Текст книги "Я обвиняю!"
Автор книги: Владимир Беляев
Жанры:
Публицистика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Однажды прибыл транспорт раненых с Восточного фронта, и мы поздно возвращались домой. Проходя через Бернардинскую площадь, от которой начинается Лычаковская улица, я увидел, что немецкие солдаты повезли на автомашинах на Лычаковскую итальянских солдат и офицеров. В тот день мы работали до 23 часов ночи, и нам выдали в госпитале разовые пропуска на право возвращения по домам. Используя на рукавную повязку и пропуск, я решил пойти в ту сторону, куда поехали машины с пленными. Они все проследовали к «Пясковне» за Лычаковом.
Миновав костёл святого Антония, я остановился и вскоре услышал со стороны песчаного карьера длинные автоматные очереди. Я спрятался за оградой костёла и вскоре увидел, что оттуда машины возвращаются пустыми. Ночью итальянцы были привезены и расстреляны, а на следующий день «Пясковню» окружили гитлеровцы и там стали сжигать тела убитых.
Днём я взял мешок и отправился к карьеру, якобы нарвать травы для кроликов, но тотчас же был задержан солдатом СС, стоявшим на часах у въезда в карьер. А по полю, на некотором расстоянии от выемки карьера, были также расставлены сторожевые посты, охранявшие подходы туда. Я почувствовал запах дыма, подымавшегося снизу, и смрад сжигаемых тел и волос.
Слухи об этих делах гитлеровцев ходили по Львову, но не хотелось верить им, а теперь воочию убедился, что всё это было действительностью. Могу показать место, где расстреляны итальянцы, а также место, где гитлеровцы казнили львовских профессоров.
Скажу ещё, что на Стрелецком плацу во Львове казнили заложников чуть ли не через каждые два дня.
Я в то время был распространителем подпольной газеты, которую всегда прятал между подшивкой и стелькой обуви. Сейчас я рабочий завода…»
Итальянское оружие
Людвиг Килиас, безусловно, не сговаривался с Ши-моном Наменачеком, но вот что он рассказывает: «…я сызмала жил на Верхнем Лычакове, знаю там каждый уголок. В 1941 году гитлеровцы начали свозить автомашинами людей разных национальностей в лес возле железнодорожной станции Лисеницы и массами их расстреливать.
Что касается итальянских солдат, то это были люди довольно обходительные, они больше занимались продажей всякой всячины, не исключая оружия, которое и я покупал у них для подполья. Мы обращали это оружие, в котором так нуждались, против гитлеровцев.
В 1943 году, после переворота в Италии, итальянские солдаты исчезли с улиц Львова. До нашего слуха дошла весть об их расстреле. В те дни – точной даты не помню, но знаю, что дело было летом, – возвращался я домой и видел, как по улицам Петра и Павла и Лычаковской проехали в направлении Малых Кривчиц (окраинное селение близ «Пясковни». – В. Б.) накрытые брезентом и конвоируемые гестаповцами автомашины. На каждой помещалось, видимо, не менее 50 итальянских солдат. Время от времени на мостовую падали записки. Быть может, найдётся кто-нибудь, кто подобрал тогда такую записку, хотя это было очень опасно сделать: по всей трассе движения автомашин ходило очень много немецких патрулей.
По словам моей жены, жившей на той окраине, гитлеровцы в последнее время расстреливали свои жертвы и в окрестностях посёлка Жлобы, метрах в 300 от Старой Резни. После этих казней я уже не встречал больше ни солдат, ни офицеров итальянской армии на улицах Львова…»
Находясь в постоянном общении с местным населением, итальянцы во Львове старались во всём подчеркнуть, что они не имеют отношения к гитлеровской карательной политике. Трамвайные составы во время оккупации были разделены следующим образом. На первом вагоне висела табличка: «Для немцев и союзников». Вторые вагоны были для местного населения. Однако итальянцы не пользовались привилегией для «избранных» и намеренно ездили в набитых людьми вагонах для местного населения. Леопольд Швальбнест рассказывает, что «итальянцы во Львове всячески проклинали гитлеровцев за то, что те бросили их на русский фронт».
Сотрудник радиолаборатории Львовского политехнического института Гречка рассказывает: однажды он ехал в трамвае и видел, как с вагоном поравнялся, мотоциклист-итальянец. Кто-то из немцев, ехавших в вагоне для «избранных», крикнул ему презрительно: «Макаронник!» Итальянец улыбнулся, поднял руку в кожаной перчатке и крикнул: «Паулюс капут!»
Бывший львовянин Владислав Вебер задержался на Академической площади Львова в тот слякотный осенний день, когда из цитадели вывозили уже последних обречённых итальянцев. «Их вели и везли автомашинами по направлению к Лычакову, – вспоминает Владислав Вебер. – Конвоировали их эсэсовцы. Итальянцы – рядовые и офицеры – имели вид оборванцев, некоторые шли в носках, а некоторые обернули ступни чем-то наподобие онуч. Исхудалые, почерневшие, они, пожалуй, понимали, что ждёт их в конце этого марша. Поговаривали, будто после расстрелов по оврагам между Лисеницкими холмами стекала кровь…»
В период гитлеровской оккупации итальянскую армию знал весь Львов. Офицеры и солдаты итальянского гарнизона относились к местному населению доброжелательно. Нередко участники Сопротивления, преследуемые гестапо, находили убежище у итальянцев, а потом, недели через две-три, бог весть какими судьбами приходила от беглеца открытка уже из-за границы: «Жив-здоров, нахожусь в безопасном месте…»
Надо сказать, что помощь, оказываемая итальянцами людям, переносящим бремя оккупации, выходила далеко за пределы Львовской области. Как известно, в годы оккупации Львовщина и соседние области бывшей Восточной Галиции были названы «дистрикт Галиция» и включены в состав «генерал-губернаторства». Внутренних границ между дистриктами не было, и потому во Львове часто появлялись, спасаясь от преследования гестапо и СД, участники Сопротивления из Варшавы, Кельце, Кракова и других городов Польши. В свою очередь, на улицах древнего украинского города, переименованного захватчиками в Лемберг, завывая сиренами, проносились гестаповские машины со знаками «W» из Варшавы и других польских городов. Вот тогда-то, когда иногородним антифашистам приходилось туго, они и прибегали к услугам итальянцев, чтобы вырваться за пределы Польши и западных областей Украины.
Ликвидация итальянского гарнизона во Львове почти совпала с окончательным уничтожением многочисленных гетто, разбросанных по городам и сёлам Западной Украины. Уничтожением евреев, ликвидацией не желающих воевать за интересы гитлеровской Германии солдат-итальянцев руководили губернатор дистрикта Галиция штандартенфюрер СС Отто Вехтер и подчинённый ему командующий СС и полицией дистрикта бригаденфюрер СС Фриц Катцман. В докладе Фрица Катцмана от 30 июня 1943 года, направленном под грифом «Государственное тайное дело» высшему руководителю СС и полиции в «генерал-губернаторстве» Кригеру, помимо сообщения об уничтожении еврейского населения есть и упоминание о поведении итальянцев: «…во время акции мы наталкивались на огромные трудности, потому что евреи старались любыми способами избежать выселения. Пытались они убегать и скрывались в различных местах – в каналах, в дымоходах и даже в клоачных ямах. Баррикадировались в подземных коридорах, в подвалах, переоборудованных в бункера, в междуэтажных перекрытиях, в хитро замаскированных убежищах на чердаках и в сараях, в мебели и т. д. Чем меньше становилось оставшихся в живых евреев, тем больше увеличивалось их сопротивление. Они использовали для обороны оружие самых различных видов, но главным образом оружие итальянского происхождения. Итальянское оружие евреи покупали… у итальянских солдат, расположенных в дистрикте…»
Дом на улице Яцка
И поныне стоит на улице Ушакова (ранее Яцка) ничем не примечательный угловой дом, стены которого можно разглядеть из окон троллейбуса, проезжающего по улице Шота Руставели. Дом этот также имеет прямое отношение к тайне исчезнувшего итальянского гарнизона. Завесу этой тайны приоткрыл нам Чеслав Суховирский.
В 1942 году гитлеровцы схватили Суховирского во время облавы в Бусске и отправили на каторжные работы в Германию. Но когда поезд задержался во Львове, шестнадцатилетний мальчик бежал из эшелона. Во Львове, по улице Шота Руставели, 24, жила тётка Чеслава. Она спрятала беглеца, а вскоре на эту же квартиру приехали из Бусска его родители. Во Львове было голодно, и Чеслав, чтобы как-нибудь поддержать семью, поступил учеником на почту. Разнося письма, он знакомился с итальянцами, которые размещались во дворце митрополита Шептицкого на Зелёной улице и в угловом доме на улице Яцка, совсем близко от квартиры Чеслава.
Надо что-то предпринять, чтобы не умереть с голоду. И мальчик начинает торговлю с итальянцами. На немецкие марки он покупает у них папиросы и вино, а в придачу получает солдатские сухари и макароны, которые съедает на ходу по пути на площадь Пруса. Там он сбывает из-под полы вино и папиросы.
– С того и жили кое-как. День да ночь – сутки прочь. Голод был страшный, и каждый изворачивался как мог, – печально улыбаясь, рассказывал Чеслав Суховирский. – Итальянцы с улицы Яцка не только не гнали от себя детей, но и подкармливали их чем могли и даже пускали в здание, где сами квартировали. Я хорошо помню, что жили у них два русских мальчугана. Одного из них спасла позже русская женщина Росокова, жившая по улице Батория (теперь Ватутина). А вот второй русский парнишка, имя его я позабыл, был вывезен вместе с итальянцами в концлагерь… Там, на улице Яцка, в угловом доме на пригорке, и вспыхнул бунт итальянцев. В тот день никто чужой не заходил к ним в казарму. Один из итальянцев был убит тогда эсэсовцем из автомата. В холле должны остаться следы пуль на стене, если их не забелили. В то время, когда гитлеровцы вывозили итальянцев ночью с улицы Яцка, я подошёл к их дому. Оттуда вышел офицер и позвал меня и ещё одного парнишку в дом, чтобы помочь солдату-сапожнику перебраться на Зелёную улицу. Тогда-то мы и увидели на стене в холле на первом этаже следы пуль и кровь на паркете. Видел я там ещё портреты Гитлера и Муссолини. Эти нарисованные на стене портреты были измазаны чернилами и чёрной краской. Мы спросили у позвавшего нас офицера, куда делись наши знакомые итальянские солдаты. Он ответил, что выехали, мол, в Италию. Но солдат-сапожник уже по дороге на Зелёную стал плакать, говоря, что всё это ложь, что все они в концентрационном лагере. Он дал мне написанную по-итальянски записку. Из текста её я мог разобрать: «Помогите, фашисты убивают!» Солдат рыдал как ребёнок, а офицер избил его потом за то, что он с нами разговаривал. Вскоре люди во Львове узнали, что действительно всех итальянцев расстреляли…
– Мартирология [16]16
Мартирология – история мученичества (польск.).
[Закрыть]итальянских солдат во Львове началась ещё до трагического лета 1943 года, – утверждает варшавский журналист Яцек Вильчур, в прошлом львовянин. – В ночь с 4 на 5 апреля 1942 года на Галицкую площадь, к дому 15, где помещалось управление криминальной полиции (крипо) и зихерхайтдинст (СД), привезли нескольких итальянцев. Гитлеровцы заставили несчастных раздеться и затолкали их в машину. Эта жандармская машина вместе с арестованными и их палачами доехала до еврейского кладбища на Яновской улице. Там, где эта улица соединяется с Пелиховской, солдатам было велено выйти. Под конвоем их привели в долину, которая граничит с Клепаровским леском. Там обречённые выкопали себе могилу, после чего им приказали стать спиной к поднявшим автоматы эсэсовцам. Несколько залпов оборвали жизнь тогдашних «союзников» Гитлера. На следующую ночь снова приехали туда немцы, раскопали могилы с расстрелянными и увезли их тела в неизвестном направлении…
Такова ещё одна подробность гибели итальянцев во Львове – прелюдия к полному уничтожению всего итальянского гарнизона в следующем году, уже после разгрома гитлеровцев под Сталинградом.
Голос Евы Марчак
Таким образом, беспощадно уничтожая уроженцев Италии на «Пясковне» за Лычаковом, в «долине смерти» за Яновским лагерем, расстреливая их во дворе тюрьмы вблизи особняка графа Бельского, моря их голодом во львовской цитадели и в лагере города Рава-Русская, гитлеровские палачи мстили итальянским солдатам и офицерам и за то, что они пытались помогать обречённым других национальностей.
Но только ли на львовской земле учинили гитлеровцы такую расправу над своим бывшим союзником из Италии?
Вот свидетельство Евы Марчак из Варшавы: «Я прочла призыв советского писателя о том, чтобы сообщили сведения о казни итальянцев. Нужно писать историю, чтобы её прочли потомки. Гитлеровское человекоубийство было целеустремлённым. Гитлеровцы истребляли ненужные им народы. История сообщает нам о всяческих инквизициях, о царских погромах, о сожжении Нероном христиан, о крестоносцах. Но гитлеровские преступления превосходят всё это. И вот довелось мне и другим повидать такую геенну огненную для итальянцев в 1943 году. Только не во Львове, а в Перемышле, в Пикуличах. Был там лагерь смерти. Привезли много итальянских офицеров, согнали их на это место, обнесли его колючей проволокой и приставили стражу из бандеровцев. Когда окрестные жители узнали, что в лагере умирают от голода уроженцы Италии, они стали перебрасывать им через ограду картофель и другую еду, хотя бросавшим грозила опасность со стороны охранников. Так продолжалось свыше двух недель. Потом до нашего слуха начала доноситься частая стрельба. В воздухе долго стоял смрадный дым. Я теперь живу в Варшаве, но не забуду этого до самой смерти. Правильно, что Вы описываете то, что мы, старые, видели и пережили. И у меня гитлеровцы убили сына на улице в Перемышле… Нам необходимо быть начеку. Ведь гитлеровцы лишь притаились, они живы!..»
Права Ева Марчак, как правы сотни тысяч других матерей, а в их числе и матери Италии, которые потеряли в прошлой войне самое дорогое, что у них было, их надежду и счастье – детей и кормильцев. Убийцы миллионов не только притаились, но и расползлись по миру, и они не хотят, чтобы преступления, подобные свершённым во Львове, стали известны мировому общественному мнению.
Страшное слово – Белзец…
Этот зловещий лагерь для уничтожения людей равен Треблинке, Освенциму, Майданеку. Осенним октябрьским днём 1944 года вместе с тогдашним областным прокурором Львовской области Иваном Корнетовым мы приехали туда, на польскую землю. Белзец оказался железнодорожным узлом, откуда шли поезда на Люблин, Варшаву, в Раву-Русскую и в Ярослав. Новый начальник станции Белзец, Игнаций Мазур, который в годы оккупации был дежурным службы движения, рассказал нам, что ещё осенью 1941 года в Белзец прибыла команда СС с первой группой захваченных ею людей. Метрах в четырёхстах от станции, там, где кончались запасные подъездные пути и начиналась гряда песчаных холмов, покрытых лесом, арестованные начали строить лагерь. Его обнесли высоким песчаным валом. Когда вал насыпали, поверх него сделали искусственный лес. Таким образом, густая стена деревьев не давала возможности постороннему глазу заглянуть внутрь лагеря. В одном только месте, где в лагерь заходили подъездные пути, вал прерывался; здесь стояли высокие ворота, тоже густо переплетённые еловыми ветвями. Когда поезд входил на территорию лагеря, ворота немедленно наглухо закрывались. Вблизи ворот были выстроены три барака. В них жили палачи-гестаповцы и охрана лагеря.
Весной 1942 года в Белзец стали приходить из разных направлений поезда. И достаточно было кому-либо из заключённых в вагонах людей увидеть сквозь решётку окна название станции «Белзец», как сразу стон и плач раздавались изо всех вагонов. Потом всем велели раздеваться и голыми загоняли в большой одноэтажный дом, напоминающий баню. Там всех несчастных уничтожали газом, и трупы закапывали в огромные песчаные ямы…
«Вечные огни Белзеца»
В начале зимы 1942 года, – рассказал Игнаций Мазур, – на территории лагеря вспыхнуло три огромных костра. Они не угасали всю зиму и горели до последнего дня оккупации. Их огонь был виден на расстоянии нескольких десятков километров. Мы называли их «вечными огнями Белзеца», или по-польски «зничи». Отныне к страшному смраду, который преследовал до этого жителей окрестных сёл, стал примешиваться запах горелого мяса…
Игнаций Мазур утверждал, что ни один из людей, попавших в Белзец, не вышел оттуда. У всякого привезённого в лагерь была одна страшная дорога – на костёр!
Но Мазур ошибся. Нам удалось разыскать в ту осень во Львове пожилого мыловара Рубина Редера, который чудом вырвался из лагеря. Он пообещал начальнику лагеря Белзец, судетскому немцу штабеншарфюреру [17]17
Штабеншарфюрер – унтер-офицер войск СС в фашистской Германии (нем.).
[Закрыть]Францу Ирману раздобыть во Львове у знакомых нужную для перестройки кухни дефицитную белую жесть. Ирман согласился и под сильной охраной отправил Редера на машине во Львов. Четыре офицера и один солдат были слишком сильной охраной для шестидесятилетнего Редера. Должно быть, немцы вскоре сами убедились в этом и по приезде во Львов пошли обедать, оставив Редера в машине под охраной одного гестаповца. Того, очевидно, разморило от быстрой езды, выпитого шнапса и солнца. Он стал похрапывать.
Видя, что конвоирующий его солдат заснул, Рубин Редер потихоньку открыл дверь и, выйдя на улицу, смешался с толпой прохожих. Его скрывала двадцать месяцев оккупации знакомая львовянка. Этот единственный вырвавшийся «с того света» узник Белзеца охотно рассказал нам (а потом и опубликовал свои воспоминания в Польше) многие подробности белзецкого ада.
– В общей сложности я пробыл в лагере четыре месяца, – утверждал Редер. – За это время при мне было выкопано, набито трупами и засыпано тридцать огромных и глубоких могил. Немцы уничтожили и закопали за это время многие сотни тысяч человек. Со временем, когда Красная Армия перешла в наступление и стала приближаться к Белзецу, фашисты начали поспешно сжигать трупы убитых ими жертв. В Белзеце они уничтожали жителей не только Польши и Западной Украины. Сюда они привозили смертников из Бельгии, Голландии, Чехословакии, Франции.
Знали и молчали!
…Сейчас у нас есть все основания дополнить перечень стран, люди которых исчезали навсегда в «вечных огнях Белзеца», ещё одним государством – Италией.
Бывший представитель Италии в ООН синьор Луиджи Медда, отрицающий начисто все факты уничтожения итальянцев во Львове, – ревностный католик. Большинство расстрелянных гитлеровцами и задушенных немецкими газами сородичей Луиджи Медда были тоже людьми римско-католического вероисповедания. Их уничтожали во Львове, единственном в мире городе, где Ватикан имел три митрополии: римско-католическую, армяно-католическую и греко-католическую. Епископ Базяк, руководители армяно-католической церкви – Дионисий Каэтанович и ксёндз Ромашкан, митрополит граф Андрей Шептицкий и епискои Иосиф Слипый все годы оккупации находились в самом тесном контакте с Ватиканом и лично с папой римским Пием XII. Через свою разветвлённую иерархию, через целую армию ксендзов, священников, деканов, через множество существовавших тогда в Западной Украине католических монастырей и монашеских орденов видные представители Ватикана во Львове и в его окрестностях были отлично информированы обо всех подробностях кровавого режима оккупации. Такой вопиющий факт, как исчезновение в «Пясковне» за Лычаковом, в пламени костров Белзеца, за колючей проволокой Пикуличей нескольких тысяч католиков итальянского происхождения, конечно, не был тайной ни для Ватикана, ни для епископских курий во Львове.
Знали и молчали! И тогда, и сегодня – ни одного протеста, ни одного молебна в память об исчезнувших по воле Гитлера своих собратьях и единоверцах, ни одного слова по поводу этой трагедии!
И чему же, собственно говоря, удивляться?
Палачи скрываются в костёле
Во время скандального процесса Уго Монтана в Италии выяснилось, что римско-католический епископ Худал прятал в костёле Санта Мария дель Анита крупнейшего гестаповца и организатора диверсии СС «Италия» Эугена Дольмана. Под сводами того же самого костёла, пользуясь любезностью Худала, прятался и другой бандит такого же ранга, губернатор дистрикта Галиция бригаденфюрер СС Отто Вехтер. А сейчас многие гитлеровцы переправлены Ватиканом в Аргентину.
Тот самый Шептицкий, который так яростно протестовал против создания пионерских отрядов в советских школах Галиции и писал по этому поводу «меморандумы» органам Советской власти, словно воды в рот набрал, когда началась фашистская оккупация и гитлеровцы стали уничтожать сотни тысяч людей, в том числе католиков.
После смерти графа Андрея Шептицкого осенью 1944 года его место главы греко-католической церкви занял архиепископ Иосиф Слипый. Этот осанистый завсегдатай всех фашистских банкетов, которые устраивались во Львове во время гитлеровской оккупации, превосходно знал, что творилось тогда в городе. Когда акт Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию немецко-фашистских злодеяний был составлен, мы посетили в числе других священнослужителей и архиепископа Иосифа Слипого в его палатах на Святоюрской горе.
Надменный, с бриллиантовой панагией на груди, ом принял нас в своём кабинете и сразу же заявил, что не понимает ни одного слова по-русски. Опытный дипломат, уже с двадцатых годов самостоятельно изучавший советскую прессу в подлинниках, Иосиф Слипый и здесь хотел подчеркнуть свою экстерриториальность.
Я взял на себя роль переводчика, по-украински объяснил его эксцеленции цель визита и попросил его скрепить своей подписью акт, подтверждающий фашистские зверства. В ответ мы услышали:
– А я ничего не знаю о таких зверствах!
Ожидали мы всякого, но подобного откровенного цинизма не предполагали встретить.
– Но позвольте, владыка, – опешил я, – тысячи львовян, в том числе и верующие, рассказывают о массовых зверствах гестапо. Трупы уничтоженных сжигали на «Пясковне» за Лычаковом, и, когда ветер дул оттуда, запах сжигаемого мяса ощущали повсюду в городе.
Видите ли, молодой человек, – с достоинством поглаживая окладистую бороду, сказал Слипый – И даже летом имею обыкновение держать окна в кяпитуле закрытыми…
Не только Луиджи Медда попытался опровергнуть наше первое выступление на страницах «Литературной газеты» по этому поводу в июне 1959 года. Как выяснилось позже, правдивость изложенных в статье «Почему они не вернулись?» фактов решили подвергнуть сомнению и редакторы известного буржуазного журнала «Эпоха». Они даже послали в Польшу своих специальных корреспондентов, которые лично стали беседовать со многими свидетелями, чьи показания легли и в основу этого репортажа, а также разыскали очень важного свидетеля, Нину Петрушковну, исчезнувшую было из поля нашего зрения. И вот итог: в номере газеты «Трибуна люду» (Варшава) от 18 июня 1960 года было напечатано следующее сообщение об исчезнувшем гарнизоне.
«Прямые свидетели подтверждают. Рим. (Польское агентство прессы.) Вполне понятное волнение итальянского общественного мнения вызвала присланная из Варшавы обширная статья двух корреспондентов самого большого итальянского еженедельника «Эпоха», полностью подтверждающая, на основании показаний свидетелей, уничтожение гитлеровцами в 1943 году двух тысяч итальянских военнослужащих львовского гарнизона. Когда известие об этом преступлении было опубликовано на страницах московской «Литературной газеты», официальные круги Италии в общей форме опровергли эту информацию. В настоящее время корреспонденты «Эпохи» нашли в Польше свидетелей злодеяния и подробно излагают их показания. Свидетели С. Струпчевский, А. Ковальчик, А. Кунц, Н. Петрушковна и инженер В. Солек описывают уничтожение эсэсовцами двух тысяч итальянцев, тела которых впоследствии были сожжены, а пепел развеян в пригородном лесу. Для того чтобы получше замести следы своего преступления, гитлеровцы сажали также деревья на их могилах».
Что же оставалось делать некоторым синьорам, благосклонно относящимся к возрождению неофашизма, тем, кто хотел бы стереть в памяти народов следы итальянской крови, пролитой во Львове? Опровергать установленные факты? Пепел итальянцев, рассеянный на холмах Львова, вблизи Сана и в песчаных дюнах под соснами Белзеца, свидетельства этого страшного преступления вызывают ненависть ко всем тем, кто вверг Италию в бессмысленную войну.