Текст книги "И на пороге бывают гости"

Автор книги: Владимир Тучков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

И НА ПОГОСТЕ БЫВАЮТ ГОСТИ (ТАНЦОР-3)

Владимир Тучков

ХАРАКТЕРИСТИКИ НА ГЛАВНЫХ ДЕЙСТВУЮЩИХ ЛИЦ

Танцор

Возраст – 35 лет. Артистичен. Пластичен. Решителен. Эмоционален. Порядочен. К врагам человечества безжалостен. Владеет всеми видами стрелкового оружия. Когда необходимо, становится половым гигантом.

Стрелка

Возраст – 24 года. Хакерша. Преданная подруга Танцора. Обладает аналитическим умом и прекрасной внешностью. Склонна к авантюризму. Готовит отвратительно. Из всех видов оружия предпочитает тяжелые модные ботинки. Склонна к моногамии.

Следопыт

Возраст – 25 лет. Молод. Энергичен. Жаден, но при этом расточителен. Беспринципен, но поддается нравственному воспитанию. Хороший программист. Владеет 16-процессорным компьютером. Стрелять не умеет, но с большим проворством поражает врагов холодным оружием. Ведет беспорядочную сексуальную жизнь.

Дед

Предположительный возраст – 50-65 лет. Гений. Любит поэзию битников, виски и богатых американских вдов. Ненавидит владельца корпорации «Майкрософт» Билла Гейтса, регулярно насылая на него проклятья и компьютерные вирусы. Программирует в машинных кодах. Поиском смысла жизни себя не обременяет.

В настоящее время холост.

АППЛЕТ 1.
МАНЬЯК ХОДИТ С БРИТВОЙ

По крыше машины ходили какие-то лесные птицы и клевали зерна. Это если сидеть с закрытыми глазами. Так оно лучше. Птицы – гораздо лучше, чем нудный осенний дождь, барабанящий по металлическому кузову.

Поэтому Танцор сидел в «БМВ» с закрытыми глазами и пытался сочинить стихотворение.

Этой ночью склевал…

Рифмы, подходящей рифмы не было. Отвал… Завал… Не ставить же отглагольную – «позвал» или «порвал»… Карнавал! Да, именно карнавал!

Вот и кончился карнавал.

Уж в рога протрубили охотники.

Этой ночью склевал

Лето дождь на моем подоконнике.

Хотя «лето», конечно, не подходило. Потому что слова «склевал – лето» склеивались двумя соседними «л». При декламации получалась полная фигня: «прошлой ночью склевал это дождь…»

Танцор уже полтора часа стоял на двадцатом километре Красноармейского шоссе. Место было пустынное. За все это время мимо него в неведомый военный городок и обратно, в сторону Пушкино, вряд ли прошло больше десятка машин.

Сидел, потакая Стрелкиной причуде. Ей, видите ли, захотелось супчика грибного. Из мухоморчиков. «Танцор, – говорит, – это такой кайф несказанный». Поехали да поехали. Да не куда поближе, а именно в эту глухомань. Потому что тут, как ей рассказал какой-то тронувшийся на кастанедовщине знакомый, садилась летающая тарелка. Поэтому тут выросли такие ломовые мухоморы, что от них сразу же левитация начинается.

Короче, полный бред. Однако повез. Пусть девушка лесным воздухом подышит. А то в городе совсем зачахнет.

Однако дури с собиранием грибков потакать не стал. Дал Макарова с полной обоймой, если кто обидеть захочет. Напутствовал. Но из машины не вылез.

Так чем же заменить это самое «лето»? «Счастьем»?

Этой ночью склевал

Счастье дождь на моем подоконнике.

Да, именно так, именно счастье, сентиментально подумал Танцор.

Хотя охотники не очень-то рифмовались с подоконником. Да и по смыслу они были притянуты за уши… Может быть, «покойники – подоконнике»? Это гораздо, гораздо точнее. Но при чем тут тогда карнавал?

Затем мысль Танцора вдруг набрела на национальный мексиканский праздник – День мертвых, когда в каждом дворе на ночь устанавливают столы с угощениями для покойников, как для своих, так и для желающих наведаться в гости. А сами ложатся спать…

И тут он уловил, что клювы стали стучать несколько по-иному. Добавился какой-то новый звук, дождевые капли ударялись уже не только о крышу…

Открыл глаза.

И увидел, что слева, прижав к стеклу безносое лицо, на него смотрит Смерть. Именно Смерть – в капюшоне, с белой мерзкой харей.

Танцор инстинктивно отшатнулся. Даже вскрикнул.

И прижался к правой двери, парализованный ужасом.

Это продолжалось секунды две. Потом понял, что это глухая белая маска. Что нос скорее всего есть, но он сплющился стеклом.

– Ну, вроде живой, – сказала образина. – А я-то уж думал… Думал – труп. Вы бы тут поосторожней. Места-то глухие. Всякое может случиться. Говорят, сюда гуманоиды повадились. Так что…

Сказав это, человек повернулся и пошел к противоположной обочине.

Танцор уже пришел в себя. Правда, надо было очухиваться побыстрей. Надо было хватать ублюдка. Потому что там, в лесу, Стрелка.

– Эй, стой! – крикнул он, хоть того уже не было видно.. – Стой, стреляю, на хрен!

И действительно, выстрелил вверх. Правда, непонятно зачем, поскольку человек в маске пошел в противоположную от Стрелки сторону.

Тишина. Абсолютная. Словно Танцору все это привиделось.

Позвонил по мобильному Стрелке.

– Эй, ты где там гуляешь? Давай обратно.

– Это ты, что ли, стрелял? – спросила она, словно речь шла о чем-то до предела банальном.

– Да, я. Тут какой-то маньяк бродит. Так что будь поосторожней. Пушку наготове держи. Поняла?! И давай скорей к машине.

– Ладно, хватит мозги пудрить-то. Небось, соскучился, голубок?

– Стрелка, серьезно тебе говорю. Маньяк, блин. В капюшоне и в белой маске, глухой. Только прорези для глаз. На смерть, козел, похож.

– Нет, ты серьезно?

– Да! Да! Куда уж серьезней!

– Ладно, подожди. Почти ничего не набрала. Щас, ещё минут десять покручусь и пойду к тебе.

И отключилась.

Танцор опять набрал номер. Стрелка раздраженно ответила:

– Ну, чего тебе еще?

– Ладно, будь там, я пойду к тебе. Стрельни разок, чтобы я знал направление.

– Годится, слушай.

И тут же шарахнуло. К счастью, не очень далеко.

Танцор пошел на выстрел.

***

Минут через двадцать начали переаукиваться. И вдруг, когда уже, судя по всему, оставалось метров пятьдесят, Стрелка позвонила:

– Танцор, блин, давай скорей. Тут, – голос был напуганным, задыхающимся, – тут вроде кто-то…

– Кто, – заорал Танцор, – стреляй на хрен!

– Не, тут, кажется, труп.

Танцор побежал, загораживаясь левой рукой от хлеставших по лицу ветвей. В правой держал Стечкина.

Да, это зрелище было не для слабонервных. Под сосной лежало нечто непонятное. И лишь приглядевшись, обойдя вокруг, превозмогая жуть и рвотный рефлекс, в этой бесформенной груде кровавого мяса можно было угадать труп человека. Вероятно, женщины, судя по волосам. Какой-то ублюдок изрезал её так, что все было залито кровью, все, буквально все тело сочилось ещё не начавшей сворачиваться густой алой жидкостью. Даже живот был вспорот, развернут и вывален на траву. Лица не было. Убийца не оставил лица, срезав с него половину мяса. Вокруг была разбросана одежда.

– Сука, – зло сказал Танцор, еле прикурив, потому что дрожали руки, – как же он от меня ушел! Надо было в него, скота, стрелять! А я, мудак, в воздух!..

– Так думаешь, тот, которого ты видел?

– Кто же еще?! Типичный маньяк.

– Что будем делать?

– Ну не в милицию же бежать!

– А почему нет? – изумилась Стрелка. – Считаешь, что это нормально? Пусть, значит, и дальше скот то же самое…

– Так что толку-то? Менты его, что ли, ловить будут?.. Вообще, будут, конечно, – поправился Танцор, – но без толку. Такие лет по десять бегают, пока не попадутся. Так что мы мало чем ментам поможем.

Оглянулись на кошмар, оставленный маньяком остывать на опушке, и пошли к шоссе.

***

На лобовом стекле для них был приготовлен сюрприз. Скопированная на плохом ксероксе гравюра: четыре отвратительных уродца, один – с отчетливыми рожками, что-то орут, широко раскрыв рот. Рожи перекошены от злости.

Внизу была надпись:

УЖЕ ПОРА

На рассвете разбегаются в разные стороны ведьмы, домовые, привидения и призраки. Хорошо, что это племя показывается только ночью и в темноте. До сих пор никто не сумел узнать, где они прячутся днем. Тот, кому удалось бы захватить логово домовых, поместить его в клетку и показывать в десять часов утра на Пуэрта дель Соль, не нуждался бы ни в каком наследстве.

– Ага, – зло сказала Стрелка, – это, значит, намек такой: ищите ветра в поле. Мол, исчадие ада, инфернал.

– Это, Стрелка, Гойя. Офорт из его серии «Капри-чос». Вещь сильно дидактическая, бичующая человеческие пороки. Разоблачающая ведьмачество и все такое прочее. Кстати, и комментарии к картинкам он сам сочинил. И я очень подозреваю, что это новая программа Сисадмина. Совсем оскотинился.

И действительно, зазвонил мобильник.

– Ну, легок на помине! – сказал он Стрелке. – Мне поговорить, или ты сама скажешь все, что о нем думаешь?

– Давай ты, потому что меня от его голоса блевать тянет.

– Алло, Сисадмин, как же ты докатился до такого?! – е пол-оборота завелся Танцор. – Совсем у тебя, что ли, с головой плохо?! Так ты бы лег в психиатрическую клинику! Чем такую патологию устраивать! Совсем, смотрю, ошизел, блин!

– Танцор, – начал, как обычно, паясничать Сисадмин, – а я-то старый дурень думал, что тебе такая игра придется по душе! Вот же ведь – абсолютное зло, омерзительное! И тебе его надо истребить. Это ли не благородно?! Спасешь множество невинных жертв. Разве это патология? С моей-то стороны.

– Так какого же хера ты запустил этого ублюдка?!

. – А что же с ним делать? – аж взвизгнул Сисадмин от наигранного изумления. – В психбольнице, что ли, держать? Казенными харчами кормить? А так он будет ключевой фигурой новой игры. Ваша команда на него будет охотиться. Ведь это же зрелищно! Разве не так? Будут большие ставки делать! Жизнь закипит!

– Нет, дорогой, убирай его отсюда на хрен. Я в такие игры больше не играю.

– Да как же я его уберу-то? Ведь уже анонс разместили. В тотализаторе уже изрядная сумма лежит. И как же я его теперь уберу-то? В своем ли ты уме? Или уже со Стрелкой мухоморов объелись?

– Это не твое собачье дело! – вскипел Танцор. – Как хочешь, так и убирай. Я здесь ни примем. Если придумаешь что-нибудь нормальное, то звони. Весь к твоим услугам.

И вырубил мобильник.

Стрелка посмотрела с большим скепсисом:

– Так, думаешь, сразу и отпустил на все четыре?

– Да, отпустил! – крикнул все ещё не отошедший Танцор. – В гробу я его видал!

– Ну-ну, – сказала Стрелка закуривая. – Помнится, у него для отрезвления масса приемов есть.

– Да плевать я хотел!..

И тут метрах в двухстах впереди, в небе, возник светящийся шар. Он стремительно приближался, ощупывая «БМВ» красны лучом. Когда расстояние сократилось метров до пятнадцати, шар остановился, неподвижно и беззвучно зависнув в воздухе на высоте пятиэтажного дома. Луч сместился, и перед передним бампером начал, пузырясь, гореть асфальт.

И тут Танцор поразил Стрелку. До такой степени поразил, что она потеряла способность издавать горлом какие бы то ни было звуки. Рот был открыт, она силилась хоть что-то выдавить из него, но ничего не получалось.

Маньяк ходит с бритвой

13

Танцор вышел из машины, достал Стечкина и начал стрелять в летающую тарелку.

Та на эту наглость никоим образом не реагировала, невозмутимо плавя асфальт чуть ли не под ногами стрелка.

Когда обойма опустела, Танцор молча вернулся в машину и обреченно взял трубку. Опять звонил Сисадмин.

Естественно, его душил смех:

– Ну, ты даешь, стихотворец! Ну отчебучил! Надо было не про какой-то абстрактный карнавал сочинять, а вспомнить очень подходящие к твоему клиническому случаю строки Максима Горького: «Безумству храбрых поем мы песню! Безумство храбрых – вот радость жизни!» Ну как, успокоился, грибоед хренов?

– Да, – мрачно ответил Танцор.

– Значит, будем считать, что контракт подписан?

– Да, – ответил Танцор мрачно.

– Готов ли ты выслушать его условия?

– Да, – ответил мрачно Танцор.

– Правила совершенно элементарные. На твою команду выделен миллион долларов. Делите по усмотрению. Хоть между собой поровну, хоть передаете целиком на развитие отечественной психиатрии. Однако получите все, что осталось от миллиона, по окончании работы. То есть когда маньяк будет уничтожен.

– А сдать его можно? – поинтересовался Танцор.

– Это кому еще?

– Ну, там, ментам. Или в Кащенко…

– Ну чудак! – опять начал унижающе для собеседника хохотать Сисадмин. – Когда ты с этим явлением получше познакомишься, то у тебя из башки мгновенно вся твоя гуманистическая дурь выветрится. Так вот. За каждый день, который маньяк будет гулять по Москве и её окрестностям, из этого лимона вычитается двадцать пять штук. То есть через сорок дней сумма обнулит-ся. И начнется самое для вас неприятное. Начнет накапливаться долг. С той же самой скоростью – двадцать пять штук в сутки.

– Это что-то новенькое!

– Почему же? В «Мегаполисе» игроки тоже залезали в долги. Но там была возможность расплатиться, уйти из минусов. А тут нет. Тут через сорок дней, когда долг станет равен лимону, команда начнет постепенно уничтожаться.

– Не понял!

– Очень просто. Вы все собираетесь и решаете, кто должен быть принесен в жертву игры первым. Через неделю выбираете второго.

– Стоп, стоп, козел хитрожопый! Это что же получается? Сами будем жребий тянуть, сами и мочить? Так?!

– А что, смог бы? – снизив голос до вкрадчивости, спросил Сисадмин. – Скажем, Стрелку? А?

Танцор молчал.

– Ладно, можешь по этому поводу не волноваться. Прилетит летающая тарелка и – дело сделано. Вот, собственно, и всё. Приступай. И помни о сроках. Есть вопросы?

– Есть. Если мы его не изловим. И ты нас всех положишь. Маньяк так и будет по лесам с бритвой бегать?

– Ух ты, какие у тебя мысли-то правильные! Гуманист! Это я приветствую. Надеюсь, человеколюбие тебе будет здорово помогать. Ну, за работу! Но только, как всегда, никаких контактов с властями. Всякая власть преступна априори как по форме, так и по содержанию!

– Стоп, Сисадмин! А где данные по маньяку? Кто он и что?

– Ну, ты меня поражаешь! Ты ж его сегодня сам видел!

И на этом Сисадмин, или что там у него было встроено внутри, начал издавать короткие гудки.

Смеркалось. Навстречу медленным жуком полз огромный оранжевый бензовоз.

***

– Ну что, набрала грибков? – совершенно безрадостно спросил Танцор.

– Если бы мы сюда не поехали, этот хмырь Сисадмин, думаешь, нас не прихватил бы?

– Конечно, прихватил бы. Но я не в этом смысле. Ты же не виновата. Просто так – собрала?

Стрелка посмотрела на заднее сиденье. Сумки с грибами нигде не было.

– Bay! – напугалась она. – Я же её, наверно, там, около трупа, оставила.

– Да, маленькая неприятность вышла. Маньяка будут искать по этой самой улике. По твоему пакетику. Хоть он ничем особо и не примечателен, но все же…

– Не возвращаться же.

– Да уж. Не хотелось бы.

– Боюсь, нам скоро придется избавляться от всей этой излишней чувствительности, – грустно сказала Стрелка, встретившись в зеркале взглядом с Танцором. – Чувствую, мы на мерзость ещё насмотримся.

– Кстати, а не побегать ли нам сейчас за этим козлом?

– По лесу?

– По лесу.

– Так скоро совсем стемнеет. Давай-ка отсюда двигать.

АППЛЕТ 2.
ОТКУДА ЛИШНЯЯ ГОЛОВА?

Вечером, вернувшись домой, Танцор начал обзвон команды. Следопыт врубился в ситуацию с пол-оборота. Несмотря на прирожденную жадность, сразу же просек, что в их положении лимон – это ничто в сравнении с гораздо более вероятным отстрелом всего сплоченного коллектива. Потому что ловить предстояло ветер в поле или что-либо аналогичное с точки зрения теории и практики сыска.

Следопыт пришел в необходимое состояние боевого духа и сразу же решил ломиться в базу Петровки, чтобы найти хоть какие-нибудь сведения о данном конкретном маньяке. Но по трезвом размышлении с этим решили повременить. Поскольку Сисадмин наверняка ввел его в игру лишь сегодня. Поэтому он ещё нигде не засветился. Ну а труп под Красноармейском наверняка ещё даже и не нашли.

С Дедом же пришлось повозиться. Дед, как только услышал о том, что всем им, возможно, придется умереть, сразу же начал выкобениваться. У него, видите ли, как раз сейчас пылкая любовь до гробовой доски с одной американской миллиардершей, прелестной сорокапятилетней вдовицей, которая после скоропостижной смерти мужа от резкого падения на бирже индекса Доу-Джонса блюла себя, словно монахиня, дожидаясь следующей большой и чистой любви.

И вот наконец-то случай представился – в Москве, куда она прилетела в поисках прекрасного принца. Принцем оказался, естественно, Дед.

– Дед, ты не пьян часом? – грубо прервал этот словесный понос Танцор.

– Да, Танцор, – зашелся трелью Дед, – я пьян! Пьян от любви. Такое со мной впервые в жизни! Все предыдущее – лишь череда бесконечных ошибок, покрывших шрамами все мое сердце.

– А ты уверен, что это не… Ну, ты меня понимаешь, я о последней ошибке, так сказать, силиконовой.

– Что ты! Чистейшей прелести чистейший образец! Это тебе не чмо какое-нибудь! И ты хочешь сделать её вдовицей во второй раз?!

– А вы что, уже обвенчались?

– Нет, но… Кстати, через три дня мы уезжаем в круиз на её прекрасной белоснежной яхте. Что-то типа свадебного путешествия. А потом на ПМЖ в Ричмонд.

Танцор решил использовать самый сильный аргумент:

– Как же это ты?! А где же твои принципы, козел ты похотливый?!

– Какие? – спросил Дед осторожно.

– Не ты ли каждому встречному-поперечному пудришь мозги по поводу того, что больше всего на свете ненавидишь монополистов?!

– Ну, – вздохнул облегченно Дед, – так оно и есть. Но она-то не монополист, а монополистка. И очень приличный бизнес, даже благородный – поставка презервативов в Африку, которая страдает от СПИДа.

Эту карту Танцору крыть было нечем. Трубку взяла Стрелка:

– Привет, Дед!

– Привет! Можешь меня поздравить! – наивно потянулся он к Стрелке всей своей наивной душой престарелого ребенка.

– Слушай, а не мог бы ты и всех нас взять с собой на эту твою белоснежную яхту? Не на халяву, не думай, мы будем отрабатывать. Танцор будет в баре плясать. Я – публику напитками обносить. Следопыт может радистом. Или даже матросом. Скажи своей миллиардерше, замолви словечко. Ведь мы как-никак друзья вроде бы. А?

– А как же игра? – спросил Дед, ещё не понимая, что сейчас стрелкин ботинок обрушится на его усталые гениталии. В фигуральном, конечно же, смысле.

– Да какая, Дед, на хрен игра?! Лучше мы все сразу же подохнем, ко дну пойдем, чем будем долго суетиться, кого-то ловить… А потом нас всё равно всех замочат.

– Не понял! – в голосе Деда прозвучала тревога.

– Да что уж тут непонятного-то? Как только выйдем на глубокую воду, Сисадмин сразу же на хрен взорвет яхту…

– Это ещё зачем?

– Разве не помнишь, как мы тебе про Графа рассказывали? Он хотел выйти из игры. Потихоньку, думал, никто не узнает. Сел на поезд. И когда экспресс со страшной скоростью мчался по направлению к Саратову, под ним взорвался мост через широкую реку. Погибли почти все пассажиры. Так что вместе с тобой на дно, пуская пузыри, уйдет и твоя богатенькая американская девушка. Просёк?

– Не верю! – воскликнул Дед. Однако по интонации было понятно, что очень даже верит. – Это шантаж, японский городовой!

– Нет, Дед, – холодно возразила Стрелка, – это реальность. И ты сам это прекрасно понимаешь. Так что твоей девушке придется подождать. И это будет проверка чувств на прочность. Ну, так ты в команде?

– Да, – устало отозвался Дед.

И Стрелка почувствовала острую жалость к этому немолодому, годящемуся ей в деды человеку, которому эта сучья жизнь не дает спокойно дожить немногие оставшиеся годы.

А то и месяцы.

Как знать.

Как знать, может, столько же осталось и ей? Молодой. Здоровой. Пока ещё не рожавшей.

Такая игра. Такая сучья игра.

Вечер прошел без секса.

Спалось плохо.

Всю ночь снилась омерзительная харя в белой маеке, которая – без туловища, с одной правой рукой – носилась по небу и размахивала сверкающей, словно молния, ослепительно голубой бритвой.

Утром на Ленте.ру уже висела информация. Под характерным для этого издания оптимистичным заголовком: «Открыт сезон охоты на грибников».

Собственно, ничего неизвестного для них в этом сообщении не было. Найден женский труп. Несомненно, жертва маньяка. Неизвестный сыщикам почерк. Следовательно, это его первая жертва. Замначальника УВД Московской области генерал-майор В.С.Родин уверен, что преступник на этом не остановится. Поэтому он рекомендует москвичам и жителям Подмосковья воздержаться от сбора грибов до тех пор, пока правоохранительные органы не обезвредят маньяка. На месте преступления обнаружен полиэтиленовый пакет с мухоморами. Главная версия, отрабатываемая следствием, – преступление на почве наркомании.

– Что, подруга дорогая, – невесело сказал Танцор, оторвавшись от монитора, – увела следствие хрен знает куда?

– Ну, можешь позвонить Вэ Эс Родину. Сказать, что ошибочка вышла. Что это наши грибки. Мы их обронили, когда проходили мимо. И тогда уж наверняка примем смерть от какого-нибудь сисадминовского козла, сидя в предвариловке.

– Что будем делать? Поить Деда до бесчувствия, чтобы на него озарение снизошло?

– И это в том числе, – ответила Стрелка, погасив сигарету в чашке с остатками кофе. – И пусть Следопыт собирает информацию по своим ментовским каналам. Нам же с тобой, думаю, сейчас надо как следует разобраться в психологии всяческих маньяков и серийных убийц. Ты имеешь об этом хоть какое-то представление?

– Откуда? – удивился Танцор. – Ну там всякие голливудские триллеры. Что на почве сексуальной ущербности. Или там религиозного фанатизма… Так, всякая поверхностная лажа.

– Вот-вот. Так что давай искать в Сети что-нибудь серьезное, чтобы без всякой туфты.

Судмедэксперт Оршанский производил вскрытие тела, привезенного из Красноармейского леса. Хотя какое, к черту, это было вскрытие! Все, что можно, уже было вскрыто до Оршанского. Несомненно, тут потрудился профессионал.

Оршанский доставал из пластикового мешка внутренние органы, вертел их так и сяк, подставляя разными боками к свету галогенной лампы, зачем-то обнюхивал и, складывая на анатомическом столе-ровными рядами, диктовал ассистенту:

– Сердце. Вполне здоровое, без рубцов соединительной ткани. Артерии в норме, без склеротических признаков. Правый желудочек незначительно увеличен… Так, что это у нас? Селезёнка! Селезенка правильной формы, без жировых о-уюжений… Ага, печень. Здоровая, без патологии. Правое легкое… Нет, левое легкое. Альвеолы в прекрасном состоянии. Каверны отсутствуют. Система кровоснабжения в норме…

Разобравшись с внутренними органами, Оршанский приступил к изучению отчлененной от туловища головы. И тут пришлось приложить усилия, вскрывая череп.

Обнаруженное внутри настолько поразило Оршанского, что он снял резиновые перчатки, тщательно вымыл руки, сел на табурет, закурил сигарету «Пегас» и, не обращая внимания на недоуменные реплики ассистента, надолго погрузился в раздумье.

Выходило так, что туловище и голова принадлежали разным людям. Это было очевидно. Состояние внутренних органов свидетельствовало о том, что убитой – это, – несомненно, была женщина – было не больше тридцати лет.

Однако под черепной коробкой Оршанскому открылась совсем иная картина: крайняя степень деградации мозга, свойственная либо совсем дряхлым старикам, либо наркоманам и алкоголикам в последней стадии болезни.

Из всего этого можно было сделать вполне естественный вывод. Или даже два.

1. Преступник убил двоих. Голову первой жертвы и расчлененное туловище второй он оставил на лесной опушке. А все остальное либо закопал где-то в отдалении, либо вывез в неизвестном направлении.

2. Преступник принес в лес голову заранее убитой жертвы и подбросил её для запутывания следствия. Вторую же голову он опять-таки или закопал,, или унес с собой для неведомых целей.

Однако Оршанский был не столь примитивен, чтобы делать такие банальные умозаключения. Он, глубоко усвоивший сочинения Карлоса Кастанеды, не мог не учесть тот факт, что на месте кровавой драмы был найден пакет с мухоморами. После четвертой выкуренной до середины фильтра сигареты Оршанский выстроил очень стройную логическую схему.

В лесу под Красноармейском произошло уникальное магическое действо. Грибной наркоман, несомненно, погрузившийся в учение дона Хуана гораздо глубже, чем Оршанский, поменял свою голову, уже совершенно разрушенную и, что называется, дышавшую на ладан, на новую, переселив в неё свое сознание. Тело же в замене не нуждалось, поскольку галлюциногенные грибы разрушают в основном мозг, не затрагивая внутренних органов.

Это прекрасно объясняло то обстоятельство, что у головы, от которой избавилось переселившееся сознание грибоеда, была полностью удалена кожа лица. Что было сделано для того, чтобы скрыть вторичные мужские половые признаки – обильный волосяной покров.

Правда, в этой гипотезе был один весьма существенный просчет: было не вполне понятно, каким образом в созданном гибриде могут сосуществовать мужское тело и женская голова.

Однако Оршанский после шестой выкуренной до середины фильтра сигареты пришел к верному выводу: мужское тело и женская голова могут сосуществовать абсолютно нормально.

Конечно, гипотеза была всем хороша с точки зрения поиска преступника. Однако в случае его поимки неизбежно возникала весьма существенная юридическая проблема. Кого следовало в данном случае судить и строго покарать: тело-убийцу или же переселившееся в чужую голову сознание, которое и затеяло кровавое злодеяние?

Было абсолютно ясно лишь то, что голова здесь абсолютно ни при чем. Более того – она сама является жертвой!

К чести Пушкинского районного управления внутренних дел, кроме Оршанского, среди его сотрудников не было больших поклонников Кастанеды. Не практиковалось в их кругу и набивать сигареты смесью табака с сушеными мухоморами.

Поэтому следователь Хазарян, которому поручили вести «дело грибницы», вежливо выслушал взволнованные путаные речи патологоанатома, мысленно послал его в дупло и пошел своим путем. Естественно, примерно в том же направлении – в сторону болота ложных допущений и ошибочных выводов.