Текст книги "Мир драконов. Сага о Богардионе"

Автор книги: Владимир Погудин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Богардион, описав над пляжем полукруг, медленно опустился на раскаленный песок (хотя через свою толстую шкуру он не чувствовал, насколько он раскален) и принялся наблюдать за вожаком. Тот, в свою очередь, пристально наблюдал за ним. Что-то сильно настораживало обоих друг в друге. Глубоко втянув ноздрями воздух несколько раз, Богардион узнал запах, исходивший от черного дракона. Это был Сократион, его брат.

Видимо, Сократион на каком-то подсознательном уровне почувствовал, кем является Богардион, ведь он никогда не видел его раньше и вообще не знал о его существовании до этого момента. Наверное, понимание это пришло к нему на подсознательном уровне, сродни тому, как Богардион всегда, с самого рождения знал, как его зовут, хотя никто никогда не мог ему этого сообщить. Однако вместо радостных братских объятий Богардиона ждала свирепая схватка.

Сорвавшись с камня, Сократион с яростным ревом бросился на Богардиона. Завязалась жестокая драка. Ошеломленный, Богардион первое время мог только отбиваться и уворачиваться от ожесточенных нападок своего брата, который, как выяснилось позднее, был гораздо искушеннее в поединках с драконами, нежели Богардион. Однако характер, закаленный в постоянной борьбе за выживание в первые годы своего существования, вкупе с навыками охоты в тропических джунглях, полученными Богардионом на острове в ранние годы его жизни, помогли ему, улучив подходящий момент, рвануть соперника зубами за плечо и перейти в контратаку. Теперь уже Богардион теснил Сократиона к скалам, яростно атакуя его и не давая ни на секунду опомниться и перевести дух. Но Сократион был опытный боец и вскоре нашел способ отбить очередную атаку своего брата и перевести ее в свое контрнаступление.

Так они и сражались в течение часа, поочередно атакуя и отбиваясь, обдавая друг друга струями пламени, молотя хвостами, коля рогами и рвя зубами и когтями. Пляж на месте их битвы превратился в нечто невообразимое: целые пласты земли были вывернуты наружу, а песок повсюду вокруг был залит кровью и обожжен огнем, столь горячим, что в некоторых местах он расплавил песок и превратил его в стекло.

Но у обоих драконов силы были уже на исходе. И вот, проведя очередную удачную контратаку, Богардион оттеснил противника к скалам и буквально зажал его в ловушку, не оставив места для маневра. Сократион, казалось, улучил удачный момент, чтобы вырваться и перейти в наступление, и сделал опасный выпад вперед. Однако древние первобытные инстинкты, которыми всю жизнь руководствовался Богардион, взяли верх над опытом, полученным Сократионом в сражениях с другими драконами. Сократион ошибся, Богардион ловко увернулся в сторону от его острых зубов и, распоров шкуру в очередном месте на боку своими острыми когтями, швырнул Сократиона на отвесную стену возвышавшегося позади него утеса. От такого удара у Сократиона буквально выбило из легких весь воздух, и последние силы оставили его. Не в силах дальше продолжать борьбу, он решил спастись бегством, и, расправив крылья, принялся яростно ими махать в попытке взлететь, пока Богардион не настиг его. Но попытка его оказалась тщетной: Богардион одним огромным скачком преодолел разделявшее их расстояние и, схватив уже поднявшегося в воздух Сократиона за хвост, резким рывком бросил его обратно на землю. Времени и сил, чтобы подняться, у него уже не было. Последнее, что почувствовал Сократион, это смыкающиеся на его шее челюсти его брата…

В драконьем обществе было не принято пожирать себе подобных, каннибализм для них под запретом (это простительно и позволительно только детенышам и то, если мать не уследила за ними), и трупы своих сородичей они скидывали в море. Но Богардион этого не знал, ведь у него не было матери, чтобы научить его этому. Поэтому он пожрал своего поверженного брата. На этого у него ушло чуть более двух недель, пока он не обглодал все до последней косточки. Это предало ему небывалых сил, раны все почти затянулись, ожоги зажили (огонь не причиняет вреда драконьей шкуре, если не нарушена ее целостность; в местах, где его шкура была разодрана зубами, когтями и рогами Сократиона, Богардион получил еще и сильнейшие ожоги от его пламени), и он вырос буквально за считанные дни. Лишь тогда он осмелился подойти к гнездовью.

Все время, начиная с начала схватки и заканчивая приходом Богардиона к ним, самки лишь наблюдали за ним со стороны и продолжали ухаживать за детенышами, поочередно периодически отлучаясь на охоту. Когда же он пришел в их гнездовье, они покорно склонили перед ним головы. Теперь Богардион был значительно больше, чем в день, когда он поверг Сократиона, а шкура его из сине-зеленой стала оранжево-красной с желтыми переливами и буквально пылала на солнце, как сам огонь. И теперь он стал главой этого клана.

Богардион не знал ничего о мире драконов: ни об их порядках, ни о социально-общественном устройстве, ни об их истории, ни о том, какое место определили они себе в этом мире. Он не знал даже их языка, ведь некому было его научить. Поэтому Богардион остался править кланом, чтобы всему научиться и все узнать.

История драконьего племени насчитывала не один десяток тысяч лет. Будучи столь древним родом, став в ходе эволюции практически совершенными созданиями, драконы давно утвердились на вершине пищевой пирамиды. У драконов было даже собственное социальное устройство: они жили небольшими кланами, как правило, не более 20-ти особей. Правил кланом альфа-самец, в подчинении у которого находилось от одного до двух десятков самок с детенышами (однако бывали и исключения из общего правила, когда один могущественный дракон объединял под своим крылом несколько небольших кланов, и тогда численность его клана могла достигать сотни особей). Самки заботились о детенышах, кормили, воспитывали их, учили летать, выдыхать огонь и охотиться, а также общаться на драконьем языке. Самец также участвовал в воспитании и кормлении своих отпрысков, а также охранял клан и свои территории от чужаков. И даже если чужак захватывал клан, в котором в тот момент находилось подрастающее потомство сверженного им дракона, он не убивал детенышей, как это делают дикие звери других видов (львы, например), а принимал их и продолжал участвовать в их воспитании. По достижении пятилетнего возраста драконы-подростки изгонялись из клана и отправлялись осваивать незанятые другими драконами территории и основывать собственные кланы. Только после изгнания своего прежнего потомства самка дракона могла принести новое.

Драконы росли всю жизнь при наличии достаточного количества пищи. Сколько жили драконы, никто не знал, ведь за всю историю в преданиях не было зафиксировано ни одного случая смерти дракона от естественных причин. Все драконы-самцы погибали в схватках за территорию и власть над своим кланом при вторжении других драконов-одиночек. Самки, как правило, погибали либо в стычках с другими самками в гнездовье (причин этих стычек могло быть очень много, хотя, конечно, не каждая заканчивалась гибелью особи; в случае вторжения чужака, в битвах самцов они никогда не участвовали и не поддерживали предводителя клана, однако иногда они гибли от зубов и когтей рассвирепевшего в пылу битвы пришельца; бывало, они даже гибли и от зубов и когтей собственного предводителя, в случаях, если выказывали непокорность или как-то гневили его), либо от истощения, отдавая все силы на прокорм своего потомства, если их заставали тяжелые времена и пищи вдруг становилось мало. По этой же причине самки никогда не вырастали до крупных размеров – большую часть пищи они отдавали своим детенышам. Молодые драконы нередко гибли на неудачной охоте. Самый старый дракон погиб в возрасте пятисот с небольшим лет, и, как гласят предания, размером он был лишь вдвое больше нынешних размеров Богардиона. Обычно же драконы редко доживали до своего столетнего юбилея.

Драконы никогда не употребляли в пищу мясо своих сородичей, даже если речь шла об их собственном выживании – в принципах морали, сформировавшихся в их обществе за многотысячелетнюю историю, это было строжайше запрещено. Трупы всех мертвых своих сородичей они сбрасывали в океан, объясняя этот обычай особого рода подношением, которое они платят морю. И, несмотря на то, что гнездиться драконы предпочитали на морском побережье, воды они сильно боялись. Драконы никогда не ныряли, не охотились на рыбу и уж тем более не плавали ради собственного удовольствия. Говорили, что маленькие драконы еще умели хорошо плавать, но по мере взросления они утрачивали этот навык и никогда не стремились его восстановить. Вообще, драконы предпочитали приближаться к воде, только чтобы утолить жажду. Страх этот был непонятен для Богардиона – плавать, нырять и охотиться на рыбу он очень любил. Самки из его клана пытались объяснить природу этого их страха тем, что вода населена жуткими тварями: в ней обитают как громадные существа, поднимающиеся из глубин океана и способные проглотить взрослого дракона целиком, так и невидимые глазу создания, обитающие на поверхности воды и способные через нос, рот или слуховые отверстия проникнуть в мозг дракона и свести его с ума. Ни одних, ни других Богардион ни разу в жизни не встречал и лишь дивился и усмехался про себя глупым предрассудкам, укоренившимся в драконьем обществе.

Будучи, по сути, сиротой, выросший вне драконьего общества, Богардион был свободен от всех их странных и глупых обычаев, ограничений и предрассудков. Он был своего рода Маугли среди драконов: дикий, необузданный, руководствующийся первобытными инстинктами и законами дикой природы, а не законами и выдуманными порядками общества его сородичей, за свою жизнь он нарушил все их табу и запреты. Буквально с рождения вода стала его второй стихией, которую он любил наравне со стихией воздушной. А лишь только очутившись в драконьем обществе, он убил и сожрал предводителя драконьего клана, своего сородича и брата, захватившего власть над этим кланом около десяти лет назад после возвращения из странствий после своего изгнания матерью. Мясо дракона сделало Богардиона больше и сильнее, чем он мог себе когда-либо представить, и потом он, уже узнав, что каннибализм в среде драконов под запретом, долгое время размышлял над тем, почему драконы сознательно отказываются от такого мощнейшего источника силы. Но он так и не смог найти для себя ответа на этот вопрос. Войдя в клан, Богардион нарушил еще одно строжайшее драконье табу: поддавшись своим первобытным инстинктам, он пожрал все потомство поверженного брата. Самки неистовствали от горя. В ярости, две из них набросились на Богардиона, но, будучи вдвое крупнее их обеих, он быстро расправился и с ними. Остальные предпочли подчиниться судьбе.

За все свои действия Богардион сыскал в клане ярую нелюбовь и неприязнь, но он любви от них и не требовал – он и не знал, что такое любовь. Он требовал от них знаний. Со временем самки успокоились и привыкли к нему, и стали обучать его драконьей речи. Долгое время он просто их слушал. Потом стал пытаться произносить какие-то слова. Потом осмысливать их значение. Потом строить предложения.

Богардион был умен, и за год он хорошо освоил драконий язык. К тому времени некоторые самки даже привязались к нему, и многие самки из его клана уже ждали потомство. Но он не испытывал ни чувства долга перед ними, ни желания заботиться о своих отпрысках. Получив все знания, которыми обладали члены его клана, он покинул их. Богардион хотел увидеть все красоты окружающего мира, изучить его весь, повстречать и других драконов, чтобы почерпнуть знаний и у них тоже.

Богардион путешествовал много лет. За годы своих странствий он облетел весь суперконтинент, любуясь и наслаждаясь красотами и плодами удивительного открывавшегося ему мира. Все драконьи кланы, которые попадались ему на пути, встречали его враждебностью и агрессией, и все самцы, дерзнувшие бросить ему вызов, были повержены и пожраны, а кланы подчинены его воле. Если же он встречал на своем пути одиноких странствующих молодых драконов, не желавших ввязываться с ним в драку, он предлагал им продолжить путь вместе, делал их главами захваченных им кланов и оставлял руководить ими в качестве своих вассалов, а сам продолжал путь дальше.

С каждым подчиненным кланом и с каждым съеденным драконом Богардион становился все больше и мощнее, и вскоре тень его стала заслонять собой весь небосвод, и солнце меркло, стоило ему лишь расправить крылья. Вскоре никто уже не осмеливался бросить ему вызов, и при его появлении предводители кланов сразу склоняли перед ним головы. Таких он щадил и оставлял их руководить драконами от его имени, а сам продолжал свой путь дальше. Таким образом Богардион объединил под своим крылом все драконьи кланы на суперконтиненте, а сам стал их единоличным правителем. Но он не устанавливал для них никаких новых порядков и законов, предоставляя им возможность жить по-прежнему, не ломая сложившиеся за тысячелетия устои и обычаи драконьего общества, которым сам он не следовал.

Много лет спустя Богардион вернулся на тот самый пляж, откуда он начал свой путь, как этот, так и жизненный. Но клана, который он предательски покинул много лет назад, там уже не было, и пляж он застал в запустении. Что стало с самками, покинутыми им, как и с его детенышами, его не интересовало. Детенышей он наплодил предостаточно в разных кланах за время своего странствия. Самки же этого клана, скорее всего, оставшись покинутыми на произвол судьбы, либо сами разлетелись по миру кто куда, либо были уведены в новое место каким-либо заставшим их брошенными странствующим самцом.

Окинув безразличным взором унылый серый пляж, Богардион погрузился в воду и поплыл. Он направлялся к тому самому острову, на котором он вырос, который так долго служил ему домом и на который он пообещал себе вернуться, покидая его. И путь до него он хотел проделать вплавь, как это было впервые, когда он достиг его. Он устал от долгих странствий и от своего одиночества. Ведь куда бы он ни прилетел, для всех драконов он был опасным чужаком, пренебрегавшим их законами. Несмотря на то, что драконы охотно делились с ним всеми своими знаниями, они делали это только лишь из страха перед ним, а не потому, что принимали его в свое общество. Для них он был верховный правитель, тиран, перечить которому ни в коем случае нельзя.

Мир вокруг него менялся, он это чувствовал. Гряли долгие и суровые холода.

Прибыв на остров, Богардион наелся до отвала и ушел в горы. Там он нашел глубокую и просторную пещеру, в которой он свернулся клубком и, спрятав голову под крыло, заснул.

Когда он проснулся, мир вокруг него действительно изменился. На смену тропическому лесу на его острове пришли хвойные и лиственные деревья, вода в море стала прохладнее, да и солнце уже так не припекало шкуру. Животный мир тоже изменился: многие виды исчезли, но появились другие, среди которых особо выделялись двуногие обезьяноподобные существа, селившиеся группами в пещерах. Но они особо не интересовали Богардиона, ведь были слишком мелкими для такого исполина, каким он стал, и в пищу не годились.

Отъевшись после спячки, первой столь долгой в его жизни, Богардион отправился инспектировать свои владения, подчинять себе молодых непокорных драконов, считавших его всего лишь героем из древних сказаний, и изучать изменившийся мир.

Тем временем обезьяноподобные существа росли, развивались, стали собираться все большими группами, научились добывать огонь и мастерить орудия труда, придумали свой примитивный язык. Вскоре они стали строить себе жилища, сначала из дерева, а потом и из камня, облачились в шкуры других животных, а некоторые виды даже подчинили своей воле. На все это Богардион взирал с ленивым любопытством, а когда пролетал над местами их обитания, чтобы лучше разглядеть, что нового они выдумали, они в панике и ужасе разбегались прочь и прятались в своих хлипких жилищах.

Однажды они начали докучать Богардиону, тревожа его сон и закидывая его своими наточенными палками и пытаясь зарубить твердыми блестящими на солнце штуковинами, похожими на когти, но отделявшимися от тела. Он знал, что драконов помельче стала зачастую настигать погибель от лап этих существ, но ему их никчемные попытки были нипочем, и он только веселился, уничтожая всех этих отважных глупцов, дерзнувших потревожить его.

В один год, когда Богардион находился на материковой части суши недалеко от того места, где был рожден, покорять его пришла целая армада этих существ, вооруженных своими палками и когтями, верхом на конях, облаченные в блестящие на солнце пластины. Их пришла не одна тысяча.

Богардион уничтожил их всех. После чего, разъяренный их наглостью, направился в их поселение с каменными норами и выжег там все дотла вместе со всеми обитателями.

С тех пор попытки покорить Богардиона прекратились, и эти существа во главе со своими правителями склонились перед ним. Для них он стал божеством в обличье дракона, могущественным и беспощадным. Божество не обязательно любить, но обязательно приклоняться перед ним и приносить ему дары. И они преклонялись перед ним, трепетали и приносили дары. Богардион тем временем снова обосновался у озера, что у подножия скал на излюбленном его острове, и они ежегодно прибывали к нему на остров на своих галерах и привозили дары.

Богардион заметил, что золотые вещицы в их общественном устройстве имеют особую власть над ними, и он стал требовать себе в подношениях эти вещицы тоже. Для него золото представляло только лишь эстетическую ценность, но он видел, что над другими драконами, особенно молодыми, оно имеет почти такую же власть, как и над этими двуногими существами в их обществе. Они готовы были буквально глотки перегрызть друг другу за обладание этими безделушками.

Власть Богардион любил, но порядка среди своих вассальных кланов требовал тоже. Поэтому он обязал все свои вассальные кланы раз в пять лет доставлять ему в качестве подношений одну пятую часть добытого ими за этот срок золота. Непокорных он карал, особо ретивых наоборот щедро поощрял. Это же касалось и правителей существ, именовавших себя людским родом: непокорных он предавал огню и сжирал, а выслуживавшихся перед ним одаривал из бесконечно пополнявшихся своих запасов. Его считали алчным, но алчности по отношению к золоту в нем не было.

Со временем такая жизнь наскучила дракону. Он пресытился богатством и властью, ничего нового в этом мире для него не осталось. И он решил уснуть вновь, пока очередные глобальные изменения снова не преобразят этот мир, и Богардиону не потребуется открывать его для себя заново. Но прежде, чем снова уйти на покой на многие столетия, Богардион взлетел на вершину самой высокой горы на острове и, озарив языками пламени ночной небосклон и превратив ночь в день, громогласным ревом еще раз напомнил всему живому в этом мире, кто здесь есть истинный хозяин и властелин.

Так дракон снова расправил крылья по-настоящему.

Эпилог

Богардион – исполин среди драконов. Он – словно гора. От его мерного дыхания по земле прокатывается дрожь, под поступью содрогаются горы, а крыльями своими он застилает все небо. В ярости Богардион ужасен, но и в милости щедр. Он – царь и король, единоличный властелин и правитель всего живого и неживого, простирающегося на тысячи и сотни тысяч миль вокруг. Он – закон и правосудие.

Но он не всегда был таким.

Если б не воля случая при его рождении, которая оставила его, можно сказать, сиротой и занесла на остров в глубине моря вдали от его сородичей, он бы вырос таким же, как и все прочие драконы, наделенный их предрассудками, подверженный их страхам, подчиненный их правилам, обычаям и законам. И именно то, что он оказался свободен от всех этих надуманных ограничений, думал только своей головой, искал, познавал, учился и жил так, как подсказывали ему его древние инстинкты, желания и обретенный опыт, позволило стать ему тем, кем он стал, достичь высот и могущества, не бывалых ни у одного дракона, жившего доселе и когда-либо будущего жить впредь.

Дракон пробудился

Викарион и Сильмарион происходили из племени песчаных драконов. Племя это обитало в глубине суперконтинента, в основном, в степях и пустынях. Давным-давно некоторые представители драконьего рода за несоблюдение драконьих норм морали, порядков или традиций были изгнаны из драконьих кланов. Поскольку о пересечении водного пространства и речи быть не могло – драконы считали это равносильным смерти, изгнанники были вынуждены направляться вглубь суперконтинента, подальше от излюбленных мест гнездования драконов, и скитаться по столь недружелюбному и пустынному миру под палящим зноем в поисках пропитания. Из-за скудного рациона в этих краях изгнанные драконы не могли вырасти до столь крупных размеров, как самцы-предводители кланов, гнездившихся на побережье, и поэтому вернуться в те края, обильные пищей и водой, для изгнанников не представлялось возможным – любая встреча с прибрежными драконами грозила обернуться для них проигранной схваткой и, как следствие, расставанием с жизнью. Со временем изгнанники стали сбиваться в стаи, сколачивая собственные кланы со своим общественным устройством и иерархией.

Здесь они, осознав всю пользу и выгоду взаимовыручки и командного взаимодействия, не изгоняли молодняк из своих кланов по достижении ими необходимого возраста, а разрешали остаться в стае при условии неукоснительного подчинения главе клана. Всю добытую драконами пищу глава клана забирал себе и распределял между всеми членами группы по своему усмотрению. Именно поэтому молодые драконы не могли вырасти больше и сильнее него и, соответственно, свергнуть его с его «трона». Те же драконы, которые не хотели мириться с такими порядками, как правило, под покровом ночи покидали гнездовье и вели отшельнический образ жизни до тех пор, пока не набирались сил и мужества, чтобы вернуться и бросить вызов предводителю клана. Но такие попытки случались гораздо реже, чем в кланах прибрежных драконов, и поэтому песчаные драконы жили гораздо дольше своих собратьев у моря. Самый старый дракон, проживший более пятисот лет, происходил как раз из клана песчаных драконов, однако, достигнув за свои прожитые годы весьма внушительных размеров, потом все-таки решился отправиться на побережье, где и был вскоре повержен более молодым, но в тоже время и более искушенным в боях соперником.

Из-за постоянного нахождения под палящим солнцем шкура всех песчаных драконов имела ярко-оранжевый и даже красный цвет, иногда отливая золотом или медью. Гнездились они прямо под открытым небом, не отдавая предпочтения местам с наличием воды, тени или скальных пород, и любое гнездовье можно было заметить издалека. Ввиду своего статуса изгнанников, изгоев, песчаные драконы были гораздо злее своих прибрежных сородичей, однако, ввиду своих небольших размеров и социального устройства их общества, которое вынуждало их больше и теснее взаимодействовать друг с другом, злобу свою они держали внутри себя, аккумулировали ее, и за счет этого пламя, ими выдыхаемое, достигало немыслимых температур, а напором его струи можно было буквально резать камни. Конечно, такого умения достигали далеко не все песчаные драконы, и, обретя его, хранили в секрете, используя лишь в редких случаях как конкурентное преимущество в схватках. Но и оно далеко не всегда позволяло некоторым самцам вернуться на побережье и, свергнув кого-либо из предводителей прибрежных кланов, занять его место.

Отцом Викариона и Сильмариона был Токхарт, один из старейших драконов, живших в то время – ему насчитывалось уже 216 лет, и ¾ своего возраста он правил кланом, в котором они были рождены. Клан его тоже был одним из самых крупных и насчитывал около 100 особей. Токхарт был мудрым, но в то же время хитрым правителем, очень любившим власть и боявшимся ее потерять. Своих драконов он кормил неплохо, но никому из них не давал пищи столько, чтобы хоть кто-то мог приблизиться по размерам к нему. Он тщательно за этим следил. И он был буквально одержим идеей когда-нибудь захватить и возглавить клан на побережье, но ему никак не доставало решимости отправиться туда и рискнуть своим положением и жизнью ради исполнения своей мечты, говорить о которой он не переставал.

Матерью Викариона и Сильмариона была Айсшая, родная дочь Токхарта. Несмотря на многие табу и ограничения, царившие в драконьем обществе, кровосмешение вписывалось в рамки их понятий о морали – как у песчаных драконов, так и у прибрежных. Но у прибрежных драконов это практически не встречалось, поскольку все драконы-подростки обоего пола из клана изгонялись по достижении ими пятилетнего возраста, в отличие от песчаных драконов, у которых молодняк оставался в клане столько, сколько пожелает. Видимо, поэтому песчаные драконы со временем стали вырождаться как подвид – недостаток разнообразия генетического материала внутри закрытого сообщества ведет к накапливанию мутаций, возникновению различного рода уродств и рождению неконкурентно способных особей даже у таких идеальных с точки зрения эволюции существ, как драконы. Не удалось этого избежать и Викариону и Сильмариону – они были близнецами, вылупившимися из одного яйца.

При рождении каждый из них был вдвое меньше обычного детеныша песчаного дракона, и, как у любых сиамских близнецов, у них была одна общая часть тела. Они срослись передними лапами – Викарион прирос правой передней лапой сбоку к левой передней лапе Сильмариона. Но это уродство не было фатальным, и Айсшая быстро решила проблему, разорвав их зубами в месте срастания. Конечно, это было ужасно больно для молодых драконов, но не смертельно: просто у каждого из них осталось по три пальца на одной из передних лап вместо четырех, и грубые рубцы на всю жизнь, напоминавшие им об их происхождении. А еще им досталось прозвище от других молодых драконов «Беспалые близнецы», которое, в общем-то, не сильно им досаждало или задевало их.

Случай рождения двух детенышей из одного яйца – один на миллион, а тот факт, что они оба выжили и еще обошлись без серьезных мутаций и повреждений – просто чудо! И Айсшая не уставала повторять своим маленьким детенышам, какие они у нее особенные и замечательные, особенно учитывая то, что остальные отложенные ей яйца не вылупились.

Ввиду того, что оба они были изначально вдвое меньше остальных детенышей в гнездовье, близнецам приходилось с самого рождения прикладывать немало усилий, чтобы не быть сожранными вечно голодным молодняком, когда их матери не было рядом. С первого дня своей жизни они учились взаимодействовать друг с другом, инстинктивно чувствуя, что залог их выживания во взаимовыручке. А поскольку они все-таки были близнецами, между ними с рождения установилась особая ментальная связь – они буквально читали мысли друг друга, чувствовали желания и эмоции своей второй половины, предугадывали движения. Эта отличительная черта с первых дней жизни помогала им удачно маневрировать и прятаться при неоднократных и всегда неожиданных попытках других драконят оторвать от кого-нибудь из них кусочек-другой. И близнецы очень быстро научились подстраховывать друг друга. Они стали глазами, ушами и ноздрями друг друга, и если один отдыхал, второй всегда бодрствовал и был начеку.

В их малых размерах были и преимущества: близнецы были ловчее, быстрее и шустрее своих ровесников-драконов, и могли незаметно подкрасться к какому-нибудь зазевавшемуся увальню и стащить у него из-под носа кусок его добычи. Со временем они так наловчились, что стали воровать добычу и у взрослых драконов, а риск быть пойманными и получить за это хорошую взбучку лишь придавал им дополнительный стимул и возбуждал в них азарт.

Таким образом, близнецы не были сильно обделены в пище, а, за счет своих выходок, порой получали даже больше, чем другие подрастающие драконы в их гнездовье, и вскоре стали догонять своих ровесников в размерах. Когда они очевидно поравнялись с другими молодыми драконами, чужую добычу стало подворовывать довольно проблематично, а этот их прогресс в размерах заметил даже Токхарт. Айсшая не могла нарадоваться темпам роста своих детенышей, а Токхарт же насторожился и стал за ними наблюдать: конкуренты, даже в далеком, но обозримом будущем, были ему ни к чему.

Близнецы же в свою очередь, привыкшие внимательно следить за поведением взрослых драконов и подмечать любые перемены в нем (от этого в немалой степени зависел успех их воровских проделок), практически сразу подметили настороженное отношение к ним грозного предводителя клана: они заметили, что он стал чаще появляться рядом с ними, и периодически наблюдал за ними, кружа в небе над гнездовьем. Айсшая, увлеченная их обучением и добычей им пропитания – она учила их выдыхать огонь – по их мнению, никаких перемен в поведении Токхарта по отношению к ним не заметила. И даже когда вскоре Токхарт стал выделять близнецам меньшие, чем раньше, части добычи при дележке, Айсшая, кажется, не обратила на это никакого внимания.

Будучи с рождения своенравными и независимыми, близнецы с таким положением дел мириться были не намерены. При следующем же разделе пищи Викарион устроил заварушку с одним из своих ровесников, на что отвлеклись и некоторые взрослые драконы. Будучи ловчее и проворнее своего соперника, Викарион долго выматывал его, постепенно расширяя площадь своих маневров и вовлекая в ситуацию (и отвлекая) все больше молодых и взрослых драконов. Сильмарион же тем временем делал то, что так хорошо у него получалось – воровал чужое мясо. Когда же дело было сделано, и Викарион буквально почувствовал, что его брат наелся до отвала, он уложил выдохшегося соперника на лопатки и чуть прикусил его зубами за шею, показывая, кто из них двоих вышел из схватки победителем.

В следующий раз близнецы снова проделали этот же трюк, только теперь Сильмарион отвлекал всеобщее внимание, а Викарион набивал себе живот.

В третий раз их раскусили, и взрослые драконы устроили им хорошую взбучку, после которой они оба несколько дней отлеживались у себя в гнезде.

После этой истории Айсшая наконец-то заметила, что Токхарт стал обделять ее близнецов пищей, чтобы они не росли так быстро, и как настоящая мать, когда Токхарт не видел этого, стала отдавать свои порции им, лишь бы только они продолжали расти в одном темпе со своими ровесниками. Быстро осознав, что так постоянно продолжаться не может, ибо мать просто умрет от голода, близнецы стали уговаривать ее побыстрее научить их летать и охотиться. Лишь подивившись их сознательности, Айсшая без колебаний согласилась – огонь выдыхать они уже научились хорошо, быстрее многих своих ровесников, а значит, можно было приступать уже и к их обучению полету и охоте.