355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Протоиерей Дмитриев » Блаженный старец Василий (1868-1950) » Текст книги (страница 1)
Блаженный старец Василий (1868-1950)
  • Текст добавлен: 15 мая 2017, 17:30

Текст книги "Блаженный старец Василий (1868-1950)"


Автор книги: Владимир Протоиерей Дмитриев


Жанр:

   

Религия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

«Яко не до конца забвен будет нищий, терпение убогих не погибнет до конца».

Псалом 9, 19


Выражаю искреннюю благодарность Лидии Шадриной и редакции «Православный Симбирск» за содействие, оказанное при издании книги, а также «Издательскому Дому «Жизнь», без помощи которого эта книга не увидела бы свет.

Священник Владимир Дмитриев


По благословению архиепископа Симбирского и Мелекесского Прокла
***
Автор-составитель – протоиерей Владимир Дмитриев, настоятель Богоявленского храма с. Прислониха Карсунского района, Ульяновской области.

Дивный старец из Большого Уреня


Житие

Всего несколько десятилетий назад в с. Большой Урень Карсунского района жил чудный старец по имени Василий, который был немощен телом, но духом силен. Его силы хватало на любовь ко всем людям, на молитвенный подвиг ради прощения людских грехов и облегчения чужих страданий. За советом к нему приходили даже люди высокого духовного звания. На примере его жизни так явно и понятно значение слов: «Сила Божия в немощи совершается», а неугасающая вера в его помощь и по сей день еще раз доказывает, что, воистину, «в память вечную будет праведник».

Василий Дмитриевич Струев родился 14 августа 1868 года в с. Большой Урень, точнее, в той части села, которая по-уличному называется Копышовкой. Его родители Дмитрий и Евдокия были из простых крестьян. В семье воспитывалось еще трое детей: Филипп, Георгий и Анна.

Василий Дмитриевич был женат, жену его звали Евфимией. Из 82 лет своей жизни 45 старец Василий находился в неподвижном лежачем состоянии – беда пришла в их дом нежданно, это случилось в 1905 году. В своем селе Василий Дмитриевич исполнял обязанности старосты, а по профессии был вальщиком (валенки валял). Словом, жизнь его протекала в трудах насущных и попечениях о ближних, коих было у него целое село… Но где-то что-то произошло, только однажды («в день бессребренников Космы и Дамиана» – записали родственники) вернулся он домой уже больным. Привезли его – «бревно». Первое время родственники ждали, что скоро умрет, но он не умирал. Говорить Василий Дмитриевич уже почти не мог. Был полностью парализован, руки и ноги не действовали. Он даже пищу не мог жевать. Лежал, страдал, молча молился и за все благодарил Бога. Очень скоро окружающие поняли – Божий это человек и промысел на нем Божий. Многие брались за ним ухаживать, каких только не было (так часто бывает около Божиих страдальцев – слетаются, как воронье на добычу): и пьющих, и бьющих, и крадущих. Потом Господь послал в помощь о. Василию в помощницы Гликерию – сироту, которая жила недалеко от него, в Малом Урене. Она-то и взялась ухаживать за старцем с любовью и усердием, 17 лет ухаживала, до конца его земного пути. Потом Луше стали помогать сестры Рябовы: Капитолина, Антонина и Рахиль (сейчас Рахиль является единственной хранительницей его очага и главной хранительницей памяти о нем). Но только Луша хорошо понимала многострадального Василия, через нее старец разговаривал с людьми.

К старцу Василию потянулись ходоки: кто с бедой, кто с просьбой, и все – с гостинцами. В голодный год родственники за счет отца Василия выжили.

Однажды зимой, во время войны, к старцу пришел отец Гавриил (ныне – св. преподобноисповедник Гавриил, архимандрит Мелекесский), в кафтане и лаптях, как нищий. Он сидел в дверях, на пороге, и рассказывал о своей жизни.

– Его надо оставить у нас, – сказал старец Василий. Так отец Гавриил остался и прожил в этих краях три года, читал проповеди, исповедовал и причащал. Совершал Божественную Литургию. Позже, в 1946 году, его назначили настоятелем Неопалимовского храма в Ульяновске.

Отца Василия навещал епископ Софроний (Иванцов), возглавлявший Симбирскую архиерейскую кафедру с 1946 по 1947 годы. Они приходили вместе с о. Гавриилом. Владыка всегда подходил к старцу и просил: «Благослови». На что старец отвечал: «Ты благослови». Так они несколько раз друг другу говорили, в конце концов Владыка «сдавался» и благословлял старца как архиерей.

Частым гостем в этом доме был иеромонах Виссарион, бывший насельник Свято-Богородице-Казанского Жадовского монастыря. Он скрывался в годы репрессий у знакомых в г. Карсуне. Чтобы его не узнали, о. Виссарион приходил к старцу в женской шали. Он приносил Святые Дары и причащал старца. Один раз о. Виссарион остался ночевать, старец велел постелить ему на лавке рядом со своей кроватью. Всю ночь он о чем-то говорил Виссариону, что-то про Америку, про то, что деньги изменятся. Луши рядом с ними не было, и остается загадкой, как же о. Виссарион понимал тогда старца? Может быть, старец на самом деле мог говорить внятно? Может быть… Бог знает. В начале 40-х годов о. Виссариона забрали. После десяти лет тюрьмы он пришел к старцу в дом, но того уже не было в живых. Виссарион очень сокрушался: «Я хотел его на своих плечах понести хоронить, но не пришлось». Иеромонах Виссарион умер 19 сентября 1974 года.

Старец Василий жил в небольшом доме, вместе с семьей племянника, из мебели у него были стол, кровать да табурет. Зато стены от пола до потолка были увешаны иконами, перед которыми старец благоговейно, лежа на кровати, молился.

– Сколько времени? – спросит у Луши.

– Пять часов утра, – ответит та.

– А я только с молитвы пришел…

«Был чудесный случай. Однажды, поздним вечером, уреньская мельничиха Анастасия вышла из избы во двор (что-то понадобилось) и ахнула: от дома старца до неба огненный столб стоит. Она испугалась. Утром прибежала чуть свет к отцу Василию и рассказала об увиденном. «Ангелы были», – очень просто пояснил он. В эту же ночь его жена Евфимия, спавшая на печке, внезапно проснулась от чувства, что кто-то присутствует в доме. «Кто это вышел?» – спросила она. «Гости», – ответил Евфимии старец.

Отец Василий очень почитал Божий праздники. Однажды близкие старца отправились в лес и привезли оттуда целых семь таратаек дров. Вернулись радостные, а он лежит и плачет: «Как я согрешил, это для меня вы дрова готовили, а сегодня такой праздник – Великомученика Георгия!»

Один Бог ведал, каково было блаженному страдальцу находиться днями и ночами в одном и том же положении. Для «удобства» старцу клали на кровать три пенечка, покрытых дерюгой – на них он и лежал. Лишь изредка его сажали в кресло, отдохнуть и чайку попить. Но он встречал людей всегда с улыбкой, как самых дорогих гостей. А к нему шли и шли… Например, за благословением в дорогу. Скажет «не ехать» – не ездили. Но не все и не всегда его благословения выполняли. Пришла как-то к отцу Василию старица Вера. На улице пурга, а ей надо в больницу. «Не ходи, – говорит старец, – не пускайте ее!». Но она пошла. И замерзла. Другой случай: в 1938–1939 годах люди ездили за хлебом в город. Одних старец благословил ехать, другим не советовал. На обратном пути была облава и у многих хлеб отобрали. А у тех, кого старец благословил, не тронули, хотя мешки стояли на самом видном, месте.

Добрая молва о старце Василии быстро распространялась в народе. К нему шли и ехали отовсюду. Всех болящих он велел подводить к своей постели: «Давайте его (ее) под руку». Недужного сажали у кровати и клали ладонь старца ему на голову, а отец Василий читал молитвы. «Из-под руки» выходил другой человек: и тоска отошла, и боль утихла, и мысли прояснились – на душе стало легче.

Популярность старца не могла нравиться властям, и отца Василия стали притеснять: то в одну больницу положат, то в другую. Якобы подлечить, а на самом деле – уничтожить. Как записала в своем дневнике Луша, забирала его два раза: 5 октября, на мученицу Харитину, и 27 ноября – на «Знамение». Это были 30-е годы – годы репрессий. Врачи в больнице, осмотрев Василия Дмитриевича, удивлялись: «По-нашему бы – ему не жить…» Ухаживала за ним и там Луша. Однажды собрались врачи с представителями власти в палате и рассуждали, как поступить с ним? Вдруг в палату влетел огненный голубь, и от этого ослепительного света все присутствующие пали ниц. Столь явное чудо шокировало, но ничему не научило: после него, немного погодя, стали принуждать медсестер и врачей, чтобы кто-нибудь скорее умертвил старца, но никто не соглашался. Потом специально из Куйбышева приехала врач, которая согласилась сделать такой укол. И опять последовало вразумление. Когда она достала шприц, отец Василий попросил подождать ее немного, и та согласилась. В этот самый момент зазвенел телефон и врачу сообщили, что ее сын находится в тяжелейшем состоянии (по другим воспоминаниям, ей сообщили о смерти мальчика). Тогда она все осознала и упала перед старцем на колени, со слезами прося его прощения. Второй раз старца забрали и отвезли в Ульяновскую областную больницу. В этой больнице находились две, тоже известные в среде народа, старицы: Екатерина Шумовская (из с. Шумовка) и Пашенька Таволжанская (из с. Таволжанка). Пашенька Таволжанская ночью увидела «чудочко», а утром пришла в палату старца Василия и говорит: «Ну, расскажи, что ночью было?». Старец ей в ответ: «Сама, мол, расскажи…». Паша рассказала: «Видела Ангелов. Они покадили сначала у старца, затем у нас с Екатериной в палате, затем – у все остальных. И сказали, что праведники скоро на небо вознесутся за праведные дела свои…». После «чудочка» Пашенька подошла к главному врачу с просьбой: «Отпусти домой, я тебе на рубаху холста дам, самовар поставлю и ладана в него положу». Этими словами она предсказала его кончину, вскоре тот и вправду умер. Новый главврач отпустил Пашу. Отпустил он и старца Василия, но с условием, чтобы домой к нему больше никто не ходил. Луша пообещала, но дома отец Василий сказал, чтобы не боялись говорить о нем, – куда же людям деваться с бедами, в которых никто не мог помочь?.. И страждущие снова потянулись вереницей в этот дом. Приехали однажды в Урень мать с сыном и недужной снохой, искали старца. Подошли к дому одной копышовской жительницы Екатерины Бландовой и спросили: «Жив ли отец Василий?». Та ответила, что жив. Вдруг сноха начала плевать на дом Екатерины и повторять: «В этот дом не пойду, там в шкафу поганая вода стоит». А в шкафу у Екатерины стояла вода от отца Василия, которую она держала там для лечения домашних. Раба Божия из Прислонихи рассказала случай из своего детства: ее брату Федору купили велосипед, он сел, поехал и упал, да неудачно – разорвал пах и задел мошонку. Долго болел, ходить даже не мог. Мама повезла его к отцу Василию, и через три-четыре дня бок у Феди перестал гноиться и все зажило. В Урене помнят такой случай: один местный житель добирался от Чуфарово до дома пешком, а это 25 километров пути. Была зима, валенки маловаты. Ноги у Петра – так звали мужчину – намокли, начали болеть. Идти он не мог и стал замерзать. Мимо ехали два мужика на санях, растолкали его, лежащего на снегу. «К смерти, – говорит он им, – готовлюсь»… Привезли Петра домой, сапоги разрезали, а одна нога уже почернела. Фельдшер сказала Петру, что у него гангрена, ногу надо отрезать. Мать Петра пошла к старцу Василию, а он говорит: «Иди, Маня, домой, Петя успокоился… Иди-иди». Через три дня фельдшер пришла за Петром, чтобы отвезти его в больницу. Ногу – она была завязана детским одеялом – размотали, а там – красное тело, черноты больше нет. «Чем, – спрашивает, – лечили?». Про старца тогда говорить нельзя было. Домашние сказали: гусиным салом.

Чудным образом, по молитвам старца, исцелялись всякие недуги, чудным образом предотвращались. Монахиня Севастиана из Караганды (тогда – Лидия Жукова) вспоминает, как однажды на Пасху пришли они с Антониной Рябовой к старцу, с мокрыми ногами. Шли пешком из Уржумского в Урень, дорога – «речка», так что приходилось часто разуваться и идти босиком. А под водой – лед! Антонина еще сказала: «Как омовение ног в Великий Четверг…». Едва зашли к старцу в дом – сразу на печку. А отец Василий остановил: «Не лезте, не бойтесь, ничего не будет». Никто и впрямь не заболел!

Старец помогал и скотину выхаживать (молитвенно, раньше довольно частым был падеж скота). А когда долго не было дождя, ходили всем селом с иконами – отца Василия на тележке везли – в Широкий Дол, за несколько километров от Копышовки. Там были овраги с родниками, возле которых молились – и Бог посылал дождичек.

В военные годы, когда подолгу не было вестей с фронта, ходили к отцу Василию спросить: как молиться – «о здравии» или «за упокой»? Он отвечал, как, и это всегда подтверждалось. Одной уреньской сказал: «Пока ты у меня сидишь, весточка домой придет». Пока та бежала до дома, почтальон, действительно, принесла письмо с фронта. Брат Рахили Александр часто присылал с войны весточки о себе. Но с какого-то момента письма от него стали приходить, написанные чужой рукой. Мать Рахили спросила про Александра у отца Василия. Тот ответил: «Не третий же раз будет ранен!». Вскоре Александр вернулся домой: он, действительно, дважды был ранен, второй раз – в правую руку, так что писать сам не мог.

К отцу Василию приезжали даже из Ташкента. Он говорил: «У меня там две тысячи человек, за которых я молюсь». Ташкентские спросили как-то: «Когда теперь приезжать?» – «На Петров день». Приехали, а он в переднем углу лежит… Многим старец таким вот образом заранее сказал о дне своего погребения.

Незадолго до смерти, за несколько дней, будит его Луша по утру:

– Восемь часов, отец Василий, пора вставать! Открыли его, а он весь горит. Жар. Спросили:

– Ты знал, что заболеешь?

– Знал…

Старец Василий вдруг заплакал: «Маме година, помянуть надо…. Барашка надо бы купить». – «Да найдем, чем помянуть, Петров пост ведь». – «Не справитесь», – вздохнул старец. Тогда ближние не поняли, к чему он это говорил. А хоронить и поминать старца Василия пришлось после поста, на Петров день. Он умер 9 июня 1950 года, в день «Тихвинской иконы Божией Матери». Перед смертью несколько раз просил то посадить его в кресло, то снова положить. Умер сидя в кресле, положив голову Капитолине на плечо. Тихо и мирно. Отпевал его священник из с. Теньковка, отпевал тайно – в полночь. На похоронах было очень много народа. Была милиция, кого-то даже забрали. Пока старца Василия несли, многие подныривали под гроб, чтобы исцелиться. Старец всем заранее говорил: «Приезжайте на Петров пост, у нас будет большой обед». По рассказам очевидцев, летом на поминки собиралось до 150 человек: размещались в избе, в сенях, во дворе. Вечером накануне и утром перед поминальным обедом ходили на могилу отца Василия, ставили воду, продукты, мыло, чтобы освятились, и брали для исцеления. На сороковой день по смерти старца архимандрит Гавриил сказал такие слова: «Старец Василий превзошел самого многострадального Иова. Тот, пораженный проказой, чтобы утолить зуд, скоблил себя черепицей, а старец и злой мухи не мог спугнуть».

Архиепископ Иоанн (Братолюбов), когда узнал о старце Василии, спросил ухаживавших за ним женщин: «А вам он кто, что так часто заказываете поминовение?» – «Он был больной. Он нас приветил». – «А! Он был больной. Он вас приветил! Ну, уж теперь-то он вас не оставит – он у Престола Божия…»

По материалам протоиерея Владимира Дмитриева,

Лидия Шадрина.

Блаженный старец Василий Струев

С Лушей

Один из ранних снимков

С архимандритом Гавриилом (ныне святой преподобноисповедник Гавриил Мелекесский)

С архимандритом Гавриилом

С Лушей и Капой

С паломниками на Святую Никольскую гору в с. Промзино, ок. второй половины 1930-х годов

Картина, висевшая дома у старца, ее забрали вместе с иконами в 1960 г.

Храм в с. Теньковка. Закрыт в 1960 г.

Рахиль у дома старца Василия

Рахиль у постели, на которой лежал старец 20

Поминальный обед в 25-летнюю годовщину смерти старца

Панихида на могиле старца

Часть 1.
ВОСПОМИНАНИЯ О СТАРЦЕ ВАСИЛИИ

и о случаях его благодатной помощи, а также о тех, кто был рядом с ним, о тех скорбящих, кто посещал его, и о некоторых праведниках того времени
***
Воспоминания составлены на основе устных и письменных рассказов духовных чад старца

РАХИЛЬ АВРАМОВНА РЯБОВА, с. КОПЫШОВКА

Привезли его домой – бревно. Первое время родственники ждали, что скоро умрет, как все мы обычно ждем. Тяжело с ним было, намучились, а он все не умирал. Тогда повесили над ним корзинку, чтобы приходили и клали туда подаяния. Кто придет, спросит о нем – отвечают: «Вон туда бросьте, в корзинку». А потом случился голодный год, так родственники только благодаря ему выжили. Многие брались за ним ухаживать. Каких только не было: и пьющих, и бьющих, и ругальных, и крадущих. Часто приходила к нему сирота Луша, тридцати пяти лет от роду. Ей сказали: хочешь – оставайся, будешь за ним ухаживать. Она осталась. Жила Луша недалеко – келейка у нее была в Малом Урене. Семнадцать лет она ухаживала за старцем. Лушенька только и понимала многострадального, через нее старец разговаривал с людьми.

Я – вон, у порога веник. Я у порожка только сидела и только слушала. Во время войны, зимой, к старцу Василию пришел о. Гавриил, в кафтане и лаптях, как нищий. Он сидел в дверях, на пороге, и рассказывал о своей жизни. /Вот и я там все время сидела/.

– Его надо оставить у нас, – сказал старец.

Рядом с Копышовкой, в Куроедове, жили «келейницы» Мария и Лидия. Когда-то они пели на клиросе в церкви Михаила Архангела, когда она была открыта. К ним определили о. Гавриила[1]1
  1. Архимандрит Гавриил на Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 года причислен к Лику святых – святой преподобномученик Гавриил, архимандрит Мелекесский.


[Закрыть]
. Здесь он прожил три года. Дома у старца он читал проповеди, исповедовал и совершал Божественную Литургию. На одной исповеди о. Гавриил, приводя пример с Апостолом Петром, обращался к нему: «Отче, ты не оскорбись, что я твой грех поставил людям в пример». О. Гавриил никого не обвинял, а уговаривал. Все стали плакать. Он сказал: «Отче, прими их слезы». Потом всех причастил. После одной Литургии, когда было очень много людей, о. Василию стало плохо, поднялась температура, он заболел. Луша его спросила: «От чего болезнь?» – «От народа», – ответил старец. Нелегко ему было – люди-то приходили разные.

О. Василия навещал епископ Софроний[2]2
  2. Епископ Софроний, 1880–1947 гг. С февраля 1946 г. по август 1947 г. – епископ Ульяновский. /Симбирские Епархиальные Ведомости, № 1,1994, с. 25/.


[Закрыть]
. Они пришли вместе с о. Гавриилом. Владыка подошел к старцу: «Благослови». А старец:

«Ты благослови». Так они несколько раз друг другу говорили. Потом все-таки благословил Владыка. Владыке понравилось у нас в Копышовке, он сказал: «Какая чудесная природа здесь». Епископ Софроний хотел устроить о. Гавриила и о. Петра Листопадова на службу, но и за этого огорчение получил, и за этого. Власти так строго сказали: «Если еще где будешь служить и там будешь ходатайствовать – и туда сообщим». «Я против них бессилен, – сказал Владыка, – я не в силах этого сделать». Вскоре его самого сняли. Владыка был простой. Один раз в городе он ночевал у о. Николая Вырыпаева. Утром Владыка говорит матушке: «Проснулся, смотрю, клопик по подушке бежит». А она: «Владыка, куда вы его дели?» – «В цветок вон пустил». Сестра моя, Тонюшка, когда провожали владыку Софрония, сказала: «Владыка, как нам вас жаль» – «Жалко, а не плачешь?» – ответил Владыка.

На сороковой день по смерти старца Василия о. Гавриил сказал такие слова: «Старец Василий превзошел многострадального Иова. Тот, пораженный проказой, чтобы утолить зуд, скоблил себя черепицей, а старец и злой мухи не мог спугнуть».

СВЯЩЕННИК ПЕТР ЛИСТОПАДОВ

Рукоположен в сан священства 12 октября старого стиля 1922 года. Из его писем в г. Ульяновск Антонине и Рахили Рябовым и его своеобразного дневника «Душеполезные выборки из нравоучения святых Отцов», где «выборки» чередуются с записями о личной жизни.

23 мая 1947 г.

Милость Божия буди с вами!

Возлюбленные о Господе дочери: Антонина, Капитолина и Рахиль, спасайтесь о Господе. Я и моя матушка М. В. приветствуем вас с желанием от Господа всего лучшаго в жизни. Шлем привет Василию Михайловичу с Анной Трифоновной, Наташе с детками и Софье Ивановне[3]3
  3. Софья Ивановна – дочь Иоанна Овчинникова, дяди Рахили Рябовой, псаломщика церкви Архангела Михаила села Репьевки-Космынки Майнского района, репрессированного в 1937 г. и пропавшего без вести.


[Закрыть]
. Письмо Ваше от 10/Х с/г, полное самых интересных и весьма ценных сообщений, получил, несколько раз прочитал и серьезно думаю о золотых словах о. Василия. Как могло статься, что он говорил об Оренбурге? Я в Оренбург вообще не думаю ехать на службу. Разве вы ему что-либо упоминали за Оренбург? С вами я, как будто, не имел разговора об Оренбурге. Недоумеваю. Правда, меня приглашали два архиепископа: Оренбургский и Астраханский, но я не поехал, так как знаю, что меня там не пропишут, так я и успокоился до тех пор, пока не получу результата из Москвы. Сегодня заполнил новое заявление о снятии судимости, завтра /в субботу/ сдам и снова буду ждать. Мои же, прежде поданные, бумаги вернулись, но они доходили только до Куйбышева, а в Ульяновске не были. Почему меня спрашивал милиционер у Наташи – это вопрос интересный, но в понедельник мои бумаги не могли прибыть в Ульяновск, так как они в четверг только были отправлены из Сызрани в Куйбышев, а уже из Куйбышева их должны были направить в Ульяновск, за три дня это сделаться не могло, тут что-то другое. Но да будет воля Божия. О поездке Василия Михайловича с Капой я во всю дорогу думал и молил Господа облегчить их путь или уж укрепить их в терпении. Слава Богу за все! Когда увидите дорогого о. Василия, передайте ему от нас с матушкой низкий, низкий поклон с просьбой его святых Старческих молитв. Я все понемногу похварываю. Затем, поручая вас промыслу Божию, пребываю всегда помнящий вас, Ваш богомолец, многогрешный иерей Петр.

28 ноября 1947 г.

Дорогие мои! Возлюбленные мои! Невесты Христовы! Милость Божия буди с вами. Слава Богу! Снова я вас обрел! Пишу-пишу Вам на прежнюю квартиру, а от Вас ни слуху, ни духу, а Вы, как птички Божий, вспорхнули, перелетели на другое деревце, уселись на веточке, да поете себе, славя Господа; а я Вас ищу, да и думаю: что значит сие молчание? А матушка моя нет-нет, да напомнит мне: «Что-й-то, говорит, тебе, батюшка, из Ульяновска от девчат ничего нет? Ты бы еще им написал да попросил бы их, чтобы передали о. Василию нашу просьбу, помолиться о нас?». И так было несколько раз. Теперь поняли, где мои к вам письма? Я, правда, что-то предчувствуя, писал Вам весьма коротенькие записочки: только сообщал Вам свой новый адрес да выражал удивление, почему Вы молчите. Ну, слава Всемогущему и Всемилостивому Спасу нашему, все разрешилось, в тех письмах нет ничего важного. Теперь, прежде всего, приветствуем дорогого молитвенника нашего и страстотерпца о. Василия, земно, оба с матушкой Марфой, кланяемся ему и усердно просим Его святых молитв. Затем приветствую Вас, дорогие и возлюбленные агницы Христовы, если опять скажете: мы не заслуживаем этого, мы не таковы, то скажу Вам: если сейчас не таковы, то должны быть таковыми, – этого и желаем Вам от Господа Бога. Теперь шлем наш привет прелюбезнейшим благожелателям нашим Василию Михайловичу с Анной Трифоновной, от всей души желаем им всякого во всем благополучия, а главное милости Божией, по молитвам старца. Приветствуем и возлюбленную матушку-страдалицу Софью Ивановну и желаем ей от Господа твердости в несении своего креста – одиночества, крепкой и непоколебимой веры в промысел Божий. Затем приветствую и всех прелюбезнейших сестер – матушек Евдокию, Анастасию, Александру В. и Наташу с ее детками, всем желаю милости Божией. Всех прошу не забывать нас с матушкой в святых молитвах, ибо она несет крест меня ради, как Богом данная спутница моей жизни.

Теперь сообщаю Вам о своем положении. Как Вам уже известно, что я с прошлого года октября месяца начал ходатайствовать пред министерством внутренних дел СССР о снятии с меня ограничения по прописке /ст. 39-й/. Ровно через год с двумя днями, а именно: вчерашний день 27-го ноября н/г, на заговенье, меня вызвали в местный горотдел МВД и объявили мне результат моих хлопот, а результат таков: «Особое совещание при МВД СССР, заслушав заявление гражданина /такого-то/, осужденного тройкой ПП ОГПУ Средне-Волжского Края /тогда-то/ к заключению в концлагерь сроком на 10 лет, постановило: гр-ну Л-ву П. Ф-чу в просьбе о снятии судимости /39-й ст./ отказать». Таким образом, я снова должен продолжать чувствовать себя как бы все еще несвободным, неприемлемым государством, элементом вредным, врагом данного государственного правления – советской власти, а отсюда значит и служить, наверное, не имею права, так как служение связано с некоторым предводительством народа, учительством его. Конечно, мне этого никто из представителей власти не говорит, но я вижу по ходу дела и чувствую это. В общей сложности дело это тянется уже 18 лет: 10 лет лагерей и уже 8 лет на – так называемой – свободе. Теперь уж не знаю, что предпринять, куда писать. Я заявил уполномоченному МВД, что намерен писать Сталину, он мне ответил: «Можете писать куда угодно: Сталину, в Верховный Совет-ли, вам этого запретить не может, но каков результат будет, сказать не могу». Конечно, он ответил правильно. Я очень прошу Вас спросить о. Василия, что мне делать, как быть. Вам известно, что меня кроме Сызрани нигде не прописывают. Вот Вам результат моего ходатайства и мое положение… От о. Гавриила[4]4
  4. Ныне святой препоподобноисповедник Гавриил, архимандрит Мелекесский.


[Закрыть]
получил телеграмму, шлет мне денег. Спаси его Господи! Относительно поездки к о. Василию зимой – я не собираюсь по слабости своего здоровья, хотя матушке очень хочется скорее увидеть его, а то, говорит, не знаю, кто доживет до весны, а я очень боюсь, потому что весь простужен и часто болею. Вот и сейчас, пишу, а у самого температура, страшная головная боль, а с Вами хочется поговорить. Вчера многим показывал карточку о. Василия. Затем, поручаю Вас промыслу Божию по молитвам старца Божия, пребываю с любовию многогрешный священник Петр и Марфа.

29 декабря по новому стилю 1947 г.

 
Ты слышишь райские напевы,
То в небе ангелы поют:
Родился Божий Сын от Девы,
Ему хвалу все воздают.
О, встрепенись, душа больная,
Скорей в надежду облекись,
Твой Бог принес тебе из рая
Бальзам целебный – исцелись.
Спеши к нему,
Он ждет привета,
Как жданный гость из дальних стран
Он к нам снизшел во тьму от света,
Он врач твоих душевных ран.
Вглядись: Он весь любовью дышит,
Он жизнь готов за нас отдать;
Молись Ему, Он видит, слышит,
Старайся ближе к Нему стать.
В Нем слава Отчая сокрыта,
Твое блаженство и покой.
О, будь всегда Ему открыта.
И верь, что Он Спаситель твой.
Милость Божия будет с вами.
 

Дорогие и возлюбленные чада мои о Господе и благодетели, мир вам и Божие благословение. Я – многогрешный – и матушка моя Марфа Васильевна, приветствуем вас с всерадостным и высокоторжественным праздником Рождества Господа нашего Иисуса Христа и Новым годом. Искренно, от всей души, желаем встретить оные в добром здравии и полном благополучии и проводить их в христианской духовной радости. Усердно просим вас передать наш земной поклон и поздравление с праздником Рождества Христова и наступающим Новым годом достопочтеннейшему Старцу – Страдальцу о. Василию. Просим его святых Старческих молитв.

Сегодня, только что, закончил письмо о. Гавриилу, как к нам в окно постучала письмоносица и вручила мне извещение на посылку. По штампу я узнал, что это от вас, мои дорогие, тут же заполнил извещение, пошел на почту и – уже – получил. Там было: один кусок сливочного масла, четыре штуки шоколадных конфет, мешочек пшена и мешочек муки, которую матушка уже определила к Пасхе на куличи, а две штуки конфет мы уже скушали сейчас, с чаем. Зная ваше положение, мы не находим слов, которыми можно бы было выразить вам нашу благодарность. Я ее получал на почте не просто как посылку, а как самую искреннюю христианскую любовь, выраженную мне посылкою. Да воздаст вам Господь сторицею от Своих богатых даров. Наша жизнь протекает без перемен. Я за последнее время стал ощущать сильную боль правой ноги, по ходу седалищного нерва, с трудом встаю с постели. Общее состояние не весьма плохое, но не совсем и хорошее, часто лихорадит, но я этим доволен. Здоровье матушки тоже плохое, однако с наступлением тепла предполагаем обязательно побывать у о. Василия и у вас, если на то будет воля Божия. Еще раз искренне вас благодарим, что не забываете нас, немощных и гонимых. Затем, поручая вас промыслу Божию и заступлению Царицы Небесной, Споручницы грешных и взысканию погибших, по молитвам Старца, пребываю неизменным богомольцем вашим, убогий иерей Петр.

ЗАПИСЬ ИЗ ДНЕВНИКА

27 августа 1959 года, после трехлетнего ходатайства, получил, наконец, новый – без ограничений – паспорт, дающий все гражданские права и возможность переселяться в другие места, по своему желанию, чего я был лишен без малого 20 лет, после освобождения из лагеря, где я отбывал срок заключения в течение десяти лет.

29 августа 1959 года отправил, заказным пакетом, прошение Епископу Куйбышевскому и Сызранскому Митрофану с просьбой назначить мне пособие-пенсию. До этого, на протяжении двадцати лет, никакой материальной помощи от местной церкви не получал, существовали со своею матушкою исключительно благотворительностью добрейших христиан, знающих нас или слышащих о нашем положении.

21 октября 1961 года Господь явил мне великую Свою милость: мне было объявлено причтом местного Казанского храма, что Архиепископом Куйбышевским и Сызранским Мануилом и уполномоченным по делам православной Церкви по Куйбышевской области гр. Корчагиным, мне разрешено участие во всех праздничных богослужениях, накануне 21 —го октября и в самый день престольного праздника в честь иконы Божией матери Казанской, согласно моего прошения Владыке и заявления уполномоченному.

Слава Господу Богу Вседержителю!

12 октября 1868 года 46 лет моего священства.

Последняя запись в дневнике о. Петра: 12 октября 1969 года 47 лет моего священства. Иерей Петр скончался 18 июля по новому стилю /5 июля по старому/ 1970 года.

РАХИЛЬ

Прежде чем куда-то поехать, ходили к старцу. Скажет «не ехать» – не ездили. Пришла к о. Василию старица Вера. Была пурга, а ей надо было в больницу.

– Не ходи, – говорит старец, – не пускайте ее.

Она пошла и замерзла.

За домом Луши была мельница. Работали на ней Анастасия и Михаил. Анастасия вышла вечером и видит – от дома старца огненный столб до неба. Она испугалась. Утром пошла к о. Василию, рассказала. Он говорит:

– Это ангелы у меня были, причащались. Жена старца, Евфимия, спала на печке. Она неожиданно проснулась и спрашивает:

– Кто это вышел?

Было это во время войны. Мы ждали, Луша с работы должна прийти. Вижу в окно: женщина пожилая, незнакомая, что-то поднимает с земли и на завалинку кладет. Мы сказали старцу. Велел взять святой воды и окропить. Мы вышли, сначала тропинку окропили, потом стали завалинку окроплять, а из водосточной трубы – кот-не кот – черный и длиннее кота – выпрыгнул и мимо нас. Вернулись в дом довольные:

– Все, – говорим, – убежал. А старец говорит:

– Не радуйтесь. Убежал, возьмет еще несколько посильнее и вернется…

Возили старца в церковь, в Теньковку, на таратайке. После службы его стали приглашать на обед, а он говорит: «Я не один. У меня есть семья». Пригласили и нас. А там была больная старушка из Ружевчины. Она говорит старцу:


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю