Текст книги "Дорога миров (СИ)"

Автор книги: Владимир Поляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц)

– Ацтекские «коллеги». О прибытии которых для «обмена опытом» придется вежливо просить этого… Маквилмалиналли Акмапитчли, наркораспространителя поганого.

– Ничего, вежливо поулыбаемся, поговорим на самые разные темы, заодно прощупаем сильные и слабые места. Ты же понимаешь, пока не выжмем из него все имеющиеся знания, придавить эту тварину нельзя. Сдерживай естественные порывы души, родная ты моя.

– Дни такие, – чуть болезненно поморщилась Белль, ничуть не кривя душой. ты меня давно знаешь. Тогда, сейчас… и ведь ощущения такие же гадкие, как и раньше.

– Лекарства не те.

– А то я не знаю! – фыркнула страдалица, в прошлой жизни в конкретные периоды пригоршнями глотавшая разного рода гормональные и не только таблетки, чтобы снизить «букет» неприятных и болезненных ощущений.

Тут, что бы она ни говорила, тело ей досталось не такое чувствительное к женским проблемам. Травки и достижения высокоразвитой фармы – явления, как ни крути, разных порядков.

– Рим.

– Хорошо всё в Риме, – охотно перевела тему разговора подруга. – Политика, экономика, прогресс. Всё идёт своим чередом, колёса истории теперь перемалывают то, что нам нужно, а получившееся «сырьё» идёт в нужные места, используясь по заданным чётким схемам. Да Винчи и Гортенхельц наконец ухитрились создать первый нормально работающий винт. Испытали даже. На знакомом им Тибре, на опытном пароходике.

– Читал, – невольно расплываюсь в улыбке. – Значит, через несколько лет короткий промежуточный этап гребных колёс сменится на более пристойный и привычный винтовой движитель. Многие не поймут, чем это так важно, но мы…

– Мы да, поймём.

Недолгое молчание, во время которого каждый из нс задумался о своём. Что там творилось в голове Алисы-Изабеллы, я даже гадать не собирался. Женщина, причём очень экстравагантная – это сама по себе тайна, завёрнутая в загадку. Даже она, даже для меня, знающего её вроде бы от и до. Мои же мысли скользнули в сторону того, не сильно ли мы ослабили собственные ресурсы, перекачивая в Новый Свет то, что до поры должно было укреплять положение в Европе. И сразу же отбросил эти необоснованные тревоги. Разрыв в техническом прогрессе между нами и даже союзниками, не говоря уж о находящихся в Европе и особенно вне европейских земель врагах, он всё ширился. По факту, империя под знамёнами Борджиа становилась тараном, сокрушающим одну преграду за другой на пути как технического, так и ментального прогресса. Другие, даже понимающие важность всего этого и старающиеся пристроиться в кильватер, всё равно опаздывали. К счастью для нас.

– Крым, – добавила Изабелла ещё одну грань из числа важного. – Помнишь, как ещё до нашего сюда отъезда властители польский и литовский, два родственничка, плакались, что от крымского хана одни убытки и разорения, в том числе из-за угнанных в рабство людей. Тогда решили, что воевать с этим гнойным прыщом пока рано, а вот наказать как следует давно пора. Мне понравилось!

Ещё бы ей не понравилось! Решение то было каким? Как следует собраться с силами и ударить ракетами с кораблей, да по всем прибрежным городам-крепостям ханства, после чего высадкой десантов окончательно устроить то, «что Содом не делал со своей Гоморрою» в пределах досягаемости. Сказано – сделано. Пускай пришлось малость подождать, заодно усыпляя бдительность кое-что пронюхавших крымчаков. А когда те подуспокоились, вот тогда весьма сильная и несущая на себе большое количество пушек, ракетных станков и, конечно, боеприпасов к оным эскадра двинулась в сторону Крыма. Командовал ей аж сам адмирал Гарсия де Лима, глава всего имперского флота. Символ, куда без него. В том смысле, что его присутствием Рим показывал – уймитесь, уроды, со своей ловлей рабов европейской крови, иначе раздавим, словно выползшего из-под ковра таракана.

Основной удар был по четырём направлениям, но главным среди оных всё едино был город-порт Кефе – основной центр работорговли. Кефе, она же Кафа – воистину проклятое место, куда свозили захваченных в набегах обращённых в рабство с целью последующей перепродажи и вывоза морем в… Раньше, понятное дело, в Османскую империю с Мамлюкским султанатом, но после того, как Черное море перестало быть удобным местом для кораблей мусульманских стран, возить морем рабов было смертельно опасно. Однако привычка, она и есть привычка, потому рынок рабов в Кефе всё так же процветал. До того момента, как в пределах пушечно-ракетных залпов появились корабли под флагами Борджиа и вымпелом Гарсия де Лима. Часть эскадры, в то время как три другие должны были разнесли по камням Керич, Балыклаву и Кезлев.

Ракетами по тем местам, где не должно было быть обращённых в рабство литвинов, поляков, русских и иных несчастных. Более осторожная пушечная пальба по оставшимся секторам обстрела. Ну а когда всё горит, все разбегаются, преисполненные ужаса, в изобилии увидевшие, как горят не просто люди и дерево, но порой и камень стен плачет каменными же слезами… Вот тогда и приходит время для высадки десанта. Высадиться в относительно тихом месте, но всё равно будучи прикрываемыми орудиями кораблей. Оказавшись на берегу, быстро принять один из видов боевых построений, более подходящих к конкретной ситуации, после чего начать причинять «добро и справедливость» в промышленных масштабах'.

Несколько дней на четыре этих портовых города. Больше всего, аж целых пять, пришлось повозиться с Кефе, да и то по причине отлова работорговцев, массового их повешения, а также погрузке на корабли – новые, предназначенные как раз для транспортировки добычи и освобождённых пленников – всего того, что только можно было из числа действительно ценного. А потом пришла пора иных находящихся на побережье городов и городков. Кинбурн и Ак-мечеть, Инкерман и Судак, Анаба и Суджук-кале, Келенчик и Еничи. Принцип тот же самый, только там и добычи куда как меньше оказывалось, и немалая часть крымских татар с прочими ногаями уже успела улепетнуть, опасаясь оказаться в петле или просто зарубленной. Однако обстрел, особенно ракетами, всех этих укреплённых мест Крымского ханства состоялся по полной программе. Освобождение пленников, добыча – всё это было важно и нужно, окупало обычные затраты и добавляло нам. Борджиа. политического капитала. А вот разрушение по факту всей прибрежной защиты и даже инфраструктуры ханства – это куда более серьёзный сигнал, адресованный лично Менглы-Гирею.

Переводя с языка войны на понятный, ему предъявлялся жёсткий ультиматум. Раз уж он не допёр своим скудноватым мозгом после случившегося с Османской империей и Мамлюкским султанатом. А он не допёр, напротив, возомнил себя не только первым среди мусульманских властителей, но и решил, будто может, как раньше. наводить беспорядок на землях европейских государей. Перепутал реальность и приятный сон, решив, что во время двух последних Крестовых походов с ним решили не связываться из-за силы ханства, а не по причине нежелания перенапрягать свои силы.

За ошибки в делах политики принято бить. Больно и показательно, крайне желательно ещё и с солидной долей демонстративного унижения. Вот боль и унижение Менглы-Гирей и хлебнул полной ложкой. Плюс пара десятков тысяч освобождённых рабов. Плюс немалое число пойманных уже татар с ногаями и прочими обитателями ханства, которые должны были стать обменным фондом. Не выкупным за золото или серебро, а в обмен на пленников-европейцев, включая туда и гаремных жён. А не выкупят… «Гладиаторские бои» в империи работают до сих пор, делая из новобранцев тех, чей клинок в реальной, пусть и контролируемой схватке испил крови врага. С какой стороны ни глянь – всё едино польза имеется.

– Александр Ягеллончик и Ян Ольбрахт Ягеллончик довольны, – констатировала очевидное Белль. – Правда последнего то и дело приходиться бить по шаловливым ручонкам. Вот что за король, раз то и дело сам себе из пистоля в ногу выстрелить пытается. Или прямо в яйца… может уже выстрелил, раз до сих пор нет ни жены, ни детей.

– Беда этого поляка в том, что он много чего хочет, разумно начинает, но потом чрезмерно увлекается и обнаруживает, что в казне мыши пищат, а придворные со знатной шляхтой волками на него смотрят. Про обычный народ и говорить нечего – в Польше ему тяжко живётся. И было бы ещё тяжелее, не получи он по своей дурной голове из Рима. Словами, к счастью, не стал доводить дело до совсем полного абсурда.

Смеётся Изабелла, вспоминая случившееся. Вот она, переменчивость женского настроения в известные дни. Но Ян Ольбрахт действительно порой «жёг напалмом». Желая абсолютной власти, заигрывал со шляхтой, наделяя её всё большими привилегиями. Получал взамен по факту кукиш, даже для приличия маслом не смазанный.

Использовал доходы от судоходства по Висле для того, чтобы как следует развить земледелие и скотоводство, что было абсолютно верным решением, но вместе с тем… Те самые попытки задобрить шляхту, вызвать её любовь к себе, они чуть было не закончились совсем уж плачевно. 1496 год и принятие Петроковского статута, которыйреально способен был обрушить экономическое и политическое положение Польши – что и сделал в известной мне истории наряду с ещё одной серьёзной миной, но уже не замедленного действия. Что это был за зверь такой? Скорее не зверь, а ядовитая тварина, ведь в его положениях значилось, что вводилось практически абсолютное крепостное право – прикрепление крестьян к земле – а простым людям жёстко запрещалось владеть шляхетской землёй. Последнее тупо и примитивно блокировало возможность перехода в шляхетское, то бишь благородное сословие.

С «Д» начинается дерьмо! По факту одно из значимых государств Европы нагло, никого не стесняясь, вводило у себя рабство для людей родной крови и языка, пусть и прикрываясь словами «крепостная зависимость». За подобное требовалось сразу бить по рукам… что и было сделано, пусть и несколько позже, через несколько месяцев после взятия Иерусалима и завершения «второго борджианского» Крестового похода.

Никакой агрессии, криков, угроз на всю Европу. Просто в гости к Яну Ольбрахту Ягеллончику прибыл Хуан Борджиа Льянсоль-Романи в качестве императорского посланника и родича. Прибыв же, будучи подобающим образом встречен, очень вежливо, один на один, без лишних глаз и ушей, поинтересовался у короля Польши, уж не желает ли он самоубиться, но, боясь совершить сей, по божеским законам, грех, решил переложить само исполнение процесса на войска под знамёнами Борджиа? Встретив сперва глубочайшее непонимание, Льянсоль-Романи пояснил, что рабство внутри Европы для европейцев же есть прямое оскорбление для всего рода Борджиа, особенно для составленного Кодекса Войны. Не буквы его, но духа. Да и вообще, сотворивший подобное становится духовно очень близок тем же султанам, османскому и мамлюкскому, которые хоть пока и живы, но жизнь эта так… как пламя свечи на ветру. Способна погаснуть в довольно краткий срок, если в Риме того серьёзно пожелают.

Угроза – а это была она, просто высказанная тет-а-тет и с полным пояснением причин оной – была выслушана, понята и правильно воспринята. Вскоре решения Петроковского сейма были аннулированы королевской волей.

Шляхта… До тех, которые являлись наиболее влиятельными, Ян Ольбрахт поспешил довести «крайнее неудовольствие» Борджиа, к тому же подтверждённое Святым Престолом в виде буллы «О недопустимости рабства людей европейской крови и языков, вне зависимости от названия оного». А неудовольствие Папы Александра VI выражалось вовсе не в отлучении от церкви и прочих… преодолимых проблемах. Зато яд в любых формах, а то и полноценное вторжение на земли осмелившихся игнорировать волю Рима – это всегда пожалуйста, со всей возможной щедростью и любому количеству возжелавших. Силу, тем более много раз себя показавшую, среди властителей Европы было приято уважать, а порой и серьёзно опасаться. Тут ещё и обещание, если будет серьёзное сопротивление желанию Рима не допустить сей попытки рабства для себе подобным, дать совет окружающим Польшу государствам пообкусать её с боков, а остаток, как жест доброй воли, отдать Великому князю Литовскому, Александру Ягеллончику. Тот ведь, в отличие от родича, никаких глупостей не совершал.

Было крепостное право, а вот и сплыло. Правда. несколько особо крикливых шляхтичей, видать, от великого ума попытавшихся апеллировать к другому святому престолу, Авиньонскому, да ещё вспомнивших братьев-инквизиторов… В общем, кто-то помер от яда, кого-то нашли утопленным в выгребной яме. Ну а поблизости появились листы с пояснениями, за что такие кары. Не от Борджиа. не от Ордена Храма даже. Хотя в какой-то мере тоже от Храма… Храма Бездны. А его боялись по настоящему, зная, что сей культ никого не убивает просто так, делая своими целями исключительно людей определённого рода.

Впрочем, то дела прошлые. В настоящем же Ян Ольбрахт был смирен, печален и даже полностью смирился с тем, что имеет. Боле того, всё ухудшающееся здоровье и бездетность практически стопроцентно гарантировали – в скором времени Литва и Польша окажутся под властью одного человека, Александра Ягеллончика. Тоже не фунт изюма, плюс жёнушка – любимая, что характерно – из числа Палеологов, но всё едино лучше нынешнего короля. Шляхта точно не забалует сверх допустимо разумного.

Меж тем, мысли мыслями, а основой был всё же Крым. Касаемо наиболее важных вестей из Европы, разумеется. Что я и не преминул напомнить.

– Сейчас мы и хану Менглы-Гирею внушили настоящий, нутряной страх. Ведь как мы выжгли Кефу, примерно таким же образом можем поступить и с его столицей, Бахчисараем. Просто так, чтоб неповадно было нам пакостить.

– Он, по восточному своему тупоумию, считает, что к нам, то есть к Борджиа. это никакого отношения не имеет.

– До сих пор?

В ответ на мою усмешку следует глумливый оскал Изабеллы. Оба мы знаем, что такое разного рода азиятцы и что порой самую простейшую мысль под их толстую лобную кость боевым молотом забивать следует. Неоднократно.

– М-да. Тогда подождём известий. Тех самых, с которых этот… хан ответит, готов ли менять своих на остающихся в Крыме рабов из числа представляющих для нас интерес.

– Сомневаюсь, Чезаре, – с заметным таким сожалением покачала головой Белль. – Получится только тех, кто из этой их… «знати», да ещё чьи родственники сохранили достаточно имущества и главное желания выкупить попавшего к нам. Поэтому большая часть пойдёт «гладиаторами работать», а уж сколько их вернётся после трёх выигранных боёв – нам особого дела нет.

– Зато есть дело до этих клятых людокрадов. Не поймут после показательного сожжения и разграбления городов прибрежных – следующий раз сожжём сам Бахчисарай. Ну то есть не сожжём, разумеется. Мы не «геростраты» паршивые, а в столице ханства там красивые места, кои желательно сохранить для грядущих поколений. Вот порезвимся от души, памятников архитектуры не затрагивая.

– Но не сейчас.

– Конечно же, – сразу соглашаюсь с уточнением подруги. – Пусть хан дозреет, подкоптится на вертеле в собственном соку. Вообще считаю, что к тому времени дела тут, в Новом Свете, будут закончены. Основное дело точно. А уж потом… На улучшенных то кораблях можно будет и заново сюда вернуться.

– С целью?

– Цели, они разные. Как вариант, должным образом познакомиться с империей инков. Попробовать по-хорошему, а там уж как дело пойдёт. Я человек любопытный, ты тоже ни разу не безразлична к экзотическим и красивым местам. Право слово, ну не в Индию же нам тащиться?

– А я бы не отказалась!

И смотрит так хитренько, словно испытывая мои нервы на прочность. Индия, млин. Вот только туда с туристическим визитом соваться нам и не хватало. В Европе дел предостаточно, в Новом Свете вовсе особое, ради чего можно отложить любые дела за ради главнейшей цели. Индия же… Может в дальнесрочной перспективе, но уж точно не сейчас и не в ближайшие годы.

– Поверил, да? – хихикает подруга. – Нет, Чезаре, нам там пока делать нечего. А жалею я не об отсутствии круизов в те края, а что на переговорах с тлатоани лично участвовать не смогу.

– Нельзя. Только один из нас. Страховка.

– О которой ты этому распространителю наркоты непременно поведай, – теперь Белль источала абсолютную серьёзность. – Пусть даже тени надежд не питает, что, устранив одного из нас, избавит себя от жестокой мести со стороны другого. А ещё про то, что мы уже многое знаем про перемещение между мирами и даже возвращение в тот, в котором сумели укорениться. После гибели тела, разумеется.

– Выдать гипотезу за уже нечто доказанное. Чисто женское коварство. Обожаю!

– Военная хитрость, – надула губки девушка, изображая из себя этакую невинность вкружевах. И тут же расхохоталась, зная, что в такие моменты выглядит ни разу не убедительно, но очень своеобразно. – Я в тебе уверена, ты сумеешь выжать из него всё, расплатившись вместо золотых монет паршивой подделкой, но зато ярко и призывно блестящей. И вообще, к чему будущему трупу знания?

– Трупу ли?

– И это тоже нужно выяснить. Если попал в один мир, то дальше по цепочке? Я думаю, что если один раз удалось, то потом это и само собой произойти может. Только шансы… Не хочу русскую рулетку. Хочу гарантию!

– Я тоже, Белль, я тоже. Вот и поговорим. Скоро.

Действительно скоро, ведь переговоры о встрече меня и того, что тут стал Маквилмалиналли Акмапитчли, тлатоани империи Теночк, должны были состояться уже в этом месяце. Не в каком-то городе, поскольку в контролируемые нами не поехал бы тлатоани, а я бы точно не сунулся в город, подвластных Теночку.

Нейтральный небольшой городок, очищенный от жителей, с равным количеством воинов с обеих сторон и находящийся на приблизительно одинаковом расстоянии от контролируемых обеими сторонами конфликта войск? Вот на это я бы пошёл, но науа упёрлись рогом. Причина понятна и логична – знали, наученные горьким опытом, что наличие у нас огнестрельного оружия вкупе с пребыванием в стенах города даёт такие нехилые преимущества, что не обладающий твёрдыми принципами человек способен… Да на многое способен. Как на бои внутри города, так и на подведение к месту переговоров вооружённой большим числом орудий армии, которая устроит оказавшемуся в каменной ловушке тлатоани «весело похохотать».

Пришлось искать компромисс, выразившийся в сакраментальной встрече «в чистом поле», в отсутствии поблизости как густых лесов, так и городов. В лесах обе стороны могли бы спрятать немалое число воинов. Города? Здесь тоже понятные преимущества и недостатки со всех сторон. А так… Равное число участников переговоров плюс свиты/охраны, а обычное стрелковое оружие с нашей стороны большей частью компенсировалось откровенным фанатизмом воинов-ягуаров у науа вкупе с поголовной вооружённость последних спаренными арбалетами и умением с оными как следует обращаться.

В общем. время беседы неумолимо приближалось и само по себе, а с учётом последних известий о возникших случаях заражения оспой тянуть и вовсе не следовало.

Глава 5

Глава 5

1504 год, июнь, нейтральная полоса, место переговоров.

Свершилось! Я про переговоры между мной, Чезаре Борджиа, и Маквилмалиналли Акмапитчли, не знаю уж, как его раньше звали-величали. Своё прежнее имя и прозвище этому субъекту также открывать не намерен. Облезет, собака страшная, после чего неровно и погано обрастёт, становясь похожим на покрытый мхом и «удобренный» пробегающей живностью камень.

Место подобрали неплохое. Около тридцати километров – так и не привык к местным мерам длины, всё на привычные метры с километрами перевожу и вряд ли от этого отвыкну… равно как и Белль, у неё та же самая особенность – от Папантла. Самое то расстояние и чтобы науа чувствовали себя спокойно, и для нас не было такой большой проблемой отступить под защиту каменных стен. Собственно рельеф местности, как сговаривались – равнина и никаких лесов на достаточном расстоянии. О нет, они есть, но если откуда покажется большое число вооружённых людей – у другой стороны будет достаточно времени, чтобы, огрызаясь, отступить. Риск, конечно, есть везде, особенно при таких то договаривающихся сторонах, но мы реально постарались свести его к минимуму. И нет, никаких коварных сюрпризов я со своей стороны не подготавливал. Взрывчатка, яд, хитрые тактические схемы, позволяющие подловить тлатоани на отходе…. Принципы дороже. Ещё банальный расчёт оные принципы подкреплял. Живой он мне нужен, живой и говорящий, причём первая встреча и вовсе должна пройти в предельно миролюбивой обстановке. Не как между гроссмейстером Ордена Храма и императором с тлатоани Теночка, а как двух выходцев из другого мира, оказавшихся здесь, в мире новом, где оба успели взлететь на самый верх.

Вот он, шатёр посреди поля, к которому иду я в сопровождении десятка телохранителей из числа наиболее умелых, способных обращаться что с клинками, что с аркебузами и пистолями головорезами, что тлатоани с десятком же воинов-ягуаров. Тоже, однозначно, взял лучших из лучших, готовых костьми лечь, но сохранить жизнь правителя.

В самом шатре пусто, никто не подобрался тишком, это совсем недавно троица разведчиков с нашей и их стороны проверили, после чего доложились во всех подробностях.

Молчание. Тамплиеры, среди которых исключительно адъюнкт-рыцари и тройка сквайров из числа совсем уж виртуозов мечей и пистолетов, предельно сосредоточены. Ноль доверия к науа, абсолютная концентрация на защите своего гроссмейстера. Понимаю это, потому даже не пытаюсь отвлекать их. Ответят, но выйдут из особенного состояния, в которое заново входить та ещё морока. Не следует их огорчать, они ж реально жизнь отдать готовы, меня защищая. Не слепо, а понимая весь тот гемор, который начнётся, случись что непоправимое.

Вот уже чётко видны лица как «ягуаров», так и тлатоани. Мда, отнюдь не юная персона, но оно и понятно. Около двух десятков лет тут обретается. Да и попал, насколько могу судить, не в юношу. Крепкий такой индеец, закованный в не стесняющую движений, но вместе с тем довольно тяжёлую и надёжную броню. Шлемом также не пренебрёг, в отличие от части его телохранителей. Ох уж эти ацтекские традиции, требующие должной степени раскраски собственных лиц и пышных, украшенных золотом и перьями птиц причёсок. Уязвимость, однако, которую мои парни уже приняли во внимание и, случись что, четверым целям непременно будут стрелять аккурат в голову. По два четырёхствольных пистолета у каждого, причём не кремневых, а колесцовых из числа улучшенных, заводимых-взводимых не специальным «ключом», а просто круговым поворотом специального рычажка на корпусе – это звездец всему живому. Мало какие доспехи спасут, учитывая особую, допиленную самим да Винчи конструкцию оружия личной охраны рода Борджиа.

– Я, Чезаре Борджиа, император и глава Ордена Храма, приветствую тлатоани великой империи Теночк Маквилмалиналли Акмапитчли, – произношу на языке науа, хотя его почти не знаю. Так, пару фраз выучил из числа нужных именно здесь и сейчас.

Тлатоани бросает фразу в ответ, а Марио Траццони, один из сопровождающих меня охранников, тут же переводит:

– Маквилмалиналли Акмапитчли, тлатоани, готов говорить с тобой.

Мания величия? Этикет науа, которые считают других, даже побеждающих, ниже себя? Пофиг! Тем более слова звучат от того человека, которого я всё едино намереваюсь прибить, предварительно выжав досуха. А какая разница, с какими интонациями что-то лопочет без какого-то времени труп? То-то и оно, что ноль разницы. Это мои тамплиеры напряглись, словно электричество, уже сильно желая порвать в лоскуты как самого тлатоани, так и сопровождающих его «ягуаров». Не, у меня с нервами всё в порядке. Следовательно, вместо эмоций озадачим болезного несколько иным. Словами на испанском, но переплетая во фразе здешние «староиспанские словеса» и кое-какие нотки из уже другого испанского, мне тому современного.

– Пройдём в шатёр, тлатоани всея ацтеков. Есть о чем поговорить, прояснить картину этого мира. Мир, он ведь разный, порой неуловимо меняющийся. Р-раз, а вот уже из привычного совсем другим становится. Знакомо тебе, да?

Моим пофиг, они к экстравагантности поведения всех Борджиа привыкли. Зато несколько «ягуаров», явно знающих испанский в той или иной степени, аж вскинулись, Ну как же, весь этикет под хвост пробегающей мимо кормовой псине пошёл, непорядок! Опять-таки уважения в моих словах особого не просматривалось. Уровень обычного разговора между двумя людьми, причём не совсем понятно собственно внутреннее, истинное содержание фразы. Всем, кроме самого тлатоани, который искривил губы в неприятном подобии улыбки, после чего процедил. На испанском, причём идеальном, без тени акцента. Современном для меня и слабовато понятном для моих охранников:

– Да, Борджиа, будем говорить. Ты и я, другие при разговоре не нужны, Ждать и следить!

Последние слова уже на языке науа, обращённые к «ягуарам». Пофиг, ведь такой же, как и я сам, иномирец, уже потопал внутрь шатра. Не то и впрямь ничего не опасаясь, не то успешно делая вид. Пора и мне внутрь. Разговор тет-а-тет, он такой, особенный.

Внутреннее убранство шатра было одновременно и подобающим высоким договаривающимся сторонам, и в то же время весьма аскетичным. Шелк и бархат, красное дерево походного столика и два походных же, но шикарно исполненных кресла, в которых сидеть реально удобно. Это из подобающего. Аскетизм же, если вообще можно так сказать, выражался в отсутствии золота, вычурности и роскоши ради неё самой. Сугубо функциональность, доведённая до уровня, близкого к абсолюту. На столике бумаги и карта. Опять же карты на специальных треногах, растянутые и закреплённые.

Еда и напитки? Если что понадобится – принесут промочить горло и пожевать охранники. Тут ставки такие, что реально у обоих договаривающихся о мире есть реальные опасения получить отраву если не смертельную, то усыпляющую либо парализующую. Нет, ну а что? В особой коллекции Борджиа, мной дополненной и развитой до совсем уж солидного ассортимента, теперь есть такие снадобья, которыми и вдвадцатом веке, второй его половине даже, не побрезговали бы воспользоваться. Тот же скополамин, будь он неладен – натуральный который, представляющий собой вытяжку из особого вида дурмана, только в Индии растущего. Там его вроде как «трубой ангела» называют'. Ангела смерти, ибо в минимальных дозах лишает воли и попутно растормаживает сознание, заставляя болтать лишнее. В больших же… смерть, причём мучительная, как говаривали специалисты по токсикологии ещё тогда, прежнему мне. Пусть скополамин в теории и в иных видах растений из числа паслёновых есть, но выжать его оттуда – те ёще сложности, потому не видел смысла. Особенно при наличии более лёгкого способа.

Ай, не туда мысль пошла. Сконцентрируйся. Чезаре, сейчас ты именно Борджиа, а наёмный убийца Кардинал – это уже прошлое, пережитое, осмысленное и оставшееся лишь частью тебя нынешнего.

– Вот мы и встретились – люди, оказавшиеся в не своём мире, но сделавшие его тем, чем хотели. По крайней мере, какую-то часть, – хмыкнул я, жестом предлагая стоящему передо мной человеку в теле ацтека занять место в кресле. – Присядешь или будешь изображать каменное изваяние?

– Я присяду, – согласился тот. – Имена…

– Наши, к которым привыкли. Чезаре для меня, а для тебя… Сомневаюсь, что Мак будет по вкусу.

– Правильно сомневаешься. Имя гринго – это не моё имя. Лучше Маквил.

– Пусть будет так.

К этому моменту мы уже сидели друг напротив друга. Разделённые лишь столиком, на котором была та самая карта интересующего нас обоих участка Мезоамерики, а также кое-какие нужные бумаги, исписанные на латыни и языке науа. Каждому своё, что тут скажешь.

– О здешнем или об общемировом? Многомировом, если точнее.

– Сначала местное. Как стопку текилы перед главным блюдом, – предложил своё видение разговора Маквил. – Удобнее. Мир мы могли заключить и через капитанов.

Интересное слово прозвучало, однако. Капитаны – это армейское или, что более вероятно, связанное с картелями? Латиносы часто называют своих «бригадиров» именно так. Посмотрим-прокачаем, но пока сделаем вид, что слово пропущено мимо ушей.

– Карта перед нами, карандаши тоже лежат. И не забывай, что три дня назад мои войска вошли в оставленный твоими людьми Семпоала. Три главных города тотонаков теперь вне империи Теночк. Вдобавок от Халапа, от Коба тоже начинаются расходиться небольшие армии, которые уже кое-что берут под себя. А недостатка в орудиях, чтобы установить их на стенах берущихся городов, лично у моих парней нет. Связь с Европой налажена, от причуд ветра парусно-паровые фрегаты и галеоны с клиперами не зависят. Ты и сам всё должен понимать.

– Понимаю. Я не успел. Проклятый порох!

– Хотел взять у конкистадоров?

– Да.

И лицо на мгновение чуток дернулось, проявляя скрытые под маской эмоции, главной из которых была всепоглощающая ненависть. Успешно сдерживаемая, но присутствующая. Равно как чувствовалась и привычка не просто убивать, но ещё и властвовать. Та самая, которая не отсюда, а совсем из иного места. Мда, не простой человек залетел в этот вариант реальности, совсем не простой.

– Я не Кортес, но его тактику хорошо помню.

– И развил… Тласкалу не отдам. Кровью своей там всё зальёте, пока будете до городов добираться. И испанцы особенно. Я по ним бить буду больше. Они слабее тебя, они местные, не изменённые.

– Частично изменённые, Маквил, – улыбаюсь в ответ. – Борджиа и Трастамара связаны не одним, а двумя браками. Пока, а потом будут и ещё. Стежок за стежком… разорвать будет очень сложно. Я знаю, что такое узы крови, клановость, общие интересы двух сплетающихся общими интересами и личными симпатиями династий. Политика с интригами – в этом варился столько, что и не упомнить.

Чуток тумана подбавить, перемешивая правду с… тоже правдой, просто правильно поданной. Киллер моего уровня поневоле должен хорошо разбираться в политике и интригах для банального выживания, не говоря уж о том, чтобы раз за разом устранять цели, причём не абы какие, а высокопоставленные и отбираемые по собственному желанию. Вот и получалось… Нет лжи, но и правда подавалась под своеобразными приправами. Собеседник, похоже, проглатывал куски предлагаемого ему блюда, что есть хорошо и весьма.

– Отдаю тотонаков. И те города, которые ты с испанцами уже захватил. Это много!

– Не очень, учитывая, что тотонаки становятся княжеством Тотонакским, да и твоя хоть и оскорблённая попытками её устранить, но всё ещё союзница Анакаона теперь тоже княгиня Таино. Я привык выполнять обещанное, принципы у меня такие.

– Твои тотонаки – вот и делай с ними, что пожелаешь, – повторился тлатоани.