Текст книги "Притяжение чуда (СИ)"

Автор книги: Владимир Редкий Гость

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Притяжение чуда

Владимир Редкий Гость

Облако, похожее на огромного рыхлого кота c расплывшейся улыбкой, постепенно скрывалось из виду, уползая куда-то в сторону далекого леса. Жарким июньским днем маленький котенок, лежа на скамейке рядом с верандой дачного домика, млел от исходящего от нагретого дерева тепла. Легкий ветерок приятно щекотал усы, убаюкивая гладил по шерстке. Сквозь полудрему котенок прислушивался к звуками, доносящимся из дома и из-за ограды участка, голосам людей, редкому лаю соседского пса, легкому шелесту колыхания травы.

Котенок зевнул и прикрыл глаза.

– Пушистый!

Котенок приподнял голову и огляделся. Невдалеке от него, на скамейке, переливаясь веселыми оттенками красного и зеленого цветов, ярко светилось небольшое пятнышко, формой напоминающей бабочку.

– Привет, друг! Ты почти уснул. Ничего, что я тебя разбудил?

– Я рррад! Я ждал тебя, где ты был?

– Не далеко. У меня были дела.

– Интересные?

– Очень. Но как только я закончил с самой важной их частью – я сразу подумал о тебе.

– А чем ты занимался?

– Побывал во многих местах, узнал и изучил много нового. Ты живешь в интересном мире, малыш.

– Ты тоже живешь в этом мире.

– Да, но раньше я был далеко отсюда и все вокруг кажется мне удивительным.

– Далеко? А насколько далеко?

– Видишь площадку перед воротами? Сколько там песчинок?

Котенок вспомнил как однажды, насквозь промокнув после прогулки по влажной от утренней росы траве, он гонялся за наглой и приставучей стрекозой. Кувыркнувшись несколько раз в песке, он стал таким грязным, что даже после тщательного мытья, расчесывания специальной щеткой и вытирания колючим шершавым полотенцем, он еще долго выкусывал из мягкого подшерстка множество застрявших песчинок.

Котенок прищурился оценивающе и ответил:

– Я думаю, там много песчинок.

– Верно, малыш, много. А мне для того, чтобы мы могли встретиться, пришлось лететь сюда с огромной скоростью столько лет, сколько песчинок находится там. Хотя, даже этого количества песчинок будет недостаточно.

Котенок посмотрел на мерцающий перед ним огонек с уважением.

– Я помню осень, помню зиму, весну. Скоро я буду помнить лето, и это значит, что мне исполнится один год. Сколько же раз ты видел осень?

– Меньше чем ты. Там где я был, нет времен года. Может быть, те места можно назвать краем вечной зимы, но это тоже не верно. Там, если ты не двигаешься, вокруг тебя почти ничего не происходит. Но даже если ты двигаешься очень и очень быстро, то должно пройти много времени, чтобы вокруг тебя что-то переменилось.

Немного помолчав, котенок вздохнул:

– Наверное, там очень одиноко…

– И да и нет. Да – потому, что это так и нет – потому, что все существующее там создано для одиночества и не замечает его.

– А ты? Ты ведь тоже был там!

Крылышки мотылька окрасились в задумчиво-синий цвет.

– Тогда я не думал об этом.

– Тогда? А теперь? Теперь ты думаешь иначе?

– Ты очень любопытен, мой маленький пушистый друг.

– Но ты мой друг – и я хочу знать о тебе все. Расскажи мне о себе.

– Хорошо, я попробую.

Мотылек светился равномерным, задумчивым, желтым цветом. Его крылышки мерно трепетали отчетливо видимые на коричневом дереве лавки, несмотря на ярое, выглянувшее из-за облака солнце.

– Я попробую, но если какое-то слово, если что-нибудь в моем рассказе покажется тебе непонятным – сразу скажи об этом.

– Хм…

Котенок забавно пошевелил ушками.

– Ты говоришь так много слов которых я раньше не слышал. Но мне все понятно. Я как будто не слышу слова, а ощущаю их. Иногда мне кажется, словно чувствую их запах и даже вкус.

– Вообще-то ты действительно их не слышишь. Если бы кто-нибудь оказался сейчас рядом с нами, то он увидел бы серого котенка, играющего с солнечным зайчиком, но не услышал бы ничего.

– А почему так происходит?

– Потому, что я это я, а ты это ты. Мы разные, но то, как мы устроены, позволяет нам понимать друг друга.

– Понятно. А в чем еще мы разные?

Мотылек заискрился веселыми разноцветными искорками. Крылышки его затрепетали быстрее, а в голосе послышалось веселье.

– Еще? Еще ты – котенок, а я – нет. Ты можешь бегать, прыгать, мяукать. Ощущать вкус, тепло, холод, запах, а я – нет.

– Странно.

Котенок озадаченно чихнул.

– А что можешь ты?

– Я могу чувствовать. Можно сказать, я знаю все, происходящее сейчас вокруг нас: солнечные лучи, дыхание ветерка, дрожь листа на ветке дерева, полет бабочки, каждый взмах ее крыльев…

Все это и многое другое я чувствую в этот миг.

Я чувствую, когда что-то меняется, а что-то меняется постоянно. Но это похоже на то, как ты слышишь мои слова: я чувствую не отдельное изменение, а изменение всего вокруг. Например, когда воробей, на которого ты косишься, перепрыгивает с одной доски забора на другую, все мое мироощущение меняется из-за каждого его движения.

Котенок, до этого момента лежавший на боку, присел, постукивая в возбуждении хвостом по лавке.

– Это же здорово! И как далеко ты можешь чувствовать?

– Достаточно далеко. Дальше, чем ты можешь увидеть, даже если залезешь на сарай.

– Ага! Ты знаешь, знаешь! Ты почувствовал, когда я вчера упал с него?

– Еще бы. Я всегда чувствую, что с тобой происходит.

– Значит, ты следишь за мной?

– Нет, не совсем так. Ты – часть мира, с которой я живу. Этот мир, можно сказать, внутри меня и все изменения в нем – это изменения во мне. Я не слежу за тобой, я живу вместе с тобой.

– А ты можешь помочь мне найти одного… одну…

Котенок замялся, переступая лапками и глядя куда-то в сторону.

– Черную симпатичную кошку с белым пятнышком на хвосте.

– Ну да. Она вчера прошла вон там. – Котенок повернул голову к дому, стоящему за дорогой.

– Она так посмотрела на меня… Я хотел бы еще раз увидеть ее и узнать, что она имела в виду. Вот, полез на сарай, но не удержался, упал, лапу ушиб. Заднюю…

Котенок грустно наклонил голову и царапнул лавку.

– Увидишь. Скажу тебе по секрету: она собирается вернуться и найти тебя. Но чуть попозже.

– Попозже? А почему? Почему не сейчас?

– Потому что попозже ты еще немного подрастешь, и не будешь задавать так много ненужных вопросов.

– Да, ага, понятно, извини.

Котенок сам не заметил, как начал приплясывать маленькими шажками на мягких лапах.

– Ничего, мне нравятся эмоции. Нравится, когда нет скуки и монотонности.

– Тогда давай поиграем, друг?

– Я буду рад! Догоняй!

Мотылек, сделавшийся вдруг ослепительно-белым, соскользнул с лавки на желтый песок у ворот. Котенок то ползком, то бегом, то прыжком, то замирая на мгновение, то взлетая над землей в туче песка, преследовал неуловимое пятно света. Грация и быстрота против скорости и неуловимости.

Поглощенный азартом игры котенок почти целый час носился по всему участку, перескакивая из песка в траву, с лужайки в заросли малинника.

В конце концов, утомившись и потеряв концентрацию, он в какой-то момент не заметил, что мельтешащая перед ним цель перескочила на лист лилии на поверхности пруда. Упруго оттолкнувшись, котенок прыгнул. Уже в полете, сообразив, что ничего хорошего от приземления, а вернее от приводнения, ждать не приходится, он издал протяжное «Мяу!!!!» и, под аккомпанемент разлетающихся во все стороны брызг, шлепнулся в воду.

Мокрый, растрепанный, вмиг потерявший всю свою пушистость, котенок с трудом выкарабкался на землю, встряхнулся, разбросав вокруг капли воды, и еще раз протяжно мяукнув побрел, хромая сразу на все четыре лапы, к дому.

Солнечного мотылька нигде вокруг видно не было. Запрыгнув на лавку, котенок стал методично вылизывать шкурку, время от времени замирая и глядя с прищуром на солнце.

Через какое-то время яркий лепесток огня полыхнул прямо перед лапою

– Как дела, Пушистый?

Котенок потянулся и вдруг, внезапно выбросив лапу с выпущенными коготками, царапнул лавку в том месте, где весело переливаясь розовым, трепетали крылышки невесомого мотылька. Коготки царапнули дерево, мотылек даже не сдвинулся.

Котенок фыркнул:

– Ты это специально сделал?

– Извини. Не могу понять, почему ты не любишь воду.

– Мокрая, противная, в уши лезет. А еще я от нее чихаю.

– Да, и мяукаешь.

– Мяукал я от обиды. Никак не ожидал от друга такой гадости.

– А когтями друга бить хорошо?

– С тобой же ничего не сделается!

– Тебе тоже небольшое купание только на пользу.

Котенок потянулся, зевнул, перевернулся на бок и положив мордочку на лапы сделал вид, что не слышал последней фразы. Купался он действительно редко.

– Ты хотел рассказать, почему тебе надоело одиночество.

Мотылек мерцал задумчиво-синеватым цветом.

– Надоело – не совсем верное слово. Одиночество было для меня состоянием, в котором я, сам не сознавая того, жил.

Сначала я не был один. Мои братья, такие же создания как и я, начавшие путь вместе со мной, один за другим постепенно оставили меня. Каждый выбрал свою дорогу, удаляясь и исчезая из моего мироощущения.

Когда нас было много, мы были практически едины. Каждый из нас был частью другого и наше мироощущение было одним целым и память о нашем пути, была одна на всех. Все, что происходило на нашем пути, встреченное одним из нас, становилось знанием всех.

Но путь был долгим и, в конце концов, я остался один.

– А почему твои братья не остались с тобой?

– Мы были разными. Мельчайшие отличия, заложенные в нас, привели к тому, что через очень длительное время мы расстались. Не бывает абсолютной схожести, всё на свете неповторимо.

Котенок грустно потер лапой мордочку.

– И ты остался один.

– Да. Все вокруг выглядело однообразным. Очень редко мне встречалось что-то по-настоящему новое. По большей части все сводилось к тем или иным фактам уже имевшим место в моем прошлом. В поисках чего-то нового я расширил сферу своего мироощущения, надеясь найти что-то, что не даст мне утонуть в прошлом, застыть в его отражениях.

– Ты становился все больше и больше?

– Да, я не мог изменить направление своего движения, и мог лишь постепенно раздвигать границы мировосприятия и ждать. Времени у меня было предостаточно. Хотя, мой мурлыкающий друг, время – не самая простая и однозначная вещь.

– Время? А что с ним может быть не ясно? Оно идет и идет. Само по себе.

– Да, иногда оно само по себе. Иногда оно есть там, где ничего больше нет, но иногда, в некоторых местах, нет и его. А еще оно может ускоряться и замедляться…

– Да, да, я тоже заметил это!

Котенок несколько раз от возбуждения постучал по лавке хвостом.

– Когда я набегаюсь, и мне хочется кушать, то время до обеда тянется медленно-медленно. А когда меня гладят, или чешут за ухом, или происходит еще что-нибудь приятное, то оно летит быстро и незаметно.

– Да, я рад, что наши мнения о столь тонком предмете как время, совпадают. Тем более, что каждый из нас знает о нем из своего собственного опыта.

– Одиночество среди ничего. У тебя была очень грустная жизнь. Не удивительно, что она показалась тебе очень долгой.

– Спасибо, Пушистый, за понимание. Но на самом деле все было не так уж плохо. Моя жизнь была движением, стремлением к познанию и осмыслению нового. В этом и была проблема. Я искал хоть что-то, не ожидая найти ничего, и не ожидал опасности, не подозревал о ее существовании. Расширяя сферу своего мировосприятия, я наконец ощутил нечто.

Нечто, что стало неудержимо притягивать меня. Сначала это были лишь легкие возмущения, еле заметные, но заинтересовавшие меня. По мере приближения к этому нечто я стал понимать, что подобного мне еще не попадалось, этого, исходя из опыта моего Пути, просто не могло быть.

Стремясь не пропустить ничего, я продолжал увеличивать сферу моего восприятия, пока не стало слишком поздно.

Котенок смотрел во все глаза на внезапно потемневшего, практически замершего перед ним мотылька. Яркая игра цветов сменилась на темно-синий почти фиолетовый цвет лишь слегка подрагивающих, почти неподвижных крылышек.

– А нечто, что было это нечто?

– Тебе придется поверить мне на слово, Пушистый, но твой мир – это шар, вращающийся вокруг горячей звезды, названной людьми Солнце, в лучах которой ты так любишь греться. Он не единственный, но он уникальный. Когда я ощутил его необычность, какая-то сила, замедляя скорость моего движения, стала притягивать меня к нему. Это удивило, но не насторожило меня. Страх пришел позже.

Мотылек стал почти черным, превратившись в пятно мрака, застывшее и неподвижное. Широко раскрытыми зрачками Котенок смотрел на разительную перемену, произошедшую с его другом, каждой шерстинкой чувствуя тяжесть и боль, испытываемую другом.

– Твой мир прекрасен. Ничто, встреченное мною ранее не может сравниться с ним. Встретить подобное, постичь его, стать частью его, наблюдая за разнообразием происходящих в нем изменений… Наверное, это можно было бы назвать моим сокровенным желанием на долгом пути к твоему миру, моей мечтой.

– Твоей сбывшейся мечтой! Ведь ты нашел ее!

Котенок попытался подбодрить друга, но мотылек по-прежнему чернел перед ним отстраненным и неподвижным мрачным пятном.

– Да, но реальность оказалась страшнее. Я не был готов к встрече с мечтою, не был готов к той многообразности, тому калейдоскопу ощущений, которые обрушились на меня в один миг.

– Тебе было больно?

Котенок лежал на лавке, собравшись в комок, не сводя глаз с мотылька.

– Нет, я не могу чувствовать боли так, как ее, к примеру, чувствуешь ты. Это была не боль. Я не мог вырваться, притянутый чем-то, природы чего я не понимаю до сих пор, к этой планете.

Мое восприятие позволяло мне ощутить малейшие изменения, происходящие в любой точке твоего мира. Во всех точках одновременно, – не важно, происходят ли эти изменения в живой или неживой материи или невидимых тебе потоках энергий.

За время моего Пути, двигаясь на огромной скорости, я привык за короткий срок собирать максимально возможный объем информации о всём встреченном мною. Потом, продолжая движение, я разбирался в закономерностях, в особенностях того или иного объекта или явления, пополняя существующую во мне картину мира.

– Наверное, у тебя хорошая память.

– Я не умею забывать. Все – от начала моего Пути и до нашего разговора, всё произошедшее со мной храниться у меня в памяти. Наверное, это и есть смысл моей жизни, помнить всё.

Мотылек замолчал на некоторое время, потом продолжил:

– Не имея ни мгновения передышки, вынужденный постоянно фиксировать происходящее, я был ошарашен.

Мой разум был почти парализован, не выдержав постоянного давления обрушившегося на меня водопада данных. Но это было еще не все. Внезапно я осознал, что я не один.

Что-то подобное тончайшей пленке, раскинувшейся высоко над поверхностью, окутывало планету. Я ощутил, что оно, подобно мне, способно воспринимать происходящее так, как воспринимаю его я.

Но оно не имело объема, не имело памяти и я почти сразу понял чем оно было.

Один из моих братьев, Пушистый, создание подобное мне, достигло твоего мира раньше меня. Его останки – потерявшая разум невесомая оболочка, способная лишь отражать реальность подобно зеркалу, испугали меня.

Страх – первое чувство, которое я познал. И тогда, не отдавая себе отчета в происходящем, рефлекторно, я стал сокращать сферу своего мировосприятия, стремясь стать меньше, ограничить терзающие меня, лишающие способности мыслить, потоки информации.

– Ты захотел стать меньше? Сейчас ты размером с мою лапу!

Котенок положил лапу на лавку, рядом с мотыльком и, наклонив голову, прищурился, сравнивая.

– То, что ты видишь – лишь образ, существующий для твоего удобства. Согласись, – тебе проще общаться, имея что-то перед глазами, чем обращаться к пустому месту. Мой настоящий размер, как я тебе уже говорил, намного больше.

– А тогда, что с тобою случилось тогда?

– Тогда страх полностью сковал меня. Мой разум легкой тенью трепетал на грани исчезновения. К тому моменту я никогда не пробовал уменьшить свой размер. То, как я устроен, как устроена моя память, сильно ограничивают возможность такого рода превращений. Особенно – когда это происходит неожиданно, тем более – когда это случается в первый раз.

В итоге, прошлое, происшедшее со мной за время Пути, смешивалось с настоящим. Страх, переходящий в ужас, терзал меня и я бросался конвульсивно из стороны в сторону, стараясь избегнуть накатывающей волны изменений. Внезапно, когда меня случайным образом бросило в какую-то часть твоего мира, я почувствовал что-то знакомое.

Почувствовал и, превозмогая агонию сознания, потянулся к нему.

– К чему? Что это было?

Дрожа от нетерпения и любопытства, Котенок приплясывал, приседая на лапах, слегка царапая лавку.

– Это было нечто легкое и естественное, гармоничное и совершенное. Я не умею видеть – я ощущаю что-то полностью, целиком.

Окажись ты там в тот момент, ты бы увидел, как на большой кровати спит маленькая девочка, ребенок. Рядом лежала, положив голову на подушку, девушка лет двадцати пяти, ее мама. Она смотрела с какой-то непонятной, какой-то искренней и бесконечной грустью на свою дочку.

Тогда я не мог понять всего того, о чем сейчас, заново возвращаясь в своей памяти к тому моменту, я рассказываю тебе. Привыкнув к ясным законам, управляющим вселенной, материей, энергией, временем – законам очевидным с точки зрения логики, законам формул и уравнений, я не мог постичь сущность чувств.

Но когда девушка легко-легко провела тонкими хрупкими пальцами по щеке девочки и та, проснувшись от прикосновения, открыла глаза, и, увидев рядом маму, потянулась к ней малюсенькими ручками…

Их взгляды встретились и родилось Нечто. Наверное, самое верное название этому будет нежность. Взгляд матери, обеспокоенный, любящий, наполненный добротой и теплом и взгляд ребенка, очнувшегося в таком еще новом для него мире, излучающий восторг и радость узнавания.

Мотылек замер и продолжил спустя некоторое время:

– В этот самый миг я вспомнил это чувство, это нечто, встретившее меня при рождении и проводившее в Путь – чувство более сильное, чем страх, владевший мною.

Я заново пережил момент своего рождения, осознав существование того, что было вокруг меня, было мной, всегда оставаясь со мной в моей памяти.

В тот момент, мой пушистый друг, сжимаясь от страха перед окружающим, я стал уже размером с тебя. Я не знаю, что было бы дальше: превратился бы я в мельчайшую, потерянную в бездне пространства частицу, обреченную навечно погружаться в пропасть страха и отчаяния, или же превратился бы в нечто другое – не знаю.

Нежность, материнское чувство, обласкавшее меня и проводившее в путь, нечто более сильное, чем законы природы – это чувство, одновременно знакомое, лежащее в основе меня и, с другой стороны, затерянное на долгом пути, спасло меня.

Я успокоился, ощутив, что этот мир изначально не зол и не жесток. Я не был готов к встрече с ним, но растворившись в теплоте материнской нежности, я почувствовал нашу с ним общность, ощутил желание познавать его, а не бояться, учиться у него, жить в нем, стать им.

И, в этот миг, все прекратилось. Меня перестало швырять во все стороны, перестало сжимать, я понял, что мне ничего не угрожает. Я стал частью этого мира.

Мотылек светился ровным зеленоватым свечением, ровно взмахивая крылышками. Котенок перевел дух, сел на задние лапы и стал вылизывать шкурку, поглядывая на своего друга.

– А мама с девочкой – что с ними произошло потом?

На крыльях мотылька зажглись веселые огоньки.

– А потом на кровать запрыгнуло маленькое пушистое чудовище, заметившее, что все проснулись и решившее поиграть. Но не успело оно заурчать, как мама дочки схватила его за шерстку на загривке и…

– Я помню, помню!

Котенок подпрыгнул от возбуждения

– Мама приподняла меня, тряхнула, и сказала, чтобы я не смел прыгать на белье грязными лапами. Я, как всегда, сделал вид, что ничего не понял, хотя прекрасно почувствовал, о чем идет речь. Значит, это была маленькая Ма и Мася?

– Ты очень догадлив, мой пушистый друг.

– Вообще-то я удивляюсь, что ты, живущий так долго и так много знающий, рассказываешь о таких простых и обычных вещах как о чуде.

– Что такое чудо? То – чего не может быть. Его легко заметить издали, к нему легко привыкнуть и не замечать его, находясь рядом.

Котенок наклонил голову и пристально посмотрел на мотылька, переливающегося оттенками задумчиво-синего.

– Трудно привыкнуть к чуду, которое постоянно дергает тебя за усы и хватает за хвост…

Мотылек продолжил, не обращая внимания на последнюю фразу котенка.

– Чудо – это удивление, откровение и всегда – ожидание. К чуду надо быть готовым, а для этого частичка чуда должна быть в тебе. И если она есть в тебе – чудо обязательно придет, или ты придешь к чуду.

Котенок прищурился:

– А я – чудо?

Мотылек заискрился яркими оранжевыми огоньками.

– Конечно, для меня ты Чудо! Ты самое чудесное пушистое чудовище!

Котенок улыбнулся, высунув розовый язычок.

– Так-то лучше. Кстати, я конечно серый и пушистый, но я – не чудовище. Я – Кот!

И маленький котенок, совсем невежливо спрыгнул с лавки, гордо поднял хвост и зашагал к крыльцу.

Сделав несколько шагов, он обернулся и посмотрел на лавку, где все еще мерцал малиновый светлячок.

– А почему ты дружишь со мной, а не с Ма и не с Масей?

– Но ведь ты же – Кот. Задавая вопросы и получая ответы на них, ты так и останешься Пушистым Мурлыкой, любящим рыбу и играть. А люди… они всегда хотят слишком многого. Например, много знать, хотя для счастья им это совсем не нужно.

– Муррр. Много рыбы – это тоже хорошо!

Котенок в два прыжка запрыгнул на крыльцо, осторожно толкнул мордочкой приоткрытую дверь и протиснулся в комнату.

Он сидел у порога и смотрел как на огромном для ее роста стуле, за столом, сидела болтая ножками, маленькая девочка в розовой рубашонке. Девочка кушала, то и дело промахиваясь ложкой мимо рта. Яблочное пюре было уже везде: на салфетке, аккуратно повязанной на шее, на щеках, даже нос был измазан. Мама девочки сидела рядом и притворно сердилась, видя, как ее дочурка не ест, а шалит.

Котенок потянулся всем телом и высунув коготки, поскреб пол, привлекая к себе внимание.

Девочка и мама одновременно взглянули на него, потом переглянулись между собой и котенок поразился, как в глазах невысокой девушки с мальчишеской стрижкой и ее маленькой дочурки загорелись одинаково-веселый озорные искорки.

«Чудо должно быть внутри…»

– Рыся, кис-кис, иди сюда, Мурлыка!

Когда тебя зовет Чудо надо бежать со всех лап, не так ли?