обратное доказывается только соответствующими результатами тщательной проверки. С точки зрения морали выглядит это, может быть, не слишком привлекательно. Но у телохранителя своя мораль. Особенная. В своде правил, которыми он руководствуется, первым пунктом значится: клиент всегда должен быть в безопасности.

* * *

Хамза позвонил во второй половине дня.

– Толик, я готов разговаривать с тобой о Марии Мостовой, двадцати двух лет, уроженке города Москвы…

– Как Москвы? – удивился Китайгородцев.

– Другой Марии Мостовой у меня для тебя нет.

Ай да Маша! Ай да Мостовая! Китайгородцев даже развеселился. Неспроста он на эту девчонку обратил внимание. Действительно, штучка. В тот раз брякнула про Торжок, и ни Марецкий, ни Китайгородцев не заметили, что это у Маши такая изощренная форма издевки.

– Выпускница журфака МГУ, – продолжал Хамза. – За сутки, как понимаешь, много накопать не смогли, но по состоянию на сегодняшний день ничего особо компрометирующего ее не обнаружили. Журналистка, никто о ней ничего худого не говорит, о связях в криминальном мире не слышно, круг общения вполне благопристойный. Ксерокопии материалов, опубликованных в самых разных изданиях под ее фамилией, мы сейчас для тебя готовим. Кажется, там нет ничего интересного. Обычная журналистская работа. Я попросил своего знакомого журналюгу оценить опусы Мостовой, он почитал и выдал такое заключение: девушка не без способностей, но опыта у нее еще явно маловато, это как в средней школе третьеклассник – учится неплохо и пятерки домой приносит регулярно, но астрономию и экономическую географию зарубежных стран ему еще рано преподносить – не поймет, потому как не дорос.

– Значит, по ней ничего особенного?

– Торопишься, дорогой, – попенял своему подчиненному Хамза. – Самое интересное я для тебя под занавес приберег. Установлено, что три недели назад Мария Мостовая совершила недельную турпоездку в город своей мечты Париж. Насчет города мечты – это я серьезно. До этого за границу она вообще не выезжала. А тут – сразу Париж, недельный тур обошелся ей в девятьсот с небольшим долларов, а с собой она вывозила по банковской справке одну тысячу восемьсот пятьдесят долларов. Суммируем и получаем около трех тысяч «зеленью». И тут возникает такая коллизия. Родители у девушки – люди среднего достатка. Богатых родственников тоже не наблюдается. Спонсора, который мог бы оплатить недешевую поездку, мы пока не обнаружили. И про крупный выигрыш в лотерею тоже ничего не слышно. У нее откуда-то вдруг появились деньги. Три тысячи долларов. И сразу после этого Мостовая нарисовалась рядом с твоим подопечным, с Марецким. Может быть, тут и нет никакой связи. Но история с невесть откуда появившимися у девушки деньгами лично меня настораживает. Толик, хочешь бесплатный совет человека, уже немало в этой жизни повидавшего?

– Хочу.

– До тех пор, пока мы все не выяснили, не подпускай ее близко к Марецкому.

Мог бы и не советовать. И так понятно.

* * *

Прогулочный теплоход стоял у причала близ Киевского вокзала. Гирлянды разноцветных лампочек, протянутые от носа до кормы, перемигивались, даря ощущение близкого праздника. Официанты сновали среди столиков, покрытых белоснежными скатертями.

– Погуляем, – беззаботно сообщил Марецкий.

Они с Китайгородцевым стояли у парапета набережной и наблюдали за тем, как к месту предстоящих событий съезжаются гости. Ожидался приезд, как обещал Марецкий, божественной Аллы со своим Филиппом и мэтра Кобзона. Ночная прогулка на теплоходе с непременными шампанским и икрой проводилась в честь юбилея одного музыкального издания, поэтому приглашенными были те, кто приносил девять десятых доходов российским звукозаписывающим компаниям. Этих людей Китайгородцев видел по телевизору. Сегодня он столкнулся с ними лицом к лицу.

– Пойдем? – предложил Марецкий, первым направляясь к трапу.

Здесь все были ему знакомы. Приветствия, полупоклоны, вежливые улыбки, узкий круг людей, которые знают друг друга давным-давно.

Китайгородцев стрелял взглядом по сторонам, просеивая толпу. Эстрадные звезды. Их спутники и спутницы. Журналисты. И еще непонятная публика, непременный атрибут всех тусовок, на которых Китайгородцеву прежде доводилось бывать. Китайгородцев называл их прилипалами. С этими людьми всегда самые большие сложности. Не имеющие никакого отношения к происходящему действу, но зато обладающие феноменальными способностями проникать всюду, они оказываются даже на самых закрытых мероприятиях, действуя то ли из азарта, то ли из тщеславия, а может, преследуя какие-то корыстные интересы. Пьют дармовую водку и норовят держаться поближе к знаменитостям, нервируя охрану. Телохранители нутром чуют эту публику, их ненужность здесь. Никогда не знаешь, чего от этих людей можно ждать.

Вдруг он увидел Машу. Любительница прогулок по Парижу стояла у борта с фужером шампанского в руке и разговаривала с каким-то длинноволосым, типичным представителем музыкального племени. Маша что-то говорила ему и сама же над своим рассказом веселилась. Ее собеседник отвечал ей заливистым смехом. Хорошо и беззаботно им жилось, даже завидно. Неожиданно Китайгородцев увидел, как Маша, все еще смеясь, повела вокруг взглядом, скользнула им по Марецкому, не задержав на нем своего внимания. Что-то в ее поведении подсказало Китайгородцеву, что присутствие на теплоходе композитора девушка зафиксировала.

И тут человек, стоявший у борта совсем недалеко от Маши и которого все это время Китайгородцев видел только со спины, медленно повернул голову, провожая задумчивым взглядом пробиравшуюся по забитой машинами набережной карету «Скорой помощи», и Китайгородцев тотчас же его узнал. Это был Костюков, его товарищ и коллега. Костюков выглядел таким отрешенно-задумчивым, что невозможно было заподозрить его в том, что рядом с Машей он оказался совсем не случайно. Китайгородцев благоразумно сделал вид, что Костюкова он не узнал.

Теплоход отвалил от причала, унося на речную прогулку своих пассажиров. Солнце катилось к закату, от близкой воды было свежо, но свежесть эта представлялась приятной после бесчинствовавшего дневного зноя, все пили шампанское, градус общего настроения непрерывно возрастал, и только устроители, как показалось Китайгородцеву, пребывали в некотором унынии – главные гости сегодняшней вечеринки не прибыли.

Официанты метались по палубе, разнося спиртное. Марецкий взял с подноса фужер с шампанским, полюбопытствовал:

– А что, уважаемый, больших денег стоит ваш теплоход арендовать?

– Около двух тысяч за час, – сообщил официант.

– Долларов?

– Рублей.

– Рублей? – удивился подобной дешевизне Марецкий.

– Ресторанное обслуживание отдельно.

– Да-да, это я понимаю, – кивнул Марецкий, после чего задумался о чем-то своем.

Может быть, тоже захотел арендовать теплоход?

Потом знакомые увлекли его в дальний угол палубы, где ширмочкой было отгорожено несколько столиков для самых дорогих гостей. Для Китайгородцева места там не нашлось. Марецкий махнул рукой, показывая, что на ближайшее время он в опеке телохранителя не нуждается. Китайгородцев все-таки далеко не ушел, остался стоять у борта, контролируя на всякий случай подходы к импровизированной VIP-зоне.

– Привет! – сказала ему Маша.

Подошла неслышно и встала рядом. В вечерних сумерках ее лицо казалось совсем детским.

– Здравствуй, – кивнул Китайгородцев. – Какими судьбами?

– Нелегкая журналистская судьба забросила меня в этот вертеп, – рассмеялась Маша. – Мы же с тобой вроде как на работе.

– Твоей работе я завидую.

– Нечему завидовать.

– Работа – как отдых.

– Разве это отдых? Отдых – это когда ты плывешь на речном трамвайчике, а за бортом – не Москва-река, а Сена.

– Ты была в Париже?

– Меньше месяца назад, – сказала Маша с нескрываемой гордостью.

– Тогда понятно, – протянул Китайгородцев. – Романтическая поездка на двоих, ночные прогулки по Парижу…

– Ну что ты! Я летала в Париж одна.

– Неужели за свои деньги? – шутливо изумился Китайгородцев. – Я-то думал, ты хорошо устроилась…

– Упала кому-то на хвост, да? Сейчас таких рыцарей нет, – засмеялась Маша. – Женщинам приходится самостоятельно устраивать свой отпуск.

– Ты так много зарабатываешь? Я всегда считал, что журналистика – не самая высокооплачиваемая профессия.

– А это кому как повезет. Бывает, что журналисту перепадают очень даже денежные заказы.

Она сказала это совершенно спокойно. Так говорят люди, которым нечего скрывать.

– И как раз такой заказ тебе достался, – понимающе произнес Китайгородцев.

Ему нужно было продолжение этой истории. Истории поездки в Париж начинающей журналистки из бедной семьи, у которой к тому же не было богатого спонсора.

– Да, халтура подвернулась, – подтвердила Маша. – Ты сам-то много зарабатываешь?

– Мне хватает, – пожал плечами Китайгородцев.

– Сколько? Цифру можешь назвать?

– Не могу.

– Почему?

– Запрещено.

– Кем запрещено? Начальством?

– Условиями моего контракта. Там отдельным пунктом записано: данные о размерах заработка являются конфиденциальными и не подлежат разглашению.

– Жалко, – вздохнула Маша.

– Почему же?

– Мне очень интересно, сколько тебе платит Марецкий.

– А зачем?

– Я ведь собираю информацию о нем.

– Зачем? – повторил свой вопрос Китайгородцев.

– Для статьи.

– Ты собираешься и об этом написать?

– Пока не знаю. Говорю тебе: сейчас я просто собираю информацию.

«Собираю информацию» – это для Китайгородцева как красная тряпка для быка. Тревожный звонок.

* * *

Утром, когда рассвело, теплоход причалил к пристани у парка Горького. Нетрезвая публика вяло негодовала – многие оставили свои машины на стоянке возле Киевского вокзала, и теперь из-за организационных неурядиц им предстояло добираться до своих четырехколесных любимиц самостоятельно. Китайгородцев по мобильному вызвал из охранного агентства разъездную машину, и им с Марецким даже не пришлось ловить такси. Композитор ввалился в салон под завистливые взгляды менее удачливых участников ночной прогулки по реке, Китайгородцев услужливо захлопнул за ним дверцу, а сам сел на переднее сидение рядом с водителем.

– Вот теперь я оценил всю прелесть общения с тобой, – признался Марецкий. – Наконец понял, что телохранитель – это очень удобно и практично.

– Я хотел с вами поговорить, – сказал Китайгородцев.

– О чем?

– Об обстоятельствах, при которых рядом с вами появилась Маша Мостовая.

– И что же тебя интересует? – осведомился Марецкий.

Голос все еще беззаботный, но уже угадывается, что как раз на эту тему он не очень-то расположен рассуждать. То ли тема эта ему неинтересна, то ли есть какая-то другая причина.

– Я объясню, в чем дело, – сказал Китайгородцев.

Это всегда очень важно – в разумных пределах информировать клиента о том, что вокруг него происходит. Телохранитель и клиент всегда должны быть заодно. В одной связке, как альпинисты. Несогласованность действий может обоим стоить жизни.

– Мы всегда отслеживаем круг общения охраняемого лица. Это необходимо, Игорь Александрович. Потому что рядом в любой момент может оказаться тот, кто вынашивает недобрые замыслы…

– Это ты о Маше? – насмешливо осведомился Марецкий.

– Против нее нет ничего конкретного, – признался Китайгородцев. – Но я навел справки, и открылось кое-что такое, что меня настораживает. О своих подозрениях я просто обязан вам сообщить.

– Что же там такого страшного? – перестал улыбаться Марецкий.

Он выглядел удивленным в эту минуту.

Китайгородцев рассказал ему про поездку Маши в Париж, про то, что источник появления денег у этой девушки до сих пор не установлен, рассказал и про то, как Маша предлагала Китайгородцеву попить кофе…

– Она ищет подходы к вам, – расшифровал подоплеку Машиных поступков Китайгородцев. – Лично я ей сто лет не нужен. Маша ищет людей, которые могут быть ей полезны.

– Полезны – чем?

– Скорее всего, как источник информации.

– Обо мне?

– О вас.

– Все правильно, – подтвердил Марецкий, заметно успокаиваясь. – Ничего странного я тут не вижу. Она ведь пишет обо мне статью.

– Она сама вышла на вас с предложением подготовить материал?

– Какая разница? – отмахнулся Марецкий.

– Разница есть, Игорь Александрович.

А у Марецкого, как было заметно, стремительно портилось настроение. Он уже не выглядел расслабленным и беззаботным, как еще каких-нибудь пять или десять минут назад. Все больше хмурился. Китайгородцеву даже показалось – еще немного, и Марецкий, не сумев сдержаться, взорвется. Наверное, не надо было сейчас с ним об этом говорить. Пройдет немного времени, Марецкий успокоится, все как следует обмозгует и сам к этой теме вернется.

– Единственное, о чем я прошу, – мягко и примирительно произнес Китайгородцев, – хотя бы на ближайшее время, пока мы все досконально не выясним, откажитесь от любых контактов с Мостовой.

Вот тут Марецкий и взорвался.

– Ты не будешь мне указывать! – заорал он внезапно так громко, что в ушах заложило. – И пошел ты к черту со своими шпионскими историями! Я вышвырну тебя в два счета, если ты будешь думать, что ты тут самый главный!

Он разозлился не на шутку и кричал, не выбирая выражений. Все это время и Китайгородцев, и водитель сидели неподвижно, как истуканы, глядя на дорогу впереди себя, и только когда Марецкий, отбесновавшись, затих, водитель произнес вполголоса:

– Извините, но так мы когда-нибудь попадем с вами в аварию.

* * *

Телохранитель Китайгородцев:

Я знаю, что нашим клиентам не нравится, когда мы пытаемся о них узнать больше, чем им хотелось бы. А нам это нужно. Такая уж у нас специфика работы. Однажды я охранял человека, у которого была любовница. Обычное дело для наших бизнесменов. От жен своих они любовниц скрывают, от охраны, как правило, нет. Этот – скрывал. То ли стеснялся, то ли другие какие-то резоны у него были. Но мы о его увлечении знали. А поскольку ближайшее окружение клиента всегда просвечивается насквозь, то и за этой женщиной негласно присматривали. И вот она внезапно, в середине учебного года, отправляет за границу своего двенадцатилетнего сына. В сопровождении бабушки. Стали выяснять, в чем дело. И обнаружилось, что к той женщине приходили какие-то люди. Они не угрожали ей. И ничего не требовали. Просто дали понять, что знают о существовании ее сына. Это раз. Знают о том, что она знакома с господином таким-то (то есть нашим клиентом). Это два. И единственное, что им нужно, – знать, когда ее друг вылетает из Москвы в Йоханнесбург. Это три. Женщина испугалась и отправила сына за границу от греха подальше. Возлюбленному своему она не сказала ни слова. Побоялась. Клиента нашего, кстати, никто не собирался убивать, как почти сразу выяснилось. Хотели всего лишь сорвать одну из его сделок. Но срыв имел бы для нашего клиента катастрофические последствия. Нам пришлось поработать с этой женщиной. Когда те люди пришли к ней, она назвала им дату вылета. Ту, которую мы ей подсказали. Но на самом деле наш клиент улетел в Южную Африку неделей раньше. Все обошлось. Он, кстати, так и остался в неведении о тех событиях, что происходили вокруг него.

* * *

Пока Марецкий отсыпался после бессонной ночи, Китайгородцев отправился в «Барбакан». Костюков уже был там.

– Ты хотя бы предупредил, что тоже будешь на теплоходе, – попенял ему Китайгородцев.

– Толик, все решилось в последний момент. Все претензии – к Хамзе.

Сам Хамза не заставил себя долго ждать. Лицо хмурое, в руках тонюсенькая папочка. Сел за стол, обвел взглядом подчиненных.

– Ничего особенного по этой девчонке нет. По милицейским базам данных мы ее проверили… По другим источникам…

Сделал неопределенный жест рукой.

– В общем – пустышка, – подвел итог.

Это значит, что дальше этой Машей заниматься бессмысленно.

– Что у тебя? – обратился он к Костюкову.

– В штате ни одного из изданий она не состоит. Пишет время от времени материалы, приносит в редакцию, взяли – хорошо, не взяли – дальше идет со своей писаниной. В общем, вольный стрелок. Сейчас, похоже, занимается только статьей о Марецком. Сегодня ночью на теплоходе, по крайней мере, я от нее эту фамилию слышал не раз. С кем ни заговорит, непременно разговор сведет к подопечному Китайгородцева. Девушка умная и на язык острая. Статейка та еще получится.

– Что ты имеешь в виду? – насторожился Китайгородцев.

– Разденет она его, Толик.

– В смысле?

– В смысле – не комплиментарная статья получится. Пройдется она по Марецкому как танк. Мало ему не покажется.

– Погоди-погоди! Ты уверен?

– Конечно. Вот она разговаривает с кем-то, ей про Марецкого гадость какую-нибудь скажут… Ну это же наша тусовка эстрадная, гадючничек такой, наш российский серпентарий. А она этого мимо ушей не пропускает. Напротив, проявляет живейший интерес. Вопросы уточняющие задает, комментариев требует. Всю грязь соберет, а после ее на голову героя выльет.

После этих слов Китайгородцев сломал с хрустом авторучку. Костюков и Хамза посмотрели на него вопросительно.

– Вся штука в том, – сказал Китайгородцев, – что Марецкий, судя по всему, ждет статьи как раз комплиментарной.

Китайгородцев нащупал суть проблемы. Маша старательно окучивает окружение Марецкого, собирая материал для своей статьи, которая будет однозначно негативной.

Хамза пожал плечами:

– Ну, если так – я тут ничего особо страшного не вижу. Будь он банкир какой или, к примеру, политик – тогда да. А это публика такая: им плюй в глаза – все божья роса.

В глубине души Китайгородцев был с ним согласен. Негативная информация о чьем-нибудь бизнесе порой способна этот бизнес разрушить. Компромат на политика может привести к его отставке. А у попсы нашей голимой все с точностью до наоборот. Скандалы вспыхивают один за другим, и никто не ропщет, никому еще хуже от этого не стало. Наоборот, дополнительная реклама.

– Все-таки его надо поставить в известность, – сказал Китайгородцев.

– Несомненно, – подтвердил Хамза.

Это была часть их работы – следить за тем, чтобы по репутации клиентов не был нанесен внезапный удар.

* * *

Проснувшись, Юшкин обнаружил, что понятия не имеет о том, какой сегодня день недели. Это открытие нисколько его не встревожило. За последний год он привык к тому, что запой – это всегда надолго. Было бы что выпить.

Он увидел своего собутыльника. Собутыльник странный, конечно. Не пьет, а только подливает.

– Не спишь? – спросил у него парень.

Таиться было бессмысленно. Раньше встал – раньше опохмелился. Безотказный стимул.

– Не сплю, – отозвался Юшкин.

– Поднимайся, выпьем.

А на столе уже действительно стояла водка. И когда только этот парень успевает?

Юшкин лежал с закрытыми глазами и слушал, как булькает наливаемая в стакан жидкость. Эти звуки казались ему музыкой.

– Пей!

Парень поднес стакан к самому его носу. Юшкин выпил и даже не стал закусывать. Разве лекарство закусывают?

– Еще? – спросил парень.

– Погоди. Вроде отпускает потихоньку.

Он почувствовал себя лучше. И мысли упорядочились. Уже не метались так бестолково-хаотично, как пять минут назад.

– Какой сегодня день? – спросил Юшкин.

– Четверг.

– А приехали мы когда?

– Какая разница? Давай еще выпьем.

Юшкин даже не ответил. Он не помнил твердо, сколько здесь находится, но отдавал себе отчет в том, что провел в этом доме немало дней. Может быть, неделю. Или даже больше. И все это время безымянный и странный собутыльник поит его и кормит, ничего не требуя взамен и даже не рассчитывая, кажется, на банальное «спасибо».

А ведь его явно специально спаивают. Он не испугался этой мысли и не изумился ей. Просто принял как должное. Он им нужен. Все-таки они до него добрались. Вот только теперь противный холодок появился в груди. И дрожь в руках. В общем, вычислили они его. Парень этот специально приставлен за ним. От этой мысли – снова в груди холодок. Не надо ему пить. Нельзя больше пить. Нет, немножко можно, конечно, но только для отвода глаз. Чтобы парень этот ничего не заподозрил. Потом сделать вид, будто заснул. Не может быть, чтобы этот парень не спал. Или не отлучался куда-нибудь. Надо дождаться удобного момента и дать деру. А не то его, Юшкина, эти ребята в конце концов порежут на куски. Дождется он. Допьется.

– Давай выпьем! – произнес требовательно парень.

– Сейчас! – заторопился Юшкин. – Я вот только схожу прогуляюсь.

Парень вышел за ним следом. Каждый шаг под присмотром. А Юшкин, дурья башка, напивался в стельку да еще и радовался, что ему все подливают и подливают. Бесплатный сыр бывает где? Правильно, там, где тебя прищемит железякой.

– Тьфу, тьфу! – чертыхнулся он, ударив себя по щеке, а потом по лбу.

Комаров здесь видимо-невидимо. А людей нет. Сожрали их комары, наверное.

За все дни, которые Юшкин здесь провел, он изучил только один маршрут – двадцать шагов от дома до туалета и обратно. Видел еще казавшиеся нежилыми домики за деревьями и совсем недавно обнаружил озерцо. Оно, оказывается, было совсем рядом, прямо за тем домом, в котором Юшкин ночевал. И еще одно открытие сделал Юшкин – где-то поблизости была дорога, он явственно слышал, как одна за другой проехали две машины. На большой скорости. Значит, там не проселок, а самое настоящее шоссе. А где шоссе – там люди. Если добраться до людей, ничего этот парень ему уже не сделает.

– Ты скоро?

– Иду-иду! – заторопился Юшкин.

Он услышал звук проезжавшей машины. А ведь уходить надо прямо сейчас, вдруг подумал он. До парня двадцать метров. Вроде как фора. Он помоложе, конечно, чем Юшкин, да и выглядит поздоровее, но шоссе где-то рядом, успеет Юшкин добежать. А там как повезет. Если люди будут, ничего ему парень не сделает. Если даже они сцепятся, будет драка. Юшкин, может быть, его и одолеет. А в дом возвращаться нельзя. Опять его напоит этот вертухай. Надо уходить.

Но едва он сделал шаг в сторону, как парень крикнул:

– Стоять!

Юшкин замер как вкопанный. Потому что испугался так, что ноги отнялись. Но не крика испугался – у парня в руке был пистолет. Он сначала руку держал вроде как за спиной, а когда Юшкин дернулся, парень уже оружие не прятал.

– Иди сюда! – сказал.

Он так смотрел, что никаких сомнений не оставалось – застрелит в два счета. Юшкин на ватных ногах шел к нему, некрасиво кривился, будто собираясь заплакать, и бормотал потерянно:

– Братаны! Нету у меня тех денег! Я же вам говорил! Ну вот хоть на куски меня режьте.

* * *

Марецкий с Китайгородцевым ехали по загородному шоссе.

– Ты не сердись на меня, – сказал Марецкий.

Не попросил, а именно сказал. Разве барин о чем-нибудь просит свою челядь? Не графское это дело.

– Я не сержусь, – пожал плечами Китайгородцев.

– Не люблю, когда в мои дела кто-то лезет.

– При моей работе это неизбежно, – спокойно возразил Китайгородцев. Знаю, мол, что для вас это создает некоторые неудобства, но служба есть служба, понимать надо. – Есть подозрения, Игорь Александрович, что Мария Мостовая, собирая информацию о вас, особое внимание уделяет негативу. Вполне возможно, статью она напишет злую, со скандальным оттенком.

– Это невозможно! – отмахнулся Марецкий.

– У нас есть такая информация, – проявил неуступчивость Китайгородцев.

– Это невозможно, – повторил Марецкий. – Она не напишет обо мне ни одного худого слова, потому что ей, этой пигалице, выплачены авансом такие деньги, каких она еще никогда не держала в руках.

– За что?

– За статью обо мне. И за то, что материал обо мне появится в конкретном издании, иллюстрированном еженедельнике, где у нее какие-то связи, где она гарантирует полное отсутствие проблем.

– И много она получила? – спросил Китайгородцев.

– Три тысячи я ей заплатил.

– Рублей?

– Долларов. Обычный белый пиар, распространение позитивной информации. Чтобы о тебе говорили хорошо, хотя бы вообще что-то говорили, приходится платить. Кто не платит, тот остается на обочине.

Вот и прояснилась ситуация с деньгами, которые вдруг появились у Маши Мостовой. Не бог весть какая журналистка, зато у нее какие-то концы в издании, представляющем интерес для Марецкого. Все объяснилось и выглядит логично.

* * *

Они приехали туда, где когда-то давно хозяйничали представители старинного рода Тишковых, но к развалинам родового имения подъезжать не стали, миновав деревню, взобрались на взгорок, где, видимые издалека, на фоне безукоризненно синего неба чернели могильные кресты. У въезда на кладбище Марецкий попросил остановить машину.

Они пошли по кладбищу меж могил, в большинстве своем неухоженных и заброшенных. Памятников почти не было. Деревянные кресты, редко – железные. Фамилии на некоторых табличках уже не прочитать. Тлен и запустение. И только ближе к центру кладбища – вызывающе аккуратные памятники. Белый мрамор, имена усопших золотыми буквами: «Тишков Петр Андреевич», «Шахова (Тишкова) Мария Дмитриевна»… Несколько памятников, все похожи друг на друга и поставлены совсем недавно. Площадка под них разровнена, лишний грунт сложен кучей на свободном месте. Какой-то мужичок с рулеткой бродил вокруг памятников. Увидел Марецкого, суетливо заторопился навстречу:

– Здравствуйте вам, Игорь Александрович!

Будь на голове у него картуз, как пить дать стал бы ломать перед барином шапку.

– Здравствуй, Степан, – отозвался Марецкий.

Ткнул невнимательно ладонь для рукопожатия.

– Ну как тут?

– Справляемся, Игорь Александрович. Все поставили, как вы велели.

– А вот крайний вроде косо стоит.

– Нет-нет, это кажется! – засуетился Степан. – Я вот вам сейчас отвесиком… Прямо вот чтобы вы глазомером вашим…

Тотчас же извлек из кармана отвес, подбежал к последнему в ряду памятнику, застыл, давая возможность Марецкому лично убедиться в качестве работы.

Плита стояла ровно.

– Хорошо, – одобрил Марецкий. – Ты мне скажи, когда отсюда весь этот мусор вывезут? Чтобы здесь не позорно было родственников поминать.

– А вот к следующей неделе, – затараторил Степан. – Как, в общем, и договаривались с вами. Все будет в лучшем виде. Вы даже не беспокойтесь, Игорь Александрович. Мы свое дело знаем.

– Дело знаете, а людей нет, – нахмурился Марецкий. – Где люди твои?

– Так это… – растерялся Степан. – Так отлучились… Придут… Как не прийти…

– Пьют? – строго спросил Марецкий.

– Так ить пятница, Игорь Александрович, – пробормотал несчастный Степан, совершенно уничтоженный необыкновенной прозорливостью барина.

– И что же, что пятница?! – осерчал Марецкий.

– Ну как же, – бормотал Степан. – Завтра ж суббота… И воскресенье опять же… Выходные, в общем…

– Если не сделаешь к сроку – я тебе этого не спущу! – посулил Марецкий.

– Сделаю! – приложил руку к груди Степан, глядя на собеседника с той истовой честностью во взгляде, что выдает обычно человека необязательного и лживого. – Я и людям этим вашим сказал, которые приезжали…

– Каким людям?

– А вот в прошлом месяце от вас приезжали, интересовались тут всем.

– Да кто приезжал-то? – все никак не мог взять в толк Марецкий.

– Ну как же. Двое на большой машине. Очень вашими предками интересовались, расспрашивали обо всем. Я-то думал, что от вас…

Китайгородцев видел выражение лица Марецкого и понимал, что тот не в курсе. Но ни о чем расспрашивать его не стал.

* * *

Хамза внимательно следил за тем, как Китайгородцев на листе бумаги аккуратно вычерчивал схему. В центре небольшой круг – «Марецкий». Рядом еще три кружка. Первый – «Развалины». Второй – «Музей». Третий – «Кладбище».

– Вот, – сказал Китайгородцев. – Есть три места, которые посещает потомок старинного рода Тишковых. Вот здесь, – он ткнул в круг с надписью «Кладбище», – в том месяце появлялись люди, о которых Марецкому ничего не известно. Они очень интересовались историей рода и вообще всем, что связано с Тишковыми. Я при Марецком не стал расспрашивать мужика, что с теми любопытствующими разговаривал, а расспросить бы его надо. У меня к вам просьба. Отправьте туда кого-нибудь из наших, того же Костюкова, например. Пусть он по всем этим местам проедет, поговорит с людьми.

– Думаешь, кто-то вокруг Марецкого крутится?