Текст книги "Дожди на Ямайке"

Автор книги: Владимир Покровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)

Подгоняемые проклятиями Аугусто, несвойственными ему в нормальном состоянии, мамуты довольно быстро снарядили свой флот в погоню. Один из академиков, пробудившийся позже других, спросил:

– А вы не думаете, дорогой Аугусто, что они где-нибудь здесь прячутся?

Вопрос этот заставил Благородного Аугусто нервничать еще больше, и половину мамутов он решил оставить на Ямайке. Мало ли что!

В последний перед стартом момент совершенно случайно выяснилось, что вегиклы так и не разминированы. Забыли, сволочи!

И над всей этой суетой, подстегнутая необычно ярким солнцем, в каждой голове царила, бушевала невыносимая головная боль. То вроде бы уже и утихать станет, но при первом же резком движении, при первом же громком звуке вспыхивает вновь, заставляя мамутов охать, конвульсивно хвататься за голову и, крепко сжав веки, пережидать шок.

Они стартовали без приключений. Вскоре после того, как флот покинул атмосферу Ямайки, бортовой скан "Форд-Персея", роскошного прогулочного вегикла, который Аугусто обычно использовал для участия в регатах, а после потери командирского сделал флагманом, засек сигнал цели. Командирский шел быстро, но максимальную скорость не выжимал – его скорость была определена сканом как первая крейсерская. Маневров, предшествующих переходу, не было после зафиксировано.

– Идем дрожаниями! – приказал Аугусто.

– Есть идти дрожаниями! – подтвердил пилот, высокий смуглый марсианин, завербованный в армию Аугусто совсем недавно. Командиры очень его хвалили.

Дрожания дали немедленный результат, и уже через четыре часа погони пилот, перебарывая головную боль, сообщил напряженным голосом:

– Приближаемся! Скоро они войдут в зону видимости.

– Так, – сказал Аугусто.

Странности продолжались. На командирском давно уже должны были засечь погоню, но никакой реакции бортовой скан "Форд-Персея" не обнаружил.

С самого начала Аугусто настроился на долгую, может быть, многонедельную погоню. Быстрей и маневренней командирского не было вегиклов во флоте Аугусто. И это значило, что единственно возможная тактика погони дрожаниями должна была превратиться в бесконечную и чрезвычайно утомительную "ловлю блох", в отыгрывание одного за другим миллипарсеков. Но беглецы переходами пользоваться явно не собирались и буравили пространство на собственной тяге с одной и той же первой крейсерской скоростью, точно оговоренной всеми инструкциями. Поэтому догонять их дрожаниями было одно удовольствие. Точнее, было бы, если бы не иссушающая головная боль. Слава Богу, пилот оказался вполне квалифицированным, так что сами дрожания никому особенных мучений не доставляли.

– Всем вегиклам приготовиться к тэ-залпу! – приказал Аугусто.

– Есть приготовиться к тэ-залпу! – удивленно отозвался пилот. – Но...

– Я говорю – приготовиться!

Пилот отдал нужные команды.

Его удивление было очень хорошо понятно. Торсионный залп, произведенный раньше, чем цель попала в зону видимости, чреват промахом, что неизбежно превращает охотника в потенциальную жертву, поскольку полностью раскрывает его местонахождение. По той же траектории, сохраняющейся довольно долго, его очень легко поразить.

Аугусто все это хорошо понимал, но интуиция подсказывала ему – тут что-то не то, опереди их, опереди!

– Всем вегиклам произвести второй залп через секунду.

Это было уже лучше, хотя от неприятностей вовсе не гарантировало.

– Есть второй залп через секунду! – чуть менее удрученным голосом отозвался пилот.

И когда до зоны видимости оставались считанные мгновения, когда Аугусто уже рот открыл, чтобы скомандовать первый залп, пилот подал голос:

– Командир! Они готовятся к переходу! Можем не успеть!

Светлый кружок на экране бортового скана, обозначающий местонахождение командирского вегикла, неуверенно замигал.

– Ага! – вскричал Аугусто, в возбуждении потирая руки. – Что, не выдержал, дорогой Федер? Ну! Давай!!!

Пилот не понял команды, обернулся к Аугусто...

– Я, извините...

Точка на экране замигала быстрее и вдруг съежилась – очень-очень быстро, со скоростью взрыва. Да это, собственно, и был взрыв.

– В-вот-ана!!!

Аугусто завопил, залихватски и торжествующе, словно фанатик на стадионе.

Пилот болезненно поморщился от его крика и вернулся к экрану.

– Командир!

– Отставить залпы! – радостно приказал Аугусто. – Теперь не надо. Все кончено. Ах, Федер, Федер, что ж ты так дешево купился, дорогой Федер? Обнаружил, значит, взрывчатку на борту, когда на первой крейсерской шел, а потом даже дернуться боялся – не знал, от чего грохнет. Ну конечно! Ну конечно, ведь ты без своего этого гения интеллекторного, без Антона, ничего сам сообразить не мог, – и тем же тоном обратился к пилоту: Пилот, ты молодец. Как тебя зовут?

– Э-э-э... спасибо... извините... Аугусто Ноблес.

– Ка-ак?

– Аугусто Ноблес, к вашим услугам, командир.

Аугусто захохотал, отчего пилот зажмурился и стиснул зубы в сильнейшем приступе боли.

– Аугусто Ноблес! Аугусто Ноблес к нашим услугам!!! Я тебя даже сам не знаю как награжу, Ноблес! Нет, ты посмотри, они все-таки решились на переход. Они, дорогой мой Аугусто Ноблес, перехода очень боялись, они его боялись до дрожи, и правильно, кстати, делали. Вот почему они так осторожно шли. Но мы их догнали, а с флотом в бой вступать одному вегиклу, пусть даже и командирскому, – верная гибель. Они это понимали, они решили рискнуть. Так! Приблизиться! Приблизиться к обломкам! Хочу сам убедиться! Экспедицию подготовить, пусть проверят, что там от них после взрыва осталось. Пусть внимательно все проверят!

Осталось от них не так чтобы очень много. Мамуты в легких катерах перелетали от осколка к осколку, фотографировали их по нескольку раз с разных точек, иногда брали мелкие пробы.

Хвостовая часть вегикла осталась неповрежденной. Бешено вращаясь, она с хорошей скоростью уходила в сторону Ориона, но ее быстро догнали, осторожно проникли внутрь.

– Командир! Федера нашли! Голова почти целая, остальное, правда... доложили с катера.

– Ага-а-а-а!!!

– Тут еще интересные останочки, командир! Похоже, баба.

– Федера и бабу – сюда, на борт.

Он еще не был удовлетворен, интуиция подсказывала, что еще не все в порядке – например, эта странная головная боль. У него прошла если не полностью, то во всяком случае снизилась до той кондиции, которую вполне можно терпеть, а вот мамуты, похоже, мучились так же сильно, как и в момент пробуждения. И еще что-то настораживало Аугусто, даже пугало, но тут он отвлекся, потому что на экране стали появляться первые фотографии, передаваемые интеллектору на анализ. Вообще-то от них любого нормального человека, в том числе и Аугусто, должно было бы тут же вытошнить, но сейчас Аугусто нормальным человеком никак не был. Он от фотографий пришел в восторг.

– Восхитительно! Именно то, что нужно! Будут знать, как красть командирский вегикл у Благородного Аугусто! А? Ноблес!

– Я! – вскинулся пилот.

– Я приближу тебя, Аугусто Ноблес, ты мне нравишься. А уж имя у тебя... Ты станешь моим другом, так же, как Киямпур, даже больше, чем Киямпур, потому что по вечерам мы будем с тобой вести беседы, а с Киямпуром не побеседуешь. Тебе очень повезло, Ноблес, что у тебя такое имя и что ты был со мной в такой... в такой жизнеопределяющий момент! Здорово я завернул?

– Слушаюсь, командир! – расплывшись в улыбке, забыв про боль, ответил Аугусто Ноблес. Он всегда точно знал, что когда-нибудь его имя сослужит ему хорошую службу.

– А теперь возвращаемся! Но только быстрее, одним прыжком!

И они вернулись на Ямайку, где по-прежнему сияло необычно чистое небо.

Период чистого неба, однако, вскоре закончился, еще два дня дул приятный северный ветер, затем возобновились еле заметные, моросящие дожди и вообще все вошло в норму – даже головные боли у мамутов почти прошли.

Аугусто в эти дни, как и предполагал сделать раньше, устроил себе небольшой отдых и предпринял круиз над Ямайкой. Его бесколеска в сопровождении истинно королевского эскорта обогнула всю планету и посетила оба материка: Западный и Восточный. Путешествие показалось Аугусто довольно скучным. Его не взволновали ни ставшие его собственностью океаны, безмятежные, как лужи, ни тайная, скрытая облаками и джунглями жизнь, кипевшая на материках.

Но Аугусто особых впечатлений от путешествия и не ждал – он просто отдыхал, купался в блаженном, безмятежном ничегонеделании. Если верить покойнику Федеру, скоро на Западном материке ожидались большие перемены "затравочная" зона уже начала свою экспансию. Облака и ветер со временем должны были перенести споры новой жизни и на Восточный материк. Но это со временем – для этого нужны годы, если не десятилетия. А пока... пока небольшой участок в несколько сотен квадратных километров, пригодных к комфортной жизни для человека, – вот все, чем располагал Аугусто на Ямайке.

Но это были весьма симпатичные квадратные километры. Федер со своей командой очень хорошо здесь все устроил. Конечно, думал Аугусто, следовало все-таки настоять на своем и пригласить специалиста по парковым зонам, чтоб все было похоже на пейзажи курортных планет, которые Аугусто очень любил. Немножко цивилизовать этот уголок совсем бы не помешало. Но это можно будет сделать и в будущем, а пока ему необыкновенно нравилось и то, что он здесь видел. Хищники вели себя вполне прилично и без повода на людей вроде не нападали – им вполне хватало другой еды. Зато сколько острых ощущений получаешь, прогуливаясь по "затравочной" зоне этаким помещиком, обязательно с тросточкой и в шлеме от всякой летающей и падающей с ветвей пакости; прогуливаешься этак и натыкаешься вдруг на роскошнейшего тигра какого-нибудь, сопящего на черных корневищах черт его знает какого дерева. Он, этот тигр, а может, и не тигр, но что-то очень похожее, лениво открывает глаза, сонно тебя оглядывает, вздыхает шумно и снова, мерзавец, засыпает. Воняет от него, само собой, как от самого паршивого козла, даже погуще, но красив, сволочь, – сразу видно, кто в этих краях царь зверей.

Или еще вот эти... кожистые, с рогом вместо носа. Пробежит, вихляя задом, прошелестит мимо, коротко прошипит в твою сторону на ходу; страшная, говорят, зверюга – сначала проглотит, а уж потом разбираться станет, съедобен ты или нет. Обезьяна какая-то, что-то из их породы. Но опять-таки без повода не полезет.

А ты идешь себе, тросточкой помахиваешь как ни в чем не бывало, по бокам телохранители, звуки разные слушаешь, а звуки здесь удивительные, особенно когда дождь...

Аугусто откровенно наслаждался жизнью на причесанном уголке Ямайки. Но каникулы, которые он себе устроил, быстро подходили к концу, и в один прекрасный с моросящим дождичком день пришла к нему долгожданная весть от информатора Пинто Слански из службы межпланетной навигации. Слански сообщил, что охраняемый караван с грузом питья из Санта-Зугилло и с двумя тоннами необработанной костяной крошки от "Процион"-ГМБХ приближается и надо бы подготовить ему теплую встречу в одной из ранее намеченных точек.

Аугусто, вздохнув, оплатил счет, засел со своими матшефами – так после смерти Антона он стал звать свою не очень многочисленную, но вполне толковую интеллекторную братию, – быстро разработал и утвердил план захвата, а тут как раз подоспел крупный заказ на эрогенную бижутерию, от которой Аугусто уже и не чаял избавиться.

Поскольку налет на караван по времени совпадал с отгрузкой бижутерии, пришлось торговцев звать на Ямайку, чтоб забрали товар собственным транспортом. Вообще-то это было против правил, установленных Аугусто, который решил полностью запретить посещение Ямайки чужими транспортниками, но, во-первых, контрагенты были давними знакомцами Аугусто, слишком во многом преступном повязанными с ним; во-вторых, это уменьшало расходы и увеличивало прибыль; ну и, наконец, в-третьих, Аугусто очень хотел похвастаться своей новой резиденцией – совсем не мешало лишний раз поразить возможных противников своей силой. В конце концов, правила устанавливал он, а значит, он мог их и отменять. Подумаешь, правила!

В тот же день почти весь флот Аугусто умчался к Четвертой трассе в пиратский набег, а наутро прибыли гости – шесть пузатых транспортников и шикарный "Макдонелл-Одетта" последнего выпуска.

Визит затянулся часа натри: эрогенная бижутерия – что нитроглицерин. Это товар хрупкий и очень чувствительный к тряске, ее следует перегружать крайне осторожно, следует также соблюдать массу разных диковинных правил, установленных, к сожалению, не Аугусто. В любой другой обстановке Аугусто страшно бы при этом нервничал и, уж конечно, лично проследил бы за перегрузкой от начала и до конца. А так он эту ответственную миссию поручил Киямпуру и отправился показывать гостям свою новую резиденцию.

Гости цокали языками, говорили комплименты и откровенно завидовали, чем доставили Аугусто массу давно не испытанного удовольствия. Мамуты, у многих из которых возвращались неизлечимые приступы мигрени, выглядели в большинстве своем мрачно, торопились поскорее скрыться с глаз долой, чтобы в одиночестве постонать – желательно лежа.

Перегрузка прошла без приключений, деньги перекочевали из рук в руки, и торговцы отбыли.

Дождь как раз кончился. По опыту Аугусто уже знал, что часов десять пятнадцать влажность увеличиваться не будет, потому приказал устроить себе постель в джунглях, неподалеку от поселка, оставил при своей персоне четырех охранников, отослал прочь Киямпура и, всласть поболтав с Ноблесом, с невыразимым удовольствием растянулся на походном диване.

Облачность чуть-чуть разошлась, кое-где стали даже видны звезды. Аугусто лениво подумал о том, что надо бы дать приказ интеллектору составить звездную карту, а то какая же мало-мальски приличная планета может обойтись без звездной карты своего неба. И под успокаивающие звуки ямайского леса – бульканье, взвизгивания, завывания, какие-то гулкие рыки – Аугусто уснул. Ничто его в ту ночь не тревожило – загадки, которые задал ему Федер и которые нет-нет, да и рождали тревогу и неясные предчувствия неясной беды, Федер же в конце концов с собой и унес.

Это была последняя безмятежная ночь Благородного Аугусто. Потому что наутро вернулся флот.

25

Анастасий Вент-Фро, командующий этим пиратским отрядом, в нормальном состоянии больше всего похожий на крепко сжатый кулак, выглядел сейчас так, будто сию секунду хлопнется в обморок. Лицо его было серым, руки буквально повисли, он пошатывался и бубнил под нос оправдания.

– Ты понимаешь, что ты натворил? – бушевал Аугусто. – Ты хоть соображаешь, в какое дерьмо ты окунул меня, всех нас?

– У меня не было ни одного ш...

Стараясь успокоиться, Аугусто брякнулся в кресло, крепко сжал веки, но и секунды не выдержал, снова вскочил, забегал.

– Ты не хабара лишил нас, подонок-сволочь-подлец, черт бы с ним, с хабаром, как-нибудь проживем. Если бы ты напал на них и провалил дело, все бы сказали: "Ну бывает, ну провалил Аугусто, даже и у него неудачи бывают: Надо бы к нему приглядеться, может, кончается Аугусто, но скорее всего это обычная неудача, от которой никто из налетчиков не застрахован". Вот что они сказали бы, сволочь-подонок-гадина, они бы ни уважения ко мне, ни страха не потеряли! А теперь?

– Я сделал все, что...

– Теперь все папы будут хохотать надо мной. Теперь они шепчутся и хихикают. Теперь они говорят друг другу, что Аугусто послал своих людей на захват каравана, но у тех болела головка, и они решили немножко полежать в постельке. Что у них уже кишка тонка для обычного налета. Они друг другу говорят, что Аугусто совсем сдал, что пора к нему принимать меры. Ты хоть понимаешь, мерзавец-идиот-сука, что надо было умереть, но взять этот караван?!

Почувствовав, что наступила пауза, в которой он может вставить хоть слово, Вент-Фро с трудом приподнял взгляд от пола, умоляюще прижал руки к груди и, морщась, быстро и испуганно заговорил:

– Мы действительно умирали от этой боли, дальше одного звездного перегона никак невозможно было удалиться, это я вам правду говорю, это так! Мы честно старались, Аугусто! Мы уже что только не...

– Бесполезно с ним, – с досадой заключил Аугусто. – Киямпур, убей его!

Киямпур убил его и сноровисто поволок тело из комнаты.

Очень скоро Аугусто предстояло узнать, что убийство было Анастасию Вент-Фро не наказанием, а наградой. Самым страшным наказанием для него было бы остаться на Ямайке и жить дальше.

Вент-Фро не был виноват в провале захвата. Он понял, что ничего не получится, почти сразу после того, как флот стартовал. С каждой секундой пути от Ямайки, с каждым километром удаления от нее мамуты начинали все сильнее страдать от головной боли. Первый переход пришлось перепоручить интеллекторам, потому что пилотов просто невозможно было заставить выполнять команды. Многие из них, не говоря уже о членах боевых групп, к моменту первого перехода потеряли сознание.

Тогда Вент-Фро решил было временно усыпить весь персонал, да и сам немного поспать, а пилотирование перевести на полную интеллектику, однако флагманский интеллектор предупредил его, что, по всей вероятности, не сможет впоследствии вывести никого из состояния комы – если хоть кто-то еще к концу пути останется жив. Ибо потерявшие сознание мамуты начали умирать. Голова у Вент-Фро болела с такой сумасшедшей силой, что он уже почти ничего не соображал. Но он все-таки внял предупреждению.

Тогда Вент-Фро решил добираться до места захвата продольными галсами, методом "шаг назад – два шага вперед". Это был весьма утомительный и пожирающий массу горючего метод, но сначала казалось, что он сработает. Как только был отдан приказ двигаться назад, мамуты почувствовали невыразимое облегчение. Следующий перескок вперед на расстояние, вдвое превышающее перескок в обратную сторону, принес, конечно, новую боль, но Анастасию показалось, что боль куда терпимее. Интеллектор быстро провел расчеты, и оказалось, что таким ходом они еле-еле успевают к ближайшей точке засады. Точка эта была не слишком удобной, мамуты Аугусто ее не любили, поскольку, как правило, именно здесь караванщики были бдительнее всего – ведь именно здесь был самый опасный для караванов отрезок Четвертой трассы, именно здесь совершалось большинство нападений.

Однако и этот путь оказался отрезанным. Следующий реверсный ход не принес никакого облегчения. Боль толкала мамутов назад, к Ямайке.

Вент-Фро прекрасно понимал, чего ему Следует ожидать от Аугусто в случае такого позорного возвращения. В какой-то момент он даже решил не возвращаться вообще и начать скитания на собственный страх и риск. Но такая мысль в больной, мало что соображающей голове Анастасия задержалась не больше чем на секунду.

Головная боль тем временем усиливалась. Ямайка, словно черная дыра, все мощнее тянула к себе мамутов. Скоро они уже не могли не то что продираться вперед, но даже оставаться на постоянном расстоянии от планеты. Предчувствуя неизбежное, Вент-Фро приказал флоту возвращаться домой. Ему в буквальном смысле слова некуда больше было деваться. Оставалось надеяться на чудо, но в чудеса Вент-Фро никогда не верил.

Аугусто приказал убить Вент-Фро просто со злости – он понимал, что тот ни в чем не виноват. Наконец загадка разрешилась. Федер все-таки оказался не из тех, кто умеет прощать. Он отомстил. Аугусто еще не знал, как именно устроил Федер ловушку с головной болью. Понимал только, что эту загадку следовало немедленно разгадать. Аугусто предчувствовал ловушку еще более страшную, хотя страшное, собственно, уже произошло. Он был заперт на Ямайке и пока не видел способа отсюда выбраться.

А это означало прекращение всех операций. Это означало нарушение как минимум четырех контрактов, по каждому из которых за нарушение полагалась смерть. Проклятый Федер зачеркнул все, к чему Аугусто стремился, без чего жизнь теряла для него всякий смысл. Та вершина, на которую Аугусто взбирался, была очень трудной для восхождения, но слететь с нее можно было при первой же, пусть даже мельчайшей ошибке.

Аугусто очень любил риск, но одновременно очень не любил неустойчивых положений. Он знал, что добиться устойчивости – денег, власти, всеобщего и безусловного признания – можно в преступном сообществе только одним способом. Следовало пройти весь путь до вершины, ни разу не споткнувшись, а уж там, добравшись до самого верха, взлететь к небу, оставить всех этих людишек с их злобой, аферами, подлостями далеко внизу. В переводе на практический язык это означало для него только одно – построить собственную империю. В мире, который чертовски надежно поделен, это было почти невозможно. Следовало сделать тогда новый, дополнительный мир, агрессивно взаимодействующий с остальным, но внутрь себя никого не пропускающий. Эта империя должна была начаться с Ямайки. Теперь же Ямайка, по крайней мере до тех пор, пока не удастся снять с нее посмертное заклятие Федера, стала для Аугусто единственным миром, миром, которым все для него закончится.

Главное, что у самого у него голова ни капельки уже не болела!

Нет, сдаваться он, само собой, не собирался – еще чего! Он очень обозлился, он взъярился, он впал в бешенство, но с ума он отнюдь не сошел. Он остался тем же Аугусто Благородным, который в одиночку за четыре часа перебил трех шелковых королей, который придумал трюк, ставший новым словом в пиратском бизнесе – "человек-экран-человек", он рассчитывал будущие убийства с помощью интеллекторов, он, в конце концов, пришел на свой собственный эшафот, когда эти суки-мерзавцы-сволочи надумали учинить над ним товарищеский суд Геспера Линча, а потом тыкал своих собственных палачей в лужи их же собственной крови и заставлял униженно просить прощения и скорой смерти. Нет уж, Аугусто совсем сдаваться не собирался. Всего опаснее Аугусто, когда его зажимают в угол.

Все, что ему надо было для начала, – это решить две задачи. Во-первых, понять, каким образом удалось Федеру устроить ловушку с головной болью и как можно попытаться найти из нее выход, и, во-вторых, понять, за каким чертом Федеру понадобилось избавить от головной боли его самого Благородного Аугусто. Интеллекторы были задействованы, они искали отгадки, от Аугусто же требовалось то, в чем он был всегда силен – интуиция, прозрение, неожиданный ход.

Ничего такого, правда, на ум, точнее, в подсознание Аугусто не приходило. Нужен был мозговой штурм.

– Ноблес! Ноблес! – позвал он нового приближенного. С самого начала это сочетание – Аугусто Ноблес – ему понравилось, показалось, что сама судьба диктует сближение с ним, да и сам паренек был умен, умел и, более того, понимающ. Но звать его собственным именем казалось для Аугусто кощунством – он начинал паренька любить и звал его теперь только по второму имени Ноблес.

Киямпур ревниво перекосил свою античную рожу – он уже строил планы устранения соперника, этого с виду робкого, всегда улыбчивого, на все согласного сопляка-ублюдка-жлоба.

– Сейчас позову.

Но мозгового штурма не получилось. Пришла новая беда – вернулись транспортники с эрогенной бижутерией. Их тоже затянула ловушка головной боли.

Транспортники эти не были уничтожены при подходе к Ямайке только потому, что у наблюдателей тоже были сильные головные боли. Транспортникам просто повезло. Они совершили посадку на Ямайку без уведомления. И головная боль у них почти прошла в момент приземления.

Через десять – пятнадцать минут в доме Аугусто шла серьезнейшая разборка.

Два главных торговца в ультимативной форме потребовали от Аугусто ответа на простой вопрос:

– Что происходит, черт побери?!

Ловушка Федера схватила их довольно быстро, почти сразу же после старта, но им потребовалось много времени, чтобы понять, что они в ловушке. Заминка в понимании уменьшила штат их сотрудников на всех кораблях с сорока шести до шестнадцати. И это им, конечно, очень не нравилось.

Аугусто выслушал их, вежливо улыбаясь, сочувственно кивая, недоуменно пожимая плечами, и сказал:

– Это ужасно.

Ужаснее всего был тон, которым он это произнес. Торговцы просто содрогнулись.

– Это ужасно, – тем же тоном после некоторой паузы повторил Аугусто. Знаете, что мы сделаем? Если вам не нравится то, что с вами произошло, мы вас убьем.

– Что-о-о?! – возопил один из новоприбывших.

Аугусто, безжалостно улыбаясь, крикнул:

– В расход их, Киямпур!

Без дальнейших напоминаний Киямпур убил присутствующих и приказал помощникам убить остальных членов команды торговцев, которых мамуты отпаивали в соседней комнате. Последнее, что услышали в этой жизни из уст жестоких мамутов несчастные космические торговцы, был злорадный вопрос:

– Ах, так у тебя головка прошла?

Вопрос оказался риторическим.

Ноблес не очень помог. Он честно сообщил Аугусто, что по тестам генератором идей не является, хотя и очень сообразителен. После чего Благородный его чуть не убил. Но тут Ноблес и показал свою сообразительность, сказав, что ответ на все вопросы, если он вообще существует, следует искать в куаферских жилищах.

Обыск, за неимением лучших предложений, был тут же устроен, возглавил его сам Аугусто, не доверяющий в таких случаях никому. И очень быстро был найден намек на ответ – очень невнятный и очень страшный.

В куаферской интеллекторной, из которой было вынесено при эвакуации почти все, на стене висело электронное табло, сразу бросающееся в глаза. Когда Аугусто это табло включил, на нем высветилось одно-единственное слово, громадными буквами:

"ХОЛОКАСТ"

– Что такое "холокаст"? – свирепо спросил Аугусто, на что его переносной интеллектор тут же ответил:

– Применительно к данному случаю это что-то вроде светопреставления. Процесс, обещающий вам множественные беды.

– Ну так надо же что-то делать! – взорвался Аугусто. – Надо же что-то предпринимать! Ведь не сидеть же и ждать этих самых множественных бед без всякого сопротивления! Что делать? Скажите, что?! Какие-нибудь есть догадки о том, как он устроил нам эту жуткую головную боль?

– Есть, – ответил интеллектор, – но очень предположительные. Скорее всего это как-то связано с пробором.

– То есть?

– Отравить всех мамутов через пищу он не мог, здесь вы были защищены хорошо. Но он мог опылить вас какой-нибудь гадостью. Скажем, через дождь или ветер.

– Ну а в дождь-то, например, как эта гадость попала?

– Очень просто. Испарения с земли, содержащие болезнетворные споры, микробов, мелких насекомых, – способов хватает. У меня есть неприятное подозрение, что здесь применено генетическое оружие.

– Это еще что такое? – поникшим голосом поинтересовался Аугусто.

– Или чистые токсины, или болезнетворные микроорганизмы, которые настроены на конкретные ДНК и могут поэтому поражать только конкретного человека. Но здесь много неясного. Надо делать анализы, а я не уверен, что у нас есть для этого оборудование. Но попробовать все равно можно.

– Всем немедленно сдать кровь на анализ! – подал команду Аугусто.

Но было уже поздно. В тот же день и в тот же час на пленников Ямайки обрушились новые беды.

Сначала погиб Андронио Лангалеро, мамут-охранник со странной кличкой Кияк. На него напали земляные пиявки.

Вообще-то земляные пиявки опасны в куда меньшей степени, чем, скажем, плотоядные бабочки-однодневки, укусы пиявок в худшем случае могут привести к высыпанию волдырей. Земляные пиявки – непременные участники любого пробора, поскольку обладают способностью чрезвычайно быстро мутировать и по своей необыкновенной прожорливости не имеют себе равных. Пожирают они все подряд, любую органику, даже химически агрессивную. Их используют в проборах и как генетический материал, и в качестве небрезгливых уборщиков. Обычно на третий или четвертый год после пробора земляные пиявки исчезают, но иногда, по прихоти куаферов, мутируют во что-то более симпатичное и даже имеют шанс стать достопримечательностью причесанной планеты. Живут они в почве.

Однако Федер устроил все так, что с началом "Холокаста" все земляные пиявки превратились в маньяков – люди с определенным запахом и определенным составом крови стали их к себе с непреодолимой силой притягивать. Людей таких было немного, а самой первой жертвой стал Лангалеро.

Очень скоро после побега куаферов Лангалеро заметил, что его кусает какая-то дрянь – он несколько дней не мог понять, какая. Потом поймал одну и хотел даже пожаловаться начальству – мол, ничего себе проборчик этот Федер устроил, где это видано, чтобы на причесанных планетах кровососов оставляли. Следующим утром он проснулся весь в волдырях. Страшно разозлился, но еще не встревожился. Но днем ему стало плохо.

Волдыри стали лопаться, распространять зловоние, причем какое-то уж очень омерзительное. Больше того, образовавшиеся язвы начали разрастаться и причинять невыносимую боль. К вечеру Лангалеро пришлось слечь в блок медицинского автомата. Киберврачу пришлось постараться, но язвы он все-таки залечил. Он нарастил новую кожу, боль и вонь исчезла, однако началась ужасная чесотка, с которой аппарат справиться смог, только впрыснув в кожу успокоительное. Отпуская Лангалеро, врач посоветовал ему утром показаться опять. Лангалеро выругал целителя и направился к себе в казарму, где и заснул под звуки каменного нарко.

Человека в нормальном состоянии каменное нарко усыпляет минимум на сутки. Лангалеро проснулся через четыре часа от невыносимой боли во всей коже. Его разбудил собственный крик. Оказалось, что появились новые язвы и уже раскрылись, вонь вокруг него стояла несусветная. И главное – в каждой язве копошились десятки отвратительных тварей. На порядочном расстоянии от него толпились испуганные мамуты.

Решив, что Лангалеро заразен, сослуживцы его довольно скоро просто застрелили и тут же сожгли.

Больше всех испугался Аугусто. Ему стоило большого труда изображать оптимизм во время похорон Андронио Лангалеро.

– Это первая жертва! – воскликнул он, скорбно глядя на коричневый мешочек с прахом, довольно небрежно брошенный перед могилой глубиной в десяток метров. – Многих отнял у нас мерзавец Федер со своей бандой, но Лангалеро первый, кого он отнял после своей смерти. Но запомните, парни, Федера теперь нет. И эта планета наша. Наша, черт побери! – Он яростно воздел руки. – И если мы будем хотя бы первое время соблюдать установленные мной правила безопасности, Лангалеро останется последней жертвой этой гадины, этого сволочного мерзавца. Лангалеро просто немножко был неаккуратен. Мы с вами должны быть бдительны, если не хотим следующих жертв.

Мамуты сочувственно покивали, но никто не поверил в скорое избавление, потому что все очень хорошо знали, что новые напасти продолжаются. Мэрик Мердуосис и Умбасадорис Буби не пришли ка похороны по уважительной причине – они проснулись утром и обнаружили, что не могут ходить, потому что у них подгибаются ноги. И Мэрик, и Буби спали в разных помещениях, по работе они не соприкасались. Они даже не были друг с другом знакомы, потому что Мердуосис находился на Ямайке чуть ли не с самого начала, а Буби появился за три недели до побега куаферов. Однако у обоих одновременно началось то, что киберврач определил как редкую, встречающуюся только на Париже-2, болезнь под названием "растворение скелета".