Текст книги "Песни. Стихотворения"

Автор книги: Владимир Высоцкий

 
В томленье одиноком
В тени – не на виду —
Под неусыпным оком
Цвела она в саду.
 
 
Мама́ – всегда с друзьями,
Папа́ от них сбежал,
Зато Каштан ветвями
От взглядов укрывал.
 
 
Высоко ль или низко
Каштан над головой, —
Но Роза-гимназистка
Увидела – его.
 
 
Нарцисс – цветок воспетый,
Отец его – магнат,
И многих Роз до этой
Вдыхал он аромат.
 
 
Он вовсе был не хамом —
Изысканных манер.
Мама́ его – гран-дама,
Папа́ – миллионер.
 
 
Он в детстве был опрыскан —
Не запах, а дурман, —
И Роза-гимназистка
Вступила с ним в роман.
 
 
И вот, исчадье ада,
Нарцисс тот, ловелас,
«Иди ко мне из сада!» —
Сказал ей как-то раз.
 
 
Когда еще так пелось?!
И Роза, в чем была,
Сказала: «Ах!», зарделась —
И вещи собрала.
 
 
И всеми лепестками
Вмиг завладел нахал.
Мама́ была с друзьями,
Каштан уже опал.
 
 
Искала Роза счастья
И не видала, как
Сох от любви и страсти
Почти что зрелый Мак.
 
 
Но думала едва ли,
Как душен пошлый цвет, —
Все лепестки опали —
И Розы больше нет.
 
 
И в черном чреве Мака
Был траурный покой.
Каштан ужасно плакал,
Когда расцвел весной.
 

1968

Банька по-белому

 
Протопи ты мне баньку, хозяюшка, —
Раскалю я себя, распалю,
На полоке, у самого краюшка,
Я сомненья в себе истреблю.
 
 
Разомлею я до неприличности,
Ковш холодной – и всё позади, —
И наколка времен культа личности
Засинеет на левой груди.
 
 
Протопи ты мне баньку по-белому, —
Я от белого свету отвык, —
Угорю я – и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык.
 
 
Сколько веры и лесу повалено,
Сколь изведано горя и трасс!
А на левой груди – профиль Сталина,
А на правой – Маринка анфас.
 
 
Эх, за веру мою беззаветную
Сколько лет отдыхал я в раю!
Променял я на жизнь беспросветную
Несусветную глупость мою.
 
 
Протопи ты мне баньку по-белому, —
Я от белого свету отвык, —
Угорю я – и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык.
 
 
Вспоминаю, как утречком раненько
Брату крикнуть успел: «Пособи!» —
И меня два красивых охранника
Повезли из Сибири в Сибирь.
 
 
А потом на карьере ли, в топи ли,
Наглотавшись слезы и сырца,
Ближе к сердцу кололи мы профили,
Чтоб он слышал, как рвутся сердца.
 
 
Не топи ты мне баньку по-белому, —
Я от белого свету отвык, —
Угорю я – и мне, угорелому,
Пар горячий развяжет язык.
 
 
Ох, знобит от рассказа дотошного!
Пар мне мысли прогнал от ума.
Из тумана холодного прошлого
Окунаюсь в горячий туман.
 
 
Застучали мне мысли под темечком:
Получилось – я зря им клеймен, —
И хлещу я березовым веничком
По наследию мрачных времен.
 
 
Протопи ты мне баньку по-белому, —
Чтоб я к белому свету привык, —
Угорю я – и мне, угорелому,
Ковш холодной развяжет язык.
Протопи!..
        Не топи!..
        Протопи!..
 

1968

«У нее всё свое – и белье, и жилье…»

 
У нее
        всё свое – и белье, и жилье, —
Ну а я
        ангажирую угол у тети.
Для нее —
        все свободное время мое,
На нее
        я гляжу из окна, что напротив.
 
 
У нее
        и под утро не гаснет окно,
И вчера
        мне лифтер рассказал за полбанки:
У нее
        два знакомых артиста кино
И один
        популярный артист из «Таганки».
 
 
И пока
        у меня в ихнем ЖЭКе рука,
Про нее
        я узнал очень много ньюансов:
У нее
        старший брат – футболист «Спартака»,
А отец —
        референт в Министерстве финансов.
 
 
Я скажу,
        что всегда на футболы хожу —
На «Спартак», —
        и слова восхищенья о брате.
Я скажу,
        что с министром финансов дружу
И что сам
        как любитель играю во МХАТе.
 
 
У нее,
        у нее на окошке – герань,
У нее,
        у нее – занавески в разводах, —
У меня,
        у меня на окне – ни хера,
Только пыль,
        только толстая пыль на комодах…
 

1968

Песня о двух красивых автомобилях

 
Без запретов и следов,
Об асфальт сжигая шины,
Из кошмара городов
Рвутся за́ город машины, —
И громоздкие, как танки,
«Форды», «Линкольны», «Селены»,
Элегантные «Мустанги»,
«Мерседесы», «Ситроены».
 
 
Будто знают – игра стоит свеч, —
Это будет как кровная месть городам!
Поскорей – только б свечи не сжечь,
Карбюратор… и что у них есть еще там…
 
 
И не видно полотна
Лимузины, лимузины…
Среди них – как два пятна
Две красивые машины, —
Будто связанные тросом
(А где тонко, там и рвется)
Аксельраторам, подсосам
Больше дела не найдется.
 
 
Будто знают – игра стоит свеч, —
Только б вырваться – выплатят всё по счетам!
Ну а может, он скажет ей речь
На клаксоне… и что у них есть еще там…
 
 
Это скопище машин
На тебя таит обиду, —
Светло-серый лимузин,
Не теряй ее из виду!
Впереди, гляди, разъезд, —
Больше риска, больше веры!
Опоздаешь!.. Так и есть —
Ты промедлил, светло-серый!
 
 
Они знали – игра стоит свеч, —
А теперь – что ж сигналить рекламным щитам?!
Ну а может, гора ему с плеч, —
Иль с капота… и что у них есть еще там…
 
 
Нет, развилка – как беда:
Стрелки врозь – и вот не здесь ты!
Неужели никогда
Не сближают нас разъезды?
Этот – сходится, один! —
И, врубив седьмую скорость,
Светло-серый лимузин
Позабыл нажать на тормоз…
 
 
Что ж, съезжаться – пустые мечты?
Или это есть кровная месть городам?..
Покатились колеса, мосты, —
И сердца… или что у них есть еще там…
 

1968

«То ли в избу – и запеть…»

Марине

 
То ли – в и́збу и запеть,
Просто так, с морозу,
То ли взять да помереть
От туберкулезу,
 
 
То ли выстонать без слов,
А может – под гитару?..
Лучше – в сани рысаков
И уехать к «Яру»!
 
 
Вот напасть! – то не всласть,
То не в масть карту класть, —
То ли счастие украсть,
То ли просто упасть
        В грязь…
 
 
Навсегда в никуда —
Вечное стремленье.
То ли – с неба вода,
То ль – разлив весенний…
 
 
Может, эта песня – без конца,
А может – без идеи…
А я строю печку в изразцах
Или просто сею.
 
 
Сколько лет счастья нет,
Впереди – все красный свет…
Недопетый куплет,
Недодаренный букет…
        Бред!
 
 
На́зло всем – насовсем
Со звездою в лапах,
Без реклам, без эмблем,
В пимах косолапых…
 
 
Не догнал бы кто-нибудь,
Не почуял запах, —
Отдохнуть бы, продыхнуть
Со звездою в лапах!
 
 
Без нее, вне ее —
Ничего не мое,
Невеселое житье, —
И былье – и то ее…
        Ё-моё!
 

1968

«Мне каждый вечер зажигают свечи…»

 
Мне каждый вечер зажигают свечи,
И образ твой окуривает дым, —
И не хочу я знать, что время лечит,
Что всё проходит вместе с ним.
 
 
Я больше не избавлюсь от покоя:
Ведь всё, что было на душе на год вперед,
Не ведая, она взяла с собою —
Сначала в порт, а после – в самолет.
 
 
Мне каждый вечер зажигают свечи,
И образ твой окуривает дым, —
И не хочу я знать, что время лечит,
Что всё проходит вместе с ним.
 
 
В душе моей – пустынная пустыня, —
Ну что стоите над пустой моей душой!
Обрывки песен там и паутина, —
А остальное всё она взяла с собой.
 
 
Теперь мне вечер зажигает свечи,
И образ твой окуривает дым, —
И не хочу я знать, что время лечит,
Что всё проходит вместе с ним.
 
 
В душе моей – всё цели без дороги, —
Поройтесь в ней – и вы найдете лишь
Две полуфразы, полудиалоги, —
А остальное – Франция, Париж…
 
 
И пусть мне вечер зажигает свечи,
И образ твой окуривает дым, —
Но не хочу я знать, что время лечит,
Что всё проходит вместе с ним.
 

1968

Песенка про метателя молота

 
Я раззудил плечо – трибуны замерли,
Молчанье в ожидании храня.
Эх, что мне мой соперник – Джонс ли, Крамер ли, —
Рекорд уже в кармане у меня!
 
 
Замётано, заказано, заколото, —
Мне кажется – я следом полечу.
Но мне нельзя, ведь я – метатель молота:
Приказано метать – и я мечу.
 
 
Эх, жаль, что я мечу его в Италии:
Я б дома кинул молот без труда, —
Ужасно далеко, куда подалее,
И лучше – если б враз и навсегда.
 
 
Я против восхищения повального,
Но я надеюсь: го́да не пройдет —
Я все же зашвырну в такую даль его,
Что и судья с ищейкой не найдет…
 
 
Сейчас кругом корреспонденты бесятся.
«Мне помогли, – им отвечаю я, —
Подняться по крутой спортивной лестнице
Мой коллектив, мой тренер и – семья».
 

1968

Оловянные солдатики

 
Будут и стихи и математика,
Почести, долги, неравный бой, —
Нынче ж оловянные солдатики
Здесь, на старой карте, встали в строй.
 
 
Лучше бы уж он держал в казарме их,
Только – на войне как на войне —
Падают бойцы в обеих армиях,
Поровну на каждой стороне.
 
 
Может быть – пробелы в воспитании
И в образованье слабина, —
Но не может выиграть кампании
Та или другая сторона.
 
 
Совести проблемы окаянные —
Как перед собой не согрешить?
Тут и там – солдаты оловянные, —
Как решить, кто должен победить?
 
 
И какая, к дьяволу, стратегия,
И какая тактика, к чертям!
Вот сдалась нейтральная Норвегия
Ордам оловянных египтян.
 
 
Левою рукою Скандинавия
Лишена престижа своего, —
Но рука решительная правая
Вмиг восстановила статус-кво.
 
 
Где вы, легкомысленные гении,
Или вам являться недосуг?
Где вы, проигравшие сражения
Просто, не испытывая мук?
 
 
Или вы, несущие в венце зарю
Битв, побед, триумфов и могил, —
Где вы, уподобленные Цезарю,
Что пришел, увидел, победил?
 
 
Нервничает полководец маленький,
Непосильной ношей отягчен,
Вышедший в громадные начальники
Шестилетний мой Наполеон.
 
 
Чтобы прекратить его мучения,
Ровно половину тех солдат
Я покрасил синим – шутка гения, —
Утром вижу – синие лежат.
 
 
Я горжусь успехами такими, но
Мысль одна с тех пор меня гнетет:
Как решил он, чтоб погибли именно
Синие, а не наоборот?..
 

1969

Поездка в город

 
Я – самый непьющий из всех мужуков:
Во мне есть моральная сила, —
И наша семья большинством голосов,
Снабдив меня списком на восемь листов,
В столицу меня снарядила.
 
 
Чтобы я привез снохе
                   с ейным мужем по дохе,
Чтобы брату с бабой – кофе растворимый,
Двум невесткам – по ковру,
                   зятю – черную икру,
Тестю – что-нибудь армянского разлива.
 
 
Я ранен, контужен – я малость боюсь
Забыть, что кому по порядку, —
Я список вещей заучил наизусть,
А деньги зашил за подкладку.
 
 
Значит, брату – две дохи,
                   сестрин муж – ему духи,
Тесть сказал: «Давай бери что попадется!»
 
 
Двум невесткам – по ковру,
                   зятю – заячью икру,
Куму – водки литра два, – пущай зальется!
 
 
Я тыкался в спины, блуждал по ногам,
Шел грудью к плащам и рубахам.
Чтоб список вещей не достался врагам,
Его проглотил я без страха.
 
 
Помню: шубу просит брат,
                   куму с бабой – всё подряд,
Тестю – водки ереванского разлива,
Двум невесткам – по ковру,
                   зятю – заячью нору,
А сестре – плевать чего, но чтоб – красиво!
 
 
Да что ж мне – пустым возвращаться назад?!
Но вот я набрел на товары.
«Какая валюта у вас?» – говорят.
«Не бойсь, – говорю, – не долла́ры!»
 
 
Растворимой мне махры,
                   зять – подохнет без икры,
Тестю, мол, даешь духи для опохмелки!
Двум невесткам – все равно,
                   мужу сестрину – вино,
Ну а мне – вот это желтое в тарелке!
 
 
Не помню про фунты, про стервинги слов,
Сраженный ужасной загадкой:
Зачем я тогда проливал свою кровь,
Зачем ел тот список на восемь листов,
Зачем мне рубли за подкладкой?!
 
 
Где же все же взять доху,
        зятю – кофе на меху?
Тестю – хрен, а кум и пивом обойдется.
Где мне взять коньяк в пуху,
        растворимую сноху?
Ну а брат и с самогоном перебьется!
 

1969

Ноль семь

 
Для меня эта ночь – вне закона.
Я пишу – по ночам больше тем.
Я хватаюсь за диск телефона,
Набираю вечное ноль семь.
 
 
«Девушка, здравствуйте! Как вас звать?» – «Тома».
«Семьдесят вторая! Жду дыханье затая…
Быть не может, повторите, я уверен – дома!..
Вот уже ответили.
        Ну здравствуй, это я!»
 
 
Эта ночь для меня вне закона,
Я не сплю – я кричу: «Поскорей!..»
Почему мне в кредит, по талону
Предлагают любимых людей!
 
 
«Девушка, слушайте! Семьдесят вторая!
Не могу дождаться, и часы мои стоят…
К дьяволу все линии – я завтра улетаю!..
Вот уже ответили.
        Ну здравствуй, это я!»
 
 
Телефон для меня – как икона,
Телефонная книга – трипти́х,
Стала телефонистка мадонной,
Расстоянье на миг сократив.
 
 
«Девушка, милая! Я прошу – продлите!
Вы теперь как ангел – не сходите ж с алтаря!
Самое главное – впереди, поймите…
Вот уже ответили.
        Ну здравствуй, это я!»
 
 
Что, опять поврежденье на трассе?
Что, реле там с ячейкой шалят?
Мне плевать – буду ждать, – я согласен
Начинать каждый вечер с нуля!
 
 
«Ноль семь, здравствуйте! Снова я». – «Да что вам?»
«Нет, уже не нужно, – нужен город Магадан.
 
 
Не даю вам слова, что звонить не буду снова, —
Просто друг один – узнать, как он, бедняга, там…»
 
 
Эта ночь для меня вне закона,
Ночи все у меня не для сна, —
А усну – мне приснится мадонна,
На кого-то похожа она.
 
 
«Девушка, милая! Снова я, Тома!
Не могу дождаться – жду дыханье затая…
Да, меня!.. Конечно, я!.. Да, я! Конечно, дома!»
«Вызываю… Отвечайте…» – «Здравствуй, это я!»
 

1969

Песенка о переселении душ

 
Кто верит в Магомета, кто – в Аллаха, кто – в Исуса,
Кто ни во что не верит – даже в черта, на́зло всем, —
Хорошую религию придумали индусы:
Что мы, отдав концы, не умираем насовсем.
 
 
Стремилась ввысь душа твоя —
Родишься вновь с мечтою,
Но если жил ты как свинья —
Останешься свиньею.
 
 
Пусть косо смотрят на тебя – привыкни к укоризне, —
Досадно – что ж, родишься вновь на колкости горазд.
А если видел смерть врага еще при этой жизни —
В другой тебе дарован будет верный зоркий глаз.
 
 
Живи себе нормальненько —
Есть повод веселиться:
Ведь, может быть, в начальника
Душа твоя вселится.
 
 
Пускай живешь ты дворником – родишься вновь прорабом,
А после из прораба до министра дорастешь, —
Но если туп как дерево – родишься баобабом
И будешь баобабом тыщу лет, пока помрешь.
 
 
Досадно попугаем жить,
Гадюкой с длинным веком, —
Не лучше ли при жизни быть
Приличным человеком?!
 
 
Так кто есть кто, так кто был кем? – мы никогда не знаем.
Кто был никем, тот станет всем, – задумайся о том!
Быть может, тот облезлый кот – был раньше негодяем,
А этот милый человек – был раньше добрым псом.
 
 
Я от восторга прыгаю,
Я обхожу искусы, —
Удобную религию
Придумали индусы!
 

1969

«И душа, и голова, кажись, болит…»

 
И душа и голова, кажись, болит, —
Верьте мне, что я не притворяюсь.
Двести тыщ – тому, кто меня вызволит!
Ну и я, конечно, постараюсь.
 
 
Нужно мне туда, где ветер с соснами, —
Нужно мне, и всё, – там интереснее!
Поделюсь хоть всеми папиросами
И еще вдобавок тоже – песнями.
 
 
Дайте мне глоток другого воздуха!
Смею ли роптать? Наверно, смею.
Запах здесь… А может быть, вопрос в духах?..
Отблагодарю, когда сумею.
 
 
Нервы у меня хотя луженые,
Кончилось спокойствие навеки.
Эх вы мои нервы обнаженные!
Ожили б – ходили б как калеки.
 
 
Не глядите на меня, что губы сжал, —
Если слово вылетит, то – злое.
Я б отсюда в тапочках в тайгу сбежал, —
Где-нибудь зароюсь – и завою!
 

1969

Я не люблю

 
Я не люблю фатального исхода,
От жизни никогда не устаю.
Я не люблю любое время года,
Когда веселых песен не пою.
 
 
Я не люблю холодного цинизма,
В восторженность не верю, и еще —
Когда чужой мои читает письма,
Заглядывая мне через плечо.
 
 
Я не люблю, когда – наполовину
Или когда прервали разговор.
Я не люблю, когда стреляют в спину,
Я также против выстрелов в упор.
 
 
Я ненавижу сплетни в виде версий,
Червей сомненья, почестей иглу,
Или – когда все время против шерсти,
Или – когда железом по стеклу.
 
 
Я не люблю уверенности сытой, —
Уж лучше пусть откажут тормоза.
Досадно мне, что слово «честь» забыто
И что в чести наветы за глаза.
 
 
Когда я вижу сломанные крылья —
Нет жалости во мне, и неспроста:
Я не люблю насилье и бессилье, —
Вот только жаль распятого Христа.
 
 
Я не люблю себя, когда я трушу,
Досадно мне, когда невинных бьют.
Я не люблю, когда мне лезут в душу,
Тем более – когда в нее плюют.
 
 
Я не люблю манежи и арены:
На них мильон меняют по рублю.
Пусть впереди большие перемены —
Я это никогда не полюблю!
 

1969

Для кинофильма «Белый взрыв» (1969)

 
Ну вот, исчезла дрожь в руках,
        Теперь – наверх!
Ну вот, сорвался в пропасть страх
        Навек, навек, —
Для остановки нет причин —
        Иду, скользя…
И в мире нет таких вершин,
        Что взять нельзя!
 
 
Среди нехоженых путей
        Один – пусть мой!
Среди невзятых рубежей
        Один – за мной!
А имена тех, кто здесь лег,
        Снега таят…
Среди непройденных дорог
        Одна – моя!
 
 
Здесь голубым сияньем льдов
        Весь склон облит,
И тайну чьих-нибудь следов
        Гранит хранит…
И я гляжу в свою мечту
        Поверх голов
И свято верю в чистоту
        Снегов и слов!
 
 
И пусть пройдет немалый срок —
        Мне не забыть,
Что здесь сомнения я смог
        В себе убить.
В тот день шептала мне вода:
        Удач – всегда!..
А день… какой был день тогда?
        Ах да – среда!..
 

1969

Памяти Михаила Хергиани

 
Ты идешь по кромке ледника,
Взгляд не отрывая от вершины.
Горы спят, вдыхая облака,
Выдыхая снежные лавины.
 
 
Но они с тебя не сводят глаз —
Будто бы тебе покой обещан,
Предостерегая всякий раз
Камнепадом и оскалом трещин.
 
 
Горы знают – к ним пришла беда, —
Дымом затянуло перевалы.
Ты не отличал еще тогда
От разрывов горные обвалы.
 
 
Если ты о помощи просил —
Громким эхом отзывались скалы,
Ветер по ущельям разносил
Эхо гор, как радиосигналы.
 
 
И когда шел бой за перевал, —
Чтобы не был ты врагом замечен,
Каждый камень грудью прикрывал,
Скалы сами подставляли плечи.
 
 
Ложь, что умный в горы не пойдет!
Ты пошел – ты не поверил слухам, —
И мягчал гранит, и таял лед,
И туман у ног стелился пухом…
 
 
Если в вечный снег навеки ты
Ляжешь – над тобою, как над близким,
Наклонятся горные хребты
Самым прочным в мире обелиском.
 

1969

Песенка о слухах

 
Сколько слухов наши уши поражает,
Сколько сплетен разъедает, словно моль!
Ходят слухи, будто всё подорожает —
        абсолютно, —
А особенно – штаны и алкоголь!
 
 
Словно мухи, тут и там
Ходят слухи по домам,
А беззубые старухи
Их разносят по умам!
 
 
– Слушай, слышал? Под землею город строют, —
Говорят – на случай ядерной войны!
        – Вы слыхали? Скоро бани все закроют —
                   повсеместно —
Навсегда, – и эти сведенья верны!
 
 
Словно мухи, тут и там
Ходят слухи по домам,
А беззубые старухи
Их разносят по умам!
 
 
– А вы знаете? Мамыкина снимают —
За разврат его, за пьянство, за дебош!
        – Кстати, вашего соседа забирают,
                   негодяя, —
Потому что он на Берию похож!
 
 
Словно мухи, тут и там
Ходят слухи по домам,
А беззубые старухи
Их разносят по умам!
 
 
– Ой, что деется! Вчерась траншею рыли —
Откопали две коньячные струи!
        – Говорят, шпионы воду отравили
                   самогоном,
Ну а хлеб теперь – из рыбной чешуи!
 
 
Словно мухи, тут и там
Ходят слухи по домам,
А беззубые старухи
Их разносят по умам!
 
 
Закаленные во многих заварухах,
Слухи ширятся, не ведая преград, —
Ходят сплетни, что не будет больше слухов
        абсолютно,
Ходят слухи, будто сплетни запретят!
 
 
Словно мухи, тут и там
Ходят слухи по домам,
А беззубые старухи
Их разносят по умам!
 

1969

«“Рядовой Борисов!”…»

 
«Рядовой Борисов!» – «Я!» – «Давай, как было дело!»
«Я держался из последних сил:
Дождь хлестал, потом устал, потом уже стемнело…
Только я его предупредил!
 
 
На первый окрик «Кто идет?» он стал шутить,
На выстрел в воздух закричал: «Кончай дурить!»
Я чуть замешкался и, не вступая в спор,
Чинарик выплюнул – и выстрелил в упор».
 
 
«Бросьте, рядовой, давайте правду, – вам же лучше!
Вы б его узнали за версту…»
«Был туман – узнать не мог – темно, на небе тучи, —
Кто-то шел – я крикнул в темноту.
 
 
На первый окрик «Кто идет?» он стал шутить,
На выстрел в воздух закричал: «Кончай дурить!»
Я чуть замешкался и, не вступая в спор,
Чинарик выплюнул – и выстрелил в упор».
 
 
«Рядовой Борисов, – снова следователь мучил, —
Попадете вы под трибунал!»
 
 
«Я был на посту – был дождь, туман, и были тучи, —
Снова я устало повторял. —
 
 
На первый окрик «Кто идет?» он стал шутить,
На выстрел в воздух закричал: «Кончай дурить!»
Я чуть замешкался и, не вступая в спор,
Чинарик выплюнул – и выстрелил в упор».
 
 
…Год назад – а я обид не забываю скоро —
В шахте мы повздорили чуток, —
Правда, по душам не получилось разговора:
Нам мешал отбойный молоток.
 
 
На крик души «Оставь ее!» он стал шутить,
На мой удар он закричал: «Кончай дурить!»
Я чуть замешкался – я был обижен, зол, —
Чинарик выплюнул, нож бросил и ушел.
 
 
Счастие мое, что оказался он живучим!..
Ну а я – я долг свой выполнял.
Правда ведь, – был дождь, туман, по небу плыли тучи…
По уставу – правильно стрелял!
 
 
На первый окрик «Кто идет?» он стал шутить,
На выстрел в воздух закричал: «Кончай дурить!»
Я чуть замешкался и, не вступая в спор,
Чинарик выплюнул – и выстрелил в упор.
 

1969

«Подумаешь – с женой не очень ладно…»

 
Подумаешь – с женой не очень ладно,
Подумаешь – неважно с головой,
Подумаешь – ограбили в парадном, —
Скажи еще спасибо, что – живой!
 
 
Ну что ж такого – мучает саркома,
Ну что ж такого – начался запой,
Ну что ж такого – выгнали из дома,
Скажи еще спасибо, что – живой!
 
 
Плевать – партнер по покеру дал дуба,
Плевать, что снится ночью домовой,
Плевать – в «Софии» выбили два зуба,
Скажи еще спасибо, что – живой!
 
 
Да ладно – ну уснул вчера в опилках,
Да ладно – в челюсть врезали ногой,
Да ладно – потащили на носилках, —
Скажи еще спасибо, что – живой!
 
 
Да, правда – тот, кто хочет, тот и может,
Да, правда – сам виновен, бог со мной,
Да, правда, – но одно меня тревожит:
Кому сказать спасибо, что – живой!
 

1969

Старательская

 
(Письмо друга)
 
 
Друг в порядке – он, словом, при деле, —
Завязал он с газетой тесьмой:
Друг мой золото моет в артели, —
Получил я сегодня письмо.
 
 
Пишет он, что работа – не слишком…
Словно лозунги клеит на дом:
«Государство будет с золотишком,
А старатель будет – с трудоднем!»
 
 
Говорит: «Не хочу отпираться,
Что поехал сюда за рублем…»
Говорит: «Если чуть постараться,
То вернуться могу королем!»
 
 
Написал, что становится злее.
«Друг, – он пишет, – запомни одно:
Золотишко всегда тяжелее
И всегда оседает на дно.
 
 
Тонет золото – хоть с топорищем.
Что ж ты скис, захандрил и поник?
Не боись: если тонешь, дружище, —
Значит, есть и в тебе золотник!»
 
 
Пишет он второпях, без запинки:
«Если грязь и песок над тобой —
Знай: то жизнь золотые песчинки
Отмывает живящей водой…»
 
 
Он ругает меня: «Что ж не пишешь?!
Знаю – тонешь, и знаю – хандра, —
Всё же золото – золото, слышишь! —
Люди бережно снимут с ковра…»
 
 
Друг стоит на насосе и в метку
Отбивает от золота муть.
…Я письмо проглотил как таблетку —
И теперь не боюсь утонуть!
 
 
Становлюсь я упрямей, прямее, —
Пусть бежит по колоде вода, —
У старателей – всё лотерея,
Но старатели будут всегда!
 

1969