Текст книги "О жестокости русской истории и народном долготерпении"
Автор книги: Владимир Мединский
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)
Жакериями назывались вообще всякие восстания крестьян, постоянно вспыхивавшие во время Столетней войны 1337–1453 годов. От пренебрежительной клички крестьянина Жака.
Среди этих восстаний выделяется Большая жакерия 1358 года.
После битвы при Пуатье французское войско позорно сдалось в плен англичанам. Англичане потребовали выкупа за многочисленных пленных. Дворяне – родственники пленных стали требовать все больше и больше платежей от в конец разоренных мужиков.
Французские дворяне пытались стрясти что-нибудь по возможности и с горожан… Дофин, то есть наследник престола, Карл, сын взятого в плен короля, потребовал от парижан денег на выкуп. Горожане во главе с Этьеном Марселем, главой городского самоуправления и богатым сукноделом восстали. Они выгнали наследника короля из Парижа, и двор обосновался по необходимости на севере Франции.
Говоря откровенно, войско «своего» дофина Карла вело себя ничем не лучше вражеского, английского. Даже хуже – дофин пытался выжать еще больше денег, чем англичане, – чтобы выкупить пленного отца.
Однажды крестьяне, наконец, не выдержали: остановили и разбили очередной королевский отряд, посланный грабить деревню. С невероятной скоростью вспыхнули восстания в Иль-де-Франсе, Пикардии, Нормандии, Фландрии. Стихийные восстания. Никто не возглавлял повстанцев. Крестьянский вождь Гильом Каль командовал только несколькими отрядами.
В конце концов, феодальное войско двинулось на Париж.
В решающий момент горожане отошли за городские стены, а городская верхушка стала юлить перед дворянами, уверяя в своей невиновности, пока, наконец, не нашелся предатель, убивший вожака горожан Этьена Марселя. Париж открыл королю городские ворота.
Обращаю внимание – расправа над горожанами состоялась по тем нравам очень умеренная. Так часто поступали с повстанцами этого рода ДО Большой жакерии, также будут поступать с ними и ПОСЛЕ: феодалы все же считали горожан если не равными себе, то людьми, достойными применения к ним хоть каких-то законов. С горожанами договаривались, горожан привлекали на свою сторону, горожан, по крайней мере, не резали, как баранов.
На крестьян же правила рыцарской войны не распространялись, по отношению к ним не действовали вообще никакие правила и ограничения.
Чудовищный разрыв в образе жизни, во внешности, в уровне доходов, образования, культуры между дворянством и простонародьем был продиктован отчасти и тем, что крестьяне и торговцы являлись, как правило, галлами, представителями покоренной нации, в то время как дворяне большей частью представляли франков. То есть германцев.
Отношения между хозяевами и арендаторами, собственниками и рабами, власть имущими и просто неимущими – это еще и отношения завоевателей и покоренных. Именно здесь кроются психологические корни феерической надменности французских дворян. Их неспособности принимать крестьян не то чтобы за равных (об этом не смели помыслить даже великие французские гуманисты XVIII века – Вольтер, Руссо, Дидро), – но и просто-таки за людей.
Даже если посмотреть поэзию трубадуров, поэтов того времени, которые в основном были людьми благородного происхождений, диву даешься, откуда у этих творческих людей такое невероятное классовое презрение, непонимание простонародья. Средневековые поэты относятся к крестьянам хуже, чем к животным.
Ответом на такое отношение была чудовищная, невероятная жестокость крестьян в ходе крестьянских войн по отношению к дворянству. Та жестокость, которой никогда не было не то чтобы на Руси, но даже в Германии.
Любопытно, что, даже проявляя чудовищное зверство – совершенно оправданное, надо сказать, – французские крестьяне традиционно уважительно относились к королю. Крестьянские отряды беспощадно расправлялись с дворянами, жгли замки и поголовно истребляли их обитателей без какого-либо снисхождения к полу и к возрасту, обрекая их на самую мучительную смерть, но на крестьянских знаменах при этом были нашиты королевские гербы.
Наконец настал момент решающей битвы крестьян с феодальной армией. Войско Гильома Каля оставалось неорганизованной, плохо вооруженной толпой. Неожиданно, когда армии уже построили, лидер феодалов Карл Злой объявил перемирие: якобы он получил новые сведения о причинах восстания. Он хочет поговорить с крестьянским вождем, и может быть, заключить с ним договор…
То ли Гильом Каль оказался невероятно наивным человеком, то ли очень уж его очаровала перспектива, что с ним будут разговаривать, вести переговоры на равных – прямо как с дворянином (!) – во всяком случае, он явился в лагерь дворян, и почти сразу же его схватили, а немногочисленную свиту перебили. По легенде, вожака крестьян посадили на раскаленный докрасна железный трон, а на голову надели также раскаленную докрасна железную корону. Вот так изобретательно.
По обезглавленному крестьянскому войску, не ждущему атаки, ударила, без предупреждения, нарушив перемирие, дворянская конница. Началась жуткая резня, за считанные часы погибло несколько тысяч человек. Потери рыцарей – не более 20 человек.
Несколько месяцев шла ужасающая бойня. По данным французских историков, Большая жакерия унесла жизни 10 тысяч дворян. Тоже немало. Взаимная ненависть всколыхнула самые жестокие животные инстинкты доведенных до отчаяния людей. Крестьяне убивали дворян с отвратительной жестокостью. Дворянская Франция откликнулась на эти события истреблением до 100 (!) тысяч крестьян, и это при численности населения всей территории нынешней Франции в XIV веке в 10–12 миллионов.
Впрочем, жакерия имела положительное последствие – после нее дворяне с перепугу отменили крепостное право. Но восстания были и потом!
Некоторые из них перерастали в самые настоящие крестьянские войны.
Народные ереси
В XVI веке по Голландии прошло ботало, что папа римский – антихрист. Голландцы стали шипеть на папу и раскурочивать монастыри. Многие тогда попали в непонятное, а иных вообще пустили в расход.
Начало «Истории Нидерландов» в переводе Льва Гумилева на блатную «феню»
В Европе не было, как на Руси, феномена самозванства. Движущей силой восстания становились не «настоящие короли», а народные ереси, когда восставшие брались довольно своеобразно трактовать Священное Писание. «Когда Адам пахал, а Ева пряла – кто был дворянином?» – спрашивали они. Раз некому быть дворянином, так и дворянства не надо. Надо вернуться к временам Адама и Евы, жить просто и нравственно. Сожжем замки, убьем дворян, поделим их землю, ведь имущество придумал сатана. Зачем Богу имущество? Оно ему совершенно не нужно и так все кругом Богово. Надо все поделить, отменив собственность и деньги, чтобы Богова земля обрабатывалась правильными людьми, правильно почитающими Бога.
Примерно под такими лозунгами выступали, например, повстанцы из отряда Дольчино (Италия, 1304-07 гг.). В России это имя известно благодаря книге Умберто Эко «Имя розы». Воины одного только Дольчино истребили до 10 тысяч человек, уничтожая дворян, богатых мещан, да и просто горожан.
Приведу еще пару типичных примеров. Восстание Уота Тайлера в Англии в 1381 году, охватившее большую часть Англии. Восставшие ворвались в Лондон (!), вели битвы с правительственными войсками. Историки называют до 10 тысяч жертв.
Крестьянская война в Германии 1524-26 годов. Единого командования не было, в разных областях действовали свои командиры. Частью крестьян-повстанцев командовал некий барон Гец фон Берлихинген. Убедившись, что феодальная конница берет верх, он быстро перебежал обратно на сторону собратьев по классу. Крестьян перебили почти поголовно.
Существует любопытная легенда, что правая рука Геца фон Берлихингена была сделана из железа. То ли кузнец ее отковал, то ли сам дьявол подарил. А живая левая рука требовала пищи – человеческого мяса. Как «ела» рука, легенда не уточняет. Она только говорит, что без человечины и человеческой крови рука хирела и начинала двигаться медленнее. Если верить легенде, вплоть до XVIII века у потомков Геца эта рука жила в клетке. Кормили ее… привычной пищей.
В Тюрингии отряды Томаса Мюнцера превратились в настоящие армии, выступавшие под знаменами, на которых был изображен башмак, ведь сапоги носили феодалы и богатые горожане, а крестьяне – деревянные башмаки. Армия под знаменем с башмаком сжигала замки, вешала рыцарей, грабила горожан.
Германия – не Франция. Дворяне не воспринимались крестьянами как завоеватели, крестьяне не были для дворян рабами-животными. Но и здесь жертвы с обеих сторон были чудовищны.
Антисистемы
Многие народные движения на Западе организовывались поклонниками дьявола и сектами, ненавидевшими материальный мир. Лев Гумилев удачно назвал такие учения «антисистемами», то есть врагами реально существующего мироздания.
Катары, патарены, вальденсы и альбигойцы в X–XIV веках считали, что Бог и дьявол играют в этом мире одинаковую роль. При этом Бог властвует в мире чистых идей, вне материи, а материальный мир создан сатаной. Дьявол – князь мира сего. Человек должен как можно быстрее избавиться от плоти и от всего, что привязывает его к земному.
Все эти малопонятные современному даже верующему человеку сектантские изыски не было бы смысла упоминать в этой книге, если бы различное толкование библейских текстов не вылилось в страшные Альбигойские войны. Альбигойцы в XII–XIII веках захватили несколько городов в Северной Италии и на юге Франции. Количество истребленных альбигойцами католиков и потом – католиками – альбигойцев шло на десятки тысяч человек.
Страшные цифры для малонаселенной средневековой Европы.
Кстати, знаменитая своим запредельным цинизмом фраза «Убивайте всех, Господь на небе отберет своих» (она существует в разных вариациях) относится именно к периоду Альбигойских войн. Так ответил один из прелатов католической церкви, когда его спросили, как в захваченном городе отличить еретиков – тех самых альбигойцев – от правоверных католиков.
Анабаптисты
Члены этой радикальной реформаторской секты во времена Реформации в Германии захватили несколько городов. Особенно прославилась коммуна в городе Мюнстере (1534-35 гг.).
Она объявила о приближающемся конце света, в связи с чем было запрещено венчаться и рожать детей. Накануне конца света рождаться новым людям совершенно не нужно.
Анабаптисты обобществили всю собственность жителей города, отменили институт семьи и наследование имущества, ремесленники трудились под строгим контролем специальных чиновников-анабаитистов. Все жители города должны были участвовать в их богослужениях под угрозой порки, кастрации, отрубания рук и ног и так далее. А богослужения включали употребление наркотиков, богохульство и свальный поголовный разврат.
Идеи проповедовались принципиально те же, что и антисистемниками, – ненависть к материальному миру, как порождению царства сатаны, понимание божественного, как чего-то чисто идеального, отрицание семьи, индивидуальной любви, материнства и отцовства, права собственности.
Близ нашего времени
Луддитыв Англии XVIII века считали, что все беды проистекают от машин. Ведь если хозяин ставит на производство машины, то увольняет рабочих! Нужно переломать машины – и все опять будет хорошо, всем найдется кусок хлеба.
Материальный ущерб не поддается оценке, а человеческие потери оцениваются в 10–12 тысяч человек. Луддиты не просто ломали станки, они и убивали – владельцев машин, полицейских, солдат правительственных войск, рабочих, которые хотели работать на машинах.
Чартистское движение в Британии считается символом мирного, эволюционного процесса. Якобы народные массы организовались и мирно просили у правительства, т. е. подавали «чарты»-хартии, расширить число избирателей, что постепенно и делалось… Мирно, поступательно, бескровно… Чартистское движение британцы любят противопоставлять континентальной Европе с ее «сплошными революциями».
Но это только очередной пример того, как мифологизируется история.
Да, были попытки договориться с правительством. Но были и многочисленные столкновения с полицией. На 1836-39 годы; приходится гибель порядка 2000 человек.
В 1842 году организация рабочих понесла по улицам Лондона Грамоту – Хартию для вручения королю.
Но и в этот самый мирный год «чартизма» восстания прокатились по всему югу Англии, их жертвами стали тысячи англичан.
XX век
Как-то страшно это писать, но даже страшные события XX века вовсе не свидетельствуют об уникальной кровавости русской истории. Французские историки любят противопоставлять свою революцию 1789-94 годов и русскую революцию и Гражданскую войну 1918-22 годов. Якобы даже самое чудовищное порождение революционеров-безумцев, которое когда-либо видела Европа – «якобинский террор» во Франции, и то все же как-то приличнее, законнее, гуманнее, чем революция у этих ужасных русских.
Но давайте сравним.
Возьмем по максимуму. Наша Октябрьская революция и последовавшая за ней действительно безумная Гражданская война унесли порядка 10–11 миллионов жизней. Чудовищно, кто же спорит… За считанные годы погибло 7 % из 160 миллионов жителей тогдашней Российской империи.
Но, во-первых, во время Гражданской войны 1918 года в Финляндии погибло 150 тысяч человек, при населении в 3 миллиона. Те же 5 % всего населения.
Однако никто не делает далеко идущие выводы о зверстве финнов и кровавости финской истории.
А во-вторых, Французская революция 1789-94 годов унесла порядка 1,5 миллиона жителей из 20-миллионного населения Франции – это 7,5 %. То есть цифры соотносимые, почти одинаковые. Простите, почему наша история более жестока и кровава? И почему французы, породившие революционную чуму, должны от нас шарахаться, как от прирожденных убийц?
Кстати, интересно было бы проследить физическую неполноценность наиболее ярких и жестоких вождей европейских революций.
Посмотрите на этих фюреров. Гитлер – маленький, тщедушный, по слухам, с определенными проблемами мужского характера. Ленин – тоже не самый здоровый человек. Троцкий мелкий, страшненький.
Посмотрите на вождей французской революции.
Дантон. Чудовищно некрасивый человек, лицо изуродовано оспой. Если судить по портретам и гравюрам – просто урод. Враги называли Дантона «Чудовищем» – он действительно был чудовищем не только внешне, но и по своим нравственным качествам.
Марат. Тоже урод, страшно больной, весь покрытый какими-то язвами. Отмокавший регулярно в ванне, потому что тело его постоянно чесалось.
Робеспьер. Мелкий тщедушный человечек, типажа Троцкого.
Это любопытно. Действительно, нет среди жестоких революционных вождей мужчин-красавцев атлетического телосложения и актерской наружности. Вот нет почему-то. Наоборот – все чем-то похожи друг на друга. Одним миром мазаны. Одной кровью.
Глава 5
Публичные казни – как развлечение
…Нормальный уровень средневекового зверства.
А. и Б. Стругацкие,«Трудно быть богом»
Во всех странах и до самого последнего времени применялись публичные казни. Как же население узнавало о казнях преступников? А так: глашатай прокричал, люди собрались и своими глазами смотрели – кого, за что и как наказывало правительство. Жестоко? Да, но ведь и в наше время казни на электрическом стуле в США совершаются в присутствии свидетелей: своего рода контроль общества за действиями властей.
Все так, но роль публичной казни в истории Европы и России коренным образом различна. Начнем с того, что различен масштаб явления.
Казни – норма или исключение из правила?
Прекрасное изобретение, только бы им не злоупотребляли.
Сансон,потомственный парижский палач после первого испытания гильотины
Рассуждая о том, что в каждом русском сидит палач, и что наша история – сплошная эскалация жестокости, иностранцы как-то забывают сравнить свои законодательства с русским. А зря. Очень полезно.
Для начала стоит напомнить, что у нас не было инквизиции. Не было – и все. Одно это спасло нашей стране бесчисленное множество жизней. Судьба самой знаменитой женщины Франции – прекрасный пример (ужасный, конечно) инквизиторских практик.
Здесь есть такой нюанс, что милосердие Святой Римской Католической церкви принимало в те годы не менее извращенные формы, чем ее жестокость. Я имею в виду продажу папских индульгенций, предлагавших за деньги отпустить любые грехи, что так возмущало деятелей Реформации и, конечно, было совершенно немыслимо в православной русской культуре…
Индульгенции были двух типов. Были те, по которым отпускались УЖЕ совершенные грехи. И те, что отпускали будущие, еще не совершенные грехи – вплоть до того, что в текст индульгенции вписывался тот грех, который вы планировали совершить. Хотите кого-то убить? Вписываете, покупаете, чисты перед Богом. Ограбить, изнасиловать – пожалуйста. Можно сказать, что уже тогда финансовая система потребительского кредитования – в духовном смысле этого слова – на Западе работала очень эффективно.
Мы до сих пор не очень представляем себе, собственно, за что именно была казнена Жанна д’Арк. А ведь ее казнили не за участие в вооруженном сопротивлении английским войскам и не за какие-то военные преступления. Судил ее суд инквизиции, и обвинили ее в том же, в чем обвиняли и по накатанной казнили тогда тысячи красивых женщин в Европе – ее обвинили в колдовстве и связи с дьяволом.
Это были для той эпохи совершенно обычные, стандартные злодеяния. Что-то типа как сейчас неуплата налогов.
Ее пытали. Жанна держалась под пытками мужественно и ни в чем не призналась. Тогда, не добившись признания, обвинение смягчили. В нем оставили два пункта, и звучало оно так. Первое: самовольное сношение с небесными силами – что это такое, понять трудно даже профессиональному богослову. Видимо, так был истолкован факт, что Жанне являлись видения, и кто-то от имени господа давал ей понять, что она должна спасти Францию.
И второе обвинение: ношение мужского костюма.
Первая часть, даже по тем временам, – вещь сложно наказуемая, а вот переодевание было строго запрещено постановлениями всех всевозможных святых соборов, и церковь относилась к этому очень сурово. Приговор был вынесен в полном соответствии с церковной судебной традицией того времени. Как мы все знаем, Жанна д’Арк была сожжена на костре.
А за что, еще раз повторю. Самовольное сношение с небесными силами – это маленькое обвинение, а вот второе, серьезное, – это ношение мужского костюма. Т. е. за то, что, сидя на лошади во время сражений, она надевала под рыцарские латы – мужские штаны.
Не можем мы обойти молчанием и инквизитора Томаса Торквемаду. Он жил в 1420-98 годах – чуть старше Ивана Грозного. Конечно, Торквемада, человек, исполненный истинно христианского человеколюбия, является, наверное, исключением из правил. Но тем не менее инквизиторов было много, а он был просто лучшим из лучших.
Считается, что по приговорам Торквемады на кострах было сожжено 10220 человек – значительно больше, чем погублено Иваном Грозным, у которого ресурса административного, надо сказать, было побольше. Равно как и поводов для жестокости. Все-таки, две жены, как он был убежден, отравлены заговорщиками.
Помимо костров инквизиции Торквемада демонстрировал и более рациональный подход к использованию человеческого материала. Сжигание – сие есть вещь бессмысленная с точки зрения экономики, поэтому еще около ста тысяч человек были приговорены испанской инквизицией под руководством Торквемады к ссылке на галеры. По сути своей это тот же самый смертный приговор. В течение первого года пребывания на галерах обычно погибала половина каторжников, а больше трех лет не выживал никто. Так что это не ссылка в Шушенское. Это просто растянутый и мучительный смертный приговор.
И тут самое время вернуться к гражданскому праву Западной Европы.
Так вот, смертная казнь предусматривалась 14 статьями Саксонской правды VI–IX веков. По городскому Магдебургскому праву в Германии XIV–XVI веков смертью каралось от 20 до 40 преступлений.
В Англии XV века казнили за 80 преступлений. Во Франции XVII–XVIII веков – по 134 статьям.
Каралось смертью оскорбление коронованных особ, богохульство, кража коровы, совращение монашки и тайное проникновение ночью в королевский дворец.
В Британии того же времени наказывалось смертью уже свыше 200 видов преступлений. Казнить могли за то, что человека застигли вооруженным или переодетым (?) в чужом лесу, за злонамеренную порубку или уничтожение деревьев, злонамеренное уничтожение скота, за двоебрачие, за карманную кражу на сумму свыше 1 (!) шиллинга (если кража совершена в публичном месте). Список преступлений постоянно, от года к году, расширялся и дополнялся.
В 1819 году смертью каралось уже 225 преступлений. Инфляция заставила поднять сумму украденного, за которую полагалась смерть, с 1 шиллинга до 5 (кража из лавки) и 40 шиллингов (кража из дома). Впрочем, смертную казнь теперь суд мог гуманно заменить ссылкой в колонии либо тюремным заключением. Рациональное решение. Растущей Британской империи нужны были не показательные трупы, а бесплатная рабская сила в колониях.
На фоне этого кошмара Кодекс Наполеона во Франции был просто песней торжествующего гуманизма: он предусматривал санкцию в виде смертной казни «всего» в 30 случаях.
Собственно, с Кодекса Наполеона и началось постепенное смягчение законодательства в странах Европы. Vive le Bounaparte!
Но еще в начале XX века в Испании смертью каралось до 70 преступлений, включая угон скота и празднование языческих праздников.
Сравним с Русью?
Сразу скажу: такое сравнение камня на камне не оставляет от тезиса о «кровавости» русской истории. Потому что история Руси показывает несравненно большую мягкость законодательства. Большинство ученых-правоведов считают: в Древней Руси вообще не было смертной казни. Что она впервые в русское законодательство была введена Двинской уставной грамотой 1397 г. в Пскове.
Другие полагают, что смертная казнь в Древней Руси все же существовала: «Повесть временных лет» сообщает, что князь Владимир по совету епископов и старцев в 996 г. смертную казнь вводит. Это место в летописи вызвало многочисленные споры среди ученых. Летописец так описал данный эпизод: «„…Умножились разбойники, – говорили епископы. – Почему ты не казнишь их?“ – „Боюсь греха“(!) – отвечал князь. „Ты поставлен от Бога на казнь злых, тебе достоит казнити разбойников, но с испытом“. Володимеръ же отверг виры, нача казнити разбойников. И реша епископы и старци: рать много; оже вира, то на оружьи и на конихъ буди; и рече Володимеръ: тако буди. И живяше Володимерь по устроению отьню и дедню». [21]21
Жильцов С.В. Смертная казнь в праве Древней Руси и юрисдикция Великого князя в ее применении // Правоведение. 1997. № 4.
[Закрыть]В общем, если и была смертная казнь, то как нечто исключительное, необычайное. Что-то такое, на что требуется вмешательство самого КНЯЗЯ.
Уголовное право Новгорода и Пскова уже знакомо со смертной казнью, но вовсе не так уж свирепо. За большую часть проступков можно было откупиться, заплатив денежный штраф (продажу). Смертная казнь полагалась лишь за несколько самых тяжких преступлений: за «перевет», то есть государственную измену, кражу из Кремля, за поджог (для деревянной Руси – одно из самых опасных и тяжких злодеяний) и за кражу, совершенную в третий раз.
Согласно московскому Судебнику 1497 года, смертная казнь предусматривалась 60 статьями – почти как в Европе. Но законодательство Московии испытало на себе явное влияние Орды. Не Запада, так Востока, и не самой цивилизованной его части.
Между двумя Иванами – III и IV – на Руси побывал габсбургский дипломат Сигизмунд Герберштейн, которому суждено было заложить основы многих мифов о России. Именно Герберштейн в своей небесталанной книге ввел в западноевропейское мировоззрение представление о русском народе как о «грубом, бесчувственном и жестоком».
Цитирую: «Трудно понять, то ли народ по своей грубости нуждается в государе-тиране, то ли от тирании государя сам народ становится таким грубым, бесчувственным и жестоким».
Герберштейн – о московитском государе: «Свою власть он применяет к духовным так же, как к мирянам, распоряжаясь беспрепятственно по своей воле жизнью и имуществом каждого из советников, которые есть у него».
Правда, в другом месте он замечает: «Карать смертной казнью рабов или других лиц может только один государь или тот, кому он это поручит».
Наконец, в третьем месте мы читаем: «Из подданных никто не смеет пытать кого-либо». Выходит, царское тиранство – это просто тяжкий крест, который несет верховная власть? Выходит, что так. И при этом пытки запрещены? Как-то совсем не в духе Средневековья, получается, жила Московия.
На «загнивающем Западе» резал и жег каждый мало-мальски заметный начальник. Начиная примерно с вахтера.
Однако и в России Судебник 1550 года еще более расширил состав преступлений, караемых смертью: за первую кражу (если вор пойман с поличным или признался в краже в результате пытки), за вторую кражу и второе мошенничество (если преступник сознался в этом), за разбой, душегубство (убийство), за ябедничество (клевету) или иное «лихое» дело, за убийство господина, государственную измену, церковную кражу, поджог, супружескую измену. Но это – время Ивана Грозного. А что вы хотели от «тирана»?
Но в XVII веке, уже при Романовых, началось смягчение законодательства.
При Петре, и тут уж явно при сильном западном влиянии, число «смертных» статей опять возросло до 123. В их числе: сопротивление начальству, раздирание и вычернение указов, препятствование исполнению казни, неправосудие, лихоимство, лжеприсяга, расхищение, подлог, поединок, изнасилование, мужеложство (хм! – вот так вот!), блуд, похищение денег из кошелька, богохульство, идолопоклонство, чародейство, чернокнижие, святотатство. Смертью каралась также порубка дубового леса – государству нужна была дубовая древесина для строительства флота.
До деяний Франции и особенно Британии нам далеко, но, видимо, влияния Запада для нас еще вреднее восточного. Зато когда Русь вообще ни у кого и ничего не заимствует – совсем славно. Потому что сразу после Петра волна пошла на спад и начались разного рода попытки законодательной отмены/ограничения смертной казни.
При Анне Иоанновне казнили, причем самым страшным образом – почти как в Европе, точнее в Курляндии, где провела многие годы будущая царица.
Но при Елизавете Петровне, с 1741 по 1761 год, в Российской империи смертной казни не было вообще.
Считается, что такой зарок дала Елизавета Петровна в молитве, когда гвардейцы уговорили ее взять трон. Сдержала царица слово. Кутила, веселилась, платьев имела не счесть – по одному на день, но жестокости не было – и за 20 лет не подписала ни одного (!) смертного приговора.
И. Вишняков «Портрет императрицы Елизаветы Петровны»
Все 20 лет ее правления Россия не знала смертной казни
При Екатерине II, Павле I, Александре I опять стали казнить… Но русским это решительно не нравилось! Голоса в пользу отмены смертной казни раздавались в 1824 году, впрочем, они не смолкали весь XIX век. А в гуманной Европе что-то не было слышно протестов против смертной казни в это время.
И вот статистика: только на территории Лондона и относящегося к нему графства Миддлсекс в 1810-26 годах было казнено 2755 человек. Одной из достопримечательностей Британской столицы были виселицы. Главная из виселиц Британии имела на разновысоких балках 21 петлю и работала без остановок 500 лет подряд, вплоть до начала XX (!) в.
В это же самое время, и даже за больший срок – 25 лет, в годы правления Александра I, с 1801 по 1825 год было казнено во всей России 24 (двадцать четыре!) человека.
Вы представьте! Один человек в год.
Во всей империи. Различие в два порядка даже по абсолютным цифрам. Посчитаем жестокость властей, если можно, в пересчете на душу населения: в Российской империи жило тогда порядка 55 миллионов человек. Получается – за 25 лет казнен 1 россиянин из 2 миллионов. В Миддлсексе и во всем Большом Лондоне жило порядка 8 миллионов человек. Казнен был 1 из 3 тысяч. Разница в 1000 (одну тысячу) раз. Во столько раз безопаснее было жить в варварской России, чем в цивилизованной, культурной Британии.