Текст книги "Скованные одной целью"

Автор книги: Владимир Тучков

– Вот именно! И на этом можно сделать крутой бизнес. Принимать заказы по всему городу. И профессионально пытать. Может такое быть?

– Вполне, – согласился Следопыт. – Но, я думаю, тут могут быть и другие варианты. Судя вот по этой трубе, – Следопыт ткнул пальцем в дисплей, – эта фирма может работать и как крематорий. Бандитский крематорий. Все группировки привозят сюда отходы своего производства, а тут трупы сжигают. За деньги, конечно. Опять-таки получается разделение труда.

Бандиты в сторожке продолжали материться, не давая никакой пищи уму…

И тут раскрылась дверь центрального корпуса. Из неё вышел вполне благообразный тип в пиджачке, при галстуке и с папкой под мышкой. И пошел по направлению к воротам.

Следопыт начал поворачивать камеру, сопровождая типа.

Тот вошел в сторожку.

«Ну, как, начальник? Все в норме?» Глумливый гогот.

«Все нормально, ребята. Только курите здесь поосторожней. Дерево-то сухое».

«Ну, это мы и без тебя знаем. Инструкцию тут нам ещё на хрен повесь!» Глумливый гогот.

«Ну, как знаете. До свидания!»

«Знаем, знаем! Гуляй на хрен!» Глумливый гогот.

Хлопнула дверь, и тип пошел по аллее в сторону метро.

– Все правильно, – сказал Следопыт. – Все у них куплено. И этот пожарный. И санитары, и все остальные.

– Так вот на кремировании они вряд ли смогли бы много зарабатывать, – продолжил тему Танцор.

– Почему? Знаешь, сколько в Москве левых трупов? Только успевай уголек в топку подкидывать!

– Да, кстати, – Танцор щелкнул замками и откинул крышку своего лэптопа. – Что там пишут про два вчерашних трупа?

Про два вчерашних трупа ничего не писали ни Lenta.ru, ни Utro.ru, ни Xxxxx.ru, редактором которых является несравненная Юля Березовская, ни Gazeta.ru, ни Xxxxx.ru, ни тем более XXX.com. Очевидно, они, как и два предыдущих, бесследно исчезли в домотдыховской печи.

Зато была весточка от Сисадмина, который излагал ситуацию в присущей ему издевательской манере.

Дорогой друг Танцор!

Поздравь, пожалуйста, от моего имени своего (и моего тоже) друга Следопыта с боевым крещением! На его счет начислен бонус в размере 10 долларов.

Ты, вероятно, хочешь узнать: почему так мало? Объясняю.

Если бы вчерашние отморозки не выпили перед смертью по 200 граммов водки, то вряд ли Следопыт успел выстрелить раньше.

Так что потренируй его как следует. Да и сам потренируйся. Походите в зал какого-нибудь восточного мордобоя. Это вам вскоре пригодится. Потому что впереди вас ждут великие дела!

Искренне верящий в тебя и твою команду Сисадмин

Р.5. Хочу подбросить одну идейку. А может быть, они там не людей в печке сжигают, а доллары? Чтобы вам меньше досталось;)

Танцор чисто автоматически отстучал и отослал:

Козел старый! Берегись – Следопыт на тебя большой зуб нарисовал!

Ответа не пришло.

– Да, – продолжил обсуждение возможных вариантов Танцор, – тут ещё могут вырезать органы для трансплантации. Тоже, говорят, прибыльный бизнес. Ну, а отходы – в печь. Может такое быть? Вполне, – согласился Следопыт. – Тогда все логично получается: на дармовщину какой-то ханурик, видать, решил пошакалить. Ну, может, родственник уборщицы или ещё чей-то, из низовой обслуги, знакомый. Потихоньку таскал мясо для пирожков. Вот его и замочили.

– Так, значит, заносим эту версию третьим пунктом, Что ещё может быть?

– Опыты над людьми! – воскликнул Следопыт с такой интонацией и с таким выражением лица, как то, с которым Юрий Никулин произнес в популярном кино «Операция Ы!»

– Ну, ты совсем осатанел! Какие опыты? Зачем бандитам опыты?!

– Бандиты охраняют. А опыты проводят врачи. Как в фашистской Германии.

– Зачем, Следопыт? Ты не перегрелся?

– Нет, не перегрелся. Чтобы вывести нового человека.

– Зачем новые нужны, когда старых девать некуда?!

Аргумент был до безобразия абстрактным, однако Следопыт с ним почему-то согласился.

В семь часов в домотдыхе началось движение. Вероятно, закончился рабочий день. Из дверей высыпало одиннадцать человек: семь мужчин и четыре женщины. Они расселись в восемь машин, преимущественно в дешевые иномарки, и двинулись к воротам.

Заурчал электродвигатель и заскрежетали открывающиеся ворота.

Следопыт наклонил камеру и взял крупный план с тем, чтобы можно было разобрать номера машин.

– Он запоминает? – спросил Танцор, поняв этот маневр.

– Да, все пишется.

Один за другим прошли семь номеров, заканчивающихся на 771Ш8 и на 991Ш8. Последней прошла областная машина – 501Ш8.

– Ну, вот тебе, – сказал Танцор, – и материал для работы. Промэйнфреймишь базы данных. Тут-то мы и узнаем, что это за публика. Наверняка должен быть хоть один врач. А то и несколько.

– Ага, опять я. А вы с американкой, значит, будете по кабакам гужеваться, лошадей обмывать.

– А кто же у нас компьютерный гений? Не я же. Кстати, и мне работа есть. Надо узнать, кто арендует этот самый домотдыха. Ну, по домам? Или ещё посидим?

Следопыт поводил камерами туда-сюда. Признаки какой бы то ни было жизни отсутствовали. Лишь из сторожки доносился беспрерывный мат. Серый и убогий.

Правда, под навесом просматривались три машины. Два джипа и один седан.

– А, хрен с ними, – махнул рукой Танцор. – Джипы двоих отморозков, которые наверняка будут до утра сидеть. А седан… Да шут его знает, чей он. Поехали.

АППЛЕТ 11.
ВЗНУЗДАННЫЕ ШЕЛКОВОЙ УЗДОЮ

Однако на следующий день гужевались все вместе. Потому что Следопыт написал программу, которая в его отсутствие автоматически сканировала все, что надо было сканировать, искала то, что требовалось, сортировала, сравнивала, анализировала, приаттачивала, гейтилась, джобала, едитела, клиперила, компиляла, коннектилась, крэкала, кутовала, линковала, логинилась, мейкала, патчила, скипала, тапала, фиксила, фоксила, фрекала, эмуляла, юкала и принтила результаты поиска.

Днем присутствовали на проводах Ипполита и Вельвета, на которые вновь собрался весь конный бомонд Москвы.

Эмигранты были накрыты лучшими попонами, которые нашлись в «Сокоросе». Гривы были промыты, расчесаны, в них были вплетены нарядные ленты.

Спортсмены и конюхи подходили по очереди, тихо, с чувством говорили какие-то свои, идущие от сердца слова. Похлопывали жеребцов на прощанье по шее.

В общем, чувства, которые царили в этот час, не были однозначно радостными. Вот, мол, получили кучу денег, и теперь жить станет легче и веселее. Отнюдь. Поскольку все же отрывали от сердца свое, родное. Продавали лучших российских коней, цвет и славу отечественного спорта.

Но не было и уныния. Потому что люди понимали, что не на войну провожают, не в голодный край. Ипполит и Вельвет уезжали как-никак в сытую Америку. Где и конюшни, не в пример нашим, чистые и просторные.

Без сквозняков и без отключения воды и электричества. Где лошадей моют специальными шампунями, а кормят так, как здесь не ест и президент конно-спортивной федерации. Где их возят на соревнования не в товарных вагонах, как скот какой-нибудь, а в специальных фургонах, со всеми удобствами.

Понимали и то, что здесь, в России, у Ипполита нет будущего. Поскольку вряд ли кто из нынешних стиплеров сможет работать с ним так, как это делал покойный Прыжов. Не было для Ипполита ни одного жокея, который смог бы завоевать его авторитет. Смог бы внушить уважение и любовь, которые испытывал Ипполит к Сергею Прыжову. А без этого ни о какой нормальной работе говорить не приходится.

В общем, картина была трогательная. Общим настроением проникся даже Дед, который залудил с утра полбанки «Джона Уокера».

Дженни между тем продолжала совершать чудеса оперативности и предприимчивости. За пять минут уговорила главного конюха Егорыча не только сопровождать бесценный груз в самолете, но и поработать некоторое время в Оклахомщине при лошадках в её конюшне.

Торг был недолгим. Егорыч согласился на тысяче баксов в неделю плюс казенные харчи. С условием, что если будет обоюдное желание, то контракт можно будет продлить на год. После этого контракта, если Егорыч не затоскует по любимой России и не сопьется, должен был последовать контракт на пять лет. Уже на более выгодных для Егорыча условиях.

– А жену можно с собой взять? – поинтересовался Егорыч. Любопытно, что вопрос был задан с такой странной интонацией, что было не вполне понятно: какой именно ответ устроил бы конюха больше. Утвердительный? Или же дарующий на долгие годы свободу от семейной рутины?

– Да, конечно, можно, – перевел Танцор.

– Слышь, – попер напролом Егорыч, – а у меня ещё есть дочка с зятем, сын с невесткой, двое внучат, и теща. Спроси, можно их?

– А не жирно будет? – съязвил Танцор. Однако перевел этот чудовищный по американским меркам вопрос:

– Ноу, – с ослепительной улыбкой ответила миллионерша.

Тут же послала секретаря – жулика и пройдоху, прекрасно знакомого с российскими реалиями, – покупать для Егорыча и его жены загранпаспорта, оформлять визы и покупать билеты на самолет – на завтра, на первую половину дня.

В общем, одуревшего от столь стремительного виража судьбы Егорыча поставили рядом с конями. Тоже для прощания. Подходили, жали руки, по-доброму матерились и просили не забывать. Ни Великую Страну, ни друзей, с которыми было пережито столько и радости, и горя.

Все правильно, поскольку только Великая Страна позволяет человеку беспрерывно испытывать сильнейшие эмоции. Потому-то в Великой Стране нервы у людей изнашиваются очень быстро. Потому-то и продолжительность жизни гораздо ниже, чем в какой-нибудь невеликой стране типа Финляндии или Швеции.

Егорыч был смущен, неадекватно воспринимал происходящее и все время как-то неестественно улыбался. Словно родился не в Великой Стране. Адекватность ему вернул начальник отдела кадров, который после рукопожатия спросил:

– Семен Егорыч, а как же мы поступим с твоей трудовой книжкой?

– А засунь-ка ты, её Иван Кузьмич, себе в жопу! – ответил с чувством Егорыч. И опять стал похож на нормального человека, гражданина Великой Страны.

***

Вечером Дженни устроила в «Метрополе» банкет аж на сто персон. Хотя персон по головам никто не считал, и их могло быть вдвое больше.

– Гулять так гулять! – перевел Танцор восклицание миллионерши и так же, как и она, грохнул бокал об пол. Понятно, что точно так же поступили и все остальные персоны. В связи с чем стая шустрых боев с совками и щетками ползала под ногами у гуляющих минут пять.

Танцор огляделся. Конники, изъятые из своей естественной среды обитания и попавшие в эту ослепившую их поначалу буржуйскую роскошь, чувствовали себя скованно. Не было на плечах привычных камзолов и ватников, ноги, привыкшие к сапогам, страдали в неудобных ботинках и туфлях.

Но это ничего, думал Танцор, вскоре алкоголь возьмет свое. Вскоре они и разрумянятся, и расправят широкие плечи, и станут самими собой – людьми привольными, естественными и добрыми. Потому что рядом с лошадьми злых людей не бывает.

Начнутся здоровые шутки, послышится раздольный смех. И лакеи ещё долго будут вспоминать, как в этом самом зале они были удостоены чести обслуживать цвет российского конного спорта…

Конечно, и посуды будет перебито немало. Но это уж будет за счет щедрой американской вдовы.

Танцор подсел к своему давешнему знакомому, который в прошлый раз был в желто-голубом камзоле. Познакомились. У жокея было красивое русское имя Василий. Правда, не совсем, конечно, русское. А, скажем так, экспроприированное русскими у древних греков. Поскольку зачем оно им, древним грекам, поскольку давно уже все вымерли?

Разговорились. Василий долго не мог понять, где же он мог видеть этого человека.

Танцор раскрылся, объяснив тот карнавал тем, что по заданию американки ходил на разведку, выяснял, в какой московской конюшне люди почестнее и попорядочнее. Ив результате навел покупательницу на «Сокорос».

Естественно, Василий ничего не имел против.

– Хотя, – сказал он откровенно, – от этих больших лимонов нам мало чего достанется. Потому что все наверху поделят. Спасибо, если с кормами теперь проблем не будет.

– Так требуйте, – сморозил чушь Танцор.

– Потребуешь у них… Кстати, ты тогда что-то слишком много расспрашивал про наших соседей. Вчера я даже решил, что это они тебя подослали.

– А что, похож на бандита, что ли?

– Да нет, конечно. Только интересное дело получается. Вчера вечером эти козлы приходили. Наезжают, суки! Хотят конюшню отобрать.

– Серьезно?

– Куда уж серьезней! Если бы у нас хоть крыша была получше. Или стволов побольше. А так только пара Макаровых у охранников.

Василий уже и разрумянился, и расправил плечи. И был предельно откровенен с малознакомым человеком.

Танцор хоть плеч и не расправлял, но также говорил с Василием начистоту. Потому что Василий ему нравился. И этого было вполне достаточно для доверительного разговора.

– Слушай, – сказал Танцор, накладывая в тарелку салат из креветок, – я и мои друзья тоже хотим потягаться с этими ублюдками. Может, вместе что-нибудь получится?

– С двумя Макаровыми?

– Слушай, а не ты ли в прошлый раз что-то про тачанку с «Максимом» рассказывал?

– А! Пьяный был.

– Ладно. На первое время, для самообороны, мы могли бы дать вам пять пушек. И, пожалуй, один гранатомет. Годится?

– А ты все же не провокатор? – спросил Василий, перестав жевать.

– Нет, я не провокатор, – честно ответил Танцор. – Нам скоро с этими ублюдками придется биться насмерть. До полного их искоренения. Ну, и если вы положите парочку до начала большой войны, то это нам будет только на руку. Понял?

– Понял, – обрадовался Василий столь простому объяснению такой филантропии.

– Только учти, гранатомет на время. Потом самим понадобится. По рукам?

– По рукам!

Пожали друг другу руки. Налили. Чокнулись. Выпили. Крякнули.

– Слушай, – спросил неопытный в таких делах Василий, – ну замочим мы одного или двоих. И куда их потом? Закапывать, что ли?

– Не, – ответил Танцор, пережевывая куропатку, – вы их прям к воротам относите. Они их сами уберут. У них этот процесс налажен. Сам проверял: четыре трупа будто испарились. И никакого шума по линии ментуры! У них там, блин, прямо фабрика!

А гулянье между тем разворачивалось, постепенно приобретая естественную природную симптоматику. Дамы уже кокетливо смеялись смелым шуткам кавалеров. Тосты уже поднимались не общие, а междусобойные – персоны на три-четыре. Ножи за ненадобностью были уже отложены, а водка разливалась не в рюмки, а в более просторные бокалы. Рокот оживленных голосов сливался под расписанными Врубелем сводами в единый мощный поток, который неумолимо катит привольное веселье вперед, словно камни горная река, – вперед, непременно вперед, навстречу утренней неизвестности!

Но тут встал Егорыч. И рявкнул так, что всё остановилось и смолкло:

– Тпру, оглоеды!!! А не грянуть ли нам нашу, родимую?

И тут всех поразила Стрелка. Поднялась из-за стола, сбросила с себя платок, который был накинут на ней, забежала вперед Егорыча и, подперши руки в боки, сказала задорно:

– А что?! И грянем!

И начала высоким чистым голосом:

Ой, при лужку, при лужке,

При широком поле,

При знакомом табуне

Конь гулял по воле!

И все застолье подхватило до боли знакомые слова. Всеми своими и басами, и сопранами, и тенорами, и фальцетами. А вместе вышло стройно и мощно:

При знакомом табуне

Конь гулял по воле!!!

И затихли, вновь уступив место Стрелке.

Ты гуляй, гуляй, мой конь,

Пока не споймаю,

Как споймаю – зауздаю

Шелковой уздою!

Где, как, когда всосала в себя из того русского воздуха, которым она дышала – эта хакерша, воспитанная американским Интернетом, этот дух, откуда взяла она эти приемы, которые компьютерная феня давно бы должна была вытеснить? Но дух и приемы эти были те самые, неподражаемые, не изучаемые, русские, которых и ждал от неё Егорыч. Как только она запела торжественно, гордо и хитро-весело, первый страх, который охватил было Танцора и всех присутствующих, страх, что она не то сделает, прошел и они уже любовались ею.

И опять грянули, так, что на люстре зазвенели хрустальные висюльки:

 
Как споймаю – зауздаю
Шелковою уздою!!!
 

И понеслась песня, словно конь в чистом поле: гордо, красиво и свободно.

 
Вот споймал казак коня,
Зауздал уздою,
Вдарил шпорой под бока,
Конь летит стрелою!
Вдарил шпорой под бока,
Конь летит стрелою!!!
Ты лети, лети, мой конь,
Да не спотыкнися,
Возле милого двора,
Конь, остановися!
Возле милого двора,
Конь, остановися!!!
Конь остановился,
Вдарил копытами,
Чтобы вышла красна девка
С черными бровями!
Чтобы вышла красна девка
С черными бровями!!!
Но она не вышла,
Вышла её мати:
– Здравствуй, здравствуй, милый зять,
Пожалуйте в хату!
Здравствуй, здравствуй, милый зять,
Пожалуйте в хату!!!
 

И тут проворный Дед, который в то время, как единый двухсотголосый хор сливался в едином порыве, что-то строчил ручкой, протянул Дженни листочек. Где транслитом был записан следующий куплет. Дженни тоже встала из-за стола, тоже сбросила с себя платок, который был накинут на ней, и вступила торжественно, гордо и хитро-весело:

 
А уа v hatu ne poidu,
Poidu vo svetlicu,
Razbuzhu ya krepkim snom
Spyaschyu devicu!
 

Застолье подхватило и на транслите:

 
Razbuzhu ya krepkim snom
Spyaschyu devicu!
 

И дальше уж все понеслось вскачь, галопом, на пределе человеческих и лошадиных сил.

 
А девица не спала –
Друга поджидала,
Правой ручкой обняла,
Крепко целовала!
Правой ручкой обняла,
Крепко целовала!!!
А наутро все село,
Все село узнало,
Что казачка казака
Крепко целовала!
Что казачка казака
Крепко целовала!!!
Ой, при лужку, при лужке,
При широком поле,
При знакомом табуне
Конь гулял по воле!
При знакомом табуне
Конь гулял по воле!!!
 

И все смолкло. В наступившей тишине было слышно, как Егорыч, глотая слезы, шумно сморкается в огром-ный, как судейский флаг, клетчатый платок.

– Nichego, Еgorусh, nе grusti! Му v Оklаhоmе s toboj vmeste pet budem,, – начала успокаивать конюха богатая американская вдова. – Ту mепуа tol'ko nauchi!

– Ага, – ревниво сказал Дед, – такой, ексель-моксель, научит!

АППЛЕТ 12.
СКОЛЬКО ЧЕЛОВЕКУ ДЕНЕГ НАДО?

Утром неизбежно наступило утро. Пасмурное, с накрапывающим дождиком.

Утром Дженни и Егорыча с женой проводили в Шереметьево. А сами расползлись отсыпаться.

Дед снова был свободным человеком. Со всеми вытекающими из этого обстоятельства следствиями. Довольно неприятными для Билла Гейтса и вполне приемлемыми для Танцора.

Потому что без Деда разрушить бандитское гнездо было невозможно.

У Камышникова была прекрасная семья. Умная и красивая жена, не только не утратившая с годами привлекательности, но даже и приумножившая её. Умные и красивые дети. Двое. Двенадцатилетний сын и девятилетняя дочь. Прекрасный ньюфаундленд. Также очень умный и очень красивый.

И, конечно же, было у Камышникова дело. Настоящее мужское дело, без которого его семья не была бы прекрасной. Жена, несомненно, вскоре стала бы сварливой и опустившейся. Дети были бы затурканными и постоянно канючащими. А ньюфаундленда, так, пожалуй, и не было бы вовсе. Ни умного и красивого, ни глупого и омерзительного. Потому что неудачникам ньюфаундленды не положены по социальному статусу.

Короче, Камышников был счастлив. Не всегда, конечно, не каждую минуту своего бытия. А лишь тогда, когда задавал себе вопрос: «Счастлив ли я?» И тут же понимал, что вопрос чисто риторический. Да, действительно счастлив! Еще как счастлив!

А иначе и быть не могло. Потому что если вложить в построение счастья столько сил, нервов и ума, сколько вложил он, Камышников, бывший технолог красильного цеха Купавинской текстильной фабрики, то результат может быть только один. И только такой, какого достиг Камышников к сорока годам жизни.

Поскольку все было задумано гениально, то теперь созданная Камышниковым, как он её называл, машина крутилась сама собой. Не требуя ни смазки, ни горючего, ни профилактического ремонта. Получился этакий перпетуум мобиле, где роль винтиков и колесиков играли люди, много людей. Рожденных разными, а теперь, повинуясь гению Камышникова, ставших абсолютно одинаковыми.

Всего-то и требовалось два десятка бандитов, два хирурга, программист, и с десяток всякой мелкой шушеры. Да еще, конечно же, менеджер, который всем этим заправлял.

Камышников часто сравнивал себя со Сталиным. Да, именно со Сталиным, с кем же еще, как не с ним, который тоже создал нечто похожее. Однако его лагеря все же проигрывали камышниковской машине. У Камышникова люди работали не за миску баланды, а за возможность жить. И при этом не требовалось ни бараков, ни охраны, ни железнодорожных эшелонов, которые должны были перевозить заключенных с запада на восток.

Нет, контингент Камышникова был свободен. Абсолютно свободен. Единственное, что каждый должен был делать неукоснительно, так это перечислять на определенный банковский счет деньги.

Впрочем, и тут была свобода выбора. Каждый был волен решать: продолжать ли ему жить или же остановиться на достигнутом.

Все шло самым наилучшим образом. То есть без какого бы то ни было вмешательства извне.

Правда, иногда случались мелкие сбои. Которые, впрочем, с легкостью устранялись впечатлительным менеджером. Вот и на сей раз он прислал истеричное письмо: погибли три охранника! При невыясненных обстоятельствах!»

«Ну, так сначала выясни, – ответил Камышников, – а потом уж и нервные припадки устраивай! Денег у тебя достаточно. Контрразведчики далеко не самые тупые в Москве. Действуй, дорогой, действуй, если кушать хочешь!»

Да, конечно, Камышников понимал, что когда-нибудь фабрика может накрыться медным тазом. Однако запущенная машина все равно будет работать! Деньги не кончатся никогда!

Камышников предусмотрел и такое развитие сюжета. И гарантированно обезопасил себя от любых неожиданностей. Предыдущего менеджера, который раскручивал дело, пришлось уничтожить. У нынешнего была связь с Камышниковым только по электронной почте. Следовательно, Камышников был недосягаем.

Исключил он возможность и бунта на корабле. Во-первых, он же платил и менеджеру, и всей остальной обслуге. А если что, то мог и перестать платить. Деньги, прекрасно знал Камышников, особенно такие, которые он платит, – это очень сильный наркотик. И в данном случае соскочить с баксовой иглы невозможно.

Во-вторых, менеджер был прооперирован. И, следовательно, сидел на точно таком же крючке, что и все винтики и колесики его вечного двигателя. Тут не может быть никаких неожиданностей.

Камышников, оттрахав как следует горничную, решил посмотреть на динамику процесса. Включил «Мак», загрузил программу-анализатор и начал листать диаграммы, в очередной раз подумав о том, что программисту не мешало бы накинуть баксов пятьсот. И тут же в очередной раз забыв об этой своей альтруистской блажи.

Удовлетворенно хмыкнул, рассматривая процесс воспроизведения, как он их называл, вольных рабов. Конечно, существовала естественная убыль, поскольку публика была далеко не богатырского здоровья. Была и неизбежная выбраковка. Однако всё это с лихвой перекрывали новые поступления. Поэтому производительность машины постоянно возрастала.

На радостях, а также пользуясь случаем, поскольку дети были в колледже, а жена укатила за шубой во Второй меховой салон, который, как известно, – механика моды, Камышников оттрахал официантку.

А потом решил посмотреть, что же будет, если фабрика закроется. Убрал параметр воспроизводства, установил нижний порог на уровне трех миллионов долларов в год. И тюкнул по энтеру. Кривая пошла вниз. Но не резко сорвалась, а начала плавно опускаться. В конце концов пересеклась с горизонтальной прямой на отметке 2008 года.

– Эт-та хорошо, эт-та очень хорошо! – сказал Камышников ткнувшемуся в колени теплой мордой ньюфаундленду Герберту. – За это время можно новый завод запустить. А то и два! Эт-та очень хорошо!

И на радостях оттрахал садовницу.

***

Вечером, отоспавшись, приехал Следопыт. С данными, которые его мэйнфрейм наворовал ночью и утром в компьютерах различных государственных организаций,

Сунул дискету в трехдюймовое окошко. И начал по очереди открывать вордовские файлы.

Среди домотдыховских сотрудников действительно были два врача. Один просто хирург – Юрий Михайлович Желудько. Второй нейрохирург – Тигран Овсепович Мовсёсян.

– Все ясно, – прокомментировал Танцор, – один делает тонкую работу. Типа удаления аппендиксов. Другой трупы расчленяет.

Не обратив ни малейшего внимания на эту неумную шутку, Стрелка и Следопыт продолжали копаться в данных.

– Так, вот и представитель высоких технологий, – сказал, радостно потирая руки Следопыт. – Вот он, голубчик: программист Евграфов Йорик Леонилович, девятая модель «Жигулей». Есть и адресок.

– Да, конечно. Но это если кто-то не купил машину по доверенности у этого самого Евграфова, – скептически заметил Танцор.

– Может, и так. Но ведь должен же быть программист. Сейчас в любом бандитском деле непременно нашего брата встретишь. Я думаю, с него и надо начинать.

– В каком смысле? Мочить, что ли? – неодобрительно сказала Стрелка.

– Зачем так уж сразу? Прощупать надо сначала. С ним ведь будет гораздо проще работать, чем с врачами. Те лично для меня – люди загадочные.

– Ну и как же? Поймать и допросить, что ли? – изумился Танцор прыти товарища. – Утюгом пытать, да? Голову в тиски зажимать?

– Подловить на чем-нибудь. И поставить перед выбором…

– На чем?

– Да мало ли? Надо ж вначале изучить его, повертеться вокруг. А потом уж – за жабры и фэйсом об тэйбл.

– Так, ладно, что там дальше? – прервал эти преждевременные фантазии Танцор.

Дальше ничего особо интересного не было. Среди остальных, если они действительно были владельцами переписанных камерой автомобилей, не было специалистов, которые могли знать что-либо существенное. Нянечка детсада, несомненно, бывшая. Бывший товаровед обувного отдела ЦУМа. Бывший закройщик из ателье… Так, подай-принеси. Обслуга, одним словом.

– В общем, так, – подвел предварительный итог Танцор. – Надо бы ещё последить за объектом. Побольше подсобирать информации. И займемся этим пораньше, часиков в восемь, пока ещё все не съехались. Согласен? – спросил он у Следопыта.

– Ну, давай… А, кстати, не пора ли подкрепиться? – сказал Следопыт, переведя взгляд на Стрелку.

Та не стала ломаться и ушла на кухню.

– Слушай, – тихо сказал Следопыт, чтобы не было слышно в кухне, – а не натравить ли нам на этого программиста Стрелку?

– Ишь ты какой шустрый, – недобро усмехнулся Танцор. И мгновенно вспомнил, что у Следопыта есть постоянная подружка, Илона, которую он добыл в бою с Трейд-банком год назад. – Может, лучше твою Илону?

– Можно, конечно, и её, – тут же согласился Следопыт. – Только Стрелка гораздо умней. Так давай прямо сейчас её и спросим. Что, ты падишах какой, что ли, чтобы женщиной распоряжаться?!

Вошла Стрелка с подносом бутербродов, которые имели скорее декоративно-прикладные достоинства, нежели кулинарные. Ушла и вновь вернулась с чашками и кофейником.

– Жри! – строго сказала она Следопыту.

Когда до Стрелки дошел смысл предлагаемой ей аферы, она не выказала ни возмущения, ни удивления, ни радости.

Подошла к монитору и открыла фотографию Евграфова, похищенную в базе данных паспортной службы. Вгляделась. А потом покачала головой:

– Не, отцы, мне с ним будет неинтересно.

– Но для дела же, – не унимался Следопыт.

– Вот ты и иди. И трахайся с ним для дела, сколько тебе будет угодно.

– Ну, почему сразу трахайся?

– Потому, – ответила Стрелка исчерпывающе.

– Ладно, тогда попросим Илону, – вздохнул Следопыт, почувствовавший, как в душе шевельнулось шершавое собственническое чувство.

***

Зазвонил телефон.

Это был Василий.

Василий был удручен.

Выяснилось, что ночью, когда все гуляли в «Метрополе», в конюшню, к двоим охранникам, опять наведались бандиты. На сей раз они повели себя уже совершенно по-скотски. Связали парней, избили. И пугали, что прямо сейчас все это на хер подожгут. Чтобы им чистая территория досталась.

Утром связались с крышей. Те отправили троих человек на стрелку. На стрелке всех их положили. На хер. И теперь крыша решила совсем отвалить. На хер. Мол, не нужны нам ваши бабки, лишь бы самим уцелеть.

– Что делать будем, Танцор? – растерянно спросил Василий.

– Помнишь наш вчерашний разговор?

– Помню.

– Помнишь, что я обещал?

– Помню.

– Бери тачку и дуй ко мне. Не в метро же все это везти.

– Денег на тачку нет, – честно признался Василий.

– Ох ты горе мое луковое, – вздохнул в трубку Танцор. – До чего ж вас, гордость российского спорта, довели. Приезжай, деньги найдутся. Да только сумку захвати побольше. Как у челноков. Понял?

– Понял. А куда ехать-то?

Танцор продиктовал адрес.

Стрелка, узнав о переговорах, которые вел Танцор у всех за спинами, пришла в ярость.

– Ты что, – орала она, – хочешь нас всех подставить?! Ты его хорошо знаешь, уверен в нем?! Что не стукач и не провокатор. Хочешь, чтобы мы все загремели за торговлю оружием?!

– Да не торговля, – с идиотической логикой оправдывался Танцор, – а аренда.

– Еще, блин, лучше! Отдать стволы за красивые глазки!

– Да не ори ты так, – завелся Танцор. – Они нам должны помочь. Вначале мы им. А потом, когда надо будет уничтожить домотдыха, у нас будь здоров какой батальон получится. В мелкие щепки разнесем!

Конечно, вся эта танцорская логика была вилами по воде писана. Однако и Стрелка была точно такой же авантюристкой. И вскоре согласилась, что, да, три десятка мужиков на лошадях, с пистолетами, автоматами, ружьями, с саблями – это сила. Большая сила, способная разбить любую банду.

***

Следопыт из стервозности ещё какое-то время повыкобенивался, но и он согласился с тем, что надо приобретать союзников. Хоть конных, хоть пеших, хоть в ступе с помелом.

Короче, когда приехал Василий, то ему, ошалевшему, отгрузили шесть пистолетов, автомат, ружье и патронов с запасом. Гранатомет решили не давать. Слишком много шума будет. К тому же он нужен для нападения, а не для защиты.

– Ну, блин, – бормотал он, словно пьяный, – теперь из этих козлов только пух и перья полетят!

– Перья? Из козлов? – переспросил Танцор.

И все рассмеялись. Нервно. Потому что приближалась большая потеха. А это было стрёмно, очень стрёмно. И исход её был неизвестен.

Однако надо быть уверенным в том, что все будет сделано как надо. Что из козлов, действительно, полетят перья. И пух. И кишки. И мозги. И костные осколки.

Потому что в этом деле необходим ломовой кураж. Когда, налив глаза кровью, встаешь под пулями, и бежишь вперед с ощущением приближающегося оргазма. И спускаешь, как только в тело врага войдет штык! Или пуля! Или зубы! Или ногти, с забившейся под них землей и травой! ЙА-А-А-А-А-А-А!!!

***

Ранним погожим утром, когда все приличные люди ещё и не думают просыпаться, Танцор и Следопыт сидели в джипе на том же самом месте. И тупо смотрели на лэптоповский дисплей, на который проецировали изображение шпионские камеры.