Текст книги "Черт с тобой(СИ)"

Автор книги: Владимир Шамов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

(Степан Яров)

18. Стоды

Повели отец Терентий и старец Михаил народ крестным ходом к источнику. А родник то был в начале оврага и вся водица по ложбине к речке бежала. Испугавшись падежа – одна коровенка приставилась, решили наши часовенку там воздвигнуть в честь великомученицы Параскевы, а Игнат пятницу деревянну сотворил, одежды ее красным раскрасил, а на ботиночки железные пряжки выковал. Бабы и кудель собрали, чтобы у стода положить и празднично нарядились. И стал Терентий службу творить, и так народ воодушевился, что опосля гулемать пошел, да такую стоду устроил, что долго вспоминали. Покуда часовенку строили, Игнат сотворил еще одного стода – Николы Угодника. И поставил он эту втору пятницу у малой дороги, что рядом с источником проходила, а скипетр из железа выковал. Уж теперь точно падежа не будет – сказал народ – и кажный путник, да проезжий будут поклоны Хорхое и Пятнице класть и радоваться.

С тех пор ночью стали многие сквозь сон слышать, как будто звенит что-то за окном, звенит да позвякивает, как бубенцы, а утром в песке следы от ботиночек видны. И стали многие переживать – хоть она и святая великомученица, а все же многие в пятницу работали, и побаивались ее гнева. Не испужался только я – засел ночью в малиннике и стал ждать. И вот смотрю, идут в темноте двое и прямиком к Нюркиному хлеву. Тут луна вышла... христесынебожий! Да это стоды!

Николай руку со скипетром к воротам протянул, и они сами отворились. И заходят оба в хлев. Я по-тихому к ним подкрадываюсь, а он и говорит: "Что прячешься, Иван, аль не признал меня?" Тут дрожь в коленях прошла и я поклонился.

–Правильно вы все устроили, поэтому мы все болезни из коровенок ваших выгоняем -эта вот последняя. И выбегает из хлева гнилая и хромая крыса, Никола было ее схватить, да промахнулся: "Эх, Ваня, зря ты меня отвлек!"

Крыса похромала прямо к колодцу, чтобы воду в нем отравить, а я схватил камень, который ворота подпирал, и запустил в нее. Подошли мы втроем к окаянной, а у нее изо рта желтая пена идет. Нагнулась Параскева, дунула на гнилую крысу, и та рассыпалась в пыль. Вот что значит сила божья!

Проводил я их к роднику, встали они свои места, да так и остались стоять, и до сих пор там. И кажный кто едет, али путник какой, кланяются им. Вот как дух божий может запросто в стод войти, коли тот с душой и верой сотворен, али нерукотворный.

(Рассказал колдун Иван, записал Степан Яров)

19. Усадьба

Как во горнице, горнице,

Во светлой было светлице.

Во светлой было светлице,

Тут ходила и гуляла,

Тут ходила и гуляла

Молодая боярыня,

Молодая боярыня,

Что Татьяна Николаевна,

Что Татьяна Николаевна

Подходила к окошечку,

Подходила к окошечку,

И смотрела в стеклышко.

И смотрела в стеклышко,

Что светел ли светлый месяц,

Что светел ли светлой месяц,

Что весел ли мой милой друг,

Что весел ли мой милой друг,

Николай-то Владимирович.

Николай-то Владимирович

Он сидит во честном пиру,

Он сидит во честном пиру,

Он сидит – прохлаждается.

Он сидит – прохлаждается

И своей женой похваляется.

И своей женой похваляется -

У меня жена – барыня!

У меня жена – барыня

Что Татьяна Николаевна...

Когда давным-давно в имении произошел бунт, Николай Владимирович был в отъезде, и лютую смерть приняла Татьяна Николаевна. Мужики ее раздели, связали, и посадили на муравейник. Утром вернулся ее супруг – прислуги нет, жены нет, пошел искать, и нашел – а она, душенька уже мертва. Занес Николай Владимирович ее в дом, да там и повесился. С тех пор усадьбу никто не покупает, и стоит она разоренная много лет.

"Шел я как в сумерках тем местом. До дому путь не близкий, решил заночевать в лесу у костра. Смотрю, за деревьями барский дом, тот самый, про который рассказывают. Я туда конечно не пошел – страшно. А тут под соснами сухо и приятно.

И тут выходит из леса барин в старинном кафтане. Я-то сразу понял, здравствуйте, говорю, Николай Владимирович!

–Здравствуй и ты, друг сердешный. Будет у меня к тебе просьба, коли посетишь наш дворец, да расскажешь, как народ нынче поживает – награжу. Скучно нам здесь, сам понимаешь.

–Ну что же, коли отпустите по утру, так развлеку вашу чесну компанию.

–А на что ты нам? Отпустим, не переживай.

–Подходим мы к барскому дому, и как только дверь открыли, так все внутри и преобразилось – по-другому стало! Уж нет разрухи, а убранство, как в старые времена – богатое, множество свечей и музыка. Гости – все помещики убиенные: кто на войне, кто лихими людишками, кто бунтарями, а кого и на охоте ненароком подстрелили. Был тут убитый помещик Захарьин и дворянин Кривцов, убитый столяром Семеном Соловьевым из ружья и другие господа. Татьяна Николаевна пела, аккомпанирую себе на физгармони.

Николай Владимирович хлопнул в ладоши: "Господа, господа, вот живой человек согласился нам поведать о теперешней жизни". Все сразу притихли. И рассказал я покойникам про наше село, потом истории всякие, а в конце поведал про уклад, и что крестьян больше никто не обижает, и живут они не так, как их деды, и прадеды, что все поменялось. После долгого молчания Николай Владимирович подошел ко мне и протянул тугой кошелек: "Что ж бери, нам теперь это ни к чему. Благодарствуем за рассказ".

Татьяна Николаевна тоже подошла ко мне: "А ведь я ему еще тогда говорила, нельзя так сильно узду затягивать... порваться может". Она поцеловала меня в лоб, и я очутился посреди холодной пустой комнаты, через разбитые окна уже был виден рассвет, вокруг никого".

Степа Яров запрыгнул в новую бричку: "Ну, все, мне в город пора, я уже и квартирку прикупил, и весьма приличную". На его поясе висел слегка похудевший кошелек, лицо светилось радостью. И вот его новая бричка, груженая чемоданами, скрылась за поворотом. Мужики разошлись.

Как во горнице, горнице,

Во светлой было светлице.

Во светлой было светлице,

Тут ходила и гуляла,

Тут ходила и гуляла

Молодая боярыня,

Молодая боярыня,

Что Татьяна Николаевна,

Что Татьяна Николаевна

Подходила к окошечку,

Подходила к окошечку,

И смотрела в стеклышко.

И смотрела в стеклышко,

Что светел ли светлый месяц,

Что светел ли светлой месяц,

Что весел ли мой милой друг...

20. Последняя запись.

Эти тетради, а так же другие документы касаемо родного села передал мне мой дед Степан Ильич Яров. Вот последняя запись, сделанная старостой.

"Никольщину справляли широко. Бычка – Микольца после покрова отняли от стада и стали откармливать всем селом. А как настал срок – в четверг повели его на Волохов курган. Снег был совершенно не глубокий, а так – для настроения. Так же многие несли подаяния великому Николе и возлагали от всей своей души и любви. После того, как отец Терентий прочел молитвы и окропил Микольца водой, бычка зарезали и отдали попу заднюю правую ляжку. Так же большой кусок мяса снесли колдуну Ивану. Отец Терентий со старцем Михаилом обошли все подворья и скотинку, и все во дворах, и сами избы окропили святой водой. После обедни во дворе у бабы Нюры расставили образа, а перед иконой Николы и перед стодами у родника поставили по караваю со свечей. На столы накрыли хорошо: студень, лапша с мясом, плошечники, скорошники, пива много. И закатили пир горой.

Святки тоже широко справляли. Парни рядились мертвецом, мельником, кулашником и так ходили по домам развлекали девок и детвору. Киселева сделали говядиной, внесли в избу и предлагали девкам куски. Они же, бесстыжие, хватали его кто за ногу, а кто и за шышку. И в лошадь играли, и бражничали. Слава Николе – русскому богу!"

Такова последняя запись в тетради. Аккурат перед случившейся бедой мой дед приехал в село и успел собрать записи, сделанные сельчанами, чтобы издать в городе книжку. Но церковное руководство, прознав про это, запретило "чертовщину разводить". То же было и при моем отце – советские журналы навесили на рукописи ярлык "пережитка прошлого", и вернули назад. Поднимая пыльные уездные архивы и записи краеведов, общаясь с потомками, оставшихся в живых сельчан, мне с огромным трудом удалось восстановить события той последней весны.

По теплу вернулся из психиатрички сын кузнеца Игната. Жители сначала относились к нему с опаской, но потом, видя, что Васек перестал огню молиться и костры разводить, успокоились. Да и отрадно было видеть радость в глазах родителей. И вот, когда сошла вода и настала весенняя сушь, выбрался Васек ночью из дома, отрыл спрятанные, скорее всего в овраге, керосин и колья, да отправился по селу. Каждую дверь парень подпирал колом и обливал керосином, под окна тоже лил керосин. Потом запалил факел и побежал по улице, поджигая дом за домом. Через несколько минут пылало все село. Люди кричали, немыслимо, скотина ревела, а Васек носился по деревне с криками: "Жертва, жертва!" Горела и поповская изба. В общем, осталось в живых лишь человек пять, остальные все погибли в огне. Мой дед в это время уже жил в городе, и поэтому спасся.

Вот почему я так бережно храню эти ветхие страницы – они говорят о том, что между жизнью и смертью один шаг. И если не слушать свой внутренний голос, можно шагнуть в бездну, и уже через несколько лет никто на этой Земле о тебе не вспомнит. Будьте осторожны всегда.