Текст книги "Тайны донских курганов"
Автор книги: Владимир Моложавенко
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)
Владимир Моложавенко
Тайны донских курганов
Тайны донских курганов
Все, что человек знает, ничто в
сравнении с тем, чего он не знает.
Восточная мудрость
Я хорошо помню, что научился читать, когда еще не стал первоклассником. Хорошо помню также, что первой книжкой, которую мне подарили, были не сказки с картинками, а... стихи Пушкина, и открывалась она волшебными, а тогда еще и таинственными для меня строчками: «У лукоморья дуб зеленый...» Через день я знал их наизусть и все-таки снова и снова брал в руки заветную книжку – столь очаровали меня, казалось бы простые на первый взгляд, слова. Я, конечно, понимал, что это тоже сказка. Вздумай кто-нибудь из старших сказать мне тогда, что и лукоморье, и дуб с золотой цепью находятся совсем рядом с нашей станицей, я посмеялся бы над ним: не таким уж наивным бывает человек, если пошел ему восьмой год.
Не сразу и не вдруг можно понять, что даже самая красивая сказка, сколько бы ни было в ней вымысла, никогда не бывает просто выдумкой. И тот, кто сказал бы мне в детстве, что лукоморье неподалеку от моего дома, сам того не ведая, не обманывал меня. Оно и в самом деле было близко, только узнал я об этом много позже, став взрослым.
Каждый из нас, одолев букварь и «Родную речь», зачитывался приключениями Робинзона и «Островом сокровищ», Майн-Ридом и Купером и, конечно же, с тихой грустью сознавал, что не осталось уже на нашу долю ни необитаемых островов, ни зарытых неведомо где кладов – все уже давным-давно исхожено и открыто. А ведь невдомек каждому, что удивительное совсем-совсем рядом, стоит лишь зорче посмотреть вокруг да послушать. И красоту неповторимую только в родных местах сыщешь, – об этом вам любой моряк дальнего плавания скажет, любой, самый что ни есть одержимый путешественник подтвердит. Одного жаль: не замечаем мы порой этой красоты будничной, повседневной и не ценим. А то и просто не знаем. Оттого и принимаем лукоморье за сказку...
Ведь в самом деле. Забросит вас судьба далеко от родных мест, встретите вы незнакомых прежде людей, подружите с ними, и непременно будете рассказывать им, как красив родной тихий Дон, как широки и неоглядны донские степи и щедра земля, какие добрые и сильные люди живут в наших краях и как умеют они трудиться, какие поют песни, хранят, передавая из одного поколения в другое, заветные сказы и легенды! Не только люди, но и седые курганы, разбросанные то всей степи, берегут эти легенды. Что знаем мы о них? Какие тайны скрывают эти безмолвные часовые степи? Кому суждено приоткрыть их?
Есть такие. Живет на свете неугомонное и неистребимое племя краеведов, и не знаю я страсти сильнее, чем та, с которой они никогда не расстаются: всегда и вечно искать, делать открытия. Когда я думаю о них, мне приходит на память старинная восточная притча. Послушайте ее.
Было ли не было ли, но, сказывает эта притча, жили в тридевятой земле за тридесятым морем трое молодых людей. Никогда они не встречались друг с другом и не знали друг друга, но подошло время, и отправились они в один день и час в дальнюю дорогу – искать камень вечной жизни. Не знали они, где искать этот камень, но очень уж хотели найти его.
Долго шел первый юноша, и башмаки его прохудились, и посох превратился в тоненький прут. Присел отдохнуть на половине дороги и забылся в глубоком сне. А проснулся – увидел подле себя девушку небывалой красоты. «Не найдешь ты своего камня, – сказала она. – Не хватит тебе жизни, чтобы дойти. Оставайся со мной, и пусть остаток дней пройдет в наше удовольствие. Нет ничего лучше праздности». Не устоял юноша, остался.
А второй путник шел в это время и шел. Ему тоже было нелегко, но чтобы не падать от усталости он рассекал до крови руки и ноги и посыпал раны солью. Он и еще продолжал бы свой путь, только сморила его жажда. А тут встал на дороге соблазн: сверкавшая на солнце вода, не выдержал, припал к ручью, сделал один только обжигающий глоток и уже не мог оторваться. Так и остался у источника, не подумав даже, что преодолел уже две трети пути.
Только третий юноша шел и шел. Мучила его жажда, сушил веки нестерпимый зной, а он все-таки шел вперед и не останавливался. Знал, верил: непременно найдет, что ищет, достигнет-таки цели...
Недолгим было счастье того, кто прельстился праздностью. Горько раскаивался и тот, кому бездонным показался источник. И лишь у третьего путника оказалась верной дорога.
А вы разве не позавидуете ему?
Седое лукоморье
Блеща средь полей широких,
Вот он льется... Здравствуй, Дон!
А. С. Пушкин
Знаменитые пушкинские строки «У лукоморья дуб зеленый...» родились именно здесь, в придонских степях...
Об этом не сказано ни в одном из бесчисленных литературоведческих трудов, посвященных великому поэту. Я сразу же предвижу возражения пушкинистов и все-таки готов спорить с ними.
Мне скажут: поэма «Руслан и Людмила» закончена Пушкиным в марте 1820 года, пятнадцатого мая цензор Иван Тимковский подписал разрешение на выпуск ее в свет. А на Дону поэту довелось побывать лишь в начале июня.
И тем не менее строки о лукоморье родились на Дону.
«Руслана и Людмилу» Пушкин задумал еще в лицее. Ссылка на юг помешала ему отредактировать и «перебелить» свое любимое детище. Уезжая из Петербурга, поэт оставил рукопись на попечение друзей и, конечно, еще не мог в мыслях и думах своих так быстро распрощаться со сказочными образами первой своей большой поэмы.
О том, что случилось позже, хорошо известно. В Екатеринославе поэт тяжело заболел. Здесь и разыскал его генерал Н. Н. Раевский – в бедной хате на берегу Днепра, «в бреду, без лекаря, за кружкой оледенелого лимонада». Раевский ехал на Кавказ с дочерьми и сыном (лицейским товарищем Пушкина) и выпросил у своего давнего сослуживца генерала Инзова, под надзором которого находился поэт, согласие на то, чтобы Пушкин отправился вместе с ними.
О первом свидании Пушкина с лукоморьем очень живо вспоминала дочь генерала – Мария Николаевна Раевская, позже – супруга декабриста Волконского. «Я помню, – сообщает она в своих записках, – как во время этого путешествия, недалеко от Таганрога, я ехала в карете с Софьей, нашей англичанкой, русской няней и компаньонкой. Увидя море, мы приказали остановиться, и вся наша ватага, выйдя из кареты, бросилась к морю любоваться им. Оно было покрыто волнами, и, не подозревая, что поэт шел за нами, я стала, для забавы, бегать за волной и вновь убегать от нее, когда она меня настигала; под конец у меня вымокли ноги, я это, конечно, скрыла и вернулась в карету. Пушкин нашел эту картину такой красивой, что воспел ее в прелестных стихах, поэтизируя детскую шалость; мне было только 15 лет:
Тридцатого мая Раевские и Пушкин прибыли в Таганрог, а оттуда направились в Ростов, «что прежде был крепостью святого Дмитрия», как записано в дневнике Раевского. Наверняка можно предполагать, что долгими степными дорогами от Екатеринослава к лукоморью Пушкин снова и снова возвращался к образам своей поэмы. Курганы с каменными скифскими бабами и Саур-могила, орлы, парившие в знойном мареве, истлевшие кости в густом ковыле – все это были те места, где когда-то ратники великого киевского князя Владимира сражались с хазарами и печенегами, защищая родную землю. Это здесь храбрый витязь Руслан скрестил свой меч с хазарским князем Ратмиром (ведь древняя хазарская столица рядом – у Цимлянской станицы). Это здесь была вотчина злого волшебника Черномора, хозяина южных степей, прозванных «Диким полем»...
Отсюда должно начинаться поэме, которую он, Пушкин, не успел закончить, покидая Петербург!
Обо всем этом он вероятно думал, осматривая Таганрог – город, который Петр Первый задолго до основания Петербурга задумывал строить как столицу России. Пушкин отдыхал под вековыми дубами в гирлах Дона, там, где ржавели в речном иле могучие железные цепи – некогда страшный и опасный для кораблей подводный барьер, закрывавший путь к Азовской крепости. Как рассказывали, самая главная цепь – золотая, ее не успел увезти с собой султан-паша, и никак не отыщут теперь, сколько ни искали, казаки:
И еще многое виделось поэту на придонской дороге – небывалых размеров котел подле ерика у Синявки, в котором будто бы варили кашу для солдат во время осады Азова, развалины Лютика – турецкого форта на Мертвом Донце, обмелевший Темерник с остатками петровских корабельных верфей на оползающих берегах, а перед этим – руины некогда гордого, не покорившегося боспорскому царю Танаиса – города-легенды, города-загадки.
Здесь, у лукоморья, должно начинаться поэме!
И нельзя считать простой случайностью тот факт, что для второго издания поэмы «Руслан и Людмила», появившегося в 1828 году, Пушкин пишет стихотворное введение «У лукоморья дуб зеленый...». Этих чудесных строчек не было в первом издании. Нет их и в черновиках поэта, предшествовавших ссылке на юг и поездке на Дон.
Можно возразить: строки о лукоморье – это просто-напросто переложение одной из сказок няни Арины Родионовны, рассказанных Пушкину в Михайловском. И это будет правильно. Но прежде чем воплотиться в чеканные строки стиха, лукоморье предстало перед поэтом именно во время его путешествия с Раевскими на Кавказ.
Было это то самое лукоморье, что круто огибает руины Танаиса.
* * *
В тот год, когда Пушкин впервые свиделся с лукоморьем, Танаис действительно был не только городом-легендой, но и городом-загадкой. Лишь три года спустя керченский градоправитель И. А. Стемпковский, страстный любитель археологии, раскопал у хутора Недвиговки акрополь, до странности схожий с Ольвийским[4]4
Ольвия – древнегреческая колония на Буге.
[Закрыть]. Тогда же высказал он предположение, что Недвиговское городище – это именно то место, где некогда существовал Танаис.
Стемпковский не ошибался. Но понадобилось почти полтора столетия, чтобы наука раскрыла загадку этого некогда могущественного города. Впрочем, сказать «раскрыла» будет не совсем точным. Еще и поныне курганы у лукоморья хранят немало тайн, на которые трудно дать определенный ответ.
Здесь, у Танаиса, вернее по реке Темерник, проходила граница Европы и Азии. Так считали в незапамятные времена.
А еще раньше, по преданию, здесь, в меотийских (приазовских) степях жило воинственное племя амазонок, состоявшее целиком из женщин. Мужественные и гордые, они сами пахали землю и сеяли хлеб, пасли скот, охотились на диких зверей, в изобилии водившихся в густых непроходимых лесах, а осенью устраивали веселые праздники у громадных костров. Если амазонкам угрожал враг, они меняли соху на лук и копье и умели постоять за себя. Сам Александр Македонский не рискнул отправиться против них в поход.
– Если я одержу победу над амазонками, – сказал он, – моя слава не возрастет. Если же они победят меня, это будет страшным позором. Будут говорить, что великого Александра побили женщины.
И полководец отменил свой поход.
Но в ту же самую пору, когда гремела по всему Ближнему и Среднему Востоку слава Александра Македонского, юноша Танаис – сын вавилонского жреца Бероса и амазонки Лизиппы – вздумал посмеяться над военными талантами женщин и был жестоко за это наказан. Богиня Венера внушила Танаису любовь к собственной матери, и юноша с отчаяния бросился в реку. С тех пор реку так и стали называть – Танаис.
Так гласит легенда.
Высокий холм, с которого Танаис бросился в воды широкой реки, существует и поныне. Вы сможете взобраться на него, увидеть голубую дельту Дона, а к западу от нее – берега Азовского моря, напоминающие по форме изогнутый лук. Вот оно – сказочное лукоморье, воспетое Пушкиным...
Древнее наименование Дона – Танаис – прочно удерживалось в географии античного мира. Упоминание о нем можно найти у Геродота и Страбона, у римских историков. В VI веке до н. э., когда в Причерноморье появились первые греческие колонии, название реки принял город, выросший в этих степях. А соседнее поселение стало Лакедемоном – в честь великой Спарты (по-гречески Спарта – Лакедемон)[5]5
Село Лакедемоновка существует и поныне на том же самом месте.
[Закрыть].
Греки везли в Танаис вино, ткани, предметы роскоши. Сарматы давали им в обмен на привезенные товары рабов, продукты скотоводства, рыбу. Между прочим, и само слово «Танаис» – наполовину сарматское, производное от «тон», «тан», что значит «вода», «река».
О Танаисе написаны сейчас десятки научных трудов. На его руинах открыт первый в Российской Федерации археологический музей-заповедник. Многие научные экспедиции работали в этих местах, раскопки не прекращаются и поныне. Например, совсем недавно здесь нашли мраморную доску, на которой начертано по-древнегречески: «С добрым счастьем!». И далее сообщается, что один из жителей города Хофрасм, сын Фаргабека, на собственные средства восстановил и отделал крепостные ворота «для города и купцов». Я не стану приводить результаты всех этих экспедиций. Хочу лишь помочь читателю воссоздать облик древнейшего города у лукоморья, что встал из небытия через шестнадцать с лишним веков после своей трагической гибели.
...Тесные улицы, похожие на лабиринт. Приземистые строения из неотесанного камня, крытые соломой или камышом, словно гнезда птиц, громоздятся одно на другое. Вокруг домов – массивная крепостная стена. Когда-то она достигала более двух метров в высоту и около двух с половиной метров в ширину. А вплотную к стене – усадьба из трех помещений и двух маленьких соединяющихся между собой мощеных двориков. В одном из двориков сохранился даже водосток. По всей вероятности, он служил для сбора дождевой воды в особую цистерну. Возможно, цистерна эта не раз выручала защитников города во время осады. Другой дворик примыкает к подвалу, тоже сложенному из камня. По обломкам сосудов археологи установили, что здесь хранилось около сотни родосских амфор и стеклянных кубков, предназначенных для вина, оливкового масла, зерна. На горлышках многих сосудов сохранились даже инициалы владельцев. Глина, из которой сделаны амфоры, необожженная, но прочность ее необычайна.
Обломок такой амфоры, подаренный археологами, хранится у меня на письменном столе. Это подлинное чудо гончарного ремесла. И самое примечательное, пожалуй, в том, что уже тогда человек, художник по своей натуре, старался украсить свой быт, внести в жизнь эстетическое начало. Горлышко сосуда с веревочным орнаментом и затейливой каемкой. Сколько это стоило, видимо, труда и терпения древним мастерам!
Но Танаис был не только торговым, а и промышленным центром. Археологи нашли литейные формочки для отливки серег и подвесок, кузнечные зубила, многочисленные пряслица – орудия ткачей. Другие находки говорят и о развитии земледелия – железные серпы, каменные зернотерки, ямы с обуглившимся от времени зерном.
И все-таки древний человек был по преимуществу охотником. Его окружали могучие и непонятные силы природы. В жизни танаитян языческие верования играли поэтому довольно значительную роль. Судить об этом можно по предметам обрядового назначения, найденным при раскопках. Вот известковый алтарь с изображением божества, курильницы, глиняные формы для ритуальных лепешек. И, наконец, мраморная доска, найденная в Недвиговском некрополе. На ней – полустершаяся надпись: «В 104 в. справляющие день Танаиса в месяце апеллес...». Речь шла, вероятно, о празднике, посвященном речному божеству Танаису.
Обо всех удивительных находках и открытиях, сделанных археологами, рассказать трудно. Но самым интересным, пожалуй, из всех этих открытий является опровержение мифа о двух Танаисах.
Основанный в III веке до н. э., Танаис смог просуществовать семь веков. На рубеже нашей эры он попытался отделиться от Боспорского царства и стать самостоятельным, но был разрушен царем Полемоном за непокорность.
Другая версия связывает разрушение города с жестоким подавлением восстания рабов, которым руководил Савмак. Некоторые даже полагают, что Савмак был родом из скифов и жил в Танаисе.
Кстати, о восстании Савмака. Года три назад в Приазовье стало на якорь небольшое исследовательское судно. На нем находился один из отрядов научной экспедиции Института археологии Академии наук. Где-то здесь, под водой, по предположениям ученых, должны были находиться развалины крепости Тилур – последнего оплота восставших рабов. Предположения подтвердились. Аквалангисты нашли на дне Азовского моря древнюю цисту – медный герметический футляр. Внутри сохранился пергамент – видимо, письмо одного из участников осады крепости, «Мы взяли крепость после трехдневного штурма, – говорится в пергаменте. – Но... среди убитых не нашли никого из вожаков мятежа. Не обнаружили мы и сокровищ».
Море упорно хранило тайну. День за днем исследовалось дно бухты, но все было безрезультатным. И вдруг однажды была найдена затопленная пещера. Уже беглый осмотр превзошел ожидания ученых: здесь были грудами свалены кубки, чаши, фигурки идолов, копья, мечи, щиты...
Танаис был вновь отстроен в I-II веках н. э. За это время город не раз подвергался разрушениям, следы которых видны на всех участках раскопок. К концу IV века жители окончательно покидают его. Это было связано с грандиозным пожаром. Под грудами обгоревших балок и камня остались погребенные жилища горожан. Здесь бушевал огонь такой силы, что сырцовые стены внутренних помещений прокалились на большую толщину. В огне плавились даже металлические вещи и стеклянные сосуды.
Катастрофа в цветущем и некогда многолюдном Танаисе напоминает по своим масштабам гибель Помпеи. Разница лишь в том, что Танаис не был засыпан раскаленным вулканическим пеплом, Этот форпост Боспорского царства разрушили и сожгли завоеватели. Ими могли быть готы.
Раскопки Танаиса в 1858 году начал известный русский археолог П. И. Леонтьев. Правда, он неверно датировал обнаруженные находки, отнеся их к первому веку нашей эры. Древнегреческий же географ Страбон сообщал, что Танаис был разрушен Полемоном раньше – в I веке до н. э. Леонтьев считал поэтому, что нашел другой Танаис, возникший якобы после гибели старого города.
Раскопки советских археологов опровергли миф о двух Танаисах, который держался в науке больше века. Теперь уже определенно доказано, что Танаис не менял адреса с момента своего возникновения и всегда находился на одном и том же месте – между современным Таганрогом и Ростовом-на-Дону. Даже после карательной экспедиции Полемона жизнь в городе продолжалась. При раскопках и в самом деле обнаружены следы разрушений: Полемон для острастки уничтожил не весь город, а лишь часть оборонительных стен. Вероятно, это и помогло впоследствии готам овладеть городом и стереть его с лица земли.
А еще много лет спустя сюда пришли хазары и печенеги. В 965 году Святослав, оттеснив их, завоевал развалины Танаиса. Может быть, дружинники Святослава даже пировали на этом холме, празднуя победу. Киевский князь Владимир в конце X века отдал Танаис вместе с Тмутараканью в удел своему сыну Мстиславу. Но это – уже события куда более близкие к нам по времени. О них расскажет вам сейчас каждый школьник.
* * *
О курганах, больших и малых, разбросанных в бесчисленном множестве по всей донской степи, сложено немало легенд. Их слушал, путешествуя по лукоморью, Пушкин. Оглядывал их проездом на Кавказ Лермонтов – кто знает, какие думы вызывали они у опального поручика, до боли сердечной влюбленного в родную землю. Чехов, хорошо знавший нашу степь, жалел, что такой замечательный поэтический материал, как легенды и предания о донских курганах, не нашел еще своего описателя.
Не так просто разгадать эти легенды: степные курганы упорно хранят свои тайны и с трудом даются в руки ученым-археологам.
Я рассказывал о Танаисе – городе, вставшем из небытия. Далеко не все еще загадки этого удивительного и, как свидетельствую летописцы, неповторимого по красоте города, известны людям. А ведь каждый курган – это тоже целая эпоха, нам неведомая. Кто-то назвал их донскими пирамидами. Случайно ли? Вовсе нет. Недаром же и в Эрмитаже, и в Государственном историческом музее в Москве, и в местных музеях бережно хранятся многие уникальные памятники седой старины, найденные археологами в степных курганах. Они по праву соперничают с тем, что найдено при раскопках пирамид в Древнем Египте.
Сто с лишним лет назад заступы археологов открыли миру сокровища Танаиса. По тому времени это было почти сенсацией. Но еще более изумились археологи, когда вслед за Танаисом на западной окраине Новочеркасска был случайно открыт богатейший клад в кургане Хохлач. То были сокровища сарматской царицы, правившей в I веке н. э. Еще и сейчас посетители Эрмитажа восхищаются этими искусными изделиями древних мастеров-ювелиров.
После того курганы радовали ученых-археологов все новыми и новыми находками. У станицы Мигулинской нашли золотой сосуд с резной ручкой в виде оскалившегося хищного зверя. По резьбе надпись: «Тарулис – сын Ксеванока делал». Когда прокладывали железную дорогу из Таганрога в Ростов, выкопали у реки Мокрого Чулека богатый женский убор из семи крупных золотых блях, украшенных цветным стеклом и смальтой, перстни, усыпанные драгоценными камнями, и золотые браслеты.
Но, пожалуй, самыми удивительными оказались находки в кургане Пяти братьев, что неподалеку от хутора Колузаево. Если приходилось вам плыть теплоходом из Ростова в Азов, вы, наверное, видели с палубы эти громадные с плоскими шапками сторожевые холмы у крутоярья.
Археологи пришли сюда еще в прошлом веке, одна экспедиция сменяла другую, но каждую постигала неудача: почти все погребения оказывались ограбленными. На курганы Пяти братьев уже совсем махнули бы рукой, если бы не открытие Валерия Петровича Шилова, сделанное в 1959 году.
Впрочем, и Шилов едва не потерял надежду что-нибудь здесь найти, хотя в его распоряжении была отличная техника – скреперы и бульдозеры. Уже начиналась осень, зачастили дожди, низовка нагнала с Азовского моря много воды, оставались незатопленными лишь сами курганы да небольшой участок суши. Шилов не отступал, продолжая работы даже ночью при фонарях и факелах, он торопился узнать истину до наступления холодов. А узнать было нелегко. Как-то на самой глубине пробитого рабочими шурфа нашли монету с изображением... Николая I. Значит, кто-то уже побывал здесь. Стоит ли копать дальше? Может быть, прекратить работы и вернуться в Ростов?
И вдруг на глубине почти девяти метров нашли то, что искали – каменную кладку склепа с длинным, тоже каменным, коридором. Одно из погребений оказалось ограбленным (как обычно – еще в незапамятные времена), а другое, к счастью, было нетронутым. Находка была редчайшей и могла сравниться лишь с той, что обнаружили в знаменитом Чертомлыцком кургане на Украине сотню лет назад. И дата та же – примерно IV век до н. э.
В склепе нашли не только замечательные ювелирные изделия, но и оружие погребенных, посуду, утварь. Поразила красотой, тончайшей филигранностью золотая обкладка футляра для стрел. Древний мастер изобразил на золотых ножнах сцены из жизни известного героя греческой мифологии Ахилла с юных лет до самой смерти. А в ларце у изголовья погребенного было золотое ожерелье, золотые бусы и около тысячи маленьких золотых пластинок с изображениями грифонов, сфинксов и даже богини Артемиды.
Почти четыре килограмма золота было в склепе. Так еще раз подтвердилась гипотеза о тесных экономических связях скифской родо-племенной аристократии со столицей Боспорского царства – городом Пантикапеем[6]6
Ныне город Керчь.
[Закрыть]. Эти драгоценности чеканились в мастерских боспорской столицы, а оттуда ввозились на Дон и на Украину.
Но не только золото было в курганах. В одной из ям, выложенных камышом, наткнулись на скелет лошади, украшенной когда-то роскошной уздечкой. В соседних со склепом нишах взорам археологов открылись десятки амфор самой причудливой формы с остатками еды – покойника обряжали в дальнюю дорогу всем, что окружало его в земной жизни. Не забыли положить ему в склеп даже обломок домашнего очага – пусть он и в потустороннем мире приобщится к теплу и уюту.
На амфорах, найденных в курганах Пяти братьев, на золотой обкладке ножен археологи увидели сюжеты из древней мифологии.
Но человек древности отдавал дань не только мифологии. Когда три года назад у Новочеркасска раскопали курганы, соседствовавшие со знаменитым Хохлачом, нашли большой медальон с вполне реалистической картиной сбора винограда: обнаженный сборщик взобрался на дерево, обвитое лозой, а товарищ его, стоя на земле, подставляет корзину.
По времени – это тот же IV век до н. э.
И уже совсем недавно, поблизости с Танаисом, археологи нашли в старом кургане клад, который, как показали исследования, на двадцать тысяч лет старше самого города. Не за два века, а за целых двести веков до рождения Танаиса человек, живший в этой степи, отправил письмо в грядущее! Знал ли, ведал он, что прочесть его будет суждено далеким потомкам, которые не только перестанут бояться темных сил природы, но и пошлют своих полпредов в космическое пространство.
Человеку древности доставляли много забот поиски кремня – сырья для изготовления оружия. Охотники-кроманьонцы, жившие в низовьях Дона, тоже искали этот кремень в долинах Миуса и Тузлова. Именно здесь археологи и обнаружили древние мастерские, в которых с желваков кремня скалывались пластины и отщепы. На охотничьих стойбищах эти своеобразные «заготовки» обрабатывались, превращаясь в ножи, резцы, пилки, наконечники копий.
Орудия эти были зарыты глубоко в землю. Вряд ли охотник, заполучивший такое ценное для него сырье, стал бы прятать его от друзей.
Вероятнее всего, он встретился с «чужеземцами» и, предвидя опасность, укрыл пластины в пещере, а потом не смог их найти, если не сложил голову в кровавой схватке.
Об этом поведало нам «письмо», попавшее в руки археологов.
Рассказ о сокровищах лукоморья будет далеко не полным, если я не скажу об ископаемых южных слонах – предшественниках мамонтов. В одном только ростовском карьере собраны останки более двухсот пятидесяти этих животных-гигантов, обитавших задолго до появления человека на земле. Правда, как правило, находили лишь разрозненные кости – челюсти, зубы. Полных же скелетов на Дону не было найдено ни разу (да и всего-то на юге страны нашли лишь три).
Но четвертый скелет все-таки был обнаружен в низовьях Дона. Нашел его старожил лукоморья Гаврила Петрович Игнатов – в высоком обрыве, подмытом паводком. Когда палеонтологи начали раскопки, обнаружили рядом со скелетом взрослого слона еще один – молодого.
Южные слоны не были редкостью в придонских и приазовских степях миллион лет назад. Жили они в густых пойменных лесах, порядком оскудевших за многие тысячелетия. Судя по найденным останкам, такой слон достигал четырех с половиной метров высоты. Это куда солиднее нынешних индийских и африканских слонов. Но хищниками южные слоны не были. Массивные резцы-бивни лишь помогали исполину прокладывать себе дорогу в придонских джунглях. Питались они зеленью и листвой.
Между прочим, в одном из залов краеведческого музея в Ростове вы можете увидеть череп этого ископаемого великана.
* * *
Книга седого лукоморья – удивительная книга, и перелистать все ее страницы – задача, непосильная для любого из нас. Но даже те немногие страницы, которые удается одолеть, – неповторимы. Наверное, потому, что каждая строчка на любой странице приносит радость открытия, делает тебя богаче.
Это то, что именуют открытием мира.
А первая страница в книге все-таки была прочитана Пушкиным.
Поэт увидел лукоморье-легенду. Но лукоморье-быль не уступит волшебной сказке.
