Текст книги "Афганец"

Автор книги: Владимир Раугул

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Узнав про себя столь много нового, «гроза округи» ничего не сказал и не поспешил обещать извозчику жизнь, так как знал, что за жизнь человека, ездящего каждый день по афганским дорогам не возьмётся поручиться даже сам Аллах.

Глава четвертая: Ассад на страже родины.

Слухи об Ассаде стали настойчиво распространятся по всему Афганистану, причем называли его не иначе как Ассадулла Батыр⁷ непобедимый. Ясно, что человеку с подобной репутацией оставаться в Афганистане было более чем небезопасно. Долго думая, как можно противодействовать дурной славе, родственники решили отправить «непобедимого» куда-нибудь за границу, от греха подальше. Единственным вариантом, который пришел в голову, было обратиться за помощью к двоюродному дяде Ассада, Наджибу, который, как все утверждали, работал в КГБ. Он мог помочь отправить Ассада в Похеренный Шурави, который двоюродный дядя обзывал СССРом и голословно утверждал, что хоть этот СССРа и похеренный, но еще не настолько, как Афганистан.

На семейном совете было принято окончательное решение, и Ассадулу направили в КГБ к главному агенту шуравийской разведки Наджибу Тотахел. Когда Ассад приехал в Кабул, он увидел, что КГБ – это бетонный фундамент, на который дядя кладет строительный раствор и красные кирпичи. Но родственник Ассада не растерялся и объяснил, что это будет здание шуравийской безопасности в столице Афганистана, и он, Наджиб, возводя стены этой самой безопасности, является ценным сотрудником этого самого шуравийного КГБ. Как вскоре выяснилось, всё, что говорил дядя, было чистой правдой, и обещания насчет отправки в Похеренный Шурави тоже не были пустыми словами.

Уже через неделю Ассада отправили на Подфак, (Ассаду послышался ПидFuck, или что-то в этом духе), прямо в шуравийную СССРу. Что было дальше, Ассад плохо помнит, ибо, по собственным словам, все последующие пять лет был беспробудно пьян.

Пьянка началась непосредственно после знакомства с русскими студентами. Одновременно началось и изучение русского языка. Уже после третьего стакана Ассад научился материться, в результате чего, уже к вечеру мог вполне сносно объясняться с окружающими. Когда Ассад получил диплом, выяснилось, что он радиоинженер, хотя все эти годы считал, что изучает Марксизм-Ленинизм в практическом применении к интернациональной дружбе между народами. Ассад был хороший ученик, и в ходе всего обучения проявлял активный интернационализм по отношению к русским представительницам прекрасного пола, хотя по утрам, правда, обычно не мог вспомнить имени очередной интернационалистки, и что она делает в его постели.

Но после вручения диплома, советские власти заявили афганскому выпускнику, что интернационализм, конечно, интернационализмом, но надо и совесть иметь, и пора бы ему уже возвращаться на родину, чтобы там на практике применить радиоинженерные принципы Марксистко-Ленинской технологии.

Афганистан радостно встретил своего, похеренного шуравимами, сына, и Ассаду было заявлено, что он, как инженер радиомарксизма, с армейской рацией за плечами, должен послужить на благо отечества.

Но в Афганистане всё делается исключительно через родственные связи. И умирают там, конечно, тоже только по блату. Двоюродный дядя Ассада, Наджиб, уже стал начальником стройки, так как смог доказать, что вопрос строительства здания КГБ для него равносилен вопросу построения коммунизма во всём мире. Естественно, что такому важному человеку, как главный строитель КГБэшного коммунизма, было не обойтись без радиста, который передавал бы в Москву шифровки о расходе строительных материалов.

Когда Ассад попал под начало Наджиба, он с удивлением обнаружил, что у того не только нет рации, но и самих строительных материалов. Высота стены будущего здания КГБ не позволяла верить, что прошло уже пять лет с тех пор, как двоюродный дядя Ассада, еще будучи каменщиком, клал на неё свои красные кирпичи. Потом, видимо, он на неё положил болт. Рабочих на строительной площадке не было, и казалось, что они просто вышли на длительный обеденный перерыв, который не заканчивается никогда. Наджиб в ответ на удивление родственника сказал, что строительство коммунизма – это очень сложный и длительный процесс, нуждающийся в особом диалектическом подходе. Диалектический же подход заключается в отстаивании левых взглядов, с тем чтобы всё разворачивать налево. Будучи идейно грамотным работником, Наджиб за эти годы успел возвести себе два особняка из красных кирпичей, и, если бы в первый из них не попала советская бомба, а в другой душманский снаряд, он, по собственному признанию, давно бы уже построил коммунизм в отдельно взятой семье.

Ассад около года самоотверженно помогал своему двоюродному дяде и его соратникам в проведении коммунистического обеденного перерыва, и, по собственному признанию, за это время съел больше плова, чем за всю свою предыдущую жизнь. Но в один прекрасный день, зайдя в кабинет своего родственника, он увидел Наджиба, сидящего с вытянувшимся лицом. Перед ним лежала советская медаль и указ о награждении следующего содержания: «За проявленные мужество и героизм в деле твердого претворения в жизнь линии Коммунистической партии Советского Союза, а также за неуклонное следование принципам Марксистоко-Ленинской идеологии, наградить Наджибулу Тотахела медалью „За храбрость“ посмертно». На следующий день Наджиб пропал, и никто его больше не видел.

Ассада перевели в Пагман. Говорили, что если идти по дорогам Пагмана, не глядя себе под ноги, то обязательно наступишь либо на мину, либо на человеческие кости, а если повезет, на то и другое одновременно. Начальник пагманского военного гарнизона, Хафиз, был потомственный душман. Отец его был душман, дядя его был душман, все браться его были душманами, и даже любимый пёс его был душман и прислуживал муджахедам. Но Хафиз, устав от подобного единообразия, решил нарушить добрую семейную традицию, и, около года назад, попросил принять его вместе со своим отрядом в ряды правительственных войск. Правительство было настолько радо увидеть в своих рядах такое героическое пополнение, что ни только приняло под свои знамена Хафиза вместе со всеми его душманами, но и зачла все годы их душманства против шурави как действительную военную службу, и, с учетом большеого военного стажа и боевого опыта, присвоило Хафизу звание майора правительственных войск. Любимый кобель Хафиза, правда, отказался спускаться с гор вместе с хозяином, подло оставшись на стороне врагов революции. В течение года, недовольные тем, что им не присваиваются чины и правительственные награды, бойцы-душманы стали потихоньку убегать к с засевшему в горах псу, и их места занимали новобранцы срочной воинской службы.

Увидев Ассада, Хафиз жутко обрадовался и, узнав, что солдат может не только разобрать рацию по деталям, но также умеет читать и писать на нескольких языках, прикомандировал его к себе адъютантом. То, что солдат не смог собрать обратно раскуроченную напоказ рацию, командира уже не волновало. Дело в том, что Хафиз чрезвычайно страдал от серьезных разногласий с алфавитом.

Около месяца Ассад, получивший прозвище «инженер», занимался тем, что читал майору приказы из центра и записывал ответы под его диктовку. И вот, наконец, пришел приказ двинуться на борьбу с врагами, и всем, как один, пасть смертью храбрых в борьбе за родину. Сначала Ассад думал вовсе не зачитывать этот приказ командиру, но потом решил зачитать, надеясь, что, услышав подобные известия, майор может скончаться на месте от разрыва сердца. Однако реакция была скорее прямо противоположной, так как Хафиз, выслушав сообщение, порывался застрелить адъютанта как «черного вестника», принесшего дурные новости, но передумал, решив, что тогда некому будет вносить имена в списки павших.

Нужно отметить, что никто из бойцов не был в восторге от открывшейся перед ними перспективы, но, так как приказы не обсуждают, а только высмеивают, гарнизон, обзывая свое начальство неприличными выражениями, начал подготовку к отправке в горы. Но, вероятно, Ассаду было не суждено совершить ратный подвиг.

Совершенно случайно в их часть приехал троюродный брат Ассада, Мурза, который был начальником гарнизона, расположенного в двадцати километрах, и капитаном правительственных войск. Достаточно скромное воинское звание Мурзы объяснялось, видимо, тем, что он никогда не был душманом и ещё не научился подбивать советские танки.

Узнав родственника и жутко обрадовавшись такой встрече, Мурза начал уговаривать Хафиза подарить ему Ассада. Но Хафиз упорствовал и твердил, что без Ассада некому будет читать и писать документы, на что Мурза вполне разумно отвечал, что сам безграмотен и в армии вообще практически нет ни одного офицера, который умел бы читать. Более того, образование самого генерала и начальника главного штаба ограничивается тем, что он умеет лишь подписываться, однако никому это еще не мешало в выполнении боевых задач. Майор же, в ответ, заявил, что «инженер» отправится в часть своего родственника только после того, как составит списки павших. Решительно среагировав на такое заявление, Мурза тут же предложил Хафизу двести грамм анаши. Хафиз не соглашался, но когда Мурза дошел до полкило, дело было улажено. Списки павших было решено составить немедленно, до отъезда Ассада. Жутко торопившийся Ассад решил особо себя не утруждать, и предоставил командиру полный список личного состава, после чего поспешно уехал вместе с капитаном Мурзой. Так «инженер» вновь оказался под крылом одного из своих родственников.

Хаифз же, со своими бойцами, ушел геройски погибать, и, говорят, что все, кроме него, в самом деле погибли, а он перешел обратно к душманам. Таким образом список павших, подготовленный Ассадом, был верен почти во всем, за исключением того, что в нём была и его фамилия. В результате мать Ассадуллы получила похоронку и орден, которым награждался её сын, павший на поле боя смертью храбрых. Бедная женщина могла бы умереть от горя, если бы Ассад, выпросивший у своего троюродного брата увольнительную, не сидел в тот момент перед ней, уплетая свежеиспечённые лепешки. Когда выяснилось, что Ассадула Тотахел геройской смертью вовсе не погибал, орден у него отобрали. Правда мать из-за этого особо не расстраивалась.

Ассад вернулся из увольнения в часть, и Мурза выдал ему рацию. Потом последующие две недели Ассад сидел вместе с Мурзой и этой рацией в командирском блиндаже и курил гашиш. Наружу было высунуться совершенно невозможно, так как там без конца падали душманские снаряды. Так продолжалось дней пятнадцать, а потом начал падать снег. Как ни странно, но снаряды при этом падать перестали. Видимо они категорически отказывались летать по такой холодной погоде. Все солдаты Мурзы, почувствовав приволье, повылезали из укрытий и тут же, на радостях, обкурились гашиша. Как объяснили Ассаду, войны не будет до весны, так как душманам зимой воевать лениво, а правительственным войскам воевать лениво всегда.

Все солдаты гарнизона, за исключением командира и уже известного нам «инженера», были представителями народа хазара, также называемого хазарейцами. Для тех, кто не имел удовольствие родиться и выжить в Афганистане, возможно следует пояснить, что хазарейцы – это потомки монголов. В весьма стародавние времена, такие древние, что и упомнить трудно, у татаро-монгол появился неугомонный заводила и подстрекатель Чингиз-Хан. Но, вы все, наверняка, о нём слышали. Для тех, кто не встречался лично с этим взбалмошным стариком, и потому остался жив, могу напомнить, что он ставил пред собой задачу завоевания всей вселенной. Также следует отметить, что Чингиз Хан был совершенно не знаком с передовым учением диалектического материализма и имел весьма отсталые взгляды, будучи даже не осведомлен о выводах советской астрономии. Потому не удивительно, что ему в голову не приходила мысль о бесконечности вселенной, и отказываться от своих бредовых затей он не хотел. Ну что можно ожидать от человека, который даже понятия не имел о существовании Америки, являющейся, как известно, общепризнанным лидером в борьбе за демократию с применением всех средств вплоть до ядерного оружия?! Но, не смотря на свою серость, об Афганистане Чингиз-Хан всё-таки, вероятно, знал. Это можно предложить из того, что страна была им захвачена. Афганцы, после долгого обдумывания сложившейся ситуации, выразили крайнее возмущение географическими познаниями монголов и принялись их вырезать. Большинство монголов, не выдержав подробной наглости, скончались, и осталось их всего тысяча человек, что и означает слово «хазара». Афганцы решили оставить хазарейцев на племя, экзотики ради.

Ассад, как и все афганцы, считал хазарейцев чурками, а все хазарейцы, дружно, считали Ассада русским за то, что тот слишком долго жил в Шурави. Даже капитан Мурза допытывался у своего родственника, пил ли тот в России водку и ел ли свинину. Когда Ассад, пытаясь отстоять свою репутацию доброго мусульманина, стал заявлять, что ничего подобного за ним не было, Мурза обозвал родственника дураком, не знающим вкуса жизни. С тех пор Ассад больше не отрекался от приписываемых ему грехов, хотя никогда в жизни не пробовал свинины. Правда он ел сало, но на тот момент не знал из какой гадости сделана эта вкусная штука.

Хазарейцы смотрели на Ассада косо. Видимо потому, что глаза у них, по природе своей, были раскосые. Крайнее их неудовольствие, в частности, вызывало то, что Ассад умывался каждое утро. За это его прозвали русским чистоплюем, так как, по мнению хазарейцев, часто умываться было признаком развращенного шуравизма. Нужно сказать, что Ассад, в отличие от привыкших к этому с детства хазарейцев, никак не мог свыкнуться со вшами, которые ползали по солдатам и залезали в каждую складку одежды. Это еще больше отрывало «инженера» от коллектива и вызывало озлобление окружающих.

Как-то однажды утром, когда Ассад по своей шуравиской привычке, основанной на русском чистоплюйстве, пошел на реку мыться, один из хазарейцев встал с ведром за его спиной. Утверждая, что чистоплюй закрыл ему всю реку, хазареец требовал, чтобы «шурави» немедленно отошел в сторону. Когда Ассад отошел, то услышал про себя еще много приятного, включая и то, что он русская свинья. На это Ассадула пообещал набить морду своему «товарищу по оружию», но в ответ тут же получил удар ведром по голове. Правда хазареец не знал, что чистоплюйный «инженер», помимо глупых занятий ненужными науками, также посвятил несколько лет изучению карате. Ведерному агрессору пришлось самым неприятным образом выяснить это на себе, так как, в ответ на удар по голове, чистоплюйный шурави сломал ему челюсть и два ребра.

Недовольный инцидентом командир вызвал Ассадулу к себе и поинтересовался, почему его троюродный брат сразу не набил морду хазарейцу, а ждал пока тот его огреет ведром по башке.

– Видишь ли, – ответил ему Ассад, – этот чурка сказал, что я русский, а русские никогда не начинают драку первыми.

– Зачем же они тогда приперлись в Афганистан? – недоверчиво скривил рожу Мурза.

– Понимаешь, брат, они вообще-то сами этого не знают. Более того, когда я был в России, выяснилось, что многие из них вовсе даже не подозревают о том, что они сюда приперлись.

– Удивительно, – искренне изумился Мурза. – Слушай, инженер. Ты их хорошо уже изучил. Ты объясни мне. Я одного не могу понять. Чего эти шурави хотят?

– По-моему, – честно ответил Ассад, – больше всего на свете они хотят домой.

В ответ на это, Мурза только покачал головой и подумал про себя, что шурави – дело тонкое.

Глава пятая: На недельку, до второго, я уеду к шурави

Армейская служба Ассада подходила к концу, и со дня на день должен был реализоваться дембель. Мурза стал уговаривать Ассада не покидать ряды доблестной армии, обещая офицерский чин и быстрое продвижение по службе. Также он уверял родственника, что, с учетом полученного образования, тот уже через полгода должен дослужиться до главнокомандующего правительственными войсками Афганистана. Но троюродный брат не позарился на такое завлекательное предложение. Между нами говоря, Ассад не столько был расстроен тем, что никого не убил, сколько радовался, что его не убили. Простившись с охазаревшими сослуживцами и пожелав своему троюродному брату легкой смерти, Ассад решительно вышел на дембель.

Была еще одна, дополнительная, причина, повлиявшая на принятие однозначного решения. Ассад получил приглашения сразу от двух интернационалисток из России. И, хотя ни одну из них Ассад вспомнить не мог, он решил, что из Афганистана лучше убираться подобру– поздорову, тем более, что сами русские начали уже поговаривать о том же.

Очередь на советско-афганской границе наводила на мысль о начале переселения народов. Казалось, все живущие в Афганистане решили одновременно выехать в СССР и остаться там навсегда. Последнее Ассад предположил по объемным тюкам и фургонам, которые каждый из пересекающих границу тащил за собой. Были даже такие, что ехали на грузовиках, уверяя, что направляются в гости на пару дней и взяли с собой лишь самое необходимое на дорогу. Самые необходимые в дороги вещи включали в себя ковры ручной работы, джинсы афганского пошива с надписями Made in USA, а также телевизоры, двухкассетники, музыкальные комбайны и стереоустановки, видеомагнитофоны, японские стиральные машины, опиум, ювелирные изделия, посуду, автоматы Калашникова, продукты и товары народного потребления. Всё это продавалось сразу после пересечения границы, и «гости» возвращались обратно.

Ассад плотно застрял в очереди. Простояв в ней две недели, он с горечью заметил, что денег в кармане остаётся только на миску плова. Правда, у него было грамм двести анаши, которую, оторвав от сердца, подарил на прощание троюродный брат, капитан правительственной армии Мурза.

От расстройства Ассад решил выкурить набитую травкой сигаретку. После первой сигаретки, расстройство несколько уменьшилось. После второй сигаретки, оно почти пропало вовсе. После третьей, показалось, что жизнь – вовсе не такая уж плохая штука. С такими светлыми мыслями и в слегка приподнятом настроении бывший солдат афганской армии направился в сторону советского блокпоста. Советские автоматчики ещё не были столь благодушно настроены и нервно передёргивали затворы. Ассад отдал им честь и прошагал мимо строевым шагом с бравой армейской песней «На недельку, до второго, я уеду в Комарово». Из будки вышел один из солдат и присоединился к Ассаду. Через мгновенье, уже пять советских бойцов шагали с ним рядом и хором орали на весь Афганистан, что кладов им не надо, и они за то, чтоб в синем море не тонули корабли.⁸ К концу песни все солдаты стали с Ассадом друзья-не-разлей вода. Ещё минут через десять, они дружно докуривали всю остававшуюся у Ассада анашу, после чего признали его родным братом. Ещё через пятнадцать, минут бойцы остановили проезжавший через пост грузовик, и, угрожая водителю расправой с применением огнестрельного оружия, потребовали довести их брата прямо до советской государственной границы.

– Эх, на недельку, до второго, я уеду в Комарово, – кричал растроганный Ассад уже с территории Узбекистана, размышляя при этом, что в Советском Союзе, помимо питерского Комарово, есть много других красивых мест, и он не такой дурак, чтобы возвращаться через неделю.

Глава шестая: Джамал добился своего

Уже будучи на территории СССР, Ассад оказался перед сложной дилеммой: к какой из двух интернационалисток ему следует ехать. Первая писала, что жутко соскучилась по Ассаду, вторая же признавалась, что ждет от него ребенка. Ассадула был, в некоторой степени, азиатом, но не настолько, чтобы поверить в возможность беременности, длящейся более двух лет. И хотя нет ничего удивительного в том, что ребенок ждет возвращения своего отца из армии, все же трудно представить такого сознательного младенца, который, по этой причине, несколько лет отказывается выходить из утробы. Потому Ассад решил поехать к той девушке, которая просто соскучилась.

Когда ветеран бравой афганской армии прибыл на место, выяснилось, что девушку зовут Инна, и соскучилась она уже окончательно. Её дочери уже бесповоротно было около трёх лет, и с этим ничего нельзя было поделать. Сначала Ассад немного сомневался, но, взглянув в лицо девочки, не смог не признать в ней свою дочь, так как ни один другой ребенок не мог бы иметь такие характерно душманские черты лица. И цвет кожи, и нос, и волосы, и врожденный афганский акцент не оставляли никаких сомнений.

Для Ассада начались трудовые семейные подвиги, так как, будучи по слабости своего характера порядочным человеком, не жениться он не мог. Советские власти без особого энтузиазма оформляли вид на жительство, заявляя, что им и так хватает «лиц кавказской национальности», и что эти черномазые ничего не умеют, кроме как торговать на рынке. Ассад не умел даже этого, но, из настойчивых заявлений на свой счет, понял, что придётся учиться.

Когда будущий ударник рыночной экономики приступил к изучению хитростей лавочного предпринимательства, советские войска решили покинуть Афганистан, заявив, что уже показали всем пример и внесли посильный вклад. Далее местным предлагалось действовать самостоятельно. Половина Афганистана лежала в руинах, усеянных трупами, и, почувствовав неограниченную свободу творчества, местные патриоты решили довести начатое дело до конца. И понятно, что глупо было бы оставлять страну разрушенной лишь наполовину.

Однако поток товаров из Афганистана уменьшился не сразу, так как перебить всех торговцев было делом крайне хлопотным. Товары же пользовались безумным спросом в СССР. И это было не удивительно. Все более плотным кольцом со всех сторон на Союз наступали светлые талонные⁹ времена.

Всесильная советская пропаганда билась не на жизнь, а насмерть, доказывая, что ничего особенного не происходит, и, имеющий голову на плечах, всегда найдёт выход из мелких неудобств. Но вскоре пришлось решать проблемы даже некоторым, имеющим головы, так как эти головы стало нечем мыть. О шампунях все давно забыли, но когда по всей стране пропало мыло, чистоплюйный русский народ впал в полное недоумение. Однако советская пресса не отчаивалась и публиковала откровенные признания хитроумных мужиков и баб о том, что они моют голову стиральным порошком, что приводит их в дикий восторг. Народ сначала смеялся над этими откровениями, но потом плюнул и бросился в магазины. Но порошка там уже не оказалось. Видимо все оставшиеся советские запасы моющих средств были израсходованы на омывание трупов смелых героев газетных статей.

О всех прочих товарах нет смысла что-либо говорить, так как их тоже не имелось в наличии. Потому выставляемая Ассадом одежда пользовалась неплохим спросом среди тех, кто решился потратить на джинсы все свои накопленные за советский период трудовые сбережения, справедливо полагая, что джинсовая ткань прочнее туалетной бумаги, в которую превращаются советские рубли. Справедливости ради, следует отметить, что никакой другой туалетной бумаги, кроме советских рублей, на тот момент в стране вообще не было.

Ассад же продавал «моднявые» джинсы. Там были и «Монтана», и «Левайс», и «Вранглер». Не важно, что все они, на самом деле, были пошиты в Афганистане. Продавец заявлял, что лично снял предлагаемые джинсы с господина Вранглера, завещавшего их для реализации в помощь голодающему населению Советского Союза.

Но вот однажды, приехав на границу с Афганистаном для покупки очередной партии товаров, Ассад услышал, что Дажамал, или кто-то другой, похерил-таки, в конечном итоге, Социалисти Шурави. Ассад заснул в СССР, а проснулся в независимом государстве Таджикистан. СССР больше не было. Таджики, на радостях, принялись избивать русских и грозить им смертоубийством за все построенные дороги и фабрики и прочие безобразия, допущенные русскими, начиная с момента свержения татаро-монгольского ига. Ассада, почему-то, причислили к русским. С трудом ему удалось добраться до дома к жене и дочери.

Впрочем, СССР не было уже и там. Там оказалась жутко недовольная собственной независимостью республика Беларусь. Вскоре, впрочем, выяснилось, что это не единственное её недовольство. Недовольна она оказалась и джинсами афганского пошива. Впрочем, не только ими, но и всем, что продавали предприимчивые рыночные торгаши. Их ларьки и палатки принялись ликвидировать, как представляющие угрозу национальной безопасности. Начали даже поступать предложения о том, что не плохо было бы ликвидировать и самих торговцев.

Потому, когда Ассада арестовали в первый раз, он особо не удивился. Его больше удивило то, что милиционеры назвали его не имеющим прописки лицом «кавказской» национальности. Тщетно задержанный показывал свои документы, где однозначно говорилось, что он афганец и имеет вполне законный вид на жительство. Такие нюансы никого не интересовали, и «кавказца», в ожидании прихода начальника, поместили в камеру вместе с алкашами и парочкой бомжей.

Исходя из своего афганского опыта, Ассад предположил, что милиционеры просто не умеют читать, и вся надежда остается на начальника. Начальник, в самом деле, оказался знаком с замысловатым русским алфавитом, и, где-то сутки спустя, приказал выпустить Ассада. Полагая, что явился жертвой простого недоразумения, Ассад был крайне удивлен когда вскоре его арестовали повторно и поместили в ту же самую камеру. Когда же его арестовали в третий раз, изумлению задержанного не было предела. Аресты становились ритуалом. Видимо, в конечном итоге, задерживаемый настолько надоел милиционерам, что те, в очередной раз, даже не стали его арестовывать, а просто заехали пару раз по ребрам и попросили на глаза им больше не попадаться.

Ассад, как и подавляющее большинство советских граждан, никогда в глаза не видел уголовный кодекс. Но при этом всем хорошо было известно, что незнание написанных там законов не освобождает от ответственности. Именно по этой причине, вероятно, власти всегда тщательно скрывали кодекс от населения, чтобы иметь возможность побольше посадить. Но всё же, Ассад был понаслышке знаком с некоторыми положениями и знал, что оказание сопротивления сотрудникам милиции неизбежно ведет в тюрьму. А если не в тюрьму, то, в лучшем случае, в морг. С учетом же обещаний, которые он услышал от милиционеров, можно было предположить, что неоказание сопротивления работникам правопорядка также приведет его в морг, так как «кавказцу» однозначно были обещаны удары «керзачами» по «хлебальнику», пока кишки изо рта не полезут. У Ассада, не имевшего опыта выживания во времена культа личности, такой расклад морг-тюрьма-морг, почему-то, оптимизма не вызывал. Странный он был человек.

Глава седьмая: Ассад – хорошее русское имя.

Убедившись, что Социалисти Шурави похерен окончательно, Ассад со все меньшей радостью на душе ждал, когда же похерят и его. Потом ждать надоело, и он решил, что пора делать ноги. Из всех книг, которые он читал своей дочери, больше всего Ассаду нравилась философская притча "Колобок". Исходя из изложенных там принципов, он сказал про себя: " От душманов я ушел, из Афгана я ушел, и от тебя, Похеренный Шурави, тоже уйду."

Но не так-то просто было куда-нибудь деться. Все страны, в один голос, заявляли, что выбравшиеся живыми из своей страны афганцы должны умирать там, где находятся, и к себе их никто не пустит. «Где же мы вас всех хоронить-то будем?» – дружно вопрошали демократические страны. Потому Ассад знал, что человека с афганским паспортом выгнали бы из любого посольства, предварительно высмеяв в нехороших выражениях.

Но есть всё же дружба и взаимовыручка среди земляков. Один из афганцев пообещал оказать братскую помощь Ассадуле и сделать советский загранпаспорт. Братская помощь в подделке паспорта уже несуществующей страны обошлась Ассаду во все его сбережения от рыночной торговли. Также пришлось продать квартиру, дачу и машину. В результате, у Ассада оставалось всего двести рублей и несколько стодолларовых бумажек. Земляк объяснил, что основные деньги, а именно двадцать тысяч долларов, пошли сотруднику белорусской таможни, который пропустит новоявленного советского гражданина через паспортный контроль к трапу самолета.

– Понимаешь, – объяснял земляк, – по паспорту ты Алексей Федорович Смирнов, а по лицу этого не скажешь. Потому, если таможне не заплатить, она очень сильно заинтересуется.

– А почему у меня в паспорте нельзя было написать, что я Ассад Абдулович Тотахел?

– Понимаешь, тут такое дело. Ассад, конечно, – хорошее русское имя. Но паспорт с таким именем нам найти не удалось. Скажи спасибо, что год рождения совпадает и фотография твоя.

Собрав вещи и твердо выучив, что он – Алексей Федорович Смирнов, Ассад с семьей простился со ставшей уже родной Белоруссией и, пропущенный сдержавшей свое слово таможней, вылетел в Западную Европу. Твердо помня, что он Алексей Смирнов, Ассад, не желая уронить звание русского человека, и, к тому же, жутко нервничая, выпил в течение рейса весь имевшийся на борту самолета коньяк. Он уже хотел приступить к водке «Смирнов», так как она соответствует его фамилии, но самолет начал снижаться, собираясь заходить на посадку.

Тут Ассад вспомнил, что ещё не выполнил данные ему инструкции, и ринулся в туалет. Там он судорожно начал рвать паспорта. Твердая красная корочка советской паспортины не поддавалась, отстаивая свои пролетарские убеждения. Тогда Ассад оторвал фотографии и, измельчив их, спустил в унитаз. Видимо нервное коньячное напряжение замедляло работу, и в дверь уже начала стучаться бортпроводница, требуя, чтобы пассажир вернулся на место и пристегнул привязные ремни. Не дорвав, а лишь истерзав упрямые советские документы, Ассадула направил их «дубликатом бесценного груза» вслед за фотографиями.

Самолет приземлился. Все направились в сторону паспортного контроля. Помня инструкции и зная, что без паспорта не пропустят, но и депортировать будет некуда, Ассад с семьей свернули в сторону, расположившись в зале ожидания, словно собираясь лететь куда-то дальше. Они предполагали просидеть там долго, но всё вышло не совсем так. Прямо за ними вошёл молодой человек и начал требовать документы. Изображая, что не понимает практически на всех языках одинаковое слово «паспорт», Ассад дико крутил головой и твердил на несуществующем языке, что, мол, я не я и корова не моя, а моя в твоя слова не въезжает. Из этого, опытный в таких вопросах сотрудник таможни, сделал заключение, что видит перед собой беспаспортных нелегальных эмигрантов. Приставив двух полицейских, он велел нарушителям не сходить с места, и ринулся к только что приземлившемуся белорусскому самолету.