Текст книги "Варяги. Меж степью и Римом"

Автор книги: Владимир Поляков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

– Второе?

– Первым был напыщенный болван Болеслав Мшанский. Нам же нужен тот, кто принимает решения. Слышал про Адальберта Пражского?

Станислав сделал неопределенное движение рукой. Он и впрямь вроде бы что-то слышал, но по большому счету не помнил толком, что именно. У него были совсем иные интересы до появления в жизни Драгомиры, во время жизни с ней, да и после тоже. А в кратком, но выматывающем обучении в Киеве ему про это имя ничего не говорили, тут он ручался.

– Любопытство, по словам христианских священнослужителей, большой грех. И я знаю, почему так сложилось. Нелюбопытными людьми проще править, они покорно идут, не делая вникать в суть и видеть те нити, при помощи которым ими управляют таящиеся в тенях пастухи. Но я не о том. Адальберт епископ Праги. Он доверенное лицо Папы, а потому и его брат Гауденций тоже пользуется доверием, лишь немного меньшим. А тут, в Гнезно, создается новая даже не епархия, а архиепархия. Стольный град все же!

– Мешко обрадуется, – пожал плечами Станислав, которого эта весть не слишком взволновала. Попробует сменить княжество на королевство. Этот, что в Риме сидит, его поддержит. Нам то что с того?

– По верхам глядишь. Хотя головой думать начал, мой дорогой мальчик, – Вельмира язвила, но беззлобно и с толикой симпатии. Заметной толикой, потому как это видел и ее спутник. Могу еще разик поцеловать. И не только. Потом. И не говори, что впал в столь любимое некоторыми служителями Христа целомудрие. В Киеве по веселым домам похаживал.

– То девки, а ты другая. На Драгомиру похожа. И, наверно, тоже иногда Мирой зовут. Не девка, совсем другое. С тобой так нельзя.

– А если иначе тогда можно?

– Иначе Для меня она еще не умерла. Голос постоянно звучит, я же постоянно помню, что должен поквитаться с отнявшими ее. Что будет потом? Может, я смогу начать жить. Просто жить. Ты на нее похожа – пробормотал Станислав, все понижая и понижая голос. Мира Хотелось бы мне уже там, в Киеве, оказаться на берегу Днепра. И не одному. Но не сейчас.

Вельмира промолчала, лишь бережно, нежно провела кончиками пальцев по шее спутника и Она не решилась сейчас на большее, дабы не нарушить нить не союза, но доверия, возникшую между ними в это мгновение. Пришло и понимание того, что с НИМ она в игры играть не станет. Иначе потерять уважение к самой себе. Что будет дальше, какие отношение будут с этим обожженным горем и ненавистью парнем лишь боги ведают. И самую малость она сама когда сумеет выбросить из головы порученное ей дело. Вот завершит и точно выбросит.

– Бернард ждет нас хотя и сам о том не ведает, – подмигнула она Станиславу. Пошли, на тебя все мои надежды.

* * *

Мастерская сапожника по имени Анджей была обычной. Совсем обычной, намеренно обычной. И отец, и дед нынешнего владельца тоже занимались лишь обувкой, передавая нехитрые секреты ремесла от отца к сыну. Анджея в окрестностях знали, несли в починку сапоги и тому подобное. Порой получал он и заказы. Но мало кто знал, что вот уже несколько лет его мастерская лишь вывеска, удобная личина для тех, кто затаился в другой половине дома.

Они появились внезапно, без предупреждения. Просто так, одним ясным весенним днем. Сказали, что теперь его мастерская послужит не только малой части горожан, но и делу христову.

Возражать против такового? Анджей не был дураком, он знал, чем подобное заканчивается. Никак ему не хотелось ни быть повешенным, ни просто тихо исчезнуть, словно и не существовало его никогда. К тому же незваные гости-хозяева не поскупились, сразу кинув тяжелый кошель с серебром, да и каждый год вновь передавая немалые денежки.

Сначала Анджей боялся, потом успокоился. В конце концов и вовсе привык. К тому же лихие люди теперь ни за что не сунутся к нему. В этом он убедился после того как люди Кривого Янши, едва переступив порог мастерской и затребовав долю серебра, повалились на пол: один от кинжала в спине, второй же по причине перерезанного от уха до уха горла. Третьему же подручные отца Бернарда повелели идти к тому, кто его сюда послал и передать, что его можно не просто прирезать, как борова на бойне, но и разорвать на части перед всем народом. Хотя бы как тайного идолопоклонника.

Вот почему когда дверь открылась, и вошли двое богато одетые пан и пани он не только понял, что это точно не к нему, но и ничуть не испугался. Лишь задал вопрос:

– Благородные пан и пани хотят видеть?..

– Отца Бернарда, по важному делу. Михаил Выгожский с супругою. А чтобы ты не утруждал свою голову, вот тебе этот свиток. Передай его святому отцу. Скажи, что он от отца Франциска, что из Легница.

– Конечно, пан Михаил.

– Тогда почему ты еще здесь? – нехорошо улыбнулся тот, протягивая руку к плетке, которой явно пользовался не только находясь в седле. Пшел!

Когда сапожник, бодро стуча собственноручно сделанными сапогами, умчался в глубины дома, Станислав бросил короткий взгляд на Вельмиру и не смог удержаться от легкой улыбки. Впервые за долгое время она была не вымученной, а искренней.

– Быстро бегает!

– Верно, я давно такого не видела.

Продолжать разговор в схожем виде оба не решились. Кто знает, их могли и подслушивать через незаметное слуховое окно. Оставалось только ждать возвращение сапожника. На причастного к делам бенедиктинцев он не походил ни чуточки.

Однако, сам сапожник так и не вернулся. Вместо него появился совсем другой человек. Обычная одежда, но на поясе пара длинных кинжалов, а в глазах неугасимый огонь истово верующего. Бенедиктинец, подручный отца Бернарда, тут и гадать не стоило. Кивнув в знак приветствия, он подошел к двери и закрыл ее на засов. Лишь после этого обронил пару слов:

– Чтобы не мешали. Отец Бернард вас примет. За мной

Краткость слов в таких делах была обыденной. Вельмира и сама знала, и Станиславу успела поведать об особенностях поведения жрецов Христа. В том числе и таких. Потому они и последовали за провожатым, не пророня ни единого слова.

Задняя комната мастерской, где хранились кожи, подметки и прочее, была тем, чем и казалась. Зато из нее можно было пройти дальше двумя путями. Одна дверь явно вела к жилищу сапожника с семьей, а вот другая С виду потрепанная и хлипкая, но на деле из крепкого дерева, да еще и усиленная железом. Именно к ней и подошел бенедиктинец, постучал, причем не просто, а явно условным сигналом.

Легкий скрип открывающейся двери. Открытый дверной проем, но никого за ним. Дескать, заходите, гости дорогие. Станислав оценил расчет. Сунется внутрь особо резвый сразу получит или клинком в стык брони, или же чем-то вроде молота по голове. Второе лишь коли живым взять захотят. Но сейчас им вряд ли стоило опасаться подобного.

И все равно сердце чуть екнуло, когда он, повинуясь жесту неразговорчивого провожатого, первым прошел туда. Следом за ним двинулась Вельмира, ну а человек с двумя кинжалами внутрь заходить даже не собирался. Он всего лишь закрыл за гостями дверь, оставшись по ту ее сторону. Перед Станиславом и Вельмирой предстал неширокий и не шибко длинный коридор, освещенный лишь одной тусклой масляной лампой. А заодно было ощущение, что за ними сейчас кто-то наблюдает. Посмотрев в глаза стоящей по левую руку жрицы Лады, Станислав понял, что ту это ничуть не смущает и не пугает. Напротив, она скорее забавляется происходящим. Не видя никакой угрозы. Раз так, то и ему негоже беспокоиться. Мастер тайных дел тут не он, а она.

Промедление оказалось столь незаметным, что только действительно внимательный наблюдатель мог его осознать. Пара мгновений, и вот уже парочка гостей уверенно направляется к другому концу коридора, что заканчивался точно такой же дверью. Единственное отличие эта преграда уже не была таковой, медленно открываясь.

Пройдя в комнату, Станислав обнаружил, что она, хоть и скромно обставлена, все же весьма уютна. Да и многолюдства в ней не наблюдалось. Всего один человек благостный старичок с добрыми-добрыми глазами, перебирающий четки из тридцати трех зерен и шепчущий молитвы. Креслице, на котором он восседал, было крайне неудобным на взгляд обычного человека, оно словно бы целиком состояло из острых углов. Кроме этого предмета пыток, имелись несколько простых стульев. Грубоватых, конечно, но не вызывающих желания скорее остаться стоять, чем присесть на такое.

Отец Бернард. Не самый последний человек среди бенедиктинцев, пусть и чурающийся известности. Что поделать, коли он предпочитал находиться в тени, из которой столь удобно видеть как друзей, так и врагов. И сейчас вернул слуга Святого Престола ла-асково так посматривал на явившихся к нему.

– Сын мой, дочь моя Приблизьтесь к старику, дайте мне благословить вас.

Проверка или просто естественное действо? Станислав не знал, а Вельмира даже не собиралась задаваться подобным вопросом. Она знала обряды христианства как бы не лучше, чем некоторые священники. Что же до Станислава, то и он был крещеным, хотя ревностным верующим его никто называть бы не стал.

Приняв благословение и почтительно поцеловав руку бенедиктинца, оба гостя скромненько этак встали поблизости от благостного старичка, ожидая его первых слов по делу. И он не заставил себя ждать.

– Пан Михаил Выгожский и пани Магдалена, его супруга Отец Франциск пишет мне, что вам, Михаил, он поручал кое-что из дел, полезных нашей матери-церкви и Святому Престолу. Похоже, он говорит про тех язычников, которых ему, не без помощи, конечно, удалось обнаружить близ Болеславца. Что же до отца Марка, который должен был принять более деятельное участие, то бог ему судья. Но его тяга к вину

– Отче Бернард! Не мне, недостойному рабу божьему, поправлять вас, но все же я осмелюсь добавить кое-что к произнесенному, – чуть склонив голову, как и полагалось в таких случаях, Станислав стал исправлять специально допущенные бенедиктинцем ошибки. Я помогал известному вам и мне отцу Франциску в Свиднице. Язычники устроили свое логово прямо в городе и хотели устроить смуту, убив первых лиц города. Оказавшийся же там ваш брат по бенедиктинскому ордену звался вовсе не Марком, но Павлом. Не принял же более весомого участия в событиях по той причине, что Простите за хулительные слова, отче

– Не твой то грех, раб божий Михаил. Дозволяю.

– Любовь отца Павла к молоденьким служкам порой мешала ему вовремя успевать туда, куда требовалось.

– Да, память моя с годами лучше не становится, – притворно огорчился бенедиктинец, горестно качая головой. Зато молодые, что придут к нам на смену, как я вижу, отличаются не только памятью, но и острым умом.

– Я все понимаю, отче, – преклонил колено Станислав, зная, что этому человеку понравится подобное. Вельмире стоило доверять. Тот свиток от отца Франциска сам по себе мало что говорит. Вам требовалось проверить, мы ли это или же те, кто выдает себя за нас.

– Истинно так, дети мои. А сейчас присядьте и после этого ты, Михаил расскажи, что привело тебя в Гнезно и зачем тебе понадобился скромный монах-бенедиктинец?

Началось. Проверка была пройдена. По крайней мере, первая ее часть точно. Бернард не просто согласен был выслушать, он еще и самую малость заинтересовался неожиданным гостем. И этот интерес стоило использовать. Но сама Вельмира сейчас не могла действовать. Ей оставалось надеяться на то, что разговор пойдет по одному из заранее обговоренных со Станиславом путей. Только тогда он окажется удачным в полной мере.

Но Станислав не подвел, довольно подробно и грамотно описав дело, по которому они прибыли в Гнезно. Рассказал про задумки некоторых порубежных с прусскими землями князьков, в том числе Болеслава Мшанского, потеснить соседей-язычников, приведя под власть земную Мешко Паяста и власть небесную матери-церкви новые угодья. А значит, требовались воины, в том числе наемники. Лучшие из возможных! Они же обитали в том самом Йомсборге. Само стремление пограбить и прижать язычников-пруссов было для Бернарда насквозь понятное, сомнений вызывать не должное. Однако, от уточняющих вопросов он удержаться не мог, душа не позволяла.

– Почему именно сейчас, почему непременно пруссы? Княжество укрепляется на землях Поморья, там хватает хлопот с язычниками. Их еще долгие годы придется приводить к покорности. Но дела найдутся для многих. В том числе и для этого, – бенедиктинец поводил рукой в воздухе. Пытаясь припомнить имя. Ах да, Мшанского и тех, кто вместе с ним. И что у вас, молодой пан, за особый интерес?

– Ваши вопросы, отче, разумны и на них немедленно будет дан ответ, – вежливо и спокойно отвечал Станислав, изо всех сил стремясь не показать, что ему сейчас заметно полегчало. Ведь это они с Вельмирой подробно обговаривали. Поморье сейчас под властью Польши а значит, пруссы не смогут быстро получить помощь от венедскох племен, всех этих лютичей с бодричами. Только по морю, на кораблях, а это время. Мы же не собираемся начинать настоящую войну. Лишь отхватить краешек земель.

– Только и всего

Заметив легкое пренебрежение в голосе отца Бернарда, Станислав решил внести и свою лепту. Для пущей убедительности. Пусть именно те слова, что он собирался сказать, не были оговорены, но общий их смысл был соответствующим.

– Один краешек, затем второй. Так и немалый кус земель отпластать можно, как ковригу хлеба тонкими ломтиками.

– Продолжай, сын мой, – вновь вернул на свое лицо заинтересованность бенедиктинец. Грешен, возгордившись, вынес суждение, не дослушав. Гордыня вот первый враг смиренного служителя Христа, бога нашего.

– Бесспорно, отче. Сам порой борюсь с грехами. Что же до пруссов, то нам действительно нужны наемники. К чему класть в их лесах и болотах воинов христианских, коли можно сделать так, чтобы одни язычники резали других? Наемники из Йомсборга лучшие, они всегда окупаются с лихвой! А мой интерес Я сын простого сотника, мать моя из благородной, но небогатой семьи. Женившись, теплый взгляд в сторону Вельмиры, попытка изобразить настоящую любовь, пусть и представляя на ее месте умершую Драгомиру. Больно, но необходимо, ведь сидящий рядом старичок очень проницателен. Я должен дать моей единственной любви возможность быть большим, чем она была бы без меня. И есть ли большой грех в том, что хочу стать небедным человеком, творя благие дела, полезные и Польше, и Святому Престолу?

– Невелик грех твой. У других грехи куда больше и опаснее. Отпускаю тебе его.

Бернард, перекрестив Станислава, побормотал очередную краткую молитву на латыни, которая для прознатчика Киева оставалась непонятыми звуками. Но раз Вельмира продолжала сидеть спокойно, не подавая тревожных знаков, что оговорены были на крайний случай, то все в порядке.

Совсем в порядке. Станислав ощущал, что висевшая в воздухе с начала разговора напряженность развеялась окончательно. Она ослабевала и до этого, но сейчас совсем сгинула. Бенедиктинец поверил. Во всяком случае пока. Но на его лице отражались тяжелые раздумья, относящиеся непосредственно с ним, его гостям. Доброжелательные, но все же. Вот он пришел к какому-то решению, а несколькими мгновениями позже полились и слова:

– С благим делом пришли вы ко мне, дети мои. Выкорчевать поганые идолища пруссов-язычников, перебить их жрецов, оттеснить их воинов вглубь, а самим прийти на свободные земли. То богу угодно! Равно как и нести свет истинной веры дикарям, во мраке пребывающим. Не только крестом, но и мечом! Особенно мечом, потому как крест они упорствуют в своих ложных верованиях. И не убоясь губить тела, спасем их души. Во имя господа нашего, аминь!

– Аминь

Станислав с Вельмирой отозвались эхом. Личины, носимые ими, требовали именно этого. Жрица Лады и не к такому привыкла, ничуть не удивляясь словам жреца распятого бога. А вот Станислав снова был несколько удивлен. Хотя нет, скорее просто раздосадован, ведь еще несколько лет назад он и не думал о подобном. О том, что принятая князем Мешко и настойчиво продвигаемая вера окажется такой двуликой. Мысли настойчиво лезли в голову. Но он их отодвинул на время. Сейчас важен был разговор. И он продолжался, пусть говорил только монах ордена святого Бенедикта.

– Дело богу угодное. Но средство для его исполнения выбрано не совсем то.

– Почему, отче?

– Йомсвикинги стали неугодны Святому Престолу. Недовольство земных владык тоже перешло ту черту, за которой мы и власти земные должны объединить усилия, дабы стереть Йомсборг, твердыню язычников, с лица земли. Раньше, когда они готовы были быть оружием в руках веры христовой, мы давали им жить и молиться своим идолам. Но теперь, когда они предали князя Владимира Киевского, увидевшему свет христианства, хоть и идущий из Рима Восточного И не только это. То, что я скажу сейчас, тайна, но скоро, через несколько дней, она будет открыта всем людям. Потому нет на мне греха, если я скажу ее сейчас и здесь верным рабам божьим.

– Наши уши открыты, а рот за семью печатями, – встал со стула, а затем преклонил колени Станислав, изображая крайнее потение сам и видя, что Вельмира не отстает. Это великая честь для нас.

– Встаньте Вот так. А теперь откройте не только уши свои, но и душу. Хальфдан, демонопоклонник, самозванно взобравшийся на трон в Киеве, заключает союз с Йомсборгом. Превращает наймитов и разбойников в город-государство, призывая к себе их посла. Этим он наносит великое оскорбление Папе, наместнику бога и хранителю ключей святого Петра. А посему скоро будет объявлено, что Йомсборг должен быть разрушен, населяющие его перебиты. Это будет достойным уроком для тех, кто решит последовать их примеру. Теперь понимаете, почему не получится нанять их?

* * *

Вот и оно! Подтвердилось самое главное слуги Папы Римского ополчились на Йомсборг. Значит, в скором или очень скором времени тот будет разрушен. По сути, узнанного уже было достаточно для того, чтобы считать поручение выполненным. Вот только жрица Лады хотела большего не просто узнать о нападении, но и выведать его подробности. А для этого следовало продолжать опасную игру. Потому пусть Станислав продолжает разговор, благо он идет по одному из предполагаемых путей. Да и те кусочки, что он добавлял от себя, не вызывали у Вельмиры отторжения.

– Но отче, – хитро так прищурился Станислав. Ведь разрушать Йомсборг куда удобнее, если там будет мало защитников. Нанять их, послать умирать в земли пруссов за интересы Польши и святой матери-церкви нашей. А когда до них дойдут вести о творящемся в Йомсборге Им это уже не поможет. Наемники будут ослаблены, число их убавится. А во всех сторонах света их враги. Мы и пруссы. Пусть выбирают, чьи мечи вонзятся в тела.

– А вот это не мне решать, сын мой, да и не тебе особенно, – задумчиво протянул бенедиктинец. Были такие мысли у некоторых братьев, только

– Что, отче Бернард?

– Кто знает, может глас божий порой достигнет ушей через такого как ты, человека со стороны, но преданного церкви. Не убоишься ли ты, Михаил, сказать то же самое, что и мне, Гауденцию, брату епископа Адальберта Пражского? Именно он становится во главе Гнезненского архиепископства, папский указ о его назначении будет оглашен со дня на день. Он и только он в пределах Польши имеет власть решать подобные вопросы.

– Не убоюсь, – взгляд Станислава был совершенно спокоен, хотя и не по той причине, которую мнил себе бенедиктинец. – Но чтобы сказать это, мне надо увидеть почтенного отца Гауденция. Жаль, что я человек слишком маленький, ворота княжеского дворца, где он сейчас, предо мной не откроются.

– Они откроются передо мной. Только придется немного подождать. Скажите мне место, где вы с женой остановились. Вас навестят, как только будет договоренность о встрече. И вот еще что Думаю, не обязательно брать с собой жену.

Такое Вельмиру явно не устроит. Понимая это, Станислав пустил в ход довод, который, хоть и выглядел необычно, должен был убедить Бернарда в ее необходимости.

– Она может оказаться необходимой. Представьте себе, что рядом с вами книга, куда вписаны многие и многие события, имена, время случившегося И эту книгу нельзя ни потерять, ни прочитать без ее на то согласия. У моей любимой Магдалены великолепная память, она в любой миг готова подсказать что-то действительно важное. А это, вы же понимаете, может пригодиться во время встречи с таким влиятельным человеком!

– Хм да. Необычно, – закашлялся от неожиданности бенедиктинец. Но если все именно так, то Мне надо удостовериться. Скажите-ка мне, дочь моя, что вы знаете о силе воинов того самого пана Болеслава Мшанского и тех, кто его поддержит? Для начала

Вельмира, сначала опешившая было от неожиданных слов Станислава, нашла в себе силы успокоиться. Оказалось, что безумный порыв спутника позволил, не навлекая подозрений, пробраться к Гауденцию. Что же до соответствия образу «живой книги» – это она легко устроит. Сейчас нужно всего лишь отвечать на вопросы, пользуясь своей действительно примечательной памятью, но в остальном показаться себя глупенькой и наивной девушкой. Пригодится. С глупцов и спрос меньше, и неожиданностей от них как правило не случается.

Имена, числа, снова имена И никаких собственных мыслей. Едва только хитрый бенедиктинец пробовал вызвать ее на высказывания собственного мнения, Вельмира начинала нести если не чушь, то уж точно полудетский лепет. Естественно к тому же хлопая глазками и мило улыбаясь. Иногда теребила расшитый цветочками платок, прикусывая нижнюю губу, словно бы пытаясь думать, но с огромным усилием. Наконец, Бернарду это окончательно надоело.

– Примечательно. В высшей мере примечательно! – довольно улыбнувшись, бенедиктинец попросил Вельмиру-Магдалену успокоиться, видя, что она чрезмерно напряжена. Ну а потом обратился к ее мужу. Способности твоей жены, Михаил, столь же поражают, сколь и вдохновляют на использования в нужных и благих делах. Теперь я понимаю, зачем ты хочешь взять ее с собой. Как я рад, что такой несомненный божий дар будет использован в делах Святого Престола. Да-да, сын мой. Теперь я просто должен предложить тебе стать одним из проводников воли нашего ордена в миру. Иначе

– Я понимаю, – склонил голову Станислав. Служить духовным наследникам святого Бенедикта честь для меня. Надеюсь, что и некоторые другие мои стремления

– О нехватке золота беспокоиться не придется, – прервал его слова Бернард. – Брат Августин! Принеси малую часть того, что получит муж столь полезного нам человека. И не скупись. Видишь ли, сын мой, брат Августин занимается вопросами казны и порой бывает несколько скуповат. Не понимает, что за редкости и платить надо достойную цену.

Скрип двери, до этого успешно прикидывающейся частью стены. Вельмира про себя отметила, что тайные ходы у монахов неплохо устроены. И на появившегося в комнате человека она обратила свое пристальное внимание. Невысокий, юркий, закутанный в бесформенную хламиду, скрадывающую движения, но не мешающую им. И топорики под ней, так хорошо подходящие для схватки в таких вот помещениях. Казначей, говорите? Может и это, но не только.

Однако, подойдя к Станиславу, он передал ее спутнику небольшой мешочек. Набитый монетами и явно не медяками.

– Золото, – проскрипел он. Тебе. Получишь больше. Потом.

И двинулся обратно, уже в полном молчании. Отец Бернард следил за своим собратом с легкой улыбкой на губах, не выражая никаких чувств. Видно было, что они знают друг друга давно, потому и не обращают внимания на то, что чувствуют все прочие.

– Брат Августин такой неразговорчивый, – медовым голосом произнес Бернард, как только другой бенедиктинец скрылся за теперь уже не тайной дверью, закрыв ее за собой. Зато доверенная мне казна под его присмотром никуда не исчезнет, даже самая мелкая монетка не сможет исчезнуть ни в щель, ни в чей-то карман. Не хотите ли узнать о количестве золота?.. Пересчитав его?

– Нет, – покачал головой Станислав, переправляя мешочек с золотом в поясную суму. Это было бы неуважением к вам. Тут, как только что было сказано, всего лишь малая часть, знак внимания и доверия ко мне вашего могучего ордена. А можно ли подвергать сомнению и пересчетам меру доверия? По мне так нет.

– Думаю, мы в вас не ошиблись, сын мой. Тогда можете идти обратно, на тот постоялый двор. Или побродить по улицам этого красивого города, здесь есть на что посмотреть. Только не отлучайтесь надолго, приглашение ко двору, а значит к новому архиепископу, может оказаться у вас в любое время. До скорой встречи, дети мои.

Когда нежданные, но оказавшиеся столь нужными гости ушли, Бернард позволил себе прикрыть глаза и расслабиться. Новые люди, новые возможности. Особенно эта «живая книга» порадует вышестоящих. Хотя и молодой человек неплох, обладая не только целеустремленностью, но и осторожностью. Такой пригодится ордену, пусть и в миру. Да, в миру. Решено! Что же до тех язычников Йомсборга и их использованию для нажима на пруссов перед окончательным уничтожением… Пусть решает Гауденций. Ведь Гнезно, да и большая часть Польши – его заботы, порученные лично Папой. Пусть он решает, а умный Бернард посмотрит, как новоназначенный архиепископ справляется с возложенными на него обязанностями.