Текст книги "Снежная рапсодия (СИ)"

Автор книги: Владимир Положенцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

   "Молите Бога, чтобы командующий имел слабую память,– сказал ей «отец». От напряженного ожидания он покрылся испариной. «Не тряситесь, Вербер,– Елена ткнула его в бок. Тот застонал. – Извините, Антон Петрович, забылась. Держите, пожалуйста, себя в руках. И учтите, одно ваше лишнее слово... Я скажу, что весь этот дьявольский спектакль придумали вы за солидный куш, который в английских фунтах уже переведен на ваш личный счет в Лондоне. Кушать охота, сейчас бы куриную ножку. Вы хотите кушать, Антон Петрович? Этот занудный чекист мог бы даме хотя бы чаю предложить, невежа. А вообще-то он ничего, выразительный. На Давида Микеланджело похож». «Ах, о чем вы думаете, Мария Антоновна».

  В кабинет командующего Южным фронтом они вошли около полудня. Свирчевский сразу спросил Егорова, знакома ли ему эта девушка?

  Реакция командующего удивила всех, в первую очередь Елену. Он поднялся из-за стола, широко расставил руки, будто поймал огромную рыбу. Его лицо засияло добродушной улыбкой. Подошел к Васнецовой, наклонил голову, словно снова хотел пригласить на очередной танец, взял за ручку, поцеловал.

  Елена захлопала глазами.

  -Вы думаете на войне мы, солдаты, перестали быть мужчинами? – весело спросил Егоров. – Я категорически против революционной уравниловки мужчин и женщин. Разве могут сравниться дамские прелести с мужской грубостью, ха-ха. Здравствуйте, я рад вас видеть, Мария...

  -Мария Антоновна,– подсказала Елена.

  -Ах, да, конечно, мне докладывал товарищ Свирчевский. Да я и сам помню. По моему предмету вы были отличницей.

  -Не совсем, Александр Ильич.

  Егоров шутливо погрозил ей пальцем:

  -А-а, проказница. Помните, как мы с вами танцевали Английский вальс...Ну, на празднике? Ха-ха. Вы тогда продемонстрировали верх изящества. Ха-ха.

  -Не вгоняйте меня в краску, Александр Ильич,– Елена опустила глаза, потом тоже заразительно рассмеялась.

  Егоров приобнял Васнецову за плечи, проводил к бархатному стулу, учтиво его пододвинул, обернулся на контрразведчика:

  -Кирилл Андреевич, если у вас были какие-то сомнения, то я подтверждаю личность...Марии Антоновны.

  -Позвольте в вашем присутствии задать ей вопрос,– попросил Свирчевский, пристально глядя на Васнецову.

  -Прошу. Ах, извините, товарищ Вербер,– он протянул руку Антону Петровичу, взглянул на его разбитое, измазанное йодом лицо.– Здравствуйте, присаживайтесь, пожалуйста. Ах, что они, изверги, с вами сделали. Но они, кажется, получили свое. Рад, что вы таким чудесным образом, благодаря несравненному героизму вашей дочери, смогли избежать гибели. И от кого? От крестьян, союз с которыми, по словам товарища Ленина, нам так важен. Надо лучше воспитывать народ, вести неустанную революционную пропаганду. В селе проведена агитационная работа, товарищ Свирчевский?

  -Конечно, с теми, кого догнали, сразу и провели.

  -Да-а, гражданская война, развязанная белыми генералами – это ужасно. Ужасно.

  -Так я могу спросить?

  -Пожалуйста.

  Самое страшное, вроде бы, позади,– подумала Елена.– Егоров узнал её, но не помнит имени и фамилии, это главное. Что чекисту еще надо?

  – Скажите, Мария Антоновна,– начал тот вкрадчивым голосом,– какого числа ваш бронепоезд выдвинулся из Москвы?

  -14 сентября,– твердо ответила Елена, как её учил Подоленцев.

  -Так, и сколько человек было в экипаже?

  -Я не командовала красными ополченцами, была обычным стрелком пулеметного расчета. Мне не сообщали точной численности личного состава, но, думаю, не менее 70 человек.

  -Кто был начальником бронепоезда?

  -Айвар Меднис, латыш из Риги. Он был влюблен в меня, обещал жениться. Послушайте, у вас нет хотя бы чаю, с утра в животе пусто.

  Егоров тут же взялся за полупустые стаканы, но одумался, вызвал Отмаша, велел принести всем чаю и что-нибудь к нему. Тот исполнил приказание вмиг, будто всё уже было приготовлено заранее. Елена с жадностью, не стесняясь, набросилась на румяные крендели. Когда прожевала, чего с нетерпением ждал Свирчевский, продолжила:

  -Меднис застрелился у меня на глазах, когда белые ломали прикладами дверь в штабном вагоне.

  -Почему же вы не застрелились? – ехидно спросил чекист.

  -А кто будет воевать с деникинцами, если мы все перестреляемся? Я надеялась бежать любой ценой.

  Егоров даже похлопал в ладоши:

  -Прекрасный ответ. Не стреляться нужно в критических ситуациях, а не терять самообладания. И вы в Турищево прекрасно это продемонстрировали, Мария Антоновна.

  -Я запросил Москву телеграфом, – не унимался Свирчевский.– В списках экипажа бронепоезда «Лев Троцкий», вышедший из Николаевского депо 14 сентября не значилась стрелок-пулеметчица под фамилией Вербер.

  Однако нужного эффекта контрразведчик не добился, Васнецова даже не оторвалась от выпечки, хотя это стоило ей огромных усилий. Прожевав, ответила:

  -Писарь полуграмотный букву в билете ополченца перепутал, вместо "б" написал "н". Я ему говорила, а он только рукой махнул – мол, какая разница. Я и Айвару жаловалась, но он сказал, что так даже лучше – чем меньше о твоем прошлом теперь знают, тем спокойнее. А мне больше всех надо было? Если бы нашлась моя книжица ополченца...

  -Она была найдена в бронепоезде, когда мы на следующий день отбили его у белых,– сказал контрразведчик. – На имя Вернер Марии Антоновны, 1896 года рождения.

  -Ну, вот и замечательно,– Егоров мягко постучал кулаками по столу. – Значит, все вопросы закрыты. Или у вас еще есть, Кирилл Андреевич?

  -Нет! – Он шутливо поднял руки.– Мне все теперь ясно. Да, а где вы служить собираетесь, Мария Антоновна? Если, конечно, собираетесь. Батюшку вашего, по его желанию и с разрешения командующего фронтом, мы определим на прежнее место заместителем к Зайончковскому. Андрей Медардович, уверен, будет рад. Вы, вероятно, хотел бы быть при нём?

  Удачный расклад, подумала Елена, но уж больно чекист гладко вышивает.

  -Нет,– ответила она.– Я бы не хотела путать службу с семейными отношениями. Уверена, я могла бы быть полезна в боевом подразделении.

  -Да, такая героическая девушка-прапорщик, с шашкой наголо будет грозой корниловцев, – сказал Егоров.– Жаль прежние воинские звания отменили, я бы вернул, нечего стесняться славных страниц истории: Бородинская битва, оборона Севастополя, наконец. Ну, не сверлите меня взглядом, Кирилл Андреевич. Это же не царь героизм проявлял, а народ. Вам, Мария Антоновна, я предложил бы место при штабе Южного фронта, моим вторым помощником, вместо... одного молодого человека.

  Елена опять напряглась. Одно предложение лучше другого, об этом Подоленцев с Кутеповым и мечтать не могли.

  -Вы, Антон Петрович, не против того, чтобы ваша дочь была при мне?

  -Я?– очнулся Вербер, молчавший все это время, ожидавший разоблачения «дочки» и соответственно, своего конца. Он пригладил пятерней белые волосы, потрогал синяки на лице. – Буду только рад.

  -Замечательно,– кивнул Егоров.

  -Я предлагал другую кандидатуру,– сказал Свирчевский,– и вы, Александр Ильич, её одобрили. Кандидатуру командира особого диверсионного отряда 9-ой дивизии Владимира Владимировича Дунайцева.

  Свирчевский пронзил взглядом Елену, медленно перевел его на Вербера.

  Васнецову пробило током – вот это неожиданность. И что это означает?

  Долго гадать не пришлось.

  -Пусть Дунайцев будет еще одним моим личным порученцем, – ответил, несколько смутившись Егоров.

  Контрразведчик ухмыльнулся:

  -Возможно, он был бы славным порученцем, если бы не оказался шпионом Деникина.

  -Что?!– воскликнул командующий.

  То же воскликнула в душе и Васнецова. Провал? Не успели начать спектакль с красивым названием «Снежная рапсодия» и уже занавес. А так славно всё складывалось. "Есть пара секунд, чтобы огреть чекиста чернильницей, выхватить револьвер из его кобуры, пристрелить Егорова – все же недаром пропадать – потом себя.

  -Мы задержали некоего Семёна Подрядова из села Сомово, – продолжал контрразведчик.– Он собирался отправить шифрованное сообщение в штаб белых голубиной почтой. Семен и указал на Дунайцева.

  -Да вы что же, Кирилл Андреевич, со мной шутки решили шутить?– Егоров поднялся во весь свой немалый рост, сжал кулаки. Губы его посинели от гнева.– Для чего же мне в помощники шпиона предлагали, уж не подозреваете ли и меня?

  -Работа такая, Александр Ильич, у Разведупра Красной армии– всех подозревать, в том числе и вас.

  -Ну, знаете ли, я вынужден буду доложить о вашем поведении вашему непосредственному начальнику товарищу Аралову.

  Егоров вытер лоб платком, хлебнул чаю, почти сразу же остыл.

  -И что же Дунайцев? – спросил он после некоторой паузы.

  -Молчит, утверждает, что Подрядов всё врет, ничего он ему не передавал и вообще его не знает. Но мы добьемся от него правды. Послание пока не расшифровано. У меня есть предположение, что Май-Маевский решил узнать о передвижении наших войск под Орлом, где мы готовим ему удар во фланг. Для этого заслал к нам опытного лазутчика для связи с «кротами», типа Дунайцева. У белых шпионов плохо с оперативной передачей информации. Крестьян ведь они используют не от хорошей жизни. Что ж, подождем, мимо нас шпик не просочится. Ему необходимо в самый центр, в штаб к командующему фронтом попасть.

  -Или к вам в Разведывательное управление, – вставила Елена.

  -Что?

  – Вся секретная информация проходит через вас.

  -Да, да, вы правы, Мария Антоновна, или к нам.

  Свирчевский обвел всех тяжелым взглядом, особо задержал его на Елене, но она глаз не отвела.

  – Буковка "н" вместо "б", говорите? Ну-ну...

  Командующий Южным фронтом поднялся, сказал, что больше никого не задерживает, велел зайти к нему «молодому нахалу» Илье, подхватившему, по словам Свирчевского, «нехорошую болезнь».

  Елене отвели комнату на втором этаже низенького дома купца Зотьева, насквозь пропахшем рыбой. Несомненно, ею и торговал купец, от которого в комнатах остались фотографии, где он демонстрирует огромных щук и сомов, а в подполе стоял длинный разделочный стол с горами полусгнившей чешуи. На этаже жила также полу глухая бабка купца, за которой ухаживала 12-летняя девочка Катя. Внизу по комнатам расположились два командира среднего звена и с десяток солдат. Основная масса бойцов 14-ой армии, нескольких смешанных дивизий и полков, разместилась в палатках по всему городу, рядом у леса и западнее озера, в которое впадала река Алёшенка.

   Бойцы на первом этаже нещадно дымили махоркой, а кто побогаче папиросами, отчего бабка порой выползала из своего угла, стучала клюкой по перилам лестницы:

  «Что б вас черти так в аду до скончания времен обкуривали!»

  Солдаты смеялись:

  «Спускайся, бабуля, с нами покури, глядишь, плесень с тебя слезет, омолодишься. Ха-ха». «Ей нельзя, по мужикам соскучится, а ноги-то не ходют».

  Старуха начинала сильно кашлять, потом навзрыд плакать, бойцы ржали во все горло. На второй день Васнецова не выдержала, спустилась вниз, поправила ремень, который оттягивала рыжая кобура с револьвером. Обмахнулась рукой от дыма:

  -Это кто тут такой острословный?

  -Ну, я,– развязно ответил один солдат, выпуская дым широким как у карася ртом, большими, вращающимися кольцами.

  Васнецова ни слова не говоря, выхватила у него изо рта толстую самокрутку, тут же заснула ее обратно ему в рот огненным концом, прихлопнула кулаком. Солдат завыл, схватился за рот. Его товарищи повскакивали. Елена молниеносно вынула револьвер, взвела курок.

  -Если кто дернется, пристрелю. Курение в доме отменяется раз и навсегда. За оскорбление пожилой женщины отправлю под арест.

  Солдаты таращили глаза, обожженный скулил, плевался, кашлял. Кто-то поднял винтовку.

  -Браво, браво!

  Обернувшись, Елена увидела входящего в комнату одного из жильцов-командиров. Он был в короткой серой бекеше сюртучного покроя, отороченной светлой цигейкой на воротнике – стойке, груди и карманах. Зеленые без пятнышка галифе были заправлены в узкие кавалерийские сапоги со шпорами. На голове заломленная назад папаха. Ишь ты, какой щеголь,– подумала Васнецова.

  Щеголь театрально хлопал в ладоши.

  -Уши заложило, не расслышали, что вам сказала помощник командующего фронтом? – он обвел тяжелым, оловянным взглядом, солдат.– На улицу курить, живо!

  Когда бойцы выползли из дома, щеголь слегка поклонился:

  -Позвольте представиться, Алексеев Алексей Алексеевич. Местные неблазники, ха-ха, прозвали меня «Триа», командир летучего отряда 8-ого кавалерийского полка. Резко вы с ними.

  -Не терплю хамства, тем более в отношении беззащитных пожилых людей.

  -Хотя, не удивлен, наслышан про ваши подвиги в Турищево. Это мой отряд отбил вас у злых крестьян. Ха-ха. Правда, меня тогда не было, я находился в штабе армии.

  -Я должна сказать вам спасибо?

  -Нет, конечно, но если бы вы не отказались со мной...

  -Откуда такие изысканные манеры, Алексей Алексеевич?– перебила Васнецова.

  -Я из дворян и не скрываю этого. Так же как и вы. Пока нас терпят.

  -Пока?

  -Разумеется. Мы, кадровые военные, большевикам сейчас нужны как воздух. А потом они от нас избавятся.

  – И вы так спокойно об этом говорите.

  -Разумеется, мы одного с вами круга, имеем образование и знания. Нужно будет вовремя унести ноги. Они уже теперь начинают сходить с ума. Знаете, сколько раз меня допрашивал Свирчевский, по прозвищу Сверчок, на предмет того, не родственник ли я умершего год назад Верховного руководителя Добровольческой армии генерала Алексеева?

  -А вы не родственник?

  -Я? Ха-ха. А что, похож? Не знаю, почему вы поддержали чуждую нам классовую идеологию, а я пришел к выводу, что бег по кругу окончательно разрушит Россию. Именно бег по кругу и предлагают белые. Что было, то и будет. Душно так жить и душно за это воевать. Хочется перемен, любых, пусть даже самых фантастических. Эсеры во главе с Керенским, эсдеки, кадеты попробовали дать народу в промежуток до Октября что-то новое, светлое, но у них ничего не получилось. И не могло получиться, все прекрасно помнят, как они грызлись в Госдуме, пока их не разогнал царь. И конституционная монархия, как в Англии, нам не подходит, потому как дурь в Росси исходит с самого верха и нет гарантий того, что даже ограниченные во власти монархи опять не начнут разлагать народ. А его нужно воспитывать, как вы сами видите. Нет, пусть уж попробуют на этот раз большевики.

  -Вы же сказали, что нужно вовремя унести ноги.

  -Мы в любом случае, нежеланные гости на этом рабоче-крестьянском торжестве. Ладно, так как вам мое предложение?

  -Вы еще ничего предлагали.

  -Ах, да. Мои ребята добыли упитанного кабана, вечером зажарят у реки. Составите компанию?

  -Скажите, Алексей Алексеевич, комиссар Зингер ваш приятель?

  -Почему вы так решили?

  -Вы чем-то похожи.

  -Мы приятельствуем, верно. Аркадий хороший парень, только у него солянка в голове.

  -У вас, как я успела заметить, тоже.

  -Да? Ха-ха. Возможно. Ну, так как, насчет кабанятинки?

  -С удовольствием.

  Второй день в штабе, в качестве помощника командующего фронтом, выдался суетным. Елена и представать себе не могла, что канцелярско-бюрократическая машина способна так интенсивно работать фактически на передовой.

   Васнецова сидела на месте переведенного в лазарет Ильи Сотканного, записывала в амбарную книгу входящие – выходящие письма и циркуляры. Её коллега Алексей Отмаш записывал на прием к командующему, созывал на совещания командиров частей. Совещания эти проходили через каждые 2-3 часа. Чему они были посвящены, какие решения принимались, Елена, разумеется, не знала, что её очень раздражало. Зачем, она спрашивается, здесь? Постоянно терзала мысль – если Дунайцев арестован, есть ли смысл разыскивать Вольнова из 7-ой кавалерийской дивизии? Вдруг, Дунайцев его выдал и за ротмистром теперь установлено наблюдение. А может, Дунайцев не знает о существовании Вольнова? Ведь говорил же Подоленцев, что каждый разведчик должен знать только то, что ему необходимо. Предположим, у Вольнова уже есть какие-то сведения, но насколько они важны и как их передать в штаб Кутепова, когда в Сомово арестован Семён Подрядов. Почтовые голуби улетели, и вернуться не обещали. Что за сообщение он должен был передать? И от «папаши» теперь никакого толку.

  Вечером того же дня, когда состоялась встреча с командующим фронтом, Отмаш зарегистрировал приказ о восстановлении Вербера в должности заместителя начальника штаба 13-ой армии. Второй приказ гласил: «В ввиду тяжелого физического состояния», товарищ Вербер А.П. направляется на лечение в Брянск".

  Егоров теперь общался с «Марией Антоновной» исключительно по-деловому, даже ни разу ей не улыбнулся, словно раньше её и не знал. Перед тем, как уехать лечиться «папа» бросил фразу: «Егоров не так прост, как кажется. Он опасней Свирчевского».

  Начальник Разведупра появлялся в штабе чаще других. И каждый раз дружески расплывался перед Васнецовой в улыбке. Однажды даже взял за руку:

  -Ну как вам тут, не обижают?

  -Кто?

  -Да вот этот нелюдимый охламон Отмаш?

  Свирчевский кивнул на Алексея. Тот поморщился, но не обиделся. Более того ответил в том же духе:

  -От чересчур людимого охламона слышу. Иди, Кирюша, куда шел.

  Васнецова ответила:

  -Мы с Алексеем Дмитриевичем прекрасно вместе работаем, он мне во всём помогает.

  -Не иначе, ты Алёшка, на Марию Антоновну глаз положил. Смотри у меня.

  Шутливо погрозив помощнику кулаком, Свирчевский скрылся в кабинете командующего.

  Елена поинтересовалось у Отмаша, когда у них с со Свирчевским сложились столь дружеские отношения. И узнала, что они вместе в 1915 году сидели в окопах Западного фронта. Однажды, отправившись в село за сливовицей, они случайно перехватили немца, у которого в ранце оказалось полно местного самогона – тоже бегал к крестьянам за «шнапсом». Напились, и, перепутав направления, вломились в блиндаж к германцам. Отмаш, как он потом говорил, со страху промямлил: «Gib auf, sie sind umgeben»– сдавайтесь, вы окружены. Пьяный в стельку поручик Свирчевский, тоже немного знавший немецкий, его поддержал: «Оder sie werden zerstört»– или будете уничтожены. Немцы, а в блиндаже их было человек 20, подняли руки. Как выяснилось, у офицера, что был среди пленных, оказались очень важные сведения. Отмаша со Свирчевским наградили медалями Святого Георгия и предоставили недельный отпуск. Далеко уезжать подружившиеся герои не стали, всю неделю обмывали награды в соседней деревне под свист пуль и снарядов. Вскоре Отмаша ранили и отправили в киевский госпиталь. Дороги боевых друзей разошлись и вновь соединились уже в Гражданскую.

  За два дня через Елену не прошло ни одного серьезного документа. Всё что она держала в руках – это поставки из Брянска и Калуги муки, готового хлеба, консервов, перевязочного материала, йода, словом, по линии интендантства. «Важные» бумаги и телеграммы проходили через Отмаша или их приносил командующему Свирчевский.

  Время шло, а подвижек не было. Более того, Васнецова не знала даже с чего начать, что предпринять.

  На третий день, дверь в кабинет Егорова, где шло совещание с командармами и комдивами, оказалась приоткрытой. Отмаша не было, он уехал по какому-то срочному делу в Локоть, где располагался временный штаб 13-ой армии. Елена еще удивилась – зачем ехать, если начштаба Зайончковский здесь?

  -Если так, значит, расстрелять Калныньша к чертовой матери! – раздраженно кричал Егоров, и Васнецова сразу вспомнила его в аудитории Александровского училища с указкой в руке, таким же строгим. Курсанты боялись, когда он сердился. Видимо, теперь, там, за дверью, дрожали комдивы. – Что, значит, нет вагонов под погрузку? Это саботаж, контрреволюция. По закону военного времени!

  -Мы не можем портить с латышами отношения,– ответил кто-то.– Прибалты бьются с белыми, как звери. Они видят в них царский режим. В нас – надежду на свободу. Без их помощи нам придется туго.

  После некоторой паузы Егоров уже более спокойно спросил:

  -А что с «червонцами»? Доложите, Николай Вячеславович.

  Николаем Вячеславовичем звали начальника штаба Южного фронта Пневского. За день Васнецова выучила имена, фамилии, должности всех командиров Южного фронта. Причем, это не вызвало у нее затруднений. Все же кровь контрразведчика – большое дело, радовалась она за себя. Эта же кровь подсказала ей довольно быстро, что щеголь Алексеев, пригласивший на «кабана», начал её обхаживать по указанию Свирчевского. Он проявлял к ней внимание, но глаза оставались холодными. Женщину не обманешь. Вечером, у костра на реке предположение Васнецовой подтвердилось.

  Он довольно грубо попытался вызвать её на откровенный разговор о семье, подругах по Александровскому училищу, боям в Москве. Разве об этом спрашивают понравившуюся девушку? А потом вдруг брякнул, что был знаком с командиром бронепоезда «Лев Троцкий» Меднисом. Посмотрел какой эффект произвели на Елену его слова. Она же ответила, с аппетитом жуя кабанину, совершенно спокойно: «Кребс, то есть Айвар, мне нравился. Я сходила с ума от его фиолетовых, как бессарабская слива, глаз и пшеничных, есенинских волос. Вы любите Есенина? Шрам на правой щеке вообще делал Айвара мужественным, неотразимым Бальдром из Вальхалла. Рассказывал, что шрам получил в юности, вступившись за любимую девушку». «Да,– согласился Алексеев,– он всегда был задирой и сердцеедом. Его сливовые глаза, и пшеничные волосы, как вы изящно выразились, Мария Антоновна, погубили не одну доверчивую девичью душу».

  Вот и попался, голубчик,– ухмыльнулась про себя Елена.– Все же, крайне слабая еще контрразведка у красных. Как можно было так глупо клюнуть на элементарную наживку? Глаза у Медниса, по словам Подоленцева, были голубыми, как разбавленные чернила, волосы темные, а лицо Айвар имел чистое, без единой царапины. И зачем, спрашивается, Алексеев сам заговорил о начальнике бронепоезда, когда его никогда не видел? Грубая ошибка Свирчевского. Так не проверяют. Расскажу потом отцу, будет смеяться.

  В кабинете послышался кашель бывшего генерал-майора Пневского. Кто-то прикрыл дверь, но она снова вернулась на прежнее место.

  -С червонными казаками тоже некоторая заминка,– начал начальник штаба.– После занятия белыми Харькова, с железнодорожным транспортом сложилась непростая ситуация. Но я уверен, проблема вскоре будет решена. За счет срочной переброски составов из Москвы, Брянска, Калуги. Некоторые части советских украинцев направляются к нам своим ходом.

  -Да уж, постарайтесь решить проблему быстро и четко, как это вы с успехом делали, будучи начальником штаба Кубанской казачьей дивизии 8-ой армии.

  Егоров любил напоминать подчиненным, как успела за короткое время заметить Васнецова, их прошлое в Императорской армии. Вероятно, таким образом Александр Ильич пытался держать их на коротком поводке, чтоб не забывались. Сам он в Первую мировую войну особым героизмом не отличился и его совесть, как он наверное считал, была чиста.

  -Доложите, пожалуйста, общую обстановку.

  Пневский вновь закашлялся, послышались его шаги, вероятно, перешел к карте, которую перед совещанием принес в кабинет Отмаш. Она была опечатана сургучной пломбой Разведупра. Отмаш брал карты по распоряжению Егорова, а потом возвращал их под расписку в секретную канцелярию, что располагалась в подвале дома.

  Через некоторое время послышался голос начальника штаба:

  -Итак, в соответствии с директивами Главкома Красной армии товарища Каменева за номерами 4474-4476 мы осуществляем переброску специальных отборных частей, формируем на линии Навля-Карачев-Хотынец ударную группу, целью которой мощный удар во фланг и тыл наступающей на Орел армии Май-Маевского, точнее 1-ому корпусу Кутепова.

  -Это мы прекрасно знаем, давайте сразу к делу,– перебил Егоров.– Кстати, Май-Маевский хоть теперь-то трезвый?

  Все захохотали. Елена напряглась – главное, чтобы никто не вошел в приемную и не помешал слушать то, ради чего она здесь находится. Прикинув «за» и «против» – вдруг Свирчевский пожалует, подошла к входной двери, закрыла ее на ключ, вернулась на цыпочках на свое место.

  -Какое там! Наверняка с похмелья мучается,– так же, со смехом ответил начальник штаба фронта. – Говорят, в день по пять бутылок мадеры выпивает.

  -Трезвый – нетрезвый, а Дмитровск, по которому должна была изначально пройти линия нашей ударной группы, взял. Кромы тоже вчера не удержали,– уже совершенного серьезно, с металлом в голосе сказал командующий.

  -Не удержали, – согласился извиняющимся голосом Пневский.– Скоблин ударил с севера, дроздовцы отвлекли с юга. Итак, переброска с Западного фронта Латышской стрелковой дивизии и кавалерийской бригады Червонного казачества замедлилась, повторяю, проблему в ближайшее время решим. 15 числа начнется движение к Навлю конного корпуса Буденного, через день, 16 октября планируем переброску эстонцев и 11-ого Кременчугского партизанского отряда товарища Попова.

  Елена запоминала каждое слово. Однако память все же вещь ненадежная, может в любой момент подвести, как она не раз убеждалась. Сейчас, когда на кону судьба России, любая ошибка может стать роковой. Васнецова взяла лист бумаги, стала записывать все, что слышала.

   -Что мы будем иметь к 20 октября. Докладываю,– продолжал между тем Пневский,– Латыши: 9 стрелковых полков, один кавалерийский, 45 орудий. Червонцы– 2 кавалерийских полка– это около полутора тысяч шашек, 25 пулеметов, 10 орудий. Партизаны: 3 стрелковых полка– 1650 штыков, 150 сабель, 47 пулеметов, 6 орудий. Всего – 10 дивизий, 2 отдельные бригады, 4 кавалерийские бригады,62 тысячи штыков и сабель, 278 орудий, 1120 пулеметов. С эстонцами точно пока не ясно, но не менее 3 дивизий. У белых, не вдаваясь в подробности, около 25 тысяч штыков и сабель, 75 орудий, несколько сотен пулеметов. Мы будем иметь значительное превосходство

  -Все это хорошо,– сказал Егоров. Послышался скрип отодвигаемого стула, вероятно, он встал из-за стола, подошел к карте. – Не числом, а умением, как говорил Суворов. Простой и главный вопрос – когда мы сможем нанести удар по 1-му корпусу Кутепова?

  -Исходя из вышеизложенного, 23 октября.

  -Поздно. Предлагаю ускорить начало наступления. Назначить дату – 21 октября. Что под Орлом? Начальник штаба 13-ой армии, Андрей Медардович, доложите.

  Теперь послышался кашель Зайончковского, к которому вновь был назначен заместителем «отец» Елены.

  -Кутепов, несомненно, возьмет Орел, не сегодня-завтра, возьмет, – сказал тихим, еле слышным, хриплым голосом начштаба. – Наши правофланговые соединения не смогли выдержать удар Кутепова. 9-я, 55 стрелковые дивизии и Отдельная бригада Свешникова практически уничтожены.

  -Пусть берет Орел, мы ему особо мешать не будем. Орел станет ловушкой не только для Кутепова, а для всей белой банды. История этого не забудет. Мы прославим наши имена.

  Шаги стали приближаться. Васнецова едва успела спрятать бумажку, принять рабочий вид над амбарной книгой. Дверь распахнулась, Егоров высунул голову:

  -Мария Антоновна, распорядитесь по поводу чаю. Да, Отмаш в отъезде, сдайте, пожалуйста, после совещания карты сами, я их опечатаю и предупрежу секретный отдел. И еще, как только появится Отмаш, пусть сразу найдет меня, я буду на встрече с местным населением в бывшем драматическом театре, он знает. К утру нужно будет оформить секретный приказ по фронту на основе сегодняшнего совещания. Чайку, чайку спроворьте, в горле пересохло.

  Через некоторое время Егоров в кабинете громко повторил:

  -Итак, 21 октября, товарищи. Главный удар на Кромы силами стрелковых и кавалерийских полков латышей и украинцев. Эстонцы в составе сводной 55-ой дивизии из частей 13-ой армии возьмут Фатеж, 57-ая и 41-ая стрелковые дивизии 14-ой армия отобьют Дмитровск, затем поддержат удар на Кромы. Далее, наступление на Орел и полное уничтожение 1-го армейского корпуса Кутепова. Мы зажмем их стальными клещами, завизжат они у нас как белые мыши в мышеловке, ха-ха.

  Смех начальника Южного фронта поддержали командиры армий, дивизий и полков. Елена едва успела все записать, как ручка входной двери задергалась. Это был Свирчевский.

  -Что это вы тут позакрывались? – подозрительно спросил он.

  -Особо секретное совещание, разве вы не знали?

  -Да? Ах, верно, мне говорил Александр Ильич. Что ж, зайду позже. А вам, Мария Антоновна, кожаная форма очень идет.

  -Это комплимент, Кирилл Андреевич? Уж не решили ли вы за мной приударить, как намедни товарищ Алексеев.

  -Кто?– наморщил лоб контрразведчик, но встретившись с прямым, взглядом Елены, рассмеялся. – А-а, проказница, вас не проведешь.

  Совещание закончилось через полчаса. Даже чай, который «спроворили» девочки из канцелярии, командиры, видно, не успели допить. Больше ни о чем существенном речь на совещании не шла. В основном говорили о поставках продовольствия и обмундирования с царских складов. Еще обсуждали какие знаки отличия должны быть у героев-бойцов РККА после успешной Орловско-Кромской операции.

  После того как все разошлись, Егоров еще некоторое время сидел в кабинете, потом позвал Елену, кивнул на скрученные в трубку карты:

  -Опечатал, секретный отдел я предупредил. Мог бы сдать сам, но нет времени. Не забудьте направить ко мне Отмаша, как только вернется. Спасибо за чаек и булочки с изюмом.

  -Это девочки из канцелярии постарались.

  -Выражаю им благодарность в вашем лице. Никак не могу забыть как мы с вами тогда танцевали...Эх.

  -Может, еще станцуем, Александр Ильич.

  -Обязательно, Мария Антоновна. Вот разобьем Кутепова, разгоним всю их белую свору и станцуем.

  -Долго ждать придется, а я нетерпелива,– вдруг неожиданно для самой себя выпалила Елена и мысленно прикусила губу.

  Егоров напрягся, его широкие губы, сжались как тиски, глаза блеснули стеклянными осколками. Он похож на налима, подумала Елена. Но командующий вдруг расхохотался:

  -Объективность в суждениях и здравый смысл в выводах – превыше всего! Долго вам ждать не придется, уверяю вас.

   Рулон с картами опоясывала несколько раз веревка, прихваченная на концах восковой печатью. Командующий протянул его Елене:

  -Ваше первое сверхважное задание, ха-ха, сдать карты в секретку. Настоятельно еще раз прошу, не забыть направить товарища Отмаша ко мне. К приказу будет очень важное дополнение по главному удару. На совещании, в целях секретности, я сообщил иное число и место его нанесения. Командиры получат приказ за сутки до выступления. Пока тайна. И не закрывайте приемную, когда будете уходить, я предупрежу начальника охраны, пусть Алексей здесь ночью поработает, а то он повадился брать секретные материалы домой. Прямо, хоть Свирчевскому на него жалуйся.