Текст книги "Гений войны Рокоссовский. Солдатский долг Маршала"

Автор книги: Владимир Дайнес

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 52 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Мощные оборонительные сооружения китайцам не помогли. По решению В. К. Блюхера 12 октября части 2-й Приамурской стрелковой дивизии при поддержке кораблей Дальневосточной речной военной флотилии, а также 40-й бомбардировочной эскадрильи имени В. И. Ленина и 68-го отдельного авиационного гидроотряда нанесли удар по укрепленным позициям китайских войск. В ходе операции, которой руководил начальник штаба ОДВА А. Я. Лапин (Лапиньш), было нанесено поражение китайской Сунгарийской речной военной флотилии и захвачен Лахасуский береговой укрепленный район. После этого Лапин провел 30—31 октября новую операцию, завершившуюся полным разгромом военной флотилии противника, и овладел укрепленным районом в Фугдине (Фуцзинь).

Теперь предстояло уничтожить группировки противника, сосредоточенные на других участках советско-китайской границы. В районе города Маньчжурия противник имел более 9 тыс. солдат и офицеров, в Чжалайноре – почти 6 тыс., у станций Цаган и Хайлар —около 5 тыс. и столько же в ближайшем тылу [44] . Вокруг городов Маньчжурия и Чжалайнор китайские войска создали мощную систему укреплений. Она имела глубину до 4—8 км и включала опорные пункты, развитую сеть окопов и ходов сообщения с убежищами. Пулеметы и орудия находились в защищенных огневых точках, имевших перекрытие в один-два ряда рельсов или бревен и с земляной насыпью до полутора метров. Город Маньчжурия с северной стороны прикрывал противотанковый ров глубиной до трех метров и шириной по дну также в три метра. Еще более мощный противотанковый ров был отрыт у Чжалайнора.

По указанию В. К. Блюхера штаб ОДВА разработал план Маньчжуро-Чжалайнорской наступательной операции, предусматривавший окружение и последовательный разгром по частям войск китайского Северо-Западного фронта (более 15 тыс. человек). Для проведения операции привлекалась Забайкальская группа войск ОДВА (около 8 тыс. штыков и сабель) под командованием С.С. Вострецова [45] . На подготовку к операции отводилось шесть суток. Однако с самого начала возник ряд трудностей, которые не удалось полностью преодолеть. В Забайкальской группе войск почти отсутствовали армейские и дивизионные тылы, части и соединения испытывали значительный некомплект в личном составе по штатам мирного времени, не говоря уже о штатах на период боевых действий. Командующий группой С. С. Вострецов своеобразно воспринял указание В. К. Блюхера о секретности подготовки операции. К разработке ее плана привлекались только начальник штаба группы Г. И. Кассин и начальник оперативного отдела Я. Я. Вейкин. Руководители различных служб, в том числе начальник артиллерии, от этой работы были устранены.

Поздно вечером 16 ноября Блюхер провел совещание в штабе Забайкальской группы войск, на котором были уточнены план операции и порядок ее проведения. В соответствии с планом предусматривалось силами 21-й стрелковой дивизии блокировать с севера, востока и запада гарнизон противника в городе Маньчжурия. Предполагалось, что один полк 36-й стрелковой дивизии нанесет удар по городу с юго-востока, а остальные силы дивизии с танковой ротой будут наступать в южном направлении с целью перерезать железную дорогу между станцией Маньчжурия и Чжалайнором и разобщить группировку противника. Части 35-й стрелковой дивизии получили задачу нанести удар на Чжалайнор с севера, а одному батальону 104-го стрелкового полка следовало занять господствующую высоту в 5 км юго-восточнее города и не допустить отход противника на Хайлар. 5-й Кубанской кавалерийской бригаде предстояло глубоким охватывающим маневром выйти на южную окраину Чжалайнора и во взаимодействии со стрелковыми частями уничтожить противника в самом городе. В последующем предусматривалось главными силами Забайкальской группы войск наступать на северо-запад и совместно с 21-й стрелковой дивизией уничтожить вражескую группировку в городе Маньчжурия.

Соединениям и частям Забайкальской группы войск предстояло действовать в исключительно трудных условиях. Местность на китайской территории открытая, долина между реками Аргунь и Мутная Протока, залитая осенними дождями, после сильных морозов превратилась в ледяное поле.

К. К. Рокоссовский, получив задачу на наступление, немедленно отдал приказ о сосредоточении частей бригады (1,5 тыс. человек) в исходный район. 73-й кавалерийский полк, выступив в полночь 11 ноября, в три ночных и один дневной переход без дневок прошел 300 км. Главные силы бригады во главе с Рокоссовским начали движение в 10 часов 15 ноября и за сутки преодолели более 100 км. В. К. Блюхер, оценивая состояние частей Забайкальской группы войск к началу операции, отмечал: «В частях 36-й сд и 5-й кавбригады чувствовалась измотанность сил. Последний полк кавбригады, сделав за день большой переход, к моменту нашего приезда стоял на улицах поселка(Абагайтуевский. – Авт.) в ожидании места для оставшегося короткого отдыха. На всем лежала печать нервности, отчасти бестолковости. Руководящий состав выглядел издерганным, растратившим свои силы еще до боя[46] ».

В час ночи 17 ноября 5-я отдельная Кубанская кавбригада выступила из поселка Абагайтуевский. По скользкому, но уже крепкому льду она перешла через Аргунь, и к 7 часам утра передовой 75-й кавалерийский полк вышел к линии железной дороги в тылу Чжалайнорского гарнизона. Когда об этом доложили Рокоссовскому, тот отдал приказ: «Взорвать железнодорожное полотно! Вывести из строя телеграфную линию!»

На рассвете 17 ноября войска Забайкальской группы начали артиллерийскую подготовку, поддержанную ударами авиации с воздуха. Через час после ее начала красноармейцы, одетые в полушубки и валяные сапоги, перешли в наступление. Сильный мороз и пронизывающий ветер не являлись помехой для бойцов. Страшнее оказались недостатки, допущенные при подготовке операции, особенно невыполнение указания Блюхера о проведении воздушной разведки обороны противника. Для наступающих неожиданными оказались окопы на южных подступах к Чжалайнору и противотанковые рвы. Части 36-й стрелковой дивизии наступали без огневой поддержки, хотя Вострецов и уверял Блюхера в ее твердом обеспечении. Один из танковых взводов остановился перед противотанковым рвом. На фоне этой картины резким контрастом выглядят воспоминания Маршала Советского Союза В. И. Чуйкова, который на период операции был прикомандирован к штабу ОДВА как владеющий китайским языком. «Танки беспрепятственно дошли до китайских позиций и открыли огонь вдоль окопов,—писал Чуйков в своей книге «Миссия в Китае». – Пулеметный огонь отрезвил китайцев. Они в панике побежали. Десять танков без каких-либо потерь с нашей стороны прорвали оборону противника[47] ».

Появление 5-й отдельной Кубанской кавалерийской бригады в тылу китайских войск стало, по всей вероятности, полной неожиданностью для них, потому что буквально через несколько минут после выхода кубанцев к железной дороге со стороны Чжалайнора показался поезд, следовавший на Хайлар. Так как саперы не успели взорвать путь, батарея кубанцев по приказу Рокоссовского, развернувшись, с открытой позиции несколькими снарядами остановила состав. Из вагонов в панике начали выскакивать офицеры и солдаты, которые, ведя беспорядочную стрельбу, бросились врассыпную. Их начал преследовать один из эскадронов 74-го кавалерийского полка, который захватил в плен 13 солдат и 16 офицеров.

Бригада Рокоссовского, захватив вражеский поезд, переправилась по льду через Мутную Протоку и овладела сопкой «Мать». После этого продвижение замедлилось, так как стрелковые части, которые должны были атаковать Чжалайнор с севера, еще не подошли. Противник предпринимал отчаянные атаки, пытаясь отбросить части 5-й отдельной Кубанской кавбригады. Однако Рокоссовский уверенно управлял боем, маневрируя огнем, переходя частью сил в контратаки. Особенно тяжело досталось 75-му кавалерийскому полку, которому пришлось отражать наступление конницы, состоявшей из бывших белогвардейцев. Генерал армии Г. И. Хетагуров, командовавший в то время артиллерийской батареей, вспоминал: «Мне до того никогда не приходилось видеть такой яростной рубки. Велики были потери белогвардейцев, но и 75-й кавполк потерял при этом свыше семидесяти человек, в том числе лучшего командира эскадрона кавалера двух орденов Красного Знамени близкого моего друга Ф. И. Пилипенко[48] ».

В 20 часов вечера части бригады Рокоссовского отошли с занимаемых позиций в район сопки «Мать», где и провели ночь под открытым небом, при низкой температуре и сильном северо-западном ветре. К этому времени войска Забайкальской группы ценой значительных усилий окружили две китайские бригады. Однако недостаток артиллерии, особенно тяжелой, затруднил подавление огневых точек противника и разрушение его оборонительных сооружений. Это явилось одной из причин скромных результатов первого дня операции.

Утром 18 ноября войска Забайкальской группы возобновили наступление. Авиация подвергла бомбовым ударам вражеские позиции, а артиллерия, учтя предыдущий опыт, обеспечила пехоте непрерывную огневую поддержку. К исходу дня части 35-й и 36-й стрелковых дивизий и 5-й отдельной Кубанской кавалерийской бригады сломили сопротивление чжалайнорской группировки противника. В. И. Чуйков, наблюдавший за действиями бригады Рокоссовского, отмечал: « Нужно отдать справедливость командирам кубанской бригады, которые ночью хорошо подготовили маневр и взаимодействие пеших и конных атак с артиллерией. Последняя на больших аллюрах выскакивала на открытые позиции и огнем прямой наводкой стрельбой картечью прокладывала дорогу кавалеристам. Кавалеристы в полном смысле слова врубались в укрепленные боевые порядки китайцев. От их сабельных ударов не одна сотня солдат противника свалилась в заснеженных степях Маньчжурии[49] ».

Часть китайских войск все же сумела вырваться из Чжалайнора и уйти на юг. В погоню за ними Рокоссовский отправил 75-й кавалерийский полк, который настиг противника юго-западнее разъезда Аргунь и уничтожил его. В ночь на 19 ноября Забайкальская группа войск возобновила наступление и после ожесточенных боев овладела станцией Маньчжурия. Одновременно войска Приморской группы разгромили группировку противника в районе Мишаньфу. 22 декабря в Хабаровске между китайскими и советскими представителями был подписан протокол о восстановлении прежнего положения на КВЖД.

В ходе боевых действий на КВЖД войска ОДВА потеряли убитыми 199 человек, умершими от ран – 27, умершими от болезней – 22, пропавшими без вести – 32, ранеными, контужеными и обмороженными 729 человек [50] . Потери бригады Рокоссовского составили 11 человек убитыми и 7 человек ранеными. Особая Дальневосточная армия за мужество и героизм своих воинов была награждена орденом Красного Знамени, а ее командующий В. К. Блюхер – орденом Красной Звезды № 1. К. К. Рокоссовский 13 февраля 1930 г. был удостоен ордена Красного Знамени.

В боях на КВЖД 5-я отдельная Кубанская кавалерийская бригада показала отличную боевую выучку. В своих «Выводах и пожеланиях по рассмотрению боевых операций, проведенных 5-й отдельной Кубанской кавбригадой» Рокоссовский отмечал: «Действия частей бригады в конном строю (конные атаки) имели место в течение всех трех дней операции и полностью себя оправдали, так как конными атаками противнику был нанесен наибольший ущерб. За период боев частями бригады было проведено до восьми атак, и все они имели положительные результаты… Успех атак обеспечивался их внезапностью, стремительностью и правильным нацеливанием подразделений[51] ».

В начале 1930 г. К. К. Рокоссовский распростился с кубанцами и отправился на Запад: он получил назначение на должность командира 7-й Самарской имени английского пролетариата кавалерийской дивизии, входившей в состав Белорусского военного округа. Дивизия включала четыре полка (37, 38, 39 и 40-й) и насчитывала 7 тыс. человек. Она располагалась в Минске и его окрестностях. Одним из полков, 39-м кавалерийским, командовал Г. К. Жуков, который вспоминал: «С Константином Константиновичем Рокоссовским, как я уже упоминал, мы вместе учились в 1924—1925 годах в Ленинграде на ККУКС и хорошо знали друг друга. Ко мне он относился с большим тактом. В свою очередь, я высоко ценил его военную эрудицию, большой опыт в руководстве боевой подготовкой и воспитании личного состава. Я приветствовал его назначение и был уверен, что К. К. Рокоссовский будет достойным командиром старейшей кавалерийской дивизии. Так оно и было[52] ».

Начало 30-х гг. было отмечено знаменательными событиями в жизни Красной Армии, получившими в отечественной литературе определение «техническая реконструкция Вооруженных Сил». Она опиралась на форсированную индустриализацию государства, милитаризацию его экономики, подчинение целям обороны всех социальных программ. В постановлении ЦК ВКП(б) «О состоянии обороны СССР» от 15 июля 1929 г. требовалось создать современную военно-техническую базу для обороны страны. [53]

В соответствии с первым пятилетним планом развития РККА (1929—1933 гг.) предусматривалось полностью перевооружить армию и флот новейшими образцами военной техники, создать новые технические рода войск (авиацию, бронетанковые войска) и специальные войска (химические, инженерные и др.), повысив их удельный вес в системе Вооруженных Сил, а кроме того модернизировать старое оружие и военную технику, моторизовать пехоту, кавалерию и артиллерию, осуществить массовую подготовку технических кадров [54] . По численности войск РККА должна была не уступать вероятным противникам на главном театре военных действий – Западном, а в технике – превосходить противника по трем решающим видам вооружения, а именно: по самолетам, артиллерии и танкам.

В результате реализации этих планов, начиная с 1932 г., в войска во все возрастающих количествах стали поступать новые системы оружия и военной техники. Сухопутные войска получили усовершенствованный станковый пулемет «Максим», модернизированную трехлинейную винтовку С. И. Мосина образца 1891/30 гг., а затем новые ручные, зенитные, танковые и авиационные пулеметы. На вооружение артиллерии поступили 45-мм противотанковая пушка, новые более дальнобойные и скорострельные 122-мм и 152-мм пушки, 76-мм зенитная пушка, 203-мм гаубица и 82-мм миномет. Это позволило увеличить огневую мощь стрелковых и кавалерийских соединений более чем в два раза. Благодаря быстрому развитию танковой промышленности в войска во все большем количестве поступала новая бронетанковая техника: легкие танки Т-18, Т-26, БТ-2 и БТ-5, средние и тяжелые танки Т-28 и Т-35, танкетки Т-27, плавающие танки Т-37 и Т-38. Они могли развивать высокую скорость, однако имели недостаточно мощное вооружение и броню. Войска связи стали оснащаться более совершенными радиостанциями типа 6 пк, 5 ак, телефонными аппаратами УНА-Ф-31, ТАМ, телеграфными аппаратами НОТА-34, СТ-35 и др. В инженерные войска начали поступать переправочные парки Н2П и НЛП, легкопереправочные средства, средства механизации и электрификации инженерных работ, проволочные малозаметные препятствия, противопехотные и противотанковые мины. Быстро развивались военно-воздушные силы. Уже к началу 30-х гг. ВВС РККА получили более совершенные истребители И-5, тяжелые бомбардировщики ТБ-2, легкие бомбардировщики Р-5 (они же самолеты-разведчики), штурмовики ТШ-2.

Наряду с техническим переоснащением армии совершенствовалась и ее организационная структура. В состав стрелковой дивизии впервые включается танковый батальон. В два раза увеличилось количество пулеметов, в 2,7 раза – артиллерийско-минометное вооружение. В стрелковый корпус вместо двух корпусных артиллерийских дивизионов включаются два артиллерийских полка, вводятся отдельный зенитно-артиллерийский дивизион и саперный батальон. [55]

Существенной реорганизации подверглась конница. С 1926 г. кавалерийская дивизия стала включать вместо трех бригад две и пулеметный эскадрон. Затем в ее состав вошли танковые подразделения и увеличилось количество орудий. Организационное развитие артиллерии осуществлялось в направлении укрупнения ее частей и соединений. Удельный вес дивизионной артиллерии уменьшился с 82% до 64%. В то же время состав корпусной артиллерии возрос с 12% до 22%. [56]

Наиболее крупные и радикальные организационные мероприятия проводились в области строительства и развития бронетанковых и механизированных войск. В 1930 г. формируется первая механизированная бригада, а в 1932 г. она развертывается в механизированный корпус, в состав которого входят две механизированные и стрелково-пулеметная бригады, отдельный зенитно-артиллерийский дивизион, более 500 танков и 200 автомобилей. [57]

С 30-х гг. в Красной Армии появляется новый род войск – воздушно-десантные войска. Начало этому положили сформированные в марте и июне 1931 г. в Ленинградском военном округе нештатный опытный авиамотодесантный и нештатный парашютно-десантный отряды. В следующем году был образован штатный авиамотодесантный отряд, развернутый в 1933 г. в авиационно-десантную бригаду особого назначения, а в 1936 г. дополнительно созданы 2 авиабригады и 3 авиадесантных полка особого назначения.

В составе Военно-Воздушных Сил с 1929 г. формируются однотипные и смешанные авиационные бригады, а в 1933 г. началось формирование авиационных корпусов. С конца 1936 г., тяжелобомбардировочные корпуса были сведены в авиационные армии особого назначения (АОН), предназначенные для решения самостоятельных оперативно-стратегических задач. Новое качество приобретают войска ПВО. Их развертывание начинается с 1928 г., когда для прикрытия важнейших административных и промышленных центров начали создаваться зенитно-артиллерийские полки и посты воздушного наблюдения, оповещения и связи (ВНОС). В 1932 г. для прикрытия Москвы, Ленинграда и Баку были сформированы зенитно-артиллерийские дивизии ПВО, а для защиты других крупных городов – бригады и полки ПВО. В 1937 г. эти соединения и части преобразуются соответственно в корпуса и бригады ПВО.

В строительстве Вооруженных Сил наметился планомерный переход от смешанной системы комплектования армии к кадровой. К концу 1935 г. уже 77% дивизий стали кадровыми. [58] Одним из важнейших мероприятий по совершенствованию управления войсками стало введение единоначалия, которое частично существовало еще в годы Гражданской войны. Так, к 1928 г. командиры-единоначальники составляли: среди командиров корпусов – 84%, дивизий – 74%, полков – 48% и командиров подразделений – 42%. [59] В последующем их удельный вес неуклонно повышался, а за комиссарами сохранялись лишь функции партийного и политического руководства, они же несли ответственность за политико-моральное состояние частей и соединений.

В первой половине 30-х годов на подъеме находилась военно-теоретическая мысль. В стране издавались не только труды отечественных военных теоретиков, но и работы зарубежных военных исследователей. Рокоссовский, несмотря на свою занятость, находил время знакомиться со всеми новинками военно-теоретической литературы. Однако разобраться во всем этом многообразии было не так уж легко, хоть тогда и считалось, что у командиров Красной Армии есть верный компас – марксистско-ленинская теория. Нарком по военным и морским делам К. Е. Ворошилов в своих приказах в качестве первоочередной задачи определял изучение марксистско-ленинского учения о войне и армии, «крепко помня, что нет такого участка практической работы в Красной Армии, где можно обойтись без марксистско-ленинской теории [60] ». Особое внимание стало уделяться разработке так называемого нового «пролетарского» способа ведения войны на основе учения Ленина о войне и работ Сталина, а также преодолению всех «буржуазных военных теорий» и разгрому «контрреволюционных кадров и их пораженческих теорий [61] ».

В то время советские военные теоретики исходили из возможности войны как между империалистическими державами, так и их коалиции против СССР. При этом считалось, что во всех случаях победу одержит именно Советский Союз. Уверенность в победе основывалась, прежде всего, на растущей мощи Советского Союза и его Вооруженных Сил, а также на моральной поддержке трудящихся всех стран, якобы «кровно заинтересованных в сохранении мира». К сожалению, последующие события показали, что наивные расчеты на мировую революцию не оправдались.

Относительно характера возможной будущей войны высказывались различные точки зрения. М. В. Фрунзе писал: «Никакая наиманевреннейшая война никогда не обходится без элементов позиционности [62] ». В противовес этому Н. Е. Какурин считал, что весь опыт позиционной войны может иметь только историческое значение. [63] Но все-таки большинство военных теоретиков и военачальников исходили из того, что маневренные и позиционные формы борьбы придется органически сочетать. Например, М. Н. Тухачевский, анализируя Временный Полевой устав РККА (ПУ-36), отмечал, что «в будущей войне позиционные фронты вполне возможны; если будут недооценены средства современной обороны, если не будут созданы в необходимых размерах наступательные средства борьбы и если войска не будут достаточно обучены сложному искусству современного наступательного боя[64] ». В печати развернулась травля бывшего генерала А. А. Свечина, являвшегося сторонником стратегии «измора».

В работах И. И. Вацетиса, Б. М. Шапошникова, А. М. Зайончковского, А. И. Корка, А. М. Вольпе, А. Н. Лапчинского и других военных теоретиков, несмотря на отдельные разногласия, проводилась мысль о том, что будущая война станет мировой, приобретет огромный размах и будет характеризоваться рядом новых черт как по занимаемому пространству и продолжительности и количеству участвующих в ней людских масс, так и по экономическим средствам, питающим войну. Они были убеждены, что воевать будут многомиллионные армии, оснащенные самым современным оружием и военной техникой. Военные действия охватят огромные территории на суше, на море и в воздухе. Воевать будет весь народ, вся страна, величайшее напряжение испытает весь государственный организм. Поэтому страну надо заблаговременно готовить к войне в экономическом, военном и моральном отношениях.

Другой характерной чертой стратегического облика будущей войны советские военные теоретики считали ее наступательную направленность. Предполагалось, что в основе действий, как агрессора, так и стороны, отражающей его нападение, будут лежать преимущественно активные наступательные действия. В первую очередь это требование относилось к Красной Армии, что вытекало из основных принципов большевистской внешней политики, особенно в военной сфере. Это нашло отражение как в стратегическом планировании, так и в требованиях соответствующих уставных документов. Например, во Временном Полевом уставе РККА (1936) отмечалось:

«Всякое нападение на социалистическое государство рабочих и крестьян будет отбито всей мощью вооруженных сил Советского Союза, с перенесением военных действий на территорию врага. Боевые действия Красной Армии будут вестись на уничтожение. Достижение решительной победы и полное сокрушение врага являются основной целью в навязанной Советскому Союзу войне[65] ».

Это положение действовало как до начала Великой Отечественной войны, так и в ходе войны до принятия нового устава.

В военно-теоретических работах значительное внимание уделялось вопросу о начальном периоде будущей войны. В 1932 г. под руководством начальника Штаба РККА А. И. Егорова были доработаны тезисы «Тактика и оперативное искусство РККА начала тридцатых годов», автором которых являлся погибший в авиационной катастрофе начальник Оперативного управления – заместитель начальника Штаба РККА В. К. Триандафиллов. В тезисах подчеркивалось, что «новые средства вооруженной борьбы (авиация, механизированные и моторизованные соединения, модернизированная конница, авиадесанты и т. д.), их качественный и количественный рост ставят по-новому вопросы начального периода войны и характер современных операций». В этом документе определялись основные задачи групп вторжения: а) уничтожение частей прикрытия; б) срыв в пограничных районах мобилизации и новых формирований; в) захват и уничтожение запасов, образованных противником для ведения войны и удержание районов оперативного значения. [66] Решая эти задачи, стороны, по мнению Егорова, будут стремиться упредить противника в развертывании главных сил и захвате стратегической инициативы.

В тезисах особо подчеркивалось, что в начальный период главную опасность будет представлять авиация, которая бомбовыми ударами и высадкой десантов может на глубине 600—800 км помешать перевозкам войск. Поэтому «основной гарантией возможности бесперебойного выполнения плана сосредоточения является наличие мощного воздушного флота, средств зенитной обороны…». Не меньшую опасность представляли подвижные соединения. Для их нейтрализации авторы тезисов предлагали использовать мощные механизированные группы и конные части, соответствующим образом дислоцированные в мирное время. Вместе с тем Егоров утверждал, что «группы вторжения в состоянии будут создать лишь ряд кризисов, нанести ряд поражений армиям прикрытия, но не могут разрешить вопроса окончания войны или нанесения решительного поражения его главным силам. Это – задача последующего периода операций, когда закончится оперативное сосредоточение [67] ».

Последующие исследования показали ошибочность таких установок. Выход в свет целого ряда теоретических трудов позволил глубже разобраться в сущности и содержании начального периода войны, особенностях проводимых в тот период операций и боевых действий. Советское высшее военное руководство исходило из возможности и неизбежности более решительных и масштабных действий в начальный период. Впрочем, и большинство отечественных военных теоретиков разделяли эту точку зрения. Так, М. Н. Тухачевский в работе «Характер пограничных операций» сделал вывод, что действия армии прикрытия выльются в ожесточенное пограничное сражение крупного масштаба, которое раньше считалось прерогативой главных сил. В связи с этим войска первого стратегического эшелона, призванные вести это сражение, Тухачевский назвал не армией прикрытия, а передовой армией.

« Пограничное сражение, – писал он,  – будут вести не главные силы армии, как это было в прежних войнах, а особые части, особая передовая армия, дислоцированная в приграничной полосе[68] ».

Большое значение военные ученые и практики придавали срыву планов противника в начальный период войны. Главным условием этого считались высочайшая бдительность, активность и решительность. Всеми единодушно подчеркивалось, что пассивность, выжидание могут привести к плачевным результатам. На основе теоретических исследований Штаб РККА разработал в 1934 г. проект «Наставления по ведению операции вторжения». В нем начальный период войны определялся как период борьбы за стратегическое развертывание вооруженных сил.

Изменение характера будущей войны в связи с быстрым ростом технических средств заставляло по-новому подойти к исследованию проблемы прорыва стратегического фронта противника. В тезисах Штаба РККА «Тактика и оперативное искусство РККА начала тридцатых годов» отмечалось, что новые средства борьбы (авиация, артиллерия РГК, танки) позволяют «поражать противника одновременно на всей глубине его расположения в отличие от нынешних форм боя и атаки, которые можно характеризовать как последовательное подавление отдельных расчленений боевого порядка [69] ». С учетом этого была разработана теория глубокого боя и операции, основа которой была заложена в трудах К. Б. Калиновского, В. К. Триандафиллова, М. Н. Тухачевского и других военных теоретиков.

Сущность теории глубокой операции и боя заключалась в одновременном подавлении обороны противника совместными ударами артиллерии и авиации на всю глубину и в прорыве ее тактической зоны на избранном направлении с последующим стремительным развитием тактического успеха в оперативный, который подразумевалось достичь вводом в бой или сражение эшелона развития успеха (танков, мотопехоты, конницы) и высадкой воздушных десантов для скорейшего достижения поставленной цели. Эта принципиально новая теория основывалась на применении массовых, технически оснащенных армий и указывала выход из своеобразного «позиционного тупика», в который зашла военная мысль в поисках форм и методов прорыва заранее подготовленной, сильно укрепленной обороны.

Однако некоторые военачальники высказывались скептически в отношении новой теории, учитывая недостаточную техническую оснащенность армии того времени. Например, командующий войсками Белорусского военного округа И. П. Уборевич в своем докладе начальнику Штаба РККА от 29 марта 1932 г. отмечал: «Если бы я думал, и если мы с Вами верим, что глубокая тактика в современном бою возможна и не окажется книжной кабинетной выдумкой мирного времени, тогда надо бы дать комкору (стрелкового корпуса) средства для атаки[70] ». По расчетам Уборевича, для успешного претворения в жизнь теории глубокой операции требовалось иметь «сплошной оперативный организм (армию)» в составе двух механизированных корпусов (1000—1200 танков), шести стрелковых дивизий (в каждой по 11 тыс. автомобилей), двух-трех кавалерийских дивизий (в каждой 300 автомобилей), двух штурмовых и истребительных авиационных бригад (400 самолетов).

Отечественная военная мысль признавала и правомерность, и необходимость обороны. Но постоянно подчеркивалось, что оборона – это вспомогательный вид военных действий и что обороной не только войну, но и сражение выиграть нельзя. Поэтому подготовка и воспитание армии велись в духе решительных и бескомпромиссных действий для достижения безусловной победы в будущей войне. Определенное внимание вопросам обороны все же уделялось. Так, во Временном Полевом уставе 1936 года отмечалось: «Оборона должна быть непреодолимой для врага, как бы силен он ни был на данном направлении [71] ». В связи с этим требовалось повысить ее способность противостоять массированным ударам крупных сил артиллерии, авиации и танков. Однако дальнейшей разработке этих вопросов помешали репрессии. По существу, к данной проблеме вернулись лишь в 1940 г., уже после начала Второй мировой войны.

К. К. Рокоссовский, вступив в командование дивизией, снова перешел на другой уровень. Дивизия является основным тактическим соединением в вооруженных силах, предназначенным для выполнения боевых задач в составе корпуса, армии, фронта и других формирований, а также самостоятельно. Теоретически командиром дивизии мог стать человек, имевший только высшее военное образование в объеме военной академии. Но на практике, особенно в 20—30-е годы прошлого века, на эту должность в Красной Армии назначались инициативные, творчески мыслящие командиры, окончившие только курсы усовершенствования высшего начсостава. Поэтому назначение Рокоссовского на должность командира дивизии нельзя рассматривать как исключение, тем более что в то время РККА испытывала нехватку опытных командных кадров. Ведь большинство так называемых военных специалистов, бывших офицеров и генералов с академическим военным образованием было уволено по возрасту или в связи с их социальным происхождением, не соответствующим облику пролетарской армии.