Текст книги "Ожидание старого учителя (Принцип Криницына - 3)"

Автор книги: Владимир Солодовников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

*** Ночь за разговорами пролетела, как один миг. Вот уж и появились едва видимые признаки рассвета: ночной мрак стал не так густ, небо на востоке как будто посветлело. Мы с Валерием так и не ложились в приготовленную палатку, лишь Егорий Васильевич сладко похрапывал, переливчатый его и потешный храп забавлял нас иногда с Валерой, но мы по преимуществу разговоры свои вели все ближе к теме о задевшей нас трагедии, произошедшей с Викторией и Филькой. -Что же Зинаида? – ты видел ее? Пойти бы ей в военкомат, что ли. Ведь в районном военкомате знают, что одна воспитывала она Филиппа. Да и сама больна болезнью хронической, – спрашивал меня Валерий. -Видел я Зину. Я боюсь, как бы не подстрелил кого Филя по случайности. Злой он на обидчиков девушки своей, вот что. Это разве случайно автомат он захватил? Ладно бы на обидчиков зло только имел, а то, если с ним "бзик" какой психический произошел, так он всех, кто повстречается под горячую руку, постреляет. Военкомат сейчас Зинаиде не поможет ничем. Если бы найти Филиппа да уговорить его с повинной явиться, пока дел каких не натворил. -В любом случае и Виктории помочь надо. Пусть утром Егорий позвонит из села приятелю – Александру Кирпичникову. Можно бы и в милицию городскую позвонить, да там такие дураки встречаются – хуже еще чего наделают.

Совсем почти рассвело, небо на востоке уже заалело, вот-вот первые солнечные лучи брызнут золотом на росные луговые травы. Птичий гомон все громче и громче, новый день нарождается. Через луг, напрямки, идут Нюра с Петром Николаевичем. -Если хочешь – иди спи, Валера, а я с Варенцовыми покошу. Подошедшая к нам Нюра разулыбалась, стала вытаскивать из большой корзины кринку с парным молоком. Я не буду пить: знаю, что от смеси молока с самогоном деется. А вот Валерий, тот с удовольствием за кринку ухватился. Ну, у всех по-разному бывает. Погляжу, как его организм прореагирует на такой коктейль. Надо бы и Егорию присоветовать – пусть молочка попьет. -Валера, ты бы Егорию снес молочка – пусть испьет с утречка. Нет-нет, Нюра, я не буду. Дядя Петя, косу мне давай, да пойдем-ка, пожалуй, косить. Первый прокос – за кем? -Я – косарь неплохой, но истина дороже: пусть Нюра моя первой идет. Я, хоша и мужик, но лучше, чем Нюра, в селе никто ведь не косит, – видно, что с гордостью за супругу, проговорил Петр Николаевич, с лукавинкой доброй на нее при этом взглянув. Мы косить будем, а приятели мои будут под моим наблюдением: с луговины все видно, что на берегу делается.

Впереди косила Нюра, ее широченные прокосы меня поражают. Трава – как выбрита. Росточка ведь небольшого – ну, как это у нее получается? И я попробовал ей подражать: и приседал слегка левой ногой к концу прокоса, и косу вел не быстро – с оттяжкой. Нет, не получается. Может, коса у меня не так остра, как у нее? -Нюра, а пройдись-ка ты лопатником по моей косе. Вроде, как не остра она. Или не отбита хорошо? – едва дыша от усталости промямлил я. Нюра хитровато усмехнулась, но ничего мне не ответила. Взяла мою косу да и выточила. Ну, попробую еще: Нет, все не так, как у Нюры. Я изредка подымаю глаза и посматриваю на своих приятелей: как там они строят-вяжут плотик? Егорий машет топориком, Валерий пилит. Вот Егорий осмотрелся по сторонам – убежал в кусты, придерживаясь одной рукой за задницу. Долгонько его не было, как и Валера убежал. Правда – из деликатности – в другую сторону от Егорьева места. А как вы хотели? – это вам урок: не мешайте самогонку с парным молоком. А они из жадности-то по литру молока выпили – вот оно им и дает прикурить. -Все, шабаш! – это Нюра, несмотря на свою железную выносливость, не выдерживает нагрузки – устала. – Отдыхаем. Вот это намахали! – громадная выкошенная поляна перед нами. Так еще бы, ведь часов шесть, почитай, без перерыву косили. Если еще будем после отдыха косить, то с таким темпом – я упаду. Лучше бы уж без всякого перерыва, когда мышцы сами, как в автоматизме, машут и машут, как заведенные. Боли в мышцах я пока не ощущал, но чувствовал какую-то закаменелость в спине и в руках – от пальцев до плечевых суставов. Нюра смилостивилась над нами с дядей Петей. Он, как я вижу, хоть и не так устал, как я, но дышит тоже часто. Пот нам лицо, грудь заливает. Воды, полцарства за глоток воды! Мы пошли к приятелям моим и вместе уселись в тени черемух. Нюра расстелила на траве широкое вышитое вафельное полотенце и выставила на него еду: окрошка, отварная курица, картофель, сваренный в "мундире", зеленый лук, редис, ржаной хлеб. -Пожалуй, что косить пока не будем: пусть то, что скосили, просохнет малость. Просохшую траву мы в валки к вечеру сгребем. Солнце так палит, что к вечеру хорошо просохнет. Ну, а будет вечером время, так и покосим, – сказала Нюра. -А вы что "натворили? – сросил я у приятелей. -Плот почти готов, настил да шалашик небольшой смастерим и – вперед! – подвел черту "флотоводец" Егорий. -А ты не забыл, что тебе надо идти в село и позвонить Кирпичникову? – спросил я Егория. -Вместе с Русиновым сейчас сходим – это нам недолго. -Александр Максимович-то очень вчера вечером убивался по Филе и Вике, виду хоть и не подавал, а глаза у него беспокойные были, а голос – так, прямо, дрожал, – вставил фразу Петр Николаевич. -Утречком, как пойдем на плоту по речке, встретить нас он обещался, – заметил я. Мы славно перекусили, и я разлегся на травке отдохнуть, а приятели мои немного посидели да и отправились в село. Разморенный усталостью и полуденной жарой, я задремал. Полчаса всего и дремал, а открыл глаза – Нюра с лукошком подходит. Успела уже в лес сбегать. Походила по закраинкам и насобирала большое лукошко черники и земляники лесной. -Ваня, поешь вот ягодок с молоком. -Не откажусь, пожалуй, – соблазнился я ароматом лесных ягод.

Плот мы осматривали с дядей Петей. Хороший плотик: длиной метра четыре с половиной будет, в ширину увязаны капроновым шнуром и сбиты скобами шесть толстых сухих еловых бревен. Осталась малость – настил положить. А шалашик, пожалуй, и ни к чему, разве что – продукты и вещи укрыть от солнца. Дождь будет – палатку на берегу поставим. Вскоре Валерий и Егорий Васильевич возвратились из села и сообщили мне, что дозвонились до Кирпичникова. Тот обещался найти Вику. -Я зашел ведь к военкому районному, он тоже переживает за Филю. В селе все друг друга знают. Ищут Филиппа: и милиция, и спецназовцы армейские. Пока не нашли, сказал Русинов. -Ладно, давайте достроим наш "корабль", как выразился Александр Максимович, а там – видно будет, что делать дальше, – резюмировал я. Часам к пяти вечера мы с приятелями закончили работу и придирчиво, со стороны, оглядели свое творение. Плот был – на загляденье! Сзади мы смастерили руль. Приготовили шесты, которыми будет отталкиваться от речного дна для ускорения плавания. -Рулить буду я, – решил Егорий. Ну, Егорий, так Егорий. Он нам нарулит! -Отдыхайте, а я пойду подсоблю Варенцовым: сгребем сено в валки, – сказал я своим друзьям. *** Нюра с дядей Петей еще, оказывается, покосили вдвоем. -Этак, пожалуй, за неделю и с покосом управитесь, – высказал я свое предположение Нюре. -Не сглазь, Ваня. Лишь бы погода не подвела. Нам много для одной-то коровушки да теленка не надо. Мы пошли сгребать просохшую за день траву в валки. На соседнем участке сгребали сено двое пожилых уже людей – мужчина и женщина. Рядом с ними в помощницах работала спиной ко мне стройная девушка с загорелыми ногами и руками. Она была в светленьком ситцевом платьице в голубой горошек. Голова повязана белой косынкой, изпод которой выбивались непокорные пряди волос пшеничного цвета. Сзади она была хороша. Я нет-нет да и взгляну на нее – не обернется ли она лицом ко мне? Нет, все не поворачивалась. Но вот, наконец, удача улыбнулась мне. Девушка, обернувшись в мою сторону, мимолетным цепким взглядом окинула меня и неожиданно улыбнулась, обнажив в улыбке ослепительно белые и ровные зубы. Мне и за десяток метров видны были веселые искорки в ее голубых васильковых глазах. Вот хороша девчонка! -Понравилась? – увидела мои восхищенные взгляды Нюра. -Кто это? – спросил я у нее. -Соседей наших, Голубевых, дочь будет, Натальей кличут. Вань, вот бы тебе невесту такую. Ей уже ведь лет девятнадцать-двадцать будет. Учится в городе вашем на юриста. Скромная девушка. Эй, Иван Васильевич, тетя Сима, Бог вам в помощь, – громко крикнула Нюра соседям по покосу. -Спасибо, Нюра, тебе за доброе слово. И тебе Бог в помощь, – ответила пожилая женщина, которую Нюра называла тетей Симой. – Это кто это в помощниках-то у тебя? -Иван Андреевич, родственник наш из города, – с горделивой ноткой за меня проговорила Нюра. Наталья вновь окинула меня взглядом, но взгляд у нее уже был, пожалуй что, какойто испуганный. Чего это она испугалась? А у меня сердце запрыгало вдруг от непонятного пока чувства. Все окружающие звуки и запахи, бывшие до того привычными и не ощущаемыми остро, вдруг обрушились на меня каким-то неведомым доселе шквалом, и жар сковал все мое тело так, что дышать стало невмоготу. Я все пытался поймать взгляд девушки. Вот она опять взглянула на меня, и вновь какая-то искра проскочила между нами, а меня вновь окатило жаром. Да это что же за наваждение-то со мной?! Ну, девчонка и девчонка. Таких, наверное, тысячи по земле ходит. Глянула только, а я и обомлел. Уж и успокаивал я себя, защищаясь мысленно, но беззащитно, как я уже понял, от возникшего неожиданно чувства к этой девушке. А имя какое замечательное! Наталья:

С Варенцовыми мы распрощались, когда солнце катилось к закату. И эту ночь мы с приятелями решили провести на берегу реки, чтобы пораньше выйти в плавание. Я в несколько смятенных чувствах (в воспоминаниях о Наталье Голубевой) решил побросать спиннинг с берега. Егорий разжигал котер, а ко мне сзади тихонько подошел Валерий и молча встал рядом, наблюдая за тем, как я забрасываю спиннинг и нет-нет да вытаскиваю на берег рыбу. А рыба хорошо шла: за полчаса ловли на уху наловил. И тут удача благоволила ко мне – поймал-таки стерлядочку. По локоть будет – хороша! -Как думаешь? – стоит мне с Леночкой роман "закручивать"? -Валера, женщина она хорошая, порядочная. Это – мое мнение. В женах она будет верная, потому – работящая и из простой семьи. А там – кто ж его знает? Ты сам смотри, не спеши, присмотрись, чтобы не ошибиться опять.

После прошлой бессонной ночи и от усталости после сенокоса, сковывавшей меня, я буквально падал и решил пойти спать после сытной ухи на свежее, почти просохшее сено. Попышнее уложив сено, я свалился на него в ароматах клевера, кашки и луговых ромашек, как все вдруг заслонили мне волны не менее ароматных волос. И глаза, блестевшие в темноте ночи! -Ната-алья, – с придыханьем и восторгом от неожиданной радости прошептал я, – как ты здесь оказалась? -Молчи-и, – так же шепотом ответила она и припала своими губами к моим губам. Все окружающее потеряло для меня всякий смысл, меня закружило в бурном водовороте ощущений, каких я еще не испытывал никогда. И свод неба с миллиардами звезд то опускался, то вновь взлетал ввысь: только я и она, только я и она. И небо, и медовые ароматы свежескошенных трав: В этих-то ощущениях пьянящего аромата луговых трав и пышных волос девушки я провалился затем в тягучий сладостный сон. Но что это? Пространство на глазах искривляется вдруг, и земля становится вогнутой. На этой вогнутости явственно различимы наш город вдали и, с топографической точностью, неизвестное мне здание из красного кирпича в окружении цветущих лип, какие-то и совсем неизвестные места, озеро: Меня начинает раскачивать на гигантских качелях: туда-сюда, туда-сюда: Неожиданно я стремительно начинаю падать вниз, и земная поверхность подо мной становится плоской. Я отчетливо вижу приближающуюся речку Черную, медленно несущую свои прозрачные голубоватые воды. Кричу от страха, но крик и мне не слышен, и вонзаюсь с этим беззвучным криком в речную воду, мне не хватает воздуха, я барахтаюсь в воде и не могу всплыть. Но вот вода становится вязкой, совсем густой, и я с ужасом вижу, что и не вода это вовсе, а кровь. В этом ужасе я и вскакиваю, силясь понять – где же я? С трудом, но реальность вплывает медленно в мое сознание: рассвело, вот луговина с легким парком, подымающимся над травами, вот птичий гомон все громче и громче: -Фу-у, – стряхиваю я с себя остатки сна с его цепенящими душу ужасами, приснится же такое! Я огляделся вокруг. А где же Наташа? Или это тоже мне приснилось? На примятом сене рядом я увидел голубую шелковую ленточку, впопыхах и в смятенных чувствах забытую девушкой, и взял ее с нежностью, припав к ленточке губами. Вот оно доказательство моего сладостного грехопадения. -Эге-ге-ей! – во всю мощь моей широкой груди возвестил я окрестности ликующим криком, даже птицы на миг замолкли от изумления, только приятели мои храпели невдалеке в палатке то басом, то баритоном. Этих и из пушки не разбудишь! С разбегу, сбросив на берегу одежду, кидаюсь в речную воду, вздымая вверх тучи брызг. Жить хорошо, а хорошо жить: Кто-то скажет (да и многие, поди): "В нынешней нашей современной России сельская жизнь стала не та, что в твоих, Ваня, детских впечатлениях и ностальгических выдумках". Даже ядовито так заметят: "Не бреши и не смеши! Сейчас те, кто скотинку какую-никакую более двух голов имеют, косы только в огороде используют, а на лугах на технике работают. Да и не нужно, дескать, на покосы далеко ходить (тем более, в лугах ночевать), когда вокруг деревень столько заброшенных полей: коси-не хочу". А я им без долгих раздумий и, нимало не смущаясь, отвечу: "Так то – в Дубках, Осинках, либо еще в деревеньке Каменный Овраг:. В Заборовье, наконец. А село Ильинское – особенное, и люди в нем необычные, хитрющие и простые одновременно, чем меня они и привлекают. Ну вот, спроси у какого пожилого мужика из "моего" села: "А чего тебе нынче, при этаком-то изобилии, хочется?" "А колбасы бы кусманчик по два-двадцать", – ответит он, поковыряв в мечтах своих обнавоженным пальцем в мясистом носу. А мама моя, Зинаида Александровна Криницына, библиотекарь от Бога, узнай она о моих проделках, раздраженно бы сказала: " Сколько живу – все на вас, мужиков, удивляюсь. Где это нынче можно встретить такую сельскую девушку 19-20 лет, которая учится в городе на юриста, а косой машет, как советская колхозница?" И далее: "Как взрослая женщина, я, конечно, понимаю вашу мужскую мечту о скромных девушках с чистой душою и с сексуальным поведением опытных проституток. Но изумляюсь я мужской глупости. Все бы вам скромные девушки по ночам в копны к мужикам забирались. А голубые шелковые ленточки? Да их сегодня можно увидеть только в гривах лошадей, да и то только на ярмарках. Все это тебе во сне, наверное, приснилось, мой дорогой". Против последних, убийственных аргументов моей мамочки мне и возразить нечем, кроме как: Позвольте, а ленточка – вот она! Не-ет, ребята, не согласный я с вами. Я против современной жизни ничего не имею. Но вот, не далее как пару-тройку дней тому назад, включил радио, передавали репортаж из зала суда в славном городе Питере. Подсудимый – молодой какой-то парень – возомнил себя санитаром города и убивал по ночам бродяг, "бомжей", да просто – стариков и старушек. Это кто ему дал несправедливое и незаконное такое право над этими убогими суд вершить?! И мне много чего не нравится, но хоть и к доброму, некровожадному, маленькому человеку, закралась в мою никчемную душонку Мечта: Не-ет, ребята: не согласный я с вами.

***

Наскоро перекусив, мы отправились в плавание: с боков мы с Валерием отталкивались шестами, а сзади управлялся с "рулем" Егорий Васильевич. Попутное течение и наши усилия ходко гнали плот вперед. Вот мимо проплыла деревня Березовка, скоро и столь любимое и привычное место Александра Максимовича Заботина. Там он должен ждать нас на берегу с удочкой. Вырулив из-за поворота, мы увидели его сидящим, со склоненной вниз головой. -Спит, что ли, дорогой наш учитель? – спросил Егорий. -Может, и спит. Александр Макси-имович, – прокричал Валерий. Но фигура старого учителя оставалась так же неподвижной. Мы, как сговорились, почуяв что-то неладное, и поспешили к сидящему на берегу Заботину. Причалили плот, и я подошел к старику, тронув его за плечо. Учитель слегка покачнулся и опрокинулся на бок. Глаза у Александра Максимовича Заботина были широко открыты, а на груди расплылось широкое пятно крови. Я даже прикоснулся рукой к этому пятну – так неожиданно все мне показалось. Как в ужасном сне, знаете ли. Кому это нужно было убивать старика? Кому помешал этот добрейший и честнейший человек, всю свою жизнь отдавший людям? Я так и стоял в оцепенении, пока меня довольно решительно не отодвинул в сторону Русинов. -Васильич, глянь-ка на убитого, – сказал он. А там и без Васильича было ясно, что стреляли, скорее всего, с противоположного берега. Речка здесь неширока: всего-то метров двадцать. Но все равно, для такого выстрела – нужен профессионал. -Выстрел с неблизкого расстояния, по виду – не из пистолета, это точно. Скорее – из автомата. На вскрытии определят, так как пуля осталась в теле убитого, резюмировал Егорий. Смерть наступила около двух часов тому назад. Сейчас четверть седьмого, значит, где-то около пяти утра. -Первый подозреваемый – Филипп Груздев, – проговорил задумчиво Русинов, – но зачем ему убивать учителя, у которого и сам учился? Может, и действительно у него уже "бзик" произошел? На Заботина какое зло он может иметь? Нет, не верится что-то в эту версию. Это кто-то другой. Но за что и почему? Нам стало очевидно, что плавание, едва начавшись, на этом и закончилось. -Надо пойти в деревню и сообщить о произошедшем. Телефон там есть? – в милицию надо позвонить. Кстати, опросим людей. Кто-то, может быть, слышал выстрел. В дом бы к Заботину до милиции и прокурорских деятелей зайти, поищем какие-нибудь причины, могущие послужить поводом для убийства. Посмотри, рядом с телом толстенный пакет какой-то лежит. Не обещанные ли это записи? – обратился ко мне Валерий. -Скорее всего, что так и есть. Я взял увесистый пакет, обернутый целлофаном, развернул его и увидел несколько общих тетрадей в клеточку, исписанных четким убористым почерком. Под целлофановой оберткой бумажка, где написано: для Ивана Андреевича Криницина. Пробежав глазами кое-какие страницы, я убедился, что это записки старика о своей работе, наблюдениях за учениками, вопоминания о войне, о друзьях и т.д.. С этими записями можно разобраться и позднее. Уже укладывая тетради в свой вещмешок, я увидел, как из одной тетради вывалилась небольшая записная книжка в обложке из зеленого кожзаменителя. Я поднял ее и пролистал. Почерк записей другой, нежели у Заботина: номера телефонов, фамилии и имена людей, записанные сокращенно, например, "Ив. Ал-й П. – 66-53-76, дата, 50$", другие записи: -Валер, вот какая-то записная книжка, в ней странные записи. Разберись-ка ты с ними. Писал явно не Заботин. -Давай, – он сунул книжку себе в карман. – Пошли в деревню. Труп и плот с нашими шмотками никто не тронет, хотя бы по причине раннего еще утра. Разве что – убийца: Но его, как я думаю, уже и след простыл. Хотя: Дай-ка я сплаваю на противоположный берег. Русинов, захватив фотоаппарат, переправился на плоту на другой берег и на недолгое время исчез среди ясеней и развесистых плакучих ив. Вот он появился, забрался на плот и вновь переправился к нам. -След на одной из ветвей дерева есть – царапина, что ли. Может быть, это – упор для автомата или винтовки. А гильз стреляных не нашел. Там в одном месте на влажной почве след один приличный от обуви остался, след свежий, явно – не от армейской обуви. Судя по рисунку, это – импортная обувь вполне гражданского образца. Сорок третийсорок четвертый размер. На этом отпечатке, хоть и нечетко видно, но есть характерный рисунок, хорошо бы гипсом залить и сделать слепок, но где тут гипс взять. Я сфотографировал и зарисовал. Между прочим, я сам встал на то же место. Так вот, отпечаток от моей обуви не такой четкий. Значит, вес предполагаемого убийцы больше моего. Мой вес – восемьдесят два кило, у него, стало быть, килограммов девяность будет, даже с гаком, пожалуй. Если прикинуть по тому следу на ветке (предположим, что от упора оружейного ствола), то рост у него где-то сто восемьдесят пять-сто девяносто сантиметров. Узнать надо, подходит ли по этим габаритам Филя Груздев. Все пока, пошли. И мы отправились в деревню Березовка, оставив на произвол судьбы наш плот и большинство вещей. По пути Валерий думал о чем-то своем. А потом все же нерешительно как-то, но сказал: -Знаете, а ведь есть там и еще какие-то следы, но неясные, нечеткие. Будто бежал человек: ветки небольшие обломаны. Бежал по сухой почве, не осталось отпечатков от обуви. Может быть, есть свидетель убийства? Выстрелы кто-то слышал? -Ну, стрелять могли и из оружия с глушителем. Мы ведь подошли к тому, что убийца, скорее всего, профессионал. Между прочим, хоть и не совсем ко времени, но я скажу, что в истекшей ночи видел сон, который, с учетом уже известного события с убийством учителя, можно бы назвать и вещим, – сказал я. Егорий с мрачным юмором, совсем уж, на мой взгляд, не подходящим для данной ситуации, сыронизировал: -Ты бы, Ваня, в позапрошлую ночку этот сон увидел, так был бы смысл говорить о практической его целесообразности: старика можно было бы предупредить о готовящемся убийстве. А ты рассматривал ужастики в ту самую ночь и утро, когда убивали Заботина. Что толку в твоих снах? -Не мельтешись в цепях моих умозаключений, Егорий. Ваня, ты скажи мне, дорогой, а хоть что-то, хоть какие-то признаки, по которым можно говорить о предполагаемом убийце, ты помнишь из своего сна? Вот теперь, когда Валера проявил практический интерес к моему сну, я стал вспоминать все детали ночного видения: -А что я, собственно, видел? То, что река Черная с текущей вязкой кровью в ней это понятно теперь. Вот наш город какое отношение имеет к убийству? И одно только здание в городе – это точно! Здание из красного кирпича в два этажа. Вокруг – цветущие липы. Я потому запомнил эту картинку, что она чередующимися вспышками запечатлелась в подсознании. Других деталей не помню. -Еще одна важная улика может нарисоваться на вскрытии. Пуля-то в теле убитого осталась. Ранение огнестрельное и слепое, не навылет, – добавил ценную мысль к нашим рассуждениям Васильич. -Пуля – действительно – будет иметь большое значение для расследования убийства. Хотя бы на этапе о снятии подозрения в убийстве Филиппа Груздева. Автомат, который забрал с собой Груздев, пристрелян и, возможно, имеется паспорт с баллистическими характеристиками. А поэтому важно, чтобы извлеченная на вскрытии пуля точно бы попала в надежные руки криминалистов-баллистиков. Тебе, Васильич, несмотря на то, что ты формально в отпуске, предстоит поехать в бюро судмедэкспертизы и проконтролировать, чтобы все вещдоки попали куда надо. Время сейчас такое, что все возможно. Если пошли на убийство старого и заслуженного человека, каким являлся Заботин, значит, для убийцы это имело большое значение. Будешь на вскрытии посмотри на присутствующих повнимательнее. Убийце теперь важно от себя отвести подозрение, не исключено, что он будет где-нибудь поблизости вертеться. Что касается твоего сна, Ваня, то липы меня заинтересовали. Лип много? -Там, Валер, других деревьев, кроме лип, не было. Я-то говорил на полном серьезе, так же, как я полагал, и Русинов. Но этот Егорий, этот нехороший человек, все норовит опошлить своим загробным юмором: -Ха-ха-ха: Ты больше слушай Сан Саныча Кирпичникова. Он тебе наговорит. У него от своих умалишенных пациентов большу-ущий сдвиг по фазе намечается... Тоже мне – психоаналитик и толкователь снов хренов! – проговорил Васильич и даже сплюнул в сердцах от негодования. В таких вот рассуждениях и пикировках мы и добрались до Березовки. Дом Александра Максимовича – опрятный, маленький и низенький, крытый шифером – стоял на отшибе, в некотором отдалении от остальных деревенских, куда как более внушительных и примечательных домов. Небольшой палисадничек с высаженными сиренью, рябиной. Ухоженная клумбочка с розами. Фасад домика до крыши покрыт вьюнами, теперь цветущими. -Вот дом учителя, – сообщил я приятелям. -Я, пожалуй, сейчас зайду к нему в дом. А вы – идите в контору колхозную и позвоните в город и в районную прокуратуру, – предложил нам Валерий. – Может быть, если я в дом попаду, конечно, что-то ценное найду до обязательного приезда сюда прокурорских и милицейских ищеек. А мои поиски оставим в тайне, между нами. Мы отсутствовали в колхозной конторе, уже открытой, несмотря на еще раннее утро, с полчаса. Председатель колхоза, немолодой уже мужчина с рыжеватыми усами и реденькой бородкой, узнав о гибели Заботина, совершенно потерял дар речи. По всему видать, что Александра Максимовича в деревне уважали. Да как такого человека не уважать!? Егорий Васильевич позвонил Кирпичникову, начальнику областного бюро судмедэкспертизы. Последний, Москавец Николай Алексеевич, пообещал лично провести судебномедицинское исследование трупа. О деталях по телефону Егорий не сообщал, сказал ему только, что в результатах вскрытия очень заинтересованы Криницин, известный Москавцу, и Русинов, теперь сотрудник частного детективного агентства, а в прошлом – начальник уголовного розыска в управлении внутренних дел. -Кирпичников мне сказал, что Виктории не нашел. Вечером уже она куда-то спешно уехала. Соседка ее по частной квартире, с которой Вика жила, никаких подробностей Александру Александровичу не сообщила. Может – из недоверия к незнакомому мужчине, может – по другой какой причине. Мы вышли из конторы, у входа уже стоял в ожидании нас Валерий Русинов. -Ничего я там не нашел ценного. Дом и вообще скромный, а в единственной комнате да прихожей, служившей и кухней, и вообще бедно. Да к тому же – все там вверх дном перевернуто. Кто-то до нас побывал в квартире Заботина. Дверь была открыта, не взломана. Заботин, видать по всему, и дверь никогда не запирал. -Здесь двери в последние годы запирать стали, а до того – не запирал никто. А Заботину – что от людей прятать? Бобыль: на пенсию жил да скудные заработки от частных уроков. Года два как в школе он не работал, – уточнил я до полноты картины. -Что искали? Не записную книжку, которую ты мне отдал? – Валерий достал небольшую записную книжку в зеленой обложке и пролистал ее, останавливаясь иногда на заинтересовавших его записях и цифрах. – Странно, но здесь есть номера телефонов некоторых моих бывших сослуживцев по управлению МВД, а вот эти сокращенные записи – по ним угадывается и вообще сам "Хозяин". "Хозяином" в городе называли губернатора – это все знали. Известно нам было, что на загородной вилле в деревне Выселки, что на берегу озера, проводил теперь свое свободное время Губернатор. После недолгого разбирательства с порнопритоном бывшего хозяина виллы Жлоба загородный этот дом собирались отдать под дом престарелых. В "Губернских ведомостях" и статья появилась хвалебная в адрес областных властей, пекущихся об одиноких стариках, но живет в доме почему-то Губернатор. -А если зайти к родителям Вики? Как их фамилия, кстати? – спросил у меня Валерий. -Кузнецовы. А вот в каком доме они живут – не знаю. Спроси вон у той женщины, указал я Русинову на идущую нам навстречу молодую женщину. -Извините, Вы не подскажете, где дом, в котором живут Кузнецовы? Виктория Кузнецова, – поправился Валера. -Да вы с ним рядом. Вот – дом, – указала она нам на старый бревенчатый пятистенок. Поблагодарив ее, мы прошли к дому Кузнецовых и постучали в дверь. Вышла довольно молодая еще женщина, видимо – мать Вики. -Здравствуйте! Мы хорошие знакомые Варенцовых и Александра Максимовича Заботина. По просьбе Александра Максимовича мы проводим кое-какие мероприятия по поиску Филиппа Груздева. Наслышаны и о Вике. -Я – мать Вики, Валентина Ивановна. Пройдите в дом. Здравствуйте! – со сдержанностью в голосе пригласила она нас в дом. Вошли только мы с Валерием. Егорий остался ожидать нас на улице. В передней чисто и бедно, на полу – тканые полосатые половики, в "красном углу – божница с почерневшей от времени иконой Божьей Матери и горящей лампадой. Мать Вики встала в у окна и разглядывала нас молча, скрестив на груди натруженные с вздувшимися венами руки, на лице едва заметное беспокойство, но глаза не то встревоженные, не то усталые, но скорее, что – и то и другое вместе. -Валентина Ивановна, а когда Вика была дома? – спросил я ее. -Да вчера заскочила минут на пять и убежала к Заботину по какой-то надобности. Приехала на легковой машине. -А кто за рулем был? Он к Вам в дом не заходил? -Нет, не заходил, но я выглянула в окно и разглядела, что худенький на лицо паренек, в кепке с длинным козырьком, в темных очках. -Так от Заботина она разве домой не заходила? -Нет, я видела, что она была у учителя час-полтора, а потом села в машину. Вот. И уехали они, – уже с тревогой в голосе говорила Валентина Ивановна. -Да Вы не волнуйтесь, в город, значит, уехала. Она ведь и работает еще на "скорой". А писем от нее или открыток Вы не получали? -Как же не получала? Очень даже получала. На каждый праздник, если она сама домой не приезжала, так открытку с поздравлениями высылала. -А Вы не могли бы показать что-нибудь из ее открыток или писем? Валентина Ивановна без слов подошла к этажерке, стоящей в углу, и достала пачку перевязанных ленточкой открыток и писем. -Вот, смотрите, если надо. Валерий достал записную книжку и сличил "на глаз" почерки. Я тоже заглянул через его плечо на открытки и записную книжку. И глядеть нечего – один и тот же почерк! -Спасибо Вам, Валентина Ивановна, за помощь, – поблагодарил женщину Русинов.Пошли, – сказал, решительно дернув меня за рукав. -Подожди, -оборвал я Валерия. – Валентина Ивановна, адрес ее городской Вы нам сообщите? -Да, на улице Павлова, дом 17. На частной квартире живет с девушкой вместе в одной комнате. На двоих вроде и подешевле. А девушка тоже студентка из медучилища, Люся Червякова. Делать в деревне было пока нечего. Итак, что мы имеем? Вика, девушка Филиппа, изнасилована каким-то влиятельным мужчиной. В городе, по словам Нюры, попадает в "плохую" компанию, стала употреблять наркотики. Предположим, что она находит в себе силы для того, чтобы покончить с такой жизнью. В свои дела она посвящает друга, Филиппа Груздева, которому и служить оставалось в армии всего ничего – полгода, и своего учителя математики Александра Максимовича Заботина. Вечером, накануне убийства учителя, Виктория побывала у него, оставив свою записную книжку. Учитель убит выстрелом из огнестрельного оружия. Тип оружия еще предстоит установить криминалистам из прокуратуры после судебномедицинского вскрытия. Спрашивется: за что убили учителя. Кто убил? Где Виктория? Что за парень, что привозил ее в деревню Березовка? И где Филя? Ответы на эти вопросы в большинстве своем – не в нашей компетенции, отвечать на них будет прокуратура. Убийства – их "профиль". Нас же долг обязывает перед учителем, Нюрой, ее соседкой Зинаидой, перед этой вот простой женщиной – Валентиной Ивановной Кузнецовой – помочь в поиске и защите Вики и Филиппа. *** -А где наш плот? – воскликнул Егорий. Плота на том месте, где мы его оставили, действительно не было. Мы с Валерой пробежались вдоль русла речки немного – метров сто-сто пятьдесят – но "корабль" наш исчез. И вдали его не было видно. Вернувшись к телу убитого учителя, мы разглядели, что на берег были выгружены все наши вещи. Все, кроме продуктов питания: тушенка, хлеб, крупа (да много чего) исчезли вместе с плотом Это ведь на неделю почти плавания. Для троих мужиков немало чего надо. -Загадка. Какому голодному понадобилась наша еда? Плавание наше так и так закончено было, едва начавшись, но плот все равно – жалко, – проговорил Егорий Васильевич. -Кто-то, знакомый с этими местами, и "увел" наш плотик. Хотелось бы мне поискать его. Все это – не случайно, – задумчиво сказал Русинов. – Подождем милицию да отправимся в город. Вику пока надо отыскать. Судьба ее меня начинает тревожить. С плотом попозднее разберемся, а сейчас – недосуг. Следы на песке остались кое-какие, но и они были почти смыты речной волной. Русинов поколдовал над ними, но нам с Егорием ничего не сообщил.