Текст книги "Максим и Федор"
Автор книги: Владимир Шинкарев
Жанр:
Прочий юмор
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
В. Шинкарёв. Максим и Фёдор
Вещь в трёх частях
Как и всё, что я делаю,
ПОСВЯЩАЕТСЯ
Игорю Константинову.
«Всё казалось ему странным в этом мире, созданном как будто для быстрой насмешливой игры. Но эта нарочитая игра затянулась надолго, на вечность, и смеяться уже никто не хочет, не может… Внутри бедных существ есть чувство их другого, счастливого назначения, необходимого и непременного, – зачем же они так тяготятся и ждут чего-то?»
А.Платонов
Часть первая
МАКСИМ И ФЁДОР
МЫСЛИ
афоризмы, максимы, федоры
Один Максим отрицал величие философии марксизма. Одна ко, когда его вызвали куда надо, отрицал там своё отрицание, убедившись тем самым в справедливости закона отрицания отрицания.
Максим презирал безграмотность и невысокие интеллектуальные данные своего друга Фёдора и любил подчеркнуть, что они друг с другом – полная противоположность. Нередко на этой почве между ними разворачивалась ругань и даже драка. Как-то раз, крепко вломив Фёдору, Максим с удовлетворением отметил, что овладел законом единства и борьбы противоположностей.
Знакомый Максима Пётр (о нём подробнее речь впереди) с детства испытывал неодолимую тягу к самоубийству. Идя по мосту, он нередко не выдерживал искушения покончить счёты с жизнью – и бросался вниз… Остальную часть пути одумывающийся Пётр преодолевал вплавь.
Суицидальные настроения, обуревающие впечатлительного юношу, помогли ему приобрести отличную закалку и данные спортсмена-разрядника.
Максим, комментируя это дело, с благодарностью отозвался о законе перехода количества в качество, которым не стоит брезговать.
Вскоре Максим с такой силой овладел философией марксизма, что мог без труда изобретать новые непреложные законы развития человеческого общества. Так, глядя на своего друга Фёдора, да и просто так, допивая вторую бутылку портвейна, Максим часто говорил: «Одинаковое одинаковому – рознь!»
У Максима было много сильных мыслей, даже трудно специально выделить. Так, например, его часто посещала необыкновенной силы мысль: «Где занять четвертной?»
Случалось, что и Фёдор мог кое-чему научить Максима. Так, однажды Максим дал Фёдору почитать одну книгу (из тех, о которых лучше не разговаривать с малознакомыми людьми). Фёдор пришёл на бульвар почитать, однако замечтался, попил пивка, да и не заметил, как посеял книгу.
– А где книга? – осведомился Максим вечером.
– Посеял, – отвечал Фёдор.
Максим осыпал Фёдора бранью, однако последний, не сплошав, спросил:
– А что, книга была хороша?
Максим в ответ лишь заскрежетал зубами. Тогда Фёдор продекламировал строки Некрасова:
Сейте разумное, доброе, вечное!
Сейте – спасибо вам скажет сердечное
Русский народ!
Максим, не зная, как возразить, лишь скрежетал зубами.
На алтарь мысли Максим мог положить всё, даже предметы первой необходимости.
Однажды он сказал:
– Когда я думаю, что пиво состоит из атомов, мне не хочется его пить.
Знакомый Максима Пётр любил рассуждать в том смысле, что человеку всё доступно и прочее.
Максим хмуро прослушав эти рассуждения, подобно баснописцу Эзопу, молвил: «Тогда выпей из дуршлага!» – и, хлопнув дверью, вышел.
Заметив, что Максим пьёт, не закусывая, Фёдор осведомился, не объясняется ли это тем, что Максим вспомнил о молекулярно-атомной структуре закуски.
Максим гордо помотал головой и сказал: «Кто не работает, тот не ест!»
Вот какая реплика приписывается Максиму, хотя это не достоверно.
Фёдор с похмелья начинал нескончаемый рассказ про исчезнувших собутыльников, или про то время, когда он учился в школе, или про какие-то деревни. Фёдор рассказывал бессвязно, надолго замолкая, иногда минут на пять – ограничиваясь одними междометиями или жестами.
Пётр, если не выходил сразу, то мучился, скучал, слонялся по комнате, перебивая Фёдора своими эскапистскими романтическими байками.
Максим, заметив неприязнь Петра к рассказам Фёдора, сказал: «Даже о литературном произведении нельзя судить по содержащимся в нём словам!»
САД КАМНЕЙ
хокку, танки, бронетранспортёры
Идёт Максим по тропке между круч.
Но, поравнявшись с сакурой,
Застыл, глотая слёзы.
Проснулся Фёдор с сильного похмелья
лежит в саду японском под сакурой,
и плачет, сам не зная, как сюда попал.
К станции электрички, шатаясь, Фёдор походит.
Головою тряся, на расписание смотрит:
Микасе, Касуга, Киото,
Авадза, Инамидзума,
и дальняя бухта Таго.
Что ж? С таким же отчаяньем смотрел он и раньше и видел:
Рябово, Ржевка, Грива,
Пискаревка, Всеволожск
и дальняя Петрокрепость.
Ледяные, злые перроны.
Подбитым лебедем упал под куст сакуры Фёдор,
Когда Максим ему вломил промеж ушей.
Максим по тропке шёл.
Навстречу – Фёдор.
Максим его столкнул.
– Ты что толкаешься?!
– вскричал с обидой Фёдор.
– А что ты прёшь, как танк?
– ему Максим в ответ спокойно.
Феномен чоканья желая изучить,
Максим и Фёдор взяли жбан сакэ.
И день, и ночь работали упорно.
Наутро встали
В голове как бронетранспортёр.
В саду камней сидел часами Фёдор,
Максима ожидая.
Максим по лавкам бегал за сакэ.
Максим стоял с поднятым пальцем.
Фёдор ржал.
Так оба овладели дзен-буддизмом.
Японский друг принёс кувшин сакэ.
Максиму с Фёдором с учтивою улыбкой
для закуси велел сакуры принести.
А те, японским языком владея не изрядно,
ему несут не сакуру, но куру.
Японский быт вполне освоил Фёдор,
И, если раньше на кровати спал,
то после трапезы с японскими друзьями
валился прямо на циновку,
не в силах до кровати доползти.
В тень сакуры присел, мечтая, Фёдор
и, том Рансэцу пред собой раскрыв,
достал махры и вырвал лист на самокрутку.
Картинок не найдя, отбросил том
и погрузился в самосозерцанье.
Склон Фудзи выползает из тумана.
Максим и Фёдор по нему идут,
Обнявшись, головы клонят друг к другу…
Эх, Хокусая б счас сюда!..
Как брызги пены над ручьём – вишнёвый цвет.
На тонком мостике сидят Максим и Фёдор,
И изумрудной яшмою меж ними блещет
Бутылка в фокусе стуящихся лучей.
Счастливая весенняя прохлада…
Максим ученика Петра работой мучил:
Уборку делать заставлял, сдавать посуду.
Нередко делать харакири заставлял.
Максим Петра как мальчика мог бить
Наследьем классиков.
Ударил в рыло Хокусаем;
Двухтомником Акутагавы по хребтине дал.
ЯПОНСКАЯ ПЛЯСОВАЯ:
Солнце вышло из-за Фудзи,
По реке поплыли гуси.
Молвил Фёдору Максим:
– Ну-ка, сбегай в магазин!
К бутылке Фёдор жадно приложился и враз пустая стала.
Максим не знал – смеяться или плакать.
В глубоком самосозерцаньи Фёдора застав,
Максим, тревожить друга не желая,
один всё выпил перед сном, что было в доме.
Проснувшись, он с раскаяньем заметил:
от слёз у Фёдора все рукава мокры.
Ночь скрыла всё.
Прибой шипит во тьме.
Максим, дрожа, на кухне воду пьёт.
ТУДА – ОБРАТНО
дзен-буддистские притчи и коаны
Как-то утром Максим, будучи в сильном похмелье, сидел, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону. К нему подошёл Фёдор и обратился с вопросом:
– В чём смысл буддизма?
– Да иди ты в жопу со своим буддизмом! – слабо закричал Максим.
Фёдор, поражённый, отошёл.
Один юноша – Пётр, – наслышавшись о философских достижениях тогда ещё не знакомого ему Максима, пришёл к нему до мой и обратился к Фёдору, которого он по ошибке принял за Максима, с вопросом:
– В чём смысл прихода бодхисаттвы с юга?
Подумав немного, Фёдор спокойно ответил:
– Не знаю.
В это время в разговор вмешался Максим и сказал:
– А пошёл ты в жопу со своим бодхисаттвой!
Поражённый Пётр, славя Максима и Фёдора, ушёл.
Другой юноша, Василий, услышав от Петра о случившемся, пришёл к Максиму и Фёдору и обратился к последнему с вопросом, не посоветует ли ему тот поступить в монастырь. Фёдор, разминая папиросу, безмолвствовал.
В разговор вмешался Максим и сказал:
– Да иди ты хоть в жопу!
Просветлённый Василий не знал, чей ответ лучше.
Ученик Василий подарил Фёдору книгу Дайсэцу Судзуки «Жизнь по дзену». Фёдор спросил у Максима, как бы ему посту пить с подарком.
– А хоть в сортир вешай, – отвечал Максим.
Просветлённый Фёдор так и поступил.
Однажды Фёдор осведомился у Максима:
– В чём смысл дзен-буддизма?
Тот исподлобья глянул на Фёдора и звезданул его по больному уху. Фёдор, не утерпев, ответил ударом в поддыхло. Максим, превозмогая боль, продолжил урок – дал Фёдору в глаз, сделал ему шмазь и напоследок, когда Фёдор уже повернулся, чтобы уйти, дал ему поджопник.
Фёдор вышел.
Как-то ночью, проснувшись с сильного похмелья, Фёдор очень захотел пить. Не зажигая света, он вышел на кухню, нащупал на полке бутыль и начал пить. Сделав первый глоток, он понял, что ошибся, и в бутыли не вода, как он предполагал, а керосин.
Однако Фёдор с такой силой овладел дзен-буддизмом, что нашёл в себе мужество не исправлять ошибки и спокойно допил бутыль до конца.
Фёдор, когда бывал пьян, любил поиграть с котом. Однажды утром, проснувшись с сильного похмелья, он обнаружил, что вчера, играючи, засунул кота в бутылку, откуда извлечь последнего нет никакой возможности. Разбивать же бутылку конечно жалко.
Однако, уроки дзен-буддизма не прошли даром – Фёдор, не задумываясь, нашёл правильное решение и сдал на приёмный пункт бутылку вместе с котом.
Фёдор, когда испытывал просветление, сильно радовался и кричал. Соседи часто упрекали его за эти крики, а однажды написали заявление в жилконтору. Из жилконторы пришла повестка с приглашением в нарсуд…
Фёдор осведомился у Максима, что делать с повесткой.
– Хоть задницу вытирай, – был ответ Максима.
Фёдор так и сделал.
При входе в дом Максима и Фёдора лежала деревянная калабаха. Фёдор, проходя мимо, всякий раз говорил:
– Во, калабаха!
Пётр, ученик Максима, однажды вскричал:
– Да что ты каждый раз говоришь? Я давно знаю, что это калабаха!
Шедший рядом Максим поднёс кулак к носу Петра и сказал:
– А это ты видел?
Поражённый Пётр всё понял и отчалил.
Пётр заметил, что у Фёдора есть странная привычка: отстояв длинную очередь у пивного ларька, тот в последний момент не брал пиво, а отходил, правда, с заметным усилием. Пётр заинтересовался, зачем Фёдор это делает, если через пять минут он всё равно возвращается в очередь. Фёдор твёрдо ответил:
– Чтобы творение осталось в вечности, не нужно доводить его до конца.
Пётр хлопнул себя по лбу и удалился.
Вот случай крайне недостоверный, но не стоит брезговать и такими сведениями о Максиме и Фёдоре.
Один раз Максим спросил: в чём, по мнению Петра, заключается смысл дзена?
– Дзен, – сказал Пётр, любивший сравнения изящные, но недалёкие, – это умение разлить два полных стакана водки из одной четвертинки.
– Из пустой, – добавил Василий.
Максим перевёл взгляд на Фёдора.
– И водку не выпить, – молвил Фёдор.
Максим удовлетворённо кивнул головой, сказав:
– И в стаканы не разливать.
МАКСИММОНОГАТАРИ
Жил-да-был один Максим. Один раз он, как говорят, сказал даме, которая работала продавщицей в магазине «Водка Крепкие напитки»:
– Бодрящий блеск
Зелёной и красивой травы
Соком забвения стал…
Гадом буду – Ещё за одной приду!
А продавщица в ответ ничего не сказала, только бутылку «Зверобоя» из ящика достала и одной рукой ему подала.
Жил-был Максим. Вот как он однажды сказал даме, работающей продавщицей в магазине «Водка – Крепкие напитки»:
Когда бы Клеопатра сама
Моей возлюбленной была,
Навряд ли столько огненного жару
Я получал из рук её,
Сколь ты небрежным взмахом мне даёшь…
А продавщица в ответ бутылку обтёрла и перед Максимом на прилавок поставила, но ничего не сказала, может, не поняла или плохо расслышала, не знаю.
Жил-был кавалер по имени Максим. Случилось однажды ему так сказать продавщице в винном отделе гастронома:
Потрясающе стремительные,
Бегут дни нашей жизни,
Подобно току в электропроводах.
Не ты ли, красавица, столб,
Кой тот провод над землёй вздымает?
Может, и ответила бы ему что-нибудь та дама, но не случилось этого, потому что другой кавалер, по имени Пётр, оказавшийся тут, так поспешил молвить, наверняка на то основание имея:
Это верно ты сказал
Про потрясающе стремительные дни,
Подобные току в проводах,
Которые опору вот в таких столбах имеют.
Без опоры и провод порвётся!
Так, славя и воспевая ту даму, оба кавалера, однако, ту даму оставили, не дождавшись от неё ответа, и из магазина быстро пошли домой.
Жили три кавалера. Первый кавалер носил имя Максим. Второй кавалер носил имя Фёдор. Третий кавалер носил имя Пётр. Один раз кавалер Пётр вскочил из-за стола, за которым все трое сидели, обмотал шарф вокруг шеи и груди, быстро пошёл в гастроном, чтобы увидеться, видимо, с дамой, которая работала продавщицей в винном отделе. И, увидев, что гастроном открыт и дама та за прилавком стоит, задышал сильно и так сказал (вот как умели сказать молодые люди в те времена!):
Да, не зря Максим сказал
Про потрясающие дни нашей жизни,
Про столбы и гудящие провода,
Вторящие гулу земли,
И ещё выше звенят облака…
Дама ничего не ответила, видно, не почувствовала, что Пётр хотел объяснить про счастливую возможность держать жизнь в кулаке.
Жили-поживали не так давно Максим и Пётр. Случилось так, что оба эти кавалера стояли в очереди у пивного ларька, и один из них, а именно Пётр, о жизни непутёвой заскорбел, что ли, не знаю, или слишком не понравился ему тот двор, где ларёк стоял, а только молвил он так:
Через пролив на утлом челноке
Бесстрашный некто плывёт,
Отважный, с пламенем в груди,
И брызги пены на ботфортах.
А тут пивная пена, грязь…
А Максим ему в ответ:
А тут пивная пена, грязь,
Но если сквозь туман научишься смотреть,
Увидишь, как с отвагой на челе
Через пролив свирепый мы плывём
И клочья пены на ботфортах!
Пётр, услышав это, затопал ногами и заплакал от восторга, да и мало кто из стоявших в очереди смог удержаться от слёз, некоторые даже упали и лежали в грязи, распевая песни, и только дама, продававшая пиво, ничего не сказала – от волнения, что ли. Или, может, плохо расслышала.
Вот как однажды сказал один кавалер по имени Максим даме, которая продавала разливное пиво в ларьке:
Как может берег с волною расстаться?
Или гора Фудзи со снегом?
Видела меня вчера —
Увидишь сегодня и завтра.
Как может солнце с лучами расстаться?
Услышав это, все, кто был у ларька, заплакали, и так хороши были эти стихи, что других стихов в очереди уже не читали.
ЗА НАРОДНОЕ ДЕЛО
немой и нецветной киносценарий
Затемнение.
Титры.
Затемнение.
Панорама Ленинграда. Петропавловская крепость в лучах заходящего солнца. Небо в тучах. При музыкальном сопровождении – звучит отважная музыка.
Затемнение.
Титр: ПЕТРОГРАД. НАЧАЛО ВЕКА.
Затемнение.
Комната. Утро. Посредине комнаты – круглый матёрый стол с полусдёрнутой скатертью. На столе и под столом стоят и лежат бутылки, стаканы, грязные тарелки, окурки.
Панорама комнаты. Сундук, шкаф, олеография «Бурлаков» Репина, оттоманка. На оттоманке под ватником и тряпьём спят два человека.
Титр: УТРО ЗАСТАЛО МАКСИМА И ФЁДОРА В ГОСТЯХ.
Камера наплывает на оттоманку. Фёдор, сбросив с себя ватник, встаёт, тревожно оглядывается, подходит к столу, тычёт в тарелки пальцами, отходит. Совершает несколько бесцельных кругов по комнате, часто останавливаясь и прислушиваясь к чему-то. По движениям и выражению лица Фёдора замётно, что он очень хочет в туалет, но стесняется искать его в незнакомой квартире. Подходит к двери, осторожно приоткрывает её. Через некоторое время так же осторожно закрывает. Подходит к оттоманке, садится рядом со спящим Максимом, за куривает. Камера долгое время сосредоточена на курящем Фёдоре и лежащем под тряпьём Максиме. Дым стелется по комнате. За окном туман. (Своей унылостью кадр напоминает тот эпизод из фильма Карне «Утро начинается», когда в комнату героя забрасывают гранату со слезоточивым газом.) Фёдор встаёт, подходит к столу, тычет пальцами в тарелку. Идёт к окну, но останавливается посередине комнаты. Камера находится за его спиной: видна согбенная фигура Фёдора и часть комнаты.
Неожиданно крышка подпола, до сих пор незаметная, открывается, взметая пыль. Спина Фёдора вздрагивает, из его штанины вытекает струйка мочи и ползёт по полу. Из подпола динамично выходят человек двадцать подпольщиков, у них сосредоточенные твёрдые лица.
Не обращая внимания на окаменевшего Фёдора, подпольщики быстро идут к двери. Они идут такой плотной, слитой массой, что, кажется, будто от подпола к двери вылезает большое животное вроде тюленя. Некоторые подпольщики очень большого роста, а некоторые такие маленькие, что семенят под полою у остальных.
После того, как подпольщики выходят, Фёдор минуты три стоит неподвижно, затем бросается к окну, приподнимает кружевную занавеску, жадно смотрит.
Вид из окна: группа подпольщиков, сметая прохожих, удаляется по улице.
Фёдор бросается к оттоманке, толкает и трясёт спящего Максима. Крупным планом необычайно взволнованное лицо Фёдора, что-то кричащего.
Титр: МАКСИМ! МАКСИМ! ПРОСНИСЬ! ПРОСНИСЬ! РАДИ БОГА! Я ВИДЕЛ ПОДПОЛЬЩИКОВ! ОНИ БОРОЛИСЬ ЗА ПРАВОЕ ДЕЛО!
Максим поворачивается, у него нехорошее злое лицо. Чуть подняв голову, он что-то говорит и снова ложится, натягивая ватник себе на затылок.
Титр: ДА ПОШЁЛ ТЫ В ЖОПУ СО СВОИМИ ПОДПОЛЬЩИКАМИ!
Затемнение.
Титр: КОНЕЦ ФИЛЬМА.
ПЕСНЬ О МОЁМ МАКСИМЕ
эпос в двадцати четырёх тирадах
I
В то утро Фёдор встал пораньше,
Пошёл на кухню. Там стояло
штук пять бутылок с «Жигулёвским»,
пять с «Мартовским», а пять с «Адмиралтейским»
и прочих всяких пив немало.
II
Уже светало.
Высветлялся на столе изящный контур этих всех этих бутылок.
Их силуэт будил сознанье, тешил глаз,
творенье Гауди скрытым ужасом напоминал.
III
Не ведая ни страха, ни упрёка,
Фёдор схватил бутылку с «Жигулёвским» пивом и шаркнул ею, как мечом, о край стола.
Взметнулась пробка, пиво полилось, и кот, лежащий под столом, то пиво стал лакать с протяжным стоном.
IV
Всё неподвижно стало.
Фёдор как горнист стоял.
Кадык катался вверх и вниз по мощной шее.
V
Допив бутылку, взял другую Фёдор
И пробку лихо сковырнул ногтем.
Плеснуло пиво сильно, как фонтан.
Ловил его губами трепетными Фёдор,
Махал руками и смеялся, как дитя.
VI
Но, не допив, остановился
И долго молча так стоял,
Прислушиваясь в внутреннему чувству.
В окно глядел Орлиным Цепким взором.
VII
Там воспалённый обруч плыл
Над бледным городом.
Сквозь гниль и новостроек скуку
Туман струился,
Словно силясь смыть
Убогий труд царей природы.
VIII
Туман на диво был силён.
И Фёдор, как ни напрягался,
Не разглядел, чего хотел увидеть
Ларька пивного не увидел он.
IX
Пытлив умом был Фёдор, но не мудр.
Не разгадав явления природы,
Решил он, что ларёк снесли за ночь.
X
Однако скорбь с чела согнав,
Бутылку в длань взял крепко Фёдор
И выпил. И ещё открыл, и пил.
И выпил много всяких пив,
как вдруг послышалось: ПАФ! ПИФ!
Упал в испуге Фёдор, хотя и был неробкого десятка.
XI
А что случилось?
То Максим, рукою твёрдою бутылку открывая,
не рассчитал усилья с похмелюги, бутылку уронил и сам упал,
и звук, подобный выстрелу, раздался.
XII
Порубанному витязю подобен,
Максим лежал, раскинув гордо руки.
Как павший славной, но безвинной смертью,
был Фёдор, возлежавший рядом с ним.
Поодаль кот стоял с зловещим видом,
подобно ворону на поле брани.
XIII
Но Фёдор встал и, хмуря брови,
случившееся силился постичь.
Максим поднялся, Фёдора ругая
и местью лютою ему грозя за что-то.
XIV
Вину свою не понимая,
Фёдор взял «Мартовское» и
пластичным жестом зубами пробку сковырнул, но пить не стал
Максиму предложил галантно пиво.
Максим надменно дар отверг.
Взял сам бутылку и вскрыл её ножом столовым,
всего себя изрезав, правда, и пиво всё почти пролив.
XV
Допив, что осталось, Максим взял пачку «Беломора» и тюкнул её в донышко.
Так пушкинский Балда мог тюкнуть мужика!
И папироса, вылетев, упала в лужу пива на полу и вымокла.
XVI
Максим вторично тюкнул, вынул папиросу и дунул сильно в ейное нутро.
Могучий муж не поскупился на усилье и выдул весь табак из ейного нутра.
XVII
Тут Фёдор, мастерски размяв по папиросе,
Максиму дал с приятною улыбкой прикурить.
XVIII
Палёным потянуло.
С мерзким криком кот метнулся в лужу пива и по ней катался:
Попал в кота, бросая спичку, Фёдор.
XIX
Друзья тому изрядно посмеялись.
В знак примиренья Фёдор взял пару «Мартовского», их сцепил и дёрнул.
Открылись обе. Столь был муж искусен!
XX
А между тем туман рассеялся.
Багровое светило дугой скользнуло так,
как будто обходило стороной убогий край.
XXI
Друзья, допив, поставили бутылки и взяли новые,
С «Адмиралтейским» пивом.
Но, не допив, Максим ушёл мочиться.
XXII
Вернувшись, он бутылку вскинул
и к непокорным приложил устам.
Но тотчас, фыркнув, взад её поставил.
XXIII
Оказывается, что пока Максим мочился,
Долил бутылку водкой Фёдор.
Максим весьма отменной шутке посмеялся,
Признав, что Фёдор в чём-то поумнел.
И в знак приязни
С ершом бутылку допил без боязни
До конца.
XXIV
И много что потом произошло.
Но эпос свой на том закончу, право,
Причину написанья исчерпав:
С утра хотел я сильно выпить пива,
Но в творчестве желание изжил.